Текст книги "Воспоминания"

Глава XIV
Возвращение

1

Давно прошел час коктейлей, и скрипач с печальными глазами вытирает крупные капли пота со лба. Почти весь вечер он боролся с залитой солнцем тишиной этого заброшенного кафе и скоро сдастся.

Я сижу и слушаю. Я вернулся в Европу, в Монте-Карло. Мой коньяк называется «Наполеон», а оркестр играет песню под названием «Веселый Париж». Ни один ресторан не может себе позволить подавать настоящий коньяк «Наполеон», а Париж никогда не был веселым, но я только что вернулся из Америки и не возражаю против лжи во спасение.

– Уверяю вас, единственное, что остается, – наскрести остатки денег и ехать на Таити. Мировая депрессия действует мне на нервы. Я больше не могу ее выносить.

Должно быть, человек за соседним столиком – оптимист. А может, он читал слишком много проспектов конторы Кука. Лично я вполне обойдусь без Таити. Я собираюсь остаться там, где я есть, на Французской Ривьере. Любопытно, что под конец я обосновался там, где умерли мой отец и моя сестра. О них я вспоминаю без горечи. Я в высшей степени счастлив. Я достиг цели. И пусть возвращение произошло не так, как я ожидал, утешительно сознавать, что, проживя такую жизнь, какую прожили немногие, я еще сознаю, что вся она, каждая ее мелочь, была прекрасна. Если бы меня расстреляли в 1918 году, я умер бы, о многом сожалея. Теперь я не жалею ни о чем. «Делай свое дело, и делай его хорошо». У меня никогда не было «дела», и все, за что ни брался, я делал плохо, но Америка вылечила меня от застенчивости дилетанта. Я видел людей, знающих свое дело, в минуты серьезного кризиса, и я рад, что я дилетант. Каким-то образом их истерия мне не передалась. Кроме того, благодаря Америке я также понял, почему Бурбоны «ничему не учатся». Потому что они никогда не могут найти ничего, что стоило бы учить, чем бы они ни пытались заниматься. Подобно мне, в годы изгнания они никогда не встречали людей, которые по-настоящему знали свое дело.

«Пусть каждый подметает перед своей дверью, и весь мир будет чист». Как доктрина откровенного индивидуализма, эти слова умирающего Гёте производят довольно сильное впечатление, но в качестве практического совета они не соответствуют требованиям живых. Как именно следует подметать перед своей дверью – внутрь или наружу? Я пробовал оба способа и понял, что мир, выметенный дочиста, выглядит очень уныло. В годы мировой войны и Великой депрессии мы все приучились подметать перед своими дверьми. И все же…

Скрипач впадает в отчаяние. Жестом он приказывает оркестру замолчать и исполняет соло «Когда умирает любовь». Когда я впервые услышал эту песню, Муссолини лежал в колыбели, а Гитлер еще не родился. Люди действия. Судьбоносные люди. Люди нашего времени. Мне вспоминается отрывок из дневника императора Александра I: «Тильзит. 1807. Весь день провел с Наполеоном. Я могу простить ему все, кроме того, что он такой отъявленный лжец. Как можно ему доверять?» Можно ли доверять судьбоносному человеку?

«Когда умирает любовь»… Должно быть, скрипач имеет собственные сентиментальные причины снова и снова исполнять эту глупую старую песню. В каком же году я впервые ее услышал? Я слушаю довольно долго, а потом вспоминаю. 1889 год. Париж. «Тот самый» бар «Америкен». Примерно в то время я познакомился с эрцгерцогом Иоганном Сальватором Австрийским, который предпочитал, чтобы его называли псевдонимом Иоганн Орт и который, сам того не зная, удержал меня от того, чтобы сжечь за собой мосты.

