Текст книги "Лабиринт. Феникс"

– Выходим через кабину!

Все! Что смог, то сделал. Теперь делать ноги!

Через миг садануло в центральную часть самолета, но это даже помогло ему. Взрывной волной придало ускорение, и он не совсем понял, как приземлился в пожухшую траву взлетного поля, слегка присыпанную тонким слоем снега. Откатился в сторону, при этом взводя затвор ППШ. Почувствовал, что не один. Нашлись последователи, выбравшиеся из самолета по его стопам. При всем трагизме положения мимоходом отметил туповатую боль и железный привкус во рту. Твою дивизию… ко всему еще и язык прикусил! По мелькнувшим неподалеку и в стороне теням отработал двумя очередями в три патрона каждая. Выбравшиеся напарники его поддержали. Правильно! Хочешь выжить? Сражайся! Только соображалку включай.

Территория наша, и на нашей же территории… гм, как щенков…

Отрядили их по запросу ведомства Мехлиса. А еще, будучи начальником Главного политического управления, Лев Захарович затребовал командировать на Крымский фронт обученные кадры политруков. Самолет помимо разведки политруками набили, что кильки в банку сунули. Перелет планировали не в один день… Значит, у кого-то было время. Группы – сборная солянка из их же ведомства. От своих информация о перелете и о работе на юге особо не скрывалась. Он же сам загодя знал… Значит, «протекло» либо у них, либо у «политиков». Теперь плоды беспечности пожинают. Что ж так не везет-то?

Сброшенная разведгруппа противника дождалась самолет, а после того, как он присел, начала действовать. Надо полагать, что персонал аэродрома уничтожен и на помощь надеяться нечего.

Вовремя в кустарник срулил. Как и рассчитывал, напарники последовали за ним. Осмотрел вояк. Из его группы никого. Двое из соседней и два замполита. Мать честная! Это все?.. Хотя нет. Вон из самолета по вспышкам огонь ведется, значит, живые есть. Но только пока. Если ничего не предпринять, их скоро не станет.

– Значит так! Сами поняли, в нашем тылу высадили диверсантов. Их больше чем полсотни быть не может, иначе не эвакуируют потом. Мы с вами пару-тройку фашистов завалили, но нашим помощь нужна. Сейчас расходимся и враздрай дербаним их группу. Отвлекаем огонь на себя, уводим подальше и по возможности уничтожаем. Не поведутся на такое, тогда по одному кружим у занятых ними позиций и снова снижаем поголовье.

Один из комиссаров спросил:

– Может, лучше дождаться, когда наши подойдут? Они ведь должны бой слышать?

– Когда подойдут, в самолете всем капец настанет. Короче, разведка работает автономно, вы двое – совместно. Оружие проверить, на боевой взвод поставить, – обратился к коллегам. – Вправо-влево расходитесь, работаете по готовности. Пошли!

Оглянулся на инженеров человеческих душ, посоветовал:

– Вы лучше из кустов нас поддержите, только сначала путь отхода наметьте. На носу себе зарубите, сначала стрелять и только потом интересоваться, кого упокоили. Для вас сейчас здесь все враги, страховать некому. Удачи!..

Как ни странно, но во всей неразберихе военных дорог, потерь и забвения про него вспомнили именно в тот момент, когда он меньше всего этого ждал. В отличие от ведомства государственной безопасности, закрывшего вопрос с неудавшейся попыткой уничтожения столицы государства, а заодно и с единственным из выживших, сейчас находившимся при смерти красным командиром невеликого звания – лейтенант, родное ведомство его вспомнило. Находящееся почти в зачаточном состоянии будущее, страшное и очень ужасное для государств, политиков и иностранных армий ГРУ ГШ, а ныне не слишком большое и мало финансируемое управление армейской разведки – РУ, снизошло сверху вниз и в лице генерала Виноградова поинтересовалось лейтенантом.

