Текст книги "Завоевать сердце гения"

Глава 14. Нарушенный пункт

Ну разумеется, Ба была среди танцоров в парке. Чтобы она и пропустила зажигательные танцы? Никогда!

Выглядела Ба прекрасно – в темно-шоколадных волосах горел крупный цветок мака, а на ней было воздушное шифоновое платье в таких же крупных красных цветах. «Платье для соблазнения», – как она говорила про него. Похоже, платье свою миссию выполнило.

За спиной Ба улыбался старичок. Успев, вероятно, познакомиться с темпераментом моей бабули, он явно собирался увидеть перед собой шоу. Еще бы. Застукали они меня не за поеданием мороженого.

К чести Маккамона, он не стал отпрыгивать от меня, как от прокаженной. Или делать вид, что его губы случайно оказались в миллиметре от моих. Он отстранился, но руки с талии не убрал.

– Ба? Привет. Это…

А вот тут уже интереснее. Кто он мне и как его представить? Ни одно определение, которое бы не шокировало бабулю, к Маккамону не применимо.

«Это мой парень»? Серьезно?

Или «это просто мужчина, которого я мечтаю затащить в постель?» Хм. Да, моя Ба, конечно, раскрепощенная и от времени не отстает, но все же.

«Ой, знаешь, Ба, я просто подрабатываю музой у одного гения. Что входит в мои обязанности? А вот это уже довольно интересно».

Пауза затягивалась, поэтому я просто сказала:

– Это Роберт.

Чем вызвала у бабули неподдельный интерес. Я прямо увидела, как шкала любопытства тут же зашкалила.

– Просто Роберт? – уточнила она.

– Верно.

Старичок за ее плечом нахмурился. Лицо Маккамона ему явно знакомо, еще бы, после недавнего скандала в прессе. Имя, похоже, так и вертится на языке, как и неуместные вопросы, он щелкает пальцами, силясь вспомнить, но благослови господь плохую память и старческий склероз!

– Роберт, это моя бабушка. Миссис…

– Просто Джорджиана, просто Роберт, – хмыкнула она.

Маккамон протянул свою ладонь, и бабуля изящно вложила в нее свои пальцы. Он наклонился и едва коснулся ее руки губами.

Ни черта себе, какие манеры.

То же написано было и на лице бабули, которую происходящие интересовало с каждой секундой все больше. Она бросила на меня быстрый взгляд, в котором явно читалось: «А этот круче твоих прежних ухажеров, Денни».

Надо уходить. А с бабулей я потом сама поговорю. День Пиццы очень скоро и чувствую, от ответов мне не уйти.

– Ну, рада была встретиться, а теперь нам пора.

– Ну да, это нам с Эдмонтом уже некуда спешить, – парировала бабуля, а я почувствовала, что краснею.

– Что? – громко переспросил старичок.

– Спешить, говорю, нам некуда!

– Да, мой автобус отходит только в девять, – кивнул он.

Бабуля рассмеялась.

– Он такой забавный, правда? Роберт, вы с Денни придете к нам на День Пиццы?

– Спасибо, но я не ем пиццу.

О черт. Видели бы вы глаза моей Ба.

– Хм, – откашлялась она. – Ну, там будет еще пиво?

Роберт улыбнулся.

– Благодарю за приглашение. Пиво я тоже не пью.

Прямо-таки контрольный в голову.

И немой вопрос в глазах Ба: «Денни, ты где его откопала?»

– Что ж, – протянула моя Ба, – все равно приходите. Вы ведь пьете… воду?

Маккамон рассмеялся.

– А вы не… – встрял старичок, а я быстро заговорила, прерывая его самым грубом образом:

– Посмотрим, Ба. Ничего не обещаю! Пока! Мелким привет!

Я чмокнула ее в обе щеки, мужчины обменялись рукопожатиями и старичок успел проговорить что-то вроде: «И все-таки, а где?…»

Но я уже потащила Маккамона на выход из парка.

– Куда ты так бежишь? – спросил он, когда мы остановились на тротуаре.

– Он почти вспомнил, кто ты!

Машина остановилась, пропуская нас, и я перебежала через дорогу. Маккамон следом. Заметив нас, швейцар улыбнулся и распахнул передо мной дверь:

– Ваши вещи наверху, мисс Стоун. С возвращением, мистер Маккамон.

