Текст книги "Завоевать сердце гения"

Глава 33. Выстрел

Набрав воздух в легкие, как будто собирался задуть одну-единственную свечу на именинном торте, Роберт выдохнул.

Напрасно. Свеча была далеко. Пламя вздрагивало, один раз даже почти погасло, но потом разгорелось снова.

– Остановись, Роберт.

– Нет.

– Ты только сжигаешь кислород и наполняешь легкие газом. Остановись.

– Денни, кухня большая, чтобы она вся наполнилась газом, нужно много времени…

Снова шумный выдох. Свеча мигнула и вспыхнула с новой силой.

– Ты забываешь, что у Эйзенхауэра было время, чтобы подготовиться, – сказала я. – Он не стал бы держать нас здесь несколько часов прежде, чем газ подействует. Это не современная духовка, она включается и без электрической искры. Он мог включить ее сразу или почти сразу после того, как мы уехали. А еще мог использовать свечи, которые не гаснут. Мы покупали такую однажды для Ба.

Роберт на миг замер, а потом с удвоенной силой принялся освобождать руки.

К сожалению, Франсуа продумал и этот момент. Если бы он закрепил наши руки за выдвижные ящики, мы смогли бы вытащить их. Но он закрепил нас обоих за створки. Мебель была добротной, крепкой, любая другая уже треснула бы под напором Роберта.

– Не «Икея», – произнесла я.

Роберт глянул на меня. Лицо было бледным. Он тяжело дышал. Франсуа закрепил обе его руки к разным шкафчикам, как бы распял его, в любой другой позе Роберт бы перегрыз скотч зубами.

Мои руки были связаны вместе, но запястья были закреплены над головой. Никак, при всем моем желании, я не смогла бы извернуться и дотянуться до них.

Я потянула руки на себя, и моя дверца открылась. Покосилась внутрь, но там было пусто. Утром Роберт, сам того не зная, оказал Франсуа неоценимую помощь. Выгреб все из шкафчиков. Все, что могло нам помочь, теперь валялось бесформенной горой в дальнем углу кухни.

Запах газа стал ощутимей. Или мне так казалось. В голове была муть, как после наркоза.

– Знаешь, – сказала я, – на самом деле, природный газ вообще не пахнет. В него добавляют специальные примеси, чтобы люди могли почувствовать утечку.

Роберт посмотрел на меня и изменился в лице. Сжал пальцы в кулак и изо всех сил дернул правую руку на себя один, второй, третий. Раздался хруст. Бронзовая ручка оторвалась и повисла на одном болте.

– Проклятье, – повторил Роберт, – и как я сразу не догадался.

Он стиснул зубы, снова дернул руку и выломал ручку. Та со звоном полетела на пол.

Я прислушалась, уверенная, что Франсуа, заслышав такой шум, обязательно вернется. Роберт перехватил мой взгляд.

– Он не придет.

– Откуда ты знаешь?

– Я знаю Франсуа.

– Да неужели?

Роберт нагнулся и перегрыз свой скотч. Потом навис надо мной.

– Мне известно все, что касается, Франсуа и его отношения к творчеству. Так что, думаю, сейчас он где-нибудь в недрах дома, рассматривает картины.

– Картины?!

– Он собирается камень на камне не оставить от этого дома. А картины жаль. Тем более, что после моей смерти цена на них взлетит сказочно.

– И ты думаешь, он не убежал, не скрылся? Он все еще здесь?!

– Думаю, да. А значит, время у нас еще есть, но все равно лучше поторопиться.

Он перекусил зубами и мой скотч. Затем Роберт первым делом выключил духовку, а после взобрался на стул и стал копаться в верхних ящиках.

– Ищешь ключ?

– Нет. Сначала воздух… – Роберт подцепил и вытащил заднюю стенку шкафчика.

Оттуда пахнуло дождем и свежестью. Роберт спрыгнул вниз.

