Текст книги "Избранное. В 2-х томах. Том 2"

Этот номер газеты лежал у Ковальского в чемодане вместе с дипломом. Лежала там и большая коричневая тетрадь.

В эти дни в ней появилась запись: «Ученый тот, кто знает очень много из всяких книг; образованный тот, кто знает все то, что теперь в ходу между людьми; просвещенный тот, кто знает, зачем он живет и что ему нужно делать».

Очевидно, прав Толстой. И все-таки я хотел бы быть сразу и тем, и другим, и третьим! Но возможно ли это? А почему нет? Ведь те, кто в жизни немало свершили, сделали это – успели сделать – сумели сделать еще и потому, что рано узнали или поняли: кто они и что надо делать. Они счастливчики! А я? Я знаю, что я хочу быть и ученым, и образованным! Может, это знание и есть мой двигатель? Моя жизнь, мое дело – быть просвещенным ученым. Возможно ли это?»

Не было в чемодане писем Анны. Он хранил их в родительском доме. И они манили к себе.

…Сильно хотелось пить. Общение с пьяными, с которыми он добирался на грузовике, ночевка в школе измотали. Грузовик остался сбочь дороги в снегу – они опять сбились в метель с трассы. Парни вернулись в школу дожидаться бульдозера, он по слухам где-то уже недалеко расчищал снежные заносы…

Ковальский ушел в Утевку пешком.

Глава двадцать четвертая

…Александр вернулся от Бочаровых поздно вечером.

– Нюра Загвоздкина принесла телеграмму тебе еще в шесть часов, когда с работы шла, – сказал отец. – Она там, на столе, в передней.

Александр, не раздеваясь, прошел к столу.

– А ты уже собрался на караул? – спросил он, беря в руки прямоугольник серой бумаги.

– Дак, время-то уже одиннадцатый час, пойду, – сказал отец, а сам все топтался на кухне.

«Уважаемый Александр Станиславович Вам срочно необходимо явиться на работу Директор Устинов», – быстро прочел Ковальский. Потом отыскал глазами отправителя: Куйбышевский завод синтетического спирта.

– Все верно, пап, надо ехать. Больше месяца ждали.

– Завтра же, с утра, – отозвался Василий Федорович, – и поезжай.

Это хорошее начало. Не каждого, я понимаю, на работу зовет сам директор.

Александр понимал, что это не рядовой случай, но все же сказал:

– Пап, давай поеду с двенадцатичасовым автобусом. Собраться надо. И ты только к восьми утра из клуба вернешься.

– Ну ладно, маракуйте тут с матерью, что взять, а завтра разберемся…

Когда пришла от Головачевых Екатерина Ивановна, сын уже достал чемодан. Тот самый, с которым когда-то уезжал поступать в институт. Все эти годы он лежал у него то в рабочем общежитии, то в маленькой комнатке, которую снимал с Гуртаевым в Куйбышеве, то снова в общежитии. И все время под кроватью, отчего несколько потемнел и постарел.

Мать о телеграмме уже знала. Она прошла и села, как была в фуфайке и валенках, на диван. Невольно громко вздохнула.

– Мам, – сын поднял голову от чемодана, – у меня будет все хорошо.

– Может, чемодан Петра возьмешь? Он поменьше и поновее. Он оставил прошлый раз, когда приезжал.

– Нет, мам, этот чемодан у меня, как талисман. От бед оберегает.

– Может, тогда не автобусом поедешь, а полетишь на «кукурузнике», раз уж так, – засмеялась Катерина Ивановна, – коль такой суеверный? С зеленым чемоданом, на зеленом самолетике… – Запнулась было, потом добавила почти весело: – И сам зелененький еще такой…

– и похоже, чуть не всхлипнула.

– Ну, мам, ты зря разволновалась… Я ж говорю: все будет хорошо.

– Старею, видать, сынок, все мне жалко вас всех. Все разъезжаетесь из дома. И себя, и вас жалко… Чего бы тебе врачом или учителем не быть. Жил бы дома, лечил или учил людей. Всем доброе дело. И тут на тебе – завод. Польтилен твой… Поосторожнее, попроще будь с людьми. Тебе легче самому будет. Ты нетерпеливый больно, не все ведь такие.

