Текст книги "Раскодированная Россия"

Глава 10

Выставочный зал в Георгиевском переулке начал потихоньку превращаться в ночной клуб. К ночным танцам люди тянулись охотнее, чем к непонятным картинам. На Тверской повесили растяжку, призывающую «растрястись и оторваться» и стали ждать отдачи.

– Пойдём в ночной клуб, – раздался женский голос с улицы.

– Какой теперь толк в клубах? – усомнился голос мужской.

– Пойдём, тусанёмся, – настаивал женский.

– Пойдём, – обречено промямлил мужской.

Стайка бывших тусовщиков ввалилась в помещение. Они были в валенках и телогрейках. Шапки ушанки и нитяные шарфы скрывали лица. Народу набивалось всё больше. Янис решил самолично осуществить фейс-контроль.

– Так, шапки снять! – приказал он командирским голосом.

Все послушно сняли головные уборы. Немытые, нечесаные волосы женщин сальными прядями упали на воротники. Бывшие светские львицы выглядели довольно жалко в свете факелов и лучин. А уж при электрическом освещении ни одна бы не прошла придирчивого испанца. Парни все как один посверкивали бритыми головами, выбрав лучшее средство от вшей – гладкий, скользкий череп. Пипл хотел клубиться, отрываться, зажигать и тащиться. Ничего, что вместо кокса популярностью пользовалась махорка и денатурат. В некотором роде стало даже легче. Чтобы уболтать понравившуюся блондинку не надо было покупать ей брюлики или везти на Маврикий. Достаточно стало предложить пачку чая или три сухаря. Резко взлетели акции представителей сельского хозяйства. Топ менеджеры и банкиры ушли в тень, их наряды от Версаче или Ямамото действовали на охрану как красная тряпка на быка. Зато гарный хлопец в тренировочном костюме с оттянутыми коленками и в телогрейке везде был желанным гостем. Чтобы пройти строгий фейс-контроль достаточно было сказать: «А чо у вас тут биксы нормалёк? Муку принимаем»? И вас тут же с улыбками провожали в самое чрево ночного клуба. Трактористы и комбайнёры развешивали муку на безменах и продавали стаканами или карманами. Они ввели моду на полноватых девушек. Тощенькие спросом не пользовались, они могли торчать дома и только мечтать о принцах на белых прицепах. Женщины стали пускаться на хитрости: обкладывать тело подушками и натирать щёки свёклой, заплетать волосы в косу и носить сарафаны. Чтобы составить выгодную партию, нужно было легко и непринуждённо на заигрывания кавалера отвечать: «дак ты чо, опух»? Ди джеи с ног сбились, ища «Шизгару» и «Белые, белые розы». Теперь непременными атрибутами ночного клуба были гармошка, балалайка и мордобой. И действительно, что за праздник без драки? Одно баловство. К Янису присоединился Павлик, теперь они вдвоём стали браковать гопоту. Никакие стаканы с мукой или «семачками» не могли умаслить строгих фейс-контролёров. Когда гопники особенно напирали Янис переходил на испанский и яростно вращал глазами. Это действовало. Испанский подданный решил прогуляться до своего посольства и попробовать нарыть каких-нибудь деликатесов. В выставочном зале было весело, но бедненько: крекеры кончались, самогон был почти на исходе. Кто-то похлопал Севу сзади по плечу. Обернувшись, он узнал Женю.

– Какими судьбами? – закричала она, пытаясь перекричать шум и музыку, – а я от малолеток ушла. Надоели они мне. А это ваш клуб? А кто хозяин? А клуб много приносит? А проблемы есть?

– Есть, – отмахнулся Андреич, – хотим поменять скатерть – самобранку на аналогичную простыню.

– А вы не угостите меня косячком? – не отставала Женя.

– Он угостит, – кивнул Сева на Антипа, – он давно об этом мечтал.

Женя стала что-то кричать Верняку. Тот указал ей на Павлика. Павлик отправил к Вове, Вова к Луке. Лука посоветовал обратиться к Джорджу. Джордж кивнул на Валю. Когда девушка снова повернулась к Севе, её порядком шатало. Доктор участливо спросил:

– Голова кружится? Приятная лёгкость во всём теле? С нами пообщаешься и никакой травы не надо.