Начальник Разведывательного отдела юго-западного направления испытывал кадровый голод. Нет, аналитиков у Ильи Васильевича хватало, а вот боевиков, разведчиков низового звена в первые месяцы войны как косой выкосило. Ускоренные курсы выпускали одноразовый продукт – кадры на одну операцию. О лейтенанте Апраксине вспомнил после того, как в части касающейся ознакомился с документом по усилению защиты государственных и военных объектов. Вскользь проскочила знакомая фамилия. Проскочила и отложилась в памяти. Навел справки и потянул за ниточку, распустив узел.

Капитан Разин, предлагавший после выздоровления приставить удачливого лейтенанта к делу диверсий на подконтрольном направлении, с остатками группы улетел в Крым и на данный момент работал в районе Севастополя. Бои на подступах к столице заставили забыть о многом. И вот теперь, после разгрома фашистов под Москвой всплыла фамилия – Апраксин. Тот ли?.. Оказалось, он самый. Только выздоровевший и находившийся в отпуске. «Раставив сети» в военкомате, отловил молодца и, как предлагал капитан, к делу приставил. События в Крыму и требования к Ставке ВГК комиссара первого ранга Мехлиса отладить и усилить работу разведорганов фронта потребовали от начальника 7-го отдела РУ создать корректирующий орган на месте, придав ему собранные с бору по сосенке разведгруппы. Лейтенант Апраксин вошел в состав одной из групп.

15 февраля Мехлис вместе с генералом Вечным в срочном порядке были вызваны для доклада Сталину. После доклада о степени готовности войск к боевым действиям в Крыму Верховный оказался им не удовлетворен и приказал немедленно из СКВО на усиление Крымфронта перебросить 271-ю, 276-ю и 320-ю стрелковые дивизии, по полному штату укомплектовать их политруками, а ко всему прочему обратить внимание на действия разведки и использование средств связи. А уже 16 февраля Лев Захарович потребовал от командующего войсками СКВО, генерала Курдюмова, очистить передаваемые дивизии от кавказцев и заменить их военнослужащими русской национальности, а от генерала Виноградова – отправить на «его» фронт подразделения особого назначения…

* * *

Командир диверсионной группы подошел к выполнению поставленной задачи ответственно и грамотно. После того как их сбросили в заданном квадрате, пешим маршем группа пробежала тридцать километров. Охрану аэродрома уничтожили без шума. Только и у немцев случился прокол. Аэродром был полевым, поэтому расчет на то, что он оборудован средствами защиты от вражеской авиации, не оправдался. Глубокий тыл и ночная жизнь аэродрома подскока, кроме замаскированных цистерн с горючим, команды техников и охраны, а также радиорубки в здании, больше похожем на коровник, не предоставили даже захудалой зенитки, на которую расчитывал капитан Зельман.

Исходя из реалий, выставил свой пост охраны на подъезде к объекту диверсии, оставив в живых аэродромного связиста, добился посадки ожидаемого самолета. Было бы в наличии зенитное орудие, растрелял самолет на полосе, а так… Фельдфебель Кранк противотанковой болванкой выстрелил по кабине вставшего на стоянке самолета.

– Пошли! – пустил вперед отделение Ноймана. – Огонь по живой силе!

Ожил пулемет. К нему присоединились автоматы боевой группы. Для русских там сейчас ад кромешный. Взорвалась пара гранат. Сам самолет не взорвался только по причине мизерных остатков керосина в баках, да и то какой-никакой костерок все же был, но не критичный для «гостей». Заметил, что кому-то удалось выбраться, но в горячке боя не смог вовремя сориентировать солдат, а те, кто рядом находился, погибли, попав под очереди выбравшихся счастливцев. Ерунда! Основная задача выполнена. Вот она на стоянке враскоряку стоит, правда пока огрызается ответным огнем, но это агония. Чуть напора и все! Вызванный грузовой «юнкерс», считай, на подлете. Контрольный срок – пятьдесят минут. Связь с ним держат. Что за черт? Ну, откуда там еще кто-то живой? Стреляют в ответ. Кажется, самолет уже весь изрешетили.

