Текст книги "Лабиринт. Феникс"

Если рассудить здраво, группе Козырева повезло дважды. То, как их с крючка сняли, это второй раз. А вот первый… Когда случай помог захватить автобус, везущий диверсантов на аэродром. Счастливый случай. Сопровождение и основную часть фашистов они уничтожили, а вот вполне живой, отловленный унтер кое-что смог рассказать и набросал схему самого объекта. Попав в добрые руки Мамедова, немец заговорил сразу и подробно, из личного опыта знал, тех, кто молчит, подвергают пыткам. Каретников наверняка представлял ход допроса. В душе унтер мог надеяться выжить и потому раскололся. Ничего необычного. По статистике гестапо, в застенках говорил каждый третий. В НКВД, где не велось такой статистики, говорили все.

Объект возглавляет майор Габлер, но на этот момент он отсутствует, проводит отпуск в Берлине. В составе постоянного персонала школы работают опытные сотрудники, члены нацистской партии, из числа тех, кто служил в уголовной полиции, а затем в гестапо. Один из них – Пауль Беккер, сам квалифицированно работал с провокаторами и готовил их. Вот он и заменяет начальника на время его отпуска. Своими сослуживцами и подчиненными характеризуется разумным, требовательным начальником. Во время допросов напорист и жесток, иногда сам избивает арестованных, добиваясь от них признаний. Каретникова сразу заинтересовало лицо, названное по списку вторым. Тоже помощник начальника, но не оперативник, а кадровик. Эглитис. Ни чина, ни имени не известно. От «языка» Мамедов смог узнать лишь то, что работает и ночует в штабе. Занимается «бумажками», и сами немцы считают его штабной крысой. Такая характеристика говорит о многом. Если кого и захватывать, то уж не «мясника», а секретчика. Деятельность школы не слишком сложна для понимания. Ничего необычного, как думалось раньше. Большинство пособников оккупантов после установления с ними сотрудничества направляли сюда для специального обучения, после чего забрасывал в тыл Красной Армии не только для разведки, но и с целью совершения диверсий и для проведения разложенческой работы, склонения военнослужащих к измене Родине.

В предрассветных сумерках со стороны востока донесся характерный гул.

– Летят! – восторженно произнес Козырев, лежавший по правую руку от Михаила.

Все как по команде подняли головы кверху. Отступившие сумерки не помешали в бинокль рассмотреть на небе быстро увеличивающиеся точки, с каждой секундой трансформировавшиеся в очертания. Он и разглядел-то их, потому как самолеты летели над речной магистралью.

– Дай!..

Передал бинокль Козыреву.

– Сборная солянка: Пе-2, ДБ-3 и устаревшие СБ, ТБ-3, с малой грузоподъемностью и невысокой скоростью полета, – резюмировал лейтенант.

– Откуда знаешь?

– Летчиком стать мечтал.

Полетный строй русских бомбардировщиков при подходе к цели, скорей всего, имел форму клина, одно из «плеч» которого смог увидеть. Никакого эшелонирования не было. Чуть довернули, значит, штурман свое дело знает. На боевой курс легли строго по прямой. Высота 350 метров – не железнодорожный узел отрабатывают, участок леса, поэтому на «жаркую» встречу не рассчитывают, как, кстати, и Михаил не рассчитывает на слишком видимый результат бомбардировки, так как бомбы сбросят без предварительной разведки и идентификации цели. Смешно было бы ожидать иного от летчиков! Тянуть больше нельзя. Каретников отдал приказ:

– Переправляемся. Всем в воду!

Толкая перед собой небольшие плотики из подсобного материала, нагруженные одеждой и оружием, поплыли к пляжу, каждую секунду ожидая, что вот именно сейчас по ним с вышек ударят пулеметы. Вода холодная. По водной глади ветерок разносит зыбь, а с каждым гребком течение сносит разведчиков в сторону от пляжа. Малость не рассчитали. Между тем гул в небе возрос до предела, самолеты, считай, над головой повисли. Только бы свой груз в реку не скинули, тогда им всем точно кирдык настанет!

