Текст книги "Попроси меня. Матриархат. Путь восхождения. Низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 6"

Вскоре к Санкт-Петербургскому протоколу присоединилась Франция, и все три державы заключили соглашение о «коллективной защите» интересов Греции. Султану был предъявлен ультиматум о предоставлении Греции независимости. Однако Порта медлила, переводила в Грецию свои войска. 8 октября 1827 г. союзный флот перешел в наступление и в бухте Наварино (на юге Греции) уничтожил почти все турецко-египетские суда.

Совместная акция Англии, Франции и России в решении «греческого вопроса» отнюдь не снимала острых противоречий между ними. Англия, не желавшая усиления России, лихорадочно разжигала реваншистские настроения Ирана, армия которого вооружалась и реорганизовывалась на английские деньги и с помощью английских военных советников. Иран стремился вернуть утраченные по Гюлистанскому мирному договору 1813 г. территории в Закавказье. Последовавшая война между Россией и Ираном 1826—1828 гг. закончилась поражением Ирана и Туркманчайским миром.

В Европе тем временем опять начинают преобладать антироссийские настроения. Султан, видя это, обратился к своим «правоверным» подданным с призывом к священной войне против России. Такой ход султана оказался более чем на руку российскому правительству. Формальным поводом к войне послужила задержка торговых судов под российским флагом, захват грузов и высылка русских купцов из Османских владений. 2 апреля 1828 г. был издан манифест о войне с Османской империей. Английские и французские кабинеты, хотя и заявили о своем нейтралитете, но тайно оказывали поддержку султану. Австрия помогала ему оружием, а на границе с Россией демонстративно сконцентрировала свои войска.

Война оказалась для России необычайно тяжелой. Войска, приученные к плац-парадному искусству, первоначально не могли добиться сколько-нибудь значительных успехов. Солдаты голодали, в армии свирепствовали болезни, от которых гибло больше, нежели от вражеских пуль и снарядов. Военные действия начались одновременно в Закавказье, 11-тысячным корпусом И. Ф. Паскевича, поведшим наступление на Карс, и на Дунае, 100-тысячной армией под командованием фельдмаршала П. Х. Витгенштейна. В Азии дела шли удачно, но не имели большого политического значения. Успехов же на Балканском полуострове не было. Поздней осенью русской армии пришлось отступить в придунайские княжества. Николай дрогнул и осенью 1828 г. пытался заключить с Османской империей мир через датского посланника. 22 марта 1829 г. представители трех союзных держав подписали в Лондоне новый протокол в отношении Османской империи. В июне выяснилось, что султан не желает ему подчиняться. Тогда произошло следующее: в Азии войска И. Ф. Паскевича заняли почти всю турецкую Армению: к ранее захваченным русским городам Анапе и Поти добавились три пашалыка (области): Карский, Ахалцихский и Баязетский. В Европе войска И. И. Дибича, сменившего престарелого П. Х. Витгенштейна, разбили при Кулевче перешедших в наступление осман, взяли крепости Силистрию, Шумла, Бургас, Созополь, перевалили через Балканы, в начале августа 1829 г. были уже под Андриаполем. Передовые отряды русской армии уже показались в окрестностях Стамбула.

При таких обстоятельствах Порта, все противники и союзники России стали спешно хлопотать о заключении мира. Николай I понимал ненадежность военного успеха, и то, что пока «выгоды сохранения Османской империи в Европе превышают ее невыгоды», кроме того, овладение русскими Стамбулом неизбежно вызвало бы резкое обострение отношений России с другими державами. Поэтому Николай торопил Дибича с заключением мира, который был подписан 2 сентября 1829 г. в Адрианополе вместе с дополнительной к нему конвенцией. России переходили устья Дуная с островами, восточное побережье Чёрного моря от Анапы до Поти, а в Закавказье – Ахалцых и Ахалкалаки. Обеспечивался свободный проход для торговых судов через проливы, свободу торговли во всей Османской империи и Черном море. Османская империя выплачивала контрибуцию в размере 33 млн рублей. Подтверждались привилегии придунайских княжеств и Сербии; срок избрания государей изменялся с семилетнего на пожизненный. Судьба Греции решалась присоединением Османской империи к протоколу 23 марта 1826 г. (а с 1830 г. Греции объявлена независимость). Русская дипломатия торжествовала. Но победа России вызвала полный разброд в тройственном союзе. Противостояние между Россией и Англией возвратилось к прежним позициям.

28 июля 1830 г. во Франции революция свергла Карла X Бурбона, королем же стал не прямой наследник, а представитель боковой (младшей) ветви династии Бурбонов, Луи-Филипп Орлеанский. Николая I возмущала не только революция и не столько нарушение принципа «легитимности», но репутация нового короля: он слыл заядлым либералом и в молодые годы поддерживал революцию (неудивительно, что его выбрали королем, поскольку эти качества именно и нужны были тогда французской мистически настроенной буржуазии). Такое не прощалось.

