Текст книги "Раскодированная Россия"

Глава 2

«Ну, зачем я, чучело, Манниту прикинулся»? – корил себя Сева, – «ну зачем? Теперь по всему потустороннему кодексу мне вышка светит. Мол, посягнул на самое святое. Назвался бы вождём Большая Медведица и все довольны. И на том свете и на этом». Андреич осторожно приоткрыл левый глаз. Гора золотых слитков высилась в углу. Рядом шуршали стожки из бумажных денег: евро и долларов, рублей и юаней. Денег было так много, что Сева открыл и правый глаз, и переместился из положения лёжа в положение сидя. Под ним зашуршало, он сидел на деньгах. Деньги толстым ковром устилали пол, перемещались как барханы и шуршали как летние стрекозы и осенние листья вместе взятые. «Так вот ты, какая преисподняя», – уважительно подумал Андреич, – «вот, оказывается, что шуршало. Всё правильно. Грешники должны, наконец, вволю потоптать эту гадость, отравляющую всю жизнь человеку на бренной земле».

– Великий Манниту, – окликнула его душа Крысёныша.

– Да. Я к вашим услугам, – откликнулась душа Крылова и попробовала встать.

Но денежный холмик вдруг поехал вбок и Андреич всем лицом приложился к денежным потокам.

– Осторожнее, Манниту, – вежливый Крысиный Хвост как всегда был сама заботливость, – по деньгам нужно ходить очень осторожно и ни в коем случае не наступать на денежные кочки. Они очень зыбкие и ненадёжные.

– Какой он к чёрту Манниту, – раскололась предательская душонка Валеры, – он же Севаха Крылов, врач-вредитель и падла ушастая.

– Нет. Он настоящий Манниту, – с уважением промолвила душа Крысёныша, – он вызволит нас отсюда.

Сева или душа Севы огляделись. Обычная бетонная коробка без окон. На потолке яркая лампа дневного света. На полу ковёр бумажных денег и горы золотых слитков. Три двери: на одной коряво желтой масляной краской написано АД, на другой – РАЙ, на третьей – ЧИСТИЛИЩЕ. Душа Валеры выглядит как сам Валера, такая же по пояс голая, вся в разводах гуталина и пахнущая козлом. Душа Крысёныша тоже мало отличается от своего бывшего владельца, та же кудлатая кацавейка, те же кожаные портки. Единственное различие: оба без обуви. Кстати, он тоже без ботинок.

– Странная какая-то преисподняя, – осторожно, чтобы не чувствовалось наезда, высказалась душа Андреича.

– Обычный банковский подвал, – бестактная душа Безумного Кроля богохульствовала даже в метре от райских врат. Не говоря уже о выходе в ад.

И тут Сева захотел в туалет. По маленькому. Сразу возникли вопросы:

1. Неужели душа тоже совершает физиологические отправления?

2. Можно ли это сделать на деньги?

3. А как с этим обстоит дело у остальных индейцев.

– Я это, отлить хочу, – глубокомысленно поведал Манниту.

– Не вопрос, – и Валера забарабанил в дверь с надписью ЧИСТИЛИЩЕ.

Оттуда сразу выглянул человек с гребнем из волос, называемым у панков «ирокезом».

– Наш человек в туалет хочет, – заявил Безумный Кроль.

– А больше он ничего не хочет? – отозвался охранник, – ладно, выходи.

Сева вышел, прошёл по обычному коридору и попал в обыкновенный туалет. Тут у него закрались серьёзные подозрения, что он действительно находится в преисподней и чистилище. Скорее всего, он просто спит и видит очередной сон. Доктор сделал своё дело, тщательно помыл руки и начал истово их кусать, пытаясь проснуться. Сон как рукой сняло – пишут в таких случаях. Но тут не снимало.

– А ты случаем не бешеный? – спросил с опаской конвоир.

По идее он должен был раствориться в предрассветных сумерках. Но, почему-то, не растворялся, а продолжал пялиться на Севу. Андреич также обратил внимание, что у него мёрзнут ноги на кафельном полу.

