Текст книги "Пробуждение"

– Людочка, Витенька, деточки вы мои родные, Артем, Нюта и Дуня, подружки мои, всю жизнь вместе, спасибо, что весточку такую счастливую принесли ко мне. Сколько лет я этого ждала, Бога молила, слезами вся исходила – только бы Лешенька очнулся, только бы к жизни вернулся. И вот скоро теперь сыночка своего увижу. Хотела за него выпить, чтоб никогда больше ни с кем такого горя не случалось, а вот сейчас подумала, что за это мы выпьем, но попозже чуток. А сейчас давайте за батю нашего, за Василия Ивановича. Никто не знает, только я, как он страдал, как сына ждал. Уж на что мужчина крепкий был, волевой, недаром Чапаем звали, не только ведь за имя-отчество, а лишь я знаю, как он слезами горючими по ночам плакал. Зубы сцеплял, чтоб не в голос, чтоб я не слышала, а подушка его потом вся мокрая. И не дожил он, мой Вася, до этого дня. Подточила его тоска по Лешеньке, жизнь укоротила. А как бы он сейчас радовался, если б с нами сидел! Давайте за отца нашего, за Василия Ивановича, за Васю моего родного! Царствие ему небесное. Он сейчас сверху на нас всех смотрит и тоже радуется.

Анна Никаноровна коснулась губами рюмки, вино всколыхнулось и тонкой рубиновой струйкой начало стекать по подбородку на шею. Людмила, сидевшая рядом, начала сразу же останавливать красную ниточку бумажной салфеткой, на поверхности которой стало расползаться яркое пятно.

«Будто в школе промокашкой», – к Евдокии Тимофеевне неожиданно нагрянули детские воспоминания. Она ощутила зажатую в руке ручку с пером, на кончике которого играет в чернильной синеве светящее прямо из школьного окна яркое, манящее на улицу солнце. И нет никаких забот, и жизнь впереди кажется чуть ли не бесконечной, вот-вот закончится урок, и можно будет вприпрыжку помчаться на задний школьный двор, где мелком уже расчерчены классики.

– Мамочка, ну успокойся ты, пожалуйста! Все ведь хорошо, Лешка с нами. – Голос Людмилы оторвал Евдокию Тимофеевну от воспоминаний.

Анна Никаноровна сидела, склонив голову почти до скатерти, и всхлипывала.

– А Леша сегодня при нас уже зарядку делал. И у него получилось! – Виктор нарочито бодрым голосом попытался отвлечь мать от воспоминаний об отце.

– Правда, Витенька? – наивно, будто ребенок, переспросила Анна Никаноровна и начала размазывать по лицу слезы, как маленькая девочка стараясь избавиться от их присутствия.

– Конечно, мама, – поддержала старшего брата Людмила. – Он же у нас сильный, Леша. Помнишь, как он на стройке работал? И каменщиком классным был, и панели сваривал. Для него врачи специальную методику разработали, чтоб мышцы укрепить, а то они ослабли, конечно, пока лежал.

– А про меня он спрашивал? – Анна Никаноровна пристально посмотрела в лицо дочери, а затем перевела взгляд на сына.

– Конечно! – первым успел ответить Виктор. – Он тебя очень ждет. Сегодня, когда мы сказали, что к тебе поедем, то он нас чуть ли не руками вытолкнул. Мол, поезжайте поскорее, привезите маму.

– И про отца знает? – продолжала расспрашивать Анна Никаноровна.

– Знает, – со вздохом произнес Виктор. – Мы ему сказали. Расстроился Леха, конечно. Сильно расстроился. Но тут уж ничего не поделаешь. Пережить надо, по-другому никак.

– А про Сережку и… про эту? – Анна Никаноровна не стала упоминать вслух имя бывшей невестки.

– Не знает пока. – Карпунцов выразительно посмотрел на сидевшую напротив сестру: мол, выручай, не все же мне одному отвечать на материны расспросы.

