Текст книги "Шведский эксперимент в демографической политике"

Мюрдаль отвергла предложение Бонневи встроить выплату пособий на детей в систему оплаты труда. Во-первых, Мюрдаль выразила недовольство тем, что зачастую цель таких денежных пособий заключается в том, чтобы привязать женщин к дому, и отметила, что за систему денежных семейных пособий выступают такие «правые», как Элинор Рэтбоун из Великобритании и Лига домашних хозяек Швеции, желающие избавить женщин от необходимости работать вне дома. Автор выразила сомнение и в обоснованности платы за работу по дому в условиях, когда за последние десятилетия существенно снизилось и число детей в семье, и бремя соответствующих забот[211]211
  Alva Myrdal, “Barnförsörjningen II”; Idem., “Vem skall försörja barnen?”


[Закрыть]. Мюрдаль подчеркнула, что на самом деле матери нуждаются в возможности располагать большим временем для самих себя, в том, чтобы жить той жизнью, какая им подходит, и иметь возможность работать вне дома. Во-вторых, заявила она, общество не может гарантировать того, что все пособия на детей, в какой бы форме они ни выплачивались, будут действительно потрачены на ребенка. Во многих случаях деньги станут частью семейного бюджета, и ребенку почти ничего не достанется[212]212
  Alva Myrdal, “Vem skall försörja barnen?”


[Закрыть]. В-третьих, любая система пособий, основанная на заработной плате, создает ряд проблем. Она вносит искажения в систему заработной платы, действующую на конкурентных рынках, и ведет к нарушению принципа «равная плата за равный труд», на соблюдении которого настаивают женщины[213]213
  Alva Myrdal, “Barnförsörjningen I”.


[Закрыть]. В-четвертых, Мюрдаль повторила аргумент, иногда выдвигаемый и французами, что денежные пособия – особенно выплачиваемые в составе заработной платы – способствуют понижению ставок заработной платы. В такой ситуации наниматели часто используют повышение заработной платы для многодетных как предлог для того, чтобы избежать общего повышения заработной платы, и все это происходит за счет рабочего движения в целом. В-пятых, действующая во Франции и в Бельгии система представляет собой горизонтальное, не выходящее за пределы социального класса перераспределение дохода между многодетными и малодетными. Социалисты же не удовлетворены такой структурой и призывают к перераспределению дохода между классами. Наконец, при всех сомнениях Мюрдаль в том, что какие-либо детские пособия могут существенно повлиять на рост рождаемости, она признавала, что достаточно большие денежные пособия могут менять поведение людей. Но такие «купленные» обществом дети в общем случае окажутся отпрысками асоциальных, т. е. крайне нежелательных родителей. Из соображений евгеники такого рода размножения следовало бы остерегаться. Она добавила, что шведская программа «не должна премировать за рождение большого числа детей». Она так и не заняла определенной позиции по вопросу о необходимости или желательности стимулировать или ограничивать рождаемость, отметив только, что в социально-политическом плане возможно и то и другое[214]214
  Ibid.


[Закрыть].

Альтернатива денежным пособиям, доказывала Мюрдаль, состоит в том, чтобы общество взяло на себя больше забот о содержании детей. Она предложила «с помощью социальных и коллективных механизмов уменьшить издержки и неудобства, сопутствующие воспитанию детей, равномерно распределив эти расходы между всеми членами общества посредством налогов». Такая программа обобществленного содержания детей будет оказывать помощь всем детям независимо от степени бедности или богатства. При этом можно использовать следующие меры: налог на бездетных, налоговые льготы для мужчин и женщин с детьми, субсидии на оплату жилья семьям с детьми, бесплатные завтраки в школах, бесплатная медицинская и стоматологическая помощь, бесплатная школьная форма, пособия по беременности и родам, коллективный присмотр и уход за детьми, бесплатные детские сады и ясли, создание учебных заведений для подготовки персонала детских садов и яслей. Она добавила, что расходы не составят проблемы, потому что коллективные программы питания, медицинской и прочей помощи в любом случае обойдутся дешевле, чем решение этих задач каждой парой самостоятельно[215]215
  Alva Myrdal, “Vem skall försörja barnen?”


[Закрыть].

Столь разные направления политической деятельности Альвы и Гуннара Мюрдалей сцепляла воедино общая идея социальной политики, коренившаяся в уникальном видении науки как силы радикальных изменений. Гуннар систематически изложил этот подход в своей важной статье 1932 г. «Дилемма социальной политики»[216]216
  В двух частях: Gunnar Murdal, “Socialpolitikens dilemma,” Spectrum 2, no. 3 (1932): 1—13 and 2, No. 4 (1932): 13–31.