Получив весть о французской революции, Николай решил обратиться в Священный Союз с предложением всеобщего вооруженного вмешательства. Однако он сразу убедился, что Священный Союз, как союз государей против революции, фактически перестал существовать. Англия, финансовая опора всех европейских коалиций с 1793 по 1815 гг., приветствовала падение дружественного России Карла X. Правительство Пруссии, искавшее поддержки общественного мнения, не хотело рисковать своим положением, выступать против модных и в Германии либеральных настроений. Австрия тоже осторожничала по отношению к Франции. К тому же европейские монархи не желали способствовать дальнейшему усилению влияния России в Европе. Один за другим они признавали нового Французского короля – «короля баррикад», ставленника крупной буржуазии. Николай I с гневом был принужден вслед за другими державами признать последствия революционного переворота, с оговоркой поддерживать договоры 1815 г. «Это признание стоит мне самых тяжелых усилий, которые когда-либо мне приходилось выносить»358358
  История России с древнейших времен до 1861 года. Андреев И. Л., Федоров В. А., Павленко Н. И. Под ред. Н. И. Павленко. Издание третье. Москва, Высшая школа, 2004, стр. 465.


[Закрыть], – говорил Николай I, называя Июльскую монархию во Франции «подлостью». «Я не знаю, что предпочесть – республику или подобную так называемую монархию»359359
  Там же, стр. 465.


[Закрыть], – говорил император.

P.S.: В самом деле различия оказались невелики, и республики, и данная монархия во Франции являлись продуктами мистических настроений общества, выступавшего за гуманизм и проводившего на этом основании политические реформы государства, да и вообще французы того времени сильно метались в подборе для своих потребностей жизни и мистических настроений политического каркаса. Остальная Европа недалеко ушла от Франции в искания «универсального христианства» и нирваны в боге Разума, последствием чего станет восточноевропейская супермистическая империя XX века.

Во внешней политике Николай I весь мир делил на две группы стран» «своих» и «чужих». К числу первых относились государства с традиционно монархическим устройством, они олицетворяли «порядок». Все прочие страны олицетворяли «смуту», где господствовали «лживые устои»: парламенты и различные «продажные свободы».

В это время в разных странах происходили революционные события. России же приходилось вести войны на юге и на западе, бороться с восстаниями внутри страны, и всё это, по большому счету, было лишь для того, чтобы отстоять сложившееся внутреннее косное мироустройство. Атмосфера негативности сильнее начинает ассоциироваться с личностью Николая, после чего прозвище «Палкин» распространяется уже в широких кругах общественности.

В августе 1830 г. началась революция в Бельгии, ходившей в состав Нидерландов. Бельгия объявила себя самостоятельным королевством. Нидерландский король Вильгельм Оранский обратился к европейским монархам за помощью подавления революции. Николай I снова заговорил о походе европейских государств для восстановления прав законного монарха. На западной границе в боевую готовность был приведен 60-тысячный русский корпус. Но царь встретил сильное противодействие со стороны Англии, Франции, не желавших восстановления единства Нидерландов. Николай I и здесь вынужден был признать последствия революции.

В ноябре 1830 г. вспыхнуло восстание в Польше. «Вдруг, как бомба, разорвавшаяся возле, оглушила нас весть о варшавском восстании. Это уже недалеко, это дома, и мы смотрели друг на друга со слезами на глазах, повторяя любимое: Nein! Es sind keine leere Träume! [Нет! Это не пустые мечты!]»360360
  Герцен А. И. Собрание сочинений в тридцати томах. Т. 8. Былое и думы. 1852—1868. Части I—III. Москва, Акад. наук СССР, 1956, стр. 134. «Мы радовались каждом поражению Дибича, не верили неуспехам поляков, и я тотчас прибавил в своей иконостас портрет Фадде Костюшки. В само это время я видел во второй раз Николая, и тут лиц его еще сильнее врезалось в мою память. Дворянство ему давало бал, я был на хорах собрания и мог досыта насмотреться на него. Он еще тогда не носил усов, лицо его было молодо, но перемена в его чертах со времени коронации поразила меня. Угрюмо стоял он у колонны, свирепо и холодно смотрел перед собой, ни на кого не глядя. Он похудел. В этих чертах, за этими оловянными глазами ясно можно было понять судьбу Польши, да и России. Он был потрясен, испуган, усомнился в прочности трона и готовился мстить за выстраданное им, за страх и сомнение. С покорения Польши все задержанные злобы этого человека распустились. Вскоре почувствовал это и мы…» (С. 134—135).


