Текст книги "Лабиринт. Феникс"

Лицо князя, вернее его здоровая половина, судорожно дернулось.

– Значит, поторопился амазонку в Варну смердов определить, – скорее себе высказал, чем остальным. – Да, поторопился. Стах, калитку закрой, сдует.

Обернулся.

– Олег, возьмешь одного из молодых ведьманов, волоха, слепок ее ауры есть, отловить и назад привести. Эта пигалица может таких дел натворить, что мало всем не покажется. Чужая она для этого мира. Действуй.

– Слушаюсь. Сделаем.

Не отходя с места, Владимир повел подбородком, тяжелым взглядом упершись в Тихона, невысокого крепыша в форме с кубарями старшего лейтенанта в петлицах, приказал:

– Виновных в побеге и плохом несении охраны наказать. Война у границ города, вот пусть и потрудятся на благо победы.

– В осназ?

– Нет. Выправь документы и добровольцами в пехоту забрить. Выживут, вот тогда и подумаем, возвращать ли в элитную часть. Мне с утра нужно быть в управлении, чтоб к вечеру их духа здесь не было.

– Есть!

– Девку до моего прихода содержать там же, откуда сбежала…

Дана все это время за углом дома стояла, восстанавливала дыхание. Получилось! Единственная неприятность, с вешалки успела схватить чужой мужской плащ, совсем не теплый и большого для нее размера. Ее пальто отсутствовало. Ну, и денег ни копейки. Пошла куда глаза глядят, в ночь.

Когда на ногах перебедовала темное время суток, замерзнув и проголодавшись, от пресловутого дома предков была далеко. Брела среди толп беженцев, еще не зная, как поступить. Вдруг встала как вкопанная. На одной из улиц ее глаза выхватили молодого военного, вышедшего из парикмахерской. Худой, бледный, совсем не прежний богатырь, но это был ее кровник. Он! Последние сомнения отпали совсем, когда лейтенант начал движение. Легкая, скользящая походка, вроде бы как у всех, но не совсем. Точно он! Когда обернулся назад, слишком поспешно отвела взгляд. Нет! Взять себя в руки. Зверь сам встал на тропу с поставленным на ней капканом. Ее капканом. Наконец-то… Пошла за ним, отпустив кровника на достаточное для слежки расстояние.

Перевертыш, казалось, совсем не контролировал возможную слежку. Ну, правильно. Чего ему бояться? Только передвигался несколько рвано. То ускорится, то замедлится, отвлечется на что-то постороннее, как человек настроения. Вот и сейчас, вдруг свернул в калитку храмового дворика. Пройдясь, поднялся по ступенькам, вошел внутрь православной церквушки, издали игрушкой смотревшейся в изгороди пустого приходского парка. Ветер и мокрый снег, холодно, прибавив шаг, пошла туда же.

* * *

Интересно девки пляшут! И что ей от него нужно? Ведь не просто смотрит за ним и идет следом. Насколько ему дед объяснял, такое состояние, когда ловишь флюиды и ощущаешь трепет под ложечкой, свойственно… За что эта молодуха, которую в первый раз видит, может его ненавидеть? В Москве недавно, точно ничего не успел сделать. Хотя-я! Женщина для этого города была явно чужой. Даже мужской плащ на ней, хм, размера на три больше ее габаритов, мешком висел ниже колен и среди одежды беженцев смотрелся неуместно. Откуда таким богатством разжилась? Стоптанные туфли-лодочки, для нынешней погоды вообще чужеродны. Не очень разумно в такой одежде выходить на охоту даже на полевых мышей, а уж на человека… Абсурд! Яркое пятно на фоне по-зимнему одетой толпы. А если честно, девушка мало того, что видная, она красивая. Особенно когда злится.

