Текст книги "Раскодированная Россия"

Глава 8

Бедных людей распознать легко. На отдыхе они всегда говорят о делах и деньгах. Без передышки. Они физически не могут расстаться с этой темой. Как в том анекдоте: «при бабах только о работе, на работе только о бабах». Богатые, наоборот, на отдыхе судачат исключительно о душе. И правильно, что зря воздух гонять. Постоянно рассуждать о деньгах то же самое как искать радугу в темноте. Их нужно заработать или украсть, но никак не переводить в плоскость разговоров. А посмотрите на бедноту. Уже на третий день отпуска он рвётся на работу. Там остались незавершённые дела и не окученные клиенты, пропущенные встречи и упущенные возможности. Отдых не в радость, отпуск как кость в горле мешает проглотить очередное повышение по службе. Но вот нетерпеливый отпускник возвращается на работу. Там, как обычно, никаких перемен и бледно-зелёные сослуживцы с завистью поглядывают на отпускника, на его спелый загар и новый галстук в жёлтый горошек. Через три дня экс-отдохнувший понимает, какого свалял дурака. Где тягучее солнце, где прожаренный песок и пенистое море? А девушки, какие были девушки. В бикини и капельках морской воды, с загадкой в зелёных глазах, а некоторые даже топлесс. А он, баран, вместо того, чтобы покорять их сердца и тела (можно наоборот), припёрся с женой и двумя малолетними засранцами. А теперь жди опять отпуска целый год, толкайся в душном метро и меси сугробы промёрзшими ногами.

Сева хрипел безнадёжно и абсолютно не вовремя. Голос, такой покорный и обыденный совершенно ему не повиновался.

– Ты, что шутки задумал шутить? – окрысился Крысиный Хвост, – говори быстро про второго. Я не помню его совершенно. Но там точно было двое. Когда меня нашли истекающего кровью, всё указывало на двух пленников. И ты, гад, знаешь второго. Я чувствую. Говори!

– Х-х-х-х-х, – вырывалось из Севиного горла.

– Я тебе не в ухо, я тебе сразу в глаз засажу! – заверещал взбешённый вождь и стал устанавливать затычку в ухо.

– Х-х-х-х-х… раз, раз, раз, – Андреич как музыкант на репетиции, проверяющий аппаратуру, смог выговорить это слово. Фу, голос опять ему повиновался.

Крысиный Хвост потащил затычку из уха и отложил винтовку.

– Подожди, дай я с тебя хоть пыль отряхну, – выговорил доктор и Крысёныш сразу поджал лапки и превратился в покорного слугу.

Он как суслик затих, ожидая команды, неземная любовь вспыхнула в его глазах, желание услужить переполняла всё крысиное существо.

– Прикажи своим воинам развязать меня! – прозвучал под сводами Севин голос, – Вильгельм Тель хренов.

– Слушаюсь, – подобострастно пропищал зачарованный вождь, – развяжите его команчи, он хороший человек.

Индейцы подбежали гурьбой и стали развязывать хорошего бледнолицего человека.

– На колени! – грозно завопил Андреич.

Почему он так закричал? Непонятно. Но слово не воробей, вылетит – не подстрелишь. Если уж наломал дров, нужно сделать вид, что готовишься к зиме.

– На колени! – повторил свою команду грозный пленник.

Команчи помялись, помялись, однако на колени уселась лишь одна треть присутствующих, треть оказались сочувствующей, и в любой момент могла последовать за первыми, оставшаяся треть не желала становиться на колени ни под каким видом. Классический гипнотический расклад в любой группе. Треть сильно внушаемы, треть так себе, остальные неподдающиеся. Якобы. «А вот мы вам сейчас суггестию-то проведём», – злорадно подумал гипнолог Крылов. Даром, что пять минут назад он корчился у позорного столба, уворачиваясь от пулек мелкашки и завывал дурным голосом о пощаде. «Что бы им такого завернуть?» – крутилось в голове у Севы в голове, – «О, скажу, что я Манниту – главное божество индейцев». Пауза слишком затягивалась, некоторые из внушаемых стали даже привставать с колен.