– «Кукурузники» уже не летают к нам. Володя Пудовкин пересел на Ту-154, он в Ульяновске прошлый год переучивался. Теперь летает за границу, Утевки ему мало стало, – раздумчиво сказал Александр.

– Как и тебе мало, – проговорила Катерина. – Молодые, рветесь куда-то.

…Ночью Ковальский спал неспокойно. Отчего-то все ему виделась Верочка Рогожинская. Она была в том светлом пальто и легком голубеньком воздушном шарфике, в которых он видел ее тогда, после концерта в клубе. В последний раз. То ли это был сон, то ли так ему явилось в бессоннице? Утром он так и не смог понять…

Когда складывал в чемодан вещи, споткнулся взглядом о большую царапину через все зеленое поле крышки. Сразу вспомнилась осенняя ночь, попутка и выскочивший навстречу «Белорусь». Из кювета вместе с чемоданом его вытащили ребята из домашкинской школы механизации. Шофер погиб. Неделю Ковальский провалялся у приятеля в Домашке, не доехав до дома восемнадцать километров. Когда оправился, уехал назад в город. Не захотел, чтобы мать с отцом расстраивались, глядя, как он хромает. Теперь вот на нем ни следа, а чемодан хранит отметину.

Александр неопределенно улыбнулся и опустил крышку. Казалось, в комнате с этой минуты не было ничего, кроме этого большого зеленого чемодана, на который потом, чтобы ни делали все: и Ковальский, и мать, и вернувшийся из клуба отец Александра, – обязательно натыкались взглядами. Будто мать и отец провожали Александра в первый раз.

– Мам, сходи к Бочаровым, скажи, что я уехал. Но как только можно будет – приеду, ладно? Я бы и сам сходил, да уже не успеваю.

– Ладно, и сама уж думала наведать их вечером, – согласилась Катерина. – Может, и Василия возьму с собой. Пойдешь со мной, отец? – нарочито будничным голосом спросила она.

– Проводим вот и сходим давай, – отозвался с готовностью Василий.

…Ковальский уезжал в город по ровной, расчищенной от снега магистрали на рейсовом автобусе. Многое изменилось за эти пять лет в районе. А сколько событий еще впереди! И у Ковальского – тоже…

На спуске, недалеко от села Бариновка, почти перед самым автобусом дорогу перебежал заяц. Ковальский, привстав со своего места, видел, как беляк слева по ходу движения автобуса проворно перескочил через высокие снежные гребешки, образовавшиеся после чистки, и скрылся с глаз. Впереди у него было чистое поле.

– Вернуться бы нам: плохая примета, – убежденно проговорил сидевший рядом с Александром у окна сосед – старик с густой темной бородой, одетый в потертый полушубок.

– Всем вернуться? – спросил Александр недоуменно. – Вы верите в приметы?

– А как же не верить? Этот заяц – кому-то знак особый.

– Что же теперь делать и как? – беспечно улыбнувшись, пожал плечами Ковальский.

– Тот-то и оно: как? – неопределенно произнес старик. Потом добавил, отчетливо выговаривая: – У каждого свой промысел, но все в одном движении – в общем автобусе. Попробуй останови.

Он пристально посмотрел на Ковальского своими зоркими карими глазами.

Ковальский невольно отметил: «Взгляд у него такой же, как у Засекина. Будто это его глаза смотрят на меня. Как наваждение. – И чуть позже то ли вспомнил, то ли догадался: – Когда садились в автобус, я его не видел…»

…А старик продолжал пристально смотреть на Ковальского. Будто каким-то образом наперед знал о нем самое главное. Но не решался об этом сказать…

июнь 2000 г – апрель 2002 г.

Свидетельство эпохи

I

Рождение Александра Станиславовича Малиновского, как и вся его дальнейшая биография, было весьма замечательным.