– Большое спасибо, – кивнула я.

Молча, мы дошли до лифта, ведущего в пентхаус.

Похоже, Роберт опять замкнулся в себе. Черт, надо аккуратно сталкивать гения с реальностью, в которой едят пиццу и пьют пиво.

Как только мы вошли в лифт, я быстро-быстро заговорила, надеясь, исправить положение вещей и вернуть то положение вещей, которое нарушило появление моей Ба.

– Прости, что так вышло. Мне следовало догадаться, что бабуля скорей всего будет среди танцоров. И потом, она любит мороженое так же сильно, как и я… И ты совершенно не должен никуда идти, потому что…Ну, на День Пиццы мы собираемся всей семьей, а как я тебе уже говорила, братьев и сестер у меня точно песка в океане, видимо-невидимо. Так вот…

– Денни, – прервал он мой поток сознания. – Меня не пугают люди, пицца или пиво.

– Там еще музыка. Много музыки. Они у меня постоянно поют!

– Музыка меня тоже не пугает.

– Но ты ведь не слушаешь музыку?…

– Мой дом – мои правила. Чужой дом – чужие правила. И я уважаю чужие правила, как и желания других людей. Я никому не навязываю свой образа жизни, разве нет?

Я укусила себя за щеки, чтобы не отвечать, но все равно не смогла сдержаться и ответила:

– Нет, не так.

– В смысле? – удивился Маккамон.

– Ну, будь это так, ты бы не заставлял меня есть с утра омлет или овсянку. И не заставлял бы завтракать у себя.

Маккамон нахмурился.

– Это другое. Ты находишься в моем доме и пытаешься нарушить мой образ жизни. Это как если бы я пришел на День Пиццы и стал прочищать всем мозги, что пицца это вредно, а потребление пива – первая стадия алкоголизма.

– Ладно, – вздохнула я. – Поняла, буду есть одна.

Лифт остановился на сорок втором этаже. Я вышла первая и почувствовала, что Маккамон не идет следом за мной. Обернулась.

– Мне нужно покормить хорьков.

Меня он с собой не звал.

– Ладно, – кивнула я.

– Денни, я уже пошел тебе навстречу, – сказал он тихо. – Просто… Дай мне время.

Развернулся и ушел в другую от меня сторону.

И куда, спрашивается, делся этот мужчина, что сорвал с моих волос заколку и почти поцеловал меня? Почему вместо него опять бесчувственный айсберг?

Дать ему время. Где только терпения столько взять?…

Терпением я не отличалась. Если передо мной появлялась стена, я создавала из ничего таран и шла напролом. Такая тактика не всегда давала положительный результат. Ба часто утешала меня после очередного провала, учила быть более гибкой, не цепляться за принципы, проявлять сочувствие и не стараться выходить из споров всегда правой.

В лице Маккамона я встретила свою копию, только он был в сто раз упрямее меня. А его принципы – тверже алмазов. Возможно, Эйзенхауэр тоже увидел наше сходство, решил, что такое столкновение будет как минимум забавным. И уж точно расшевелит Роберта.

Он перешел на имена. Крохотная ступень в лестнице к его сердцу преодолена. Сколько еще впереди?

Конечно, мне хотелось разом взять и победить. Но с ним так не выйдет. Чую, не раз придется делать шаг вперед и два назад. Как сейчас, после прогулки в парке.

Три чемодана, сумка и азалия ждали меня в комнате, где ничего не изменилось с утра, когда я покинула комнату. Но первым делом я достала телефон, наушники и врубила на полную мощность «Linkin Park». После скинула обувь, подкатила чемодан с вещами к встроенному шкафу.

Азалии отвела место на круглом столе возле окна. Вероятно, здесь мне и полагается завтракать. А также обедать и ужинать, пока гений не разрешит покинуть комнату. И то не факт, что тем самым, я не нарушу его личного покоя. Ведь это его дом, а правил у него хватает.