Огонь зениток из лесного массива обозначил объект. Был он на удивление громким, лающим и, казалось, непрерывным.

Б-бзыв-бзыв, тудудух, б-бзыв-бзыв, тудудух-тудудух!..

Б-бумв! Б-бумв!.. А вот это уже сброс бомб пошел.

Под какофонию боя выбрались на берег. Все-таки летуны на второй заход решились, из пулеметов проштурмовали объект. Мамедов тотчас же ушел вперед, а остальные цепочкой – за ними следом.

Миновали «пляж», за которым увидали останки трупов немецких солдат, раскиданные возле большой воронки у окопа, разбитую в щепу вышку с мертвым пулеметчиком, «отдыхавшим» у положенной взрывом на землю колючки…

Авиаатака была успешной, на глаз видно разрушение зданий. Казарма пылает и потухнет не скоро – деревянная куча мусора. Конец трубы кочегарки упал на здание штаба, в котором ни одного целого стекла, а одна из стен обрушена. Еще пара кирпичных зданий горят. Много трупов, заваленная на бок зенитка. Прямо в районе, скорее всего, автопарка дымится автохлам, который вряд ли когда сможет ездить. Прямо на крышу боксов упал сбитый самолет. Внутрь проникли без особых проблем, исключительно из-за неразберихи. Немцы чумовые, с единственным желанием сбежать подальше от бомбежки. Ей-богу, снуют как тараканы, ни до чего им дела нет.

Тенями прошмыгнули мимо пулеметного гнезда из мешков с песком. Прямое попадание – в живых никого, станкач разбит. У дверей штаба два трупа охранников, да и сами двери нараспашку.

– Внутрь! – подал команду Каретников, схему объекта он отлично помнил.

Широкий коридор, пустой и темный. По стенам двери… двери… двери. Первую же дверь пнул в полотно ступнею, когда та, поддавшись, распахнулась, вошел. Комната, похожая на учебный класс. Ощутил шевеление у пустого оконного проема. Повел автоматом. Приказал:

– Halt! Aufstehen, heben Sie Ihre Hände hoch!..[23]23
  Стой! Встать, поднять руки вверх!


[Закрыть]

Козырев из-за спины подсветил фонариком. Немец в летней армейской фельдграу, фельдфебель. Взгляд заполошный, боязливый.

– Name?

– Feldwebel Fuchs.

– Leutnant Weiss, Zugführer Wildhüter. Wo finde ich Herrn Eglitis?[24]24
  Лейтенант Вайс, командир взвода егерей. Где мне найти господина Эглитиса?


[Закрыть]

– Der Chef der Schule und seine Stellvertreter Leben in separaten Häusern, die sich in dreihundert Metern vom Hauptquartier befinden, aber… Nacht, Bombardierung… Ich kann jetzt nicht wissen, wo ich ihn finden soll[25]25
  Начальник школы и его заместители проживают в отдельных домах, расположенных в трехстах метрах от штаба, но… ночь, бомбежка… Я сейчас не могу знать, где его разыскать.


[Закрыть].

– Wache der Häuser?[26]26
  Охрана домов?


[Закрыть]

– Es gibt keinen Schutz, außer den an Ihnen angebrachten Vesti[27]27
  Охраны там нет, за исключением прикрепленных к ним вестовых.


[Закрыть].

– Klar. Führen Sie zum Haus…[28]28
  Ясно. Проводите к дому.


[Закрыть]

На дворе развиднелось, распогодилось, и военные быстро приходили в себя. Фельдфебель вел их быстро. В камуфляжных лохматках группа не слишком привлекала к себе внимания, к виду егерей здесь привыкли. Вот и домики, походившие на финские.

– Dieser![29]29
  Этот!


[Закрыть] – указал на дом.

