Текст книги "Пробуждение"

Саша увидела, как по лицу Валерия Ильича заскользила гримаса досады. Вахрушев старался как можно реже упоминать название возглавляемого им печатного издания, зная, какие, мягко говоря, не особо положительные эпитеты в отношении газеты употребляют в городе, да и в области. Особенно его коробило даже не то, что газету называли желтой прессой, а то, как полное название «Светлоярск день за днем» заменяли пренебрежительно-коротким «Дно». «Ведь читают, сволочи, нашу газету от корки до корки, – возмущался Вахрушев чуть ли не на каждой редакционной планерке, – а все равно норовят нас побольнее ущипнуть. „Дно“ – это вообще словно кличка собачья». Правда, бывали случаи, когда главред сам употреблял это название, когда чувствовал, что так легче добиться от упертого собеседника желаемого результата разговора. Монастырской в принципе было все равно, как называют газету в городе. Главное, чтобы читали побольше. Тогда и рекламу охотно давать в газете будут, а это финансирование, зарплата. А деньги ох как нужны сейчас: ипотека, кухню новую купить неплохо бы, Русланчик растет. Плюс опыта репортерского набраться можно. А станешь известным журналистом, то тогда уж в более солидное издание можно перебраться. Подружки, кстати, да и приятели мужа нормально относятся к тому, что Саша в «Дне» работает. Конечно, у Вахрушева другой взгляд. Человеку за пятьдесят, раньше, при коммунистах, в обкомовской газете работал, а теперь вот до «Дна» докатился, пусть и в должности главреда. Наверное, невесело ему от этого. Но размышлять о душевных переживаниях начальника Саше не захотелось: каждому свое, ей бы вот сейчас сделать материал о летаргии, да так чтобы он в топ попал.

Александра посмотрела на Вахрушева, который молча правил чью-то статью. За своими раздумьями она пропустила, чем закончился разговор главреда с секретаршей Линой. «Черт, какая я невнимательная! – начала покусывать губы Монастырская. – Вот на фига мне надо было сейчас вспоминать про „Дно“? Теперь не знаю, о чем Вахрушев договорился. Какой же я журналист после этого? Сижу и думаю о своем, вместо того чтобы слушать в оба уха. Курица!» После такой самокритики Саше стало легче, и она осторожно обратилась к Вахрушеву:

– Валерий Ильич, так я к себе пойду? Вы мне потом скажете, что делать?

– Зачем к себе? – Главред удивленно поднял глаза на свою сотрудницу. – Ты же слышала, что через четверть часа он после обхода вернется в кабинет. Кстати, меньше десяти минут осталось.

– Наверное, вы с ним захотите наедине переговорить? – осторожно продолжила выспрашивать Монастырская.

– Если бы хотел наедине, то давно бы сказал тебе об этом, – отрезал Вахрушев, продолжая делать пометки в вычитываемом тексте. – Ты никуда не убегай, чтобы мне не искать потом, здесь посиди тихонько, а минут через десять мне напомни насчет звонка.

Валерий Ильич снова поднял глаза на Сашу и с иронией в голосе добавил:

– Только не засни тут!

Монастырской стало обидно, захотелось в ответ произнести нечто дерзкое, но, в конце концов, он начальник, тут особо не разгуляешься, лучше эпитеты при себе оставить. Да и не случайно Вахрушев, скорей всего, сказал. Видно, когда она про работу в желтой прессе задумалась, то глаза прикрыла.

Чтобы скоротать время ожидания, Саша попыталась начать думать о чем-то приятном. Но ничего подходящего в голову не лезло. Тогда Александра принялась разглядывать движение секундной стрелки часов. А та, словно издеваясь, никуда не спешила и нарочито медленно обходила циферки по кругу, подолгу задерживаясь у каждой. Вот уж правду говорят: хуже нет ждать да догонять. Но всему на свете приходит конец.

– Валерий Ильич, – подала голос Монастырская, еле дождавшись, пока после назначенных ей десяти минут прошла, на всякий случай, еще одна, – вы просили напомнить. Можно, наверное, уже звонить.