Незнакомка относилась к той категории женщин, на которую даже пожилые мужчины делают стойку и втягивают живот, а уж молодые обернутся без всяких сомнений. Даже в этом напяленном на тело недоразумении видна осанка и стройность, а также отличные формы. Густые длинные светлые волосы, доходившие до ягодиц, дополняли картинку. Червонная дама в молодости, никак не меньше. Но и это не все. В отличие от нее, торопящейся наскоком порешать какие-то свои заморочки, Михаил спешить не стал. Оглядевшись, понял, за девицей ведется охота. И это не просто домыслы. Еще в своей первой жизни подполковник ГРУ научился подмечать подобные мелочи, вычленять нестыковки в массе привычных ситуаций и вещей. В его профессии это необходимо, потому как частенько на карту ложится его жизнь и жизнь тех, с кем он работает. И если не уметь тонко чувствовать ритмы окружающего пространства, привычного течения жизни, не обладать повышенным вниманием к мелочам, тогда труба дело. Либо гроб заказывай, либо профессию меняй. Схарчат, еще и других подведешь.

Так вот, блондиночку пасли трое. На спецслужбистов не похожи, но намерения у них были самые что ни на есть серьезные. Готовились к захвату. Вот только место подобрать не получалось. Все время в движении, а народ не дремлет. А настроение у этого народа – отвратное. Под горячую руку попадись – порвут на британский флаг. Была бы иная ситуация, прошел мимо, он официально внедрился в местные реалии и подляны не ждал, но с подобным клубком змей хотелось разобраться. Лучшего места не найти, москвичам сейчас не до Бога и веры, тем более их порядком успели отучить от духовного, заменив его земным. Вошел в двери храма. В щель между створой и стеной наблюдал за фигурантами развернувшегося действа.

Ты смотри! За ним пошла! Х-ха! Товарищи словно на поводке у ворот прихода топчутся. Подождем.

Как только Дана переступила порог церковного придела, сильные руки втащили ее за угол. Локоть в замок обвил горло. Поняла, дернется, шею свернет. В самое ухо зашептал вопрос:

– Ты кто?

Промолчала. Пусть убьет, она к этому готова. Направляя перед собой, притиснул к краю воротины. Между стеной и кромкой металла почти лбом к щели притиснул.

– Смотри. За тобой идут. Кто они?

Разглядела знакомца. Свои ведь, а в ухо шепот:

– Сейчас войдут. Именно тебя брать готовы.

А-а! Пошло оно все… Не хочу!

– Тот, что постарше, крепкий, вихрастый, на вора похож – это Олег. Боярин княжеский, – зашептала в ответ. – Худого не знаю. Третий – волхв. От них не уйти.

– Гм! Суки! И здесь достать пытаются.

Каретников уже понял, кого видеть сподобился. Приказным тоном зашептал:

– Стой тихо. Уйдем.

Как же! Уйдешь от них! Хотя перевертыш может. Один раз уже доказал это. А погоня между тем стояла у приступок, через открытую дверь пыталась рассмотреть лестницу за порогом, коридором со сводчатым потолком ведущую в основную часть церкви. Каретников и Дана отчетливо услышали, о чем те говорят.

– Емельян, чувствуешь девку?

– Как, Олег? Церковь. Место намоленное, оно как шапкой-невидимкой прикрыло ее. Зайди она на наше капище, даже Воловик ее не заметил бы, а он у нас самый сильный.

– Ясно. Игорь, обойди храм, позади него должен второй выход быть. Я через эту дверь войду…

– А мне что делать?

– А ты, Емеля, ожидай здесь. Мы быстро, ей деться некуда.

Удовлетворившись услышанным, Каретников, отпустив, задвинул девушку себе за спину, чуть ли в крохотную нишу ее не втрамбовал. Даже не пикнула, видно не хотела попасть в лапы к соплеменникам. На слух определял местоположение идущего человека. Улыбка, похожая на хищный оскал, проявилась на лице. Ну не любил он этих…

Боярин, говоришь? Ну-ну! В нужный момент как черт из табакерки появился перед Олегом. Взгляд боярина тотчас выхватил девку за спиной неизвестного лейтенанта.

Воспользовавшись секундным замешательством, Михаил налег плечом, вытолкал противника, впечатал в противоположный простенок. Не дав собраться, с силой вогнал в солнечное сплетение локоть. Когда тот, ойкнув, стал оседать на пол, открытыми ладонями с размаха хлопнул по ушам. Ну не хотелось калечить, а тем более убивать мужика. Повернувшись, вытянул ладонь, потребовал:

– Руку!