[Закрыть].

До 1914 г., заявил Мюрдаль, классический либерализм под влиянием пессимистического учения Мальтуса о демографическом давлении занял консервативную позицию в отношении экономики и собственности. Это вселило в большинство либералов скептицизм в отношении фундаментального реформирования или вообще какого-либо изменения общей системы собственности. Тем временем марксизм, идеология которого была склёпана из идей ускоренной концентрации капитала, классовой войны и пролетарской революции, не оставил места для реформирования социальной политики. При этом до 1914 г. сохранялся социально-политический компромисс, характеризовавшийся противостоянием между «настоянным на либерализме социализмом» и «настоянным на социализме либерализмом». Этот компромисс покоился на понимании, что будущая социальная политика может затрагивать только организацию производства, но никак не перераспределение собственности.

Соответственно «настоянные на социализме либералы» отказались от мальтузианского пессимизма, обратившись к неомальтузианству. Существенно важным элементом довоенного либерализма стало рациональное ограничение рождаемости с помощью противозачаточных средств. Тем временем пропитанные либерализмом социалисты предвоенной эпохи превратились в постепеновцев, научившихся работать в рамках системы. Однажды согласившись принять меры, отвечавшие краткосрочным интересам рабочих, социалисты поддались приручающему влиянию демократии: «Революцию заменила эволюция… Структурное влияние демократической системы указывало на буржуазную стабилизацию рабочего движения»[217]217
  Gunnar Murdal, “Socialpolitikens dilemma I,” p. 10.


[Закрыть]. Либеральные социалисты и социалистические либералы работали рука об руку, и период в целом был отмечен «господством экспертов» в таких областях, как занятость, жилищное строительство, школьное образование и ограничение проституции.

Но после мировой войны компромисс между либералами и социалистами распался. Возобновился базовый конфликт между намерением либералов оказывать социальную помощь в рамках благотворительности и требованием социалистов рассматривать многие формы помощи в качестве вновь возникшего «права». Послевоенная депрессия пошатнула и надежды либералов на то, что система может справиться с рациональным решением проблем производства и распределения. Поскольку компромисс остался в прошлом, старые либералы сместились либо вправо, либо влево; большинство ушло на правый фланг, где сформировались такие новые идеологии, как фашизм и национал-социализм. Социалисты тем временем решили, что довоенное понимание реформ невозможно или непродуктивно.

У рабочего движения, заключил Мюрдаль, не осталось других возможностей, кроме новой радикализации и нового давления в пользу фундаментального изменения существующей системы. Попросту говоря, либерализм умер. Теперь рабочему движению понадобилось «превратиться в настоящую партию… популярных реформ», чтобы удержать молодежь от попыток найти ответы у коммунистов[218]218
  Gunnar Murdal, “Socialpolitikens dilemma II,” pp. 16–23.


[Закрыть]. Для этого партия должна обратиться к новым формам профилактической социальной политики. Довоенная социальная политика была ориентирована на симптомы, на предоставление помощи бедным, больным, безработным и алкоголикам. За последнее десятилетие, отметил Мюрдаль, специалисты по социальной политике, вооруженные исследовательским инструментарием социальных наук, все настойчивее призывают к проведению политики, направленной на профилактику, предотвращение проблем. Когда профилактическая социальная политика, заявил автор, основывается на гуманистических ценностях и рациональной науке, она обеспечивает естественный союз решений политически радикальных и технически компетентных[219]219
  Ibid., pp. 26–27.


[Закрыть]. Мюрдаль указал на «кризис семьи» как на пример «отставания» социальных институтов от изменений социально-экономической реальности. Здесь, как и во всех других областях, рациональный социологический анализ способен дать действенные и рациональные рекомендации о необходимых переменах.

Этот союз технического и радикального был продуктом логики, основанной на ценностных предпосылках, исключающих конвенционалистскую трактовку институтов. Этот новый подход, полагал Мюрдаль, приведет к торжеству научной социальной политики, централизованно планируемой экономики и выравниванию материального положения[220]220
  Ibid., pp. 28–31. В мае 1933 г. в интервью Мюрдаль развил последний пункт. Отвечая на вопрос: «Какова ваша главная цель?» – он заявил: «Я, естественно, должен хотеть того, чтобы у нас было социально направленное, планируемое и организованное экономическое сообщество, которое сделало бы для подавляющего большинства людей возможным защищенное и достойное человека существование» (из интервью с Гуннаром Мюрдалем в Morgonbris, May 1933, p. 17).