У нас в доме не было жестких правил. Да, мы садились за стол в одно и то же время, но так и надо в семье, где много людей. Иначе приемы пищи никогда не закончатся. Да, у нас были графики дежурств, кто моет посуду, пол, кто стирает и вешает белье, кто сидит с мелкими. Так ведь так мы помогали друг другу, а графики были гибкими – не можешь или есть дела? Предупреди и поменяйся.

Я почти не жила в тишине, одиночестве и жестких рамках. Квартиру я сняла, когда устроилась в редакции. Так было ближе, чем добираться с другого конца города, но скромные размеры не позволяли найти себе соседку, хотя я очень этого хотела поначалу. Но потом у меня появился один парень, потом другой… И в общем, я сполна оценила собственное жилье по достоинству.

Но ни один из мужчин, что ночевали у меня, раз или чаще, как Адам, не спрашивали у меня о правилах, режиме или даже «ела ли я сегодня?».

Почему Маккамон вечером набрасывается, а утром велит запереться в своей комнате? Почему целует в парке так, что я вся превращаюсь в оголенный нерв, а потом уходит кормить хорьков, оставляя меня одну?

Я не разложила и половины вещей, когда поняла, что голова гудит от мыслей. Плевать, у меня четких правил нет, могу доделать и завтра. Поэтому вытащила из второго чемодана домашний плед с цветными квадратами, завернулась в него и рухнула на кровать, пока в наушниках надрывался солист группы.

Представляю, сколько вопросов на меня вывалит Ба при встрече. И совершенно не представляю, как на них отвечать.

Кто он мне и что нас связывает? Почему я живу у него? Попробуй, объяснить это, не упоминая контракта. А если она узнает или ее старичок вспомнит, что это тот самый озабоченный гений из газет?…

Можно попытаться сказать, что это всего лишь происки журналистов. Но ведь я знаю, что правду. А бабуля раскусит любую мою ложь в два счета.

Мыслями я снова вернулась к его рассказу в парке.

Если бы я не появилась в тот день на его кухне, он выбрал бы одну из тех, что сидели в коридоре. И теперь на этой кровати лежала бы она. После рабочего дня.

И вряд ли Маккамон разгуливал бы с ней по парку.

Помню, как Адам в один из тех сто дней тоже просил меня поиграть перед ним с самой собой. Это был мой первый и единственный опыт, когда я ласкала себя на глазах у кого-то. Тогда мне было просто интересно сделать это рядом с мужчиной, но смогла бы я касаться себя постоянно?

Допустим, это я захожу в мастерскую, а на мне из одежды только шелковый короткий халат.

– Раздевайся, – говорит Маккамон, стоя у мольберта.

А я что?

Скидываю халат, устраиваюсь на возвышении посреди мастерской. Абсолютно голая. Какая там у гения рабочая форма одежды? Штаны на голое тело, класс. Очень настраивает на рабочий лад.

И вот он смотрит на меня своими синими глазами, которые вынимают и препарируют душу. И говорит низким голосом:

– Вдохнови меня, Денни.

Господи, да я уже вся мокрая!

Хватило каких-то несколько секунд и всего пары движений руки, чтобы меня прошило током удовольствия. Кусая губы, выгнулась на кровати. Раздосадованная, неудовлетворенная.

Слишком быстрая и слишком поверхностная разрядка.

«Разве ты не можешь добиться удовольствия без мужчины?» Могу, но это не идет ни в какое сравнение с мужчиной. Рядом с ним мне бы не хотелось снова, как сейчас.

Наушники сползли, и я откинула их в сторону. Устроилась поудобней, стянув джинсы и белье. Тело требовало еще одного, как минимум, оргазма.

И тут раздался стук в дверь.

Я подлетела на кровати, кое-как натянув одежду. Когда я открывала дверь, руки у меня чуть подрагивали.

За дверью стоял Маккамон. Он явно ожидал, что я приглашу его войти. Но я преградила ему путь на пороге и спросила:

– Что?… С хорьками что-то не так?

Дыхание у меня еще не восстановилось.

Нас разделяли каких-то два шага. Маккамон оглядел меня с ног до головы. Тем самым взглядом, рядом с которым рентгеновские лучи тихо плачут в сторонке.

Мой румянец наверняка выдал меня с головой. Из-за природной рыжести я всегда румяная после оргазмов.

– Хорьки-то в порядке, – медленно произнес гений. – А вот с тобой что?

