Текст книги "Завоевать сердце гения"

Глава 26. Та самая ночь

Двенадцать лет назад

– Смываемся, Франсуа! Там копы!

Роберт влетел в ванную и запер за собой дверь. Эйзенхауэр отвлекся от блондинки, которая хозяйничала у него в штанах.

– Плохая шутка, Роб. Мы с Одри только начали.

Но громогласный голос за дверью ясно дал понять, что это не шутка:

– Откройте! Это полиция.

– О черт! – пискнула девица, слетев с колен Эйзенхауэра. Быстро натянула лямки от платья, пряча грудь.

Зачем подлетела к двери и попыталась протиснуться мимо Роберта.

– И куда ты собралась? – остановил он ее. – Ты бы сначала хоть нос вытерла от порошка.

Франсуа не нужно было объяснять дважды – он уже встал ногами на крышку унитаза и пытался справиться с окном под потолком.

– Вот так прощальная вечеринка, Роб! – присвистнул он. – Ее точно запомнят на всю жизнь. Я первый, Одри вторая, Роб последний!

Франсуа взобрался на узкий подоконник и протянул руку девице. Та все еще не понимала, с чем имеет дело, потому что явно больше, чем копы, ее волновало то, что она сейчас станет светить трусиками перед Робертом.

Дверь вздрогнула от удара.

– Открывайте! Полиция.

– Твою мать, Одри, шевелись! – Роберт поднял ее за талию и буквально вытолкнул в окно.

Раздался визг, Франсуа ругнулся. Роберт и сам хреново держался на ногах. Водка делала свое дело. И хотя ему казалось, что опасность немного отрезвила его, скорей всего, это просто действие адреналина. Он все еще был пьян. По правде сказать, трудно вспомнить, когда он вообще был кристально трезвым. Наверное, когда подавал документы в Академию. Ведь даже в родительском доме Роберт таскал алкоголь из подвала.

«Творите пьяными, редактируйте трезвыми», говорил Хемингуэй. Хотя Роберт и не был писателем, но нашел, что советы великих людей одинаково подходят и художникам. Только портвейн и помогал хоть как-то разжечь вдохновение, которое подводило все чаще.

– Ты там заснул, что ли?! – крикнул Франсуа.

Роберт подтянулся до подоконника, а в дверь колотили и обещали ее выбить, если не откроют сейчас же. Спрыгнул в ночь, не различая земли, и тогда же раздался грохот – дверь снесли с петель.

– Бежим! – крикнул Роберт.

Франсуа потащил за собой Одри. Обдолбанная девица на каблуках то визжала, то смеялась в голос. Парадоксально, но ее заразительное настроение передалось и Роберту с Франсуа. Опасность, погоня, ночь и алкоголь будоражили кровь.

В машину они влетели, захлебываясь хохотом. Роберт не сразу попал ключом в стартер, и на заднем сидении это вызвало новый взрыв веселья. Потом смех стих, Франсуа вернулся к прерванной появлением Роберта прелюдии. Шорох одежды, стоны девушки действовали и на Роберта.

Взгляд скользил по вспыхнувшим на приборной панели огням, красная лампочка точно была важной, ее нельзя было игнорировать, но почему – Роберт не помнил.

Не помнил и то, как вывел машину от здания Академия, удачно припаркованную не на общей парковке, а в тени у леса. На этой машине Роберт и привез водку для вечеринки. Он никак не мог начать выгружать коробки прямо перед зданием, припарковавшись рядом с автомобилями преподавателей. Хотя нет, такой, как он, вполне мог. Его ведь отчислили к тому времени.

Водил Роберт плохо. Сказывалось то, что опыта у него было всего ничего. В отличие от сверстников он поздно сел за руль. Но вспомнил он это, только когда проехался правым крылом по ограждению на выезде из университета. Водка явно не прибавила умения лихо управляться с автомобилем.

– Какого хрена? – выдохнул Франсуа с заднего сидения.