[Закрыть], – восторженно писал молодой А. И. Герцен. Несмотря на то, что Польша в составе России имела автономность (называлась «Польское царство», короноваться на польское царство русские императоры должны были по правилам в Варшаве; имела свою конституцию, высшим органом самоуправления считался избиравшийся населением Сейм, в районах же Польши, отошедших к Пруссии и Австрии, ничего подобного не было, поляки никаких политических прав не имели), с этим ее состоянием были не согласны многие польские патриоты. Враждебность к России в Польше происходит издавна. Так, на протяжении веков между ними было много конфликтов и войн. Неприятие друг друга увеличивалось и из-за принадлежности к разным конфессиям, поляки были католиками и подчинялись римскому папе (Ватикану), который, в свою очередь, всегда стремился расширить территории своего владения. Высшая политическая власть в Польше принадлежала православному царю, от имени которого действовали его представители. Само же польское дворянство и католическое духовенство относилось к православным христианам (русским, белорусам, украинцам) с нескрываемым презрением, называя их «быдлом». Быть «польским патриотом» тогда означало являться и врагом России. Любая нелегальная деятельность по отношению к России поощрялась католической церковью. Это состояние двойственности рано или поздно должно было привести к столкновению. Освободительное настроение Западной Европы лишь способствовало этому. 17 ноября 1830 г. группа польских военных заговорщиков-националистов напала на дворец Бельведер в Варшаве, где находился великий князь Константин Павлович, старший брат и наместник царя в Польше, с криками «Смерть тирану!» Константину удалось спастись бегством. Но многих из его окружения восставшие убили. На следующий день в Польше начались массовые грабежи и убийства русских и всех тех, кто подозревался в симпатии к России. Почти все польское войско изменило присяге русскому царю и перешло на сторону мятежников. В Варшаве было создано Временное правительство из 7 человек. Собравшийся в январе 1831 г. польский Сейм провозгласил «детронизацию» Николая I и независимость Польши. В тот же день по инициативе Патриотического клуба Варшавы была отслужена панихида по пяти казненным декабристам.

Николай I обратился к восставшим с манифестом, обещая прощение, если они вернутся к исполнению своего долга и выдадут захваченных в плен русских чиновников и военных, и предупредил, что если они не сложат оружие, то сами уничтожат Польшу. Это предупреждение не произвело никакого впечатления в Варшаве, и польская армия уже начала военные действия против частей русской армии, где первоначально ей сопутствовал успех. Против 50-тысячной армии повстанцев была задействована 120-тысячная армия под командованием И. И. Дибича (после его смерти армию возглавил И. Ф. Паскевич). В рядах восставших не было единства действий, что послужило причиной последующих неудач. Вместе с тем, восстание являлось шляхетским, не ставившим задач социальных преобразований, и главным образом, в крестьянском вопросе, поэтому его не поддерживали широкие народные массы. Первое крупное поражение польская армия потерпела в феврале 1831 г. под Гроховым, затем в мае в битве при Остроленке на подступах к Варшаве. В это время в России началась эпидемия, поразившая и армию. В мае то холеры скончался граф Дибич, а в июне умер великий князь Константин Павлович. В августе после мощной артиллерийской канонады русские войска предприняли штурм предместья Варшавы – Праги. Наконец, 28 августа русская армия вступила в Варшаву. Восстание было подавлено, большинство активных его участников бежало за границу.

За время польского мятежа в европейских газетах появилось множество статей о событии. Как правило, Россия в них заслуживала критических суждений, а «польские герои» восхвалялись. Такими наклонностями особенно выделялись газеты Франции, где проживало много дворян поляков-эмигрантов, и Англии, изначально рассматривающей Россию как угрозу ее интересам. Так как поляки сами изменили присяге, за это они должны были понести наказание. 21 февраля 1832 г. был издан «Органический статус», которым упразднялась польская конституция, ликвидировалось польское войско и самостоятельные финансы. Однако, не желая поляков лишать всех прав, царь оставил в силе все местные судебные законы, польский язык сохранялся при судопроизводстве. На польских территориях Пруссии и Австрии и этого не существовало, но ни в Париже, ни в Лондоне осуждения такого польского состояния не вызывало.

Еще в самом начале восстания повстанцы направили делегацию Николаю I с инструкциями требовать от него не только признания независимости Польши, но и возвращение ей Литвы, Белоруссии и Правобережной Украины. В Варшаве открыто говорили о восстановлении «Великой Польши от моря до моря» (в границах до первого ее раздела в 1772 г., пренебрегая тем, что территориями Северного Причерноморья Речь Посполитая некогда не обладала), вследствие чего враждебное отношение к восставшей Польше заняли Австрия и Пруссия, некогда участвовавшие в ее разделе. В перекраивании европейской карты не была заинтересована и Англия. Занятая европейскими державами позиция – отдаленности от русских дел – помогла подавить польское восстание. Франция и Англия, на словах выражая «сочувствие» повстанцам, реально не оказала им никакой помощи. Австрия и Пруссия после подавления польского восстания разоружали повстанцев, переходивших на их территорию, и выдавали царю.

Революционные события 1830—1831 гг. заставили европейских монархов попытаться оживить деятельность Священного Союза. В начале 1833 г. Николай I обсуждал с австрийским канцлером Меттернихом бельгийский, польский, германский и восточный вопросы. В том же году Австрия устроила свидание монархов в Теплице и Мюнхенгреце. Результатом их стало соглашение от 6 сентября, по которому Австрия и Россия гарантировали османскую династию и взаимную помощь на случай нового польского восстания в конвенции «О неприкосновенности Оттоманской империи и о взаимной гарантии польских владений». Вскоре были подписаны секретные договоры между императорами Николаем I, Францем I (II – с 1792 по 1806 гг., с 1804 г. имел титул императора Австрия) и королем Фридрихом-Вильгельмом III (Пруссия) – право призывать на помощь в случае внутренних беспорядков. Священный союз возобновился в виде союза абсолютных государей. Соглашение трех крупнейших держав вызвало сильное беспокойство в Лондоне и Париже, кабинеты которых предприняли ответные шаги, чтобы расстроить этот союз. Дальнейшая политическая борьба за свои интересы каждой стороны привели российскую политику в начале 40 гг. к положению 1823 г.