– Мама часто жаловалась на запах газа, – сказал он. – Ей казалось, что духовка пропускает. Не удивлюсь, если она и Франсуа это рассказывала, вот откуда и взялись у него эти идеи. Но что Франсуа не знал, так это то, что, сколько мама не билась, вытяжка на кухне так и не работала нормально, поэтому она велела сделать вот такое небольшое окно на улицу, скрытое от посторонних и скрытое за мебелью, чтобы не портить вид кухни. Всякие нововведения, как она считала, были не для ее кухни.

– У меня голова кружится, – сказала я.

– Слишком много впечатлений за сегодня. Денни, настала моя очередь показать себя. Сегодня ты уже и так подвергла себя достаточной опасности.

– Подожди, что это значит? Роберт, ты хочешь идти к нему? Сам?! Даже не думай! Давай выберемся из дома и вызовем полицию. Пусть они с ним разбираются.

Не отводя глаз, он крепко сжал мои предплечья.

– Денни, это только мое. Когда-то ты спрашивала, верю ли я своему другу? Так вот, я действительно доверял ему. С самого первого дня, как очнулся в больнице и впервые услышал про аварию. Это моя ошибка, Денни, и только моя. Не тебе за нее отвечать.

– Роберт, что ты хочешь сделать?

Он посмотрел в сторону двери невидящим взглядом и криво улыбнулся.

– Тебе лучше не знать, ты ведь не хочешь стать соучастником. Так ты говорила?

– Роберт…

– Пора, Денни. Залезай на стул.

Я вцепилась в его запястье.

– Роберт, пожалуйста, сто двадцать дней секса, Роберт. Только никуда не иди.

Он коснулся моих губ, дразняще-медленно провел языком.

– Я люблю тебя, – только и ответил он, убирая мои пальцы с запястья.

Обхватил меня за талию и поставил на стул.

– Там невысоко, сможешь спрыгнуть. Как только окажешься по ту сторону дома, беги в гараж, он не заперт. Там сухо и тепло, набери полицию и жди их там, ладно?

Я смотрела на Роберта сверху вниз, стоя на стуле. Пламя свечи колыхалось от порывов ветра с улицы и раскрашивало его лицо плавленой бронзой. За окном вовсю хлестал осенний дождь.

– Что мне сказать копам?

– Что в дом ворвался грабитель.

Роберт подсадил меня, но лаз для вытяжки оказался не таким уж большим, как ему казалось. Или же я была не такой мелкой, как в его воображении. Ползти пришлось ногами вперед, на животе, эдакой запутавшейся гусеницей.

Роберт оставался на кухне. Он даже поднялся на стул и держал меня за руки, пока не пришло время прыгать.

Ноги свесились по ту сторону. Колени оцарапались о кладку дома, а дождь ужалил холодом.

– Теперь отпускай мои руки и прыгай, – сказал Роберт и первым разжал пальцы.

Знал, что я не смогу отпустить его первой.

– Давай!

Я оттолкнулась руками, и вывалилась из лаза. Упала на спину, в лужу. У кухонной стены была клумба, сейчас на ней ничего не росло, к моему везению. А еще частые дожди размыли землю. Иначе я бы отбила себе все, что только можно. Падение вышло совсем не изящным.

Хотя дождь заглушал все звуки, из лаза донесся громкий грохот. Роберт выбил дверь. Ногой или плечом.

Я посмотрела наверх. Лаз был высоко. При всем желании, даже в прыжке, я не дотянусь. А значит, обратно на кухню не попаду. Окна были заколочены. Хотя вряд ли Франсуа заколотил все ставни на первом этаже, но чтобы попасть в дом, мне придется разбить стекло, а это вызовет очень много шума. Входная дверь скорей всего заперта.

Я поднялась и побежала вдоль дома к гаражу. После того, как утром Роберт выкатил мотоцикл, он действительно не закрыл ворота. Я проскользнула внутрь.