– Я Манниту!!! – во всё лужёное горло завопил Крылов, – я верховное божество команчей! Я спустился с неба на белой пироге облаков, в руках вместо весла у меня была радуга. Я притворился смертным и встал у позорного столба, но я божество. От меня исходит нестерпимое сияние. Сначала его увидит самый большой грешник, а потом, узреют и все остальные. Крысиный Хвост, тебе трудно на меня смотреть. Ты чувствуешь, что сейчас ослепнешь от исходящего от меня сияния.

Крысёныш стал закрывать глаза руками и корчиться, как будто месть Манниту уже настигла отступника.

– Пол под тобой становится тёплым, потом горячим, теперь огненным. Ты как будто стоишь на раскалённых углях.

Крысиный Хвост начал нелепо подпрыгивать, повизгивать и махать руками.

– У тебя на ногах появляются ужасные ожоги. Огромные ожоги идут от ступней к лодыжкам и выше.

Страшные ожоги 1 степени стали появляться на ногах вождя, словно он действительно переминался на раскалённых угольях. В состоянии сомнамбулизма достаточно слегка ткнуть пальцем в испытуемого и сказать, что сейчас в этом месте возникнет огромный синяк, и он действительно появится. Сказать, что пациент обжёгся и на нужном месте образуется страшный ожог. Причём, если у человека ожогов никогда не было, то никаких изменений не произойдёт. Так же легко, одним словом можно всё убрать. Это не сказки – это суггестия. Хотя объяснения происходящему нет до сих пор.

– У тебя появляются синяки и кровоподтёки по всему телу. Крысиный Хвост, ты превращаешься в Шкуру Леопарда.

Попавший под горячую руку Крысёныш пошёл чёрными и красными пятнами. Притихшее племя с ужасом наблюдало за превращениями вождя.

– Ты попадаешь в геенну морскую и плывёшь, спасаясь от валькирий.

«Причём здесь валькирии, да и геенна бывает только огненной», – с досадой подумал Андреич, – «опять меня заносит. Пора прекращать путать времена и нравы».

Но никто не обратил внимания на мелкие погрешности. Всё племя со священным ужасом взирало на Шкуру Леопарда ещё пять минут назад бывшим великим и ужасным Крысиным Хвостом. А жертва священной Севиной мести кулём свалился на пол и поплыл, молотя руками и ногами по голому бетону. Всё тело его покрылось испариной и заблестело в свете чадящих факелов.

– Геенна становится огненной. Ты варишься заживо, Крысиный Хвост. Это расплата за все твои прегрешения.

По всему телу Крысёныша пошли ожоги. Он завопил так ужасно и жалостливо, как любой грешник, получивший по заслугам. Племя с открытыми ртами следило за происходящим. Сева счёл, что необходимый накал уже достигнут.

– А вы, вы, ужасные грешники, нарушившие все существующие заповеди и требующие кровищи, вы, что, думаете, вас это не касается? Вы тоже в геенне огненной. Плывите. Плывите. Кто не грешил, тот не утонет.

Треть самых внушаемых бухнулись на бетон и поплыли, покрываясь волдырями и кровоподтёками. Группа сочувствующих с секундной задержкой попадала следом.

– А вам!? – голосом всемирного индейского бога и директора средней школы вопросил Андреич, – особое приглашение требуется!? Испепелю! Душу выну! Отдам на съедение душещипательным псам. Это самое страшное, что может приключиться с грешником. Хуже всех телесных мук – позволить сожрать свою душу душещипательному псу.