Вахрушев посмотрел на свои часы, затем вычеркнул из вычитываемого текста еще пару слов, сделал там пометку, где остановился, и, снова придвинув к себе телефон, начал набирать номер:

– Алло, Лина? Это опять редактор из газеты… Да, да, Валерий Ильич… Появился ваш начальник?.. Можете соединить?

Прикрыв рукой микрофон на телефонной трубке, Вахрушев успокоительно кивнул Саше: мол, все в порядке. Монастырская замерла в ожидании, даже дышать почти перестала: вот она, удача, сейчас может впорхнуть прямо в руки, лишь бы не сглазить!

– Иван Петрович?.. Здравствуйте, – подчеркнуто доброжелательным тоном заговорил главред, – вас беспокоит Вахрушев Валерий Ильич, главный редактор… Да, газета «Светлоярск день за днем»… А что вас не устраивает?.. Знаете, я тоже не первый день на свете живу. В советское время, к вашему сведению, в обкомовской газете работал… Да-да, в «Светлоярской правде»… Поймите, Иван Петрович, не знаю, как в медицине, но у нас в журналистике все поменялось кардинально. Мы вынуждены сами зарабатывать, нам никто теперь из бюджета не дает. А «День за днем» к тому же распространяется бесплатно, поскольку если за деньги да так, чтобы наши расходы на выпуск покрывать, то у нас читателей с гулькин нос останется… Думаете, мне самому приятно, что приходится в основном о трупах да пожарах писать? Сейчас высокую журналистику люди не читают. А раз не читают, то рекламу никто давать не будет. Мы же живем от этой чертовой рекламы, будь она неладна!

Главред набрал в легкие побольше воздуха и продолжил атаку:

– Иван Петрович, дорогой, мы же все-таки не «СПИД-инфо» или какая-нибудь аналогичная газетка из Москвы или из Питера. Вы хотите, чтобы они к вам в центр вместо нас приехали? Уверяю, хорошего мало будет. А мы – свои, местные, в одном городе живем… Зачем «СПИД-инфо» приедет? Я думал, что вы догадались… Нет? Вот дошла до нас информация, что есть у вас пациент уникальный, который много лет, чуть ли не пятнадцать, в летаргическом сне провел, а сейчас в себя пришел… Нет уж, извините, дорогой Иван Петрович, но при всем уважении к вам источник информации я раскрыть не могу. Это же азбука журналистики, иначе с нами никто работать не будет. Но я вам, Иван Петрович, другое сказать хочу. Если мы о пациенте вашем узнали, то и другие узнают, и быстро. В том числе столичная желтая пресса. А она, уж поверьте мне, действительно желтая, махровая, «День за днем» по сравнению с ней – это просто ангел… Иван Петрович, вы меня не так поняли. Я не угрожал и не собираюсь звонить ни в Москву, ни в Питер, ни даже в Гонолулу, хоть я в этом славном городе никого и не знаю. Я лишь сказал, что раз нам стало известно, то они тоже узнают. Вопрос одного-двух дней, а скорее всего, считаных часов. Пусть лучше первая публикация в своей газете будет, в светлоярской. Или вы не патриот нашего края?

Вахрушев сделал короткую паузу, показал Александре поднятый вверх большой палец и усилил натиск на собеседника:

– Я вас понял, дорогой Иван Петрович. Конечно, наш журналист все свои действия будет с вами координировать. Конечно, не во вред этому пациенту и только с его согласия. Мы будем тихими и кроткими как овечки: так вроде в песне поется?.. У меня к вам конкретное предложение. Давайте я вместе с нашей журналисткой, которая у вас в центре будет работать, к вам подъеду, и мы все-все обговорим. Согласны?.. Мы под ваш график подстроимся. Если удобно, то готовы сейчас приехать… Да, запишите: Вахрушев Валерий Ильич и со мной Монастырская Александра… э-э…

Саша громким шепотом напомнила начальнику свое отчество:

– Михайловна.

Главред кивнул и продолжил:

– Монастырская Александра Михайловна… Да, прямо сейчас выезжаем.