Меня колотило от холода и ужаса. Внутри было темно, и я оставила ворота открытыми, чтобы хотя бы первое время было видно хоть что-то. Закрою их, как только осмотрю гараж.

На вешалке в глубине нашла огромную пропахнувшую сыростью куртку. Ею можно было обмотаться три раза, такой огромной она была. Рыбацкая или садовничья, в темноте не различить, но мои ноги ниже колен все равно оставались голыми. А еще я была босиком.

Туфли на каблуке пришлось снять перед моим бегством. Сейчас ноги были полностью в грязи, но грязь меня волновала мало. Я нашла такие же безразмерные резиновые сапоги, но, к сожалению, согреть окоченевшие пальцы ног в них не вышло.

Наконец, дрожащими пальцами я набрала 911.

– Девять один один, говорите.

Я быстро назвала адрес и попросила приехать, как можно скорее.

– Ваше имя, мисс? Где вы сейчас?

– Положи трубку, Денниза, – услышала я, и в тот же миг меня ослепил свет фонарика.

На пороге гаража, который я так и не закрыла, стоял Чип Закси. В его руках был пистолет, поблескивающий в бледном свете карманного фонарика.

– Мисс? – повторили в трубке.

Я опустила руку с телефоном, глядя на то, как Чип Закси медленно надвигается на меня из дверного проема.

Вот почему в участке все просто так легко и просто. Потому что они, проклятье, были заодно.

– Ну что? – хмыкнул Закси-младший. – Кажется, у нас осталось одно незавершенное дело?

Я попятилась, но споткнулась из-за резиновых сапог на пять размеров больше и растянулась на полу.

– Нужно отдать тебе должное, Денниза, – продолжал Чип, – ты очень хорошо все обставила. Вот только не учла, что я не учился в Миннесоте, и с самого начала понял, что ты врешь мне. Отец отправил меня в соседний штат, чтобы я поступил в полицейскую академию и исполнил его мечту. А мне, знаешь ли, не улыбалось рыть могилы всю жизнь. Не шевелись, ясно?

Чип достал рацию, дождался ответа и сказал:

– Офицер Закси, я на месте. Ложный вызов, повторяю, ложный вызов. Я проверил. В дом забрался медведь. Животное приняли за вора. Да, спасибо.

Он прикрепил рацию обратно на пояс и сказал с ухмылкой:

– Вот теперь нам точно никто не помешает.

Я снова поднялась и попятилась к задней стене. Если успею разуться, то смогу убежать. Но сделать это надо так, чтобы Закси ничего не заподозрил.

– Что тебе обещал Франсуа? – спросила я. От холода и адреналина зуб на зуб не попадал.

– Деньги, конечно. Думаешь, дежурствами в архиве много заработаешь? А чтобы перевестись из этой дыры, мне на первое время нужны деньги. Я повидал жизнь в Нью-Йорке и не собираюсь прозябать здесь с медведями и оленями.

– Тебя ведь посадят. Ты помогаешь преступнику.

– Риск благородное дело, слышала о таком? Хватит трындеть, Денниза. Раздевайся. Помнится, ты была очень даже не против. А твой торт, уж прости, пришлось выкинуть. Я не мог рисковать. Но без сладкого я сегодня не уйду.

Ладно, этого шанса я и ждала. Медленно сняла с плеч тяжелую куртку, и та грузно осела на пол. Луч фонарика, как и голодный взгляд Чипа, шарил по телу и насквозь промокшему платью.

– Эй! – крикнул он, когда я нагнулась. – Что ты там делаешь?

– Хочу снять сапоги, – объяснила я. – Или ты считаешь их сексуальными?

– Ладно, давай, – кивнул он.

Разувшись, стоя на бетонном полу босиком, спросила:

– Так и будешь держать пистолет?