Признаваться в своей слабости Роберт не мог. И не хотел. Чего-чего, а вот на гордость водка влияла хорошо.

Роберт поглядел назад через плечо. Одри лежала на спине, забросив ноги на спину Франсуа. Платье болталось где-то на талии. Роберт сглотнул и сказал:

– Копы не тупые, и переть через центральные ворота нельзя. Там наверняка засада.

– Ага, ну сдавай задом сразу к трассе. Можно в заповедник заехать, щас ночь, нас не засекут до утра. Ты куда хотел вообще ехать?

– Домой.

Франсуа заржал, и Роберт понял, как жалко это прозвучало. И глупо – отношения с матерью не заладились сразу после поступления в Академию. Миссис Маккамон считала, что эти хиппи из Академии плохо влияют на него, а Роберт не стал объяснять, что пить начал еще дома.

Он впервые вырвался в жизнь после того, как всю свою жизнь провел взаперти в доме, где его растили, как будущего гения. К черту все. Ему хотелось жить полной жизнью. Тоже вот так поиметь согласную на все блондинку на заднем сидении, разве не этим нужно заниматься в шестнадцать? О каких шедеврах вообще может идти речь?

Сдавать задним ходом Роберту удавалось еще хуже. Машина виляла задом, как пьяная проститутка. Роберт путал педали, а взгляд никак не мог сфокусироваться на зеркале заднего вида. Когда он обернулся и посмотрел назад через плечо, то вместо дороги только и делал, что глазел на голую грудь Одри, которая колыхалась из-за неровной езды, как желе.

А еще эта красная лампочка не давала покоя.

На трассе, которая спиралью обвивала заповедную гору, фонарей не было. Роберт врубил дальний и утер пот со лба. Все-таки выехал! Видел бы Кейн! А говорил, что Роберт никогда не научится нормально водить. Он покосился на пассажирское сидение. Жаль, что Алекс уехал раньше окончания учебного года. Было бы у них еще одно незабываемое приключение.

Роберт дал газу. А еще нагнулся, вытащил пачку листов с зарисовками и закрыл надоевшую красную лампочку. Правда, с ней скрылся и спидометр, и еще куча полезного, ну так и штрафовать за превышение скорости здесь разве что лоси да олени могут.

Одри громко застонала, и Роберт открыл окно, чтобы хоть немного заглушить горячие звуки с заднего сидения, а заодно остудить горевшие щеки. Франсуа – везучий сукин сын.

Стоны становились только громче, а после вдруг перешли в захлебывающийся мокрый кашель, от которого сердце ушло в пятки.

Роберт обернулся.

У Одри носом шла кровь. Она пыталась оттолкнуть Франсуа, но тот запутался в ее одежде и своих спущенных штанах.

– На дорогу смотри, придурок! – крикнул он Роберту.

Роберт в последний момент увернулся от столкновения с ограждением. Черт, это же серпантины, а не прямая дорогая. Дальше только хуже будет.

Одри кашляла, плевалась, стонала, но уже совсем иначе. Смотреть на возню на заднем сидении было некогда. Даже в зеркале заднего вида. В следующий поворот Роберт вошел почти идеально.

– Чувак, не гони так! Сбрось скорость!

Слушать Франсуа Роберт не стал. Он чувствовал себя за рулем уверенно, как никогда раньше. Настолько, что даже убрал одну руку с руля.

– Как Одри? – бросил он.

– Жить будет, – проворчал Франсуа и стал перебираться на пассажирское сидение.

И тут машину занесло.

Одри заорала.

А Роберт вместо того, чтобы смотреть на дорогу, почему-то посмотрел на Франсуа, который успел перелезть на переднее сидение. Его батник был весь в крови девушки.

– На дорогу смотри! – заорал бледный Эйзенхауэр.

И только тогда Роберт посмотрел.

Что-то темное, огромное и изогнутое возвышалось посреди дороги. Фары выхватывали из темноты то ветви, то шерсть. То зеленые точки глаз.