И Людмила, видимо, поняв состояние брата, включилась в разговор:

– Не стали мы пока Леше ничего говорить. А то про батю, а потом если сразу про Машку, то слишком тяжело получится. Нам Иван Петрович, главврач, говорил, что сейчас надо аккуратно рассказывать, чтобы не навредить. Врачи сами толком не знают, как правильно. Таких случаев очень мало. Сейчас Лешка, может, один такой во всем мире. И у меня к тебе, мама, просьба. Ты давай на первых порах тоже ничего не говори про Машку. По крайней мере, посоветуйся сначала с Иваном Петровичем. Ты его помнишь? Это главврач нынешний в больнице. Хороший дядька, душевный.

Анна Никаноровна молчала, машинально перебирая пальцами кончик скатерти.

– Врать тоже плохо, я понимаю, – продолжила свои размышления вслух Людмила. – Все равно он потом узнает. Надо так сделать чтоб и неправду не говорить, и правду пока тоже. Мы вот старались придумать все вместе, пока из Светлоярска ехали, но не смогли. Но ничего, найдем способ. Главное – Лешка теперь с нами!

Людмила прижалась к матери, и та стала гладить дочку по голове.

– Нюра, кончай плакать! – Анна Пантелеевна взяла со стола свою пустую рюмку и протянула ее Артему. – Налейка мне, да чтоб до краев! Чего все приуныли? Не на похоронах чай! Вот я сейчас тост скажу, так всем тостам тост будет!

– Давай, Нюта, говори! – поддержала подругу Евдокия Тимофеевна. – А потом и спляшем еще! Ведь праздник же. Нюта, так чего ты замолчала?

Анна Пантелеевна растерянно пожала плечами:

– Сама не знаю, как получилось. Только хотела начать и забыла весь тост сразу. А ведь помнила.

– Вечно с тобой, Нютка, что-то случается. А мы без тоста должны пить? – отреагировала Евдокия Тимофеевна. – Ну уж нет! Без тоста только алкаши пьют. Раз не помнишь, то я скажу. За тебя, Нюра! За то, что ты Лешку своего дождалась! И за Лешкину жизнь новую, чтоб она счастливой была!

– Не плачь, мама! – добавила Людмила и прижалась к Анне Никаноровне. – Теперь все у нас будет хорошо. Обязательно будет!

– Да это ж я от радости, – сквозь слезы улыбнулась хозяйка.

Рюмка, плотно стиснутая ее пальцами со всех сторон, попрежнему дрожала, но на сей раз вино не пролилось наружу.

Анна Никаноровна посмотрела на донышко, осторожно поставила рюмку на стол, бережно подложив под нее бумажную салфетку, и обвела взглядом всех собравшихся за столом:

– Ну что же вы, гости дорогие, не кушаете ничего?

– Мама, мы сейчас подналяжем. Все подчистую будет, – попытался весело ответить ей Виктор, но голос его показался Евдокии Тимофеевне заметно наигранным. Правда, Анна Никаноровна не подала виду, а может, и в самом деле ничего не заметила.

– А как сейчас Лешенька кушает? Через трубочку пока? – спросила Анна Никаноровна.

«Кто о чем, а Нюра все о своем. Оно и понятно: мать завсегда о своем ребенке тревожится, а тут такое дело», – подумалось Евдокии Тимофеевне.

Людмила промолчала, а Виктор, взглянув на сестру, ответил несколько неопределенно:

– Мам, ты не беспокойся, сейчас там целая бригада врачей с ним работает. Даже доктор-физкультурник есть, специальные упражнения для мышц придумывает.

Дальше разговор за столом пошел обо всем на свете, но вот Лешку упоминали по минимуму. Судя по всему, так решили Виктор с Людмилой. По крайней мере, Евдокии Тимофеевне Карпунцов сказал на ушко, что они с сестрой опасаются за материно сердце, а завтра, если все будет в порядке, надо будет везти ее в Светлоярск, и один только Бог знает, во что может вылиться для Анны Никаноровны встреча с пришедшим в себя сыном.

Евдокия Тимофеевна согласно закивала головой, хотя и не была уверена, что так, как просит Виктор, будет правильно. Но в конце концов, пусть будет как надумали Люда с Виктором, им виднее, дело-то семейное. Правда, и они с Нютой для Нюры не чужие, почти родные, ведь всю жизнь вместе, но тут дело особое. И непонятно, как лучше будет: так или не так. Сам черт ногу сломит. Виктору виднее: они с Людмилой небось обмозговали, пока сюда, в Меженск, ехали.