В 1811 г. правитель Египта Мухаммед-Али добился автономии этой арабской части Османской империи и уже вынашивал планы окончательного освобождения от власти султана, а также присоединение к Египту другой арабской территории, находившейся в составе Османской империи, – Сирии. К началу 20-х годов Мухаммед-Али, пользуясь ослаблением Османской империи в связи с поражением ее в войне 1828—1829 гг. с Россией, расширил территорию Египта, провел ряд реформ и с помощью французских военных советников преобразил свою армию. В 1832 г. он восстал против султана и двинул войска на Стамбул. В декабре 1832 г. египетская армия разгромила войска султана и создала непосредственную угрозу Стамбулу. Султан Махмуд II обратился за помощью к Франции и Англии, но те, заинтересованные в укреплении своего влияния в Египте, отказали ему в поддержке. Зато в Санкт-Петербурге согласились оказать военную помощь с большой готовностью. Кроме того, Николай I, в отличие от греческого вопроса, рассматривал «египетский мятеж» как «последствие возмутительного духа, овладевшего ныне Европой и в особенности Францией».

В феврале 1833 г. в Босфор вошла русская эскадра, и в окрестностях Стамбула высадился 30-тысячный экспедиционный корпус под командованием А. Ф. Орлова. Дипломатам Англии и Франции, эскадры которых тоже были направлены к Стамбулу, удалось добиться примирения Мухаммеда-Али с султаном. По договору в управление Мухаммеду-Али передавалась вся Сирия, но он признавал свой вассалитет от султана. Перед выводом своих войск из пределов Османской империи А. Ф. Орлов в июне 1833 г. в летней резиденции султана Ункяр-Искелеси (Государевой гавани) подписал договор, устанавливающий между государствами «вечный мир», «дружбу» и оборонительный союз. Секретная статья договора освобождала Османскую империю от оказания России военной помощи, взамен которой в случае войны султан по требованию России обязывался закрыть Дарданельский пролив для всех иностранных военных кораблей. Ункяр-Искелесийский договор значительно укреплял ближневосточные позиции России. Англия и Франция направили царю и султану ноту протеста, требуя аннулирования договора. К протесту присоединилась и Австрия. В английской и французской прессе поднялась шумная антирусская кампания.

В 1839 г. султан Махмуд II отстранил Мухаммеда-Али от должности правителя Египта. На это Мухаммед-Али вновь собрал большую армию, двинул ее против султана и в нескольких сражениях разгромил его войско. Султан обратился за помощью к России, а также и к другим европейским державам. Англия постаралась использовать сложившуюся обстановку. В итоге двухсторонний русско-турецкий союз был заменен коллективной «опекой» четырех европейских держав – России, Англии, Австрии и Пруссии. Подписанная ими 3 июля 1840 г. Лондонская конвенция предусматривала коллективную помощь султану, гарантировала целостность Османской империи. Конвенция проводила принцип: «пока Порта находится в мире», в проливы не допускать все иностранные военные суда. Тем самым терял силу секретный пункт Ункяр-Искелесийского договора об исключительном праве России провода через проливы своих военных кораблей. 1 июля 1841 г. была заключена вторая Лондонская конвенция о проливах, уже с участием Франции. Лондонские конвенции 1840—1841 гг. сводили на нет дипломатические успехи России, достигнутые в 1833 г.

В июне 1844 г. Николай I предпринял двухнедельную поездку в Лондон (первая поездка произошла в 1816—1817 гг., когда Николай провел в Великобритании около 4 месяцев). Королева Виктория I Александрина (с 1819 до 1901 гг.), «королева Великобритании и Ирландии» (впоследствии к этому титулу было добавлено «императрица Индии») противилась визиту и уступила только по настоянию кабинета министров, поэтому формально император Николай Павлович прибыл в Британию по приглашению королевы.

