Текст книги "Лабиринт. Феникс"

Поднял чешуйчатого, кстати, утратившего его лик и находившегося в своем обычном виде, усадил в кресло, привел в сознание. Посеянную где-то на полу удавку разыскивать не стал, извлек из-за голенища нож, приставил к горлу. Когда дверь все же вышибли и перед ясны очи вновь засветился расстроенный бобик с десятком таких же зеленовато-серых красавцев, застывших изваяниями за плечами и спиной шефа, спокойным голосом произнес:

– Значит так, попытка не засчитана, начинаем все сначала…

Каретников пинком заставил чешуйчатого тварину приложить кисть когтистой пятерни к считывающему терминалу. Пленник был подавлен, и все действия, требуемые от него, производил медлительно, аморфно, будто надеялся, что его подчиненный со слепком эвокатов ринутся в бой. Дверь-купе отошла в сторону, пропуская в соседнее помещение. В подсознании Михаила всплыла подсказка, полученная при от твари при попытке «вербовки». Вот она!

Машина, скорее, напоминала лифт. Но это только его личные восприятия, по ассоциациям из прошлой жизни. Нет, это именно временна́я капсула, инструмент, перемещающий путешественников во времени в темпоральном поле. Знал и умел ею пользоваться. И включалась она перемещением вот этого специального рычага, а темпоронавты при этом находились внутри, в специальной лифтовой капсуле, компенсировавшей перегрузки при старте и торможении. Способ перемещения он знал, а вот принцип действия устройства в голове начальника сектора отсутствовал, равняя его с обычным пользователем-лузером, в подчинении которого находилось десятка три инженеров на все случаи жизни.

Когда чрево капсулы отворилось, кроме ограниченного пространства внутри ничего особенного визуально не представив людям, Голубев, уже вполне адекватный и способный анализировать происходящее, глянув на командира, спросил:

– Ты уверен?

Задрал! Упертый, до всего сам дотумкать желает. Каретников мотнул головой Качанову, приказал занести Спицына в «лифт». Эти парни попроще: велено – сделают и особо разбираться не будут. По плечу хлопнул Серегу.

– Не боись, десантура. Действуй, как дядя Вася завещал. «Никто, кроме нас!»

Настырный старлей уперся как баран.

– Василь, а ты вообще кто?

Вместо ответа обнял друга, на прощание высказался:

– Свой! Свой я, Серега. Удачи вам.

Тот как клещ вцепился в него, мешая контролировать нелюдь. Гад!

– Может, с нами?

Оторвал от себя, втолкнул в «лифтовую камеру».

– Пошел ты… у меня дел здесь… Вон, еще генералы на шее сидят. Все! Год выставлю одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмой, месяц сентябрь, число семнадцатое. Правильно?

– Да!

– Думай только о том месте, из которого вас сюда забросило, представляй его как можно отчетливей. Прощай!

– Прощай, брат!

Дверная створка схлопнулась, судя по щелчку, встала в стопоры. Что-то вокруг ящика, в котором они находились, загудело, постоянно наращивая звук и вибрируя коробом.

– Качан, держись! Господи, спаси и сохрани нас грешных… Пой-ехали-и!

На грани потери сознания представили местность той провинции, в которой они тогда находились, горный кишлак, затерявшийся высоко в скальном пейзаже.

Вибрация, кажется, дошла до максимума. В глазах сплошная муть.

Нет. Не то. Халупа. Скудное строение с крышей, непонятно из чего сделанное, стоящее наособицу от остальных, одной стороной приткнувшееся к скале. Вот! Уже теплей. Занавеска в единственной комнате, в которой присутствовал старикан с козлиной бородой, с лицом, напоминающим печеное яблоко, весь в морщинах на коже цвета коричневого пигмента, с хитрой недоброй улыбочкой, седой, в засаленном халате… Да! Спицын отбрасывает занавеску, и они втроем видят в скале неровный, широкий проход. Скорее даже нору. Удача? Взвод на зачистку вертушкой сбросили… Может, в этой норе склад оружия или чего ценного содержат? Может, туда сначала гранату забросить? Так ведь вдруг свод обрушится. Втроем, как телки, туда и сунулись.

