Текст книги "Пробуждение"

Анна Никаноровна замолчала, вздрагивая и сглатывая слезы. Аннушка, присев рядом, погладила ее по руке:

– Неужто Алеша так и не привыкнет, что Сережка-то вырос?

– Вот и я о том же, – всхлипывала мать Карпунцова. – Я и сказала ему прямо: мол, так и так, Сергей уже школу закончил… Вот точно лучше бы промолчала. Он потемнел глазами, раньше никогда таким не видела, задрожал как осиновый лист, мою руку сбросил и как рванул к окну! Я глаза зажмурила, испугалась страшно, что сынок из окна выбросится. Потом слышу удар и еще один. Я глаза расцепила и вижу: лежит Алешенька на полу возле окна, лицо белое-белое, ртом воздух хватает и порывается крикнуть что-то. А голоса нет уже, сорвал. Первая мысль у меня: слава Богу, что в окно не вылетел, подоконник его остановил. Алеша с размаху на него налетел, ударился и упал.

– У нас в зданиях специально такие подоконники, чтоб нельзя было сразу к окну попасть. И стекла особенные, это даже не стекла, а пластик прочный, его просто так не прошибешь. Хотя, конечно, положено решетки ставить. Но пока Леша спал, об этом и не думал никто.

– Вот-вот, мне и Иван Петрович такое же вчера сказал, когда приехал. На сегодня мастера вызвали – решетку ставить. Теперь Алешенька мой словно в тюрьме будет, – заплакала в голос Нюра.

– Ну, перестань реветь, ничего ведь не случилось. Лучше скажи, дальше-то что было? – спросила Аннушка. – Почему Померанцев приезжал?

– Ему эта самая… фамилию забыла… как же ее?.. Молоденькая такая… Вспомнила. Леной зовут.

– Гаврилова, – подсказала Анна Мефодьевна.

– Вот-вот, точно, Гаврилова. Так она и вызвала. Алеша-то мой посуду перебил, что после завтрака оставалась, тумбочку опрокинул, откуда только силы взялись. Я стою как чумовая, хватаю его за один рукав, за другой, а он словно бык на красную тряпку. Так и прет, так и прет тараном на все. Откуда только силы берутся! Санитар вбежал – видать, в коридоре слышно стало. Ну, он парень крепкий, враз Алешу в охапку сжал своими ручищами. А другой санитар звонить начал. Прибежала Лена эта Гаврилова и тоже перепугалась. Вроде врач, а стоит синяя-синяя и икает. Но я ее не виню, молодая еще, растерялась.

– Гаврилова у нас на хорошем счету, – произнесла Аннушка. – Ординатуру не так давно закончила. Тема у нее шибко заумная, я совсем ничего в этом не понимаю, защищаться скоро будет, ее Иван Петрович хвалит.

– Да я не с претензией, Аня, – ответила Нюра. – Молодая она еще девчонка, страшно стало. А кому не страшно? Я вот сама не своя была. Раньше, до летаргии этой, Алешка мог вспылить, наорать тоже мог, напиться, дрался порой, один раз швы накладывали, ну парень как парень, но тут словно невменяемый стал. Мне аж почудилось, что попадись я ему вместо тумбочки, он бы и меня на пол кинул. А все из-за Машки, стервы смазливой. Ни в жизнь ей не прощу! Наши бабы разве такие? Десятилетиями мужей с фронта ждали, тех, кто без вести пропал. А некоторые даже похоронки получали и все равно не верили, ждали. А тут? Мужик живой, только беспомощный… Если бы она Алешу дождалась, сынок бы на седьмом небе сейчас был. Уж очень сильно он Машку любил. А ведь другие девчонки по нему сохли. Вон Лилька, одноклассница его, в школе по пятам ходила. Вот я и думаю, если б Алеша на ней женился, может, и по-другому все вышло? Может, и летаргии бы не было? Вдруг она из-за Машки случилась? Хотя и не ругались они тогда, жили нормально, врать не буду.