Анна Никаноровна почти все застолье молчала, погрузившись в свои мысли. Один раз вышла из-за стола, подошла к шкафу, достала лежавший под стопкой белья темно-коричневый альбом, бережно провела по нему рукой, смахивая несуществующую пыль, и присела на краешек своей кровати. Этот альбом был хорошо известен Евдокии Тимофеевне, в нем хранились семейные фотографии. Нюра частенько его разглядывала и всякий раз плакала, наткнувшись то на маленького Лешку или на него же в школьной, а потом и в военной форме, то на Василия Ивановича.

Сейчас Анна Никаноровна медленно переворачивала страницы, всматривалась в начинавшие желтеть фотографии и совершенно не обращала внимания на то, что делается за столом. Людмила поначалу привстала со своего места, видимо, собираясь присоединиться к матери, затем заколебалась, неопределенно покачала головой и вновь придвинула стул к столу. Евдокия Тимофеевна заметила, что у всех на лицах появилось ощущение неловкости. Общий разговор погас подобно костерку в лесу, в который перестали подбрасывать дрова. Наверное, Нюра тоже ощутила наступившую тишину. Она оторвала глаза от фото, посмотрела куда-то вдаль сквозь стену, затем бережно закрыла альбом, оставила его лежать на кровати и вернулась на свое место во главе стола.

– Артем, а мы завтра с утречка пораньше сможем выехать? – обратилась Анна Никаноровна к зятю.

– Надо бы выспаться, – Мелешкин посмотрел на жену, ища взглядом поддержки, – а то гаишники повсюду стоят. Могут запах учуять.

– Да ты же вроде и не пил почти.

– Я немножко, – согласился с тещей Артем, – но тут дело такое. Лучше не рисковать. Давайте часов в десять выедем. Ну, или в девять, если получится. Вам же еще собраться надо.

Анна Никаноровна посмотрела на сына.

– Мама, – понял значение ее взгляда Виктор, – я вместо Тёмы за руль сесть не смогу, даже если он не против будет. Я и выпил больше, и права мои дома лежат. Да не переживай ты так. Ну, подумаешь, часом раньше, часом позже на месте будем. Что это меняет?

– Я теперь каждую минутку считать буду, – тихо ответила Анна Никаноровна, но настаивать не стала.

Вскоре начали расходиться. Хозяйка хоть и не торопила никого, но было ясно, что засиживаться допоздна не стоит, иначе и в десять утра вряд ли удастся выехать в Светлоярск. Людмила вместе с мужем осталась ночевать у матери. Артем начал вовсю передвигать мебель во второй комнате, освобождая проходы. Виктор взялся было ему помогать, но вдвоем им там было тесно, только мешали друг другу. Самого Виктора забрала ночевать к себе Нюта. Евдокия Тимофеевна тоже заикнулась, что готова кого-нибудь приютить, но было уже некого.

Спустившись в свою квартиру, она присела за стол и просидела с полчасика, не зажигая света и глядя в окно, за которым длинный майский северный вечер постепенно переходил в короткую ночь. Сверху еще долго раздавались звуки передвигаемой мебели, видимо, Артему не так просто оказалось в одиночку ее переставить. В голове у Евдокии Тимофеевны бродили обрывки мыслей: то вспоминался маленький Лешка, то вдруг из глубины памяти возникала дочка Ира в школьном платьице с белым праздничным фартуком. Потом наступила полудрема, и Нюрин Лешка приобрел сходство с внуком Илюшей. В конце концов Евдокия Тимофеевна стукнулась головой о стол, очнулась и поняла, что давно пора ложиться спать.

На следующее утро она встала привычно рано, выпила чаю, но потом снова задремала и погрузилась в сон. Может, вино вчерашнее так подействовало, а может, и силы уже начинают сдавать. Окончательно разбудил Евдокию Тимофеевну звук автомобильного мотора во дворе. Она выглянула в окно и увидела обнимающихся Нюту и Нюру возле машины. Евдокия Тимофеевна на ходу набросила на домашнее платье висевший на спинке кресла теплый платок и без верхней одежды выскочила на улицу.

– Чего ж ты меня не позвала попрощаться? – накинулась она на Нюру. – Хороша подруга: уезжает и молчит.