Бугор в штанах отчетливо показывал, что Закси уже не терпится. Все еще держа меня на мушке, он подошел к полке с жестяными банками и оставил там фонарик, направив его на противоположную стену, чтобы не слепил глаза. После, не убирая пистолета, внезапно снял с пояса наручники и двинулся ко мне.

– Оружие я, конечно, уберу, но сначала нужно себя обезопасить.

– А без того, чтобы быть прикованными, с тобой женщины сексом не занимаются?

– Даже не рассчитывай, что я клюну на это, Денниза.

Оставались каких-то два шага. И Чип лишь на миг отвел глаза в сторону, в поисках чего-то, к чему меня можно было приковать. Тогда-то я и врезала ему коленом в пах и стрелой полетела на выход.

Чип стрелять не стал. В общем-то, я не верила, что он возьмет на себя еще и убийство. Одно дело воспользоваться случаем и изнасиловать, и совсем другое – застрелить кого-то из табельного оружия.

Я вылетела под дождь и нырнула в заросли сада, царапая руки и ноги.

И тогда же сзади прогремел выстрел.

Я растянулась на земле, рухнув на мокрую землю. Холодный воздух обжигал горло. В ушах гремело от выстрела и заходившегося от ужаса сердца.

Все-таки выстрелил. Трындец, он все-таки выстрелил!

Я лежала, не шелохнувшись, вслушиваясь в многочисленные шорохи и дождевую капель, силясь различить во всей природной какофонии шаги Закси.

Не услышав ничего, рискнула. Поднялась и села так, чтобы заросли колючей азалии служили прикрытием. На фоне темной махины дома ничего не двигалось. Нигде ни движения. Словно все вымерло.

Паника разлилась по венам. До меня дошло, что на стволе Закси был глушитель. А выстрел, который я слышала, прозвучал четко.

А значит… Стреляли в доме.

Глава 34. О прошлом

Были ли это капли дождя или слезы на моих щеках, когда я снова вытянула телефон из мокрой одежды и набрала кнопку экстренного вызова? Скорей всего, все вместе. Мне казалось, я тону и захлебываюсь – вода была везде. Я глотала слезы и не понимала, почему дождевые капли на вкус соленые. Сдавленно рыдала, глотая слова, не в силах нормально объяснить оператору экстренной службы, почему мне нужна помощь полиции.

После телефон перестал работать. Экран потух, вызов оборвался.

То ли дождь погубил его, то ли батарейка села из-за холода. Не знаю. Он выпал из моих рук, бессмысленный кусок пластика. А я поднялась из-за кустов в полный рост. Снова оглядела дом, который размывала пелена дождя и слезы в моих глазах.

Ворота гаража темнели разинутым ртом. Но в проеме никто не появлялся. В окнах света тоже не было. Куда делся Закси со своим фонариком?

Мне нужно было пересечь открытое пространство перед домом. Я собиралась вернуться. И встретиться лицом к лицу с последствиями выстрела. Двое на одного. И у обоих могло быть оружие, тогда как у Роберта его явно не было.

Один противник слеп, другой – профессиональный стрелок. Уравнивает ли это шансы Роберта? Сердце подсказывало, что нет.

Утопая в грязи босыми ногами, я пошла вперед. Десять шагов до двери, чтобы убедиться, что она заперта. Окна, окна… И окно спальни, в которой мы провели ночь, все еще открыто. Я устремилась туда.

И тогда же сзади раздался визг сирены, а сине-красное сияние взорвало ночь яркими красками.

– Стоять на месте! Полиция! Руки вверх, чтобы я их видел!

Я замерла, держась за подоконник. Потом медленно обернулась, свет фар, фонариков и мигалок ослепил, так что одну руку пришлось приставить ко лбу козырьком. Я различила мужчин в форме, которые спешили ко мне со стороны машин. Целых три штуки притормозило во дворе.

– Мисс, у вас есть оружие?

Я качнула головой. Зубы выбивали чечетку, с трудом удалось выдавить:

– Нет.