Откуда у деревьев глаза? Неужели они встретили энта?

– Тормози-и-и-и!!..

На тормоз Роберт нажал слишком резко для той скорости, на которой они мчались навстречу к ожившей легенде.

Машина завертелась юлой, Роберта отбросило на дверцу. Руль жил своей жизнью. Кажется, к нему, чтобы перехватить крутящийся руль, потянулся Франсуа.

Истошно вопила Одри. Ей вторил визг тормозов. Мир перед лобовым стеклом превратился в калейдоскоп.

В приоткрытое окно ворвался ветер, снес листы бумаги с приборной панели, и снова сверкнула победным светом красная лампочка.

Тормозная жидкость была на исходе. Вот, что она означала.

Роберт закрыл глаза.

А когда в следующий раз открыл, то узнал, что с момента аварии прошло больше месяца. Ему рассказал об этом Франсуа, на глазах которого появилась повязка, а в руках трость.

– Лучше бы ты не выходил из комы, Маккамон, – сказал ему Эйзенхауэр и рассказал, что той ночью он убил мужчину и женщину, которые были во второй машине, с которой они столкнулись.

Роберт не стал рассказывать про то, что видел на дороге.

А мать сказала, что Бог оставил ему жизнь, только потому что до этого Он наградил его величайшим даром. А кроме творчества, ничего стоящего в жизни Роберта нет и не будет.

⁂

Дрова в камине почти догорели. В полумраке слышу, как стучат мои зубы, когда делаю глоток из хрустального бокала. Но холод здесь не причем. Вино закончилось, но я не чувствую опьянения.

Только дождь барабанил по жестяному козырьку на фасаде дома. Других звуков в пустом доме не было.

Маккамон так внимательно смотрит в огонь, как будто может увидеть там недостающие детали той ночи.

– А Одри?

– Ни царапины.

Глава 27. План

Сны снились беспокойные – Элеонора находила меня и, привязав к стулу, требовала обещанную статью. А я вырывалась и кричала, что насилие не совместимо с творчеством.

Проснулась из-за того, что задыхаюсь. Ночью так и повалилась в кровать в футболке и простыне, завязанной на талии, а за время сна они обмотались вокруг тела и так стянули меня, что ни продохнуть.

Не до конца проснувшись, стала сдирать с себя простыню, а после и футболку, словно это и были веревки Элеоноры. И потом услышала:

– И тебе доброе утро.

Медленно обернулась.

Роберт Маккамон. Провел со мной ночь. В одной постели.

А теперь, приподнявшись на локтях, внимательно рассматривал. Было на что посмотреть – я была полностью голой.

Снова натянула на себя простынь, пролепетала: «И тебе доброе утро» и что-то о том, что в ванную я первая.

– Воды нет! – крикнул Роберт, когда я уже схватилась за дверную ручку ванной комнаты.

– Даже зубы не почистить?

Не говоря уже о душе.

– А смысл их чистить? – с тяжелым вздохом сказал Роберт.

Взъерошенный, помятый, только со сна. Обнял подушку и смотрит на меня, а в глазах бесы пляшут. Эти бесы знают, для чего мужчине может понадобиться свежее дыхание.

Спряталась за дверью ванной, потому что от его взгляда во рту пересохло. Может быть, просто похмелье. А может быть, нет.

Проверила кран на всякий случай, но Роберт не соврал. Постояла какое-то время перед зеркалом – волосы растрепаны, глаза горят, губы потрескавшиеся. На утро после бутылки вина запах изо рта соответствующий. Ох, красота.

Пальцы расческу не заменят, а прополоскать рот можно разве что соком. Выбралась из ванной, спустя какое-то время, потому что не сидеть же там вечно.

Но гения в комнате не оказалось.

Дверь нараспашку, как и окно возле кровати. И голоса доносятся с улицы.

– … я тут взял, мистер Маккамон, что в магазине подсказали…

Глянула в окно – парень примчался на байке Роберта, и теперь передавал ему бумажный пакет с продуктами. Было очень холодно, вот так стоять в одной простыне на голое тело, но я не могла сдвинуться с места.

