Текст книги "Лабиринт. Феникс"

Возвышенность, с которой велось наблюдение, одним скатом устремлялась к городу, другим – в овраг, поросший почти непролазными колючими кустами терновника. Часть взвода, выделенная ему капитаном, расположилась у самой кромки огромной природной траншеи, до поры до времени затаилась, стараясь не мельтешить, меньше двигаться, укрывшись в терновнике, прячась и от своих, и от чужих. Еще по времени до полудня далеко, а солнце жарит неимоверно. Взводный вместе со снайперами бдит, ему не до отдыха. По небу проплыли два десятка бомбардировщиков Ю-87. В сторону фронта летят. Что тут высидишь? Вряд ли русские наберутся наглости, средь бела дня полезут в расположение охраняемого штаба. Лейтенант решился было поднять подразделение и уходить в город, уже и рот открыл, чтоб унтер-офицеру приказ отдать, когда Шнайдер, оторвавшись от оптического прицела винтовки, обернулся к офицеру, негромко произнес:

– Слева семьсот у самых домов…

Ага! Понятно. Приложившись к оптике, перевел бинокль по указанным координатам. Черт! Точно!

В бинокль увидел отходящую группу людей, одетых в маскировочную одежду. Русские! Кому еще здесь так передвигаться? И кажется, даже с уловом. Они друг за другом выскакивали из поросли сада, огороженного плетнем, и стремительно бежали к оврагу. Один! Два! Три! Четвертым бежал человек, одетый отлично от других. «Язык»! Пятый!

– Уничтожаем? – задал вопрос унтер.

До оврага им еще метров двести бежать. Четверо. Среди них связист отсутствует. Нет характерного груза за спиной. Да и остальные налегке бегут. Значит, есть еще и другие. Большая вероятность того, что отход проведут именно в сторону его егерей.

– Отставить, Ауэр!

Продолжил наблюдение. Враги добежали до оврага, скатывались в него и исчезали из поля зрения.

Распорядился:

– Все к оврагу. Быстрей!

Вот и овраг, и его люди, вставшие на ноги, без особой команды построившиеся в шеренгу, оставив овраг и кустарник у себя за спиной. Щурясь от бившего в глаза солнца, пристально, оценивающе приглядывался к егерям, прояснил диспозицию:

– Отходим назад. Метров через двести отменный участок для засады. Считаю, враг может выдвинуться в сторону шоссе, чтоб проникнуть в дубраву. У них наш пленный. Маскируемся по обеим стенкам оврага, первых и последних уничтожаем. Живыми взять радиста, по возможности командира группы. Всем ясно?..

Кивок согласия. Видно, как нервничает лейтенант. Оснований к беспокойству у него было более чем достаточно. Вдруг враг выберет другой вариант отхода? Тогда бегай за ним! И капитан недоволен будет. Егеря – молодые, крепкие парни с продубленными, медными от загара лицами, с такими горы свернуть можно. Осталось дело за удачей.

– Делимся. Вперед!

Почти бесшумно выдвинулись в заданном направлении, а заметив прореху в кустарнике, разделились. Предстоял настоящий бой, но приобретенный опыт позволял надеяться на его успех.

– Здесь!

«Просигналили на другую сторону, остановиться, растянуться по дистанции и занять позицию. Из веток кустарника и клочков травы Крюгер, как и остальные, по-быстрому соорудил для себя маскировку и стал похожим на невысокий куст у самой кромки стены оврага. А еще солнце им помогало, если голову кто поднимет, то в глаза светить станет.

Примерно через двадцать минут от расчетного времени по дну природной траншеи прошли двое русских, в своих маскхалатах силуэтами сливаясь с пейзажем. Вот они уже прямо под ними. Жестом велел пропустить.

Прошли, прислушиваясь к посторонним звукам. Глупцы! Им бы по верху пройти. О! Вот и основная группа, вместе с пленным движется. Связист. Точно он. Нет! Другой. Как бы парни не застрелили в горячке. Ну и командир… или опять не угадал. Может, вон тот рослый, здоровый как слон. Вошли в зону полного поражения. Пора.

– Feuer!

Та-та-та-та! Тадах! Тадах! Та-та-та-та!