Вахрушев положил трубку и с удовлетворением посмотрел на свою сотрудницу:

– Ну что, добилась своего? Теперь главное – не отступать. Раз уж взялись за эту историю, то надо первую публикацию оставить за собой. Пусть потом столичные знаменитости приезжают. А они явятся сразу же, как узнают, тут и к гадалке не ходи. Ладно, Саша, давай бери диктофон, а лучше два, чтобы запасной был. Надо еще бы фотокора с собой захватить, я не сообразил сразу. Щитников на месте, не знаешь?

– На месте, – уверенно кивнула головой Монастырская. – Я, когда к вам шла, видела – у них дверь была в коридор открыта, и там Жора ребятам что-то показывал.

Вахрушев набрал номер по внутреннему телефону:

– Георгий, ты на месте?.. Ничем не занят?.. Хорошо, понял. Сейчас поедешь со мной и Монастырской в центр психиатрии… Успокойся, не лечиться! Сюжет там может получиться уникальный… Подробности по дороге. Давай быстренько собери свою технику и подходи ко мне. Штатив обязательно возьми. Подробности по дороге, я же уже сказал… Да, подожди секунду! Напомни, как твое отчество.

Закончив разговор со Щитниковым, Валерий Ильич легонько упрекнул Монастырскую:

– Что же ты про фотографа забыла? Уж ладно я, память дырявая, а тебе до пенсии пока далековато. Это должен быть материал с большим фото на первой странице.

– Простите, – начала оправдываться Александра, которой стало очень неудобно. – Про фото я забыла. Из головы вылетело. Я, как в автобусе этот разговор услышала, до сих пор в себя окончательно прийти не могу.

– Ничего, Саша, со мной по молодости и не такое бывало. – Александра не ожидала, что начальник ответит столь мягко. В подобных случаях Вахрушев частенько подолгу ворчал.

На столе главреда задребезжал городской телефон.

– Кого там нелегкая несет? – Валерий Ильич снял трубку. – Слушаю… Да, это я… Ах, Лина! А я только что собирался звонить Ивану Петровичу. С нами еще третий человек будет – фотограф. Запишите его данные для пропуска, пожалуйста… Как не получится? Почему?.. Хорошо, соединяйте, конечно.

Саша почувствовала, как сердце у нее начинает уходить в пятки. Что случилось? Ну почему в жизни так не везет?! В кои-то веки такой сенсационный материал нарисовался, обо всем договорились, и тут на тебе! Что там, в этом чертовом центре сталось? Может, Померанцев за счет постоянного общения с психами сам таким стал? А иначе как объяснить, что за пять минут все на сто восемьдесят градусов проворачивается?

– Да, Иван Петрович, это я, – голос Вахрушева показался Саше упавшим, наверное, тоже переживает, – мы хотели еще фотографа захватить, а ваша секретарь мне говорит, что планы изменились. Что произошло?.. А, понятно. И отменить нельзя?.. Да, понимаю, облздрав есть облздрав. А если по возвращении?.. Ясно. То есть сегодня никак?.. Хорошо, можно завтра. Лучше бы тогда с утра, а то чем черт не шутит – если столичные коллеги узнают, то они мигом в Светлоярске окажутся. Тогда все наши усилия коту под хвост… Раньше никак?.. Хорошо-хорошо, как скажете… Конечно, удобно. Мы от вас зависим, поэтому подстроимся. В одиннадцать часов завтра у вас. Договорились!.. До свидания! Ой, простите, Иван Петрович, вы переключите, пожалуйста, на Лину, я не успел ей фамилию, имя, отчество нашего фотокорреспондента передать.

Пока Вахрушев задиктовывал данные Щитникова для пропуска, тот заявился в кабинет собственной персоной, увешанный несколькими фотоаппаратами, еще какими-то сумками и с упакованным в чехол штативом в руках.

Закончив общение с Линой, главред оценивающе провел глазами по фигуре фотографа и с удовлетворением отметил:

– Молодец, Жора! Сразу видно, готов на все случаи жизни. Только жизнь в очередной раз зигзаг сделала. В общем, сегодня никуда не едем, все переносится на завтра. В одиннадцать часов мы должны быть в центре психиатрии. Думаю, в четверть одиннадцатого надо отсюда стартовать, пока доедем, пропуска еще оформлять. Ты там бывал?

– Не приходилось еще. – Щитников продолжал стоять в полном снаряжении. – А что там случилось-то?