Ничего личного. Прости, фельдфебель, не нужно было попадать в Россию…

Эглитиса нашли в доме, живого и почти здорового, только пьяного. Пинками и словами объяснили, чего от него хотят, и уже с ним возвратились в штаб. «Секретку» потрошили в темпе вальса, набивая сидор бумагами, ввязавшись в перестрелку местного значения. Все, что не поддавалось выносу, подожгли. Теперь выбраться нужно…

Немецкие егеря окружили их двойным кольцом, перекрыли путь отхода двумя пулеметами, а там и маршевая рота подтянулась. От минометного обстрела в сторону реки петляли как зайцы. Прорывали кольцо, растреливая стволы враспыл. Боеприпасы заканчивались. В одном месте Каретников подумал, что все, конец. Прижали к земле двумя пулеметами, стрелявшими непрерывно. Надо было что-то решать… Он вскочил на ноги и последние две гранаты метнул в то место, за которым лежали пулеметчики. Важно было, чтобы они хоть на миг спрятались, перестали вести огонь.

Б-бух! Б-бух!

Двадцать метров до пулеметной точки не пробежал – пролетел! Успел перескочить через поваленное дерево, а оттуда соскочил вниз на немцев. Работал ножом, жестко, схватившись сразу с двумя, катался по земле. Подоспел Громыко, ударил одного, потом другого по голове прикладом, а там и остальные подтянулись. Захватили пулеметы, пополнили боекомплект.

– Лейтенант, смотри…

– Чего? Не может быть.

– Точно!

Напряг мужиков:

– Чего вы там замерли?

Мамедов носком сапога «ковырнул» голову одного из убитых немцев, кивнул на него, объяснил Каретникову:

– Наш Петров объявился.

– Сучонок… – добавил Громыко.

А ведь точно, он. Недолгую передышку прекратили егеря, пригибаясь к земле, пошли в наступление.

– Уходим!

Снова тараканьи бега, и при этом Михаил, раненный в ногу, ковылял позади остальных. Вырвались…

Как ни крути, по-иному ничего не получится. Михаил понял, что для того, чтоб основной состав группы ушел от погони, придется жертвовать людьми. Пройдет пятнадцать, ну двадцать минут, и преследователи выйдут на контакт по прямой видимости. Группе надо быстрее оторваться по причине, истекающей из тактической особенности боя в лесу. Пользуясь большим количеством укрытий, деревьев, очень легко можно окружить тех, кого меньше. Увидев их, знающий командир егерей сразу же подаст команду на открытие огня, а потом – на обход и окружение беглецов. Такую их тактику Каретников знал, если после первого огневого контакта резко наступиттишина и стрельба почти прекратится, это верный признак того, что команда поступила и выбраться всем коллективом будет нереально.

Вперед пропустил Мамедова. На удивленный усталый взгляд измотанного бегом с препятствиями сержанта молчаливо отмахнулся рукой, тем самым подтверждая основное направление движения. Мимо проскочил Громыко. Этому не до чего, устал. Видно, что человек на одной силе воли держится. И все равно, для группы они с ним слабое звено. Калюжный, носорог комнатный. Вот у кого силушки немерено! Мало того, что сам ломится, невзирая на спуски и подъемы, просеки и загущенный буреломом лес, так еще, кроме пулемета с БК, почти на себе прет Эглитиса. Латыш, протрезвев, поначалу пытался сопротивляться, но получив добрую затрещину, бежал как родной, пока не сдох с непривычки. Вот и приходилось Тимохе периодически нести этот мешок с дерьмом. Еще и вопрос успел задать:

– Ты чего, Василь?

– Нормально, Слон. – Нога болела, и крови он потерял существенно, подмигнул напарнику. – Прибавь скорости, а то егеря яйца прищемят.

Пыхтевший от натуги под тяжестью вещмешка Козырев перевел дыхание. Михаил в двух словах объяснил политику партии.

– Лейтенант, нам всем не уйти, кому-то придется в прикрытии остаться.

– Я останусь!

– Ты командир, тебе группой командовать. Прикрытие для тебя крайняя мера. Останемся я и Громыко.

– Почему не Калюжный?

– Калюжный тебя до места доведет.