Перед мутным взором предстала нора в скале. Темная, с шероховатой поверхностью стен. Ничего не видно. Темнота, как у негра в том самом месте, что в корме пониже пояса будет. Почему тишина? Где вибрации?

– Товарищ старший лейтенант, вы где? – Это Качанов.

– Здесь. Спицын с тобой?

– Тут. Кажется, он без сознания.

– После такого, не удивлен…

Чиркнул спичкой. Ага! Вот они, совсем рядом. А пламя огонька отклонилось в сторону едва различимого в темноте коридора. Подвинулся.

– Давай, помогу на плечо загрузить… Значит так, я впереди, ты не отставай. Винтовку твою я понесу. Двинули.

Шел семеня, ладонью ощупывая стенку. Сторону выхода подсказало пламя спички. Прошли-то совсем недолго, когда лицо уткнулось в плотную ткань. Резко отбросил препятствие в сторону, чуть не опупел. Ба-а! Да это же халупа с единственным подслеповатым оконцем и… знакомый дедулька, застывший в крепком удивлении с открытым почти беззубым ртом. Хватанул за бороду, притягивая к себе. «Иди сюда, шакал!»

– Дельта раша! Рапасэй раза! – что знал, выдал на пушту.

Хотели вытащить старую сволочь на свет божий. Встряхнул. Уже и за шкирку перехватил, да вдруг передумал. На хрена козе баян, она и так веселая? Ну, вытащит, попинает. А дальше-то что?

С хрустом свернул шею подвывавшему старику, отбросив костлявое, почти невесомое тело обидчика в сторону. Оглянувшись, позвал Качанова:

– Уходим.

Когда его бойцы увидели командира, встали в ступор, помалу бросив дело зачистки, стали собираться в бестолковую гурьбу удивленных великовозрастных мальчишек. Старший лейтенант, одетый, как и его двое подчиненных, в форменную одежду и обувь времен начала Великой Отечественной, грязный, оборванный, почему-то успевший за пару-тройку часов обрасти щетиной на лице, с ППД на груди вместо «калашникова», безапелляционно отдал приказ, будто ничего особенного не случилось:

– Медик! Спицына ранили, оказать помощь. Рыбкин. Связь с бригадой…

* * *

Местом сбора стало одно из сел Житомирского района, раскинувшееся под боком у города. По рассказам все того же проводника, сейчас бывшего в группе Апраксина, вход в подземный город начинался от церкви и коридорами вел к кладбищу, с необычными для сельчан каменными крестами и старой каменной часовней. Под часовней еще один вход под землю. Местные прекрасно осведомлены про подземную систему переходов, но давно не имеют охоту лезть вниз. Все, кто страдал любопытством, давно пропали без вести, вычеркнутые родней и соседями из списков живых. Когда три года назад в подземный ход провалилась лошадь с телегой, возницу вытащили, а провал тупо засыпали от греха подальше. Сровняли с землей и постарались забыть.

Свою часть, чего греха таить, спланированной Апраксиным операции группа Разина исполнила. В положенное время рядом с тюрьмой взорвали заложенные закладки взрывчатки, устроили показательное нападение на охрану. В общем, чуть не погибли, наделали много шума и на заблаговременно взятом у немцев напрокат мотоцикле с коляской, периодически постреливая в основном в воздух, по узким улочкам житомирского частного сектора смотали с «места преступления». Когда почувствовали, что фашисты плотно присели на хвост, транспорт бросили и Изя одному ему известными тропами вывел их за городскую черту.

Когда расположились квартировать у Изиных знакомцев, Разин держался, стараясь не выказывать волнение остальным. Проводник заверял, что максимум за восемь часов доведет Апраксина и его подчиненных до места. Уже сутки прошли. Вторые свой отсчет повели, а от группы ни слуху ни духу. Только со стороны новых «хозяев» захваченных территорий какое-то нездоровое шевеление ощутимо. Дороги перекрыты, полицаи в селе как на иголках крутятся, вынюхивают, выспрашивают, всюду суются. Капитан осознал, если не уйти, их либо сдадут соседи, либо вычислят предатели… Деревня, все всё друг о друге знают, лишь пока что выгоды в предательстве не видят, потому молчат. Только стемнело, перебазировались на кладбище. По прикидкам именно к часовне должна выйти остальная часть группы.