Подчинилась убийце мужа, по лестнице стала спускаться за ним. Подивилась скорости, с которой он разобрался с ожидавшим волхвом. Перевертыш прямо с порога, на ходу махнул кистью свободной руки, и что-то подобное металлическому шарику от подшипника впечаталось тому прямо в лоб.

– Не останавливайся!

Вышли на улицу, повернули налево.

– Бегом!

В укромном дворике развернул к себе лицом. Дышал как запаленный конь. С парнем что-то неладно.

– Рассказывай!

А чего? Без утайки рассказала всё.

– Вот дура!

– Лучше убей здесь, – прямо глядя в глаза перевертышу, чуть ли не выкрикнула Дана, – или я убью тебя.

Усмехнулся.

– Дурочка. Значит так, из Москвы тебе уходить надо. Не уйдешь, они достанут. Кому-кому, а мне это известно. А сейчас прощай, мне свой лабиринт штурмовать нужно, у вас он уроком зовется, и в какой тупик попаду, один Бог знает.

Расстались. Только Дана все едино пошла следом…

Перед серым зданием военного комиссариата, бедным родственником приткнувшимся в широком дворе меж аляповатых построек сталинского ампира, шла суета. Уже на подходе к нему был слышен людской гомон, шум отъезжающих и прибывающих бортовых машин. Толпы мужчин и женщин в разномастной одежде заполнили пространство, а между ними мотались одетые в форму военные со списками в руках, выкрикивая фамилии, добавляя свою лепту в звуковой фон столпотворения. Когда протиснувшись, пробравшись через всю эту неразбериху, в двери учреждения зашел худой с бледным, казалось, воскового цвета лицом молоденький высокий лейтенантик, на его приход мало кто обратил внимание. Внутри здания мельтешили не менее, чем снаружи, отличался лишь контингент мыкавшихся людей. Сержант-дежурный, единственный кто справился о цели посещения. Кто знает, может, «сверчок», скорей всего бессменно находившийся на этом посту, в создавшейся обстановке, уже привычной для него, вычленив чужеродный объект, решил помочь собрату по кадру, а может, начальство именно его заточило на прибывающих в форме. Услыхав про имеющееся на руках предписание из госпиталя, мотнул рукой, направил в нужную сторону.

– Кабинет двадцать два. Капитан Яблоков.

Благодарный кивок за подсказку сопроводился грудным кашлем, но сержант пропустил его мимо своего внимания, занимался уже другим человеком, появившимся в поле его зрения.

Вдох-выдох, вдох-выдох. По широкой лестнице Каретников поднялся на второй этаж комиссариата. Отдышался. Если б не внешность, ну точно старик! Вот она, дверь с номером двадцать два. Постучавшись, вошел.

Седой мужчина с капитанскими шпалами в петлицах и орденом Красной Звезды на груди гимнастерки, сидя за массивным столом, оторвался от вороха бумаг, с интересом разглядывал вошедшего.

– Разрешите войти?

Вымученная улыбка мелькнула на уставшем лице капитана.

– Вошел уже. Проходи. Чего хотел?

Изучив предоставленные бумаги, отложил их в сторону, прижав протезом вместо кисти левой руки, облаченным в черную кожаную перчатку. Посетовал:

– Да-а! Что, выпроводили недолеченным?

Каретников кивнул.

– Снайпер в спину стрелял. – Махнул рукой. – Ребро повредил, пулю из легкого доставали. Живой и ладно, только слабость пока и одышка донимает.

– Понятно. Не боец, короче. Эх, а мне бойцы нужны! Сам видел, добровольцев откуда только можно берем, а кадровых командиров нет. На должности ротных и комбатов ставим партийных активистов, а чего они могут? В окопах собраний устраивать не нужно. Ох, они и навоюют!.. – речь сдобрил парой нелицеприятных выражений. Безысходность сквозила в голосе. Спросил то ли у Михаила, то ли у себя: – И куда мне тебя?.. По-хорошему, в отпуск отправить… Только город почти в кольцо взяли.