– Пройдемте со мной. Это вы звонили в 911?

– Да.

– К нам поступил еще один вызов от сотрудника. Он сказал, что в дом забрался медведь, это так?

– Нет. Он… Он… в доме. Помогите ему.

– Идите за мной, мисс, вам нужна помощь.

– Нет. Помогите ему!

Офицеру удалось увести меня от распахнутого окна, обернувшись, увидела, что входная дверь уже качается на ветру, а в окнах то тут, то там вспыхивают белые лучи фонарей.

Офицер накинул мне на плечи плед, распахнул передо мной дверь патрульной машины, я упиралась, хотела сказать, посмотрите на мои ноги, я же вам все перепачкаю, но в этот момент в доме снова раздались выстрелы.

Полицейский буквально втолкнул меня в машину и запер дверцу с другой стороны. Как и другие, выставил перед собой табельное оружие. Раздавались крики, которые тонули в завывании сирены скорой помощи, которая петляла по саду, приближаясь к дому.

По стенам особняка скользили синие и красные лучи. Искрили листья плюща, до блеска вымытые дождем.

Я припала к окну, которое тут же запотело от моего дыхания. Я требовала, чтобы меня выпустили, но никого возле машины уже не было, а от всей остальной машины заднее сидение было отгорожено.

Из кареты скорой помощи выскочили врачи. Полициейские повели их в дом.

Адский холод сменился жаром. Сердце билось так, что казалось кровь вот-вот вскипит.

Из дома вынесли носилки. Человека, что лежал на них, с головой укрыли одеялом.

Скорая взревела, сорвалась с места и умчалась. Во рту было солоно от крови, я прокусила нижнюю губу, пока глядела ей в след.

Их было трое в доме. Господи, их было трое.

Время казалось вечностью. Казалось, я вижу, как падают с неба капли, раскрашенные холодным сиянием мигалок. Возле входной двери то появлялись, то исчезали люди в форме. Во что был одет Роберт? Я поняла, что не помню.

И тогда из дома появились двое. А между ними шел кто-то третий. Шел так осторожно, словно слепец брел на ощупь.

Сердце рухнуло в пятки, я поняла, что не дышу.

Рядом с машиной возник офицер и отпер дверь, а я поняла, что боюсь выходить. Что ноги не держат, а руки трясутся. Взгляд из-за слез не желал фокусироваться на бледном лице мужчины, который шел ко мне, окруженный офицерами.

– Денни…

Только один человек из этих трех звал меня так.

Я сморгнула слезы. Роберт коснулся моих плеч, набросил на меня собственное одеяло. Мое осталось в машине, да оно и промокло, набрав натекшей с волос воды.

– Денни, – пробормотал он, покрывая поцелуями лоб и щеки.

Я не могла сказать ни слова. Только вжималась в него так сильно, цепляясь негнущимися от холода пальцами за одежду. Живой. Живой.

– Я сейчас должен уехать, – прошептал Роберт. – Нужно дать показания.

– По-почему? – заикаясь, спросила я. – А ты… вернешься?

– Как только отвечу на все их вопросы, – он продолжал улыбаться.

Мой гений, на губах которого улыбка была таким редким гостем. Сейчас под дождем, в окровавленной одежде, задержанный, он улыбался.

Прошлое, наконец, осталось в прошлом, поняла я. И это действительно было так. Отныне, когда я буду думать о «той самой ночи», я больше не буду вспоминать события двенадцатилетней давности. Они поблекли и померкли перед правдой, которая теперь известна нам обоим.

Роберт ощущал свободу. И желание жить. И быть счастливым. Он стер слезы с моих щеки, и я уткнулась в его ладонь и ответила на улыбку.

А после он меня поцеловал.

⁂

В Миннесоте после задержания Роберт какое-то время провел в том самом полицейском участке. Еще ему потребовался хороший адвокат, который все-таки смог доказать, что к смерти Эйзенхауэра Роберт не причастен.