– Да я так… просто… ну… вещи раскладываю… – и помахала рукой в воздухе.

Той самой рукой.

Я чуть сквозь землю не провалилась, когда он сделал глубокий вдох, на миг даже прикрыв глаза.

Когда наши взгляды встретились, я снова узнала того мужчину, каким он был в парке. Сердце заколотилось, как бешенное.

Более ни о чем не спрашивая, Маккамон толкнул дверь, а я попятилась в комнату. Он мазнул взглядом по беспорядку на кровати, с долей удивления задержавшись на цветном ярком пледе, потом на раскрытый и не разобранный до конца чемодан с вещами.

– Вещи, значит, раскладывала. Что же тебя так отвлекло, Денни?

При этом он надвигался на меня, а я пятилась, пока не коснулась бедрами стола. Все. Бежать больше некуда. Только в окно выпрыгивать.

– Азалия! – слишком громко воскликнула я. – Азалия меня отвлекла. У нее сухие листья появились, и я хотела… хотела…

Он вжал меня в стол, отчего у меня все слова вылетели из головы. Отвел мои руки назад, сцепив пальцы на запястьях. Блокируя любую возможность его коснуться.

– Что хотела, это я чувствую, – процедил Маккамон. – Ты нарушила контракт, не так ли?

Что, черт возьми, он это серьезно?!

– Возмутительно! Я могу делать с собой, что угодно. И не буду говорить об этом! Особенно с тобой.

Его глаза прожигали меня насквозь, когда он процедил:

– В таком случае… ты уволена.

Глава 15. Почти

– Становишься предсказуемым, Роберт. Дважды за сегодняшний день указываешь на дверь! Ты ведь только и думаешь о том, как избавиться от меня, правда? Сначала Гарри, потом воспользовался тяжелой артиллерией в парке. Признайся, специально возбуждал меня там, а потом ушел, как будто ничего и не было. С Гарри не вышло, решил попробовать иначе. А я не железная, Роберт! И если захочу кончить, то кончу!

– Согласен, – спокойно ответил он, изучая меня, как будто под микроскопом.

Что-то подозрительно быстро согласился, уже задумал что-то?

– Раньше я бы тут же разорвал контракт в одностороннем порядке, но ты права, в том, что произошло, есть и моя вина. Так что прощаю тебя на этот раз, но с одним условием.

Так и знала! Ни на минуту нельзя расслабиться.

– С каким? – поежилась я.

– Покажи мне, что ты делала здесь. Одна. Без меня.

Тело свело судорогой, которая сконцентрировалась внизу живота.

– Нет, – выдохнула я. – Ни за что.

– Почему? Именно этим и должны заниматься моя музы.

– Черт, нет!.. Ты говорил, что тебе нужны эмоции. Так вот, Роберт, я все это затеяла, чтобы… – Давай, Денни, думай! – Чтобы проверить! В одиночестве я не чувствую и десятой доли того, что со мной делаешь ты… – под силой его взгляда голос сорвался на писк.

Секунда, две. Сердце заходится ходуном.

– Очень убедительная ложь, Денни.

– Это правда! Полностью в твоих силах сделать так, Роберт, чтобы я больше не нарушала твой контракт. Ну, хотя бы этот пункт.

Он хмыкнул.

– То есть подчинения от тебя ждать бесполезно?

– Ну смотря о чем ты просишь…

– Никаких поцелуев, – прошептал он. – И больше никаких оргазмов в одиночестве. Ясно?

Он скользнул по мне жадным взглядом и произнес тем низким, хриплым голосом, о котором я мечтала четверть часа тому назад:

– А теперь раздевайся.

– Помоги мне, – прошептала я, подцепив края футболки.

Хотелось, чтобы Маккамон тоже участвовал в процессе, а не только отдавал приказы. А еще, чтобы он разделся тоже.

Роберт провел пальцами по моему голому животу следом за футболкой. И стоило нырнуть в ворот с головой, как он сдернул ее с меня одним быстрым движением.

Я ощутила на себе его тяжелый взгляд, которым он ласкал меня, не касаясь при этом руками.

