Текст книги "Пушкин. Русский журнал о книгах №01/2008"

ПОЛИТИКА
Кто такой Джон Маккейн?[40]40
  Michael Tomasky, Who Is John McCain? New York Review of Books, 2008, June 12, vol. 55, no, 10, p. 8–12. Перевод с английского Артема Смирнова.


[Закрыть]
Майкл Томаски

David Brock and Paul Waldman. Free Ride: John McCain and the Media. NewYork: AnchorBooks, 2008. 218 p. [41]41
  Дэвид Брок и Пол Уолдман, Задарма: Джон Маккейн и средства массовой информации.


[Закрыть]

Cliff Schecter. The Real McCain: Why Conservatives Don't Trust Him – and Why Independents Shouldn't. Sausalito. CA: PoliPointPress, 2008. 186 p. [42]42
  Клифф Шектер, Настоящий Маккейн: почему консерваторы не доверяют ему – и почему этого не должны делать независимые.


[Закрыть]

Matt Welch, McCain: The Myth of a Maverick. New York: Palgrave Macmillan, 2007, 226 p. [43]43
  Мэтт Уэлч, Маккейн: миф об «иноходце».


[Закрыть]

Мало кто сегодня помнит, что политическая карьера Джона Сиднея Маккейна III, теперь уже полностью мифологизированная, началась благодаря случайному стечению обстоятельств. В 1973 году он вернулся после более чем пятилетнего плена в Северном Вьетнаме в Вашингтон или, точнее, в Арлингтон, штат Вирджиния, где провел в детстве больше времени, чем где-либо еще, поехав туда вслед за своим отцом, прославленным адмиралом Джоном Маккейном-старшим. Он был одним из 591 военнопленных, репатриированных в начале года в результате операции «Возвращение на родину», и был избран редакцией US News amp; World Report в качестве бывшего военнопленного, которому должен был быть посвящен тринадцатистраничный журнальный репортаж с описанием перенесенных им тягот (иметь известного отца всегда полезно), что привлекло к нему пристальное общественное внимание,

К 1977 году он уже занимал пост представителя ВМФ по связям с Конгрессом, прежнюю должность своего отца, а вскоре получил звание капитана. Именно там, на Капитолийском холме, он познакомился и подружился с влиятельными сенаторами – Гэри Хартом от Колорадо, Уильямом Коэном от Мэна и, прежде всего, Джоном Тауэром от Техаса, с которым они стали близкими приятелями и с которым вели разгульную жизнь, не самым лучшим образом сказавшуюся на браке с Кэрол, его первой женой. Когда ее спросили, почему их брак в конце 1970-х распался, она ответила: «Полагаю, это было связано с тем, что Джон, которому исполнилось сорок, хотел снова стать двадцатипятилетним».

Но здесь ему улыбнулась удача, так как разрыв с Кэрол позволил закрутить роман с Синди Энсли, девушкой из Аризоны, которая была на семнадцать лет моложе: они познакомились во время отдыха в Гонолулу в 1979 году (когда он уже был в разводе) и Джон влюбился, по его словам, к концу первого же свидания.

Они поженились в мае 1980 года, и этот брак принес с собой другие счастливые случайности. То, что супруга жила в Аризоне, означало, что Маккейну нужно было перебраться в штат, с которым он имел еще меньше связей, чем Хиллари Клинтон с Нью-Йорком в 1999 году, а рост численности населения там сделал возможным создание дополнительного места в Конгрессе после переписи 1980 года – обстоятельство, которое всецело приковало к себе его внимание. Ее происхождение – отец, Джим, руководил крупнейшей в стране компанией, занимавшейся дистрибуцией продукции Anheuser-Busch, – означало, что у него будут деньги и связи для начала политической карьеры, которой он так жаждал после знакомства со знаменитыми политиками. Маккейн не знал почти никого в Аризоне, но уже в 1981-м говорил друзьям, что в следующем году займет образовавшееся место в Конгрессе, а затем, после ухода в отставку Барри Голдуотера, попадет в Сенат.