Ожидание ничего хорошего не сулило. Судя по времени, выходить из-под земли было уже некому. Разин, смурной и раздраженный таким подозрением, понимал это как никто другой. Спекся лейтенант! И еще неизвестно, сгорели ли документы? Успел он генералов уничтожить? Корил себя. Зачем юнцу доверился? Однако случившегося назад не вернуть. Решил с рассветом покинуть скорбное место и пробираться к линии фронта, а там хоть под трибунал, хоть на передовую…

Ночь ясная и тихая. Кругом заросли кустарника и крапивы. Высокие деревья при яркой луне отбрасывают тень. Брошенный на молодого бойца взгляд указал, как жутко здесь еврейскому пареньку. Вот у соратника нервы железные, он, наоборот, душевным покоем пышет.

«Не о том думаете, товарищи, в нашем положении живых надо стеречься!»

Помимо воли прислушался к своим ощущениям. Отпустило. Даже думалось легче. Не было ощущения, что поблизости кто-то есть, никто не пялился в спину, но разговаривать с бойцами не хотелось. И спать не хотелось. Разве уснешь, когда на нервах весь, и не от того, что покойников боязно… задание провалил. Лично он провалил.

Так и лежали в траве между надгробьями и крестами, время коротали. Скоро утро наступит, сумерки уже. Неожиданно со стороны, где проселочная дорога огибает погост, прямо на глазах, нарушая темень, из травы быстро поднималась пелена тумана, внешне похожая на сметану в стакане.

– Т-товарищ к-капитан!..

– Вижу!

Накрыло волной страха и уверенностью, что надо немедленно уходить отсюда. Даже Корня пробрало, вон как стволом пулемета в том направлении повел. Разин услышал знакомый с детства наговор, оберегающий от темной волшбы и нежити. Это Корень. Сейчас полегчать должно…

 
Именем Сварога – Отца, Небесного Кузнеца,
Именем Даждьбога, Трисветлого Солнца,
Именем Перуна-Громовержца!
Ты, Сварог, борони Правду от Кривды,
Ты, Даждьбог, борони день от ночи,
Ты, Перун, борони Явь от Нави!
Силою Огня Небесного,
Силою Огня меж Небом и Земью,
Силою Огня Земного заклинаю!
Да сгорят чары темные…
 

Туман будто разметали, словно полотно, какая-то сила рвала его в клочья. Тишина отступила и проявила звуки… Треск мотоциклов, шум двигателей машин, далекий говор, разносимый ночным эхом далеко, на грани восприятия, лай собак… А ведь немцы, когда вошли, в селе первым делом собачек постреляли.

Немцы!

Выходит туман и тишина – это не волшба и не возможное появление гостей из преисподней, это само кладбище, как могло, пыталось от чужаков защититься…

Значит, все же кто-то из соседей их попытался сдать. Получилось ли? Судя по звукам, им с кладбища не выбраться. Сумерки так поредели, что уже видно, как пасмурным днем…

Сильный бой с пехотой противника. Части тыловые, потому-то и рисковать непривычные, но кладбище в кольцо взяли грамотно, патронов не жалеют. Бронированная каракатица на колесах из станкового пулемета полощет, что из брандсбойта водой поливает, только близко к часовне подобраться не может. Бой начался в пять утра. Сориентировавшись, Разин распорядился:

– Корень – на левый фланг, Вальцман – на правый!

Корень дело знает. Поставил сошки в упор на надгробие, стволом пулемета пока что просто водит, прикидывает, куда стрелять придется. Изя из-за креста винтовку выставил, но тоже еще ни разу не стрельнул. Голову в плечи втянул, глаза прищурил, скукожился весь, а потому что щепки и каменная крошка во все стороны летят, пули траву под боком шматуют, будто машинка волосы в парикмахерской Познера. Нащупали их конкретно. Дальше тянуть нечего, скомандовал:

– Огонь!