На время судебных разбирательств я переехала в единственный в городе мотель. Было выше моих сил оставаться в огромном доме наедине с призраками, которых после происшествия той ночью стало только больше.

День ото дня с прошлого спадала пелена забытья, и с каждым новым допросом Роберта появлялись все новые подробности.

Из-за того, что был на короткой ноге с миссис Маккамон, Франсуа считал, что знает дом Роберта, как свои пять пальцев, но в особняке оказалось достаточно тайн. Роберт знал и о лазе на кухне, и о том, что у матери запрятан дамский револьвер за фальшивым дном выдвижного ящик секретера. Вокруг были леса и заповедники, и в сад миссис Маккамон частенько забирались дикие звери, хотя ей самой револьвером так и не довелось воспользоваться, было спокойней иметь его при себе.

Роберт не стал стрелять в слепого и безоружного человека, хотя Франсуа и наговорил ему всякого, чтобы вывести его из себя. Из-за раны и легкого сотрясения, которое подтвердили позже врачи, Роберт испытывал головокружение и слабость. В какой-то момент он даже не устоял на ногах и упал, а револьвер выскользнул из его рук.

Франсуа хоть и был слепым, но глухим не был. На ощупь и по звуку он нашел оружие на полу.

А после сказал, что поскольку шансов выйти сухим из воды из этой истории у него самого немного, он доставит Маккамону столько неприятностей, сколько возможно.

После этих слов он застрелился.

Двенадцать лет назад, в первые дни сразу после аварии, Франсуа давил на жалость миссис Маккамон и со временем она стала его надежным союзником. Миссис Маккамон считала зачисление Роберта в Академию огромной ошибкой, а все последующие события только укрепили ее мнение.

Пока Роберт находился в коме, Франсуа смог убедить его мать, что на самом деле делал все, чтобы остановить пагубное увлечение ее сына наркотиками и алкоголем. Хотя поступал кардинально наоборот, но Роберт не мог опровергнуть его слова, а когда очнулся, мать не верила, что такой замечательный юноша, как Франсуа, мог сам толкать Роберта к пропасти.

Сложно не проникнуться жалостью к тому, кто ослеп по вине твоего сына. Одним словом, Франсуа сделал все, чтобы мать Роберта встала на его сторону.

Отношения Роберта с матерью не ладились с детства. Именно она была готова держать его в четырех стенах ради творчества, чтобы не дать дурным людям испортить карьеру и жизнь сына, хотя отец, как помнил Роберт, был против.

Того же мнения придерживался Франсуа, хотя он в отличие от миссис Маккамон, понимал, что нельзя творить и брать вдохновение из ниоткуда, будучи запертым в четырех стенах.

Отчисление из Академии и трагедия, медицинские освидетельствования о наличии алкоголя в крови Роберта, превышающие норму, все это стало последней каплей для миссис Маккамон.

К моменту, когда Роберт пришел в себя, мать уже винила его не только в травме Франсуа, но и в гибели людей во второй машине. Хотя виновником аварии действительно был лось, именно его останки были на фотографиях, на которые я старалась не глядеть, пока пыталась переслать Роберту из участка.

После выписки из больницы мать посадила Роберта под своеобразный домашний арест, и хотя ему никогда не грозил реальный тюремный срок, сам Маккамон узнал об этом гораздо позже, а мать убеждала его, что только благодаря ей, он все еще на свободе. Хотя никакой свободой там и не пахло.

В таких условиях Роберт прожил почти пять лет. В те годы черный цвет и стал главенствующим в его картинах. Ярость, отчаяние и злость, жалость и стыд. Неудивительно, что Роберту не хватило мужества подойти ко мне на кладбище. Все это Роберт выплескивал на холст, пока однажды, спустя годы, не высказал матери в лицо.