– А почему я без ботинок? – более идиотского вопроса было трудно придумать.

– Ещё чего. Грязными сапожищами по нашим деньгам шляться? Совсем сдурел?

– А вы собственно кто? – заметно поглупевший за последнее время, нарколог не нашёл ничего лучшего, чем сразу поставить все точки над «и».

– Мы гуроны. Вы команчи. Так что пощады не жди. Пошёл в камеру, почемучка.

«Так», – мысли Андреича заметались как майские жуки в спичечном коробке, – «значит, я живой. А как же Крысёныш жив остался? И где Очковая Змея»? Едва войдя в золотые закрома, бросился к Крысиному Хвосту и распахнул кацавейку. Опаньки. Под меховой жилеткой скрывался бронежилет. Хитроумный вождь команчей подстраховал себя от стрел дружественных индейцев.

– Я же говорю, скотина, – поведал в пространство Безумный Кроль, – ничего святого. Отгородился от мира железным занавесом. Крепкой бронёй. Кастрат хитрожопый.

Глава 3

Сева уныло пинал ногой денежную листву. Он видел в голливудских фильмах, как главный герой осыпает себя денежным дождём, ворует мешки и чемоданы с баблом. Но это выглядело жалко в сравнении с денежной шубой на полу. Купюры в сотни слоёв устилали их золотую клетку. А золотых брикетов валялось столько, что из них можно было, смело строить баррикады.

– Хорошо, а вы-то, как сюда попали?

– Этот убогий побежал за тобой, – Валера кивнул на Крысёныша, – а я побежал за ним.

– Зачем ты побежал за мной, Крысиный Хвост? – строго спросил Сева.

– А как же можно вас в беде бросить, Великий Маниту? – ответил вопросом на вопрос Крысёныш, и столько любви читалось в его взгляде, что Сева вознёс хвалу гипнотическому состоянию.

Потому что, если вождь команчей выйдет из раппорта, то он доктора с кашей съест. И об этом не стоит забывать.

– А тебе чего не сиделось, Безумный Кроль? – Сева повернулся к Валере.

– Я Умный Кроль, – возразил тот.

– По тебе психиатрическая лечебница плачет, поверь специалисту.

– Пошёл ты. А бежал я, потому что никто не знает из нашего племени, где спрятаны сокровища команчей. Он, подлюка, хотел тайну с собой унести.

– Нет никаких сокровищ, – печально поведал Крысиный Хвост, – это всё дэза, чтобы племя держать в повиновении.

– Да зачем вам сокровища, когда деньги превратились в труху, – и Сева двинул ногой по денежному холмику. Опять не удержался и упал в бесполезные купюры.

– Не скажи, – возразил Валера, – деньги ещё никто не отменял. Скоро всё вернётся обратно. И тот, кто больше их натырит, будет править миром.

– И ты туда же. Тоже хочешь править миром, – покачал головой Андреич, – с нас скоро скальпы снимут, а ты всё о деньгах. Давай уж лучше о душе. А ещё лучше давайте устроим гуронам сюрпризец: порвём купюры к чёртовой матери. Сколько успеем. Предлагаю начать с евро.

Ещё не отзвучало эхо его свежей идеи, как дверь с корявой надписью АД отворилась, и там возникли три гурона с копьями. Один сделал приглашающий жест.

– Што за умник, – зашипел Безумный Кроль, – мы тут целый день сидим и ничего. А он нас за десять минут в АД подписал.

Пленники прошлёпали босыми ногами по коридору, и вышли в большое помещение, где раньше размещался конференц-зал. Их поставили лицом к стене. Сзади послышался топот множества ног, скрип кресел и голоса, недовольных гуронов, которым достались неудобные места.

– Повернитесь, – прозвучал властный голос.