Оставшиеся Фомы неверующие пали на бетонный пол и ушли в заплыв по огненной реке. Они также покрывались волдырями и синяками, кровоподтёками и жуткими ожогами. Всё несчастное племя команчей сносило геенной огненной в их индейский ад. Невыразимый стон стоял под сводами бомбоубежища. Порядка пятидесяти человек, молотя конечностями по бетону, плыли по геенне огненной. Ожоги и кровоподтёки полностью покрыли их тела. А над всеми несчастными грешниками возвышался великий и ужасный Всеволод Андреевич Крылов, врач-гипнолог, осмелившийся бросить вызов аду на земле.

Глава 9

«Обидно, что я смешливый», – в который раз пожалел Сева, – «мои бы способности да сугубому человеку. Государственную карьеру бы сделал, таких бы дел натворил. А я вечно рот до ушей, никакого уважения к собственным возможностям. Пропащий я человек. Ладно, пора прекращать этот огненный заплыв».

– Вода становится прохладней, прохладней. Она держит вас. Вам не надо никуда плыть. Ваши ожоги и синяки исчезают, исчезают. Вы лежите абсолютно спокойно. Вам никогда не было так хорошо и спокойно, как сейчас. Вы спокойны как гладь озера. Перевернитесь на спину. Ласковое солнце успокаивает вас, нежное море убаюкивает вас. Вы спокойны, вы абсолютно спокойны. Вы качаетесь на волнах блаженства. Вы в раю.

Умильные улыбки исказили суровые лица команчей, раскрашенные гуталином. Всё племя плескалось в райской лазури и испытывало нирвану. Пять минут Сева дал им потащиться и покайфовать. Потом досчитал до трёх и вывел племя из дебрей подсознания в джунгли реализма.

– Встать! – завопил как фельдфебель.

– На колени! – уточнил как серый кардинал.

– Пасть ниц! – загрохотал верховным Божеством.

Вконец запутавшееся племя, стукаясь задницами и лбами, принялось истово исполнять заветы нового Боженьки.

– Я Манниту, – хвастливо гремел под сводами голос Андреича, – одно ваше неверное движение и вас разорвёт на части как хомячков. Одно неисполнение любого моего приказа, и я снова искупаю вас в огненной реке. И на этот раз вернутся не все. Часть утонет и их души достанутся душещипательным псам. Усвоили, смерды?

– Усвоили, – робко заблеяло неукротимое племя команчей.

– Крысиный Хвост.

– Я.

– Три шага вперёд.

– Есть.

– Ты, кастрат тонкоголосый, петух гамбургский запятнал честь вождя. Теперь ты будешь рядовым гребцом галеры, тьфу ты, пироги.

С этими словами Сева выдернул из головы Крысёныша куриные перья и воткнул их в волосы себе.

Глава 10

На третий день пребывания в качестве Верховного Божества, Андреич стал разрабатывать план как из воинственных команчей сделать добропорядочных скаутов. «Нужно опять собрать всё племя. Крысиный Хвост выступит застрельщиком, он первым погрузится в сомнамбулизм и увлечёт всех за собой. Потом…»

Размышления прервала скво Очковая Змея, она же бывшая учительница, вахтёрша и зэчка Вера Сергеевна.

– Дозвольте слово молвить, великий Манниту, – произнесла она с плохо скрываемым сарказмом.

– Уши великого Маниту открыты для всех, включая каких-то жалких скво, – молвил Верховное Божество.

– А я ещё помню времена, когда Манниту жалобно тянул время, чтобы не идти в гости к Козявкину. Как он не к месту употреблял архаичные слова и путал ударения.

– Женщина, Боги отняли у тебя разум. Зачем Манниту ударения и глаголы. Он простирает свои мысли в головы неразумных людей, минуя несчастную фонетику, не говоря уже о грамматике. Кстати, ударения я всегда правильно ставлю, а архаичные слова люблю и этого не скрываю.

– Всеволод, поговорим серьёзно. Если вас устраивает подобный маскарад, то нам с Валерой он не по душе.