Он сказал, что не вернется, а она, что, пока жива, даже на порог его не пустит, пусть он и прибежит к ней, поджав хвост. Роберт покинул родной город вместе с Франсуа, который обещал миссис Маккамон приглядеть за сыном.

Свое обещание Эйзенхауэр сдержал до конца. А сам Роберт вернулся домой только после смерти матери.

Все это Роберт излагал адвокату, а я слушала за пуленепробиваемым стеклом по другую сторону. Подробности двенадцатилетней давности нельзя было утаивать, иначе происходящему не нашлось бы ни единого объяснения. Пришлось поднимать прежние дела, и я снова увидела архивные коробки, которые сама же и вскрыла. Отпечатки это подтвердили.

Это было противозаконным делом, но полиция штата Миннесота, принимая во внимание обстоятельства дела и то, что раньше я была законопослушной гражданкой, ограничилась штрафом.

После мы все-таки запросили документы дела, и нам позволили изучить их нормально и без спешки.

По материалам в деле моих родителей я выяснила, что Франсуа никак не мог видеть мою мать и тем более быть с ней в последние минуты жизни. По медицинскому отчету ее смерть наступила мгновенно в результате удара, который пришелся именно на сторону пассажира.

Франсуа умело играл чувствами. В тот самый момент ему нужно было завладеть моим вниманием, ведь пока слепой говорил, я могла осмотреть кухню и, будь я способна здраво мыслить в экстремальной ситуации, то могла найти или заметить то, что могло помочь мне, а ему, соответственно, помешать. Например, нож, вилки или ножницы, оставленные на видном месте. Что угодно, что могло помочь нам освободиться.

Оказалось, что Франсуа приехал позже нашего в Миннесоту, но медлить не стал. Сразу наведался к Закси-старшему на кладбище, у которого выдался очень насыщенный день. Жители маленьких городков часто говорят обо всем без утайки, вот Закси-старший и выложил старому другу миссис Маккамон, который к тому же, в отличие от сына, присутствовал на ее похоронах, что завтра сын завезет в особняк продукты.

Чтобы договориться с Чипом у Франсуа была почти целая ночь и, судя по всему, он ни минуты не терял даром. Картины Маккамона стоят больших денег, а в особняке их было навалом. Как агент и доверенное лицо Роберта, Франсуа имел право продавать или дарить его полотна. Разумеется, в процессе разговора с Чипом Франсуа выяснил, что Закси-младший работает в полиции и тогда-то его план, вероятно, и обрел окончательную форму.

Самого Чипа только спустя несколько дней задержали на границе со штатом Висконсин. Работа копом в захолустном городке Чипу была не по душе. Вот он и согласился подзаработать деньжат.

После утреннего визита к нам, Чип звонил Франсуа, согласно распечаткам телефонных звонков, чтобы выяснить, что делать дальше. Мое желание навестить его в участке оказалось им только на руку. Франсуа приказал Чипу тянуть время, чтобы не позволить нам с Робертом скоро вернуться домой.

Но когда в твой организм влили ударную дозу слабительного, тянуть время сложно, хотя Чип честно старался.

Впрочем, Франсуа и без того уложился. Хотя в самом участке мы провели от силы час, мы с Робертом довольно много времени потратили на визит в кафе к Одри, выбор и примерку подходящего платья в магазине, поход в аптеку с последующим возвращением к Одри за добавкой кофе и тортом.

Перво-наперво, когда мы уехали из дома, Франсуа заколотил ставни окон на первом этаже и проверил плиту. Но и это было не все.

Когда Роберт, освободившись, поднялся на второй этаж, то ему в нос ударил сильный запах бензина. Похоже, Франсуа не собирался оставлять нам никаких шансов, чего не скажешь о картинах. Роберт оказался прав. Эйзенхауэр собирался спасти хотя бы наиболее ценные картины.

А чтобы выяснить это, слепому человеку требовалось время. Оно-то нас и спасло.