Стрельба четкая, резкая, кажется, со всех сторон ведется. Никаких иллюзий выжить. Пора.

– Greifer![31]31
  Захват!


[Закрыть]

Сам как мальчишка сверзился вниз. Понимая, что выбранная жертва вооружена, достигнув дна, перекатом ушел вперед и вправо. Подскочил на ноги. Автоматом отбил направленный прямо в него ствол…

Та-дах! – Враг успел нажать на спусковой крючок, и короткая очередь ушла в небо. Вышиб оружие из руки.

Захватив противника за рукава, рывком потянул его на себя вниз. Одновременно лбом «засветил» в лицо этого молодого вихрастого парня в область носа и верхней губы. Только теперь ощутил, что вокруг него идет рукопашная схватка.

Закрепляя свой личный успех, высвободив правую руку, левой потянув скисшего противника книзу, сильно, наотмашь локтем ударил снизу вверх в челюсть. Все, как учил Юнг. Готов! Обморок.

– Вяжите всех, кто жив! Потом разбираться будем.

Сам же своего пленного прижал лицом к земле и, сидя на нем верхом, загнул ему за спину одну руку, затянул на ней петлю, обмотав потом веревку пару раз вокруг запястья. После этого подтянул к связанной руке вторую, наложил ее сверху и обмотал разъединенные концы петли уже вокруг обеих рук. Свободные концы веревки затянул в узел. Вот так. Утрем нос капитану! Поднявшись, справился:

– Ауэр, наши потери?

– Трое погибли, один ранен, но легко. И… «язык»… насмерть. Под пули подставился.

– Что-о?

– Так ведь живыми брали, герр лейтенант!

– Drückeberger! – в сердцах вырвалось из горла. – Сколько живых у русских?

– Пятеро.

– Радиста взяли?

– Так точно! Чисто. Радиостанция не повреждена.

– Хоть это радует. Бездельники. Десять минут перекур, и будем выходить к шоссе. Ауэр, выберите троих, пусть остаются здесь. Пришлем машину для погрузки покойников.

– Слушаюсь. Геркан, Лаубе…

* * *

Утром простившись с хлебосольными хозяевами хутора, пешком двинулся на восток. А вообще-то путь его лежал в сторону града Харькова, где вскорости, по его расчетам, для Красной Армии наступит полная ж… котел. Может быть, он сможет хоть как-то повлиять на обстановку и жертв будет меньше. Еще когда отлеживался, зализывая раны, выпросил у Беллы простыню и синей краской, найденной в сарае, по памяти наносил обстановку развернутых фронтов на двадцать пятое мая сего года. Увидев, как постоялец портит белое полотно, Олег поинтересовался:

– Уверен, что все так и будет?

Кивнул, не отвлекаясь от работы.

– На сто процентов. Я в академии именно по этой, неудавшейся операции реферат писал. С выводами и предложением возможного купирования проблемы.

– А на простыне зачем? Я бумагу дам.

– С материей проще, вокруг туловища обернул и забыл. Когда надо, достал.

– Ну-ну!

Теперь он в прямом смысле носитель гостайны, и эту тайну нужно донести до правильных мозгов. Прошло не более трех часов, как он покинул хутор, а казалось, пролегла целая вечность. Повезло. Из чего решил, что сегодня его день.

Ковыляя по дороге, по которой мало кто шел или ехал, еще издали заметил двух немчиков на обочине. Солдат ковырялся в моторе мотоцикла, а гусь в черной форме полоскал ему мозг. Далеко, слов не разобрать, но по жестам понятно, за вынужденную остановку виновник определен и назначен.

Замедлил шаг, присмотрелся к технике. О! Мотоцикл Zündapp KS 750 с двухцилиндровым, четырехтактным двигателем, мощностью аж двадцать шесть лошадей. Мотоцикл с коляской, но без пулемета в передней части. Добрый коняка, только судя по поломке, дураку досталась.

– Гей! Ти!