Михаил плечами пожал, мол, я пришел, а тебе решать.

– Ладно! Есть место. Думал инвалида вроде меня пристроить. Чтоб не голодал… Н-да! Пойдешь начальником охраны объекта…

Дана между тем не отстала от перевертыша. Понимала, кровник начеку и его сейчас убить сложно. Протиснувшись сквозь толпу, вошла в военкомат, окончательно потеряв того, за кем шла. В здании сплошная круговерть.

– Ты зачем здесь? – сержант с красной повязкой на рукаве задал вопрос.

– Так это…

– Что это? Документы есть?

– Да.

– Показывай.

Предъявила бумаги, взятые с тела убитой при бомбежке девушки ее возраста. Уже думала, не пригодятся, а оно вот как повернулось.

– Оксана Квитко, – прочитал военный. – Беженка.

– Да.

– Смотрю, далеко от дома ушла.

– Да. – Зацикленно, как автомат, повторила в который раз.

– О! Да ты курсы по снайперской стрельбе прошла! – удивленно вертя один из многочисленных бумажных листков, сказал сержант. – Почему не на фронте?

– Так получилось. Вот пришла.

– Молодец, что пришла. Ну, идем…

* * *

Лампы дневного света, мягко освещавшие длинный зал совещаний, после более чем двухчасового совещания в ночное время суток, все же напрягали присутствующих. Нервозная атмосфера витала в помещении. Казалось, что даже стены, обитые панелями из мореного дуба, давят на людей. Огромных размеров карта, повешенная на одну из стен, испещренная разноцветными линиями и условными знаками, изучена, а обстановка на ней разобрана досконально. Собравшийся за большим столом в центре зала весь генералитет Третьего рейха слушал слова своего вождя. На совещании также присутствовали Геринг, Гиммлер, Геббельс, а в среду генералов затесался адмирал Канарис.

Импульсивно поднявшись на ноги, Гитлер подошел к карте и, нервно грызя ногти, молча разглядывал участок фронта, обозначенный цветными карандашами широкий выступ, упиравшийся в Москву. Наконец, обернувшись к сидящим в зале, глазами нашел фельдмаршала.

– Кейтель, планировалось к концу августа закончить кампанию на этом участке фронта и взять Москву. На поверку, мы застряли и топчемся на месте. Что мешает войскам выполнить поставленную перед ними задачу?

– Мой фюрер, был ряд причин, которые не были учтены при планировании летней кампании в целом.

– Объясните.

– Протяженность России, отсутствие хороших дорог и фанатизм местного населения. К тому же войска перегруппировались и подтятнули резервы.

– Чушь! Это все отговорки!

На помощь шефу пришел генерал Йодль.

– Мой фюрер, одна пехота, артиллерия и танковая группа генерала Гудериана не могут прорвать оборону русских. Ко всему прочему войска столкнулись с силой природы. Холод и бездорожье, а иезуитский поступок русских, спустивших на наши войска и свои же населенные пункты тонны воды из водохранилищ, мы вообще не могли спрогнозировать. Много нашей техники и живой силы выведено из строя. Возможность наступать по фронту сильно сократилась, водная преграда встала непроходимой стеной. Разрешите напомнить, что в соответствии с вашей директивой номер тридцать три танковые армии переброшены на юг.

Кейтель опустил взгляд, желваки на скулах ходуном заходили. Зря Йодль вспомнил про директиву, свои ошибки фюрер никогда не признает. Еще в июле Гитлер, решив, что Москва у него в руках, своим личным решением определил Готу с его танками повернуть и наступать на север, а Гудериану – на юг. Слава богу, решение по Гудериану уговорили отменить, только без танков Гота напор на силы противника существенно ослаб. Крайним в плохом исполнении, как всегда, оказался Генеральный штаб…

Гитлер готов уже был конкретно определить виновного, истерично хватая ртом воздух, когда с места поднялся шеф Абвера, адмирал Канарис, обратился к вождю:

– Прошу прощения! Мой фюрер, есть мысль, каким образом захватить и уничтожить Москву.