[Закрыть].

Из сделанного выше обзора того, чем занимались в 1928–1934 гг. Альва и Гуннар Мюрдали, следует, что их социалистическая программа повышения рождаемости возникла как результат их собственных разработок и не испытала значительного влияния других европейских источников. Их интерес к социологическим и демографическим вопросам и приверженность идее радикальной политики возникла в тот год, который они провели в США. Хотя некоторые следы споров о демографической проблеме можно найти уже в ранних работах Мюрдалей, до 1934 г. их интерес к социально-политическим вопросам – будь то чисто научные, политические, гуманистические, психологические, социологические или феминистские побуждения – направлялся чем угодно, только не проблемой низкой рождаемости. Новый подход Мюрдалей к вопросу народонаселения, ставшему сквозным сюжетом для их совместной работы, пришел из круга близких друзей, особенно от Альфа Йоханссона. Этот сюжет, казалось бы, погребенный в неопубликованных статьях, написанных Мюрдалями в 1931 г., вновь заявил о себе в начале 1934 г.

Первое свидетельство этого вновь возникшего интереса прозвучало в речи, произнесенной Гуннаром Мюрдалем в Копенгагене 9 февраля 1934 г. Текст под заголовком «Социальная жилищная политика» был посвящен анализу жилищной проблемы. Речь включала предложение о строительстве коллективных домов для помощи многодетным семьям и о государственном субсидировании арендной платы. Когда дело дошло до вопросов и ответов, мэр Копенгагена Педер Хедеполь выказал сильное негодование и заявил, что никакие коллективные дома не пробудят в женщинах желание рожать детей: «Женщины не станут рожать. А почему? Они предпочтут собственный автомобиль, летнюю поездку на курорт, кино и танцы под джаз… Нет никаких экономических причин, мешающих женщинам рожать детей, достаточно взглянуть на бедную часть населения, у которой детей больше всех»[221]221
  Politiken (Copenhagen), 10 February 1934.


[Закрыть].

Мюрдаль был категорически не согласен. Современная молодая женщина, ответил он, «будет счастлива иметь детей, и ей хочется больше, чем одного… хотя, пожалуй, не более двух-трех». Она не хочет иметь столько же детей, сколько было у ее бабушки, продолжал Мюрдаль, и для этого есть веские и разумные причины. Современная сексуальная революция сделала рождение детей более методичным занятием: «В наши дни молодежь будет рада детям, но они хотят сами определять, когда и сколько». Здесь Мюрдаль впервые сослался на недавнее исследование Карла Эдина, которое показало, что начиная с определенного момента число детей на семью растет в соответствии с доходом и социальным положением. Мюрдаль заключил, что молодые люди будут рожать больше детей, если социальные отношения, в том числе жилищные возможности, изменить таким образом, чтобы им экономически это было легче делать»[222]222
  Цит. по: Stockholms Tidningen – Stockholms Dagblad, 14 February 1934; см. также: Västerbottens Folkblad (Umea), 20 February 1934.


[Закрыть].

В течение нескольких недель после этого выступления в центре внимания Мюрдалей оставался вопрос рождаемости. Непосредственной тому причной могло стать более глубокое понимание значения статистики, собранной Эдином, либо поворот к теме рождаемости в работе Комиссии по жилищному вопросу, либо, что вовсе не исключено, дискуссия с мэром Копенгагена. Как бы то ни было, уже в середине марта Альва упомянула о том, что женщины стали рожать меньше детей, как о «самой серьезной угрозе для общества»[223]223
  Göteborgs Morgonpost, 17 March 1934.


[Закрыть].

Пара речей, произнесенных 24 и 25 марта Гуннаром и Альвой Мюрдалями в университете Або Академия (Турку, Финляндия), дают относительно полное представление об их новом подходе. Речь Гуннара Мюрдаля «Взгляды на вопрос народонаселения» начиналась с обсуждения теории «оптимальной численности населения», которую он отверг как слишком абстрактную и оторванную от реальности. Мюрдаль отметил, что в одном только Стокгольме рождается лишь треть числа детей, необходимого для стабильности численности населения. Хотя увеличение продолжительности жизни помешает быстрой депопуляции Швеции, сказал он, есть причины «с точки зрения рабочего», требующие преодолеть тенденцию к падению рождаемости: желательно предотвратить импорт дешевой рабочей силы из других стран. Мюрдаль заключил, что привести к повышению рождаемости может только радикальное перераспределение доходов посредством социальной политики. Основой такой политики должно быть признание того, что современные люди жаждут повышения своего уровня жизни. Любая попытка стимулировать интерес к детям требует, чтобы общество взяло на себя больше расходов и делало больше для облегчения жизни тех, кто заводит детей[224]224
  Цит. по: Hufvudsstadsbladet, 26 March 1934.