– Вера Сергеевна, так я этим и занимаюсь. Нужно устроить общий сбор, провести сеанс гипнотерапии. На высоте гипнотического состояния я внушу отмороженным команчам, что они примерные скауты. Внушаемость у всех приличная, так что главное, выбрать подходящий момент…

– Секундочку, – перебила Вера Сергеевна, – значит, я как все плыла по грязному полу и покрывалась синяками и ожогами?

– Да, – скорбно склонил голову Андреич, – к вашей чести замечу, что вы нырнули в геенну одной из последних, но уклонистов не было. Все у меня прошли через огонь и воду, осталось провести вас через медные трубы.

– Однако и намешали же вы в вашем аду. Манниту и валькирии, геенна морская и душещипательные псы. Фантасмагория какая-то.

– Виноват, – согласился Сева, – чем больше накипело, тем хуже варит котелок. Тем более что у меня есть уважительная причина. Когда ученик у доски отвечает и то волнуется, а я, как вы помните, перед сеансом гипноза стоял у позорного столба и в меня целил этот удивительно добрый человек.

И Сева кивнул на Крысёныша, стоящего в отдалении и умильно сложившего ручки на пухлом животе. Крысиный Хвост, кстати, опекал Крылова похлеще любой няньки: подкладывал лучшие куски, показал гигантские запасы провизии и бензина. Бывший вождь смотрел новому боссу в рот и спешил исполнить любой его каприз. С одной стороны ужасно хотелось отвесить Крысёнышу здоровенного пендаля за перенесённые страхи, с другой великий Манниту не мог себе такого позволить, не уронив божественного достоинства.

– Короче, Вера Сергеевна, я выведу всех на свет божий. Не беспокойтесь.

– Как раз этого я больше всего и боюсь, – огорошила учительница.

– Чего этого? – не понял Андреич.

– Выхода на поверхность. Нам и тут хорошо. Здесь тепло, сытно, безопасно, наконец. А наверху голод, мор, люди превратились в диких зверей, сражаются за горбушку хлеба. Нет, мы останемся здесь.

– Вера Сергеевна, – начал Сева, – но это же абсурд.

– Послушай, фраер, – месяцы, проведённые в Бутырской тюрьме давали себя знать, и учительница обложила доктора таким отборным матом, что тот оторопел.

– Ты должен сделать Умного Кроля вождём. Крысиный Хвост теперь никто, нужно назвать его Опущенным Петухом и замочить у Позорного столба. Понял ты, Манниту задрипанный?

– Очковая Змея, так с Манниту не разговаривают. Я уважаю седины, но у меня с детства зуб на учителей. Могу устроить сольный заплыв в кипятке, – стал грозиться Сева, но увидел боковым зрением Валеру, который с арбалетом наперевес подкрадывался между вигвамов. На глазах у него были тёмные очки и, это Сева почувствовал кожей – в ушах затычки.

– Ну-с, и что вы будете делать дальше, Крылов? – голосом, каким вызывают к доске, прокаркала учительница, – Умный Кроль по моему совету заткнул уши и на ваши команды не прореагирует. Ищите решение задачи и помните – у вас очень мало времени.

Сева остался один на один с вооружённым психопатом. Умный Кроль не стал понапрасну рассусоливать и сразу пустил стрелу в беззащитного Крылова.

Глава 11

Алкоголь, табак, наркотики – лучшее средство держать человечество в узде. Спрашивается, а при чём здесь курение? Курит себе человек и курит, никого не трогает. Ан, нет. Он курит в рабочее время, перекуры сжирают массу времени. Любой работодатель спит и видит, когда его работники завяжут с курением. И когда это ему удаётся, хозяин помимо интенсификации рабочего процесса, получает нарастание агрессии со стороны рабочего коллектива. Лишённый возможности перекурить и отсидеться десять – пятнадцать минут в курилке, работник становится раздражительным, нетерпимым и злопамятным. У него отняли возможность хоть немного расслабиться, лишили радости чуть-чуть размяться, путешествуя до курилки и обратно. Теперь он окончательно чувствует себя винтиком в молохе чужой наживы и подсознательно начинает вредить своей компании. Необходима специальная программа, для нивелирования побочных эффектов от бросания курить.