Пленники повернулись. Перед ними предстал зрительный зал. Гуроны с обязательным гребнем грозно восседали в креслах и этим выгодно отличались от легкомысленных команчей, которые, как известно, смотрели представления стоя. Чувствовалось, что здесь любят спектакли и творчески подходят к мукам ближних. Многие гуроны жевали поп корн, и пили пиво. Вождь – молодой, лет двадцати пяти парень, находился в центре на возвышении на специальном массажном кресле. На груди его висел бинокль. В отличие от голых по пояс команчей, гуроны были в шипованных и заклёпанных кожаных куртках и больше напоминали не индейцев, а панков из города Урюпинска. Вождь приподнялся, кашлянул и обратился к своему чудесному племени:

– Гуроны. Сегодня у нас великий день. Три самых заклятых врага угодили в наши сети. Один из них: Крысиный Хвост – вождь ненавистного нам племени команчей. Садист, вырожденец и дьявол в человеческом обличье, к тому же кастрат. Следующий пойманный пленник – третий помощник вождя Умный Кроль – непредсказуемый и поэтому особо опасный преступник. Его мысль не поспевает за его действиями. А деяния его ужасны. Вчера он, между прочим, положил из арбалета свою мать. И, наконец, верховное божество всех индейцев Маниту, он же психиатр-нарколог Крылов, самозванец и опасный выдумщик, заваривший всю кашу. Кстати, именно он хотел уничтожить наши денежные запасы и лишить тем самым нас власти над миром.

Гул злобы и ярости пронёсся над рядами гуронов. Пока это напоминало товарищеский суд, где судят трёх охламонов за прогулы и аморалку. Вождь поднял руку, призывая всех к спокойствию. Гуроны постепенно притихли, но недовольный бубнёж всё равно продолжался. Андреич осознал, что особое недовольство вызвано именно им. Садистов и психопатов здесь было не меньше, чем в племени команчей, маму из арбалета грохнуть – эка невидаль. А вот то, что кто-то покусился на их денежки – это да. Такое не прощают. Главный гурон вновь взял слово:

– Итак, мерзкие команчи, вам предстоит пройти несколько испытаний. Хочу вас заверить, что пока никто не дошёл даже до половины. Это только тупоголовые команчи метают томагавки и целят из арбалетов в затюканных пленников. Нет, здесь тонко разыгранная игра изящного ума и мощного интеллекта. Для начала один из пленников сыграет со мной в компьютерную игру. Ну, кто со мной сразится?

Пленники беспомощно переглянулись. Представление грозило окончиться, не начавшись. Из всей троицы никто не отличался компьютерными талантами.

– Я узкий специалист, – честно прошептал Сева, – умею делать свои Программы, и никогда не тратил время на стрелялки.

– Я играл очень давно. Таких игр уж в помине нет, – признался Крысёныш.

– Ну, его, этот компьютер, – отмахнулся Валера, – только глаза от него болят.

– Кто из вас со мной сразится? – настойчиво повторил вождь гуронов.

«Если с ним не сразиться в компьютерную игру, похлеще команчей томагавками закидают», – пронеслось в Севиной голове, – «может прикинуться знатоком и потянуть время… Стоп».

– Крысиный Хвост, – зловещим и убедительным шёпотом зашипел Андреич, – в тебе открываются скрытые резервы ума и памяти. Твоя реакция молниеносна. Ты мгновенно усваиваешь информацию любой сложности. Ты прирождённый геймер и лучше всех в мире рубишься в компьютерные игры. Иди и сделай вождя гуронов. Ты лучший.

– Я лучший. Я прирождённый геймер, – зачарованно повторил Крысёныш и выдвинулся в сторону гуронов, – где моё место?

Его усадили за стол, пододвинули монитор, клавиатуру и мышку.

– Мне нужны правила игры, – твёрдо выговорил Крысиный Хвост.

– Ты, что на ходу хочешь обучиться? – удивился вождь гуронов, – ты никогда не играл в DOOM-17? Ты крейзи?

– Мне нужны правила игры, – спокойно повторил вождь команчей.

– У тебя три минуты, – предупредил главный гурон.