– А Померанцев что? – напомнила Аннушка. – Он быстро приехал?

– Знаешь, Аня, я вообще счет времени потеряла. Мне что день, что ночь. – Нюра смахнула слезинки, накопившиеся в уголках глаз. – Помню, что Лена, врачиха, ему домой звонила, не нашла, не ответил никто. Потом на этот самый… ну телефон такой специальный, который с собой носить можно…

– Сотовый называется, – подсказала Анна Мефодьевна. – Ивану Петровичу в Москве выдали, сказали, что положено. Сам он твердит, что никак к этой технике не привыкнет, часто дома забывает.

– Вот-вот, сотовый. Что за штука такая, и не знаю, у нас в Меженске не видела ни разу.

– Ну, это типа радиотелефона. Только поменьше вот этого, – Аннушка достала из кармана халата черный аппарат с яркими цветными кнопками и металлическим штырьком антенны, – да работает там, где вышки специальные стоят. Наш-то только внутри клиники, если к забору отойти, то уже не берет. Так что Померанцев?

– Приехал потом, на даче его нашли. Мрачный пришел. Конечно, кому охота в воскресенье на работу. Думала, что со мной сперва поговорит, ан нет, сразу к Алеше в палату и всех выгнал за дверь, – сбивчиво рассказывала Анна Никаноровна. – Меня тоже. И санитаров в коридор отправил, сказал, что сам справится. Постояла я за дверью и вдруг чувствую, что ноги не держат, падаю. И больно в груди, очень больно. Тут меня сразу куда-то понесли, положили, я провалилась как в сон, только голоса слышу, но приглушенно, словно уши заложило. И болит сильно.

– Кардиолог что сказал?

– В больницу, говорит, надо бы. А что он еще сказать может? Ну, я наотрез отказалась. Куда я от Алеши? Я же к нему приехала.

– Лучше бы, Нюра, тебе под наблюдением быть. – Аннушка посмотрела в лицо Карпунцовой. – Что ты для Алексея сделать сможешь, если сама свалишься? С сердцем не шутят. А если инфаркт, не дай Бог?

– Вот и Иван Петрович мне то же самое вчера внушал. Один в один как ты, Аня, такими же словами. Говорил, что может договориться об этом… как его… о том, чтобы днем в больнице, а на ночь сюда.

– О дневном стационаре, – подсказала Анна Мефодьевна.

– Вот-вот, он так и сказал. Я пообещала, что если совсем худо станет, то соглашусь. А пока тут останусь.

– А Леша знает, что у тебя приступ вчера был?

– Нет, – замотала головой Анна Никаноровна. – Я просила не говорить. Пока ко мне врач приезжал, Алеша с Иваном Петровичем в палате был.

– И?.. – нетерпеливо спросила Аннушка.

– Не знаю я, о чем разговор там шел. Мне Иван Петрович рассказать отказался. Только у Алеши состояние улучшилось. Я потом, когда сердце отпустило, зашла туда. Смотрю, с физкультурным врачом, вчера какой-то новый приходил, занимается. Угрюмый, нахмуренный весь, но без криков и к окну больше не рвется.

Аннушке от услышанного не сделалось легче на душе. «А чего, собственно, я так тревожусь? – начала уговаривать она себя. – Кто мне этот Алексей – кум, сват, брат? В конце концов, и другие пациенты есть. И все сложные, легких да простых у нас не бывает. Уж слишком я прикипела к этому Лешке. Жалко его, конечно. А других разве не жалко? Вон мать у него есть, брат, сестра. А я кто? Подумаешь, медсестра. Вот выпишется он от нас и через полгодика забудет, как меня и звать-то. А из головы у меня никак не уходит. Может, из-за Ромки? Будь он рядом, да с внучкой, тогда другое дело. А может, просто я к Лешке привязалась будто к родному или сердобольная очень? Недаром Слава об этом постоянно твердит».