– Козлы вы, – начала Женя.

– А вот это уже отходняк, – поставил диагноз Крылов, – может, тебе ещё покрутиться?

– А хотите, я сюда подгоню море спиртного и провизии?

Сева не удостоил даму ответом.

– Хотите? – настаивала Женя.

– Больше молчи – за умного выйдешь, – посоветовал Андреич.

– Сейчас тут будет шик-блеск, – заверила девушка, – а вы возьмёте меня в совладелицы ночного клуба?

– Да мы тебя хозяйкой назначим, – уверил Антип.

Через полчаса бритоголовые стиляги стали ящиками вносить вино и еду.

– Откуда? – оторопел Сева.

– Мой томатный спонсор, – повела плечиком Женя.

– Ему несказанно повезло, – холодно заметил Андреич, – а он не против твоей неслыханной щедрости?

– Он исполняет любой мой каприз.

– Хорошо вам женщинам, – позавидовал Павлик, – открывая консервы с ветчиной, – а тут никто ничего не дарит, даже зубочистку.

Праздник, подстёгиваемый вином и отличной закуской, набирал обороты. Напитки текли полноводной рекой, отборная еда после долгих недель воздержания сметалась со столов в момент. Андреич сливал вино в рукав, не желая туманить разум, зато усиленно налегал на еду. Когда веселье вступило в зенит, из-за двери показался Валентиныч, голодный и трезвый как привидение.

– О, я почти успел, – через секунду Валентиныч уже сидел за столом, делая десять дел одновременно: здороваясь с мужчинами и обнимая девушек, наливая вино и жуя колбасу, зажигая сигарету и произнося тост.

Только все перенесли появление Валентиныча, как на вечеринку ворвался Янис аравийским жаром африканской пустыни. Ни одна девушка не осталась не оглаженной, ни одна рюмка полной, ни один бутерброд целым. Дым заклубился коромыслом, художники завивали горе верёвочкой и так истово гуляли, что Сева решил глотнуть свежего воздуха. Возле двери стоял какой-то пацан и тихо всхлипывал. В нём Андреич с удивлением узнал Кольку, главу своих беспризорников.

– Здорово, Кольша. Тебя кто-то обидел? – насел Крылов.

Колька зашёлся плачем уже не стесняясь.

– Кто тебя обидел? – пристал Андреич, – только скажи, мы его на ноль помножим.

Пацан, заикаясь и утирая слёзы, рассказал, что к нему пришла Женя и попросила показать, где находятся тайные подвалы с продовольствием.

– И ты показал!? – страшным голосом завопил Сева, – оба?

– Уву, – кивнула жертва женского коварства.

– Значит, мы за один присест сожрали все ваши запасы?

– Нет, второй подвал пока не тронули.

– Слава Богу.

– Женя с бритоголовыми туда сейчас собралась, – опять всхлипнул подросток.

– Вот уж вряд ли, – Сева побежал предупреждать друзей.

Весь ночной клуб вывалил на улицу и принялся обсуждать случившееся.

– Женщины, они как цветы, их либо в воду, либо в землю, – посоветовал опытный Верняк.

– Точно, – поддержал Вова, – ещё Сенека сказал: «женщина дважды бывает хорошей: или на ложе любви, или на смертном одре».

– Есть же настоящие женщины, – стали возражать дамы, – некоторые даже своих мужей любят.

– Когда жёны любят своих мужей, они называются вдовами, – отрубил Валентиныч, – что со вторым подвалом будем делать? Надеюсь, никто не позарится на детское питание? Хватит, один склад разорили.

– Почему хватит? – возмутился бритоголовый, – я догнаться хочу.

– А в чухальник не хочешь? – кротко спросил Павлик.

Через секунду развернулась обычная русская драка, где половина дерущихся даже не знала, на чьей стороне выступает. Маленький Кольша продолжал утирать слёзы. Впереди у него была целая жизнь, наполненная удивительной женской верностью и возмутительным женским коварством.

Глава 11

Глава Антикодов столкнулся с Крыловым в холле.

– Зайдёшь в два часа, – предупредил Сручкин.

– Зачем? – насторожился Андреич.