Это ему, что ли? Точно, гусь лапчатый конечностью машет, подзывает. Мудило! Какой он гей? Сам ты педераст тайный, чмо безголосое! Голос у молодого офицера и вправду срывался на фальцет. Глядя на форму, сразу понять можно, что этот глист к ведомству Sicherheitsdienst des RfSS отношение имеет. Пресловутая СД. Аж целый унтерштурмфюрер – младший лейтенант. Ну и чего ты от него хочешь, младшой?

Просеменил к немцу, с головы сдернул кепку, чуть ли не кланялся…

До передовой осталось всего ничего, рукой подать. Отчетливо слышна орудийная канонада. С восходом солнца покинул поселок, без проблем проехав фашистский блокпост на выезде, покатил по шоссе. И надо же такому случиться, хваленая немецкая техника подвела. Мотоцикл заглох и заводиться ну никак не хотел. Что ж, ему теперь пешком в немецкой форме в нужном направлении вышагивать? Не поймут. Скажут, чего это представитель СД один по дорогам ноги топчет? Странно это! Подозрительно. А подозрения сейчас, когда он у самой цели, никак не нужны. К тому же форма на нем сидела куце, покойный эсдэшник по росту с ним совпадал, а вот с комплекцией размера на три подкачал. Гнида недокормленная! Вот и ковырялся в моторе, пытаясь понять, чего этой железной сволочи не хватает для того, чтоб завестись и ехать. А еще «подарок» деда Олега беспокоит, саднит, пульсирует на спине у плеча. Обычная татуировка зажила бы давно, а этот пернатый, который из пепла возрождается, ведет себя как последняя скотина. Олег предупреждал, что пока силу набирать будет, извините за культурный французский, даст просраться. Но нужно потерпеть. Сцепить зубы и потерпеть. Во! Опять запульсировал. Силу потянул.

В стороне, откуда начало оврага потянулось, послышался шум стрельбы. Шмайсеры на распыл лаяли. Два раза гранаты бухнули и… все разом смолкло. Твою дивизию, с детства любопытством страдал! Ну, что там может быть? Партизаны? Вряд ли. Тогда что? Хоть одним глазком…

Вытер тряпкой испачканные маслом руки, с остервенением, в душе пиная себе, бросил ее в люльку трехколесной трахомы. Туда же сунул черный китель, с погоном эсдэшного лейтенанта. Уверяя сам себя, что при любом раскладе ни во что вмешиваться не будет, сунув финку в сапог, а пистолет за ремень на пояснице, поперся к оврагу. По верху вдоль самой кромки по одной из стенок глубокого яра, ускорившись, побежал, стараясь не топотать разбуженным носорогом. По правую руку через полоску непаханой степи просматривались окраины захудалого Змиева, больше похожего не на город, а на большой поселок.

Галдеж немецкой речи, долетевший снизу, как из глухой бочки, услышал издалека. Перешел на шаг и «на мягкой лапе» добрался до места.

О-о! Старые знакомые? Егеря. Нет, это не те, с кем дело иметь пришлось. Егеря, да только иной специализации. Не ягдкоманда. Понаблюдал. Послушал. Этих поднапрягли на поиски советской разведгруппы, и они вычислили и «исполнили» наших. Не всех. «Языков» захомутали. Нужно выручать…

Тату на спине снова напомнило о себе. Тише-тише! Он рисковать не будет и проделает это без фанатизма.

Как ни странно, немцы не на прямую повели захваченных людей к Змиеву, что было бы оптимально. Решили вывести их к шоссе. Зачем? Ну, этого он точно не узнает. А еще удивило, что егеря так беспечно себя ведут. Не выслали дозоров вперед и бокового, который, следуя по кромке обрыва, в случае чего мог подать сигнал опасности. Считают, что здесь для них глубокий тыл, безопасное место? Зря!

Пленников своих использовали тоже необычным способом. Их четверо. Разоружили и к делу приставили. Двое на самодельных носилках тащили раненого немца. Громадный, видно, что силы немереной, связанный разведчик на закорках нес своего раненного в ногу сослуживца. Расслабившиеся егеря, их девять морд лица было, лишь контролировали переноску да, тихо гогоча, подгоняли русских. Это у них постбоевой откат пошел, рады, что живы остались, что победа за ними.