И тут удача от него отвернулась: новый округ был создан в Туксоне, а не в Финиксе. Но вскоре произошло очень важное непредвиденное событие: Джон Родс, республиканец из Финикса, который был лидером меньшинства в Палате представителей, неожиданно заявил о своей отставке. И хотя Маккейны жили в другом округе, деньги Синди позволили им купить дом и тотчас переехать в него. Во время первичной кампании против трех других республиканцев его, понятное дело, объявили чужаком и оппортунистом. В ответ на такие обвинения он выступил с заявлением, которое позволило получить место в Конгрессе и произвело большое впечатление на журналистов своим риторическим мастерством:

Послушайте, я двадцать два года прослужил на флоте. Мои отец и дед были морскими офицерами. Мы, военные, постоянно переезжаем с места на место. Нам приходится жить во всех уголках страны, во всех частях света. Мне жаль, что у меня не было такой роскоши, как у вас, вырасти и прожить всю свою жизнь в таком прекрасном месте, как первый округ Аризоны, но я занимался другим делом. По правде говоря, когда я теперь думаю об этом, местом, в котором я прожил в своей жизни дольше всего, был Ханой.

Как отмечает Мэтт Уэлч в «Маккейне», это было не совсем так; но упоминание о северной Вирджинии, где он на самом деле прожил в совокупности с десяток лет или даже больше, вряд ли позволило бы достичь желаемого эффекта. Как показывает карьера Маккейна, иногда красное словцо оказывается сильнее голых фактов.

То, что двадцать шесть лет спустя Маккейн обеспечил выдвижение своей кандидатуры на президентских выборах от республиканцев и начал предвыборную гонку, само по себе является результатом еще одного счастливого стечения обстоятельств – необъяснимого решения Руди Джулиани не участвовать в первых этапах борьбы, слабых позиций Митта Ромни на общенациональной арене, отсутствия согласия относительно того, кто же действительно служит олицетворением консерватизма, и сообщений в прессе о том, что изначально непопулярная отправка войск в Ирак, на которую он сделал ставку в конце 2006 года, когда Буш рассматривал отчет Группы по изучению Ирака, начала приносить определенные плоды. Все говорило в пользу того, что этот год должен был стать годом демократов, но сами демократы не на шутку сцепились друг с другом, поэтому Маккейну повезло: судя по всему, ему придется иметь дело с чернокожим, который вряд ли сможет и дальше говорить о «преодолении расы», как он это делал на протяжении последних месяцев, или, если Хиллари останется в игре, с самой неоднозначной женщиной страны, которая может стать кандидатом в президенты от демократов, только оттолкнув от себя многих из их сторонников.

КАК ПОКАЗЫВАЕТ КАРЬЕРА МАККЕЙНА, ИНОГДА КРАСНОЕ СЛОВЦО ОКАЗЫВАЕТСЯ СИЛЬНЕЕ ГОЛЫХ ФАКТОВ

Но, как однажды сказал Арнольд Палмер, «забавно, что чем опытнее я становлюсь, тем больше удача сама идет ко мне в руки». В карьере Маккейна, бесспорно, немалую роль также сыграли опыт и прозорливость, столь нетипичная для политиков современной Америки. Не то чтобы он был особенно искушенным законодателем, хотя для принятия Двухпартийного закона о реформе избирательных кампаний Маккейна-Файнголда потребовались многие годы и немалая решимость, как показала Элизабет Дрю в своем захватывающем «Гражданине Маккейне» (2002). И он не был особенно усердным слугой своих аризонских избирателей. Уэлч даже говорит, что Маккейн «известен в своем родном штате как человек, который старательно избегает встреч с простыми людьми».

Но в том, что Маккейн является блестящим стратегом, знающим Вашингтон изнутри, и любимчиком национальной прессы, нет никаких сомнений. «Пресса любит Маккейна, – как сказал Крис Мэтьюс в 2006 году. – Мы все за него». Маккейн интуитивно понимает, как создаются и поддерживаются репутации. Как заметили Дэвид Брок и Пол Уолдман из либеральной некоммерческой группы Media Matters for America в своей книге «Задарма», Маккейн «взломал код СМИ», превратив этих очевидных противников в своих союзников и во многих случаях даже в апологетов.