2

Когда я познакомился с Иоганном Ортом в парижском отеле, главной темой сплетен всех праздных придворных в Европе была его женитьба на Милли Штубель, пятнадцатилетней австрийской танцовщице. Мир был еще молод – это произошло в 1880-х годах. Американские летчики еще не пересекали Атлантику; Гитлеры еще не становились главами государств, и все, что требовалось от эрцгерцога, чтобы попасть на первые полосы, – он должен был заметить хорошенькую девушку на военном параде в австрийском Линце, остановить перед ней коня, подхватить ее на руки и отвезти в ближайшую церковь.

Если бы поступок такого калибра позволил себе любой другой человек, брак наверняка был бы расторгнут, родители Милли получили бы крупные отступные, и весь мир забыл бы о происшествии через неделю. Но мой друг был Габсбургом, а его дядей был император Франц-Иосиф.

Какими бы красивыми ни были их бакенбарды, они не скрывали торчащий габсбургский подбородок, всемирно признанный знак упрямства и заносчивости.

Эрцгерцог догадывался, что повел себя глупо, но он терпеть не мог, когда на него кричат. Император и сам когда-то был молод, но он не мог допустить, чтобы кто-то, даже его племянник, дерзил ему. Дело окончилось крупным скандалом.

Бывший эрцгерцог Иоганн Сальватор Австрийский стал Иоганном Ортом, изгнанным из Австрии, лишенным средств. За ним бдительно следила тайная полиция взбешенного императора. Ему приходилось передвигаться быстро; он понимал, что австрийские детективы могут попытаться похитить

Милли Штубель. Поэтому из Австрии он отправился в Швейцарию, из Швейцарии – в Испанию, из Испании – в Англию, из Англии – во Францию. Иногда, устав от постоянного преследования, он устраивал невинный обман: выходил из отеля, оставляя багаж, где-то на улице встречался с Милли, переезжал в ближайший городок и посылал письма друзьям на другом конце света, в Патагонии или Южной Африке, чтобы потом эти письма переправлялись в Вену.

Репортеры называли его главным европейским человеком-загадкой. Его дядя считал его «паршивой овцой» в клане Габсбургов.

Общие друзья в Париже обещали устроить мне встречу с Иоганном Ортом, и я с нетерпением ждал знакомства.

Я приближался к тому возрасту, когда, по традиции российской царской семьи, молодой русский великий князь должен был жениться на немецкой великой герцогине, которую он прежде никогда не видел и которая могла оказаться самой отвратительной девушкой на земле. Приятно было сознавать, что отдельные представители правящих семей обладают такой смелостью, как Иоганн Сальватор Австрийский. Я тешил себя надеждой: если случится худшее, я могу последовать его примеру…

Он вошел в зал в сопровождении молодой девушки. Представлять ее не было нужды. Я понял, что передо мной знаменитая Милли Штубель. О ее злоключениях свидетельствовали ее испуганные глаза и осунувшееся лицо. Иоганн Орт сразу же сказал, что хочет попросить меня об услуге. Я подумал, что он имеет в виду деньги, но он объяснил, что речь идет об услуге более важной. Соглашусь ли я поговорить от его имени с императором Францем-Иосифом во время визита в Вену в следующем месяце? Просьба меня озадачила. Почему именно я, молодой человек, который увидит австрийского императора впервые в жизни?

– По-моему, – сказал я, – было бы гораздо лучше, если бы просьбу передал кто-то из ваших братьев или кузенов.

Он покачал головой.

– Все они меня ненавидят, – сухо ответил он. – Я обращаюсь к вам с просьбой только потому, что старик никогда вас не видел. Кроме того, вы молоды! В глубине души император не такой плохой. Возможно, он смягчится, если молодой русский великий князь попросит его за другого молодого человека.

Скажите, что мы очень счастливы. Передайте, что мы просим его об одном: позволить мне получать небольшую часть дохода от моих имений. Я не прошу, чтобы меня восстановили в правах, и я не собираюсь возвращаться в Австрию. Немного денег время от времени – вот и все, что нужно мне и моей жене. Разве не так, Милли? Разве мы не счастливы друг с другом?