Поднялся на ноги и бегом назад. Вот оно! В этом месте овраг развалился змейкой и в некоторых точках перекрывал прямую видимость. Если и нападать, то только здесь. Сбросил с себя лишнюю одежду, в левую руку пистолет с глушителем, финку в сапог, в правую руку метательный нож. Все, он готов, можно работать. Сунулся в овраг, за кустом затаился.

Человек – существо универсальное, от животных не только мозгами, чувствами отличается. Если подопрет, пойдет на многое. При этом следует отметить, что он, отчаянно борющийся за свою жизнь или стремящийся избежать пленения, разительно отличается от партнера на соревнованиях в спортивном зале. Под воздействием страха смерти может поднять тяжесть, в пять раз превышающую вес, который он даже сдвинуть с места не сможет в нормальном состоянии. Точно так же при аналогичных обстоятельствах он может выдержать боль, в пять раз более сильную, чем в обычной жизни. Если попытка освобождения окажется неудачной, то это не значит, что ситуация станет намного хуже прежней, но просто так пройти мимо Михаил не мог.

Галдеж и шаркание ног приближались. Вот они. В голове небольшой колонны офицер вышагивает. В отличие от подчиненных морда кирпичом, не разговаривает, не улыбается. В общем, сам в себе. Пропустил. И следующих троих пропустил. За изгиб природной стены зашли. Когда носилки поравнялись с кустом, стал действовать.

Рывком скакнул вперед, ствол перед собой. Враг совсем рядом, особенно даже целиться не нужно. Ствол в грудь ближайшему к нему фрицу. Выстрел.

Ф-фурх!

Правка потом. Направил на следующего… На следующего.

Ф-фурх!! Ф-фурх!

Чувствуется, глушитель раздолбан, но еще терпимо.

Ф-фурх!

Последний в колонне сориентировался, из-за спины МП перебросить успел, но куда там, пуля быстрей.

Ф-фурх!

Прямо в лоб угодил. Вот только тот, кто перед носилками шел, успел обернуться на щелканье затвора парабеллума, но сразу не въехал в обстановку, а потому долю секунды прощелкал. И за эту долю секунды Каретников смог бросить нож в живую ростовую мишень.

Плененные, запыхавшиеся под тяжестью переносимого веса, как и немцы, пребывали в легком ступоре. Не помогают, хорошо не мешают.

Руку в сапог. Финка в запястье. Метнулся за угол. Трое. И они с интересом смотрят на незнакомца и в некотором замешательстве начинают соображать. Нож эффективен только в ближнем бою, когда противники сходятся почти вплотную. Бросок тела вперед. Удар клинка направил в шею. Заученно опустил руку с пистолетом вниз для предохранения от возможного удара ноги немчика в промежность. Партач. В крови измазался, а заодно дал возможность ближнему егерю опомниться. Лезвие ножа немец принял на ствольную коробку автомата, но действовал вяло и медленно, надеясь на силу. Тот еще боров был… Был. Каретников не мальчик, первый удар лишь как средство для открытия дороги второму, достаточно сильный, но с расчетом на блок, второй – проходной, нанес точно в сердце, но с гораздо большей силой. Из-под руки новопреставленного выстрелил в офицера.

Ф-фурх! Ф-фурх!

Всё! Финку в сапог сунул. Нажав на защелку, из рукояти на ладонь выбросил магазин. Хмыкнул. Два патрона осталось, их таких в подсумках обычных армейцев не найдешь. Выстреляет, и наган можно выбрасывать. Ладно, воевал же раньше без бесшумки, и, в общем-то, неплохо воевал. На место метательный нож вернул. Подошел к своим, ожидавшим, чем дело кончится.

– Ты кто? – спросил его, скорее всего, командир, стоявший столбом среди прохода оврага.

Быстро сориентировались, успели вооружиться оружием егерей. Не бойся, не Дед Мороз. Ответил просто, своим старым криптонимом[32]32
  Криптоним – псевдоним агента или кодовое наименование операции (программы), присваивающееся в целях обеспечения безопасности.