– Сюрприз, – оживился генеральный секретарь.

– В гробу я видел ваши сюрпризы, – нахмурился доктор.

– Хочешь столоваться? – прямо спросил Сручкин.

– Столоваться хочу.

– Тогда терпи.

– А можно без мешка терпеть? Повязки за глаза хватит, – стал торговаться Сева.

– Ужакину с Обалдуевым, значит, мешок на голову, а тебе только повязку на глаза?

– А этим дефективным мешок с головы лучше вообще не снимать.

– Пользуешься ты моей добротой, Крылов. Прямо на шею садишься, – вздохнул Сручкин.

В четырнадцать, ноль, ноль Крылов толкнул дверь Сручкина ногой и закричал из коридора:

– Моя фамилия Крылов. Мне мешка на голову не надо. Вы там смотрите, не перепутайте. Мне только повязку на глаза.

Кабинет обдал тишиной и скрытой опасностью. Андреич благоразумно внутрь не входил и вёл переговоры из партийного коридора.

– Я насчёт повязки. Меня нельзя в мешок. В виде исключения.

Тишину нарушил хриплый, недовольный, передразнивающий голос из-за двери.

– В виде исключения. Смотри, какой фон-барон. Всем мешки на голову надевают, а этому повязку подавай. Ишь ты. Заходи, на месте разберёмся.

– Ага, заходи. Вы сначала мешок накинете, а потом разбираться будете. Моя фамилия Крылов. Сручкин должен был лично распорядиться, чтобы мне только повязку на глаза надели.

– Что ты меня Сручкиным пугаешь? Плевать я хотел на твоего Сручкина. Кто ты такой, чтобы тебе исключения делать?

– Директор вино водочного склада, – скромно представился Андреич.

– Товарищ директор, – укоризненно прозвучал голос из-за двери, – что же вы сразу не сказали? Мы вас туда и без повязки отвезём. Просто глаза прикроете и всё.

– Хорошо, – кротко согласился Крылов.

– А как к вашему складу прикрепляют? – прозвучал заинтересованно нежный голос из кабинета.

– Зайдите через неделю, тогда всё обсудим, – как можно более солидно пробурчал Андреич.

В подвал его бережно несли на руках, умоляя пригнуть голову на поворотах. Могли бы и не предупреждать, Сева всё равно подсматривал сквозь ресницы. Его посадили в давешнее кресло, и пошли за колдунами. Ужакина и Обалдуева принесли с надетыми на голову мешками и, торопясь, сбросили в кресла как металлолом. На этот раз Антикоды в чёрных халатах и шапочках чинно проследовали через дверь. Они образовали собой круг, где в центре сидело трое абитуриентов.

– Адепты, – замогильным голосом начал легко угадываемый Сручкин, – готовы ли вы к вступлению в священную партию Антикодов?

– Готовы, – нестройным хором ответили абитуриенты.

– Готовы ли вы отдать свою жизнь за наши партийные принципы?

– Готовы, – вразнобой заголосили три адепта.

– Готовы ли вы связать себя страшной клятвой?

– Готовы, – промямлили испытуемые.

– Адепт Обалдуев, – грозно спросил Сручкин, – готовы ли вы пойти на преступление ради интересов нашей партии?

– Так точно, товарищ Засерькин, – браво отрапортовал Толян.

Вся торжественность приёма новых членов в партию Антикодов пошла коту под хвост. Члены партии стали похрюкивать и посапывать. Толик, сообразив, что сморозил глупость, мгновенно поправился:

– Извините. Так точно, товарищ Дристалкин.

Партийных работников стало колотить, а Сева как самый безответственный среди присутствующих, зарылся головой в колени и трясся так, что кресло заходило ходуном.

– Вы что же не помните фамилии генерального секретаря? – ахнул возмущённый Шевкомуд.

– Почему же, помню, – жалко пролепетал Толян, – отлично помню, товарищ Мудощёк. Фамилия генерального секретаря – Срулькин.

Партийные работники из подвала не расходились, они из подвала расползались. Увы, и вторая попытка принять адептов в партию Антикодов накрылась медным тазом.