– Ладно, Нюра, ты не переживай так сильно. Это у Леши срывы нервные оттого, что первые денечки идут. Он же жить по новой только начинает. А все плохое позади: и про отца Леша знает, и про Машу. Теперь легче будет. Ты сама знаешь: время, оно все лечит. А у Ивана Петровича я постараюсь узнать, о чем они говорили. Я к Леше сейчас заходила. Спит он, дышит ровно. Пусть отдохнет.

– Я сейчас сама к нему пойду, – поднялась с места Анна Никаноровна.

Аннушка с сомнением посмотрела на нее:

– Может, не стоит? Ты придешь, он встанет, вдруг снова начнет, как вчера. Понимаешь, Нюра, я вот что подумала. Леша как тебя видит, сразу про нее вспоминает.

– Чего ж мне теперь, к собственному сыну нельзя? – Губы Анны Никаноровны мелко задрожали.

«Зря я так, – начала корить себя Аннушка. – Она небось подумала, что я хочу запретить ей с Лешкой видеться. Ну, если не запретить, то ограничить. Сейчас точно на меня обидится. Нехорошо получилось! Я ведь совсем не то хотела сказать. Чего-то в последнее время часто, не подумавши, брякаю».

– Нюра, – Аннушка погладила мать Карпунцова по руке, – ты совсем не так меня поняла. Я только хотела сказать, что хорошо бы с Иваном Петровичем посоветоваться: как сделать, чтобы Алеша, тебя увидев, про Машку не вспоминал. А то для него и ты, и она с Сережкой – это одна семья до сих пор. Вот я о чем.

Анна Никаноровна ничего не ответила, но снова села. Аннушка решила, что самое лучшее – это уйти, оставив Кар-пунцову одну. Она, не прощаясь, вышла из палаты, плотно прикрыв за собой дверь.

Оказавшись в коридоре, Анна Мефодьевна решила, что сейчас необходимо поговорить с Померанцевым. Во-первых, узнать, чем тот вчера Лешку успокоил, когда наедине остался, а во-вторых, сообщить о своем наблюдении, что Карпунцов вспоминает жену с сыном в основном тогда, когда видит рядом с собой мать. Она посмотрела на часы и решила пойти во второй корпус. Обход еще не должен был закончиться, а значит, Померанцев, скорей всего, там. Да к тому же самой в обходе не мешало поучаствовать: в конце концов, у них в центре не один лишь Карпунцов, другим пациентам тоже надо уделять внимание.

Аннушка направилась в соседнее здание, но по пути резко замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. В голову постучались нотки сомнения: «Может, вообще не стоит мне лезть? Вот зачем спрашивать у Померанцева, о чем он с Лешкой говорил? Я что, ревизор или начальник? Не обязан главврач перед медсестрой отчитываться. Сочтет нужным – сам расскажет. Или про то, что Лешка о жене думает, когда мать видит. Подумаешь, новость! Это же дураку понятно: они все – и Нюра, и Машка, и Сережка – его семья. Что, Иван Петрович не понимает разве? Вот зачем мне свои мысли примитивные ему пересказывать? Еще подумает: мол, бабка хочет любой ценой свою нужность показать, какая она вся из себя добрая да отзывчивая. „Наша мать Тереза“, – как однажды назвал Никитин. И смех и грех, да и только».

Анна Мефодьевна хотела было повернуть назад, но потом решила, что нехорошо пропускать обход целиком. Лучше хотя бы в конце появиться, хоть и не обязана она там быть: во втором корпусе дежурная медсестра есть. Аннушка потихоньку возобновила движение, решив при встрече с Померанцевым вообще не упоминать про Лешку.