Первую цепь Корень из пулемета скосил качественно, не дал подобраться со своей стороны. Разин тоже не оплошал, да и на Изино направление пару гранат закинул. Выросла вторая цепь немцев. Настырные!

Что там за дым клубится? Меняя позицию, мельком глянул. Деревня вся пылала. По злобе, что ли, пустили фашисты красного петуха?

– Ой! Ой! Ой!

Оглянулся на голос. Изя ранен в ногу. Ну этого следовало ожидать, они с Корнем в постоянном движении, а этот застыл на месте, голову поднять сил нет. Срезал приподнявшегося немца, с гранатой в замахе.

Бумс!

Отрадно! Своих пощипал покойничек. Знал бы точно, где вход под землю, может, туда бы пролезли, а так, как говорится, «За Родину, за Сталина!». Где-е! Хоть лопату бери да копай! Так ведь не дадут!

Переполз. Все штаны порвались, колени в крови, саднят.

Грохнул взрыв. Это Корень в своем секторе обороны мечется. Трое солдат остались лежать на земле, еще один был ранен. По непонятной причине сдетонировала граната в чужом стане. Пока немцы разбирались, что к чему, один из них, рослый, молодой и здоровый, как битюг, охнул, схватился за сердце и упал замертво. Чего разбираться. Сосед, неумеха, с боевым средством некачественно сработал.

– К часовне отходим!

Полоснул очередью. Сволочи! Как подошли близко. Патронов мало осталось. Две последние гранаты улетели по назначению, освобождая проход к невзрачному строению из камня.

Обороняя, предоставляя проход командиру, Корень, стоя на ногах, держа «дегтяря» на весу, лупил по пехотинцам на распыл ствола, рыча сакраментальную фразу:

– Хр-рани Господи Белояр-рово племя!

Значит, ва-банк пошел, разломав свой родовой науз.

– Удачи тебе, боярин, в следующей жизни! – прошептал Разин.

Не видел, как сломанной веткой сложилось простреленное во многих местах тело боярина Корнеева, как солдат в мышиной форме приколол штыком Изю Вальцмана. На входе в часовню пуля клюнула в правое плечо, придав ускорение, заставив развернуться на бегу. Выронил автомат, считай с пустым диском. Рванул ворот гимнастерки, освобождая доступ к своему медальону. Кажется, все! Здоровая рука потянулась к кобуре с ТТ.

– Храни…

Плотно пригнанная к полу плита с противным скрежетом отодвинулась в сторону. В проеме появилась голова приснопамятного лейтенанта. Апраксин позвал:

– Ныряй вниз, капитан…

* * *

На этой улице частного сектора пересуды соседей вызвал неожиданный брак молодого приезжего, красивого блондина с привлекательной девушкой, жившей довольно замкнуто с матерью в небольшом деревянном домишке. И мать, и дочь обосновались здесь тоже недавно, выкупили усадьбу у Степана Полторака. О девушке соседям было известно, что она нигде не учится и не работает. Ее общительный молодой муж, одетый в неопределенную полувоенную форму, вроде как сотрудником органов госбезопасности был. Хороший человек, легко сходился с людьми и даже предлагал хлопотать за репрессированных соседей. Где-то в мае месяце семейство съехало. Думали, дом продан, ан нет, новых хозяев не видно. Только вот какая закавыка! С первых дней войны Житомир подвергся бомбардировке, а после ухода из него советских войск немецкие войска захватили город и установили здесь жестокий оккупационный режим. Центр города представлял собой руины. Разрушены целые кварталы, а частный сектор в их районе не особо пострадал. Сразу же после оккупации города на улице появился красивый сосед в офицерской немецкой форме.

Навестил, значится, соседей. Не забыл. Не большая беда была бы, ежели сам проявился. Не-ет! Он же, сволочь такая, на грузовых машинах с солдатами подъехал. Улыбается, а народ со дворов, как скотину, в стадо сгоняют, собак стреляют.