В этот самый момент показалось из самой ночи, будто в клещи беря, по его ребятам открыли огонь, сбивая на землю солдат вермахта. Те вынуждены были на какое-то время оставить «подраненую добычу» и ответить. Степь, как бильярдный стол. Тут же, из близко росшего кустарника ударили сразу из двух стволов. Вынужден был и сам залечь в замерзшую стерню. Лишь имея опыт, смог увидеть откатившуюся в сторону, а затем поднявшуюся тень. О! Вторая тень поднялась. Стреляли безалаберно, на распыл стволов. Идиоты! Приподнявшись сам, отдал приказ, прекратив ненужные сейчас намерения подчиненного личного состава:

– Не преследовать! Основная цель – самолет!

Подчинились, как делали это много раз…

Подобраться к оборудованному посту бесшумно не сложно. Сириец в свое время по этому вопросу постарался, все жилы из его организма вытянул.

Пятеро диверсов исполняли явно не свою роль. Встав во весь рост, отошли ближе к аэродрому и с упоением глазели на ночные сполохи со стороны едва горевшего самолета, прислушиваясь к раскатам стрельбы, в голос делились впечатлениями. По их высказываниям понял, что когда те летели сюда, казалось, задание трудновыполнимое, а оказалось, что толком и пострелять не придется.

Михаил вычленил одного индивида, того, который в отличие от остальных крутил башкой на сто восемьдесят градусов. Бдил внутри почти полного круга, выложенного мешками с песком, не беря в расчет только сторону тыла. А зря! Нет, это не диверсы, обычная десантура.

Полуприседом подобрался к препятствию. Выпрямился в узком проходе. Особо не маскируясь от сослуживцев «часового», своим телом прикрыв от них его силует, шагнул к нему, притиснув и наклонив к смерзшимся мешкам, при этом перехватив его же ремень от автомата, воспользовался им как удавкой. Упор. Рывок. Крика нет, как нет и метаний ног и рук. Руки заняты попыткой расцарапать свое горло, а ноги подвиснув молотят в пустоту. Все! Перестал сипеть. Отпустил. Огляделся. Как мило! Кто-то из четверки раззвездяев на бруствере оставил своего «кормильца». Для этой войны МГ самый крутой из пулеметов. Рывком переставив «машинку» на другую сторону барикады, упер приклад в плечо и прицельно стал стрелять, корректируя стволом огонь из сопла.

Ду-ду-ду-ду!

– Ох ты, прыткий какой!

Ду-ду-ду-ду!

– Сейчас.

Ду-ду-ду!

– Сейча-ас. Все, аут! Но таскать тебя уволь. Тяжел больно! Ну что? Пора ребят навестить.

Здание аэродрома обежал полукругом, каждую секунду ожидая из кустов выстрел. Растительность с этой стороны создавала затишье от ветра. Все поросло кустарником. Как раз все это и затрудняло обзор. Вот и угол строения, он на фоне снега отличен особой чернотой. Сарай сараем! Шагнул к нему. Выглянул. Из-за разлившегося из бака остатка керосина, горевшего, казалось, прямо из земли, создавался эффект подсветки некоторого пространства. Хорошо виден бок самолета с проемом двери. К ней сейчас не подойти из-за языков пламени, раздуваемых ветром. Отметил затык в выверенном плане немецкого командира. Двое советских диверсов, опять же при помощи подсветки, окучили немцев со стороны степи, добившись потерь у врага, и сейчас, маневрируя средь пасмурной, безлунной ночи, вели беспокоящий огонь. А вот партийцы действительно оттянули на себя малую толику бойцов вермахта, уж дюже место, из которого выпустили по паре дисков патронов, было удачно, потому-то и шугнули их с него. Кому понравится, когда отморозки походя в спину стреляют? По убогости и неумению, может, и не подстрелят никого, но ведь по нервам штырит. Михаил улыбнулся своим таким мыслям.

Со скрипом отворилась дверь, находившаяся прямо под фонарем, закрепленным на стене. Невидимый им немец высморкался. Услышал, как он позвал кого-то:

– Эй, Руди!

Отклик последовал из-за ближайшего дерева.

– Чего тебе?

– Сходи, передай капитану, через десять минут встречаем самолет. Пусть зеленой ракетой укажет направление посадки.

– Добрая весть.