Особенно, когда услышала:

– Вы простите, что так рано, мистер Маккамон. У меня утренняя смена в участке, мой черед дежурить в архиве.

Сердце сделало кульбит. А в голове закрутились шестеренки.

– Чип? – крикнула я. – Чип Закси?

Закси-младший испуганно вскинул голову. Кажется, отец не предупредил, что Маккамон не один. Оглядев пустые окна, Чип наконец-то нашел взглядом дальнее, из которого я и выглядывала.

– Доброе утро, мисс, – кашлянул он, его глаза скользнули ниже и он тут же отвел их в сторону.

Ах ну да, тонкая простынь не скрывает реакцию моего тела на холод. Но было не до того.

– Помнишь меня? – не отставала я. – Мы учились вместе! Сейчас оденусь, подожди пять минут!

Раньше, чем он ответил, я бросилась к одежде на стуле и натянула высохший батник и джинсы. Ботинки нашлись возле камина. Носками, бюстгальтером и даже трусиками решила пренебречь. Нельзя упустить Чипа.

Добежала до входной двери быстро. Маккамон оставил все двери нараспашку, а путь был прямой, хоть и длинный через анфиладу комнат.

На Роберта я налетела со всей скорости почти на входе.

– Ты что творишь? – прошипел он. Его глаза метали молнии.

– Дай мне поговорить с ним, быстрее!

– Даже «быстрее»? Тогда иди, конечно, – едко ответил он и отошел в сторону с бумажными пакетом, из которого торчал багет.

– Еще раз привет Чип! – выбежала я во двор. На асфальте блестели лужи. Парень стоял возле байка, и я уцепилась за это, чтобы заговорить ему зубы как можно быстрее. – Спасибо, что привез байк Роберта! Погода вчера была такой же паршивой, какой я ее запомнила. А как ты доберешься до участка? Неужели пешком?

– Э… – Закси-младший явно не поспевал за мной. Он снова осмотрел меня, хотя старался не показывать явно, как он меня разглядывает. – Там за воротами мой напарник, он и подкинет меня. А как тебя зовут? Мы точно учились вместе?

– Конечно, Чип! Слушай, ты ведь, наверное, спешишь?

– Ну, вообще да.

– Мы тут ненадолго, еще день-два и уедем. Давай встретимся, поболтаем о прошлом? Расскажешь, как дела у наших. Как ты на это смотришь?

– Ну, сегодня моя очередь дежурить, так что освобожусь я поздно…

– А вы устраиваете экскурсии? Уверена, это было бы интересно! Всегда мечтала увидеть жизнь полицейского участка. Можно, Чип? Устроишь мне экскурсию?

– Экскурсию? – повторил он удивленно.

– Как здорово! Спасибо, что согласился! Заеду к тебе через пару часов. Ты в архиве совсем один? Не скучно? Хочешь кофе с пончиками? Доставка будет в самом лучшем виде.

– Э… Ну да, коробки с вещдоками не лучшие собеседники, вот только…

– Заметано, Чип! Жди меня, и мы проведем свою встречу выпускников. Спасибо за продукты! – и пока он не успел опомниться, влетела в дом и заперла за собой дверь.

А от затихшего дома не осталось и следа – кто-то с грохотом громил кухню.

И я знала, кто именно.

По звукам кухню я нашла очень быстро. Это оказалась большая светлая комната на первом этаже с огромным окном возле двойной каменной раковины. На мраморным островке посередине были свалены два бумажных пакета с едой.

Наверное, до того, как здесь появился Роберт, кухня поражала если не чистотой, то хотя бы порядком. Но не теперь. Содержимое шкафов, как после обыска, было свалено на пол.

И посреди всего этого хаоса спиной ко мне стоял Роберт.

– Что ты делаешь? – спросила я.

Он развернулся.

– Нет, это лучше мне спросить. Что ты делаешь, Денни?