Он стал любимчиком прессы в 1999–2000 годах, во время своей первой президентской гонки, в знаменитых «Откровенных разговорах». С тех пор он изменился, став совершенно заурядным консервативным политиком. Но эта трансформация не получила освещения в национальной прессе. Поэтому многие ожидают – или, если говорить о либералах, опасаются, – что СМИ отдадут предпочтение именно Маккейну, а не Бараку Обаме или Хиллари Клинтон. И мы уже имеем тому немало убедительных свидетельств – предложенная отмена федерального налога на бензин, поддержанная сначала Маккейном, а затем Клинтон, привела к тому, что Клинтон подверглась куда более острой критике, чем Маккейн.

И. М. Рабинович. Эскизы костюмов, 1928–1929

Так что для книг о Маккейне, написанных его противниками, сейчас самое время. Насколько рассмотренные здесь книги повлияют на предвыборный дискурс будет зависеть от развития и результативности осенней кампании демократов. Но в каждой из этих трех книг – все они построены по одному образцу критической переоценки этапов карьеры Маккейна – убедительно показывается, что, хотя в прошлом Маккейна было за что уважать, сегодня от того человека осталась лишь бледная тень; что для того, чтобы стать кандидатом в президенты от партии ортодоксального консерватизма, ему пришлось сублимировать свои глубокие инстинкты настолько, что они уже почти полностью атрофировались. Теперь он не только занимает позиции по вопросам внутренней политики, против которых выступал ранее; он стремится во всем угодить консервативным республиканским избирателям, поддерживая позицию Буша относительно законодательства об обращении с задержанными.

Миф Маккейна, как известно, основывается на его более чем пятилетнем пребывании в тюрьме Хоа Ло, также известной, как «ханойский „Хилтон”». Во время вылета на бомбометание в октябре 1967 года его самолет был сбит; он спустился на парашюте в озеро в Ханое и со сломанными коленом и руками добрался до берега. Его избили – из правого колена торчала кость – и бросили в Хоа Ло. Тюремщики не лечили его переломы и постоянно истязали, пытаясь выбить ложные признания. Узнав, что он был сыном командующего всеми военно-морскими силами США на Тихом океане, они предложили освободить его, чтобы произвести благоприятное впечатление на общественность. Но, так как военные инструкции требовали, чтобы освобождение пленных производилось в том порядке, в каком они попадали в плен, он отказался и большую часть плена провел в одиночке. Эта потрясающая история наиболее увлекательно рассказана в книге Дэвида Фостера Уоллиса.

Это также единственно правильная история о героизме в нежеланной войне. Если бы Маккейн перебил кучу северных вьетнамцев, кто бы тогда возносил ему хвалы? Если бы он возглавил великий налет, большинство отнеслось бы к нему с безразличием или, что еще хуже, Сеймур Херш или какой-то другой пытливый журналист рассказали бы нам шокирующие факты об убийствах женщин и детей. Именно благодаря страданиям в камере, которые служат своего рода метафорой американца, страдающего на войне, в которой большинство американцев разочаровалось еще до его пленения, а также верности принципам в самых невероятных условиях, позволяющей сохранить хоть какое-то представление об американской чести в позорной ситуации, Маккейн и стал американским героем. Либеральные противники войны, редко признававшие зверства северовьетнамского режима, после истории о пытках, которым он подвергся в плену, вынуждены были уйти в глухую оборону.