Войдя в холл второго корпуса, она тотчас обнаружила, что обход закончился. Померанцев стоял в холле и внимательно слушал Жанну Кошелеву, еще одну их врачиху, сразу обращавшую на себя внимание ярко-рыжими волосами. Тот же Карпунцов не удержался, несколько раз неотрывно смотрел на Жанну и пытался оказывать знаки внимания. Кошелева любила быть в центре внимания, а уж внешности своей уделяла кучу времени. Одни только наклеенные ногти разных цветов и оттенков чего стоили, правда, смотрелись они в клинике не к месту, да и Светлоярск – город хоть и не совсем маленький, но довольно патриархальный. Анна Мефодьевна считала, что на работе лучше выглядеть поскромней, но с другой стороны, и у Жанны имелись свои резоны. С мужем пару лет назад развелась, что-то у них там не склеилось, детей у нее пока не было. А тридцатник стукнул: пора рожать, потом поздно будет. Значит, муж нормальный нужен, не бабочка-однодневка. Хотя за кого в клинике замуж выйти можно? Не за пациентов же. А из врачей только Илья Старыгин холостой и по возрасту ровня Кошелевой, но уж больно он легкомысленный, по жизни не идет, а как мотылек порхает.

Аннушка хотела повернуть назад, все равно обход закончился, но Померанцев, продолжавший внимательно слушать Жанну, сделал ей рукой знак остаться. Медсестра отошла к подоконнику и принялась терпеливо ждать. Кошелева продолжала в чем-то убеждать главврача. Говорила она эмоционально, размахивая руками, но при этом негромко, так что Анна Мефодьевна не могла понять, ни о чем беседа, ни насколько она близка к завершению. Захотелось присесть, но никаких стульев в холле второго корпуса не было. «Чего-то я совсем расклеилась, – еще больше погрустнела Аннушка. – Понедельник только начался, а я уже усталость чувствую. Может, это вчерашняя морковка довела?» Прийти к окончательному выводу ей не удалось, поскольку разговор закончился, и разгоряченная Жанна Кошелева молча прошествовала мимо Аннушки, ответив на приветствие лишь кивком головы.

Анна Мефодьевна подошла к главврачу, который листал чью-то историю болезни и, казалось, забыл о медсестре.

– Иван Петрович, извините, вы что-то сказать мне хотели?

– Да, хотел. – Померанцев захлопнул историю болезни. – Точнее, посоветоваться с тобой собирался.

Анна Мефодьевна отметила про себя, что настроение у главврача хорошее. В противном случае он обращался бы к Аннушке на «вы» даже при разговоре один на один.

– Давай советуйся. – Аннушка в ответ тоже перешла на «ты», как она позволяла себе в таких случаях.

– Что с Карпунцовым делать будем? – сразу взял быка за рога Померанцев.

– А чего с ним делать? Реабилитацию пусть проходит, потом выпишем его. – Анна Мефодьевна специально решила ответить банально, поскольку не понимала, куда клонит Померанцев.

– Тут куча проблем есть, – потер себе затылок Иван Петрович. – Причем не только медицинских. Конечно, мы не обязаны ими заниматься, но пациент уж больно уникальный. Аннушка, давай не ходить вокруг и около.

– А что за проблемы? – прервала Анна Мефодьевна главврача.

– Вопрос с группой инвалидности надо будет решать. Понятно, что первой группы теперь не будет. Да она и не нужна, иначе на работу не возьмут, а на пенсию не проживешь. У Алексея даже с паспортом проблема. Лежит он у меня в сейфе. Достал я, глянул, а паспорт-то советский еще. Ну, оно и понятно. Только скоро срок обмена на российские заканчивается. Кстати, в паспорте отметки о разводе почему-то нет, а свидетельство у жены бывшей, иначе ему просто негде быть. И что делать? Ее разыскивать или дубликат в ЗАГСе просить? Хотя припоминаю, что Никитин говорил о копии нотариальной. Надо в деле повнимательней посмотреть.

– Ваня, ты хочешь меня попросить этим заняться? – Аннушка посмотрела главврачу в глаза.