Она кивнула, по-прежнему молча. Бедняжка, очевидно, не верила, что кто-то способен «смягчить» императора, обладавшего железной волей.

Мы немного поговорили. Потом они встали.

– Если новость будет хорошая, – сказал Иоганн Сальватор, – пожалуйста, известите меня вот по этому адресу. Если нет, не утруждайтесь писать. Я пойму, что означает ваше молчание.

Адрес, написанный на обороте его визитной карточки, гласил: «Иоганн Орт, для передачи: отель „Бауэр-о-Лак“, Цюрих, Швейцария».

Больше я никогда не видел незадачливую пару. И все же я написал им о результатах моих переговоров в Вене. К сожалению, на это ушло менее полудюжины строк. Не успел я заговорить с императором на роковую тему, как он опустил свои водянистые глаза, которые всего мгновение назад горели добротой, и приглушенным голосом сказал:

– Не в моих привычках обращаться к кому-то, если речь идет о семейных проблемах. Очень надеюсь, что его императорскому высочеству понравится пребывание в Вене.

Никто так и не узнал, в какой стране погиб Иоганн Орт. На последнем письме, полученном его парижскими друзьями, значился обратный адрес: «Чатем, Англия. 26 марта 1891 г.». В письме он сообщал о своем намерении отплыть в Южную Америку.

Предположительно он умер в Аргентине год спустя в возрасте 39 лет. Последние пятнадцать лет в Северной и Южной Америке появлялись не менее двух десятков самозванцев. Они использовали имя Иоганна Орта и угрожали отсудить «имения Габсбургов». Узнав, что такой вещи, как «имения Габсбургов», не существует, поскольку все их проглотила инфляция в Австрии, предприимчивые старые джентльмены обычно возвращались к более прибыльным видам мошенничества. Если Милли Штубель сейчас жива, ей должно исполниться 60 лет.

Надеюсь ради ее же блага, что во второй раз она вышла замуж за простолюдина.

3

Лишь через четверть века мне снова пришлось просить императора снизойти к влюбленному молодому человеку. В случае Иоганна Орта мною двигал чисто эгоистический мотив: я думал о себе и о своем будущем. Но теперь, в кабинете царя Николая II, я говорил красноречиво, как подобает встревоженному отцу. Мои сыновья быстро росли, и мне казалось: если мне не удастся проломить стену предрассудков, мою семью ждут беды, разбитые сердца и трагедии. Обстоятельства казались благоприятными: царю пришлось иметь дело с двумя обвиняемыми одновременно. Старшим был его дядя, младшим – его родной брат. Оба были красивыми; их все любили. Они оба, с промежутком в десять лет, женились на разведенных женщинах не королевской крови. Обоих вынудили покинуть Россию.

– Дела приняли скверный оборот, – нервно сказал царь, – раз мой дядя Павел смеет жениться на разведенной жене одного из моих офицеров, а мой брат Миша решил перещеголять дядю и выбрал в свои спутницы дважды разведенную дочь радикального московского адвоката! Двойное нарушение этикета в случае Павла и тройное – в случае Миши!

Под «двойным» и «тройным» нарушением этикета он имел в виду, что великий князь не только не имеет права жениться не на принцессе, но разведенная женщина не имеет права появляться перед их величествами.

– Моя совесть чиста, – добавил он позже. – Я сделал все, чтобы отговорить Мишу от его безрассудного шага.

Я с трудом подавил улыбку. Царь старался не только не допустить брака его брата в России. Все послы России за рубежом были предупреждены, оповестили всех европейских монархов. Кроме того, к беглецам приставили целый взвод агентов тайной полиции. В результате история Мишиной свадьбы читается как настоящий детектив.