Глава 12

На следующий день решили всё-таки закончить с приёмом новых членов в геройскую партию Антикодов. Три студента сидели в аудитории и ждали предстоящего экзамена. Обалдуев, зажав уши ладонями, зубрил фамилии видных политических деятелей, составляющих славу Антикодов. Крылов задерживал дыхание перед листом белой бумаги, как слаломист перед спуском и готовился написать очередное стихотворение. Ужакин бегал из угла в угол и размышлял вслух:

– Из-за этого охламона (он кивнул на Обалдуева) нас опять не примут. Крылов, ты единственный, кто в вузе учился. Что делать-то? Что предпринять, чтобы нас приняли?

– Приёмную комиссию надо умаслить, – ответил опытный Крылов, с неохотой отрываясь от своих рифм.

– Точно, – озарило Ужакина, – а как их ублажить?

– Ну, хоть чаем угостить, – отмахнулся Андреич, – слушайте стих про вас, прощелыг.

Мечта Климовского строителя.

 
Не стану врать, мужик я тёртый,
Слыву пронырой у людей
И тут пронюхал на планёрке,
Что к нам приехал чародей.
 
 
И хоть уж не было вакансий,
Но я без очереди влез,
Когда давал свои сеансы
Один заезжий экстрасенс.
 
 
От его взгляда дохли мухи.
Властитель магии и снов,
Он вызывал умёрших духов
И разбазаривал слонов.
 
 
Махал руками, рожи корчил
И непонятное мычал.
Он изгонял из зала порчу
Или энергию качал.
 
 
Да я в погоне за больничным
И сам бываю как чумной.
Да этот экстрасенс столичный,
Щенок в сравнении со мной.
 
 
Вот если он меня обучит
Бесплатно тайнам мастерства,
То хрен забьюсь теперь в падучей
Бесплатно или с озорства.
 
 
Ужо я там вам наврачую,
Хоть не учился никогда.
Я биополе в себе чую,
А остальное ерунда.
 
 
Напрасно я гнию на стройке.
Мне эта жизнь не по душе.
Колдун в эпоху перестройки
Гребёт не меньше атташе.
 
 
Жена в затылке почесала
И порешили сообща
Забить кабанчика на сало
Для покупания плаща.
 
 
Продать на рынке пару тёлок,
Костюмчик справить дорогой
И прощевай родной посёлок,
Я в город еду за деньгой.
 
 
Пошёл прораб с евонным планом,
Попил он кровушки, подлец.
Теперь заделаюсь шаманом
Иль магом на худой конец.
 
 
Но после слов медбрата Вали
Сон стал тревожен по ночам.
Ведь раньше ведьм чего сжигали —
За конкуренцию врачам.
 

– Не понял, за что ведьм сжигали? – заинтересовался Толик.

– За конкуренцию во врачевании. Существует версия, что основными застрельщиками процессов против ведьм выступали именно врачи. И правильно, всех конкурентов на костёр.

Кузя тут же развернул бурную деятельность. Сбегал в столовку, выпросил дюжину чашек, чайник, чай и сахар.

– Заварки маловато, – качая головой, переживал Кузьма, – ну да ладно.

К приходу приёмной комиссии Ужакин расстарался на славу. Перед каждым антикодовцем стояла чашка крепкого, пахучего чая. Члены партии во главе с товарищем Сручкиным были приятно удивлены. После такого радушного чаепития было как-то неудобно срезать абитуриентов и придираться по пустякам. Даже самый строгий экзаменатор Егор Лукич Шевкомуд, утирая благодатный пот с государственного чела, с приязнью поглядывал на сообразительную троицу. Уже, казалось, экзаменаторы, по-отечески вздохнув, попросят зачётки и поставят долгожданный зачёт. Но в эту минуту в аудиторию ворвался взбешённый Пуков и швырнул на стол пульт.

– Что такое? – недовольно спросил Шевкомуд, – что случилось? Садись, полковник, отдышись, чайку попей.

– Посмотрите, Егор Лукич, как он нам чай заваривал, – зашёлся криком Пуков, – посмотрите все на этого ублюдка.

Полковник схватился за пульт и навёл его на огромный экран, мерцающий заставкой Антикодов. Побежали отснятые скрытой камерой кадры подготовки к чаепитию: вот Ужакин сыплет в заварочный чайник соду, вот добавляет к кипячёной воде воду из-под крана, вот смачно плюёт в приготовленный чай.