– Человек после летаргического сна проснулся! – не выдержала Саша, забыв про всякую субординацию. – Представляешь, полтора десятка лет проспал! Таких случаев в мире почти нет. Ну есть, наверное, только все равно уникальная вещь!

– Ничего себе! – удивленно отреагировал Георгий, машинально начиная снимать с плеч фотоаппараты.

– Присаживайся, сейчас мы с Сашей тебя в курс дела введем. Правда, сами пока мало что знаем, – вздохнул Вахрушев.

* * *

Монастырская взглянула в окошко автобуса. Еще одна остановка, и будет их здание с не очень приметной табличкой «Редакция газеты „СВЕТЛОЯРСК ДЕНЬ ЗА ДНЕМ“», примостившейся среди табличек других арендаторов. Раньше была целая вывеска большая, в темное время светящаяся. Но ее несколько раз разбивали и краской заливали непримиримые поборники чистоты прессы. «Пора заканчивать с воспоминаниями, – решила Саша. – И чего я на них сегодня подсела? Странно, разговор вчерашний с Вахрушевым как будто заново прожила. Аж в мельчайших подробностях! Может, это мозг так себя защищает? Блин, боюсь страшно, что все сорвется. Надо руки куда-то деть, в карманы, что ли, засунуть, а то люди дрожь заметят. Еще подумают что-нибудь нехорошее. Пальцы у кого дрожат? У пьяниц». Правда, как должны себя вести пальцы после попойки, Александра толком не знала по причине отсутствия собственного жизненного опыта. У нее приятная легкость в голове возникала после первого бокала сухого вина, так что второй бокал бывал совершенно не нужен. «А про пьяниц неплохо было бы статью написать, – подумала Монастырская, – причем про тех, кто потом на улице ночует или вообще бездомный».

В помещении редакции народа с утра было негусто. Вот после полудня станет заметно оживленнее. Шум, гам, споры творческие и всякие другие пойдут. Плохо, что некоторые в курилку не идут, а дымят прямо на рабочем месте. Сашу после рождения Русланчика табачный дым стал заметно напрягать, раньше она терпимее относилась, даже в студенческие годы сама несколько раз пробовала. А сейчас организм стал реагировать. Может, беременность так подействовала? Саша где-то читала, что по своему влиянию на организм женщины она чуть ли не как тяжелое заболевание. А что, вполне может быть и так.

Через открытую дверь комнаты фотокоров виднелся обвешанный различной техникой силуэт Щитникова. Саша помахала ему рукой. Георгий, заметив коллегу, выпалил без всяких приветствий и предисловий:

– Мы что, никуда не едем? Почему меня никто не предупредил?

– Как не едем? – Саша аж поперхнулась от мысли, что все снова сорвалось. – Откуда ты взял? Не молчи, говори!

– Так время пять минут одиннадцатого, а тебя нет и нет. Вахрушева, кстати, тоже, но он как-никак начальник.

– Нет, ничего не должно было сорваться. – Александра ответила нарочито уверенным голосом, пытаясь внушить спокойствие самой себе. – Сейчас звонить ему буду на сотовый, раз так.

– Кому это ты звонить собралась? – Монастырская услышала за спиной голос появившегося из-за угла коридора главреда. – Часом, не мне?

У Саши отлегло от сердца. За всеми этими переживаниями она даже не могла сообразить, ответила ли на приветствие подошедшего Вахрушева или промямлила нечто нечленораздельное.

Окончательно успокоилась Александра минут через десять, сидя на переднем сиденье вахрушевского «Фиата». Дорога была умеренно загруженной, никаких пробок не виднелось, тучки, застилавшие с вечера небо, и те начали потихоньку давать место лоскуткам голубого неба. Живи и радуйся! Вот только бы материал об этой летаргии получился, тогда о Саше заговорят в журналистском мире, да еще как заговорят!

Сидевший на заднем сиденье Щитников ойкал при каждом попадании в выбоину, которых в Светлоярске хватало даже на основных магистралях, тем более после зимы.

– Что, за технику боишься? – посмотрев в зеркальце заднего обзора, одобрительно поинтересовался Вахрушев. – Ничего, скоро доедем. Но штатив поглубже на сиденье переложи, а то и впрямь свалится.