Дверь снова захлопнулась. Охранявший радиста солдат правильно выбрал место наблюдения за подконтрольной территорией, вот только шагать к командиру ему пришлось мимо угла, где находился Каретников.

Михаил спиной прижался к бревенчатой стене, отведя руку с ножом к левому плечу на уровне подбородка, даже дыхание затаил. Как только едва угадывавшаяся тень человека своей нижней частью поравнялась с отметкой кромки угла, рука спущенной пружиной распрямилась в локтевом сгибе. Клинок, пробив кожу и плоть шеи, застрял в позвонках. Ни крика, ни стона. Заволок труп за угол, уложил у нижнего венца. Теперь бы поторопиться!

Радиста упокоил одним выстрелом из ТТ, ворвавшись в незапертую дверь. Мужчина с мощным торсом, сидевший за столом, заставленным радиоаппаратурой, успел дернуться к автомату, но получив пулю между бровей, откинулся на спинку стула. Теперь в тылах никого и можно пошалить. Выбравшись на оперативный простор, с чувством большого удовлетворения наконец-то воспользовался карманной артиллерией, словно при преодолении полосы препятствий приседая, перекатываясь, а то и плюхаясь на живот, заслоняя голову прикладом, куда считал нужным бросками «сеял» гранаты. Взрывы следовали один за другим, вычеркивая из списков живых тех, кого судьба до этой ночи хранила на этой войне. Не сбавляя темп передвижения, прошелся контролем из переброшенного из-за спины автомата.

Ф-фух! Взопрел даже!

Присев, проорал в сторону притухавшего костра:

– Живые есть? Отзовись!

Отозвались:

– Кто спрашивает?

– Апраксин! Все, можно покинуть борт!

– Точно?

– Точнее не бывет! Быстрей давай! Сейчас немцы свой самолет сажать будут. Нужно зеленую ракету пустить и встретить как полагается!

Керосин почти выгорел, оставив темную, широкой дугой раскинувшуюся блямбу. Спрыгнув на это пятно, парняга – Каретников узнал в нем Синельникова – принял на руки еще двоих человек, явно раненых, но живых. Он обернулся, произнес в лицо их спасителю:

– Встречать некому. Нас всего трое осталось. Остальные…

Твою ма-ать! Сколько народу положили! Заверил:

– Ничего, встретим! Для этого много ума не нужно.

Он действительно знал, что делать. Пришлось снова рысачить, потроша одежду и шмоная подсумки немцев. Гул в небе предупредил о подлете чужого самолета. Ну, где же?..

Наконец-то нашел, что искал. Ракетница и толстые цилиндры патронов к ней. Не обращая более ни на что внимание, дал деру в степь, но далеко не отбегал. Остановился. Примерился. Вроде бы с этого места будет как раз нормально. Под нужным углом выстрелил в направлении хибары, добился результата. Летчик, судя по всему, заметил целеуказатель, сделав полукруг, пошел на посадку.

Михаил снова произвел выстрел. Снова ракета зеленым огнем указала путь на посадку. Летчик по подсказке сбросил обороты и направил машину прямиком… на высокие кроны деревьев, от ветра загородивших строения. Пропеллеры обоих моторов рубанули толстые ветви, запнулись об них, а крылья будто в стену ударились, сламывая и куроча плоскости. Самолет, дав козла, рухнул прямиком на избу, производя звуковой гвалт.

– А шуму-то! – констатировал плоды дела рук своих Михаил. – Тем не менее писец котенку, больше срать не будет. Теперь остается только проверить, не выжил ли кто из летунов…