– Да нет, – отмахнулся Померанцев, – в конце концов, у нас административный персонал есть. И вообще это не наша забота, а родственников. Конечно, Анне Никаноровне тяжело такими проблемами заниматься: и возраст не тот, и сердце серьезно пошаливает. Но Людмила есть, вот пусть и побегает.

– Ваня, признайся, ты же не об этом хотел поговорить? – Аннушка еще раз заглянула в глаза собеседнику. – И про то, что свидетельства нет, ты по другому поводу вспомнил. Знаю я, что тебя волнует: разыскивать жену Карпунцова или нет?

– Догадливая ты, – кивнул Иван Петрович. – Но я действительно не знаю, как лучше: либо сюда ее тащить, даже если упираться будет, либо чтоб близко этой Марии не было. Разговаривал я вчера долго с Алексеем, когда он тут забуянил. Ревность у парня страшная, готов нынешнего мужа Марии прибить, а ей самой все простить, лишь бы вернулась. И никак он не может представить себе, что сын у него не детсадовец, а взрослый уже. Практически они одного возраста сейчас, если брать не физически, а психологически. Да и внешне это почти так, пока еще быстрое старение организма не началось.

– И что ты решил? – перебила главврача Аннушка.

– Я же сказал, что не знаю. Вот еще какое дело. Я реально боюсь, что он от нас может сбежать. Решетки на окна сегодня поставят, но это чтоб Карпунцов с горя не вздумал вниз головой броситься. Ты сейчас возразишь, что у нас забор высокий, охрана на входе. Все так, но если надо, то человек всегда лазейку найдет. Есть только одно, что его удерживает.

– Слабость? – предположила Аннушка.

– Нет! – решительно замотал головой Померанцев. – Разве он думает о том, что, пока пищеварение в нормальное состояние не пришло, мышцы как у ребенка? Алексею это пофиг, он потом ощутит, а не сейчас. Нет, его другое останавливает: не знает, где жену искать. Мы же не сказали, что она в Питере, если, конечно, кто-то не проболтается или уже не проболтался. Но все равно точного адреса у нас нет. Я перепроверил еще раз, телефон устаревший указан. Позвонил туда, предлог придумал, мужик какой-то ответил, что давно такие не живут, он сам покупал квартиру уже у следующего собственника.

– Чего-то странно, – не поверила Анна Мефодьевна. – А откуда этот мужик фамилию Машки с нынешним мужем знает? Я вот и то сроду не знала.

– Фамилия у нас есть, – ответил Померанцев. – Я ее ему назвал. Он ответил, что были такие собственники. Когда квартиру покупаешь, то ведь весь пакет документов по ее истории берешь.

– И что, он так легко тебе об этом по телефону рассказал? И не поинтересовался, кто ты такой и зачем это тебе?

– Я с самого начала на военную хитрость пошел, – улыбнулся Померанцев, – сказал, что брата двоюродного разыскиваю, с которым много лет не общался.

– Ваня, а правду говорят, что статья в «Дне» выходит про Лешку и про нас всех? – неожиданно для самой себя сменила тему Аннушка.

– Да, выходит, – подтвердил Померанцев. – Мне сначала Вахрушев позвонил, потом уже Саша привезла текст публикации. Сказала, что просит завизировать, если у меня возражений нет. Я сначала не удержался, спросил: неужто такая газета, как их, материалы предварительно согласовывает? Потом пожалел – уж больно красным от обиды лицо Саши стало. Тем паче что статью она хорошую написала, все тактично получилось. Я даже удивился, что в «Дне» так делать могут. В среду, по-моему, выйдет. Там, кстати, Аня, твоя фотография будет.

– Батюшки мои! – всплеснула руками Анна Мефодьевна. – Зачем же моя? Они про Лешу собирались писать, а я тут при чем?