[Закрыть].

В выступлении Альвы Мюрдаль прозвучали уже знакомые темы: патриархальная семья распалась под влиянием урбанизации и индустриализации; нужны усилия, чтобы решить проблему работы женщин вне дома; психологическая атмосфера в малых семьях неблагоприятна для воспитания маленьких детей. Она упомянула о коллективных домах, детских садах и яслях как о решении этих проблем. Примечательно, что она впервые связала все это с необходимостью повысить рождаемость[225]225
  Åbo Underrättelse, 26 March 1934.


[Закрыть].

Ранней весной 1934 г. Альва и Гуннар Мюрдали решили вернуться к их женевской (1931 г.) рукописи о проблеме рождаемости, пересмотреть ее, обновить и превратить в книгу. С этой целью они сняли на лето домик в норвежских горах, утрясли остававшиеся у них теоретические расхождения и создали рукопись, первоначально называвшуюся «Вопрос народонаселения и социальная политика»[226]226
  Первоначальное название было обнаружено в письме из издательства «Bonniers» Гуннару Мюрдалю, 10 сентября 1934 г., GMAL.


[Закрыть]. Гуннар взял на себя историческую, теоретическую, экономическую и статистическую главы, а Альва написала главы о семье, детях и рекомендациях. Главное расхождение во взглядах, которое им пришлось преодолевать, было связано с вопросом о повышении рождаемости. Гуннар искренне желал повышения рождаемости, а Альва оставалась верна заветам феминизма и неомальтузианства. В конце концов они сошлись на необходимости стабилизировать население, что в то время требовало повышения рождаемости на 40 %[227]227
  Интервью с Альвой и Гуннаром Мюрдалями, Стокгольм, 20 июля 1976 г.; интервью с Гуннаром Мюрдалем, Стокгольм, 26 июля 1976 г.; интервью с Альвой Мюрдаль в «Duktiga kvinnor»; письмо Гуннара Мюрдаля Якобу Винеру, 1 октября 1934 г., GMAL.


[Закрыть].

Завершенную рукопись Мюрдаль отнес в издательство «Kooperativa förbundets bokförlag». Редактор Йоханнес Линдберг отверг рукопись, заявив, что издательство является «органом народного движения» и должно уважать мнение рабочего класса по вопросу о контроле рождаемости. Позднее Мюрдаль вспоминал, что он разозлился и ринулся к Тору Бонньеру, главе крупнейшего шведского издательства. Тот прочитал рукопись в тот же день и ответил Мюрдалю так: «Лично мне вся эта идея не нравится. Но написано блестяще, и мы берем это». Бонньер внес только одно изменение. Он сказал, что название «нескладное» и предложил другое – «Kris i befolkningsfrågan», или «Кризис в вопросе о народонаселении». Мюрдаль счел новое название приемлемым, поскольку оно было более интересным и точнее выражало тему книги[228]228
  Цит. по сообщению Гуннара Мюрдаля архивариусу Стеллану Андерсону, примечание относительно GMA 10.1.4 («Kris i befolkningsfrågan» отвергнута KF; принята Bonniers») в n. a., Preliminär förteckning over Gunnar Murdal arkiv (Stockholm: Arbetarrörelsens Arkiv, 1976), p. 9. Также интервью с Альвой и Гуннаром Мюрдалями, Стокгольм, 20 июля 1976 г.; см. также интервью с Гуннаром Мюрдалем, Филадельфия, шт. Пенсильвания, 10 марта 1976 г.


[Закрыть]. Книга поступила в продажу в середине ноября 1934 г.

Глава 3
Социалистическая программа повышения рождаемости

Новое название книги Мюрдалей «Кризис в вопросе о народонаселении» предполагает, что кризис, с которым столкнулась Швеция, был чем-то большим, нежели просто сокращение неких показателей. Это был еще и идеологический кризис понимания проблемы народонаселения и социальной политики. Мюрдали доказывали, что выявить причины падения рождаемости и найти приемлемые решения позволит только абсолютно новый, междисциплинарный подход.