Наверняка, как визуал, он мог бы часами просто смотреть на мою грудь в кружевах, поэтому, чтобы ускорить процесс и сэкономить время, я сразу потянулась к застежке на спине и после отшвырнула бюстгальтер прочь. У Маккамона вырвался глухой стон.

Я стояла перед ним, наполовину голая, а он только смотрел, нависая надо мной и буквально пожирая взглядом. Соски покалывало от возбуждения, настолько, что хотелось самой сжать их, но уж нет. В эту игру будут играть двое. И точка.

Подушечками пальцев он провел по моему подбородку. Потом ниже, по шее к ключицам. К ложбинке на груди.

И тут стол зашатался.

Я замерла, испугавшись землетрясения. А вот гений испуганным не выглядел. Скорее ошарашенный и немного пристыженный, и тогда-то до меня дошло, что же это было.

Маккамон просто толкнулся бедрами мне навстречу. Как если бы хотел войти в меня. Один удар бедрами, и мог бы оказаться внутри, если бы на нас не было преступно много лишней одежды.

Инстинкты-то работают! Все-таки взяли верх над разумом. А значит, я на правильном пути и отступать нельзя.

Быстро, пока он не умчался прочь, прижалась к его ширинке бедрами и выгнулась всем телом. Показывая, что это именно то, чего я хочу. Чтобы он был во мне. Не знаю, как у него джинсы в этот момент не лопнули. Его желание было горячим, твердым и более чем очевидным.

Вместо того чтобы притянуть к себе и оттрахать так, чтобы я своего имени вспомнить не могла, Роберт «Кремень» Маккамон потянулся к азалии за моей спиной и перенес вазон на стул.

Хм. Стол освободил. Но вон же кровать, разве что не трехместная? Или кроватей гений, как и поцелуев, тоже избегает?

– Не уходи, – простонала я.

– Не уйду, – прошептал он, касаясь моих джинс.

Пуговица на них уже была расстегнута, потому что в спешке я только и успела, что натянуть штаны, не заботясь об остальном. Подцепив края, Маккамон стянул с меня джинсы вместе с бельем до колен, а после, подхватив меня подмышки, усадил на стол.

– Единственные мгновения, когда ты, Денни, ни с чем не споришь, – пробормотал он.

Спорить? Да я дышать боялась, лишь бы все не испортить.

Маккамон медленно развел мои ноги и встал между ними. Надавил на плечи, безо всяких слов приказывая опуститься назад.

Провел пальцами вдоль всего моего тела, от плеч до самых бедер. С медленным наслаждением, словно у него была вечность в запасе, он исследовал каждый изгиб и впадинку, каждую выпирающую косточку, будь то ключицы, ребра или бедра.

Изучал, выводил шероховатыми пальцами одному ему понятные линии, штрихи и завитки, как если бы я была для него чистым холстом, на котором именно сейчас он создавал новый шедевр.

Уникальный. Но временный.

Возможно, после он снова запрется в своей мастерской, пытаясь воссоздать этот шедевр на холсте. Может быть, получится. Может быть, нет. Постоянная гонка, из которой Маккамон в последнее время редко выходил победителем.

Он ловил каждую эмоцию, собирал и впитывал их, фиксируя в памяти даже самые неуловимые движения тела. Замечал, как я дрожу под его пальцами или как покрывается мурашками кожа, когда он ведет пальцем вокруг соска.

Стоило выгнуться в бедрах, как его пальцы тут же отвечали моему телу и скользили по ягодицам. Застонать и приподняться на столе, как он проводил большим пальцем по груди к животу, словно соединяя видимые ему одному линии.

Все реакции и эмоции пригодятся ему в мастерской, где будет только он и чистый холст. На котором мазками кисти придется воссоздать то, что он видел сейчас – нетерпеливую дрожь тела, искусанные губы, прикрытие от наслаждения глаза.

Сейчас все потребности его тела отступили на второй план. И если на кухне в первый раз он только проверял, не зная, чего ожидать от меня, а вчера ночью на диване действительно сгорал от страсти и нетерпения, то теперь он упивался и собственными, и моими эмоциями. Теперь действительно наполнял мифический колодец вдохновением.

Из-под полуопущенных век, когда вообще удавалось сфокусировать взгляд, я видела, что его ледяные и бесстрастные глаза горели совершенно иным светом.