Завидев поворот к центру психиатрии, Саша подумала, что едет сюда впервые в жизни. «Как я раньше о нем забыла? – недоумевала она. – Тут же куча интересных сюжетов должна быть. Про каждого пациента такое можно написать, что до дыр потом зачитают. Я после сюжета с летаргией тут еще задержусь».

Вахрушев свернул на гостевую парковку и остановил машину в ближнем углу площадки:

– Приехали. Паспорта не забыли?

Александра лихорадочно начала перебирать содержимое своей косметички. Цилиндрик помады выскочил из сумочки и упал к ногам. Саша сконфузилась и быстренько наклонилась за ним, улавливая боковым зрением ироничную улыбку Вахрушева. Помада возвратилась на свое законное место, и почти сразу во внутреннем боковом карманчике косметички был обнаружен паспорт. У Саши отлегло от сердца.

– Специально захватил! – Щитников продемонстрировал коллегам документ, удостоверяющий его личность. – Как вы и говорили, Валерий Ильич. Обычно редакционным удостоверением обхожусь.

– Но тут госучреждение федерального уровня, – перебил Вахрушев. – Заартачится какой-нибудь охранник насчет твоего удостоверения, придется Померанцева разыскивать, чтоб указание дал. Только время потеряем. Ладно, пошли. Я сам тут первый раз. Нет, вру, был, когда его еще строили, в начале 80-х. Хотели интервью, помнится, сделать, но почему-то не вышло, ограничились заметкой в новостном разделе о вводе центра в строй.

– А чего так? – поинтересовался Щитников, забирая с сиденья привезенную фототехнику.

– Не помню уже, – отмахнулся Вахрушев. – Столько лет прошло. В «Светлоярской правде» все решения принимал главред. Редколлегия была, конечно, но стиль целиком командно-административный, как в перестройку начали говорить. Это же обкомовская газета, у главреда прямой телефон с первым секретарем и с секретарем по идеологии. Что те скажут, то главред и будет делать. А во всем остальном он уже сам решал.

Саша поежилась: «Да, в такой газете я не смогла бы работать. А впрочем, как знать. Время тогда другое было, все так жили. Вон родителей послушать, так никто другой жизни тогда и не представлял себе. Разве что диссиденты какие-нибудь. Так они в Москве да в Питере. Небось в Светлоярске и не было ни одного. Кстати, тоже тема интересная, но не совсем для „Дна“: динамики нет, действа запоминающегося».

На КПП вахтер встретил приехавших без энтузиазма. Начал перебирать лежавшие перед ним бумаги, не нашел нужную, принялся ворошить листы по второму разу. Сашу данная процедура откровенно бесила. Неужели нельзя было просто позвонить в приемную Померанцева и уточнить? Они же четко сказали, что по согласованию с главным врачом. Нет, теперь стой тут и жди, когда это чудо заспанное соизволит нужный документ обнаружить. Лишь бы не опередил никто!

– А другие журналисты к вам в центр приезжали? – рискнула спросить Саша у продолжавшего ворошить бумаги вахтера.

– Чего? – Тот поднял на нее глаза, похоже, не понимая суть вопроса.

Такой невнятный ответ успокоил Монастырскую. Значит, никого пока не было. Правда, вахтеры меняются, но они же по смене передают информацию. Должны, по крайней мере. Нет, точно никого не было, иначе он бы по-другому среагировал.

Сотрудник охраны наконец нашел нужный список и принялся сверять его с паспортами, ставя галочки.

– А это еще что такое? – Взгляд вахтера упал на штатив и прочее имущество Щитникова.

– Это фототехника, – поспешил ответить Вахрушев, переминавшийся с ноги на ногу в ожидании окончания явно затянувшейся процедуры. – С Иваном Петровичем я согласовал.

– Все равно надо посмотреть, – многозначительно поднял палец вахтер. – Сами знаете, в какие времена живем. Нам вон машину поставили для просвечивания, только она чегось не заработала пока. Давайте открывайте всё, я вручную посмотрю.