– Выскажите вашу мысль, адмирал. – С интересом посмотрел на главу армейской разведки Гитлер.

– Мой фюрер, хотелось бы обсудить ее в приватной беседе.

– Хорошо! На два часа прервем совещание.

О чем говорил с Гитлером Канарис, не известно. Но только фюрер вышел к генералам определенно в хорошем расположении духа. Он даже не вспомнил о глупой выходке Йодля. Благосклонно спросил Геринга:

– Герман, сколько самолетов вы способны бросить на Москву?

Командующий люфтваффе сориентировался сразу, благоразумно не стал сетовать на погодные условия, ответил:

– В первом эшелоне – до трех тысяч. Почти полторы тысячи бомбардировщиков и чуть больше истребителей. Если понадобится, то могу и больше.

– Хорошо! Этого вполне достаточно. – С улыбкой едва заметно кивнув адмиралу, продолжил: – Пятидневная готовность. Через пять дней всю свою армаду бросишь на Москву.

– Слушаюсь, мой фюрер!

– Кейтель, через семь дней быть готовым по всему фронту отвести войска на двадцать километров от Москвы, перегруппироваться.

Стоявший навытяжку фельдмаршал попытался уточнить дальнейшие действия:

– Мой фюрер, хотелось бы…

– Это все. Совещание закончено, представителям ставки срочно вылететь в войска. Генрих, останься.

В опустевшем зале остались Гитлер и Гимлер.

– Генрих, на каком этапе германизация оккупированной территории?

…Адмирал Канарис давно рассмотрел план операции, предложенный подчиненными, поэтому уже на следующий день, прибыв в резиденцию Адольфа Гитлера, представил фюреру непосредственного исполнителя плана операции.

В зал приема сначала вбежала немецкая овчарка. Сделав круг по залу, крутнулась рядом со стоявшими на ковровой дорожке офицерами Абвера, присела у окна, застыв изваянием, наблюдая за чужими людьми. Через минуту скорой походкой вошел Гитлер. Приблизившись, внимательно рассмотрел высокого поджарого майора лет тридцати с хвостиком, отмеченного Рыцарским и Железным крестами второго класса.

– Хайль Гитлер! – в один голос поприветствовали лидера нации адмирал и майор, вскинув ладони в характерном жесте.

– Хайль! Канарис, представьте вашего офицера, – приказал Гитлер.

– Мой фюрер, перед вами майор Отто Хаймбах, один из командиров групп разведывательно-диверсионного батальона «Бранденбург-800». Несмотря на его возраст, успел отметиться в удачных операциях Абвера в Греции, Бельгии, Франции, Норвегии и Польше. В совершенстве владеет французским, польским и русским языками. Хм! От своих подчиненных получил прозвище Филин…

Гитлер улыбался, глядя на вытянувшегося по стойке смирно, молчавшего офицера, поедавшего его глазами. Спросил:

– Хотелось бы узнать, почему?

– Из-за особенности организма. Ночью он видит, как днем.

Кивнул.

– Продолжайте.

– Умеет оправданно рисковать. За линией фронта чувствует себя как рыба в воде…

– Майор, вы знаете, какое задание возложено на вас?

– Так точно, мой фюрер. Мне и моей группе поручено утопить Москву. И можете не сомневаться, мы сделаем это.

Гитлер был доволен, с пафосом произнес:

– Ну что ж. Я думаю, «дубовые листья» будут уместно смотреться в петлицах вашего кителя. Родина ждет от вас подвига, не разочаруйте ее. Хайль!

Аудиенция закончена, настало время действий. В девятнадцать часов этого же дня транспортный самолет люфтваффе, приняв на борт двадцать семь бойцов диверсионной группы, взял курс на восток. Когда «юнкерс», монотонно урча моторами, пересек границу генерал-губернаторства, команде Хаймбаха надоело лениво переговариваться и глазеть в иллюминаторы, наблюдая там только туманную дымку туч и облаков, и они в большем своем числе спали.