Аристократический Лондон приветливо встретил государя. В журналах того времени остались иллюстрации, изображающие поездку русского царя на скачки в Аскот и в Виндзор. После скачек королева Виктория приняла торжественный парад в Большом Виндзорском парке, а в Лондоне устроила званый обед в Букингемском дворце. Одна из комнат в этом дворце была названа в честь Николая I, и до сих пор называется Комнатой 1844361361
  Письма королевы Виктории своему дяде, королю Бельгии Леопольду I. Виндзорский замок, 4 июня 1844 г. «Мой любимый дядя, – я дал Луизе длинное и подробное описание Императора, и т. д. В газетах полно подробностей. Его визит, безусловно, является большим событием и большим комплиментом, и люди здесь чрезвычайно польщены этим. Он, безусловно, очень эффектный мужчина; все еще очень красив; его профиль прекрасен, а манеры самые достойные и грациозны; чрезвычайно вежливый – что вызывает тревогу, поскольку он так полон внимания и вежливости. Но выражение глаз грозное, непохожее ни на что, что я когда-либо видела раньше. Он производит на меня и Альберта впечатление человека, который несчастлив, и на которого тяжким и болезненным грузом давит его огромная власть и положение; он редко улыбается, а когда улыбается, выражение лица у него нерадостное. С ним очень легко ладить. Действительно, это кажется сном, когда я думаю, что мы завтракаем и выходим из дома с этим величайшим из всех земных Властителей так же тихо, как если бы мы гуляли и т. д. с Чарльзом или кем-то еще. После завтрака мы отвезли его вместе с дорогим добрым королем Саксонии, который сильно отличается от царя (и с которым я чувствую себя вполне непринужденно), в коттедж «Аделаида». Трава здесь как будто обожжена огнем. Со сколькими разными принцами мы не прошли один и тот же круг!! Монархи очень восхищаются детьми – (как величественно это звучит!) – и Алиса позволила императору взять ее на руки и поцеловала его de son propre accord [по собственному желанию]. Мы всегда так благодарны за то, что они не стесняются. И император, и король совершенно очарованы Виндзором. Император сказал очень вежливо: «C’est digne de vous, Madame.» [Это достойно вас, мадам]. Я должна сказать, что зал Ватерлоо, освещенный золотым сервизом, выглядит великолепно; и приемная, в которой потом приятно посидеть. Император очень похвалил моего Ангела, сказав: C’est impossible de voir un plus joli garçon; il a l’air si noble et si bon» [Невозможно увидеть более симпатичного мальчика; он выглядит таким благородным и хорошим]; что, я должна сказать, очень верно. Император позабавил короля и меня, сказав, что он так смущается, когда ему представляют людей, и что он чувствует себя таким «неуклюжим» во фраке, который, конечно, он совершенно не привык носить. Если мы сможем сделать что-нибудь, чтобы заставить его поступить так, как правильно для вас, мы будем очень счастливы, и Пил и Абердин очень этого хотят. Я полагаю, что он уезжает в воскресенье. Завтра будет большой обзор, а в четверг я, вероятно, поеду с ними на скачки; сегодня они ушли туда с Альбертом, но я осталась дома. Я думаю, что пришло время завершить мое длинное письмо. Если французы недовольны этим визитом, пусть приедут их дорогой король и их принцы; они будут уверены в по-настоящему ласковом приеме с нашей стороны. Письмо, полученное императором Николаем, является сердечным и вежливым, mais ne vient pas du cur [но не идет от сердца]. Я смиренно прошу, чтобы любые замечания, которые могут быть не в пользу нашего великого гостя, не выходили за рамки вас и Луизы, а не Парижа. Всегда ваша преданная племянница, Виктория Р». Букингемский дворец, 11 июня 1844 года. «Мой дорогой дядя, я получила ваше очень доброе и длинное письмо от 7-го числа в воскресенье, и большое тебе спасибо за него. Я рада, что мои отчеты заинтересовали вас, и сегодня я постараюсь дать вам еще несколько, которые, как вы увидите, исходят от непредвзятого и беспристрастного ума, и на которые, я надеюсь, поэтому можно положиться. Волнение прекратилось так же внезапно, как и началось, но я все еще в замешательстве по этому поводу. Я начну с того, на чем остановилась в прошлый раз. «Ревю» 5-го числа было действительно очень интересным, и наш прием, как и прием императора, был очень восторженным. Луиза сказала мне, что в тот же день у вас был обзор, и что он тоже был таким же горячим. Наши дети были там, и они очарованы. 6-го числа мы отправились с императором и королем на скачки, и я никогда не видела такой толпы; опять же прием здесь был самый блестящий. Каждый вечер проходил большой ужин в зале Ватерлоо, и два последних вечера были в мундирах, поскольку императору не нравилось быть во фраке, и он очень смущался этим. 7-го числа мы отвезли его и короля обратно сюда, а вечером у нас было около 260 человек. В субботу (8-го) мой Ангел пригласил императора и короля на очень элегантный завтрак в Чизвике, куда я из благоразумия не поехала, но очень сожалела об этом. Вечером мы пошли в Оперу (не в Государственную), но нас узнали, и нас приняли здесь самым блестящим образом. Мне пришлось заставить императора выйти вперед, поскольку он никогда не выступал, когда я была там, и я была вынуждена взять его за руку и заставить его появиться; невозможно было быть лучше воспитанным или более уважительным, чем он был по отношению ко мне. Что ж, в воскресенье днем, в пять часов, он покинул нас (мой Ангел сопровождал его в Вулвич), и он был очень тронут