Время, когда Жора, чертыхаясь, извлекал фототехнику, а потом опять застегивал молнии, показалось Саше вечностью. Даже начало хотеться плюнуть, развернуться и уехать отсюда. Пусть без нее с этой летаргией разбираются. В конце концов, не сошелся на ней клином белый свет! В жизни и без их Карпунцова полно интересного.

– Перегорела уже? – спросил Сашу Вахрушев, как только они прошли через КПП.

– Есть немножко, – честно призналась она, удивляясь проницательности начальства. – Достал меня этот вахтер. Элементарная вещь: позвони в приемную, и всех делов! Нет, сначала спросонья бумагу нужную найти не может, затем фототехнику лезет лапать. Он там, кстати, ничего не сломал?

– Нет, – улыбнулся Георгий. – Разве ж я позволю? Интересно, родственников пациентов здесь так же мурыжат?

– Не думаю, – поделился своими соображениями Вахрушев. – Я заметил, что заявок со списками на проход в той пачке почти не было. Он ворошил инструкции всякие, среди которых заявка на нас завалялась. Скорей всего, родственников они по звонку пускают или официальные часы посещения есть. Тут ведь не рядовая клиника, пациентов мало, и все уникальные.

Саша спохватилась, что шедший рядом с ней Щитников куда-то исчез. Обернувшись назад, она обнаружила фотографа, пытавшегося поудобнее развесить по обоим плечам захваченную с собой технику.

– Жора, может, помочь? – отреагировал остановившийся Вахрушев. – Что-то ты с избытком сегодня вооружился.

– Нет, я технику никому не доверяю нести, – сконфуженным голосом ответил Георгий. – Я взял и для панорамной съемки, и портрет неплохой сделаем. Разные интерьеры, разные расстояния, разные позы – все как пожелаете.

– В принципе, я думаю, ты одним сегодняшним днем можешь обойтись и все отснять, – поделился своими соображениями главред. – Это вот Саше для хорошего материала дня три придется сюда поездить, а лучше недельку. Ладно, посмотрим, как получится. Сейчас главное – дожать Померанцева этого до нужной кондиции, чтоб нам зеленый свет дал. Кстати, Саша, про него можно попробовать отдельный материал сделать. Наверняка кучу других интересных историй рассказать может.

– А сколько ему лет? – спросила Монастырская.

– Не искал по нему информацию, – признался Вахрушев. – Но точно не двадцать, поскольку в двадцать лет главными врачами не становятся! Кстати, а тебе неплохо было бы досье на него составить еще до нашего приезда сюда. Наматывай на ус, в следующий раз надо до начала максимум информации собирать.

Саша отругала себя мысленно на чем свет стоит. Элементарная вещь – максимум информации до выезда на место. И почему опять из головы выскочило? «Не башка, а дуршлаг какой-то!» – расстроилась Александра.

Войдя в холл, Вахрушев без колебаний направился к окошку с табличкой «Регистратура».

– Померанцев у себя. Кабинет на третьем этаже. Лифт с утра сломался, ждут мастера, лестницы есть с обоих торцов корпуса, девушку в окошке зовут Майя, – в режиме телетайпной ленты Валерий Ильич изложил коллегам информацию, полученную в регистратуре.

В приемной главного врача их встретила сразу засуетившаяся секретарша:

– Вы из газеты? Иван Петрович ждет, но у него не очень много времени. Скоро должен Никитин приехать. Это наш бывший директор, теперь в Москве работает.

– А вы Лина? – уточнил Вахрушев и, получив в ответ утвердительный кивок головой, продолжил. – О том, что Николай Васильевич теперь уже не директор центра, вы мне вчера по телефону говорили. Но он, как я понял, связь с центром не теряет. Часто приезжает?

– Да не очень, – сомневающимся тоном произнесла Лина. – Там, в Москве, другие горизонты. Наш же центр не единственный в России. Да и других учреждений много. Но у нас сейчас случай уникальный, поэтому Николай Васильевич сразу согласился приехать, его Иван Петрович попросил. Ведь Николай Васильевич много лет Сорок пятого наблюдал.

– Кого? Какого еще Сорок пятого? – сразу ухватился за необычное место в словах Лины Вахрушев.