Закончилось все тем, что на кого указал, в машину погрузили и увезли, а найденных по хатам раненых красноармейцев просто постреляли и у забора так и бросили. Вот такой сосед, понимаешь ли! А звать его теперь по-другому – оберштурмфюрер СД Отто Кёлер.

Город, казавшийся тихим и безропотным под грузом немецкого сапога, вдруг взбудоражился взрывами и выстрелами по ночной поре. И все это в центре. Когда в плен попали несколько генералов Красной Армии, сначала думали переправить их в Польшу, заточить в один из концлагерей, только скоро падет Киев, как значилось, мать городов русских, а потому вмешалось Министерство пропаганды. Ведомство Геббельса убедило фюрера до поры до времени придержать большевицких военачальников, дабы представить их «культурному сообществу» всего мира на обозрение именно в покоренной столице северных варваров, как бы подчеркнуть мощь Германии и неотвратимость гибели славянских территорий, а также рождение новых земель Фатерлянда.

Большевиков определили в житомирскую тюрьму, место суровое, с крепкими стенами и охраной. Вот тогда и подключился Ausland-SD, VI отдел Шеленберга, решив провести параллельно операцию по выманиванию и захвату возможной группы из центрального аппарата военной разведки русских. О том, что нужная информация дошла до адресата, можно было понять после того, как бомбардировочная авиация противника, теряя самолеты и их экипажи, упорно пыталась разбомбить житомирский замок, вернее бывшую обитель отцов-иезуитов. Значит, скоро должны были появиться и гости…

И они появились. Те ли это, кого ждали? Уж слишком прямолинейно пошли на штурм… Оказалось, что те! Операция летела в тартарары. Их банально перехитрили. И пока охрана отражала ожидаемый удар, назначенная команда выдвигалась на перехват, пока всех заинтересованных в деле лиц поднимали на ноги, привлекали агентуру, подтягивали резервные части, а потом гонялись по ночному городу за «тенью» чужих разведчиков, основная группа русских пришла, откуда ее уж точно не ожидали – из-под земли. Кто же знал, что под Житомиром существует второй, подземный город?..

Вымотанного за ночь Кёлера вызвали на ковер. Штурмбанфюрер СД Дейс, по всей видимости, успел получить нагоняй из Берлина, со всеми вытекающими последствиями, был немногословен и понур. Шеф упрекнул подчиненного:

– Когда вас внедрили в местные условия Житомира, рассчитывали на то, что вы многое узнаете о месте вашей будущей работы… Почему о подземном городе вам не стало известно?..

Хороший вопрос. Ответа нет. Молчал, как на допросе у врагов.

– Именно из-за вашей нерасторопности мы вынуждены бить по хвостам. Я сомневаюсь, что облавы и захват заложников изменят сложившееся положение дел. Маршевая рота и передовая, вот то место, на которое в случае провала вы можете рассчитывать. О предпринятых мерах мне уже доложили. Этого мало. Напрягайте агентуру, подключайте местных помощников… Город перекрыт, но кто знает, где бандиты могут выйти на поверхность. Доклад каждый час. Я вас не задерживаю…

Отто из шкуры лез. Напряг все резервы. И действительно, кое-какой результат был, бой в соседнем с городом населенном пункте доказал это. И снова проклятые катакомбы… Часть русских смогла прямо с кладбища уйти под землю. Сунувшиеся было вниз солдаты из спецкоманды СС сначала взяли след, а потом пропали и на поверхность больше не выходили. Казалось, все… в его жизни маячит передовая. Кроме двух трупов большевиков, других результатов не нашлось.

Пожив некоторое время в СССР, Кёлер как болячку подцепил некоторые привычки русских. В расстроенных чувствах вошел в кабинет, из тумбы стола достал бутылку водки, ее содержимым до половины наполнил граненый стакан. Примерился к дозе. Выдохнул воздух из груди, готовый заглотить «горькую», поправить нервы… когда звонок телефона вырвал его из сакрального действия аборигенов захваченных рейхом территорий. Чертыхнулся почему-то на русском языке.