В отличие от подчиненных, сам майор заснуть не мог, вспоминал, анализировал последний инструктаж у Канариса. В кабинете адмирала они были втроем. Третьим присутствовавшим являлся куратор операции «Потоп», полковник Курц. Хотя сама операция спланирована еще две недели назад и группа диверсий собрана не вчера, но адмирал не хотел допустить осечки в мелочах и потом попасть в немилость «ефрейтора», поэтому заставил полковника последовательностью каждого элемента пройтись по этапам операции, заострив внимание на карте окрестностей, фотографиях аэрофотосъемки объекта. Хаймбах еще в первый раз поразился масштабности хода операции и возможных потерь врага.

– Ситуация на фронте достигла критической отметки. Наши войска практически окружили Москву: на западе взяты Можайск, Наро-Фоминск, Малоярославец. Армия Гудериана наступает с юга, дивизия Штеммермана встала у Тулы. Фронт вплотную подошел к Кашире, – водя карандашом по разложенной на столе карте, вещал Курц. – Когда армия Гудериана получила приказ двигаться в сторону Горького, чтобы замкнуть кольцо окружения Москвы в Петушках, произошло невероятное, то, что даже наше ведомство не смогло спрогнозировать…

Полковник обвел всех, тогда присутствующих на совещании. Тех, кого будущая операция непосредственно коснется и затронет.

– …По приказу Сталина большевики взорвали водоспуски Истринского водохранилища с целью затопить местность и сделать ее недоступной для прохождения наших войск. Огромная волна воды с ледяными осколками смыла танковые дивизии, пехоту пятьдесят второй армии. Правда, смыла не только противника, но и множество деревень вдоль реки Истры, окраины города Истры и поселок Павловская Слобода. Образовавшийся ледяной поток, высотой два с половиной метра, длиной до пятидесяти километров к югу от водохранилища не оставил ничего живого на поверхности. Попытка инженерных частей закрыть водоспуски к успеху не привела. Далее с основными пометками по будущей операции доложит подполковник Швинд.

Хаймбах помнил Швинда еще по Польше, поэтому серьезно отнесся к его докладу, тем более воплощать в жизнь все, что они тут напланируют, судя по всему, придется ему, раз командир батальона направил его в этот зверинец головастиков от разведки.

– По данным, полученным от нашей агентуры, если части вермахта войдут в Москву, принято решение взорвать Химкинскую плотину. Плотина отделяет Химкинское водохранилище от речки Химки в районе парка «Покровское-Глебово». При уровне водохранилища сто шестьдесят два метра и уровне Москва-реки в сто двадцать метров огромная волна цепочки шести водохранилищ может смести на своем пути все. Операция по взрыву плотины подготовлена силами НКВД. В тело плотин заложены тонны взрывчатки, провода от детонаторов выведены вот в это место…

Острым концом карандаша ткнул в кружок на карте с названием населенного пункта, рядом с большим пятном небесно-голубого цвета, характеризовавшим большое количество воды на натуральной территории.

– Деревня Иваньково, рядом система шлюзов и переходов… Сталин Москву не покинул, значит, подрыв основной плотины отменяется, но почему бы не воспользоваться тем, что сделано не нами? – Швинд обвел взглядом присутствующих на совещании, неторопливо доставая из папки фото, разложил на стол, чеканя слова, пояснял отснятый летчиками материал: – Длина плотины – полкилометра, высота – тридцать четыре метра, ширина у основания – двести метров. Плотина вобрала в себя свыше двадцати тысяч кубических метров бетона и железобетона, примерно полторы тысячи тонн металлического шпунта. У самого порога города собралось 28,5 миллиона кубических метров воды. Плотину пересекает донный водоспуск в виде железобетонной штольни длиной более двухсот метров, шириной понизу четыре и шесть и высотой четыре и три метра. Вот здесь его отлично видно… По расчетам вся вода может уйти через него за тринадцать суток. Со стороны Ленинградского шоссе здания Речного вокзала и водный стадион «Динамо», а по верху плотины проложено шоссе с двумя башнями-ротондами и с ограждением в виде бетонных тумб и металлических цепей. Вот, на аэрофото не слишком отчетливо виден откос плотины, он выделяется светлым пятном. Справа темнеет водный массив. В левой части внизу – бараки… Если разрушить всю плотину, объем воды освобождается огромный и затопит несколько районов Москвы. В зону затопления попадают районы Полянки, Строгино, смоет районы вокруг Кремля. Дома до тридцати метров высотой, зальет по крыши…

Моторы самолета убаюкивали. Чтоб размяться, встал на ноги, заглянул в отсек борт-стрелка, тот бдил, не спал. Прошел в кабину пилотов. За плечо тронул командира борта, добившись, что тот повернет голову, сбросит головные телефоны.