Безумием, голодом. Интересом. И восхищением.

Еще никогда у меня не было такой долгой прелюдии. Никто еще не ласкал меня так изощрено, поскольку никуда не торопился и совершенно не считался с собственными желаниями.

В сравнение с тем, что делал Маккамон, все прежние ласки казались лишь грубой, неумелой и эгоистичной подготовкой к тому, чтобы мужчина смог приступить к главному. Заполучить приз, клеймить и умчаться покорять других.

Под его руками я сгорала и восставала из пепла на этом столе, под одними только его руками, которыми он ловил даже мои вздохи и стоны, вовремя проводя пальцами по влажным губам.

Желание во мне горело с такой силой, что удержать на месте бедра – было задачей невыполнимой.

К этому мигу я уже стиснула его бедра своими коленями, скрестив лодыжки на пояснице и полностью раскрываясь перед ним. И вздрагивала, когда касалась чувствительной точкой его выпирающего через одежду члена.

Предоставленная самой себе, я двигалась все быстрее, чувствуя приближение разрядки, но в тот же самый момент, когда перед глазами почти взорвались звезды, Маккамон вдруг отшатнулся. Вероятно, осознал, насколько движения моих бедер напоминали секс как таковой, просто в одежде.

Но я успела крепче обхватить его ногами, ясно давая понять, что нет, сейчас я его никуда не отпущу. Тело умоляло о секундной ласке, которая могла бы стать последней каплей.

Маккамон перехватил мои бедра, не сводя с меня безумного, сбитого с толку взгляда. И притянул к себе.

Я выгнулась дугой, буквально поскуливая от желания кончить.

Мне хотелось бешеного ритма, глубоких и резких толчков, а от напряжения и времени, застывшего на грани, по спине ползли капли пота. Но гений не позволял даже шевельнуться, чтобы коснуться его так, как хотелось, только крепко фиксировал бедра в стальных тисках, в которые превратились его ласковые невесомые руки.

Маккамон боролся с самим собой – логика против страсти, разум против инстинктов.

И через миг он разжал пальцы, отпуская меня.

Меня охватила паника, что сейчас он просто развернется и уйдет, но Маккамон медленно опустился на локти, нависая надо мной. А после ударился бедрами о мои разведенные ноги, отчего меня словно прошило током.

Судорожно перебирая пальцами, я забралась под его футболку и впилась ногтями в спину, пока перед глазами сверкали звезды. В какой-то момент, мне даже удалось снять с него эту футболку, чтобы все-таки почувствовать его крепкие объятия. Вдохнуть запах его кожи и впиться в напряженное плечо зубами в момент яркого, как комета в темном небе, оргазма.

⁂

Все-таки хорошо, что Маккамон заранее подумал о бедной азалии.

С душераздирающим скрежетом через миг после моего оргазма одна из ножек стола треснула. Стол явно создавался только для изысканных чаепитий, а не для того, что ему довелось пережить с нашей помощью.

Маккамон вовремя подхватил меня на руки, я же от испуга вцепилась в него так крепко руками и ногами, что даже после, созерцая причиненные разрушения, не спешила возвращаться на пол.

– Думаю, ты уже можешь меня отпустить, – заметил гений.

Ноги меня не держали, так что тут же рухнула на кровать, чувствуя, что во рту пересохло от стонов, я несколько раз сглотнула, но не помогло. Словно читая мои мысли, Маккамон прошел в ванную и вернулся со стаканом воды. Протянул мне.

Даже разрушенный стол не привлекал моего внимания настолько, как то, что по-прежнему выпирало из штанов Маккамона. То есть он опять вот так уйдет?

Отпив воды, я кивнула в благодарность и внимательно посмотрела на гения, оставляя стакан на полу возле кровати.

– А зачем ты приходил?

– На ужин хотел позвать. Теперь Томас накроет тебе… – он мельком глянул на стол. – Где хочешь, там и накроет. А я…

– А ты идешь в мастерскую, – ответила я за него. – Это такая сублимация, Роберт? Тебе обязательно чувствовать возбуждение, чтобы рисовать? Неужели ты… – я запнулась.