* * *

Оно так всегда и бывает, если начнется дело через пень-колоду, то потом так и тянется, пока кто-то не внесет в него определенный неучтенный фактор. Их всех, тех, кто выжил, снова перебросили в Москву. По прилете разоружили. Кто был ранен – отправили в госпиталь, кого лишь царапнуло слегка – рассадили по «уютным» помещениям с решетками на окнах. Пошло дознание! Будто именно они, те, кто летел в самолете, в первую очередь виноваты в случившейся диверсии. Натянув на лицо маску среднестатистического жителя этого времени, сделав поправку на свою возрастную внешность, Каретников охотно сотрудничал со следаком. Практически по минутам пришлось восстанавливать картину посадки и боя. Потом снова и снова повторять сказанное, плюсуя ощущения и собственные домыслы. Он лишь однажды приоткрылся, слив допрашивающему «контрику» мысль о том, что у всей этой катавасии «ноги растут» в штабах двух управлений. По тому, как лицо дознавателя на миг сморщилось, понял, что этот вариант и у них основной. Зачем же их мурыжат? Кругом война… В камере допер. Целиком сложившаяся еще до войны система не сбоит до сих пор. Народ как работал по старинке, так и работает. Поэтому нужно терпежу набраться и ждать, пока основная волна пройдет и их, как мелочь, как пушечное мясо, не отбросит этой волной в сторону, чтоб снова послать на передовую.

В общем-то так и произошло. Полторы недели мурыжили, а еще на две про них забыли. Потом прибывший представитель их командования общим чохом всех забрал из кутузки. Родное управление встретило неласково. Перетасовало и направило по другим отделам. Не успев представиться, Михаил получил новое назначение. Подполковник Феоктистов, глядя ему в глаза, определил место будущей службы:

– Я так понял, что вам дали время отдохнуть?

Ну, юморист! Однако юмор начальства поддержал, вытянувшись по стойке смирно, взглядом «поедая» подпола.

– Так точно.

– Лейтенант, не нужно тянуться. Я о вас кое-какие справки навел. Нет, не то, что в личном деле записано. Хотя и с ним ознакомился… Того, как мастерски вы вывели генералов с оккупированной территории, там нет. Так вот. Снова придется на самолете слетать. Как? Не мутит от прошлого полета?

Каретников, снова шифруясь под возраст, браво ответил в общем-то именно так, как и ожидало начальство:

– Прикажут, слетаю.

– Вот и молодец…

Прифронтовой город, в который перебасывали лейтенанта на легендарном У-2, встретил его не сразу. Сначала был полевой аэродром с рыхлым ноздреватым снегом по кромкам лесных зарослей да пожухлой прошлогодней травой на грязноватой ВВП. Конец марта – все по погоде. На аэродроме базировался, скорее всего, истребительный полк, укомплектованный самолетами смешанного парка. «Ишаки», высунув тупорылые носы с пропеллерами, стояли в «нишах» просек подлеска, укрытые маскировочными сетями. Техники в спецовках возились рядом с машинами. На взлетке кое-где видны следы от бомбежки, видать доставали летунов чужие бомберы. Большинство ям присыпано, и лишь свежие пятна смотрелись чужеродной картинкой. Встал столбом, наблюдая посадку звена, кажется «яков». Самолеты, практически друг за другом садясь, быстро катятся метрах в ста от него, заруливая чуть ли не в лес. С того места, где он встал, ни шиша толком не видать.

На плечо легла рука. Его пилот справился со своими делами и теперь занялся пассажиром. Дядька в возрасте, явно призвался с гражданки и его посадили на этот допотопный «почтовик», типа – «слетай – отвези – привези». С какой-то завистью в голосе произнес:

– Ястребки. Они здесь воздушное прикрытие стратегических узлов осуществляют. – Вздохнул. – Ладно, лейтенант, пошли. Наверное, уж заждались нас.

– Кто?

– Х-ха! Тебе видней, за каким ляхом я тебя привез. Идем, вон тропа у кромки леса. Нам по ней в ту сторону. – Махнул рукой.

Встречавшим был капитан в форме пехотинца. Окинув приехавшего любопытным взглядом, без лишних вопросов указал на черного цвета «эмку», ютившуюся под деревьями рядом с открытым строением, вроде больших размеров дровника, только со столом и лавками под крышей. Развернувшись, машина по накатанной колее старой просеки выбралась из леса на большак. Набрав скорость, прыгая по рытвинам и ухабам, объезжая ямы, кое-где нарушая принятые правила, понеслась как угорелая, виляя между препятствиями. Каретников повел глазом в зеркало заднего вида.