Эта история произвела особенно сильное впечатление на журналистов поколения «бэби-бумеров», многие из которых в молодости, вероятно, выступали против войны или избежали службы в армии и потому наделяли Маккейна большим моральным авторитетом. Брок и Уолдман пишут:

И поскольку немногие журналисты, пишущие о нем, сами служили во Вьетнаме, возможно, здесь замешано немалое чувство вины или, по крайней мере, убеждение, что они не вправе задавать ему колкие вопросы. В 2006 году в передаче Hardball журналист Bloomberg News Роджер Саймон отметил, чторепортеры давали Маккейну «отрыв в двести, триста, четыреста или пятьсот очков», на что ведущий Крис Мэтьюс немедля ответил: «Это потому, что он служил во Вьетнаме, а большинство из нас – нет». Журналисты признают, что его опыт военнопленного не исчерпывает всей «личности» Маккейна, хотя и определяет восприятие его личности в любом споре, в котором он принимает участие.

И все же для обретения такого статуса иконы требовалось время. Сначала он попал на первые полосы газет в роли сенатора в конце 1980-х, будучи членом «пятерки Китинга», группы сенаторов, призывавших защитить несостоятельную кредитно-сберегательную компанию, принадлежавшую Чарльзу Китингу, в отношении которой проводилось расследование во время кредитно-сберегательных скандалов. Китинг потратил на кампанию по своей защите немалые деньги, включая 112000 долларов, выплаченных Маккейну, а также расходы на поездки в его дом на Багамах. Но отношения у Маккейна с Китингом были менее тесными, чем у других сенаторов, и потому сенатская комиссия по этике назвала его поведение лишь «вызывающим вопросы».

Судя по всему, Маккейн вынес для себя из этого случая два урока. Во-первых, он решил, что ему стоит заняться реформой финансирования избирательных кампаний (отчасти из-за уверенности в правоте этого дела, а отчасти для того, чтобы поправить свою репутацию). Во-вторых, как отмечает Уэлч, он осознал «практическую пользу пребывания в центре внимания СМИ».

После того как он на протяжении почти двух часов отвечал на острые вопросы журналистов, пока те, наконец, не выдохлись, газета в родном городе похвалила его за мужество, с которым он признал свои проступки. Став доступным для любого журналиста почти в любое время, со временем он смог завоевать их симпатии.

Так начался его «роман» со СМИ. Новая открытость Маккейна к прессе могла простираться дальше просто «честного признания своих проступков». Брок и Уолдман, цитируя статью из Boston Globe за 2000 год, указывают: «имеются веские свидетельства того, что канцелярия Маккейна была источником утечек, которые подорвали позиции трех из четырех остальных сенаторов». Первой из предполагаемых утечек была записка, которая представила в неприглядном свете другого китинговского сенатора Дениса ДеКончини из Аризоны. Еще одна утечка, из отчета сенатского комитета по этике, в котором содержалась рекомендация начать расследование в отношении Маккейна, привела к появлению статьи в New York Times на следующий же день. В 1992 году Маккейн под присягой заявил, что он непричастен к утечкам, но, согласно Броку и Уолдману, человек, занимавшийся расследованием утечек для Главного бюджетно-контрольного управления, заявил, что, по его мнению, ответственность за эти утечки лежала на Маккейне. Такой же точки зрения придерживались ДеКончини и бывший сенатор-республиканец Уоррен Редман.

Верность Маккейна идее реформы финансирования избирательных кампаний и после скандала с Китингом заставила его вплотную заниматься темой исправного правительства, излюбленной в либеральной прессе. И, видимо, именно тогда слова «Маккейн» и «иноходец» стали употребляться вместе – к этому можно прибавить его борьбу за повышение федерального табачного акциза. Наивысшая точка была достигнута во время президентской гонки 2000 года, когда журналистов просто приглашали для личного общения с ним. Брок и Уолдман цитируют колонку консервативного автора Эндрю Фергюсона, описавшего процесс «соблазнения»:

Дело было так. Репортер – назовем его Джо – приходит к Маккейну на «Откровенный разговор». Он знает, что сенатор от Аризоны не лишен обаяния. Но Джо не таков, он не поддастся его чарам.

В дружеской беседе Джо задает вопрос об одном сенаторе-республиканце. Маккейн отвечает в ироничном ключе, награждая своего коллегу-сенатора анатомическим эпитетом. Джо прыскает со смеху. (Никогда прежде он не слышал от кандидата в президенты ничего подобного!)