Во время второй мировой немало поляков было интернировано в Россию, где расселялись они вдали от крупных городов. Так в русской глубинке, в селе Утевка Самарской области, оказался Станислав Малиновский. Появился он в селе в белой рубахе, пуловере и шляпе. Так и ходил потом по утевским улочкам, вызывая у местных жителей удивление. По всему было видно, что человек он совершенно инородный для привычного русского деревенского быта. Был он красив, черноволос и голубоглаз. К тому же отличающая его от местных интеллигентность не могла не покорить. Станислав и местная русская девушка Катя полюбили друг друга и поженились. Вскоре, когда стало формироваться Войско Польское, Станислав был призван в армию. А через несколько месяцев на центральной утевской улице в крепком деревянном доме, таком же прочном, как и вернувшийся с сибирских заработков хозяин – Иван Дмитриевич Рябцев, отец Екатерины – родился мальчик, которого нарекли Александром. Будущий писатель, академик, доктор технических наук, директор двух крупнейших нефтехимических заводов и прочая, прочая, прочая.

Может, именно от рождения, когда столько совершенно разных людей приняли в нем участие, и получилась столь обширной и разносторонней дальнейшая жизнь А. С. Малиновского.

А Станислав сгинул на войне, оставив после себя только фамилию да воспоминания о пуловере, шляпе и голубых глазах.

Вряд ли нужно подробно рассказывать, что такое послевоенная деревня. Об этом тяжелом времени написано немало. Впрочем, и по сей день сельский труд вряд ли стал много легче, но тогда тягот и невзгод было в избытке. Труд, труд и труд. Порой изматывающий, но только так добывался хлеб насущный. И как великая награда – рыбалка, охота и чтение книг. Книги тогда читались запоем, собирались в избах по несколько человек и кто-нибудь читал вслух. Молодого же Александра настолько увлекло чтение, что он прочитал все, что имела местная библиотека. И позже, когда восемнадцатилетним парнем поступил в институт, оказался намного начитаннее многих городских.

И вообще сельская закваска в уехавшем из родной деревни парне останется на всю жизнь, и именно она будет помогать выдюжить, смочь преодолеть трудные ее перипетии – в конце концов стать тем, кем стал Александр Станиславович сегодня.

Сам он о своем воспитании говорит так: «Я и сейчас считаю, что надо родиться в сельской местности и лет до шестнадцати жить там. Именно к этому возрасту у человека формируется характер, мировоззрение и он начинает вполне осознанно понимать живую душу природы. В селе и смерть, и рождение человека на виду. Так было раньше. Ничто не меняется и теперь. Детство помнится и тем, как нас воспитывали. Меня ни разу в детстве не поцеловали, но и ни разу не ударили, над нами не смеялись. Нас не воспитывали в нынешнем понимании слова, мы сами видели, кто чего стоит – дед, отец, мать, соседи».

…Но манила большая жизнь. По какому бы пути пошел тогда деревенский паренек оказавшийся в городе? Мало того, что это был грамотный, крепкий физически юноша, но и тонкая артистическая натура. Александра так и тянуло поддаться влечению натуры. Очень хотелось стать артистом цирка. Потом, уже во время учебы в институте, было желание все бросить и поступить в Литературный институт. Но Александр сдерживал себя.

Тогда много писали и говорили о необходимости создания в стране «большой химии», это стало на определенном этапе главной задачей страны, и Александр пошел по тому пути, который был наиболее значим для Родины. Эти слова могут показаться кому-то сегодня высокопарными, но так было. Потому что именно так воспитывали. В 1962 году А. С. Малиновский поступил на химико-технологический факультет Куйбышевского политехнического института, а по окончании его был направлен на Куйбышевский завод синтетического спирта, где, начав рабочим, в 1984 году стал его генеральным директором. А в 1998 году возглавил еще одно крупное предприятие – Новокуйбышевский химический комбинат. И можно смело писать дальше одну линию закоренелого «технаря», написавшего десятки научных работ, имеющего несколько уникальных изобретений, ставшего доктором технических наук, академиком Российской инженерной академии, если бы постоянно не вмешивалось в жизнь Александра Станиславовича Малиновского, одно «но» – его артистическая, художественная натура.