уходом, и действительно искренне тронут его приемом и пребыванием, простота и спокойствие которого говорили о его любви к семейной жизни, которая очень велика. Теперь я (рассказав все, что произошло) поделю с вами свое мнение и чувства по этому вопросу, которые, я могу сказать, также принадлежат и Альберту. Я была категорически против этого визита, опасаясь шума и суеты, и даже поначалу мне это совсем не нравилось, но, живя в одном доме вместе спокойно и безудержно (и это Альберт, и с большой правдой, говорит, что это большое преимущество этих визитов, что я не только вижу этих великих людей, но и узнаю их), я познакомилась с императором, а он узнал меня. Многое в нем мне не нравиться, и я думаю, что его характер следует понять и хотя бы раз взглянуть на него таким, какой он есть. Он суров и строг – с твердыми принципами долга, которые ничто на земле не заставит его изменить; я не думаю, что он очень умен, и его ум нецивилизованный; его образованием пренебрегли; политика и военные проблемы – единственное, что его интересует; к искусствам и всем более мягким занятиям он нечувствителен, но он искренен, я уверена, искренен даже в своих самых деспотических действиях, из чувства, что это единственный способ управления; я уверена, что он не знает об ужасных случаях личных страданий, которые он так часто причиняет, потому что я могу видеть на различных примерах, что он находится в полном неведение о многих вещах, которые его люди осуществляют самыми коррумпированными способами, в то время как он думает, что он чрезвычайно справедлив. Он думает об общих мерах, но не вдается в детали. И я уверена, что многое никогда не доходит до его ушей, и (как вы заметили), как это может быть? Он ни о чем не просил, просто выразил свое большое беспокойство о том, чтобы быть с нами в наилучших отношениях, но не в ущерб другим, только пусть все остается так, как есть… Я бы сказала, он слишком откровенен, потому что он так открыто говорит перед людьми, чего он не должен делать, и с трудом сдерживает себя. Его беспокойство о том, чтобы ему поверили, очень велико, и я должна сказать, что его личным обещаниям я склона верить; тогда его чувства очень сильны; он глубоко чувствует доброту – и его любовь к своей жене и детям, и ко всем детям, очень велика. У него сильное чувство семейной жизни, он сказал мне, когда наши дети были в комнате: «Вуаля, lез doux moments de notre vie» [сладкие моменты нашей жизни]. Он был не только вежлив, но и чрезвычайно добр к нам обоим, и он высоко оценил дорогого Альберта сэру Роберту Пилу, сказав, что хотел бы, чтобы любой принц в Германии обладал такими способностями и здравым смыслом; он оказал Альберту большое доверие, и я думаю, что это принесет большую пользу, так как если он будет хвалить его за границей, это будет иметь большой вес. Он несчастен, и эта меланхолия, которая видна на его лице, временами заставляла меня грустить; суровость глаз исчезает, когда вы его знаете, и меняется в зависимости от того, расстроен он (и он может быть очень смущен) или нет, а также от того, что он разгорячен, поскольку он страдает от перегрузочных приливов в голове. Мой Ангел думает, что он человек, слишком склонный поддаваться импульсам и чувствам, что часто заставляет его поступать неправильно. Его восхищение красотой очень велико, и он напомнил мне о вас, когда он ехал с нами, высматривая красивых людей. Но он остается очень верным тем, кем восхищался двадцать восемь лет назад; например, леди Пил, от которой почти ничего не осталось. Уважая Бельгию, он обращался не ко мне, а к Альберту и министрам. Что касается недоброжелательности к вам, он решительно отрицает всякую, говоря, что он хорошо вас знал, и что вы служили в русской армии и т. д., Но он говорит, что эти несчастные поляки являются единственным препятствием, и что он положительно не может вступить в прямую связь с Бельгией, пока они работают. Если бы вы только могли так или иначе избавиться от них, я уверена, что дело было бы сделано сразу. Мы все думаем, что ему не нужно возражать против этого, но я боюсь, что он дал себе слово. Он восхищался фотографией Шарлотты. Pour finir [в заключение] я должна сказать еще пару слов о его внешности. Он напоминает нам о своих и наших кузенах Вюртембергах, и в нем много от вюртембергской семьи. Сейчас он лысый, но в своем мундире кавалергарда он по-прежнему великолепен и очень эффектен. Я не могу отрицать, что мы очень беспокоились, когда забирали его, чтобы какой-нибудь поляк не предпринял попытку, и я всегда чувствовала благодарность, когда мы возвращали его домой в целости и сохранности. Боюсь, его бедная дочь очень больна. Добрый король Саксонии остается с нами еще на неделю, и он нам очень нравится. Он такой скромный. Он весь день осматривал достопримечательности и очарован всем. Я надеюсь, что вы все же убедите короля приехать в сентябре. Наши мотивы и политика заключаются не в том, чтобы быть исключительными, а в том, чтобы быть в хороших отношениях со всеми, а почему бы и нет? Мы не делаем из этого секрета. Теперь я должна закончить это очень длинное письмо. Всегда ваша, преданная племянница, Виктория Р. Будьте любезны, не говорите об этих подробностях, а только скажите в общем, что визит прошел очень удовлетворительно с обеих сторон и что он был в высшей степени мирным» (The Letters of Quenn Victoria. In Three Vol. Vol. II. 1844—1853. London. John Mrray. 1907. P. 13—15, P. 15—19. (Пер. с анг. – А.А.)