[Закрыть]:

– Ветер…

* * *

– Иван Иванович, чай будешь? – спросил Виноградов и, не дожидаясь согласия начальника, открыл дверь и приказал адъютанту: – Два стакана чаю, Сеня, только покрепче. И к чаю чего-нибудь, печенья, что ли…

Вернувшись, уселся в свое кресло, усталыми, умными глазами глядя на генерала Ильичева, в такое горячее время исполнявшего обязанности начальника Разведупра из-за банального воспаления легких оного, каким-то невероятным чудом подхваченного в начале мая при перелете из Ленинграда в Москву. Знали друг друга с незапамятных времен и потому при отсутствии свидетелей обходились без политесов.

– Илья, чай я мог и в своем кабинете попить. И тебя к себе вызвать. Только мне когда про шифровку от твоего Ветра доложили, не поленился – сам пришел. Ты понимаешь, насколько это серьезно, то, что он прислал?

– Понимаю, Иван. Сам хотел к тебе прийти, только сперва переговорить, скажем так, с людьми, косвенно причастными к этому.

– Когда говорить с ними будешь?

Генерал Виноградов глянул на циферблат наручных часов.

– Вызваны… Через десять минут зайдут.

– Вот и хорошо, я поприсутствую. И тебе лишний раз на соседний этаж спускаться не нужно будет.

– Как скажешь.

Поднявшись, подошел к карте на стене, сдвинул шторки из черного репса. Служба в системе разведки выработала ряд некоторых качеств соблюдения мер безопасности, въевшихся, кажется, в кожу. В этот самый момент в дверь постучали, и на пороге появился адъютант… без чая, но с докладом о том, что вызванные приказом военнослужащие прибыли и ожидают.

– Пусть заходят. Да! Семен, чай отставить.

В кабинет зашли трое командиров, вставших у стены в одну шеренгу. Ильичев оценивающе обвел их глазами, предоставив непосредственному начальству разбираться в произошедшем.

– Товарищи, – Виноградов предпочел общаться стоя. – Для каждого из вас, за исключением капитана Разина, не секрет, что для адресата А-17, полковника Феоктистова из района проведения Харьковской операции пришла шифрограмма, подписанная позывным Ветер.

Разин не догадывался, кто такой Ветер, потому спокойно стоял и ожидал пояснения причины вызова.

Генерал, приблизившись, сказал, глядя прямо в глаза полковнику:

– Ветер сообщает, что на южном направлении немцы готовят котел для всей нашей группировки. Майор Марков, шифрограмма при вас?

– Так точно.

– Зачитайте вслух.

Майор, раскрыв папку, принялся докладывать:

– Лейтенант Апраксин радиограмму передал открытым текстом…

Вот тут Разин навострил уши.

– «Ветер – А-17. Секретно. Разведдонесение № 0238…»

Ильичев возмутился:

– Стоп! Как это может быть секретно – открытым текстом?

Смутившийся майор дал пояснение:

– Открытым текстом Ветер передал, что расшифровать радиограмму сможет капитан Иванов.

– Это кто?

В разговор вмешался Виноградов:

– Иван Иванович, капитан Иванов, один из командиров, с кем Апраксин летел в Крым и с кем он более-менее по-дружески поддерживал отношения. Наполовину русский, наполовину башкир. В его детстве дед по матери хотел, чтоб он стал муллой, ну и готовил к служению Аллаху…

– И подготовил так, что тот стал разведчиком? – невесело усмехнулся нач ПО. – И что дальше?

– Прочитать текст мы не смогли, группа Иванова уже месяц как считается без вести пропавшей, поэтому полковник Феоктистов предложил вариант, оказавшийся правильным. Обратились в мусульманскую общину Московской соборной мечети. Там помогли. Текст написан на одной из разновидностей арабского языка.

– Ясно. И кто рядом с Ветром знаток арабского?

– Неизвестно.

– Подписку взяли?

– Так точно.

– Майор, продолжайте доклад.

– Есть. «…Согласно разведданным, полученным из достоверных источников и проверенных опытным путем…»

Далее в сжатом виде шло описание развернутых на местах сил и средств вермахта, перечисление армейских корпусов, дивизий полков, передислокация частей и в какие районы, тыловые структуры, время подхода резервов и даже из каких ударных структур они задействованы. Все сводилось к тому, что основной удар немцы нанесут 25 мая, последовательно вводя части и дополняя их резервами. Указывалось, где планируются основные прорывы.