Фью-ю-ю-ють, – просвистела стрела, и Крысиный Хвост, закрывший своей грудью Севу, пал смертью храбрых. Бывший вождь, ещё больше уменьшившись в размерах, лежал возле трона, и из груди у него торчала оперённая стрела. Андреич, быстро спрятавшись за троном, неотрывно смотрел на Умного Кроля. Очковая Змея также уставилась на своего сыночка.

– Стреляй, идиот, – завопила кровавая мамаша.

– Ты будешь слышать только мой голос, – затарахтел чудом оставшийся в живых Сева.

– Не вынимай затычки из ушей! – надрывалась Вера Сергеевна.

– Освободи слуховые проходы! – вопил Манниту.

– Слушай мать, фофан! – скрежетала Очковая Змея.

– Я твой Бог! – грохотал Андреич.

Валере всё это быстро надоело, и он завопил во всё горло.

– Да не вижу почти ни фига. И не слышу. Чего делать-то?

– Береги уши от этого лепилы, – предостерегала мудрая женщина.

– Слушай меня, бандерлог, – голосом Каа завлекал Сева.

Умный Кроль в раздражении сорвал тёмные очки и вытащил затычки из ушей.

– Убей гада, – сразу заверещала Очковая Змея.

– Валер, ты, наверное, какую-нибудь фразу сказать хочешь? – пустился на хитрость Манниту.

– Хочу, – застенчиво признался Валера, – у меня такая фраза в запасе есть. Закачаешься.

– Стреляй быстрей, пока он тебя не охмурил, – рявкнула Вера Сергеевна.

– Не говори сейчас эту фразу, не говори пока, потерпи. Пусть всё племя соберётся. А то вдруг кто-нибудь не услышит твоего мудрого изречения, – увещевал Андреич.

– Я сейчас хочу, – Умный Кроль начал переступать ногами, как будто неудержимо хотел в туалет, – не могу больше терпеть.

– Что там у тебя за изречение? – строго спросила Очковая Змея, – говори быстрей, двоечник.

– Больше всего глупостей совершают тогда, когда начинают умничать, – с этими словами Валера повёл арбалетом.

Сева поглубже спрятался за троном, зная, что вслед за умными словами полетят бестолковые стрелы.

– Ну, и что за глупость ты сейчас сказал? – развела руками учительница.

Стрела просвистела и вошла в горло Очковой Змее. Учительница рухнула, не издав ни звука.

– Валер, ты сейчас родную мать порешил, – прошелестел из-за трона доктор.

– А чего она с нотациями лезет. Учит, учит, надоела. А, правда,

– здоровская фраза?

Глава 12

Сева выбил из рук Умного Кроля арбалет, подхватил колчан со стрелами и понёсся по длинному коридору. Горящие факелы освещали его неподдельную прыть. Далеко позади остался Умный Кроль и долбанутые команчи. Ещё пару километров и его ждёт выход на поверхность. Там тоже, конечно, не сладко, но такой концентрации безумия и садизма нет. В руках Андреич крепко сжимал арбалет, готовый пустить стрелу в любого, кто встанет у него на пути. Но никто не преграждал дорогу храбрецу. Ни воинственные команчи, ни хваленые гуроны не желали лезть под стрелы одичавшего бледнолицего. Бежалось легко и весело, под ногами громыхали крышки канализационных люков, впереди маячила свобода. Вдруг люк, такой надежный, как и остальные, оказался картонной обманкой и Андреич ухнул вниз. Чьи то руки обхватили его за лодыжки, кто-то схватил за руки, кто-то за шею. А милый сердцу арбалет так и остался наверху, одинокий и беззащитный. «Хороший был арбалет», – последнее, о чём пожалел Андреич, прежде чем отключилось сознание.