– Ой, простите, – лицо девушки покраснело в долю секунды, – это я по привычке. Пациент Карпунцов Алексей у нас все эти годы пролежал в палате номер сорок пять. Ее специально оборудовали, систему жизнеобеспечения смонтировали. Ну вот, мы между собой его и называли Сорок пятый. Он же вообще ни на что не реагировал. Уж на что Анна Мефодьевна душевная тетечка, кормила его, ухаживала с нянечками, и то иногда Сорок пятым называла, под общее настроение поддавалась.

– А кто это такая – Анна Мефодьевна? – взял быка за рога Вахрушев.

– Старшая сестра наша. Очень давно здесь работает. А что же вы стоите? Проходите к Ивану Петровичу. Только вы свои вещи здесь в приемной лучше оставьте. – Лина указала Щитникову на свободный стол в углу.

Жора принялся туда укладывать технику. Саше эти секунды показались невероятно длинными. Она так сильно принялась их считать про себя, что не услышала звука открывшейся двери и вздрогнула от неожиданности, когда совсем рядом раздался незнакомый мужской голос:

– Что за шум, а гама нет? Здравствуйте-здравствуйте. А я всегда считал, что журналисты – народ без излишних комплексов! Сама профессия обязывает. Но, видно, ошибался, раз вы войти не решаетесь. Или Лина вас очаровала? Она у нас такая, может!

– Иван Петрович, ну вы скажете. – Щеки секретарши запылали яркими красками.

Померанцев подмигнул Лине и подал руку Вахрушеву:

– Вы, как я понимаю, и есть тот самый Валерий Ильич, который убеждал меня, что нашествие прессы остановить не удастся, а потому остается лишь отдать приоритет своим. Как говорится: если безобразие нельзя предотвратить, то его надо возглавить. Правильно излагаю?

– Абсолютно верно, Иван Петрович! – Лицо Вахрушева расцвело широченной улыбкой. – Очень рад с вами познакомиться. А это наши сотрудники. Георгий Щитников – великолепный фотограф, у него и награды на разных конкурсах есть. А вот милая девушка слева та самая Александра Монастырская, которая будет делать материал и без настойчивости которой наша встреча не состоялась бы. По крайней мере, столь оперативно.

Саша от смущения не знала, куда себя деть. Но все-таки приятно, когда главред хвалит, да еще на людях, пусть и шутливым тоном. Ведь в любой шутке есть доля серьезного.

Поздоровавшись со всеми по очереди, Померанцев жестом пригласил гостей к себе в кабинет:

– Присаживайтесь за стол, кому где удобнее. У меня, к сожалению, не очень много времени. Скоро должен появиться Николай Васильевич Никитин, наш бывший руководитель, он сейчас в Москве работает, на федеральном уровне. Думаю, через полчаса будет. Поэтому давайте по общим вопросам договоримся, а затем наши сотрудники окажут содействие. Карпунцов о вашем приезде пока ничего не знает. Если уж не захочет, то извините, но придется все отменить. Пациент для нас превыше всего, а уж такой, как Карпунцов, – в особенности. Он сам по себе человек сложный, как мы успели понять, а когда полжизни просто так в трубу вылетело, то даже при ангельском характере взвоешь и на весь мир с кулаками кидаться будешь. Я образно, конечно.

Саше стало не по себе. Вслушиваясь в слова Померанцева, она только сейчас поняла, к какой глубокой и трагичной, на самом деле, человеческой истории предстоит прикоснуться. Странно, но до этого момента подобные мысли почему-то не приходили в голову. Казалось: вот оно, происшествие, яркое, редкое, запоминающееся. Приходи, бери интервью, еще добавь популярную справку о самой летаргии да Жорины фоточки – вот и готово. Номер идет нарасхват, в редакции начинают с восхищением поглядывать: ай да Сашка Монастырская, ты посмотри, что отгрохала! А здесь все сложнее, глубже. Действительно, человек полтора десятка лет как будто вообще не жил. Кстати, получается, что он в 80-х заснул? Так тогда еще Советский Союз был, о котором у Саши весьма смутное представление. «Почему я сразу ни о чем таком не подумала? – начала терзать себя Монастырская. – Это ж не прорыв водопровода и не ограбление. Вдруг не справлюсь? Аж страшно становится. И отступать поздно. Второго такого шанса не будет. Почему Вахрушев согласился мне доверить? Странно. Сам ведь мог».