Служащие маленькой немецкой железнодорожной станции не предполагали, что очень высокий молодой человек и его спутница в густой вуали, которые спрыгнули с парижского экспресса ранним зимним утром, были братом царя всея России и его будущей супругой. И лишь когда поезд пришел в столицу Франции, три русских тайных агента, выбранные за опыт и бдительность, обнаружили, что их августейшая жертва бежала. Они бросились в Канны на Французской Ривьере: накануне ночью они собственными глазами прочли телеграмму, посланную великим князем из Берлина, в которой он просил управляющего отеля в Каннах забронировать «удобные апартаменты на двоих». Они решили, что рано или поздно великий князь там объявится.

Извещенный о последних событиях, посол России во Франции связался с министром внутренних дел, а последний только рад был угодить царю.

– Не бойтесь, дорогой коллега, – заверил он посла. – Ни один французский мировой судья и ни один мэр не посмеют ослушаться моих приказов.

На том дело и кончилось, и санкт-петербургское общество приготовилось к возвращению блудного сына. Похоже было, что, не получив лицензию на брак в Германии и Франции, великий князь вынужден будет вернуться и просить своего брата, императора, о прощении.

Начальник тайной службы получил монаршую благодарность за хорошую работу его подчиненных, и целую неделю в царском дворце царили мир и покой. Вдруг от посла России в Вене пришла тревожная телеграмма: неделю назад человек по имени Михаил Романов женился на женщине по имени Наталья Шереметьевская в маленьком австрийском городке… Царю казалось, что он все предусмотрел. Он не думал, что его брат приедет в страну, управляемую строгими Габсбургами, поэтому австрийское правительство оставалось единственным, кого российский двор не попросил о «дружеской» помощи!

Раздражение царя нетрудно себе представить. Ему не повиновались, его выставили на посмешище! И совсем некстати пришлись мои призывы к терпимости и прощению.

– Ты напрасно тратишь время, – сказал он мне. – Если мне не удается призвать к порядку собственного дядю и брата, какое я имею право ожидать, что меня будут слушаться посторонние?

– Вот именно, Ники. – Я постарался вложить в свои слова как можно больше пыла. – Но позволь напомнить тебе кое о чем, чему мы оба были свидетелями в детстве. Помнишь ту ночь в Зимнем дворце, когда мы сидели за ужином с твоим дедом и видели, как наши родственники задирали нос перед бедной княжной Долгорукой? Разве тебе не было ее жаль? Разве ты не сочувствовал своему деду?

– Конечно! – раздраженно воскликнул он. – Но тогда мне было всего тринадцать. Естественно, ни один мальчик такого возраста не ценит жестких династических законов.

– Ники, разве хорошо разлучать двух людей, которые любят друг друга? Разве мудро заставлять твоего брата бросить женщину, с которой он счастлив, и жениться на той, которая ему безразлична?

– Слова, слова, слова… – отмахнулся он. – Мы, члены царской семьи, подчиняемся великой цели, а не нашим личным желаниям и капризам. Вольно тебе обвинять нашу систему браков, но это единственная система, которая охраняет наших детей от того, чтобы они унаследовали черты простолюдинов!

– Что же это за ужасные черты, Ники? – тихо спросил я, стараясь не слишком выдавать свою иронию.

Он раздраженно посмотрел на меня.

– Их всего две, – сурово ответил он. – Поиски личного счастья. Желание наслаждаться жизнью. Ни один монарх не может быть счастлив. Ни один монарх не может наслаждаться жизнью. Если он будет так поступать… – Он пожал плечами, немного помолчал и продолжал с мрачным видом: – От того, что мы называем царской семьей, ничего не останется! – Понимаю, – кивнул я. – Должно быть, ты твердо веришь в законы наследственности. Но тогда, Ники, как ты объяснишь, что ни твой брат Миша, ни твой дядя Павел не унаследовали вполне похвальной склонности быть несчастными? В их родословном древе не было ни одного простолюдина!

– Я ничего не обязан объяснять, – сухо парировал он. – Мой долг – позаботиться о том, чтобы их должным образом наказали.