Времени на обсуждение нет, и так за разговором темп бега снизили.

– Добро!

– Вам бы только на гать встать, а там особо не разбегутся. Фору, хоть и небольшую, мы вам обеспечим. Паша, ты у меня только винтовку забери и свой автомат отдай.

– Давай!

Каретников в пару прыжков догнал Громыко, придержал за рукав.

– Архипыч, мы остаемся.

Тот облегченно встал на месте, наклонившись, откашливался, отхаркивался. «Дегтярь» занял место под ногами пулеметчика. Наконец-то смог выразить свою готовность поработать в паре:

– Ага!

Михаил рукой махнул обернувшемуся Козыреву. Вот и все.

– Ну? Пошли место выберем, Архипыч.

– Идем, Василий.

Из-за действий Каретникова всю дорогу отход группа производила по обратным скатам холмов, лощинам, оврагам, старательно избегая полян, дорог, просек. Теперь для них двоих это не актуально…

Между тем, лишившись балласта в лице Громыко и… Михаила, Мамедов прибавил темп передвижения. Направление на гать он определил четко, солнце помогало, ну и компас не лишним оказался. Через овраг перебрались, раздвигая и ломая ветки на своем пути, продрались через ельник и тут же ступили на едва заметную тропу.

– Туда! – указал направление Алик.

Козырев кивнул, соглашаясь.

– Вперед!

Где-то далеко за их спинами послышались звуки стрельбы. Началось! Ждали этого, но все равно как-то оно… Эглитис, заслышав перестрелку, попытался приземлиться на пятую точку. Его не слишком испугал рывок за воротник в попытке поставить предателя на ноги. Знал, что живым нужен.

– Не пойт-ду!

Калюжный на это «не пойт-ду» ответил парой оплеух и пинком в «корму», надо отдать должное, не сильному. Чтоб бежать мог.

– Я тебе сейчас не пойду, лабус долбаный. Ты не пойдешь – побежишь!

Действительно побежал под звуки далекой стрельбы и редкие разрывы гранат. До гати совсем ничего оставалось…

Часть 3
Сюркуп[30]30
  Прием в преферансе, при котором один вистующий ходит некозырной картой, а играющий и другой вистующий кладут по козырю.


[Закрыть]

Я к тебе вернусь из далекой дали.

Ты дождись, я еще вернусь.

Сквозь огонь прорвусь, обойду полземли.

Пусть другие не верят, пусть.

Я вернусь к тебе золотистой зарей,

По крыльцу постучусь дождем.

Алексей Макаров. Я вернусь к тебе (из к/ф «Офицеры»)

После успешного отражения немецкого наступления в битве за Москву советское верховное командование сочло возможным начать активные действия на других участках фронта. Военная промышленность, развёрнутая за Уралом, поставляла всё больше вооружений. РККА была пополнена очередным призывом. Всё это позволило не только пополнить действующие части РККА, но и создать девять резервных армий Ставки.

Стратегический план 1942 года состоял в следующем: «…последовательно осуществить ряд стратегических операций на разных направлениях, чтобы заставить противника распылить свои резервы, не дать создать ему сильную группировку для отражения наступления ни в одном из пунктов».

Одной из таких наступательных операций и была харьковская. В случае успеха наступление под Харьковом позволило бы отсечь группу армий «Юг», прижать её к Азовскому морю и уничтожить. В операции должны были принимать участие войска Юго-Западного и Южного фронтов.

Еще в январе 1942 года войска Юго-Западного фронта успешно провели наступление в районе Изюма, в результате которого был создан плацдарм на западном берегу Северского Донца в районе Барвенково, открывавший возможность дальнейшего наступления на Харьков и Днепропетровск. Была захвачена главная база снабжения 17-й армии в Лозовой и перерезана железнодорожная линия Днепропетровск – Сталино, по которой проходило снабжение первой танковой армии вермахта. С началом весенней распутицы наступление было временно остановлено…

* * *

Тропа, на которой должен появиться противник, круто поворачивает влево. Место для засады удачное. По одну сторону холм, по другую склон к оврагу, неудобно будет развернуться в цепь лицом к ним.