– Ой, Дуня, я же к тебе раза три уже стучала. – Анна Никаноровна бросилась обнимать Евдокию Тимофеевну. – Вот и Нюта к тебе стучала. И в звонок звонили, только без толку. Он у тебя опять, видно, сломался. Мы, грешным делом, подумали, что нездоровится тебе.

– Это меня чего-то сон сморил, – смущенно призналась Евдокия Тимофеевна. – Вроде встала утром, а потом опять как провалилась. Ладно, главное – что успела тебя проводить. Вот плохо только – с пустыми руками. Хотела пирожков напечь в дорогу, а некогда теперь, раз проспала.

– Мама, ну ты готова, едем? – спросила вышедшая с сумкой из подъезда Людмила и увидела Евдокию Тимофеевну. – Ой, тетя Дуня, простите, сразу не заметила! А мы уж думали, что вам нездоровится.

Евдокия Тимофеевна отрицательно замотала головой. Людмила протянула матери ключи:

– Вот, закрыла дверь на оба замка, газ и свет проверила – все выключено. Ключ к себе положишь?

– Ой, а как же тогда цветы? Их поливать надо два раза в неделю. – Анна Никаноровна взяла ключ и зажала его в ладони. – Дуня, давай я тебе его оставлю? Польешь цветы? Или ты, Нюта?

– Оставляй! – протянула руку Евдокия Тимофеевна. – Мы с Нютой польем, не беспокойся, и пыль протрем. Не волнуйся.

– Да я и ненадолго еду. Вот только Лешеньку заберу из больницы и вернусь вместе с ним. Там, конечно, хорошо, врачи рядом, но дома-то лучше. Здесь он нашим воздухом подышит, летом на солнышке погреется и сил наберется.

– Это, мама, уж как Иван Петрович скажет: можно сейчас выписываться или нет, – ответила ей Людмила. – Думаю, что пока не выпишут Лешку, рановато еще. Ладно, давайте прощаться да поедем.

С Евдокией Тимофеевной и Анной Пантелеевной все по очереди обнялись, Нюра последней и со слезами. Когда машина, снова попав в колдобину у торца дома, выехала на улицу и скрылась из вида, обе подруги молча вернулись во двор, молча постояли, погрустили и разошлись по своим подъездам.

Глава 8

– Черт знает что! Ты почему до сих пор не оделся! – Александра метала на сынишку громы и молнии. – Сегодня у бабушки побудешь, мне некогда, у меня редакционное задание срочное. Быстрее куртку надевай, копуша! Папа сейчас тебя отвезет.

С улицы раздался нетерпеливый и призывающий к действию звуковой сигнал автомобиля.

– Ты что, не слышишь? Оглох совсем? Папа вон уже трезвонит. – Александра рукой поправила сбившуюся чуть ли не на нос челку. – Руслан, ты меня доведешь! Надел куртку? Ну наконец-то! Все, пошли!

Схватив заспанного мальчугана за руку, женщина потащила его словно на веревочке к лифту и нажала на кнопку. В ответ тишина.

– Что они, все с ума посходили? – Раздражению Александры не было предела. – Не лифт, а…

Женщине захотелось разрядить закипавшие эмоции крепким словечком, но она вовремя сообразила, что Русланчику пока рано их знать. Хотя на улице сейчас чего только не услышишь. А вот в садик когда пойдет, то тем более. Ох, только когда он будет, этот садик? И будет ли вообще? Уж, кажется, все доступные каналы задействовали. И сами с мужем на прием к заммэра по социалке ходили, и главного редактора она упросила. Тот тоже звонил, письмо написал, да еще и через депутата городского собрания попытался, благо депутат этот оказался главреду одноклассником. Ничего пока не помогло: нет мест, и все тут, хоть расшибись! Обещают, правда, с сентября. Вроде из-за демографической ямы должно малышей меньше прийти, чем тех, кто в первый класс отправится. А пока только бабушки и выручают. Хорошо, что обе в Светлоярске: если одна не может, то вторая есть.

Лифт, видимо, окончательно решил не подавать никаких признаков жизни, поэтому Александре пришлось тянуть сынишку вниз по лестнице все три этажа. Русланчик цеплялся ногами чуть ли не за каждую ступеньку, как обычно делают дети, которым ужасно не хочется идти туда, куда их тащат родители. Александра собиралась снова отругать сынишку, но, взглянув на его заспанное лицо с то и дело закрывающимися глазами, махнула рукой и лишь увеличила скорость движения вниз.