– Слушаю, Кёлер! – буркнул в трубку.

Услышал:

– Господин Кёлер, вы еще хотите поймать сбежавших русских?

– Кто говорит?

Фраза строилась на отличном немецком языке, но с преобладанием шипящего звука, будто у говорившего во рту выбиты передние зубы.

– Это не важно. Если мы с вами договоримся, то укажем место, от которого необходимо пустить проводников с собаками, а следом бывалых солдат.

Это может помочь и в корне меняет расклад.

– Чего вы хотите?

– Я хочу, чтоб все… Подчеркиваю, все, за кем поведет след, были не взяты в плен, не задержаны для допросов, а уничтожены.

Интересное предложение. Главное, зачем это кому-то нужно? Гм! Только другого выхода он не видит…

– Я согласен.

– Отлично. Тогда запоминайте координаты местности и ориентиры, по которым вы найдете выход из подземных лабиринтов…

Странный звонок, трудно верится в доброе отношение кого-то к их ведомству, но попробовать нужно. Все равно других предложений нет. Как там русские говорят: «На безрыбье и рак рыба».

Набрал номер на телефоне, связываясь с фон Мансфельдом.

– Привет, Йоганн!

Услышал в ответ:

– Опять ты?

– Дружище, нужна помощь твоей ягдкоманды.

– Кого на сей раз ловить?

– Тех, кто от вас смог улизнуть.

– Это не смешно, Отто! В городе черт знает что творится. Нас напрягли по несвойственным для подразделения делам…

– Прежние задачи для вас отменяются. Твоя рота усилится проводниками собак, добавим маршевую часть. В общем, поступаешь в распоряжение СД.

– Сколько у нас времени на подготовку?

– Через час я буду у тебя…

Мансфельд в свою очередь не слишком искал встречи с противником, который чувствительно потрепал его роту и, соединившись с выходящей из окружения частью, смог выжить и уйти. А ведь так получается, что не ушел. Мало того, задачу свою выполнил. Только рота… вернее оставшихся от полноценного подразделения сорок восемь солдат сможет ли нейтрализовать такого хищника?

Погрузившись в машины, прихватив с собой прибывших проводников-кинологов с их четвероногими тварями, десяток представителей СД, одетых в полевую форму и экипированных, как для длительной обороны спецобъекта, с их неугомонным начальником, охотники выехали в сторону лесного массива за городской чертой. Туда же должна прибыть пехотная часть, выделенная для прочесывания квадратов прилегавшей территории.

Вход под землю обнаружили быстро. Кёлер с облегчением вздохнул, не соврал наводчик. Но это ничего не значило, пока первичный этап не дает желаемого результата.

Собаки взяли след, усиленно дернув поводки, потащили за собой проводников, оглашая окраины леса лаем. Мансфельд поморщился. Основными условиями успеха любого специального мероприятия ягдкоманды являлись полная секретность, маскировка и терпение, а тут лишних, как на бульваре… Кивнул оберфенриху Шпору, поведя подбородком в сторону убегавших проводников. Разобравшись с подразделениями, в затылок друг другу, стараясь даже ступать след в след, охотники отдельными колоннами двинулись к лесу.

– Ну что? Нам тоже пора, – ерничая, пригласил оберштурмфюрера с его сворой проследовать в лес.

Так и двинулись, сложившимся построением. Проводники с собаками, «рота» охотников, Мансфельд со связистом, за плечами тащившим ящик радиостанции, в сопровождении десятка эсдэшников, ну а следом до батальона пехоты, развернутой в цепь…

Не все оказалось так просто. Через четыре часа от основной группы поисковиков откололся батальон. Нечего пехотинцам делать в лесу, когда «дичь» направляется по определенному маршруту, не прячась, не устраивая засад и пока что привалов. Прет, будто кабан по своим угодьям с целью пищевой надобности. За пехотой почувствовали свою ненадобность представители контрразведки. Честно сказать, эти циркачи уже начали Мансфельда напрягать. Ходить по лесу не умеют. Слоны, наверное, тише ходят… Вместе с эсдэшниками послал подальше собачников, свою роль они выполнили. Оставшись исключительно со своими, почувствовал охотничий азарт. Кураж! Теперь можно было работать.