– Н-да, – зловеще выдохнул Сручкин, – жалко я ориентацию сменил. Наказывать нужно за такие чаепития.

– Вон! – заревел Шевкомуд, – чтобы ноги твоей здесь больше не было.

Ужакин опрометью выбежал из аудитории.

– Как моя фамилия? – наехал он на Обалдуева.

– Товарищ Шавкомудель, – бойко отчеканил Толян.

– Вон! – зарычал Шевкомуд.

Обалдуев бросился вдогонку за Ужакиным.

– Крылов, ты-то помнишь как фамилия генерального секретаря? Как моя фамилия?

– Товарищ Сручкин. Товарищ Шевкомуд. Может, мне за такую отменную память сразу двойной паёк дадут? В первую очередь заряжай мозги, так я понимаю.

– Остаёшься на испытательный срок, – разгневался Шевкомуд, – если бы не личное заступничество товарища Сручкина, не видать тебе членства в нашей партии, как своих ушей. Оглоед.

Глава 13

Россияне стали заметно уставать от пьянства. Всё больше нуждающихся в выведении из запоя стучались в двери ночного клуба. Валентиныч предложил навестить «ФиглиМед» с целью разжиться медикаментами. «ФиглиМед» было не узнать. Пафосная ограда оказалась изжёвана, местами проломлена, а кое-где между прутьев истлевали лохмотья, оставшиеся после штурма медицинского холдинга. Вместо бравого охранника в будке сидела полуслепая бабушка, вяжущая носки и считающая вслух петли. Она и ухом не повела на вошедших путников. Турникет же был вырван из бетона, и закинут на ближайшую берёзу.

– И откуда у наших людей столько силы в руках берётся? – изумился Сева.

– На дурное дело силы всегда найдутся, – пробурчала бабулька, – вы куда, родненькие?

– В оперблок, – не задумываясь, отрубил Валентиныч, – мы светила мировой хирургии. Вот, пришли посветить. Так мы пройдём?

– Идите, – безразлично отозвалась старушка, – мне-то что.

Краса и гордость «ФиглиМеда» – плакат, указывающий, что медицинский центр работает с 9.00 до 21.00, без выходных бесследно исчез. Мраморные колонны были испещрены следами от пуль, зеркала разбиты, а вместо люстры уныло свисал оголенный провод. В том углу, где когда-то располагался ресепшн, зияла огромная воронка. Перед коллегами сразу предстала картина боя: защитники «ФиглиМеда» мужественно засели за ресепшеном и отвечали одиночными выстрелами на ураганный огонь противника. Нетерпеливый враг не стал рассусоливать и сразу закинул гранату за стойку. Разорванные в клочья души героев воспарили к небесам, а половые агрессоры проникли в храм Гиппократа, грабя и насилуя всех подряд на своём пути. Увы, и то, и другое им вышло боком. Работницы холдинга своим неистовым сексом обратили в бегство вражеское войско. А сворованные второпях лекарства оказались не наркотиками, а нейролептиками и завоеватели ещё долго пускали слюни и делали под себя, удобряя местные сугробы. Только через сутки, придя в себя и проклиная «ФиглиМед», они убрались восвояси. Платная медицина, кстати, оказавшись в условиях военного коммунизма, показала себя с лучшей стороны. Деньги, превратились в средство растопки костров и печек, и медики вернулись в первобытно общинный строй. Выведение из запоя стоило три яичка, а услуга мануального терапевта всего одно. Гинеколог брал исключительно хлебом, а проктолог предпочитал спирт. Но чаще всего у пациентов не было ничего кроме жалоб, и тогда люди в белых халатах оказывали помощь безвозмездно. Интересно поменялся реестр болезней: было много травм и отравлений, кишечных заболеваний и обморожений и совсем не отмечалось желающих похудеть и лечить неврозы. Пациентки щеголяли исключительной стройностью, но никого она, почему-то не радовала. Во всяком случае, если галантный кавалер преподносил даме сердца кусок жёлтого залежалого сала, то девушка не капризничала, и едва поблагодарив, вгрызалась юными зубами в твердокаменный продукт, нисколько не заботясь о своей фигуре. Психика людей также укрепилась под давлением жизненных обстоятельств. Угроза голодной смерти начисто смела все фобии и навязчивости. В глазах бывших невротиков и истероидных дамочек зажёгся древний огонь. Огонь жажды жизни и стремления сдюжить во что бы то ни стало. Суицидальных попыток не наблюдалось вовсе, иммунитет поднялся настолько, что люди забыли про грипп и ангину. Всё глупое и наносное: понты и бахвальство, депрессия и неврастения отступили перед священной задачей любого человека – выжить. А выжить можно было только в стае. Хотите, называйте это племенем, группой, коллективом, от названия суть не меняется. Сообща легче отбиваться от врагов и находить добычу. В такие времена хорошая стая отличается от плохой только тем, где ты находишься сам. Если это твоя свора – значит, она хорошая; если нет – значит, плохая. Москвичи очень быстро дичали и люмпенизировались. Тонкий слой хороших манер и привычка принимать душ по утрам исчезли сами собой за неимением горячей воды и достаточного количества пищи.