Около подъезда муж с недовольным выражением лица щеткой что-то смахивал с капота. Что именно – Александра так и не поняла, машина была чистой, вчера вечером мыли.

Увидев жену с сыном, он буркнул:

– Ну наконец-то! Сколько можно! Я везде сегодня опаздываю. Считай, что уже опоздал.

– Ну, Игорек, – Александра нежно погладила мужа по плечу, – ну, извини. Ты же знаешь, что Руслан еле встал, он сонный еще. Ты ведь еще не опоздал, правда?

– Саша, это у нас изо дня в день повторяется, – продолжил Игорь, но уже заметно смягчившимся голосом. – Почему ты ему вчера позволила телевизор допоздна смотреть? В это время никаких детских передач уже не бывает.

– Игорь, ты ведь тоже вчера его спать не отправил. – Александра примирительно смотрела в глаза мужа. – Давай не будем ссориться. У тебя сегодня день сложный, а у меня сам знаешь, какое редакционное задание. Считай, один раз в жизни подобный шанс выпадает!

– Ладно, – согласился с женой Игорь. – Ты сегодня в больницу эту на весь день? Мне вечером Русланчика от бабушки самому забрать?

– Да, Игорек, лучше бы тебе забрать. – Александра почувствовала прилив нежности к мужу, который хоть и накричать порой может, но всегда старается помочь и выручить. Наверное, именно про таких говорят, что за ним как за каменной стеной.

– Сам понимаешь, сегодня может быть мой звездный час! – продолжила женщина.

– Вот уж не представляю, как я буду жить с всемирно известной журналисткой! – пошутил Игорь. – Удачи тебе, Сашка! Давай созвонимся ближе к вечеру.

– Спасибо. – Александре стало легко на душе, что муж, как и раньше в подобных случаях, все правильно понял. – Конечно, созвонимся. Бери Руслана, и поезжайте, а то и вправду опоздаешь.

Игорь подхватил Руслана на руки и начал усаживать в машину. Александра помахала им рукой и, не дожидаясь отъезда, пошла назад в подъезд. Она машинально нажала кнопку лифта и только потом вспомнила, что лифт не работает. Пришлось подниматься пешком, но, в конце концов, этаж ведь не девятый, а всего лишь третий, сил с утра полно, а впереди очень важный и значимый день.

Придя домой, Александра взглянула на часы и решила выпить еще одну чашку кофе. Да и бутербродик с сыром не помешает: день впереди предстоит напряженный. Зато если все сложится, то будет не просто публикация, а самая настоящая «бомба»! Как же вчера все-таки повезло, что она не просто глазела в окно, сидя в автобусе, а вслушивалась в то, что рассказывала своей подружке пассажирка сзади. «Репортерская жилка у меня начинает проявляться!» – с удовлетворением подумала Александра.

Вчерашняя пассажирка автобуса была дамой эмоциональной. Она то и дело восклицала:

– Нет, ну ты представляешь? Полтора десятка лет проспать!.. А теперь вдруг ни с того ни с сего проснулся. У него, наверное, и жены никакой нет. Какая дура столько лет ждать у моря погоды будет?.. Я бы точно не дождалась! Нет, я все понимаю: чувства всякие, долг, ведь муж как-никак, но жизнь-то одна. И чего? Вот так десятилетиями у кровати сидеть и ждать, пока проснется?.. Но это я так. Может, и дождалась его жена, а может, и вообще ее не было. Он, кажись, молодым заснул. Хорошо, хоть не похоронили живым. Слышала небось про Гоголя? Тот в гробу переворачивался! Когда могилу потом вскрыли, кости лежали не так, как нужно.

Соседка рассказчицы слушала молча, лишь изредка задавая малозначительные уточняющие вопросы. Александра поначалу не придала услышанному особого значения, подумала, что пассажирка пересказывает подруге содержание какого-нибудь нового фильма. Но потом прозвучало слово «летаргия», и Александра начала вслушиваться в разговор за спиной очень внимательно. Почему ее так это слово задело? Видно, действительно журналистский нюх развился, а упоминание о летаргии просто спусковым крючочком оказалось. Впрочем, это и не особенно важно! Можно считать, что просто повезло.