Боевые группы команды, как правило, передвигались в ночное время, а днем личный состав отдыхал, тщательно замаскировав свое место стоянки. Чтобы исключить внезапное нападение противника, выставлялись боевое охранение и наблюдатели, но на этот раз они исполняли роль гончих. Бежали по следу, давно определив количественный состав преследуемой дичи, как и то, что вел беглецов умелый проводник.

Странное дело, но диверсанты на своем пути не оставляют ни сломанных веток, ни вытоптанной травы, пару раз попадались кострища, да один раз наткнулись на схрон. Пустые сплющенные консервные банки враги закопали под корнями дерева.

Трое суток погони в лесной, болотистой местности не наложили на лица солдат отпечаток усталости, для них это дело привычное. В ходе выполнения боевой задачи фельдфебель Эб Биккель на ночевке отловил рядового Закса в момент перекура и не стал откладывать наказания до возвращения в расположение родной роты, кулаком, размером с пивную кружку, нарисовал синяк под глазом. Ублюдок мог выдать место отдыха. В лесисто-болотистой местности запах табачного дыма можно уловить на расстоянии до восьмисот метров. Об этом знает каждый лесник, как и о том, что ночью на открытой местности огонек горящей сигареты виден с расстояния до трех километров.

– Герр обер-лейтенант, они от нас близко, – под вечер следующего дня доложил Хонеманн.

– Уверен?

Раздвинул ветви кустарника.

– Точно. Вот, смотрите. Все-таки их проводник не углядел, как на привале кто-то в кустах опростался. Видно подперло. Дерьмо свежее.

– Что ж так оплошал?

– Кто знает. Не удивлюсь, если он их коллективно в речушки высаживал, чтоб экскременты течением снесло.

Утром рота напоролась на лесную деревушку, через которую прошли беглецы, не став задерживаться в ней, лишь пополнив у местных жителей запас продовольствия.

– Далеко они?

– В двух переходах от нас, – доложил Хонеманн.

– К вечеру догоним?

– Сомневаюсь. Проводник их прямиком через болота ведет, а мы вынуждены эти болота обходить.

Появившийся фельдфебель с иезуитской улыбкой оповестил ротного:

– Господин обер-лейтенант, в деревне прячут коммунистов. Выходящая из окружения в сторону линии фронта воинская часть забрала с собой лишь часть солдат, оставив тяжелораненых на попечение жителей лесной деревни.

– Много нашли?

– Больше двадцати человек, все ранены.

Вот еще напряг! Почему людям в лесу не живется спокойно, все себе проблемы выискивают. Дикари.

– Фельдфебель, времени возиться у нас нет. Выбери строение попроще, всех врагов загнать внутрь, двери заколотить и поджечь.

– Слушаюсь!

– Да, совсем забыл. Местных жителей не трогать…

* * *

В течение нескольких недель после начала войны немецкая армия смогла завоевать часть территорий под Смоленском, операции проходили успешно, поэтому Гитлер решил перенаправить часть войск в сторону Киева, чтобы в скором времени завоевать Украину. Согласно его планам, к зиме Украина должна была быть взята. Кроме того, необходимость взять Киев была продиктована тем, что немецкое командование не хотело допустить отхода советских войск в глубину страны, так как это могло позволить армии СССР получить подкрепление и усилить оборону столицы.

Руководствуясь планом стремительного захвата «Барбаросса», Гитлер хотел к зиме захватить и Донбасс, где находились угольные месторождения. Это позволило бы немецкой армии обеспечить себя теплом и продовольствием для дальнейшего продолжения войны на территории СССР. Задача советского командования состояла как раз в обратном – не подпустить немцев к Киеву, поэтому уже к середине июня командование начало перебрасывать войска в эту область, чтобы создать единую мощную линию обороны по всей старой государственной границе 1939 года.