И их наказали. Лишь в начале мировой войны, когда прежние незыблемые правила стали незначительными и несерьезными, двум великим князьям позволили вернуться в Россию. И все же, хотя им поручили командовать боевыми армейскими соединениями, царь не приблизил их к себе, а их жен члены императорской семьи так и не признали. На письме великого князя Павла, который просил, чтобы его морганатической супруге даровали довольно скромную привилегию – помещать ее перед адъютантами во время официальных приемов, царь синим карандашом написал: «Какой вздор!»

4

Скрипач доиграл. Все ушли. Я остался один. Я злюсь на себя, потому что думаю о том, что принадлежит далекому прошлому. Иоганн Орт. Миша. Ники. Какой вздор, в самом деле… Все они ушли. Очень скоро и мне придется уйти. Я видел так много войн, что утратил способность проводить различие между «героизмом» и «трусостью». Тот, кто старается быть кем-то другим вместо того, чтобы входить в открытые двери, кто он – герой или трус? Не знаю… Зато я знаю, что сильные потрясения и самые интересные приключения в моей жизни в то время, когда они происходили, сильно угнетали меня и приносили много страданий.

Если я сейчас встану и пойду по улице к железнодорожной насыпи, то, несомненно, вспомню многих из тех, кто уже умер и кого я провожал или встречал на вокзале в Монте-Карло. Отца. Братьев. Сестру. Короля Эдуарда. При их жизни я завидовал им. Теперь мне их жаль. Им не позволяли попробовать того, что попробовал я, и не давали увидеть себя со стороны. Они умерли, жалея, что не родились в других семьях, при других обстоятельствах. Они не жили достаточно долго для того, чтобы понять, что не существует такого понятия, как «личное счастье», что затраченных усилий стоит только мечта о Сольвейг, но не сама Сольвейг.

Становится поздно. В автомобилях, припавших к земле перед казино, включили фары. В рулеточном зале меня ждут друзья, но я устал от прошлого, и я боюсь встречаться лицом к лицу с призраками казино – отвратительными, второразрядными призраками. Их речи исполнены бессильной ненависти и мелочной жадности. Должно быть, в одной из прошлых реинкарнаций они были политиками. Их давно следовало похоронить.

Я возвращаюсь домой. Впервые за шестьдесят семь лет у меня будет дом – не слишком большой, но достаточный для меня и моего будущего.

6 октября 1932 г.

Великий князь Александр – генеральный инспектор военно-воздушного флота Российской империи

Великий князь Александр в возрасте четырех лет

Великий князь Александр в Италии в возрасте пяти лет

Императорская вечеринка в начале 1880-х гг. В центре стоит Александр III, крайняя слева великая княжна Ксения

Отец великого князя Александра, наместник России на Кавказе с 1862 г. великий князь Михаил Николаевич в 1865 г.

Великая княгиня Ольга Федоровна, мать великого князя Александра. С рисунка, выполненного в начале 60-х гг.

Император Александр III, тесть великого князя Александра

Императорская семья в 1888 г. На балконе (слева направо): великая княжна Ксения, император Александр III с княжной Ольгой на руках, рядом с ним наследник престола, будущий император Николай II, и императрица Мария Федоровна; внизу (слева направо): великие князья Георгий Александрович и Михаил Александрович

Великий князь Николай Михайлович

Великий князь Михаил Михайлович

Великий князь Георгий Михайлович

Великий князь Сергей Михайлович

Император Николай II с великим князем Александром в 1914 г., за его спиной великая княгиня Ксения

Император Николай II во время визита, нанесенного великому князю Михаилу Николаевичу незадолго до его смерти, последовавшей в 1909 г.

Великий князь Александр и великая княгиня Ксения через шесть месяцев после свадьбы

Великий князь Александр с дочерью Ириной в 1896 г.

Великий князь Александр и великая княгиня Ксения с детьми Ириной и Андреем. 1900 г. Санкт-Петербург

Император и императрица со своими старшими дочерьми

Император Николай II в 1899 г.

Императрица Александра Федоровна в 1899 г.