[Закрыть].

Королева Виктория и ее супруг не пожалели времени для светских бесед с Николаем I, но решение насущных проблем являлось центральной позиции этого визита. Главными темами деловых встреч, которые вел Николай I с Пилем, Эбердином, Веллингтоном, были судьба Османской империи и выработка общей позиции на случай ее распада. Внутреннее состояние государства давало почву для таких опасений.

По поводу возможной гибели Османской империи и раздела «турецкого наследства» английский кабинет занял дальновидную уклончивую позицию. Он соглашался в случае «гибели Турции» вступить в переговоры с Россией, но отказывался раньше времени заключать какой-либо договор по этому вопросу. Это было логично: выход России с ее огромной армией на берега Средиземного моря был бы гибельным для английских коммуникаций с колониями, вместе с тем, заключение договора против Турции настроил бы Францию и Австрию против Англии.

События 1848 г. показали Николаю, что он единственный спаситель старых принципов Европы, в которой дух времени отчетливее диктовал свои условия. Революционный взрыв приблизил неурожай 1845—1847 гг., «картофельная болезнь», лишившая беднейшие слои населения основного продукта питания, и разразившийся в 1847 г. сразу в нескольких странах экономический кризис. Закрывались промышленные предприятия, бани, торговые конторы. Волна банкротств усилила безработицу. Начало революционных событий в Европе положила Франция, которая к тому времени превратилась в передовика по смене и попыткам приспособления политической системы своей страны под темперамент выбранных ею богов покровительства.

10 февраля вспыхнула революция во Франции. Луи Филипп был низложен, Франция опять была объявлена республикой. Николай I не скрывал своего удовольствия по поводу низложения «короля баррикад». Под предлогом воспрепятствования распространения смуты Николай I собирался двинуть 300-тысячную армию на Рейн. Но наиболее дальновидные сановники П. Д. Киселев и М. С. Волконский сумели отговорить его отказаться от этого шага. По поводу революционных событий, 26 марта царь издал манифест: «После благословений долголетняго мира, запад Европы внезапно взволнован ныне смутами, грозящими ниспровержением законных властей всякаго общественнаго устройства. Возникнув сперва во Франции, мятеж и безначалие скоро сообщились сопредельной Германии и, разливаясь повсеместно с наглостию, возраставшею по мере уступчивости Правительства, разрушительный поток сей прикоснулся, наконец, и союзных Нам Империй Австрийской и Королевства Прусскаго. Теперь, не зная более пределов, дерзость угрожает, в безумии своем, и Нашей, Богом Нам вверенной России». Манифест завершался словами: «С нами Бог! разумейте, языцы и покоряйтеся: яко с нами Бог!»362362
  Сын Отечества. Журнал истории, политики, словесности, наук и художеств. 1848. Кн. 4. Апрель. СПб. Современная Летопись и Политика. Внутренния известия. С. 1—2, 2.


[Закрыть] Весной 1848 г. волна революций охватила Пруссию, Австрию, Италию, Валахию, Молдавию, Данию, Венгрию в 1849 г. Это время получило название «Весны народов» и развивалось в специфических для каждой страны условиях: Молдавия и Валахия стремились выйти из власти Османской империи; в Дании волновалась Шлезвиг-Гольштейнская область; Пруссия стремилась к объединению с другими германскими землями; в Италии – к улучшению состояния народа и выходу из австрийской власти; Австрия – к улучшению состояния народа, Венгрия – к улучшению состояния народа и выходу из власти Австрии. Двигателем событий являлись в основном рабочие, испытывающие материальные трудности, вместе с ними шла и буржуазия, которая направляла это выступление в сторону ограничения самодержавия.

Николай с тревогой наблюдал за революционными настроениями в Европе. Однако Пруссия и Австрия отказались от помощи русских штыков. Пришлось ограничиться вмешательством в шлезвиг-гольштинское дело (Шлезвиг-Гольштейн – немецкая земля, с 1460 г. в персональной унии с Данией), где путем угроз ввести в Силезию (территория верхнего и среднего Одера) русские войска, Николай I добился возвращения датскому королю этих областей. Весной 1848 г. царские войска были введены в Молдавию, а летом того же года совместно с османской армией оккупировали и Валахию. Революционное движение в Дунайских княжествах удалось подавить. В начале 1849 г. вспыхнула революция в Венгрии, находившейся тогда в составе Австрийской империи. Николай I охотно воспользовался просьбой Австрийского императора Франца-Иосифа о помощи в подавлении венгерской революции. В начале мая 1849 г. 150-тысячная русская армия во главе с фельдмаршалом И. Ф. Паскевичем была введена в Галицию и Венгрию и совместно со 100-тысячной австрийской армией подавила венгерскую революцию. После этих событий Николай I приобрел репутацию вершителя судеб Европы. Антирусские настроения во многих странах усилились, а наиболее непримиримые стали именовать царскую империю «жандармом Европы».

Европейские революции не прошли бесследно. Многие революционные завоевания в той или иной форме сохранились. Конституционный строй в государствах Европы стал правилом, а не исключением. В большинстве европейских стран были окончательно ликвидированы давние феодальные повинности крестьян.

Николай защищал старый миропорядок. Но это уже не нравилось многим политикам Европы, не говоря уже о том, что Россия хозяйничала в ней словно у себя. Например, многие участники венгерского восстания, венгры и поляки, бежали в Турцию. Россия и Австрия потребовали выдачи их. Но Англия с присоединившейся к ней Францией настаивали на отказе в удовлетворении этого требования.