После захвата Житомира для немецких войск по Житомирскому шоссе открылась прямая дорога на Киев. Более централизованное и мощное наступление на Киев началось лишь в августе. Немецкое командование предприняло несколько попыток штурмовать город, которые провалились в результате молниеносной реакции командования и войск, защищавших столицу Украины. Ожесточенные бои у стен города, а также по линии фронта продолжались уже несколько недель. К середине месяца немцы смогли завоевать практически все территории по течению Днепра от Херсона до Киева, а также территории около Припяти. Линия фронта встала, войска с обеих сторон ожидали подхода резервов и подкреплений, исчез «слоеный пирог» в местах расположения частей и на линии соприкосновения армий. Пересечь эту линию стало сложно.

Выходом к своим номинально руководил раненый Разин, а фактически решение двигаться по медвежьим углам принял Каретников…

Разин наконец-то мог отдохнуть. Вытянув ноги и прижавшись спиной к шероховатой коре на стволе дерева, мог позволить себе бездумно пялиться на синь неба, на яркое солнце и зелень вокруг. Слегка мутило. Пулю из раны Апраксин достал, чем-то вонючим и травянистым ее замазал, забинтовал, при этом как-то уж очень удивленно, но со своей навязшей уже в зубах хитроватой улыбкой смотрел то на капитана, то на медальон на его груди. Странно! Обычно те, кто видели его науз, задавали вопросы. Что да как, почему носит на груди, не предмет ли церковного культа? Этот же словно воды в рот набрал. Лыбится гаденько и молчит.

Только что из болота выползли. Надоели эти болота хуже горькой редьки. Не успеешь из одной полыньи выйти, как тут же в новой клоаке оказываешься. Ничего не поделать – Житомирское Полесье во всей неприглядной красе. И находится оно в междуречье Уборти и Болотницы, потому и грунтовые воды близко к поверхности земли подходят, потому и болота… а если не они, то уж заболоченные луга, окруженные лесом с мочарами. В болотных заводях живность вьется, трепещет, охотится, плавает, летает меж упругих стеблей водяных лилий, над их изъеденными улитками листьями. Всех болота достали, а вот Апраксину хоть бы что. Будто лучших мест на всей земле нет. Разин как-то не стерпел, высказался, а в ответ услышал от лейтенанта:

– Болото не для всех гибельно. Живёт своей особенной, скрытой от постороннего взгляда жизнью. Живёт, чтобы потом умереть и снова возродиться. И в этом его невероятная сила. – Глянул хитро так, спросил: – Никого не напоминает?..

Что это он в виду имеет? Не понять.

– Вот и принимай его, какое оно есть. Тебя и меня оно же терпит.

– Как это?

– У каждого болота хозяин есть. Болотняник, старикан с глазами цвета болотной воды, с водорослями в мутно-зеленых волосах да с хвостом ящерицы. Бездонные трясины он устилает свежей травой. Может, именно сейчас, он смотрит на нас, скрываясь в ряске.

Смеется над ним, что ли? Сдерживаясь от грубости, задал вопрос:

– Шутишь?

– Ха-ха! Шучу…

Глаза холодные, словно две ледышки. Поднялся на ноги, направившись к костру, где генералы, как простые солдаты в походе, колдуют у казана. Обернулся с серьезным выражением на лице, добавил к сказанному:

– А может, и нет.

Вот и понимай его, как хочешь! Им всем только бы до своих добраться, а там уж…

Когда на поверхность выбрались, лейтенант тоже темнил. Спросил его, кто такие их провожатые и почему он одного из них ни на секунду от себя не отпускает? Отшутился. Мол, люди хорошие на пути попались, взялись проводить по лабиринтам, чтоб не заплутали не ровен час, в ловушках не сгинули. Как же! Взгляд у этого молоденького паренька, словно у змеи подколодной, холодный и безжалостный. Видел не раз таких людей, прожженных жизнью, опасных и непонятных ему. Только те как минимум полвека прожили, всякое повидали, а этот… молодой, улыбчивый, добрый… убийца.