Глаза снова сковал лед, а голос обжигал яростью.

– Роберт…

– Что это было, Денни? – прорычал Маккамон. – Сначала чуть не выпрыгнула к нему в окно в одной простыне, через которую просвечивали соски. А потом договорилась о свидании прямо на моих глазах!

Он пошел прямо на меня. Медленно. Неумолимо.

– Это не то, о чем ты подумал, – выдохнула я.

– Да неужели? Я вот думал, что ты не вернешься. Так вместе с ним и уедешь!

Я нервно хмыкнула:

– Да на мне даже трусиков нет. Куда я уеду?

Глаза Роберта потемнели, как море перед штормом. Не сводя взгляда, который действовал на меня, как булавка на бабочку, он коснулся пуговиц на моих джинсах и расстегнул одну за другой. Я вздрагивала от каждой. Язык прилип к небу.

Не отводя глаз, гений коснулся голого бедра под одеждой и выдохнул:

– Невероятно… Знаешь, что не идет у меня из головы с самого первого дня нашего знакомства? Что с каким-то мудаком ты однажды занималась сексом сто дней подряд.

Рука Роберта легла мне на затылок, запрокидывая мою голову. Взгляд сосредоточился на приоткрытых губах.

От его прикосновений желание густым медом разлилось по венам.

– Он хоть оценил, как ему повезло?

– На сто первый день мы расстались. Так что вряд ли.

Гений шумно втянул в себя воздух сквозь стиснутые зубы. Впился пальцами в мое бедро и прижал к себе. Гений ревнует. А еще хочет меня. Разве не об этом я мечтала?

Я бы уже стонала на этом столе, если бы не наше общее прошлое. Переплетенные в тугой узел эмоции, которые не забыть, не отбросить в сторону, как нечто несущественное.

– Роберт, я хочу узнать правду. Чип мне нужен только для этого. Он коп и работает в архиве, ты ведь тоже это слышал.

– И что из этого?

– Мы должны выкрасть дело.

– Из полицейского участка?! Ты в своем уме, Денни?

– Я хочу отпустить прошлое, Роберт. Разве ты не хочешь того же? Разве не для этого ты примчался следом за мной? Пора узнать правду. Настоящую правду, а не то, что тебе известно со слов Эйзенхауэра. В твоей истории даже не было второй машины…

– Потому что я ее не помню, сколько бы Эйзенхауэр не уверял меня в обратном.

– Роберт, ты доверяешь своему другу?

С ответом гений не спешил. Только задумчиво поглаживал кожу на бедре большим пальцем.

– Пока я лежал в больнице, от двух самых близких мне людей – матери и Эйзенхауэра – я слышал только то, что я был за рулем, когда машина врезалась в другую. Они ставили меня перед фактом. А я был в таком шоке, что не мог мыслить логично. Когда вышел из больницы, то пытался заглушить отвращение к себе проверенными способами – алкоголем и наркотиками. Чтобы вспомнить все то, что я только что тебе рассказал, мне потребовался не один год. Сначала я избавлялся от зависимостей, которые мешали жить, а после пытался отделить вымыслы от фактов.

Роберт взъерошил темно-соломенные волосы.

– Если ты в свои одиннадцать боролась с людьми из соцопеки, сбегала из детских домов и готова была воевать против всего мира, я в свои шестнадцать… Был абсолютно не приспособлен к жизни. Всего раз я захотел вырваться из домашних тисков и поступил в Академию, но вот что из этого вышло.

– Другого выхода нет. Частный детектив, которого я наняла, ничего не добился. Прошло двенадцать лет, а мне до сих пор неизвестна правда. Я хочу жить дальше. Хочу… чтобы между нами ничего не стояло.

Он криво усмехнулся. Кое-что между нами все-таки стояло. В буквальном смысле.

– Но почему таким радикальным способом, Денни? Я не пущу тебя в пасть ко льву.