Александра повернула голову назад, увидела раскрасневшееся лицо женщины средних лет, обрамленное ярко-рыжими волосами, и сразу взяла быка за рога:

– Простите, пожалуйста, я вот услышала, что вы рассказываете. Это на самом деле произошло? И где? Неужели у нас?

– А вы кто такая будете? – уставилась на Александру обладательница рыжих волос.

– Я… я журналист, – решила сразу сказать правду Александра, – в «Светлоярске день за днем» работаю.

– Забавная газетка, – с удовлетворением прокомментировала услышанное рыжеволосая пассажирка, – я постоянно читаю. Все новости узнать можно: кто кого убил и чем, расчленил тело или просто утопил. Пожары, аварии. Читаешь и хоть узнаёшь, чего в родном городе творится. И на душе лучше становится: не у одной тебя такая жизнь хреновая!

– А еще гороскоп подробный, на каждый день, – вступила в разговор молчавшая подружка рассказчицы. – Простите, а вас как зовут? Может, мы и ваши статьи читали.

– Я вообще-то гороскопы не составляю, – Александра поспешила снять с себя ответственность за несбывшиеся прогнозы, – этим у нас другой отдел занимается. А я как раз в отделе происшествий работаю. Александра Монастырская.

– А, помню, что-то читала. Фамилия у вас запоминающаяся. Или это псевдоним? – поинтересовалась рыжеволосая.

– Нет, не псевдоним. Это меня муж такой фамилией наградил, – смущенно улыбнулась Александра и перешла к сути дела: – Вы говорили, что кто-то после длительной летаргии проснулся? Где это произошло? У нас в городе?

– У нас! – замахала рыжеволосая обеими руками. – В центре психиатрическом. Знаете? Ну, которой практически на выезде из города.

– И там есть человек в летаргическом сне? – От осознания реальности ситуации Александра поперхнулась. – Никогда об этом не слышала! Это точно?

– И я никогда не слышала, – подтвердила рыжеволосая рассказчица. – Мне подружка одна утром сегодня рассказала. А ей какая-то другая ее знакомая. А у той есть своя знакомая, которая в этом самом центре работает. Правда, она не врач: в регистратуре сидит. Ой, наша остановка сейчас! Мы выходим. А вам удачи! Будем статью ждать!

Пока Александра предавалась воспоминаниям, кофе остыл. Но варить новый времени уже не было – пора ехать в центр психиатрии. И там все еще вилами на воде писано: никаких твердых договоренностей главред вчера в разговоре с Померанцевым не достиг. Хорошо хоть, что с порога не послали к черту. Уж больно специфической славой пользуется «Светлоярск день за днем», именуемый горожанами «Дно за дном» или просто «Дно». Где бы чего ни говорили о газете, обязательно услышишь «желтая пресса» или еще похлеще.

«А все-таки я своего добилась!» – с явным удовольствием думала Монастырская, попутно рассматривая в зеркале, как выглядит на ней новенькое весеннее пальто. Собственное отражение Саше понравилось, она повертелась в разные стороны, сочла, что одета достаточно строго и одновременно нарядно, и в заключение даже показала своему зеркальному двойнику язык.

«Сейчас бы машина не помешала», – вздохнула Александра, завидев издали большое число людей, скопившихся на автобусной остановке. Но автомобиль у них с мужем был один. Уровень, когда машина была бы у каждого, пока не соответствовал их материальному положению. Тем более за квартиру ипотеку еще кучу лет выплачивать предстояло. И ребенок маленький: только купишь вещь, а сынишка из нее уже вырос. Но с другой стороны, если бы не вчерашняя поездка на автобусе, то она не узнала бы вовремя о проснувшемся после летаргического сна пациенте. И сегодня-завтра какой-нибудь другой ушлый журналист снимал бы пенки. Так что еще неизвестно, где потеряешь, а где найдешь.

Вчера, под впечатлением подступающей удачи, она влетела в редакцию, не чуя под собой ног. Бросила сумку на свой стол, заваленный кучей блокнотов, вырезок, каких-то непонятных на первый взгляд бумажек, среди которых нелегко порой было быстро найти нужную информацию, и громко спросила у коллег по отделу:

– Главный на месте?