– «…План операции, нанесенный на карту, передан командиру разведгруппы 105-й стрелковой дивизии, младшему лейтенанту Карпенко. В разведотдел дивизии прошу отправить подтверждение моих полномочий…»

На какой-то момент секретчик смутился.

– Что? – спросил Ильичев, внимательно слушая первоисточник.

– Тут… товарищ генерал, прежде чем подписаться, Ветер привет Разину передает.

– Мальчишка! – проронил нач ПО.

Феоктистов вступился за подчиненного.

– Товарищ генерал, он этим хотел сказать, что работает не под контролем.

Виноградов обратился к Маркову:

– Вениамин Сергеевич, с вами всё. Можете быть свободны. И подготовьте выписку для Генерального штаба и ответ в дивизию, я подпишу.

– Слушаюсь!

Ильичев чуть шевельнулся на неудобном стуле с гнутой спинкой, последний приказ Виноградова ему не очень понравился:

– Проверить бы сначала.

– Проверим. Вот капитан Разин и проверит. Он Апраксина как облупленного знает. Так?

– Так точно! – подтвердил Виктор

В Апраксине он нисколько не сомневался. Позавидовать можно, такую информацию вскрыл. На «Героя» тянет.

– Вот сегодня со своей группой и полетишь. – Перевел внимание на полковника. – Владимир Иванович, времени совсем нет. Вам тоже придется в штаб Юго-Западного фронта слетать. Разин за линией фронта пробежится, а вы на своем направлении по всему фронту поработаете. Подумайте, кого включить в рабочую группу. Самолет в восемнадцать часов, предполагаю, что с вами полетят представители Ставки. Не смею больше задерживать, работайте, товарищи командиры.

Оставшись вдвоем, Виноградов напрямик спросил:

– Страшно?

Ильичев понял вопрос. Сослуживец и одновременно подчиненный имел в виду доклад Верховному. Ответил:

– Страшно. Вдруг информация не подтвердится или твой Ветер наковырял специально подсунутую дезу. А может, все это донесение – сплошная провокация, чтоб придержать наше наступление?

– В разведке все может быть, Абвер тоже не зря свой хлеб ест, но не доложить – все равно что на преступление пойти. Эх, времени мало!

– Одно успокаивает, что Апраксин сообщает не какие-нибудь абстрактные сведения, – взволнованно высказался Ильичев. – Он же перечисляет номера армий, корпусов, дивизий, выдвинутых на определенные участки фронта. Сообщает даже примерный срок контрудара.

– Да. Другие источники тоже шлют похожую информацию, только в меньших объемах. Все по крохам собираем и систематизируем. Общая картина складывается так, что Апраксин прав и немцы ударят.

– В Кремле выскажут недовольство, почему, мол, так поздно спохватились?

– Могли бы и вовсе прогавить немецкое наступление.

– Могли. Крайними все равно нас сделают.

– Иван, это теперь не важно. Война! Есть возможность спасти положение, в котором оказалась армия, оправдываться потом будем.

Ильичев бросил на него сердитый взгляд, поднимаясь из-за стола, раздраженно высказал старому товарищу, словно упрек:

– Да. Если позволят.

– Значит, судьба…

Уже через три часа начальник Генштаба РККА Василевский пригласил прибыть к себе с подробным докладом Ильичева и Виноградова. Выслушав их, нанося на карту обстановку исходя из донесений, полученных от разведчика, работавшего в немецком тылу, позвонил в Кремль, с просьбой о немедленной встрече с Верховным.

Приняв Василевского у себя в рабочем кабинете, Сталин, кажется, не очень удивился, услышав предложение генерала прекратить наступление на Харьков и начать вывод войск с Барвенковского выступа.

– Почему вы считаете, что это нужно сделать? Ведь товарищи Тимошенко и Хрущёв доказывали в Ставке, что угроза контрнаступления немцев преувеличена и операцию можно довести до конца. Аргументированно докладывали. Сомневаюсь, что находясь там, они не просчитали всех тонкостей проведения операции.

– Товарищ Сталин, разрешите развернуть карту с обстановкой, нанесенной на основе информации, полученной сегодня из Разведывательного управления Генерального штаба. Считаю, что она достоверна.