Понятно. Что-то эдакое и ожидал.

Усатый, горбоносый водила, выпростав кудрявый чуб из-под шапки, выпучив глаза, руками уцепившись в руль, давя на газульку, обогнал санитарные машины. Не успокоился этим, обогнал пару повозок, фургон. За грузовиком подтормозил, заставил своего «коня» пойти чуть юзом, а Каретников на заднем сиденье, мотнув, вжался в дверь. Даже после такого маневра машина не остановилась, уступая место автоколонне, идущей к фронту, лишь чуть сбавила скорость и по обочине шуровала дальше. Капитан, сидевший рядом с лихачем, видно привык к манере езды «горного орла», поэтому не кексовал, привалившись к дверце со своего бока, спокойно подремывал, изредка поднимая тяжелые веки.

Городок, в который с такой лихостью въехал дорожный беспредельщик, состоявший на службе в органах разведки, по многим приметам входил в число крохотных населенных пунктов на просторах России и ничем особым от них не отличался. Центральная улица вымощена булыжником. Дома на ней – наследство дореволюционных времен. Бревенчатые срубы, чаще всего уложенные с шиком в два этажа. Заборы с воротами сразу примыкали к стенам домов, как бы являя их продолжение. По обеим сторонам дороги за приподнятым бордюром – насыпные тротуары. Значит, точно не село какое. Город! Народ копошится, возится в грунте, ковыряя его кирками, ломами и лопатами. Пригляделся, насколько позволяла скорость авто.

Ага! Так это они последствия ночной бомбежки устраняют. Нехило отбомбились, заразы!

Следы бомбового удара грех было не заметить, тем более водитель скорость снизил. Немецкий воздушный «снайпер» будто специально метился, попал в кирпичный дом, и теперь куча битого кирпича завалила тротуар и половину проезжей части. У водоразборной колонки, свернутой набок, бомба оставила отметину в виде небольшого котлована с дырой в ревизионный туннель, и из-под земли теперь шуровала струя воды. Видно, как ремонтники в ступоре встали, не знают, как подступиться.

Солдат-регулировщик на перекрестке отдал воинское приветствие «эмке», скорее всего, знал машину и к какому ведомству она приписана.

– Вот мы и на месте, – проснувшись, констатировал капитан.

Свернули в переулок и остановились у аккуратного, окрашенного в зеленый цвет дома, стоявшего на высоком цементном фундаменте. Прямо у крыльца выставлен часовой с винтовкой за плечом, с примкнутым к ней штыком. Узнав машину и самого капитана, тот просто отшагнул в сторону, пропуская приехавших внутрь дома.

Сам дом был выбран не из пустого интереса, скорее всего, здесь и до войны стены постройки приютили какую-то госконтору. Здорово удивился, увидев на полу под ногами домотканую дорожку из беленого материала. Не успел глаз поднять, услышал:

– Ноги вытирай!..

Ну и порядки! Война идет…

– Разрешите! – Капитан с пятачка внутренней прихожей первым вошел в крайнюю правую дверь. – Товарищ подполковник, встретил…

– Давай его сюда!

– Есть! – обернувшись к щели приоткрытой двери, кивнул, понимая, приехавший не мог не смотреть, куда вскорости пригласят. – Заходи.

Зовут, войдем! Доложился седому дядьке со шпалами подполковника в петлицах…

– Товарищ подполковник, лейтенант Апраксин прибыл в ваше распоряжение.

…Посылали не конкретно к кому-то, а в воинскую часть с указанием только ее номера. В ответ поймал такой же, как и у капитана на аэродроме, удивленно оценивающий взгляд, а к нему еще и нейтральное высказывание:

– Н-да!

Михаил заметил прогулявшиеся желваки по скулам нового начальства. Заметил и то, как человек быстро взял себя в руки. Выходит, не ко двору пришелся!

– Ты погуляй пока, лейтенант, а я переговорю с кем нужно.

– Слушаюсь!

Выйдя, далеко от двери не отошел. Прихожая пустая, отчего не полюбопытствовать, о чем речь будет, если услышит, конечно. Приткнулся к стене, навострил слух, ловя урывки голосового текста.