Затем он спрашивает о личной жизни Маккейна – и сенатор без колебаний отвечает, не оговаривая, что какие-то вещи не для печати. (Есть ли вообще что-то, о чем этот парень не станет говорить?)

Нот отстраненности Джо не остается и следа, когда Маккейн небрежно рассказывает самоироничную историю о своем пребывании в «тюрьме». Репортер знает, что речь идет о годах плена во Вьетнаме, когда Джо курил марихуану в Принстоне. (Виновен, виновен, виновен!..)

Маккейн спрашивает Джо о его детях, как их зовут, затем советует книгу, которую он недавно прочел, – надо же, не массовое чтиво (рассказы Исаака Башевиса Зингера?)! А потом, как бы ненароком, вспоминает статью, которую написал Джо, – нет, не на прошлой неделе, а в 1993 году!

Репортер никогда в жизни не голосовал за республиканцев, но теперь точно проголосует.

Грубая кампания, которую Джордж Буш-младший провел против Маккейна в Южной Каролине и которая, в конце концов, заставила его сойти с дистанции после того, как Маккейн одержал победу на первичных выборах в семи штатах, лишь вызвала к нему еще большее сочувствие. Это сделало его героем даже для многих либералов, возможно, впервые со времен Бобби Кеннеди.

В годы правления Буша этот ореол стал еще более ярким. После 11 сентября телевидение ловило каждое его слово. Его одобрение было важно для бушевской «войны с террором». Но он продолжал идти своим путем. В 2002 году реформа финансирования избирательных кампаний, наконец, увенчалась успехом, несмотря на завывания консерваторов, которые продолжали ненавидеть Маккейна из-за его различных «предательств» и просто потому, что его любили многие либералы и журналисты (это уже само по себе внушало подозрения). Он даже какое-то время обдумывал предложение, сделанное в 2004 году кандидатом в президенты Джоном Керри стать его вице-президентом. «Роман» с прессой получил от этого только новые импульсы.

РЕПОРТЕР НИКОГДА В ЖИЗНИ НЕ ГОЛОСОВАЛ ЗА РЕСПУБЛИКАНЦЕВ, НО ТЕПЕРЬ ТОЧНО ПРОГОЛОСУЕТ

Те же немногие, кто озаботился тем, чтобы посмотреть, что же на самом деле скрывается за этим приятным образом, обнаружили, что в личности и карьере Маккейна, особенно по мере подготовки к президентским выборам 2008 года, были вещи, несколько не согласовывавшиеся с этим мифом. Этих вещей было три.

Прежде всего, речь идет о его знаменитом суровом нраве. Время от времени об этом проскальзывали сообщения в прессе. Но они не причиняли ему большого вреда из-за того, с какой легкостью «суровый нрав» превращается в «глубокие убеждения» и начинает восприниматься положительно. Не то чтобы это качество как-то особенно вредило другим политикам; нередко его даже относят к достоинствам: «Грубость его „нрава” по-своему мила», – эта типичная оценка была сделана журналом Economist в 2007 году.

ЗАЧАСТУЮ ЕГО ДЕЙСТВИЯ ОКАЗЫВАЮТСЯ ПРОЯВЛЕНИЯМИ ЛИЦЕМЕРИЯ, БАХВАЛЬСТВА И ЧИСТОГО РАСЧЕТА, А НЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СМЕЛОСТИ, КОТОРУЮ ЕМУ ПРИПИСЫВАЮТ

Брок и Уолдман, Уэлч и Клифф Шектер, все они пространно писали о суровом нраве Маккейна, старательно перечисляя известные случаи того, как он срывал свою злобу на других сенаторах и не только, нередко проявляя злопамятность, а затем в официальных интервью категорически отрицал, что он способен выйти из себя и открыто выказывать недовольство. Шектер, вольнонаемный либеральный комментатор, часто публикующийся в The Huffington Post, рассказывает историю, в достоверности которой его заверили, как он пишет, три журналиста из Аризоны: в 1992 году после того, как Синди Маккейн отпустила шутку насчет его редеющей шевелюры, Маккейн огрызнулся на нее в присутствии журналистов и двух своих подчиненных: «В отличие от тебя, тупая п… да, я хотя бы не крашусь как б…дь». Недавно она высказала мысль, что характер ее мужа немного «неровный».