В начале 50-х гг. Николай ясно чувствовал противодействие всем его планам. В основе этого натиска было сближение Франции с Англией, основная задача которой стала забота охраны морских путей. Однако в это время сам Николай I уже подумывал о том, что главное «наследство», как он говорил, «больного человека» – проливы – Россия может заполучить и без чьей-либо помощи. Разгромив Османскую империю, можно было восстановить Грецию, утвердить свое влияние в проливах Босфор и Дарданеллы, добиться защиты прав в оставшейся Турции православных народов, добиться владения православной церковью ключами от Вифлеемского храма, и, наконец, с поражением Османской империи, в благоприятном для России варианте, влияние последней распространилось бы на весь Балканский полуостров, затем Чехию и Словакию, т.е. под контролем России быстро оказалась бы половина (если не больше) Западной Европы. За это можно было побороться России, точно так же как и противодействующие настроения распространения российского влияния в Европе должны были приложить максимум сил для неосуществления задуманного проекта. Сама же Османская империя не в состоянии была противостоять России, отсюда соблазн у Николая нанести по ней решающий удар был слишком велик.

Поводом к войне послужил спор о «палестинских святынях», находившиеся в то время на территории Османской империи. В обстановке дипломатической борьбы этот спор вначале даже не был замечен. Султан также не придал этому особого значения. В декабре 1851 г. к власти во Франции пришел Луи Наполеон, вскоре объявивший себя императором Наполеоном III. (Николай I отказался признать его как «законного» монарха). Как католик и для набирания внутриполитического веса он выступил в качестве «защитника» интересов католической церкви на Востоке. В то же время турецкие власти совершали притеснения православных верующих, в том числе и русских подданных, совершавших паломничество по Святым Местам в Палестине. Ропот народа был услышан быстро.

Преувеличивая противоречия между Англией и Францией, Николай I рассчитывал на изоляцию Франции, а также на поддержку Австрии за оказанную ей в 1849 г. «услугу» в подавлении революции в Венгрии. Но эти расчеты Николая I оказались ошибочными. Англия, накрепко стерегущая свои азиатские интересы, а равно как и европейские, прекрасно сознавала, что Османская империя является фактором сдерживания России, конечно, не пошла на предложение Николая о разделе Османской империи. Египет и Крит, которые ей предлагал Николай I, она надеялась получить и без участия России.

То, что Россия рано или поздно попытается нанести по слабеющей Османской империи сильный удар, было вполне очевидно для всех политиков Европы. В предчувствии войны Англия спешила простить Франции все прошлые обиды и уже в 1853 г. между ними был заключен секретный договор, направленный против России. Незадолго до начала Крымской войны лидер агрессивного крыла британского истеблишмента Пальмерстон в послании премьеру Абердину писал: «Мой идеал войны, которая вскоре должна начаться с Россией, состоит в следующем: Аландские острова и Финляндия возвращаются Швеции. Некоторые из немецких губерний России уступаются Пруссии. Крым и Кавказ – либо независимые, либо связанные с султаном как с сюзереном»363363
  История России. С древнейших времен до наших дней. История в одном томе. А. Н. Боханов Л. Е. Морозова, М. А. Рахматуллин, А. Н. Сахаров, В. А. Шестаков. Под ред. А. Н. Сахарова. Москва, АСТ, 2023, стр. 1026.


[Закрыть]. Иными словами, Англия подготавливалась к войне тщательнейшим образом и в наилучшем для нее исходе кампании желала территориально отбросить Россию в допетровское время.

В начале 1853 г. Николай I, рассчитывая на поддержку Австрии и Пруссии и на нейтралитет Англии и Франции, перешел к решительному нажиму на султана. В феврале в Стамбул в качестве чрезвычайного и полномочного посла царь направил князя А. С. Меншикова с требованием восстановить права русской православной церкви в Палестине, уволить в отставку настроенного профранцузски министра иностранных дел Фуад-пашу и предоставить русскому царю право покровительства православным подданным Османской империи. Меншиков должен был держаться твердой позиции, вплоть до развязывания военного конфликта. По совету Англии переговоры затягивались: султан уступил в вопросе о «палестинских святынях», дал отставку Фуад-паше, но потребовал отсрочки для заключения конвенции о покровительстве православному населению Османской империи. В мае, получив надежду на французскую и английскую помощь, Порта отклонила требования России. Меншиков объявил о разрыве дипломатических отношений, выехал со всем составом посольства из Стамбула.

Крымская война началась как захватническая с обе стороны. Россия стремилась к захвату черноморских проливов и расширению своего влияния на Балканах. Англия и Франция добивались вытеснения России с берегов Чёрного моря и с Кавказа. Османская империя преследовала свои реваншистские цели, как и Франция за 1812 г. Вступая в Крымскую войну, царь и его сановники полагались на неограниченные людские и материальные ресурсы России. Время показало, что этот расчет оказался ошибочным. Российская сословность, крепостной строй оказывали губительное влияние на военный потенциал страны. Отсталая военная промышленность не могла обеспечить армию в полном объеме новейшим вооружением и снаряжением, бездарное командование плац-командиров, ошеломляющее казнокрадство заведующего тылами ведомства, доводившее военные части до состояния голода, бездорожье, все это сильно снижало боеспособность русской армии.

После прекращения переговоров с Портой русская армия в составе 82 тыс. человек под командованием князя М. Д. Горчакова в июне перешла р. Прут и в течение месяца оккупировала Молдавию и Валахию, на что английская и французская эскадры вошли в Мраморное море. 27 сентября 1853 г. султан дал России ультиматум в 18 дней очистить дунайские княжества, а через неделю, не дожидаясь срока его истечения, началось наступление турецких войск на Дунае и Закавказье.