Великий князь Александр в русском костюме XVII в. на костюмированном балу в Зимнем дворце. 1903 г.

Великая княгиня Ксения Александровна, супруга великого князя Александра Михайловича в русском костюме XVII в. на балу в Зимнем дворце. 1903 г.

Император Николай II в костюме русского царя XVII в. на балу в Зимнем дворце. 1903 г.

Последняя императрица России в костюме русской царицы XVII в. на балу в Зимнем дворце. 1903 г.

Последняя царица Российской империи в мундире лейб-гвардии уланского полка. 1903 г.

Единственный сын последнего царя великий князь Алексей Николаевич в возрасте восьми лет

Великий князь Александр инспектирует новый аэродром в Санкт-Петербурге. 1912 г.

Николай II в летней резиденции в Петергофе в 1912 г. Позади великий князь Дмитрий с двумя иностранными военными атташе

Николай II выходит из Иверской часовни в Москве

Великий князь Михаил Александрович, младший брат последнего русского царя

Великий князь Александр Михайлович – генеральный инспектор военно-воздушных сил Российской империи с офицерами штаба

Дети великого князя Александра Михайловича в 1914 г. Слева направо: Ирина, Андрей, Федор, Никита, Дмитрий, Ростислав, Василий

Великий князь Александр и великая княгиня Ксения во время Первой мировой войны

Великая княгиня Ольга, младшая сестра последнего русского императора, сестра милосердия устроенного ею госпиталя в Киеве

Николай II – Верховный главнокомандующий русской армией в Могилеве, с военными атташе союзных стран: полковник Марсенго (Италия, крайний слева), барон Рикель (Бельгия, второй слева), генерал Вильямс (Великобритания, третий слева), маркиз де ла Гиш (Франция, второй справа), полковник Лондкевич (Сербия, крайний справа)

В изгнании: великая княгиня Ксения, княгиня Ирина Юсупова, великие князья Андрей, Федор, Никита, Дмитрий, Ростислав и Василий в Лондоне

Вдовствующая императрица Мария Федоровна. Дания, 1924 г.

Единственная дочь великого князя Александра Михайловича – княгиня Ирина Юсупова. Париж, 1930 г.

Великий князь Александр

Четвертое поколение: внуки великого князя Александра – Ирина, Никита, Михаил. Париж, 1929 г.

Великий князь Александр Михайлович

Король и королева Италии. Им не удалось получить максимальную квоту на Романовых

Великий князь Кирилл Владимирович с семьей. «Он перенес столицу России в деревню Сен-Бриак на скалистом побережье Бретани»

Король Георг V и королева Мария Английские, «любящие кузены» великого князя Александра Михайловича, в костюмах для блистательного бала-маскарада в Девоншир-Хаус. 1897 г.

Король и королева Дании. Они тоже принимали участие в семейных встречах в Копенгагене

Принц Уэльский. Фолкнер и Хемингуэй были для него не просто именами

Абиссинский император Рас Таффари с женой и детьми. Он ожидал, что русский «кузен» поможет ему отвоевать Гроб Господень

Письмо короля Георга V великому князю Александру Михайловичу по случаю кончины вдовствующей королевы Александры

Лёвенштейн. Он лелеял три честолюбивых замысла: выиграть Эпсомское дерби, получить рыцарское звание и быть принятым в высшее общество

Ивар Крюгер. Он был жертвой – возможно. Козлом отпущения – вероятно. Но не мошенником

Майрон Т. Херрик. Так как политики таковы, каковы они есть, поразительно, что людям такого калибра вообще позволяют служить своей стране

Королева-мать Александра. «Когда она впервые покинула родную Данию, Дизраэли считали старательным выскочкой, а лучшие европейские стратеги предсказывали победу генералу Роберту Э. Ли»

Вдовствующая императрица Мария. «Она не поменялась бы со своей сестрой Александрой ни за какие богатства индийских раджей, ни за все бриллианты Южной Африки»