II

Книги, которые увлекали с детства, не отпускали. Но сочинять самому… Писательство казалось чем-то нереальным, недосягаемым. Но творчество влекло и не отпускало. Уже становилось мало только книг, хотелось какой-то еще более тесной связи с любимыми писателями. Так Александр совершает паломничество в Константиново, ошалело бродит по тем местам, где ступал Есенин, видит то, что видел великий поэт, разговаривает со стариками, которые помнят своего знаменитого земляка и даже (сейчас это уже воспринимаешь не иначе как чудо!) встречается с сестрой Есенина…

Прорвало где-то к концу института. Должно быть, сыграла свою роль городская жизнь, ее контраст с жизнью сельской. А тут как раз заговорили о «неперспективных селах» и всей душой захотелось сохранить родную Утевку, какой она есть, сказать о ней то, что теплится в душе.

Сочинял в тайне, назвать себя писателем представлялось немыслимым, невозможным. Никто из домашних и не заметил, как и когда писались первые стихи и рассказы. А они уже копились. И только после окончания института, уже работая на заводе, Александр отправил первые стихи в редакцию газеты и сразу в областную. Стихи, подкупавшие теплым деревенским светом и простодушной добротой, не могли не понравиться, и в 1969 году на страницах областной молодежной газеты «Волжский комсомолец» состоялся дебют молодого автора. Там же вскоре стали регулярно печататься и рассказы Александра Малиновского.

Но завод, ставший уже родным, и дело, за которое тоже болела душа, не дали тогда увлечься литературой. Надо было осваивать новые производства, надо было писать кандидатскую, после докторскую… И все же – что удивительно – несмотря на эти «технарские» будни, которые, кажется, должны были поглощать всего и полностью, у Александра Станиславовича всегда оставался уголок в душе, хранивший верность творчеству. Впрочем, разве изобретение уникальных технологий, кандидатская, докторская – не творчество? Просто не перестаешь удивляться всеохватности А. С. Малиновского. И даже не тому «откуда берутся силы?», а тому: «когда он все это успевает?» А ведь успевал и за заводскими буднями все складывал и складывал в папку, словно грибы в лукошко новые рассказы, новые стихи. И вот уже стало не хватать одной папки… Нет, Александр Станиславович продолжал печататься в областных газетах, в альманах, в литературных сборниках, но папки копились…

И как это положено, переход количества в качество дал взрыв.

И взрыв произошел в 1992 году, когда сразу (!) совершенно разные книги А. С. Малиновского увидели свет. Это поэтический «Светлый берег» (Издательская группа INDEX) и два сборника рассказов «Степной чай» (Самарское книжное издательство) и «Разговор с сыном» (Издательская группа INDEX). Книги сразу понравились свой чистотой, свое искренней верой в русскую деревню, в ее быт, в то, что именно там и находится кладезь народной мудрости.

В 1994 году вышел новый поэтический сборник А. С. Малиновского «Я любить не устану» (Самарское книжное издательство). Все собранное, накопленное за многие годы теперь находило отражение в стихах и прозе А. С. Малиновского.

Своеобразным итогом этого творческого этапа стал выпуск сборника лучших стихов, лирических миниатюр, рассказов «Горница». И выпущенный не где-нибудь, а в Париже издательством «CopArt editions». Так эхо русской Утевки через всю Европу докатилось до Парижа.

А то, что творчество А. С. Малиновского доходило не только до Парижа, но и до читателя по всей России говорит вот это письмо в журнал «Панорама нефтехимии»:

«Дорогая редакция! В первом номере «Панорамы нефтехимии» вы, вопреки отраслевому названию, много говорили о людях и куда меньше – о нефтехимии. И правильно сделали! Но особенно нас потряс новокуйбышевский поэт, директор завода синтетического спирта Александр Малиновский. Какие чудные стихи! Какие милые и умные новеллы! Короче! Вам нужно продолжить разговоры журнала с Малиновским. Пусть он вспоминает, рассказывает, сравнивает – мало сегодня таких директоров! Спасибо за Малиновского!