– Ладно, Аня, не прибедняйся. Можно подумать, что не ты все эти годы изо дня в день от Карпунцова не отходила. Кстати, и фото твое удачное получилось, ты там как в жизни. Фотограф неплохой в «Дне» оказался – свое дело знает. Я даже пожалел: толковые они ребята, а вынуждены в такой бульварной газетке работать. А что делать? Сейчас желтая пресса на коне, другую и не читают почти.

– Теперь вот телевидение еще, – напомнила Аннушка.

– Ну, я отбивался как мог. Только против администрации губернатора что я могу сделать? – развел руками Померанцев. – А впрочем… Знаешь, в народе недаром говорят, что неизвестно, где потеряешь, а где найдешь. Может, телесъемка благотворно на Карпунцова повлияет. Ему после истории с женой как воздух позитивные эмоции нужны. А тут такое внимание. Съемки, софиты, интервью берут, словом, телезвезда, да и только!

– Дай-то Бог, дай-то Бог! – как заклинание произнесла Анна Мефодьевна.

– Ладно, пошли в наш корпус. – Иван Петрович дотронулся до плеча медсестры. – Будем считать, что все эмоционально самое негативное для него уже позади. Только вот старение стремительное еще пережить предстоит. Психологически он молодым долго будет, а внешне через год от своего биологического возраста неотличим станет. Я вчера вечером Никитину позвонил, рассказал о нервном срыве, посоветовался. Они собираются выездной консилиум здесь у нас провести с приглашением главврачей других региональных центров. На следующей неделе планируется. Хотя, конечно, практического опыта ни у кого, кроме нас, нет.

– А Москва, Питер? – Аннушка с надеждой посмотрела на главврача.

– Карпунцов там сравнительно мало времени провел, да и было это очень давно. Из тех, кто тогда начинал, некоторых уже и в живых нету. Правда, в Питере Алексеем занимался очень толковый человек, Иосиф Рейнгауз. Но он лет десять как в Израиль уехал. Я попросил Никитина помочь его найти. Дело в том, что следов никаких нет, в журналах он перестал публиковаться. Я даже не знаю, жив ли. Ему за шестьдесят сейчас.

В холле первого корпуса они встретили двух человек в рабочей одежде, с которыми переругивалась дежурная из регистратуры. Завидев Померанцева, она затараторила:

– Иван Петрович, я им говорю, чтобы халаты надели, а они ни в какую.

– Зачем нам халаты? – возразил один из ремонтников удивительно низким голосом, который более всего подходил бы боцману пиратского парусника. – Мы их в секунду из белых в черные превратим. Вы лучше скажите, чтобы нашу «Газель» внутрь пропустили – тяжело же решетки таскать.

Померанцев вынул из кармана радиотелефон и вызвал на связь Кошелеву:

– Жанна Леонидовна, что там у Карпунцова? Он встал?

Ответных слов Аннушка разобрать не смогла, хотя голос Жанны звучал громко, но из трубки исходил немилосердный фоновый свист.

– Понял, – ответил Померанцев, дослушав Кошелеву. – Вы зайдите в сорок пятую и попросите, чтобы физкультуру делали с ним сегодня в другой палате. Можете сорок девятую открыть. А в сорок пятую сейчас поднимутся рабочие и будут ставить решетки. Вы возьмите под свой контроль, пусть санитары там освободят место возле окна. Да, еще позвоните на КПП, от моего имени скажите, чтобы «Газель» с решетками на территорию пропустили.

Иван Петрович положил телефон назад в карман и повернулся к ремонтникам:

– Не надо никаких халатов. Поднимайтесь наверх и начинайте. Машину вашу сейчас пропустят.

Закончив раздавать распоряжения, Померанцев молча пошел в сторону лестницы. Аннушка хотела направиться следом, но тут же решила, что это ни к чему. Пожалуй, лучше вернуться сейчас во второй корпус, раз уж на обход опоздала, убедиться, что там все в порядке, а потом еще и в третий корпус не мешало бы заглянуть.