Пока Громыко обживал пулеметную точку, успел «ткнуть» четыре гранаты на растяжке. Будут обходить, обязательно нарвутся, а это по-любому заставит притормозить ретивых, сузит свободу маневра и укажет на телодвижения камрадов, а кроме того, у егерей появятся убитые и, самое главное, раненые.

Сколько там времени прошло? Двадцать минут? Ну, значит, с минуты на минуту появится «кавалерия», то есть следопыты, а у них на плечах основные подразделения попрут. Спешат потому что!

Для результативности огня применил способ стрельбы из автомата по-пулеметному. Чтобы Мр-40 при стрельбе очередями не трясло и не разбрасывало пули, автомат за ремень прихватыватил к стволу дерева. Просто и эффективно. Один магазин на распыл ствола расстреляет, не больше, а дальше, несмотря на соблазн, поменяет место, потому что ответная стрельба начнется уже секунд через семь-восемь, а организованное сопротивление – через двадцать. Вот его не дожидаясь, надо уже быть на ногах и убегать к новой лежке. Одни «охотники», как их натаскали, бросятся на землю вправо, другие – влево и немедленно отползут дальше от тропы, насколько местность позволит, а она не очень к этому предрасположена, потому это место и выбрал. Громыко стационарно работать будет. Его, отдав приказ, не переучишь…

О! Вот и гости. Такое ощущение, что полной группой бегут. На призраков в своих лохматых камуфляжах похожи, но Михаила этим не пронять. А вот каково сейчас Громыко? Не удивился бы, узнав, что в мозгах сержанта селится страх.

С началом выдвижения противника на основной отрезок избранного для боя места стал выбирать спуск и, как только шедший в голове колонны егерь «сел» на край мушки, дожал.

Та-та-та-та! Та-та-та-та!..

Да-да-да-да!.. – согласился с ним «дегтярь» Громыко.

Кто упал, в первую секунду простившись с жизнью, кто ранен, кто бросился на землю, по-рачьи пятясь куда возможно, только подальше от смертоносного огня.

На грани возможного, закинул «товарищам» сразу две из оставшихся у него трех гранат.

Б-бух! Б-бух!

Да-да-да-да!

В пылу боя боль в ноге чуть отступила, но все равно ощущалась. Перебегая, на ходу меняя магазин, отметил работу напарника. Большими прыжками, не пригибаясь, покрыл расстояние.

Фью-фью-фью!

Пули, свистя и сбивая листву на кустарнике, строчкой прошлись за спиной. Кто-то из егерей пытался достать наглого «бегуна», да не поспевал за ним. С разбегу плюхнулся на брюхо и тут же откатился, как раз достиг лежки.

Ф-фух, успел!

Чуть приподнявшись, осмотрелся. При перестрелке в лесу фокус в том, что нужно смотреть не только перед собой – боковым зрением фиксировать обстановку справа и слева. Противник, находящийся в стороне, очень часто открывается для огня сбоку, грех не использовать такую возможность. Вот как раз тот случай!

Та-та-та!

Чуть довернул ствол, заметив другую цель. Противник, выскочив из-за укрытия, «сел» на мушку. Еще минус двое.

Да-да-да-да-да!

Жив Громыко. Ему бы позицию сменить!

Фьють-фьють-фьють! Пули рядом прошлись. Одна из них царапнула, вырвав клок материи на куртке, обожгла предплечье правой руки. Твою!.. Отшатнулся. Вон, оттуда стреляли. Выждал.

Б-бух!

Слева и чуть впереди от него взорвалась граната. Кто-то везучий, постаравшись обойти их стороной, пока товарищи огнем не дают высунуться, на растяжку нарвался. А стрелок молодец, на «рывок» пошел…

Та-та-та! – Выжал спуск.