А. Баев, В. Серегина,

3-й цех, Ангарскнефтеоргсинтез, Иркутская область»

А кто знает, может как раз это пожелание «вспоминать, рассказывать, сравнивать» и подтолкнуло А. С. Малиновского к той прозе, которая и составляет этот двухтомник.

Середина 90-х – это новая ступень в творчестве А. С. Малиновского. Это уже не просто восторгающийся своими земляками, русской природой ученик, это уже человек, сам много переживший, передумавший, многим переболевший. Теперь автор и сам уже напоминает одного из своих героев, русских мужиков, на которых, собственно, и держится-то Россия, сильных своей простой мудростью и болью за любой недогляд в доме, на улице, в деревне, в стране.

В 1996 году в Самарском отделении Литературного Фонда России выходит повесть А. С. Малиновского «Черный ящик». В ней Александр Станиславович очень выверено и точно смешивает документальную прозу и художественный вымысел, создавая, таким образом, потрясающе достоверную атмосферу реальности всего происходящего в повести.

Прием «документальности» в творчестве А. С. Малиновского требует особого разговора, пока же стоит отметить, что именно тесное переплетение художественного и фактически точного, именно творческое осмысление жизненной конкретики, явленное в повести «Черной ящик», станет для Александра Станиславовича определяющим последующее творчество художественным методом.

«Черный ящик» получил огромную прессу. Трагическая судьба директора завода Виктора Сергеевича Стражникова, страстно болеющего за свой завод, за свою страну, взволновала многих, от простых читателей до ученых.

«Глубокоуважаемый Александр Станиславович! Прочитал Вашу книгу «Черный ящик» с удовольствием и, не скрою, с болью. Именно с болью за Россию, ее прошлое, настоящее и будущее». (Д. С. Чернавский, доктор наук, сектор математического моделирования развивающихся систем ФИАН) А. С. Малиновскому, знающему не понаслышке о заботах и проблемах, отечественной экономики, удалось точно, до мельчайших деталей передать атмосферу времени и атмосферу сегодняшнего завода. Вообще можно смело сказать, что за последнее время это первая художественная проза на так называемую «производственную тему». Слова «производственная тема» взяты в кавычки потому, что у многих это вызывает воспоминание о том, как «рабочий класс мужественно преодолевает трудности, осваивает новую технику, и заодно борется со всякими тунеядцами, приписчиками и бюрократами, мешающими построению светлого будущего». Конечно, в прошлые годы бравадной халтуры на эту тему понаписано достаточно. Но были же и прекрасные произведения о рабочем человеке. И вот ведь что примечательно: после поворота от социализма, отказа от социалистических ценностей, в том числе и от метода социалистического реализма, рабочий человек совершенно выпал из литературы. Словно нет его и не должно быть при новом экономическом строе. Так вот, «Черный ящик» А. С. Малиновского ценен еще и тем, что вернул в литературу рабочего человека, вернул на страницы художественной прозы производство. И вернул он не в том слащавом виде, который справедливо теперь вызывает разве что ироничную улыбку, а показал реальную жизнь предприятия и реальных людей со всеми своими бедами, тревогами и надеждами. Одни разговоры директора Стражникова с рабочими в курилке чего стоят!

Впрочем, повесть «Черный ящик» вызвала столько добрых и благодарных откликов еще и потому, что Александр Станиславович никак не мог остановиться только на производственной теме. Главный герой – не просто директор завода, поглощенный заботами предприятия, это еще и тонкий лирик, который тянется своими воспоминаниями в детство, стремится к матушке, у которой приходится бывать все реже и реже, в деревню.

И вот эта двойственность натуры – с одной стороны расчетливый прагматик-производственник, с другой – чувствующий и любящий природу, свои сельские корни, лирик – и создала запоминающийся образ директора завода Виктора Стражникова.