Тон задает первое предложение: «Вопрос народонаселения в большей степени, чем любая другая социальная проблема, вызывает эмоциональное возбуждение»[229]229
  Alva and Gunnar Myrdal, Kris i befolkningsfrågan, 7th Swedish ed. (Stockholm: Albert Bonniers Förlag, 1935), p. 7. Далее при обсуждении книги Kris i befolkningsfrågan в примечаниях будут использоваться некоторые позднейшие работы Мюрдалей, в той степени, в какой их содержание совпадает с первоначально высказанными взглядами. Немногочисленные изменения их первоначальной позиции в ходе последующих дебатов отмечены в главах 5 и 6.


[Закрыть]. Шведские консерваторы, отметил Мюрдаль, воспринимали сокращение численности населения как вырождение, или «расовое самоубийство», и геополитическую угрозу нерушимости национальных границ. При этом консерваторы выступали против регулирования рождаемости, считая его «противоестественным вмешательством в порядок, установленный Творцом», и «несовместимым с христианской религией». Этот подход доминировал в первые годы ХХ в., но с тех пор среди населения широко распространилось радикальное неомальтузианство, отстаивавшее ограничение рождаемости. И к 1930-м годам успех этой идеологии оказался даже несколько чрезмерным: «Рождаемость катастрофически упала. И она продолжает снижаться, дна еще не видно»[230]230
  Ibid., p. 10.


[Закрыть].

Нет сомнений в том, что экономический кризис усилил падение рождаемости, но Мюрдали утверждали, что колебания делового цикла не могут считаться источником долговременной проблемы. Корни ее намного глубже, и любой прогноз говорит только о дальнейшем нарастании кризиса: «Мы даже убеждены, что в следующем поколении [вопрос народонаселения] будет главным вопросом социально-политических дебатов»[231]231
  Ibid., p. 13.


[Закрыть].

Затем Мюрдали обратились к историческому обзору мальтузианства и неомальтузианства. После 1911 г. радикальное неомальтузианство стало отождествляться с рабочим движением. Не сумев добиться ни отмены законов 1911 г. против регулирования рождаемости, ни либерализации закона об абортах, неомальтузианцы тем не менее преуспели в том, что завоевали умы большинства элементов шведского общества. Среди высших и средних классов общества, а также среди городских рабочих противозачаточными средствами пользовались почти все. Исследование, проведенное Королевским управлением здравоохранения, показало, что в Швеции ежегодно делалось почти 20 тыс. нелегальных абортов.

Тем не менее Мюрдали настаивали на том, что Мальтус неправ, а мальтузианство было ошибкой. Изначальный промах английского священника, заявили они, заключался в том, что он считал биологическую тенденцию константой. Но современная практика ограничения рождаемости показала, что сегодня процесс воспроизводства населения следует рассматривать как социально-экономическую переменную. Мюрдали отвергли и теорию оптимума численности населения, развитую Миллем и позднейшими неомальтузианцами. Сославшись на американский опыт, и в частности на работу Огборна, они подвергли сокрушительной критике предположение Милля, что темп технического развития общества со временем замедлится и что в будущем нас ждет статическая утопия. Соответственно ни одна страна не в состоянии определить для себя количественный оптимум численности населения. Оказалось, что уровень жизни не зависит от численности населения[232]232
  Ibid., pp. 56–66.


[Закрыть].

Закладывая иную основу политики народонаселения, Мюрдали приводят свои исходные посылки. Техническое развитие, заявляют они, продолжится и в будущем, что обрекает на провал любые попытки установить какой-либо целевой уровень численности населения. Они подчеркивают моральную ответственность своего поколения, которое должно биологически обновить шведский народ. Это означает, что нельзя допустить, чтобы доведенное до предела использование противозачаточных средств сделало шведскую семью бесплодной. В отличие от других теоретиков, Мюрдали отвергли и все классовые или расовые различия между ценностью потомства[233]233
  См. об этой оценке в Alva Murdal, “Ofrånkomling kvalitetsvärd av den nya generationen,” Tidevarvet, 6 April 1935, pp. 1, 4.


[Закрыть]. Они заявили, что все здоровые шведы, независимо от классовой принадлежности, обладают равной биологической ценностью, а их дети равно желательны для общества[234]234
  Alva and Gunnar Myrdal, Kris i befolkningsfrågan, pp. 66–78.


[Закрыть].