…и «наткнулся» на его пулю. Дурашка! По уму ему нужно было передвинуться вправо от себя, он прямо и чуть левее попер, поэтому и ствол автомата вверх приподнял, ибо дерево мешало развернуться.

Снова смена места лежки.

Б-бух!

Еще кого-то на растяжку занесло.

Кажется, сплошная перестрелка стоит повсеместно. Лишних пятнадцать минут они отыграли. Блин горелый! Почему «дегтярь» молчит?

Бежал пригнувшись, стараясь двигаться «рваным» бегом. В лесу нельзя находиться на месте, кто не маневрирует, тот подставляется и погибает. Чаще всего такого коллективно закручивают по левостороннему правилу и расстреливают, поставив его в невыгодные для стрельбы и обороны условия. В скоротечном лесном бою все происходит очень быстро. Каретникову, ко всему прочему, приходится думать и за противника.

Та-та-та-та! Та-та-та! Дз-зых! Дах-дах-дах-дах! Дз-зых!

А ведь стрельба в его сторону развернулась. По его душу пошли. Ну!.. Отдышался. Тоже дело, еще пять минут от группы Козырева оторвал.

Отягощенные ранеными и убитыми, может быть, потеряв инициативу и время, имея впереди неизвестность, егеря не будут способны на результативные действия. Нужно лишь измотать их. Правда, если подразделением командует опытный профессионал, желаемое может и не осуществиться. Если клещи окружения замкнутся за его спиной, придется туго. Спасение – в скорости исчезновения. Только какая может быть скорость, если он ковыляет и раны кровят?

Скат слева. Будет удобно отработать по погоне с правого плеча в любую сторону, да и вверх тоже. Влево стрелять намного быстрее и легче. Заметил движение под боком.

Та-та-та-та!

«Тень» рухнула метрах в семи от него, в смертельной судороге успев нажать на спуск автомата.

Та-та!

Пули ушли куда-то в сторону. Проковылял в просвет между кустами, ощущая, как вместе с кровью из раны его покидают и силы. Спасает только то, что в лесу трудно наступать сплошным фронтом – сильно пересеченный рельеф почти всегда разделит наступающих на отдельные группы, которым приходится гнать «дичь» не цепью, а походным порядком, друг за другом. Прочесывание без хорошего следопыта-лесовика превращается в банальный поиск иголки в стоге сена. На миг высунулся из-за ствола. Сколько же вас!

Заметили. Плотным, шквальным огнем прижали к земле, заставили плотнее залечь за дерево, лишив свободы маневра и не давая поднять голову для прицельной стрельбы. Все, что ли? Отбегался?

Одновременно сразу же, пока группа прикрытия с пулеметом держит Каретникова, основные силы, пользуясь рельефом, укрываясь за деревьями, резко делают рывок влево-вперед, стараясь зайти со стороны правого фланга.

– Н-нет! Хрен вам!

Извернулся. Толчком рванул рыбкой прямо по скату вниз, туда, где зияла темнота оврага. Ох-хо-хо! Больно…

Б-бух!

Темнота сплошной пеленой накрыла сознание.

* * *

Все, кто был в самолете, отчетливо осознали, где находятся, прочувствовав момент перелета с переднего края. Ночь на исходе, потому небо сереет, слышен звук залпов зениток с земли, но уже не так страшно, нет расцвеченных огнем сполохов от разрывов снарядов под боком. Авось Фортуна снова улыбнется, и они долетят до места без потерь. Хватит потерь, и так группа пятьдесят процентов личного состава потеряла. Невольно Саенко повел глазом по присутствующим. В полутемном отсеке самолета рассмотрел беспокойные лица Мамедова и Козырева. Анна с Надеждой прижались друг к дружке, переживали боязнь погибнуть. Радистка даже глаза закрыла, будто от этого легче станет. Щепетов от илюминатора оторваться не может. Что он там рассмотреть хочет? Вот Калюжный, тот дремлет как ни в чем не бывало. Вот уж у кого нервы железные. На всякий случай связанный предатель, которого все, включая женщин, воспринимали как груз, прислонившись к переборке, безучастно глазел перед собой. То, что он тоже боится погибнуть, выдает дрожь челюстей. Еще и как боится. Сволочь! Ему при любом раскладе пощады не будет…

Дернулся. Тряхануло основательно, и сразу холодным сквозняком потянуло. Попали? Точно! Вон дыра в обшивке борта.