– Как тут у вас? – спросил у летчиков.

– Норма. Через две минуты старую границу перелетим. Наш полет на контроле, с земли ведут.

Кивнул. Вернулся на место. Умостился. Воспоминания вернулись к сегодняшнему инструктажу.

– …Ваш самолет сделает посадку на полевом аэродроме недалеко от линии фронта, – говорил Курц, – и операция «Потоп» полностью ляжет на ваши плечи, майор. Здесь будет сформирована эскадрилья бомбардировщиков, в составе которой полетит ваш «юнкерс». В этом месте, – полковник показал на карте, – вы пролетите над линией фронта и окажетесь в этом квадрате. Местность ровная, но встречается лес. На одной из полян наши люди разведут костры и подадут сигналы фонарем. Выброска. Приземление. После приземления – сбор группы на поляне. Работаете автономно, никакой радиосвязи. От этого квадрата до объекта не больше двадцати километров. Среди встречающих вас будет проводник, человек, хорошо знающий местность. Дальше все в ваших руках, профессиональным качествам учить не обязан, вы сами все лучше меня знаете.

– Знаю.

Адмирал пожал руку.

– Удачи, майор!..

…С началом войны в странах Европы карьера Хаймбаха поползла в гору. Его заметили, использовали и отличали после успешно проведенных операций. Кавалер «Рыцарского креста», майор, отличный послужной список – в его возрасте это немало. А еще, заслужил прозвище Филин у подчиненных. Только все это…

За двадцать семь лет до нынешних событий одна степенная бюргерша решила подкорректировать результат нужного ей дела, связанного с богатым наследством. Для этого ей потребовалось четверо детей в возрасте не старше пяти лет. Проехавшись по германскому захолустью, в смутное время революции, смещения кайзера и всеобщей депрессии и безработицы выкупила в сиротских домах трёх девочек и одного мальчика. Вернувшись, в своем скромном поместье в полнолуние провела ритуал черного колдовства. Удачно получилось. Девчонки умерли, а вот пацан выжил. Как и почему? Она и сама не знала, но факт остался фактом. Родственники благополучно отдали Богу душу. Наследство она получила, а парня пригрела. На случай, вдруг еще пригодится. Со временем к нему привыкла. Не то чтоб полюбила, но чисто по немецкой бережливости растрынькивать имущество посчитала нерациональным. Проведя ритуал, подсадила к мальцу молодую сущность и заставила кое-чему научиться. Пацан рос. Росла и сущность. И не заметила добрая тетушка, бывшая на деле черной колдуньей не из последних на слете Вальпургиевой ночи, как парнишка возмужал.

Отто не знал многого. Многого не понимал. Но со своим «внутренним братом» контакт наладил. И решили они тетушку под корень извести. Зверь хоть и подпитывался душой Отто, но меру знал. А для того чтоб не голодать, подучивал «сосуд» своего благоденствия, как по-умному некоторых своих сверстников в лучший мир направить. И так, чтоб Отто рядом находился, чтоб крови много было, чтоб ее эманацией питаться. С горем пополам в возраст вошли оба. При случившихся происшествиях с летальным исходом детей и некоторых взрослых в городе внимания на себя не обратили. Полиция искала возрастного маньяка, а тетку захватила новая горячка обогатиться за чужой счет.