– Показывайте.

Иосиф Виссарионович закурил трубку, из-под слегка прикрытых век наблюдая за волнением Василевского. После зимних сражений, в которых Красная Армия добилась хоть и не полных триумфов, но безусловных успехов, принудив доселе непобедимого противника к отступлению и стратегической обороне, весеннее наступление юго-западного направления казалось реальным выигрышем. Во всяком случае, стратегический план харьковской операции предполагал последовательно осуществить ряд стратегических операций на разных направлениях, чтобы заставить противника распылить свои резервы, не дать создать ему сильную группировку для отражения наступления ни в одном из пунктов.

– Товарищ Верховный Главнокомандующий, – обратился генерал к Сталину. – План немцев, получивший кодовое название Fredericus, состоит в том, чтобы сдерживать ограниченными силами наступление советских войск в направлении Харькова, нанести два удара по южному фасу барвенковского плацдарма. Этими ударами планируется расчленить войска 9-й армии Харитонова, а затем окружить их и уничтожить. Затем удар на Балаклею, соединение с частями оборонявшейся 6-й армии Паулюса и окружение всей южной группировки войск Юго-Западного фронта. Прошу обратить внимание на то, что на карте нанесена реальная обстановка на утро сегоднешнего дня, а также спланированная обстановка немецкого командования на 25–26 мая…

Генерал сделал акцент на то, что наступление на Харьков происходит под сильными авианалетами люфтваффе, которым ВВС РККА уже сейчас не могут помешать. Командующий группой армий «Юг» генерал-фельдмаршал фон Бок планирует к 23 мая большую часть южной ударной группировки Красной Армии окружить в треугольнике Мерефа – Лозовая – Балаклея. К 25–26 мая немцы будут уже иметь не только численное превосходство, но и свободу маневра. К 26 мая окруженные части Красной Армии окажутся запертыми на небольшом пространстве площадью примерно пятнадцать квадратных километров в районе Барвенково. Отсутствие боеприпасов, горючего и продовольствия усугубится открытой степной местностью, на которой невозможно укрыться от артобстрелов и авианалетов. Попытки прорвать окружение с востока блокируются обороной немцев при активной поддержке авиации.

Но главное, помочь группировке мы уже ничем не успеваем. Остается одно, последовательный вывод войск с Барвенковского выступа, попутное перемалывание германских войск. И самое главное – своевременный подвоз боеприпасов и тылового довольствия. Товарищ Сталин, доклад окончен.

Сталин стоически выслушал доклад. Сейчас именно от его решения зависел весь ход дальнейшего развития событий на юге. На время он как бы выпал из действительности, забыв про вставшего по стойке смирно генерала. Прошел к окну, рукой отодвинув штору, посмотрел вниз на брусчатку мостовой. Маятник мыслей качнулся в одну сторону… 15 мая Военный совет юго-западного направления сообщил в Ставку Верховного Главнокомандующего, что противник не располагает силами, чтобы предпринять встречное наступление. Сегодня девятнадцатое. Маятник качнулся в сторону противоположную… Если сведения достоверны и Ватутин, задолго до сего дня предлагавший остановить операцию, прав, то если не вывести из-под удара армии, под Харьковом случится катастрофа.

Повернулся. Приняв решение, отдал приказ:

– Действуйте, товарищ Ватутин…

Самолет, на борту которого находились Разин с Феоктистовым, их группами и десятком командиров, представителей Ставки, взлетел с Центрального аэродрома и, не делая традиционного круга, взял курс точно на запад. Световой день еще не кончился, и в иллюминаторы отлично был виден пейзаж на земле. Летели низко, и было понятно, что штурман сделал привязку маршрута к полотну железной дороги. Разговаривать с кем-либо совершенно не хотелось, и, чтобы отвлечься от мыслей по предстоящей работе и о молодом товарище, которого давно считал потерянным на дорогах войны, Разин глазел вниз на эшелоны поездов. Сверху создавалось впечатление, что они не движутся, а просто расставлены по всей дороге с небольшими промежутками. Показалось, что самолет скакнул в сторону, словно препятствие преодолел, перепрыгнув «железку».