III

Вообще А. С. Малиновский, о чем бы ни писал, всегда остается лириком, верно преданным своему родному краю, людям, которые его воспитали. И потому совсем не случайной, а, наоборот, как бы продолжающей (вернее сказать – начинающей) повесть «Черный ящик», стала следующая повесть Александра Станиславовича – «Под открытым небом», выпущенная Самарским отделением Литературного Фонда России в 1997 году. Это повесть о детстве славного паренька Шурки, который вполне возможно, когда вырастет, и станет директором завода, тем самым Виктором Стражниковым. Но пока мы окунаемся в атмосферу конца пятидесятых – начала шестидесятых годов, снова очень точно и умело воссозданную на страницах повести А. С. Малиновским.

Вот что писал об этой повести самарский прозаик Иван Никульшин:

«…Открытость предполагает не только откровенность и не столько ее, сколько сопричастие ко всему, что рядом с тобой, что тебя окружает. А еще она предполагает сопричастие чужому горю, сострадание человеку, попавшему в беду, и всей его судьбе.

Вот этим чувством сопереживания и напитана новая повесть Александра Малиновского «Под открытым небом».

Почему под «открытым»? Это объясняется просто. В наших заволжских деревнях когда-то было принято летним вечером на свой семейный ужин собираться где-нибудь на зеленой лужайке вокруг костерка с таганом; на вольном воздухе, как говорили у нас, или «под открытым небом», по выражению Шуркиной бабушки.

…В этом деревенском обычае, между прочим, тоже есть элемент открытости, а значит, и сопричастности ко всему сельскому миру. Семья, собираясь вечерять на виду у всей улицы, как бы подчеркивала этим: вот, глядите, мы люди открытые, ничего от вас не таим. А вас милости просим к нашему столу перекусить, чем Бог послал.

Со страниц повести перед нами открывается простая и естественная, как сама деревня, жизнь с ее по-старосоветски бесхитросно-совестливыми людьми.

Это и есть позиция автора и его главная правда. Не та, которой ныне ежечасно пичкают нас с голубых экранов, не бандитская правда кулака и крови, а правда непридуманного мира деревенской жизни: тихой, обыденной, подчас протекающей среди сплошной человеческой нужды и все же несмотря ни на что удивительно совестливой.

Впрочем, по иному в деревне просто и нельзя жить. Здесь все на виду, все знают друг друга, все «под открытым небом». Потому и приглядываясь к взрослой жизни, маленький Шурка постоянно думает не только о своей доле, но и о своем окружении, о своих близких.

…Сопереживать же приходится не только Шурке, но и его матери, бабке, деду, отчиму. В книге есть и другие запоминающиеся персонажи, но эти все-таки главные.

С большой любовью выписан образ Шуркиного деда, мудрого деревенского человека, вечного конюха, крестьянина до мозга костей, степняка и немного романтика. А от образа Шуркиной бабушки так и веет добротой и состраданием ко всему живому.

Все эти люди, а вернее герои, и составляют костяк того времени, о котором рассказывает автор…»

Вообще повесть «Под открытым небом» со своей немного ностальгической грустью оказалась очень близка многим читателям и довольно широко разошлась не только по нашей стране, но за рубежом. Из многочисленных откликов на эту повесть приведем, пожалуй, отрывки из письма жителя Германии А. Бурдта, пришедшего в адрес издательства:

«Я – эмигрант. Я – поволжский немец. Я – бывший житель поволжской земли.

…Не помню, как у меня оказалась маленькая серенькая книжечка, которую долго не замечал: А. Малиновский «Под открытым небом». Но как только начал читать, не мог оторваться. Повеяло чем-то родным и знакомым и имя этому родному – детство и моя первая жизнь.

Шурку полюбил сразу. Читая, мысленно с ним играл в лапту, ходил на рыбалку, танцевал, влюблялся, работал в клубе и просто жил в волжской деревне.

Кто этот Малиновский? Откуда? Какая простота и какая сила творчества!..

Оказывается, есть еще в России таланты, и это несмотря на то, что происходило и сейчас происходит в России, несмотря на то, что книжные прилавки завалены гангстерской, эротической и бульварной продукцией. Передайте г-ну Малиновскому большую благодарность и пожелания больших творческих успехов».