Вторая проблема более существенна и касается политической деятельности Маккейна – как его голосования в Сенате, так и позиций, которые он теперь занимает в качестве кандидата в президенты. По многим вопросам он действует непоследовательно. Весьма подробная хроника голосования и позиций Маккейна, приведенная в книге Шектера «Настоящий Маккейн», показывает, что зачастую его действия оказываются проявлениями лицемерия, бахвальства и чистого расчета, а не политической смелости, которую ему приписывают.

Вот один показательный пример того, как Маккейн изменил делу, которое принесло ему такую известность. Спустя какое-то время после принятия закона Маккейна-Файнголда, Маккейн поддержал реформу так называемых 527 групп, которые могли потратить огромные суммы на кампанию с нападками на оппозиционного кандидата, не нарушая при этом ограничений на пожертвования («Ветераны патрульных катеров за правду» были одними из них). Но к июлю 2006 года его старые союзники по реформе финансирования избирательных кампаний – сенатор-демократ Расс Файнголд, республиканский конгрессмен Крис Шейс и демократический конгрессмен Марти

Михан – предложили законопроект о государственном финансировании президентских избирательных кампаний. В 2003 году Маккейн поставил свою подпись под аналогичным законопроектом. Спустя три года мы этой подписи уже не увидели.

Ранее в этом году Маккейн в одностороннем порядке проинформировал – в соответствии с законом, к нему должны были обратиться с запросом – Федеральную избирательную комиссию (ФИК), что он не сможет соблюсти взятые на себя ранее обязательства, связанные с ограничением расходов. Это могло повлечь за собой серьезные штрафы, хотя работа ФИК стала теперь глубоко политизированной и непоследовательной. Во всяком случае Маккейн не слишком много говорит о реформе, сосредоточившись вместо этого на гораздо более благодатной для консерватора теме сокращения государственных расходов и субсидий.

И таким примерам несть числа. Сначала он голосовал против снижения Бушем налогов; теперь он поддерживает еще более широкое снижение. По иммиграционной реформе – еще один вопрос, в котором пресса и либералы поддерживали его, – он перестал говорить о «всеобъемлющей» реформе, которая предоставила бы возможность получения гражданства иностранцам без необходимых на то бумаг, и выступил в поддержку строительства забора на границе с Мексикой. В 1999 году он говорил: «Я не стану поддерживать отмену решения по делу „Роу против Уэйда”, из-за которого многие женщины в Америке подверглись бы незаконным и опасным операциям». В 2006 году он сказал, что отмена этого решения «его не сильно волнует». И в апреле 2008 года Маккейн заявил, что он не станет делать исключения даже для жертв изнасилований и инцестов, полностью поддержав республиканскую программу запрета абортов. Это самая крайняя позиция по абортам в американской политике.

Но больше всего поражает то, что человек, который сам не раз подвергался пыткам во Вьетнаме, пошел на попятную в вопросе о пытках, поднятом американскими официальными лицами. В 2005 году он поддержал Закон об обращении с задержанными, который так не нравился Бушу из-за наличия в нем запрета на использование некоторых методов допроса. В следующем году, после того как Верховный суд осудил позицию администрации Буша в том, что касалось отношения к задержанным в своем решении по делу «Хэмден против Рамсфелда», продолжительная борьба Маккейна с администрацией получила подробное освещение в прессе. Но, в конце концов, он заявил, пойдя на «компромисс» с администрацией, что его устраивает пресловутый Закон о военных комиссиях, содержащий положения, которые не позволяли заключенным узнать основания их задержания. Закон предоставил Белому дому полномочия, позволяющие при желании пренебречь Женевскими конвенциями.