Теперь внизу был лес, над которым они летели так низко, что капитан видел качающиеся верхушки деревьев. От праздного созерцания отвлек его Феоктистов, попытавшийся поговорить, но осознав, что придется повышать голос, а значит, делиться мыслями с посторонними, махнул рукой.

– Потом!..

* * *

На скорости подкатив на армейском «Айнхайтсе» к нужному адресу, взбежав по ступеням, мимоходом ответил на воинское приветствие часового. Будто только что вспомнив о водителе машины, обернувшись, резко отдал приказ:

– Ожидать не нужно. Езжай, сам доберусь.

Юнг в бешенстве переступил порог здания гестапо. Зол прежде всего на себя был. Потерять считай половину взвода, это Das ist ja die Höhe![33]33
  Ни в какие ворота не лезет!


[Закрыть] А виновен кто? Да прежде всего он сам. Не просчитал врага. Теперь вот, лови его по всему южному сектору Харьковской области. А если не поймает? Что тогда?

У дежурного по городскому околотку, из-за свежевыструганого прилавка выбежавшему навстречу офицеру в полевой форме спецвойск вермахта, поинтересовался:

– Начальник гестапо?

Откормленная морда в черной форме, с пустой петлицей на воротнике, прежде чем ответить, вздернул руку в партийном приветствии, сочным голосом проблеял:

– Хайль Гитлер!

Ответил, сократив установленную фразу до минимума:

– Хайль!

– Как о вас доложить?

Дмитрий хоть и считал себя истинным немцем, воспитанным родителями в лютеранском аскетизме с прививкой к порядку, но оторвавшись от корней, пообтесавшись среди русских людей и послужив в системе НКВД, сбросил лоск почитания к остальным ведомствам, ко всему прочему приобрел черты характера русака. В душе понимая, насколько он отличается от других представителей Фатерлянда. Что поделать, если в кожу въелись привычки и традиции унтерменшей. Он сейчас больше русский… Сейчас бы с замаха, чисто по-русски засветить в глаз этой жирной сволочи!

Скрипнул зубами, поняв, что гестаповец тут ни при чем. Просто под руку попался. Отогнал бредовые мысли, представился:

– Гауптман Юнг. Скажите номер кабинета, докладывать смысла нет.

– Ну, как же, герр…

– Номер!

Сдулся гаврик, лепетом сообщил, куда идти:

– Тринадцать.

Смешно! Чертова дюжина, и он до сих пор жив? Широким шагом по коридору дошел до места, постучавшись, потянул на себя дверь.

Хозяин кабинета со всеми атрибутами чиновника средней руки, с портретом Адольфа Гитлера в золоченой раме, висевшим на стене прямо за креслом гестаповца, оберштурмфюрер СД Диц, оторвавшись от бумаг на столе, даже не удивился приходу армейского капитана. Поднялся навстречу вошедшему, улыбнулся как старому знакомцу. Внешне и по конституции тела он напоминал молодого Геббельса. Поздоровался первым:

– Здравствуйте. Рад видеть гауптмана Юнга у себя в гостях.

– Мы знакомы?

– Нет. Относительно вас мне звонили из Харькова, приказали содействовать вашей группе в очистке тылов от шпионов и диверсантов. Кстати, информация о появлении русской разведгруппы исходила от меня.

– Да. И мы бездарно их упустили, – погорячившись, по русской традиции посамоедствовал Дмитрий.

– О-о! Не все так плохо! Разведку-то мы им сорвали. Часть группы уничтожена, а остальные…

– Остальные ушли, имея при себе радиопередатчик, при этом со своей стороны наградив нас невосполнимыми потерями.

– Война!

– Господин оберштурмфюрер, мне необходимо доделать начатое.

– То есть нейтрализовать сбежавших?

– Да. У меня погибли одиннадцать солдат.

– Понимаю. – Отвлекшись, поднял телефонную трубку, без лишних слов приказал кому-то на другом конце провода: – Кутного ко мне в кабинет.

Посмотрев в глаза Юнгу, кивнул улыбаясь.

– Поможем. – Спросил: – Какого мнения вы о вспомогательной полиции?