Часть четвёртая

Глава 1

Жизнь потихоньку налаживалась. Сева даже стал читать лекции любознательным товарищам. Особенно он любил на высоте гулянки в ночном клубе выйти на сцену и прочитать поучительную лекцию о вреде алкоголизма и табакокурения. Не забывал и об игромании.

Лекция № 1

«Женский алкоголизм не лечится» – говорит некий умник. Говорит авторитетно и безапелляционно. А так ли это? Мы уже установили, что алкогольная зависимость это болезнь. А если болезнь, то, согласитесь, что нет мужской и женской гипертонической болезни, нет мужского и женского сахарного диабета. И получается, что мужскую ангину будут лечить одними таблетками, а женскую – другими? И что юношеский грипп в корне отличается от девичьего? Бред. Безусловно, различия есть, но не настолько кардинальные, чтобы выпускать два вида пилюль.

«Пьют только бомжихи, актрисы и уборщицы». Ничего подобного. Больше всего пьют бизнесвумен: банкирши и владелицы салонов красоты, хозяйки туристических агентств и ювелирных сетей. Пьют так, что здоровые мужики чешут затылки. Женщине, работающей в банке в кредитном отделе, ничего не стоит, например, выпить за вечер три бутылки шампанского. Да не всякий мужик три «огнетушителя» осилит. Утром с раскалывающейся головой (вино содержит азотистые соединения, которые и вызывают мигрень) она приходит на работу и начинает заполнять бланки, где ошибка чревата многомиллионными убытками. Голова трещит, похмеляться нельзя. Тогда дама пузырьками начинает уничтожать корвалол, валокордин и прочие настойки. Они, как известно, на спирту и женщина элементарно ацетальдегид переводит обратно в спирт, то есть похмеляется. На какое-то время ей становится легче. Затем опять в ход идут настойки. На вопрос, сколько сердечных капель она капает, следует смешок. Какие капли? Счёт идёт на пузырьки. К концу рабочего дня её самочувствие улучшается, она с лёгким сердцем выходит с работы, и тут её накрывают с головой тревожные мысли: А вдруг она ошиблась? А вдруг вписала не ту цифру? Утром, с похмелья это немудрено. А суммы с шестью нулями, а если ошибка вскроется? А она обязательно вскроется. Тогда придут небритые личности и отберут квартиру. Мысли мечутся, задевая острыми углами черепную коробку. Единственное спасение – алкоголь. Дама берёт три бутылки «шампусика» и устраивает продолжение банкета. Утром с похмельной головой женщина идёт в банк. И так месяцами. Увы, это расплата за эмансипацию.

Другая женщина владеет туристической фирмой. В её маленькой женской сумочке звенят и перекатываются «мерзавчики» водки, виски и коньяка. Через каждый час она уединяется и опрокидывает бутылочку, освежает дыхание «антиполицаем» и вновь руководит рабочим процессом. Вечером кормит мужа, который признаёт только домашнюю пищу, помогает делать уроки детям и идёт на кухню колотиться по хозяйству. Там она вновь уговаривает «мерзавчик». И так годами. Особенно её веселили два момента: 1. мусоропровод, который располагался на кухне и помогал успешно избавляться от стеклотары; 2. муж, который напивался раз в три месяца и в течение целого дня валялся на диване и жалобно стонал. По её словам, он жалкий пачкун и знать, не знает, что такое настоящее похмелье.