Когда богатая бюргерша во всеуслышание объявила местному бомонду о своем отъезде по делам, сладкая парочка решила, что время пришло. В вечер перед поездкой Отто подсыпал в старухино питье лошадиную дозу снатворного, а когда та заснула, стащил ее в подвал дома. Пока копыта не откинула, уложил на пол, прямо в центр нарисованной ею же пентаграммы, и, воспользовавшись затертой книжонкой благодетельницы, провел ритуал, концовкой которого было отчленение от тела головы ведьмы. Сожитель балдел, нажравшись эманаций. Сразу явно подрос, так как пищей оказался и ему подобный старый козлина, живший в теле у колдуньи.

А жизнь-то налаживалась! Тетка, «уехав», не возвращалась. Отто Хаймбах, переехав на новое место жительства, стал учиться в университете Лейпцига. Правда, связавшись с плохой компанией, бросил учебу. Но и компания скоро распалась, гм… по причине непонятных смертей ее членов. Военная карьера спасла положение. И вот теперь…

При пересечении чужой территории с земли загавкали зенитки противника, но стреляли не точно, без толку изводя боеприпасы. Общая масса самолетов довернула к Москве, а их «юнкерс» взял курс на Химки. Через минуту полета штурман подал сигнал «Внимание». Майор уже и сам заметил внизу огонь от костров и слабое, прерывистое мигание фонаря. Потом был прыжок. Купол парашюта, раскрывшись, потоком воздуха сносился в сторону от площадки с кострами. Ну, это нормально. В случае чего будет время приготовиться к бою. Такой вариант Хаймбах тоже не исключал.

Приземлился в глубокий снег, уже понимая, что группу разбросало. Парашют тут же затоптал в снег, нагреб на него сверху сугроб. Неудобная красноармейская шинель, длинная и в некоторых местах сковывающая движения, выбивала из колеи. Как эти русские в них воюют? Определился с направлением и, торя снег всем телом, путаясь в полы длинной одежды, минут через сорок вышел на точку встречи. Его встретили двое агентов Абвера и фельдфебель Майнингер с пятью солдатами. Один из чужих обратился на немецком языке и тут же огреб порицание:

– На территории противника всем говорить на его языке!

Неписаный закон батальона.

– Что у вас?

– Все тихо…

Группа собиралась в течение полутора часов. Не критично. Никто не разбился, не потерялся, не вывихнул ноги. Нагруженных, словно мулы, диверсантов проводник вывел на маршрут. Вел уверенно, и потому уже поздним утром диверсанты были в нескольких километрах от объекта…

* * *

Из сельсовета вышли с поклажей ближе к полудню. Оборонное ведомство в своем репертуаре, особо заморачиваться не хотело, отправило передачку на адрес ближайшего населенного пункта, куда обычно продукты для подразделения доставлялись, отзвонилось, чтоб забрали, и успокоилось. Дальнейшие проблемы на командире. Вот и обеспечивай «самовывоз», если не в меру умный, что в такое тяжелое для страны время имеешь наглость отвлекать по пустякам. Дороги замело, продукты подвозили раз в две недели. Савраска, тащивший колхозные розвальни, вполне справлялся с такой задачей, но из-за пары-тройки мешков председатель скотину гонять не будет.

Иваньково вполне себе приличная деревуха. Правду сказать, в ней кроме председателя и пятка старых перцев только бабы, детишки да старухи остались. Мужиков война словно метлой вымела. Уже почти у околицы напарник закряхтел, и Каретников, успевший хорошо изучить свой контингент, понял, сказать что-то хочет да не решается перечить грозному командиру.

– Чего хотел, Петрович?

– Товарищ лейтенант, вон дом за крашеным забором…

– И что?

– Кума моя там обретается. Морозно. Зайдем, чайком угостимся?

Глянул в указанную бойцом сторону. Хмыкнул. Зайти-то можно, действительно мороз задрал, только… Его взгляд соскользнул с добротного забора, прошелся дальше по улице, заканчивающейся ивовым невысоким плетнем. Крайний домишко за ним отличался от добротных деревенских построек. Почти крохотная беленая хибарка, прикрытая от посторонних глаз деревьями в палисаде, по зимней поре стоявшими с оголенными ветвями, всем своим видом выбивалась из ряда добротных соседних срубов. За плетнем маячила старушенция, глазом сверля двух прохожих. Не видать, чтоб кто-то протоптал в снегу дорожку к калитке.