– Продолжай, – холодно отозвался Маккамон. – Что ты хотела узнать? Дрочу ли я в душе? Или, может быть, в мастерской на холсты?

– Как ты сбрасываешь напряжение, Роберт?

– До тебя у меня вообще с этим никаких проблем не было.

Я все еще была обнажена, и видела, что Маккамон старался, стиснув зубы, смотреть мне в глаза. Но получалось у него плохо.

– Тебе обязательно рисовать со стояком? Может, это техника такая?

Маккамон тяжело вздохнул.

– Денни, нельзя врываться в чужую жизнь, подобно тайфуну, и сметать на своем пути все, что тебе кажется странным.

– Ты почти занялся сексом со мной на этом столе.

– Я знаю, – обреченно согласился он. – Но… – его взгляд скользил по выкрашенным в бездушный бежевый цвет стенам. Как будто мог найти там подходящие слова, начертанные кем-то ему в подсказку.

А я на этот раз чувствовала, что лучше смолчать. Дать ему время. Переварить. Обдумать. И самому разрушить еще одну преграду между нами.

– Почему ты не назвала моего полного имени, когда знакомила со своей бабушкой?

К такому повороту я не была готова.

– Ну ты… Как бы не готов знакомиться с моими родственниками, верно? Это, как ты говоришь, подходит для людей, у которых есть отношения. А у нас… Вообще непонятно что, к тому же сама встреча произошла не вовремя и еще эта пицца…

Маккамон поднял руку, останавливая меня.

– Хочешь сказать, что даже не испугалась того, что ее кавалер вспомнит, кто я? Может быть, мне показалось, что ты захотела удрать оттуда как можно скорее?

Не понимая, к чему он клонит, я облизала губы. Не такими я представляла разговоры после почти состоявшегося секса.

– Нет, ты прав, я не хотела, чтобы он тебя узнавал.

– Почему? Потому что, назови ты мое имя, они бы сразу узнали, кто я и чем занимаюсь с женщинами? А значит, и тем, что делаю с тобой?

– Что? Да я просто не хотела ставить тебя в неудобное положение! Чтобы ты не давал обещаний, которых не сможешь выполнить. Например, прийти на День Пиццы, знаешь, еще пять минут и Ба вытянула бы из тебя согласие, уж она умеет уговаривать.

– Я тебе не верю.

– Да почему, черт возьми?

– Тебя заводят мои странности, и ты воспринимаешь их как вызов. Но там, за пределами этого дома, все еще существует нормальная и привычная тебе жизнь. И ты не готова совмещать ее и меня. Не готова даже познакомить со своими родственниками, вспомни только, как потащила меня к дому! Скрыть ото всех, не признаваться никому, что тебя, такую правильную, может что-то связывать с тем, кто насилует женщин ради собственного вдохновения. Ты струсила перед своим редактором, когда подписала эту лживую клевету, а теперь трусишь перед остальным миром. Знаешь, ради чего ты здесь? Ради удовольствия. Трахнуть тебя на этой кровати? Прямо сейчас? Я могу, Денни. Я, черт возьми, только об этом и мечтаю с самого первого дня, как ты ворвалась на мою кухню с расстегнутой блузкой! Только если это произойдет, сразу после этого ты уйдешь, Денни. Потому что это конец.

– Почему?

– Потому что ты пришла из той жизни ко мне, желая получить только то, что нужно тебе. Как на счет того, что нужно мне?

– Что же тебе нужно, кроме времени?

– Прощение.

– Мое?

– Нет. Того человека, чью жизнь я разрушил. Это мое собственное наказание жить так, как ты видишь. Потому что какие-то вещи невозможно простить, хотя ты наверняка опять будешь спорить…

Я так крепко сжала кулаки, что ногти до боли впились в ладони.

– Не буду.

Ведь кое-что я и сама никогда не прощу. То, что связано с черными цветом и тишиной. Что перевернуло мою жизнь с ног на голову и вышвырнуло на обочину.

Хорошо, что после меня нашла Ба. Она научила меня снова смеяться и радоваться тому, что несмотря на то, что судьба распорядилась по-своему, я осталась жива.

Обхватив себя руками, я медленно кивнула, сгорая от стыда и неловкости.

– Уходи, Роберт.

И он ушел.