Получается, что Маккейн изменил свою позицию по пяти важным вопросам: четыре из них – это наиболее спорные вопросы, стоящие перед страной, а один – относительно реформы финансирования предвыборных кампаний – некогда тесно ассоциировался с его собственным именем. Конечно, любого другого политика с подобным «багажом» давно объявили бы болтуном (на самом деле он сохраняет последовательную позицию только в вопросе о глобальном потеплении, существование которого он признает и проблему которого он призывает решать). Книга Брока и Уолдмана помогает понять, почему пресса не обратила особого внимания на действия Маккейна. Они отмечают, что пресса не только не обвинила его в непоследовательности, но даже встала на защиту от таких обвинений после принятия закона о военных комиссиях:

В течение недели или около того между объявлением о «компромиссе» и более тщательным изучением конечного продукта Маккейн словно выпал из этой истории. Хотя пресса не скупилась на похвалы во время переговоров, как только раскрылись детали законопроекта, мало кто в СМИ посчитал, что ответственность за его создание лежит на Маккейне.

Наконец, пресса оставила без внимания еще одну вещь в Маккейне, этом новом или заново открытом Маккейне. Маккейн 1999–2000 годов возглавлял кампанию, которая представляла широкое движение. Его самое известное высказывание тех дней, которое он повторял не раз, касалось идеи служения обществу и обычно звучало примерно так:

Те, кто заявляет о своей свободе, ничего не говоря о своем долге, цивилизации, которая гарантирует ее, не живут полноценной жизнью, удовлетворяя свои личные интересы ценой самоуважения. Но когда ты приносишь жертву во имя дела, которое стоит выше личных интересов, тебе есть за что себя уважать.

На этой идее зиждилась его предыдущая кампания. Уэлч, редактор редакционной страницы в Los Angeles Times, выражающей либертарианские взгляды, и бывший редактор журнала Reason, всерьез углубился в изучение этих рассуждений Маккейна о ценностях. Его книга – лучшая из всех трех. Остальные две, хотя и полезны, но вряд ли представляли бы большой интерес, если бы Маккейн не был кандидатом в президенты, а Уэлч предложил доскональнейшую критику, которая подробно анализирует взгляды Маккейна и не отправится в макулатуру после выборов.

Будучи либертарианцем, Уэлч считает приведенное высказывание о «жертве» чудовищным по своей сути, видя в нем внешне привлекательный лозунг, который признает главенство группы над индивидом и не оставляет и мокрого места от свободы. Но, как мне кажется, в нем есть что-то, что многие журналисты и либералы находят привлекательным. Это, определенно, нравилось Дэвиду Фостеру Уоллису, и он отмечает в своей статье, что эта идея была неотъемлемой составляющей образа Маккейна – откровенность и плен, позволявший Маккейну требовать от граждан самопожертвования, а также его регалии сделали призыв настоящим, а не просто «еще одной порцией тщательно приготовленной лапши, которую кандидаты в президенты вешают нам на уши, чтобы стать президентами».

В. А. и Г. А. Стенберги. Эскиз декораций к спектаклю «Сирроко», 1928.

На сайте Маккейна есть раздел под названием «более важное дело» со ссылками на волонтерские организации, и он продолжает использовать эту фразу время от времени. Но он явно снизил градус риторики, нацеленной, прежде всего, на молодых людей (читая Уэлча и Уоллиса, меня поразило то, что их описание Маккейна образца 2000 года вполне применимо к сегодняшнему Обаме). Любимый литературный герой Маккейна – хэмингуэевский романтичный авантюрист Роберт Джордан из романа «По ком звонит колокол». Киногерой – Эмилиано Сапата в исполнении Брандо, вышедший на деревенскую площадь, чтобы принять смерть. Маккейн не раз говорил о своей вере в «прекрасный фатализм» благородного безнадежного дела, и он привел в замешательство репортеров во время выборов 2000 года, выразив мрачные предчувствия после своей победы в Нью-Хэмпшире и облегчение после поражения в Южной Каролине. Такая реакция приятно удивила и вызвала симпатию у многих. Возможно, если поглубже покопаться, такой Маккейн еще где-то сохранился. Но Маккейн, которого мы наблюдаем сегодня, ради победы готов пойти на все.