Часть пятая

Глава 1

Крылов очнулся оттого, что кто-то осторожно тряс его за плечо. Наученный горьким опытом, он не спешил открывать глаза и нырять в пугающую реальность. Всё время происходило какое-то шуршание, похожее на шелест ангельских крыл.

– Никак в себя не приходит, – сокрушённо запищал голос Крысиного Хвоста.

– Притворяется, – ответил голос Умного Кроля, – душа, она всегда в сознании. Душа, она и есть душа.

– Подождём, – вздохнула кроткая душа Крысёныша, – у нас впереди вечность.

– Чего ждать? Дай ему по рёбрам, – нетерпеливая и взбалмошная душонка Валеры даже на том свете бузила и бузотёрила.

– Интересно, а куда нас определят? В ад или в рай? – задался вопросом Крысиный Хвост.

– Это нам неведомо, – кисло высказался Валера.

– Лучше бы в рай, – помечтал Крысёныш.

– Хорошо бы, да грехи не пускают, – отрезал Умный Кроль.

Опять раздался странный шорох, похожий на шелест крыльев.

«Так. Я умер», – грустно подумал Сева, – «добегался пострел. Амба. И окружают меня души чокнутых сограждан, павших в неравных боях с собственной глупостью. Боже мой, что за непруха, какие-то команчи, арбалеты. Идиотизм. Умный Кроль пристрелил Крысиного Хвоста, потом Очковую Змею. Затем его, видимо, самого грохнули забубённые индейцы за то, что…, да просто замочили. От нечего делать. Так. А где же тогда душа Очковой Змеи? Наверняка рядом где-то, опять какие-нибудь козни строит, козлина».

«Э, поответственней, дружище. Ты на том свете, а не на этом», – опять напомнил себе Андреич, – «поэтому надо, как говорят братки, фильтровать базар. Нужно думать о чём-нибудь возвышенном. Например, о сакуре. Какая сакура? При чём здесь сакура? Ты что, японец? Ты Севушка-дурачок, который за чудом бегал. Как жил, так и помер: на бегу, провалившись в какой-то канализационный люк, от рук каких-то психов».

«Что ты всё время ругаешься»? – пристыдил себя Сева и вдруг обмер – он же действительно УМЕР и НИКОГДА больше НЕ ОЖИВЁТ. НИКОГДА. Вселенская тоска разлилась по душе раба божьего Крылова. Тут новая мысль пронзила насквозь: «Он же ни одной молитвы не знает. Ни одной. Иже еси на небеси… Всё! Дальше не знает».

– Не подгото-о-о-овился, – пропел гнусненький внутренний голос.

– Я не виноват, – вступил в полемику Сева, – я рос при развитом социализме. Тогда крестили и то втихую. Я, кстати, крещённый. Никто не учил меня молитвам. Учили быть октябрёнком и пионером.

– Мог бы и сам выучить, – докопался внутренний голос, – всякие похабные стишки и песенки в детстве и не учил – сами прилипали.

– Зато крест всегда на шее болтался, – стал отбиваться Сева.

– Вот именно что болтался, – уел внутренний голос, – ты же, подлец, читал библию и евангелие. Но зачем? Чтобы перед девицами повыпендриваться. Читал, дескать, вчера евангелие от Луки и Карлоса Костанеду, библию и Джорджа Оруэлла. Сноб, безбожник и остолоп.

– Я хороший, – залепетал Андреич.

– Что ты сделал хорошего-то, балабол?

– Я людей лечил, родителей почитал и любил нашу необъятную Родину.

– Сказки не рассказывай. Особенно о том, как Родину любил.

– Любил, – заерепенился Крылов, – за широту души любил, за загадку.

– Да в чём её загадка?

– Как говорит один мой друг: «загадочная русская душа. Не только пошлёт, но ещё и провожать пойдёт».

– Ну, ну. Посмейся напоследок, а я, пожалуй, пойду, – и внутренний голос исчез как в том анекдоте.

А Сева остался один одинешенек на том свете. Не считая индейцев.