Третья женщина на паях с мужем владеет агентством недвижимости. Вечером после работы едут в ресторан или театр, модную выставку или просто в гости. Дама выпивает крайне умеренно: пол бокала вина, пятьдесят грамм коньяка или вообще не пьёт. Возвращаются домой, муж уходит в свою спальню и засыпает. Жена достаёт из бара бутылку водки и бутылку вина и начинает разминаться спиртным в одинаре. На работу приезжает после обеда. И так день за днём. Согласитесь, что в шахте работать и то легче. Алкоголь вместе мочой выводит калий, а он нужен сердечной мышце как удобрение для почвы. Стоит человеку три дня попить спиртное и его миокард совершенно беззащитен, так как лишён калия. Где содержится калий? Изюм, курага, печёный картофель, яблоки, особенно «Антоновка». За неделю, съедая по два яблока в день можно восстановить необходимое количество этого микроэлемента в сердечной мышце. Но за три дня запоя калий опять вымывается с алкоголем. Когда пьющих граждан стремятся лишить квартиры и специально спаивают, то люди умирают не от цирроза, а от сердечной недостаточности. Другая проблема заключается именно в сердечных каплях. Люди с алкогольной зависимостью, а особенно женщины, не могут, открыто похмеляться на работе, и принимают корвалол, валокардин и другие настойки. На самом деле это «скрытая похмелка» и у них не столько болит сердце, сколько хочется «поправиться». Но бесконтрольное употребление настоек в лошадиных дозах опять-таки чревато проблемами с сердцем. Заметьте, ни один наркоман не умер от ломки. Хотя они стонут и вопят на всю округу. Наркоманы переламываются в камерах «насухую» и ничего, ни один не умер. От похмелья умирает каждый тридцатый. Вдумайтесь, тридцать человек крепко поддали на чьем-нибудь юбилее, один в чёрном списке на тот свет. Белая горячка и эпилептический припадок приходят не на высоте запоя, а когда любитель выпить резко останавливается и собирается начать новую жизнь или у него просто заканчиваются деньги. Белая горячка разворачивается под вечер. Человече ходит трезвый и гордый собой: наконец-то я завязал. А тут и делириум тременс, как только сгущаются сумерки. Никогда не останавливайтесь резко: похмеляйтесь и вызывайте врачей. А лучше заранее, только собираясь уйти в запой, звоните наркологам и договаривайтесь на определённый день, когда они приедут вас капать. А ещё лучше вообще не развязывать, если по одному дню выпивать не получается.