Показалось, что после встряски самолет провалился в яму, но тут же выровнялся и, не сбившись с курса, продолжил полет. Повезло! Перелетели! Больше не слыхать, чтоб в них стреляли, двигатели работают исправно, ровно. Вздохнул с облегчением. Время тянется медленно. Теперь медленно.

Их переправке на Большую землю предшествовал оживленный обмен радиограммами. Феоктистов уже знал, что у группы на руках находятся сведения особой важности и «язык» из числа командования школы. Знал, что сама школа Абвера прекратила свое существование, во всяком случае номинально. Площадку для посадки борта подыскали Анна с Калюжным. Оба сильно переживали гибель Василя. Анна, кажется, действительно влюбилась в него, а Тимофей чисто по-мужски прикипел к напарнику… И что теперь докладывать начальству? Непонятная история с этим связником. Кто он – не ясно. На врага не похож, на друга… гм… человек сам по себе, но то, что на нашей стороне воюет… воевал, сомнений не возникает. Вместе с Громыко дали парням оторваться от погони, уйти… Эх! Громыко тоже жаль. Смелым человеком был и бойцом отличным.

В своих раздумьях пришел к мысли, что ни о чем он никому не скажет. Вообще не скажет. Скорей всего, его прямо с аэродрома в госпиталь увезут. На доклад пойдет Козырев, вот и пусть скажет, что посчитает нужным. Да! Так правильно будет.

Тупая, ноющая боль в сломанной ноге не унималась, Саенко, прикрыв глаза, постарался уснуть и… это ему удалось. Открыл глаза, когда услышал голос одного из летчиков:

– Просыпайтесь! Подлетаем.

Все как по команде приникли к окнам. Горизонт осветился солнечными лучами, а внизу под крылом своими очертаниями раскинулся большой город.

– Москва? – в оба голоса воскликнули женщины.

– Москва! – со своего места утвердительно подтвердил Саенко, напрягая и голос.

И вот самолет уже побежал по гладкой бетонированной дорожке.

– Командир, – его за плечо тронул Мамедов. – Смотри! Никак нас встречают?

По летному полю колонной катились сразу четыре транспортных средства. Две легковые машины, автобус и грузовик под брезентом.

Самолет подрулил к площадке, моторы взревели еще раз и заглохли. Открыли дверцу. В лицо ударили слепящие лучи солнца. Борт-стрелок выставил металлическую лесенку, первым спрыгнул из самолета на бетон. Саенко скомандовал своим:

– На выход!

– Смотрите, как начальство торопится, – хмыкнув, сказал Козырев. – Хотя зная, что мы везем, я бы на их месте тоже торопился…

– Вот когда будешь на том самом месте, тогда и увидим, – улыбнулся Игорь и тут же негодующе вскрикнул: – Полегче, Слон! Так тащишь, что и вторую ногу сломаешь!

– Эх! Нечаянно вышло. – Калюжный снес его вниз, посетовал: – Это Василь меня так кликал. Э-хе-хе! Погиб такой парень!

Саенко промолчал, а там уж и встречающие подходили. Феоктистов, Рюмин… Еще двоих Саенко не знал, но при их виде почувствовал острое ощущение тревоги. Энкавэдэшники, что ли?

В каких-то стесненных чувствах, отчасти из-за того, что стоять на своих двоих не мог и опирался на плечо сержанта, все-таки, приложив руку к кепке, доложил Феоктистову:

– Товарищ полковник!.. Задание выполнено, в группе имеются невосполнимые потери.

– Здравствуйте, капитан!.. – окинув его прищуренным взглядом, четко ответил Феоктистов, перевел внимание на других прибывших, поздоровался с ними: – Здравствуйте, товарищи!