Крысёныш не отрываясь, смотрел на экран. Через три минуты он откинулся на спинку стула.

– Что? – засмеялись гуроны с мест, – уже всё усвоил? Способный, мля.

– Я готов, – тихо предупредил Крысиный Хвост.

– Итак, поединок вождей, – провозгласил главарь гуронов, – Крысиный Хвост против Ястребиного Клика. Бой чемпионов. Да победит сильнейший.

Вожди быстро задвигали мышками и запорхали пальцами над «клавами». Племя гуронов с огромным интересом уставилось на большой экран, где рубились какие-то монстры. Сева с напряжением смотрел на Крысёныша. Даже чайнику было видно, насколько Крысиный Хвост действует проворнее Ястребиного Клика. Первый раунд вождь гуронов с трудом ещё продержался, но потом подвергся полному и безоговорочному разгрому.

«GAME OVER» вспыхнуло на экране, и Ястребиный Клик поднял руки.

– Ничего себе, – уважительно посмотрел на вождя команчей, – никогда бы не подумал, что у тебя такая быстрая реакция. Второе задание: написать три стихотворения на заданную тему и три портрета присутствующих здесь великих гуронов всех времён и народов.

Два гурона вынесли школьную доску, где мелом были написаны темы стихотворений и первоисточники портретов:

Первая картина: Портрет вождя гуронов Ястребиного Клика.

Вторая картина: Групповой портрет племени гуронов.

Третья картина: Великий праздник гуронов.

Первое стихотворение: Послание жене.

Второе стихотворение: Послание другу.

Третье стихотворение: Послание коллегам.

– Ты величайший художник портретист, – тут, как тут влез Андреич.

И Крысёныш, потребовав холст, кисти и краски, принялся за работу. Смелыми мазками он принялся рисовать портрет Ястребиного Клика.

– А ты не мешайся, – скомандовал доктор Умному Кролю и, зажав уши, забубнил под нос рифмы.

Через полчаса мощного креатива, подгоняемого возможным участием в кровавых играх гуронов в качестве мишени, родилось четыре стихотворения. Крысиный Хвост уже давно нарисовал свои картины и философски смотрел в пространство. Но больше всего внимания со стороны зрителей привлёк Умный Кроль. Третий помощник вождя также решил поучаствовать в творческом процессе. Он хватался за голову, потом за кисть, потом опять за голову, зачем-то приседал и подпрыгивал, шевелил губами и, наконец, запустил кисточку в зрительный зал. Умный Кроль, тяжело дыша, последним сдал свои работы на индейский суд.

Картины Крысиного Хвоста были безупречны. Смелые, размашистые мазки нисколько не умаляли внешнего сходства с оригиналом. Ястребиный Клик сидел на своём троне как живой. Групповой портрет гуронов также удался. Суровые гуроны с «ирокезами» на головах выглядели как однополчане на глянцевой фотографии. Радость побед и горечь поражений читалась в их мудрых глазах. Воля к победе угадывалась в каждом курином пере, торчащем навстречу врагу. Третья картина – великий праздник гуронов олицетворяла отдых племени после ратных дел и очень напоминала мозаики на станции метро Киевская: роскошные фрукты свешивались с веток, полногрудые индианки несли корзины полные колбас и ветчины. Сытые воины лежали в теньке и ветер трепал их седые «ирокезы». Гуроны почтительно похлопали живописцу и приготовились слушать вирши. Сева начал читать свои произведения:

Послание жене.

Хватит нежиться, надо взять за гуж

 
И детей завесть: семь иль восемь душ.
Те шкодливы, а те ухажорливы,
Но и те, и другие прожорливы.
 
 
Без детей нельзя, но и с ними ад.
Ростишь, ростишь их, а на гаде гад.
Дай квартиру им, да отдельную,
А они тебя в богадельную.
 
 
А ещё ротвейлера нужно нам завесть.
Пусть он мясо жрёт, самим кашу есть.
И любовницу с четырьмя детьми —
Окончательно чтобы лечь костьми.
 