Лекция № 2

Я любил лечить игроманов. В них таилась некая загадка. Некий системный сбой, когда внешне разумный человек начинал вести себя как последний лошара. Попробуй у такого человека на улице отнять десять рублей, он будет отбиваться до последней капли крови. А в казино он добровольно оставляет двести тысяч евро и, выходя наружу на ватных ногах, размышляет, хватит ли ему на проезд в метро. Очень часто не хватает, и игрок путешествует домой пешком, выбирая сук, на котором можно будет подвесить себя за шею. Ему нехорошо. Противные мысли о возврате долгов горбят ему спину, неизбежный разговор с женой перебивает ему аппетит. И он раз и навсегда решает завязать с игрой, поставить на ней жирный крест и заняться окучиванием помидоров. В его глазах загорается огонёк надежды на новую светлую жизнь: он раздаст долги, помирится с женой и выведет новый сорт помидоров и назовёт его: «Смерть азартным играм». Игрок с остервенением вгрызается в новую жизнь: приходит домой ровно в семь вечера, смотрит познавательную передачу «Дом – 2» и помогает жене развешивать мокрые носки. Он почти счастлив, осталось только полить помидорную рассаду и поцеловать жену на ночь. Утром игрок просыпается и понимает: он попал в масть. Сегодня его день. Звёзды расположились в шашечном порядке и только ему известно как пробраться в дамки. Навстречу первым ему попадается мужик с полным помойным ведром (хорошая примета). Затем на бордюре игрок замечает блеснувший металлический рубль (хорошая примета). Дорогу ему перебегают две белые кошки (сразу две хорошие приметы). И, наконец, на работе ему поручается перевезти приличную сумму денег в другую организацию, расположенную на другом конце города, как раз где находится известное казино (ого, это уже не просто хорошая примета – это знак)! Сумма не плохая – сорок семь тысяч долларов, но какая-то неровная, выбивающаяся из стройного графика хороших примет. Игрок быстренько занимает недостающие три тысячи у сослуживцев, причём он настолько убедителен, что самые завзятые жмоты не могут ему отказать. Сомнения жадин развеяны. Каждый кредитор клятвенно заверен, что через три часа вместо пятисот баксов получит две тысячи. С пятьюдесятью тысячами долларов игрок открывает дверь казино правой ногой (хорошая примета) и делает первую ставку. Через некоторый промежуток времени он выходит наружу на ватных ногах, размышляя, хватит ли ему на проезд в метро. Не хватает, и игрок путешествует домой пешком, выбирая сук на котором можно будет подвесить себя за шею… Настоящего игрока видно сразу. Его глаза горят дьявольским огнём. Этот огонь не смог потушить даже холодный душ из проданной квартиры, машины и гаража. Этот огонь идёт из детства: когда добрый Дед Мороз приносил подарки и не брал за это денег. Игроман по-детски верит в чудо, хотя никогда и никому в подобном не признается. Он будет изрекать избитые истины: «хочешь выиграть в казино – стань его владельцем», намекать, что выигрыш и проигрыш его совершенно не волнуют и главное для него это «адреналин, пущенный по жилам». На предложение перейти Ленинский проспект на красный свет (дёшево и сердито получить адреналин) не прореагирует. На совет высунуться в окно с двенадцатого этажа и повисеть вниз головой некоторое время (тоже неплохое средство получить адреналин) ответит отказом. И только напутствие просто смыть деньги в унитаз приведёт его в задумчивое расположение духа. Я не ёрничаю, я осуществляю лечебный процесс. Суть его понятна: нужно свести возможность удачи к нулю, тогда азарт умирает сам собой. Если игроман на подсознательном уровне будет уверен в окончательном проигрыше, он никогда не будет играть. Дураков нет. Играют не ради процесса и адреналина, а ради выигрыша. Если у игрока хоть немного теплится надежда на выигрыш – он будет играть, хоть один шанс «за», а девяносто девять – «против». Уничтожь этот шанс и игрок пойдёт окучивать клубнику. Я видел полковников милиции, которые проигрывали по сто пятьдесят тысяч долларов в игральных автоматах. Это были прожжённые гаишники, способные за трояк удавиться. Я видел крутых бизнесменов, выживших в кровавой толчее девяностых, урвавших свой куш и бездарно спустивших его в казино. И только один раз мне попался человек прикидывающийся игроком. Он был гладко розовощёк и доволен жизнью. Его губы лоснились, а яркий румянец свидетельствовал о полноценном питании и восьмичасовом сне. Его синие глаза лениво рассматривали меня, но они не горели адским огнём, не тлели подёрнутые пеплом, а наоборот охлаждали как стакан воды в жаркий полдень. Он утверждал, что проигрывает огромные суммы в казино, а так как был преуспевающим юристом и получал хорошие гонорары, то просил «вылечить его от прискорбного порока». Я взялся его лечить, но всё это время меня не оставляло ощущение, что мы с ним валяем дурака. По всем тестам он выходил рассудочным и мелочным человеком, не верящим в Санта Клауса. Юрист всё время что-то жевал: пирожки и пирожные сменяли друг друга, и под его хроническое чавканье хотелось зарядить похудальные программы, а никак не игровые. В конце каждого сеанса я пытался вывести его на откровенность. Наконец, он раскололся, что не игрок, а жадина. Отдавать деньги молодой жене ему не хотелось, изображать бесконечные грабежи казалось глупо, и тогда он придумал себе страшную болезнь – игроманию. Деньги ныкал в банковскую ячейку, полчаса для вида крутился по разным казино и приходил домой в печали: «Ну, съешьте меня. Опять проигрался». Одно слово – юрист.