Вряд ли крупные национальные издания придут к ноябрьским выборам с такой интерпретацией. Образ откровенного «иноходца», истекавшего кровью в камере, в то время как поколение «бэби-бума» удовлетворяло все свои прихоти, слишком глубоко укоренился в них. Кроме того, Маккейн, мастер соблазнения журналистов и самоироничной шутки, скрывает свои амбиции на порядок лучше, чем, скажем, Хиллари Клинтон.

Однако у него есть очевидные недостатки. Его предшественник не пользуется большой популярностью, но Маккейну все равно придется держаться за него, чтобы выжать все, что только можно, из 29% тех, кому все еще нравится Буш, Недавний проигрыш республиканцев на дополнительных выборах в палату представителей в Иллинойсе и Луизиане служит дурным знаком для партии, а Маккейн еще не проявил себя в качестве лидера, способного представить ее в радикально новом свете, Наконец, свою роль может сыграть и его возраст, В случае избрания он займет кресло президента в возрасте семидесяти трех лет и семи месяцев, хотя было бы лучше, чтобы такой возраст был у его оппонента.

Но демократам нужно будет побороть Маккейна в главном. Они начнут с Ирака. Маккейна много критиковали за его предыдущие заявления, что его бы устроило столетнее американское присутствие в этой стране; поэтому в своем выступлении 15 мая он вернулся к политической реальности. Он сказал, что «среди положений, которые я намерен выполнить», будет победа в Ираке и вывод «большинства военнослужащих» к 2013 году. Но он не показал, как именно этого можно достичь, и попытка дистанцироваться от бушевской военной политики скорее вызовет возмущение неоконсерваторов в его собственном стане, чем успокоит умеренных избирателей.

Его риторика насчет Ирана, который неизбежно придется учитывать при любом раскладе, была крайне воинственной. Он называет его «страной-изгоем» и часто говорит о «необходимости поставить страны-изгои на место», сознательно употребляя любимое словечко «ястребов» времен холодной войны; недавно он заявил, что он не имел в виду: «мы должны взять и объявить войну». В конце апреля, говоря о Ближнем Востоке, он сказал, что «люди должны понять, что я стану самым страшным кошмаром для Хамас».

В вопросах здравоохранения план Маккейна основывается на налоговых скидках (5000 долларов на семью), позволяющих покрыть менее половины расходов средней семьи на медицину, и это приведет к еще большему нестрахуемому минимуму и намного более значительным рискам. Его экономическая программа сочетает бушевское снижение налогов с еще более существенным сокращением государственных расходов, что может в конечном счете нарушить работу системы социального обеспечения и медицинского страхования – цель, к которой консерваторы от финансов стремились на протяжении многих десятилетий. Так что оппозиции есть где развернуться. В конце концов, избирательная кампания этого года покажет, что важнее – эти вопросы или значки «Я за Маккейна», проповедники-агитаторы и призраки Ханоя.

ДЭВИД БРОК – АМЕРИКАНСКИЙ ЖУРНАЛИСТ И ОСНОВАТЕЛЬ ФОНДА MEDIA MATTERS FOR AMERICA, НЕКОММЕРЧЕСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ, ЗАНИМАЮЩЕЙСЯ «МОНИТОРИНГОМ, АНАЛИЗОМ И ИСПРАВЛЕНИЕМ КОНСЕРВАТИВНЫХ ПЕРЕКОСОВ В АМЕРИКАНСКИХ СРЕДСТВАХ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ»

БИБЛИОГРАФИЯ

The Seduction of Hillary Rodham, New York: The Free Press, 1996 (Соблазн Хилари Родэм).

The Republican Noise Machine: Right-Wing Media and How It Corrupts Democracy, New York: Crown, 2004 (Республиканская шумовая машина: как правые способствуют разложению демократии).