– …узел штаба фронта… Да… Прошу соединить с узлом… – связываясь с каждым из последующих промежутков, подполковник добавлял громкости в голос. Достучавшись наконец-то до нужного абонента, перешел к конкретике: – …Так точно, Кашпур… Встретили… Да… Да вы поймите… он же совсем мальчишка… Никак нет… обещали…

Понятно, встретили по одежке. Теперь сомневаются, стоит ли связываться? Давешний капитан вышел из соседнего кабинета, пришлось сменить «место дислокации». Ухмыльнувшись, военный достал пачку папирос, предложил на правах знакомого:

– Пойдем покурим, что ли?

– Не курю, но компанию составлю.

Хмыкнул. Наверное, в душе тоже над его молодостью потешается. Но пообщаться не получилось. Дверь распахнулась, и подпол позвал его:

– Зайди!

Указав на стул, сам расположился на своем привычном месте. Закурил папиросу, с разговором не торопился, разглядывал присланный «подарок» в лице Каретникова. Выпустив целое облако дыма, с каким-то остервенением затушил бычок в пепельнице. Приняв положение школьника младших классов, всем корпусом придвинувшись к столу, спросил, поедая глазами:

– Тебе сколько лет, сынок?

Как ни странно, этот вопрос развеселил Каретникова. Так и хотелось придвинуться навстречу потенциальному работодателю и сказать: «Да уж побольше, чем вам, молодой человек!» Интересно было бы на реакцию глянуть. Но… Как говаривал Сириец: «Каждый баран несет свои яйца». Поэтому смутившись слегка, ответил:

– В июне двадцать будет.

– Понятно. – Побарабанил пальцами по столу, задал новый вопрос: – В армию как попал?

– Обычным порядком. Школа. Белоцерковское пехотное училище. Восемь месяцев служба, потом война.

– Курсы в школе разведки какие заканчивал?

– Никаких. Разве что трехнедельные сборы для слаживания диверсионной группы. Только группе поработать не получилось.

Подполковник Кашпур вскочил на ноги, забегал по кабинету.

Нет! Ну, это же надо так из колеи выбить? Начальство давит, операция по разгрому чугуевско-балаклейской группировки противника из начальной фазы в основную перешла. Войска наносят охватывающие удары силами 6-й армии с балаклейского выступа и 38-й армии – с чугуевского. Задача – окружить и уничтожить вражеские войска юго-восточнее Харькова и освободить город. По ряду причин, в том числе из-за успешной работы шпионов и диверсантов Абвера, не удалось обеспечить внезапность удара. Части и соединения 38-й армии в нескольких местах форсировали Северский Донец. Однако сильное сопротивление противника, морозы и метели затруднили наступление. Окоротить «коллег» пока не удается, уж слишком много школ Абвера на той стороне развелось, уж слишком много выпускников этих школ на этой стороне работают. Единственный раз помощи попросил, а так все сам, все сам! И что? На тебе, Боже, что нам негоже! Так, что ли? Поразъедали задницы в тылах. Планируют они! А вы сами попробуйте, покрутитесь! Забыли, когда что-то своими руками делали? Мать!.. Мать!.. Но Славкова не пошлешь. Капитану еще месяца полтора оклемываться, уже то хорошо, что часть бумажной волокиты на себя взял. Козлов погиб. Трое на задании. Лыков с Береговым в госпитале. Невинного подчистую комиссовали. Остаются Кошкин с Манохиным, но этих тоже не пошлешь, только дело загубят. Давно списать нужно, да все руки не доходят. Ну, не дано людям… Так что?

Снова поймал на себе померкший взгляд Кашпура. Ох и приперло мужика! Пора помогать. Поднялся на ноги, шутки в сторону.

– Товарищ подполковник, меня откомандировали к вам для выполнения специального задания. Я прибыл. Надеюсь, вы уже всех своих в уме перебрали? – взгляд твердый, суровый, совсем не тот, что был у юноши всего десять минут назад. – Вижу, что перебрали. Ну, а раз все так плохо, придется нам с вами в сторону отставить все недомолвки и сомнения и поработать конструктивно. Начинайте знакомить с целью задания и тем, что вы считаете правильным в его реализации. Ну, а я со своей стороны, как новый человек с незамыленным взглядом, может, тоже что подскажу. И перестаньте смотреть на меня, как на недоросля, это мешает делу.