 
А ещё пора помогать родне,
Сам наверх заплыл, а она на дне,
Племяши растут и кузиночки,
Вот оно как спать без резиночки.
 
 
А ещё пора закатать ремонт,
С работягами, что ни день, то фронт.
Где паркет блестел – грязь осталалася,
Чтобы мёдом жизнь не казалася.
 
 
А ещё пора накатать роман,
С головой уйти в этот сон-дурман.
Со словами, блин, как с внучатами,
А они, козлы, не печатают.
 
 
А ещё пора нам ни есть, ни пить
И мансардочку за бугром купить,
И чинить там краны с унитазами,
И друзей позвать с их проказами.
 
 
А ещё пора на развод подать
И шкафы делить, и рыдать, рыдать.
То ли жаль любви, бытом сожранной,
То ли мебели – новой кожаной.
 
 
А ещё пора тупо снять жильё,
Благороднейше отчинив своё.
И платить, суча драными гетрами
Кровососам, торгующим метрами.
 
 
А ещё пора пожениться вновь.
Как без росписи, если есть любовь?
Начинается всё объятьями,
А кончается вновь проклятьями.
 
 
Дурью маемся, сну подвержены,
Нужно тачку взять, да подержану,
Чтоб под ней потом цельны дни лежать,
Перед гайкером словно лист дрожать.
 
 
А ещё купить клок сырой земли.
Ну и пусть на нём кочки, да комли.
Распахать его, обустроиться
И с молитовкой тихо строиться.
 
 
Колотиться так до седых волос.
Разводить детей, сельдерей и коз.
И в межу упасть, носом хлюпая,
И судьбу проклясть, дескать, глупаааая.
 

Послание другу.

 
Здравствуй, Вова, я сегодня так лирически настроен,
Что душою занят больше, чем желудком,
Но, однако, человек уж так устроен,
Скудость духа заедаю жирной уткой.
 
 
Как там Валя? Как там дядя Миша?
Что с Лукой и Павликом творится?
Может быть, и дружба уж не дышит.
То-то мне ночами плохо спится.
 
 
Тут уж до меня доходят слухи
О цепочке ваших разбирательств.
То ли женщина причина заварухи,
То ли дружба невозможна без предательств.
 
 
Хорошо, что я оставил мир поэтов:
Мир иллюзий и растоптанных амбиций,
Чтобы не дай бог услышать это:
«А, стишки. А ведь тебе за тридцать».
 
 
Я лечу людей, лечу неплохо.
Только стоит ли так биться за идею?
Беззаботные, шальные выпивохи
Превращаются в законченных злодеев.
 
 
Люди пили, пьют, и будут квасить
С неизбежнстью прилива и отлива,
Нет, Россию не отпидорасить,
Пока есть в ближайшей точке пиво.
 
 
Да и стоит ли так рваться на стремнину?
Только выглянешь, как устрица из створок,
А тебе уже несётся в спину:
«Мальчики, а вам уже под сорок».
 
 
Ты был прав, нет толку в урожае.
Главное – запомнить, что сажаешь.
Я тебя за это уважаю.
Ты меня, надеюсь, тоже уважаешь.
 
 
Лучше б нам бродить по огороду,
Затерявшись, как песчинки между грядок,
Не хихикать никому в угоду
И плевать на мировой порядок.
 
 
Печь топить, растить в теплице дыни,
На зиму закатывать варенье.
Все напасти наши от гордыни.
А вот в чём искать успокоенье?
 

Послание коллегам.

 
Кровь, проливая за эти патенты,
Мог ли я думать, устало балдея,
Что всё уворуют врачи-импотенты,
Способные только загадить идею.
 
 
А мне говорят: «Вы сюда не звоните,
Не стоит вообще набирать этот нумер,
Что доктор Крылов запечатан в граните,
Что доктор Крылов беззастенчиво умер».
 