Заявив о «банкротстве» всех существующих теорий народонаселения, Мюрдали предложили радикально иной, гибридный подход. Распространение методов предотвращения беременности, настаивали они, должно рассматриваться как неотъемлемая часть современности. Мотивы использования противозачаточных средств тесно связаны с победой на Западе светской рациональности и индустриализации. Новая проблема имеет психологическую, а не биологическую природу: «Люди просто не хотят иметь столько же детей, как раньше». Поэтому вопрос народонаселения требует изучения социально-культурной и социально-психологической проблемы[235]235
  Ibid., pp. 79, 87. Дальнейшее развитие этой идеи см. в: Gunnar Myrdal, “Allmänna och ekonomiska synpunkter på befolkningsutve cklingen,” лекция в Svenska försäkringsföreningens sammanträde, 31 January 1936; стенографическая запись в: Paul Bergholm et al., eds., Nordisk försäkringstidskrift, årgangen 1936, vol. 16 (Stockholm: Paul Bergholm, 1936), pp. 201–203. См. также: Debatt i befolkningsfrågan (Stockholm: n. p., 1935), p. 11.


[Закрыть].

Глядя в будущее, Мюрдали предсказывали дальнейшее падение рождаемости. Хотя в сельской местности уровень рождаемости пока сравнительно высок, говорили они, рост промышленности втянет в города еще больше сельских жителей и падение рождаемости ускорится. Улучшенные коммуникации в конце концов приведут к тому, что различие в рождаемости между городом и деревней исчезнет, что обернется дальнейшим падением рождаемости. Более того, по мере распространения знаний о методах контрацепции число незаконнорожденных детей в Швеции тоже снизится. Сохранение высокой рождаемости в очень бедных семьях можно объяснить тем, что они с отставанием осваивают рациональный подход к жизни. Когда информация о методах предотвращения беременности дойдет до этих групп, нужно ждать еще одну волну падения рождаемости. Наконец, в Швеции даже средний класс полагается в основном на прерывание полового акта, т. е. на относительно ненадежную технику контрацепции, но со временем она уступит место более надежным методам.

На основании всего этого Мюрдали сделали вывод, что от трети до половины всех рождений в Швеции все еще составляют нежеланные дети. А это сулит катастрофическое будущее народу, у которого уровень рождаемости уже сегодня самый низкий в мире и намного ниже уровня воспроизводства населения. Уровень рождаемости в Швеции движется не к мифическому «оптимальному уровню», а просто падает опережающими темпами: «Это означает депопуляцию»[236]236
  Alva and Gunnar Myrdal, Kris i befolkningsfrågan, pp. 87–97. Дальнейшее развитие темы см. в: Alva Myrdal, Nation and Family: The Swedish Experiment in Democratic Family and Population Policy (New York: Harper and Brothers, 1942), pp. 62–64, 77, 83–85. Мюрдали позаимствовали исследование и прогнозы в Sven Wicksell, Ur befolkningsläran (Stockholm: Albert Bonniers Förlag, 1931).


[Закрыть]. Такая угроза требует немедленной реакции государства. В качестве главной рекомендации Мюрдали призвали правительство провести масштабное исследование причин «депопуляции нашей страны»[237]237
  Alva and Gunnar Myrdal, Kris i befolkningsfrågan, pp. 100–101.


[Закрыть].

Не ограничившись перспективой исчезновения шведского народа, Мюрдали указали на отрицательные последствия падения рождаемости и старения населения страны. Чем меньше будет доля молодежи по сравнению с пожилыми людьми, тем бóльшая часть национального дохода будет тратиться на содержание последних. С учетом сложившихся тенденций уже через поколение пенсионеров, нуждающихся в поддержке общества, на каждого работающего в стране будет приходиться вдвое больше, чем было в 1934 г. Карьерные возможности молодых шведов тоже сузятся, потому что ответственные должности будут заняты людьми в возрасте. По мере укрепления власти стариков может сложиться тягостная, психологически истощающая форма социализма, отмеченная бюрократической дряхлостью, которая и будет руководить процессом медленного исчезновения народа. Наступательная психология последних нескольких поколений окажется утраченной, и старики унаследуют землю[238]238
  Ibid., pp. 102–105. Дальнейшее развитие см. в: Gunnar Myrdal, Population: A Problem for Democracy (Cambridge: Harvard University Press, 1940), pp. 161—66, Debatt i befolkningsfrågan, pp. 11–12.


[Закрыть].