– Иван Петрович, мы пока предельно мало знаем. Уж больно хорошо ваш центр хранит свои тайны! Неведомо нам, ни какого числа Алексей Карпунцов проснулся, ни как это произошло. Да и о нем самом практически ничего не знаем. Жена, дети, родители – полный ноль. Даже сколько лет ему – не знаем.

Саша снова начала упрекать себя: ну почему Вахрушев задает вопрос за вопросом и всё в точку, а она сидит и помалкивает? Зачем тогда было с инициативой вылезать, коли сидишь как статуя и наблюдаешь со стороны за разговором Вахрушева с Померанцевым? «Надо же что-то делать. Блин, а я к тому же про диктофон забыла». – Монастырская полезла в сумочку, достала оттуда коричневый с серебристым аппарат, выложила его на стол поближе к главврачу и щелкнула выключателем.

– Вы записывать будете? – Померанцев переместил свой взгляд с Вахрушева на Александру. – А нельзя без этого?

– Нет, нельзя! – Саша сама удивилась твердости своего голоса. – Иначе я не запомню всех деталей вашего рассказа.

– Да уж, Иван Петрович, – пришел к ней на помощь Вахрушев, – Саша права. Это наш инструмент рабочий, примерно как скальпель у хирурга. Но я вам обещаю, что перед публикацией все содержание мы согласуем и с вами, и с пациентом вашим.

– У хирурга не только скальпель есть, – улыбнулся Померанцев. – Ладно: инструмент так инструмент.

– А вы постарайтесь не обращать на диктофон никакого внимания: ну, лежит на столе коробочка и лежит. – Произнеся на одном дыхании эту фразу, Саша поняла, что ее волнение куда-то постепенно уходит, и решила не сбавлять темпа: – Давайте к Карпунцову перейдем. Вот Валерий Ильич уже несколько вопросов сформулировал, очень хотелось бы узнать о нем как можно больше.

– Хорошо, – мотнул головой Померанцев. – Я, может, и не все вопросы запомнил, тогда начну просто по порядку, а вы уж уточняйте. Проснулся Алексей десятого числа, на следующий день после праздника.

– Ой, а как это случилось? – Саша округлила глаза и уставилась на главврача. – Рассказывайте, Иван Петрович, не тяните!

– А меня при этом не было, – неожиданно для Монастырской ответил Померанцев. – Это же праздники были. Мне дежурный врач позвонил, Голубничий Виктор.

Александра слушала рассказ Померанцева, и в ее воображении картинки услышанного одна за другой сменялись, словно в диафильме. Монастырской хотелось собрать всех в одной комнате: и Голубничего, и Гаврилову Елену, и, конечно, Анну Мефодьевну, которая представлялась Саше доброй феей, проведшей долгие годы у спящего колдовским, навеянным чьими-то чарами сном Алексея и все-таки добившейся пробуждения. Столько интересного впереди ожидает, когда она с каждым из этих людей сможет поговорить. А сам Карпунцов? Почему Померанцев ничего не говорит о его семье? Есть ли она вообще?

– Иван Петрович, – не выдержала Саша, – извините, что прерываю. Вы ужасно интересно рассказываете, правда! Мы еще к подробностям того дня вернемся. А сейчас, если можно, про Карпунцова. Вы ничего не сказали о его родных. Их, как я поняла, не было в тот день в центре. Или у него семьи вообще нет?

– Есть у него семья, и немаленькая по нынешним меркам, – ответил Померанцев с грустью в голосе, которая показалась Саше странной. – Брат старший, сестра, тоже старше его, мать. Пожилая, естественно. К тому же с сердцем у ней не очень. Отец у Карпунцова умер не так давно, не дождался сына… Вот такие дела. Кстати, они сегодня должны приехать. Сестра местная, светлоярская, она чаще других к нам приходила в последние годы. Брат живет в Подмосковье, а мать в Меженске. Они вчера были и поехали в Меженск сообщить Анне Никаноровне, это мать Алексея. Она пока ничего не знала, телефона дома нет, а телеграмму мы отправлять не стали, зная о ее сердце.