Можно было посоветовать подобрать с пола челюсть. Разительная перемена с человеком, которого считал ошибкой природы, тоже не по-детски рубила по нервам.

– Кге-ге-г-гы! – попытался прогнать комок из горла. – Кге! Лейтенант, ты случаем не очешуел? К-хе! Ладно. Попробуем работать. Значит, смотри и слушай…

Видно было, как Кашпур с неохотой начал нелегкий для него разговор по сути дела:

– В самом начале войны, когда шли жестокие бои и беспорядочное отступление наших войск, в руки отдела разведки фронта попал перебежчик. Бывший сержант Красной Армии пришел сам и рассказал о лесной заимке майора Келлера. Деятельность школы диверсантов только-только набирала обороты. Людей в ней было не много, и немцы испытывали кадровый голод. Те же украинские националисты не хотели совать голову в петлю. Работу на территории Советов словно огня боялись, предпочитали уничтожать евреев и коммунистов в освобожденных областях. Испытывая острую нехватку в необходимом контингенте людей, немецким разведчикам пришлось работать с отбросами общества…

Каретников об этом прекрасно знал.

– Под видом уголовника в школу Келлера удалось подвести нашего оперативника, по расстрельной статье «усаженного» в тюрьму оставляемого войсками города. Проверку на лояльность политике фашистов он прошел. Работая в полосе ответственности оперативной группы начальника школы, показал новым хозяевам свою полезность. На его счету у немцев было две удачные ходки за линию фронта. Ко всему прочему школа крепко встала на ноги, стала приносить пользу армейскому командованию. Поменялся контингент и приоритеты. Теперь материал выбирают из состава пленных советских бойцов и командиров, фильтруя и, как карты в колоде, тасуя их. Учреждение у господина Келлера имеет узкую направленность – готовит агентов для переброски за линию фронта с целью диверсий и шпионажа. Первоначальная шпионская информация сразу по нескольким районам страны стекается именно в него, а дальше по стандартным каналам либо в вышестоящий штаб Абвера, либо в войска. Не так давно, почти перед самым началом нашей наступательной операции на Харьков, школу передислоцировали. «Бывшего уголовника», ныне удачливого диверсанта, как пример остальным школярам оставили в школе на правах преподавателя-практика. Москва требовала разведданных в быстро меняющейся обстановке на фронте и по уничтожению шпионских сетей в нашем тылу. На прежнем месте пришлось под деятельность Павла сформировать из местных небольшой партизанский отряд и оставить его в окрестностях школы. В отряд забросили радиста, как раз выпуск из наших курсов подоспел…

В кабинет постучали. Вошедший лейтенант, выглядевший колобком-переростком, оказался секретчиком части.

– Валериан Петрович, вы приказывали листы карты принести. Вот склейка, получите, распишитесь в реестре.

– Давай сюда, Саня.

Карта легла на стол. После ухода секретчика подполковник продолжил:

– Вот город Бобренев с обстановкой месячной давности. Район большой, лесной. Где находится сама школа, точно неизвестно, но то, что она наличествует, это факт. Три недели назад связь с отрядом прервалась. Почти сразу через линию фронта перешла наша группа с контролером. Первая радиограмма, полученная от группы, свидетельствовала об удачном переходе линии фронта. Вторая – им на хвост сел отряд егерей. Больше вестей не было. По легенде агент глубоко верующий человек. Интересовались – так бывает, иногда самые отъявленные урки считают веру в Бога чуть ли не главным в своей жизни, после, естественно, фарта и воровского закона. Поэтому при отступлении Красной Армии и передвижении школы Абвера с порядками немецких войск в глубь территории СССР встречи нашего разведчика со связником и передача добытой информации проходили в церковных приходах. Не нужно специально оговаривать место встречи, особенно перед переездом.