Мюрдали также доказывали, что сокращение населения приведет к серьезным экономическим потрясениям. По мере уменьшения численности населения величина капитала на душу населения будет некоторое время увеличиваться, но в связи со сжатием объема хозяйственной деятельности этот показатель начнет в конце концов падать. Когда возрастная структура населения стабилизируется, функция спроса перестанет испытывать возмущающие воздействия. А поскольку население утратит способность поглощать и нейтрализовывать дорогостоящие ошибки отдельных предпринимателей, риски последних увеличатся, а их склонность инвестировать понизится. Со временем это начнет тормозить повышение уровня жизни и остановит экономический прогресс[239]239
  Alva and Gunnar Myrdal, Kris i befolkningsfrågan, p. 104. Дальнейшее развитие см. в: Debatt i befolkningsfrågan, p. 10; Gunnar Myrdal, Population: A Problem for Democracy, рр. 149—60; Gunnar Myrdal, “Population Problems and Policies,” Annals of the American Academy of Political and Social Science 197 (May 1938): 205–206.


[Закрыть].

Мюрдали также указали на демографическое давление извне. Велик риск того, что сокращение населения в стране вроде Швеции, с богатыми природными ресурсами и сильной пенсионной системой, начнет привлекать в страну иностранцев. Приток людей из соседних скандинавских стран был бы приемлемым и даже желательным делом, потому что это было бы шагом к интеграции северных стран, но Мюрдали полагали, что следует опасаться притока иммигрантов из других краев: из Южной и Восточной Европы или из Африки и Азии. Ассимилировать таких пришельцев было бы трудно, и возникла бы угроза сохранению шведского культурного наследия. Мюрдали также подчеркнули, что такой приток иммигрантов, готовых трудиться за меньшую заработную плату, создаст проблемы для рабочего движения[240]240
  Alva and Gunnar Myrdal, Kris i befolkningsfrågan, pp. 105–111. См. также: Gunnar Myrdal, “Population Problems and Policies,” p. 204.


[Закрыть].

«Мягкий национализм» и этноцентризм Мюрдалей представляли собой резкий разрыв с интернационализмом демократических социалистов. Хотя их позднейшие работы и репутация основаны преимущественно на «интернационализме», их демографический труд был определенно ориентирован на Швецию. В этом можно видеть еще один пример того, как в межвоенный период, попав в водоворот экономического и политического кризиса Европы, многие европейские интеллектуалы отрекались от исторической доктрины[241]241
  Критики книги отмечали неспособность Мюрдалей увидеть шведский эксперимент в международном контексте. См.: “Vårt folk i dödens väntrum,” Mellanfolkligt samarbete, February 1935, p. 36.


[Закрыть]. Более того, во многих работах Мюрдаля просматривается эта односторонняя направленность на шведскую самодостаточность. Например, в 1935 г. в речи о сельскохозяйственном кризисе он заявил, что «сельскохозяйственная политика в первую очередь и больше всего должна включать монополизацию всего внутреннего рынка, и на этом монополизированном внутреннем рынке должна осуществляться такая ценовая и рыночная политика, которая обеспечивает рост прибыльности»[242]242
  Из обращения к Riksförbundet Landsbygdens Folk (RLF), 12 June 1935, по сообщению “Trygghet för rimligt jordbruksstöd är ett oeftergivligt krav,” Landsbygdens Folk 12 (June 1935).


[Закрыть]. Кроме того, неприязнь к иммиграции – просто еще один пример неприятия рабочим движением «дешевого труда», порождающего «дешевых людей»[243]243
  См.: Alvan A. Tenny, Social Democracy and Population (New York: Columbia University Press, 1907), p. 88.


[Закрыть].

Но подобные объяснения не вполне адекватны, когда речь идет о неохотном, извиняющемся признании Мюрдалей в своем «мягком шведском национализме». Мировая война, большевистская революция и Великая депрессия сокрушили социалистический интернационализм. В 1930-е годы в разных формах существовала новая альтернатива – национал-социализм. Мюрдали никогда не отрекались от своей приверженности демократии, но свою судьбу они связали с этноцентричным национализмом. Для Альвы это обращение имело преимущественно тактический характер – способ продать свой феминистский социализм на эмоциональном уровне. А вот Гуннара почти племенная преданность шведскому народу повлекла в совершенно новом направлении. Как показывают речи, произнесенные им в следующие четыре года, у него развилась по-настоящему страстная привязанность к «детям Швеции».

Куда бы ни взглянули Мюрдали, везде они видели, что экономика и культура не согласуются с желанием человека рожать себе подобных. В промышленной экономике заработная плата, подчеркивали они, не учитывает потребности домашнего хозяйства. Холостяк и отец шестерых детей зачастую зарабатывают поровну, но обязательства-то у них совсем разные. Решение семейной пары завести еще одного ребенка означало, что их расходы вырастут, а доходы – нет. К тому же система государственного пенсионного обеспечения по старости лишила детей статуса экономического актива; фактически, все стимулы оказались вывернуты наизнанку, так что рациональным образом действий стало не рожать детей и не тратить на них деньги, а рассчитывать на то, что остальные окажутся так глупы, что нарожают будущих налогоплательщиков, которые и станут платить налоги на содержание всех престарелых[244]244
  Alva and Gunnar Myrdal, Kris i befolkningsfrågan, pp. 118–125.