– На месте, – послышалось с разных сторон. – Чем-то недоволен сегодня. Уже Аркаше разнос устроил.

Александра, не делясь ни с кем своей эксклюзивной информацией, хотя ее так и распирало рассказать по секрету всему свету, помчалась по коридору в кабинет главного редактора. Секретарши у того не было, но в штатном расписании соответствующая единица значилась. Приходившие на это место сотрудницы долго не выдерживали: уж слишком своеобразный человек был Валерий Ильич. Он мог создать проблемы совершенно на пустом месте, охарактеризовав, например, неплохо сваренный кофе звучным термином «пойло», хотя абсолютно такой же напиток вчера называл божественным. Либо, наоборот, начинал угощать секретаршу шампанским без всякого повода прямо в разгар рабочего дня, видимо, забыв, что буквально пару минут назад передал ей список из пяти-шести лиц, с которыми его надлежало соединить по телефону срочно и любым способом. И как тут бедной девушке быть: отказаться от шампанского с неясными дальнейшими последствиями и начать соединять по телефону с нужными людьми или наоборот?

В силу отсутствия в настоящей момент секретарши дверь из приемной в кабинет была распахнута и в проеме виднелась растолстевшая фигура сидящего за столом главреда с раскрасневшимся то ли от духоты – кондиционеры были светлоярской желтой прессе не по карману, – то ли от творческого подъема лицом. Валерий Ильич вычитывал чей-то материал и с выражением огромного удовольствия черкал целыми абзацами.

Просунувшуюся в кабинет голову Монастырской глав-ред не заметил. Александра негромко кашлянула – реакции снова не последовало. Тогда Саша не выдержала и, забыв поздороваться, громко выпалила:

– Валерий Ильич, тут такая новость, такая новость! Просто сенсация! И мы можем стать первыми!

Главред оторвал взгляд от исчерканного текста и с недоумением уставился на свою сотрудницу:

– Саша, о чем это ты? Давай выкладывай. Только не так, как в прошлый раз.

Монастырская прикусила губу. В прошлый раз и правда нехорошо вышло. Она, не проверив информацию, принесла весть о пожаре на давно закрытом могильнике отходов, про который среди горожан ходили слухи о наличии там аж с конца 40-х годов свинца. Как выяснилось, пожара никакого не было в помине, холм могильника как стоял заросший чуть ли не метровой травой вперемежку с кустарником, так и продолжал стоять. Да и, честно говоря, слухи о свинце хоть и ходили упорно десятилетиями, но никогда и ничем подтверждены не были. Свинцового завода в Светлоярске отродясь не было и в окрестностях тоже.

– Валерий Ильич, – уже менее уверенно забубнила Александра, – тут, конечно, проверить надо. Но если подтвердится, то это просто сенсация! Короче, еду я сегодня в автобусе, а там одна женщина своей подруге рассказывает, что в нашем центре психиатрии проснулся пациент, который чуть ли не пятнадцать лет был в летаргическом сне. Представляете? Я вообще не слышала, что в центре такой пациент есть. А вы?

– Не припоминаю, – нахмурил лоб главред. – Я, конечно, не спец по летаргии, но таких людей в мире раз-два и обчелся. Пятнадцать лет, говоришь? Не верится… А почему утечек информации нет? Откуда об этом дама в автобусе знает? Когда это произошло? Думаю, утка.

– Я у нее спросила, у этой женщины. Короче, история такая. Она от своей подружки узнала прямо сегодня утром, а та по цепочке от своей. Первичный источник информации – сотрудница центра, в регистратуре там работает или что-то вроде того.

– Давай координаты этой рассказчицы автобусной. Надо с ней связаться и подробнее выяснить.

– Ой, Валерий Ильич, только вы не ругайтесь, пожалуйста. – Монастырская ощутила, как ее лицо заливает красная краска, точно маляр валиком прошелся. – Я… я не спросила телефон. Они поднялись и сразу на остановке вышли.

– Эх, Саша, Саша! Ну когда ты научишься на автомате делать самые элементарные вещи? – замотал головой глав-ред. – Разве так можно работать с источником?

Монастырской сделалось совсем стыдно. О том, что она часто допускает элементарные проколы на пустом месте, уже не раз говорил не только главред, но даже завотделом происшествий. «Неужели я совсем дура? – расстроилась Саша. – Ведь знаю, как надо делать. А вот случись что, сразу из головы вылетает».