– Отпустишь, – пробормотала я, продолжая изучать подушечками пальцев его грудь. – К тому же без напарника мне не справиться. Мне нужна твоя помощь, Роберт. Ты мне нужен.

Это звучало неожиданно даже для меня самой.

– В этом деле нужен, – быстро добавила я.

– Только в этом деле? – он приподнял мое лицо, заставляя смотреть в глаза. – А после того, как ты узнаешь правду, Денни Стоун? Что будет с нами?

– Наверное, я наконец-то смогу начать жить в свое удовольствие.

– А что насчет меня? Может быть, ты вычеркнешь меня из своей жизни из-за того, что я – часть твоего прошлого?

Я не знала ответа на этот вопрос. Если бы при знакомстве с Робертом мне сразу было известно о его причастности к трагедии, было бы проще. Но еще до того, как нам стало известно об общем прошлом, нас уже связывало нечто большее.

Этот мужчина дарил мне спокойствие и нежность, и в то же время олицетворял все самое худшее, что произошло в моей жизни. Противоречивые эмоции разрывали меня на части со вчерашней встречи на кладбище, а близость, настойчивость, прямолинейность и честность Роберта рушили преграды, которые я пыталась из последних сил возвести между нами.

Одна половина меня хотела убежать от него на другой конец мира, а другая – желала позволить этому мужчине сделать все, что угодно, лишь бы полностью раствориться в нем. И эта вторая половина, эта слабая податливая женщина, пугала меня до чертиков.

И расстегнутые джинсы, которые едва держались на бедрах, и отсутствие нижнего белья под одеждой ощущались рядом с ним как никогда остро.

– Я тебя не отпущу, Денни. Знай это.

– Может быть, ты просто пытаешься загладить передо мной вину? Не думал об этом, Роберт?

– Какая чушь, – в тон мне ответил он. – Я пытаюсь удержать тебя, потому что ты обещала мне спальню моей мечты. Забыла об этом?

Черт. Подловил.

– А краску привезли, да?

Это звучало, как разговор семейной пары, честное слово. Боже, когда его дом успел по ощущениям стать моим собственным?

– Да, на следующий день, как и обещали: два огромных ведра бирюзовой краски. А еще чертову дюжину цветных подушек для кровати. Кресло вырвиглазного цвета. И азалию.

Я склонила голову набок и спросила с прищуром:

– Ты ведь пытаешься отговорить меня не идти к Чипу, верно?

– Тюрьма – ужасно депрессивное заведение, Денни.

– Зато у них робы ярко-оранжевые, а я всегда мечтала носить только яркие цвета.

– Почему? Расскажи мне.

– Если ты уберешь руки из моих джинс для начала.

Роберт в мгновение ока скользнул рукой мне под батник и сжал грудь.

– Роберт!

– А про грудь речи не было, – улыбнулся он. – А ты все-таки знаешь, чем хотела бы заниматься, кроме журналистики, не так ли?

– Мой отец… был модельером. А мама швеей. Они работали вместе, готовили коллекции для показа. Помню, как ползала среди разноцветных отрезов тканей, как играла с ними. Мои родители нереально тонко чувствовали цвета и их сочетание.

Рассказала. В первый раз кому-то еще, кроме Ба. Невероятно.

– И ты хочешь пойти по их стопам…

– Однажды – да. Больше не хочу бежать от прошлого. И я смогу, если ты поможешь мне, Роберт.

– И стану твоим соучастником? Как ты вообще собираешься добиться того, чтобы этот Чип позволил тебе разгуливать по архиву?

– Если расскажу тебе детали, ты все равно станешь соучастником.

Он нагнулся и поцеловал меня в шею, пока его руки хозяйничали под моим батником.

– Ладно, но с одним условием, – пробормотал он. – Хочу тебя… – прошептал между поцелуями. – На столе, в спальне и на заднем сидении. Где угодно… Хочу свои сто дней секса, Денни.

– Заметано.

Не сказать, что это было решение далось мне тяжело. И потом Роберт добавил:

– И сначала мы навестим Одри.