[Закрыть].

Жилищные условия семей оказались ужасающими. Выяснилось, что чем больше в семье детей, тем меньше площадь и хуже качество жилья. Соответственно большие семьи, нуждавшиеся в самых больших и здоровых квартирах, на самом деле занимали самые тесные, грязные и дешевые жилища. И вновь, заключил Мюрдаль, во всем виноват капитализм: «Можно было бы прийти к выводу, что в этом мире все поставлено с ног на голову. Но именно такова жизнь в капиталистической системе, основанной на самодостаточности индивида»[245]245
  Ibid., pp. 134, 145.


[Закрыть].

Мюрдали обратились к новейшим статистическим исследованиям, которые показали высокий уровень корреляции между многодетностью и плохим уровнем питания матери и детей. Даже в этом случае, заявили они, капитализм не смог примирить семейные потребности с принципом свободной конкуренции[246]246
  Ibid., pp. 151–164.


[Закрыть].

Безработица также чаще всего оказывалась уделом тех, на чьи плечи должны лечь семья и дети. Комитет по исследованию безработицы, отметили они, недавно сообщил, что в ноябре 1933 г. 34 % безработных составляли рабочие в возрасте до двадцати пяти лет. Неустойчивость занятости имеет тяжкие психические, физические, моральные и социальные последствия, влияющие на готовность человека в будущем вступать в брак и рожать детей. Среди тех, кто постарше и у кого уже есть семьи, резкое падение дохода означает понижение качества жилья и питания и дальнейшее разрушение человеческого потенциала. И точно так же сельскохозяйственный кризис подрывает уровень жизни в деревне[247]247
  Ibid., pp. 164–169.


[Закрыть].

Мюрдали заявили, что нельзя не признать глубоко больным общество, в котором семейным женщинам порой приходится делать аборт из экономических соображений, где лучшее жилье достается тем, кто в нем меньше всего нуждается, где принадлежащие к высшему и среднему классу политики и священники сами используют противозачаточные средства, но при этом держатся за закон, отказывающий в этом бедным, где молодые семейные пары, решившие завести детей, тем самым обрекают себя на понижение уровня жизни. Индивидуалистический капитализм, заявили они, абсолютно несправедлив по отношению к семьям[248]248
  Ibid., p. 52.


[Закрыть].

Но существующая система не сможет исправить ситуацию с помощью постепенных улучшений. Проблема заключается в самом ядре либеральной идеологии. Базовая посылка классического либерализма, приравнивающая частный интерес индивида к интересу общества в целом, разваливается от столкновения с вопросом рождаемости. На практике не получается, чтобы чистым результатом успеха человека, стремящегося к социальной и экономической выгоде, была бы выгода для всего общества. Исходя из социальных и экономических соображений, люди могут хотеть, чтобы население увеличивалось, но их личная выгода требует предельного ограничения числа детей. Короче говоря, в вопросе рождаемости нет гармонии между личными и коллективными интересами. Эта гармония, настаивали Мюрдали, не возникнет из свободной игры естественных сил и экономических стимулов свободного рынка[249]249
  Ibid., p. 98.


[Закрыть].

Они подчеркивали, что главной причиной падения рождаемости была не мораль, а экономика. Дилемма заключалась в том, что в индустриальном обществе дети являются главной причиной бедности. Учитывая существующую организацию общества, отказ молодых людей от деторождения является естественным, рациональным и не подлежащим осуждению. Люди, которые больше всего способствуют сохранению народа, обречены на бедность, убогие жилища, плохое питание и ограниченый доступ к культуре и отдыху. Сегодня молодым парам приходится выбирать между бедностью с детьми или существенно более высоким уровнем жизни без детей. Молодым приходится содержать не только собственных детей, но также – через налоги в систему социального обеспечения – пенсионеров и нуждающихся. Подвергаясь многостороннему давлению, они сознательно уменьшают число детей, потому что это единственное, что они могут контролировать самостоятельно. Трагедия Швеции в том, что «мы поддерживаем наш относительный уровень жизни только благодаря падению рождаемости существенно ниже уровня воспроизводства населения»[250]250
  Ibid., p. 170.


[Закрыть].