 
Я жив и здоров и талант мой в зените,
Хотя иногда на проезд не хватает,
Увы, плагиатор верхом на наймите
Отца-основателя локтем пихает.
 
 
И недостаток ума и дерзаний
Пытаются сбагрить за несколько тысяч
И совершенно не знают терзаний,
И только за это их следует высечь.
 
 
Психоанализ в их западном рае
И тих, и глубок, и ведёт себя чинно.
Наши, как волки с голодного края
В глотку вцепиться спешат беспричинно.
 
 
Сами придумайте что-нибудь, черти,
Вы ж Гиппократу гундосили клятву,
Если же будете тырить, поверьте,
Я вам устрою кровавую жатву.
 
 
И мне не надо ментов и комиссий,
Гнать вас в суды и устраивать травлю.
Я пациентов вне стойких ремиссий
С лёгким приветом к вам в гости направлю.
 

А это стихотворение я написал сверх программы, и оно посвящается вам, мои доблестные индейцы:

Послание индейцам.

 
Всё как всегда на российской равнине
Снова воюют князья и бароны.
Я, как обычно, посередине,
Слева команчи, а справа гуроны.
 
 
А я скачу, словно ёжик в тумане
И временами по минному полю,
Весь по колено в крови и обмане,
Всё же надеясь, что вырвусь на волю.
 
 
А впереди комиссары с наганом,
А позади буржуины с кредитом,
Слева гуроны и это погано,
Справа команчи и тоже бандиты.
 
 
Я как Кутузов укроюсь от сглаза
И как Суворов махну через Альпы
Что ж вы творите, индейцы – заразы,
Тяните руки то к горлу, то к скальпу.
 
 
А позади комиссар в пыльном шлеме,
А впереди нувориш в «мерседесе»,
Слева команч в гуталиновом креме.
Справа гурон, голова в «ирокезе».
 
 
А я бегу, а вокруг свищут пули,
Олух и шут из той самой Ла-Манчи.
Снова меня беспардонно обули
То ли гуроны, а то ли команчи.
 
 
Это Россия, а как же иначе.
Всяк здесь ведёт себя, ох, некрасиво.
Как хорошо, что тут нету апачей,
А так же индейцев из племени сиу.
 

Севино выступление вызвало непродолжительные хлопки.

И тут на сцену выскочил Умный Кроль. Руки у него по локоть были в красной краске.

– Смотрите, гуроны, как нужно рисовать, – взревел живописец, добровольно расставшийся с кистью.

На холсте пальцем была начеркана следующая картина: схематичный стол, уставленный бутылками, рюмками и стаканами. Причём, часто стаканы были больше бутылок. Некоторые бутылки и рюмки опрокинуты. На кривых стульях, имеющих с лёгкой руки Валеры по две ножки, сидят упившиеся гуроны. Часть индейцев уже валяется под столом. Один играет на баяне, хотя больше всего музыкальный инструмент напоминает батарею центрального отопления. Двое гуронов отплясывают в стороне, дружески обнявшись. Вождь, определяемый по самому большому «ирокезу» зажимает в углу индианку и над всем этим безобразием светит месяц.

– Вот, – пробежало по гребешковым рядам зрителей, – вот нарисовал, так нарисовал. В самую тютельку попал. Вот каналья. Так вот надо рисовать, ядрёныть. Молоток. А то бляха муха намалюют, без пузыря не разберёшь. Стихи давай.

Валера откашлялся и прочёл:

 
«Я спрошу, какого хуя
Полечу я на Луну я»?
 

– Качать его, – раздалось с галёрки.

И восторженные почитатели истинного таланта повскакивали с мест и начали подкидывать мастера современной культуры. Через десять минут угомонившись, поставили виновника торжества на пол.

– Видали? – поднял указательный палец Валера, – какие я аплодисменты сорвал. А то Валера – дурак. Валера – идиот. Я вам ещё всем покажу.

– Не ожидал, не ожидал, – вальяжно покаялся Ястребиный Клик и вдруг метнул томагавк в Крысиного Хвоста.