– Ладно, не расстраивайся так сильно, – примирительно произнес Валерий Ильич, осматривая свою сотрудницу с головы до ног. – А чего ты стоишь? Садись. Но на будущее учти, что я сказал. Тем более что не в первый раз уже. А информация у тебя, если подтвердится, действительно сенсационная. Надо с этим центром медицинским связываться и узнавать. Странно, что нигде и ничего не слышно. Если это не утка, то может быть только одно объяснение: проснулся он вот-вот, вчера-позавчера, к тому же праздники были. Значит, мы можем стать первыми.

– Звонить в центр? – не очень уверенно спросила Александра.

– Да, – ответил главред. – Только я сам это буду делать. Ты мне телефон найди, желательно директора центра или главного врача. И поскорее, Саша. Иди шевелись!

Монастырская вскочила со стула и с низкого старта рванула из кабинета в направлении своей комнаты. Ворвавшись туда словно вихрь, она закричала с порога:

– Где у нас телефонный справочник? Мне позарез нужен!

Кто-то из коллег, кто именно, Саша не запомнила – не до того было, ловко перекинул потрепанную толстую книжицу ей на стол. Монастырская плюхнулась на свое место и задрожавшими руками начала в бешеном темпе перелистывать страницы справочника. Осознав наконец, что таким способом вряд ли быстро найдешь нужное место, Саша смогла взять себя в руки, заглянуть в предметный указатель, обнаружить там Светлоярский региональный центр психиатрии и неврологии и, наконец, телефон директора Никитина Николая Васильевича.

Обрадованная, неся справочник в руках словно драгоценность, Монастырская побежала назад к главреду:

– Вот, нашла! Тут телефон директора.

– Телефона директора в таких справочниках не бывает. – Главред вылил на бедную Сашу новый ушат холодной воды.

– Как же так? – Монастырская ощутила, как земля уходит из-под ног, и ухватилась рукой за краешек стола. – Вот же он написан.

Главред молча взял у нее справочник, посмотрел в нужную точку страницы и изрек:

– Видишь, черным по белому тут: «Директор Никитин Николай Васильевич. Приемная». Это телефон секретаря, а не самого директора.

У Саши отлегло от сердца.

– Ой, простите, я просто выразилась неудачно. Конечно, это телефон приемной.

Валерий Ильич удовлетворенно улыбнулся, выписал себе на листочек перекидного календаря номер из справочника и придвинул поближе телефонный аппарат:

– Алло, это центр психиатрии и неврологии? Здравствуйте, беспокоит главный редактор городской газеты Вахрушев Валерий Ильич. Могу я переговорить с Николаем Васильевичем?

Александра показала главреду пальцем сначала на себя, а потом на дверь. Вахрушев отрицательно замотал головой. Саша поглубже уселась на стул, подперла лицо кулачками и с напряжением начала вслушиваться в разговор, точнее, в то, что произносил ее начальник.

– Не приехал еще?.. Завтра появится?.. Что же это такое: у вас в центре такое уникальное событие произошло, а директор где-то в отъезде… Как не директор? Вы же сказали, что завтра приезжает… А, понятно. Можно сказать, что со столичной инспекцией. Случай-то уникальный… Какой случай? Будто вы сами не знаете. Кстати, а как вас зовут?.. Лина? Очень приятно!.. А подскажите вы мне, Лина, кто теперь директор вместо Николая Васильевича?.. Нет директора? Исполняющий обязанности?.. Понял, спасибо. Подождите секундочку, я запишу. – Вахрушев взял ручку и снова потянулся к настольному перекидному календарю. – Повторите, если можно, еще раз, чтоб мне не ошибиться… Так, записываю. Померанцев Иван Петрович. И вы говорите, что он исполняющий обязанности директора и одновременно главный врач, так?.. Понял. А нельзя ли мне сейчас с Иваном Петровичем переговорить?.. А, понял. А когда у него обход закончится?.. Через четверть часа? Я тогда перезвоню с вашего позволения… Да нет, не утруждайтесь, я сам позвоню… Как меня представить? Лина, я же, помнится, говорил вначале, что главный редактор газеты… Какой газеты?