Саенко хотел было поблагодарить за присвоение нового звания, но момент ушел. Чего уж теперь? А начальство уже распоряжалось, кого куда направить и отвезти.

– Живой груз в полуторку, под охрану. Капитана во вторую легковушку и в госпиталь. Козырев, ты с нами поедешь. Остальным загружаться в автобус. Отъезжаем!

Только после этого приказа внутренняя напряженность отпустила Саенко. Ничего, повоюем еще!..

* * *

Открыл глаза. Оп-па! И снова здорова! Живой, что ли? И… где это он? Повел взглядом. На больницу или госпиталь не слишком похоже. Скорее, в русской избе лежит. Башка побаливает, но тупо, не критично. Будто мешком по ней оглоушили. Головокружение, но опять-таки легкое. Спейс как после пьянки. Н-да!

От осознания того, что с ним было и что может быть сейчас, стал присматриваться к обстановке. Интерьер избы отличается простотой и целесообразным размещением включенных в него предметов, это может характеризовать саму «принимающую сторону». Основное пространство занимает беленая духовая печь у выхода, слева от дверей. Стол в углу. Над ним божница с иконами. Немаловажная, характерная деталь. Значит, живут здесь люди, верующие в Бога… Дальше. Вдоль стен лавки, над ними – врезанные в стены полки. Хозяйственный мужик, выходит, глава семейства. В задней части избы от печи до боковой стены деревянный настил – полати. Вот на этом настиле он и отдыхает.

Часть избы от устья до противоположной стены отделена от остального помещения занавесом из пестрого ситца. Ясно, пространство, связанное с приготовлением пищи, отделили. А вот кто там за занавеской шуршит, посудой гремит да мельтешит? Явно женщина, к тому же молодая. Прислушался. До ушей достал тихий напев со словами:

 
Раз красотка молодая,
Вечерком одна гуляя,
К быстрой речке подошла
И на травку прилегла.
 
 
Ветерочек чуть-чуть дышет,
Ветерочек не колышет…
 

Какая там женщина! Судя по голосу, дите еще совсем. Лет эдак четырнадцать, максимум пятнадцать. Принюхался. Съестным вкусно пахнет. Как-то сразу пожевать захотелось. Позвал:

– Хозяюшка!

– Ой!..

Занавеска откинулась в сторону, открывая прилавок с полками внутри – кухонный стол. На стенах наблюдники – полки для столовой посуды, шкафчики. Выше, на уровне полавочников, печной брус с повседневной кухонной посудой и разнообразными хозяйственными принадлежностями, но на первом плане стояло чудо с косичками и любопытными глазами смотрело на Каретникова, пытавшегося со своего лежбища приподняться на локте.

– Лежите-лежите! Вам вставать не нужно пока.

Какое там не нужно!

– Мне бы до ветру сходить.

На детском лице отразилась гамма мыслей. Как поступить с гостем в такой ситуации? Видно было, что на его скорое выздоровление дитё как раз и не рассчитывало и указаний не получало.

– Есть кто из взрослых дома?

Уселся, спустив ноги на пол. Хм! Одет в чистое белье, но для него непривычное: рубашка и кальсоны из холстины. На одной из холош ниже бедра проявлялось кровавое пятно – перевязку сделали, значит. Качнуло, повело даже. Нехило приложило его, если морская болезнь на ровном месте донимает. А девчонка уже рядом, обеими руками упираясь ему в плечо, пытается утрамбовать на подушку.

– Лежите! Сейчас горшок принесу.

Какой на фиг горшок? Отвел руки.

– Тебя как звать, краса ненаглядная?

– Белла…

С ума сойти! Судя по обстановке деревенского дома, девочку могли назвать каким угодно именем, но вряд ли этим.

– Дед Олег Белавой кличет, я уж так и привыкла.

– Вот! Белочка, ты меня на двор выведи и направление укажи, а дальше я сам разберусь.

– Так дед…

– Ой, молчи! Веди скорей.

Ф-фух! Справился. А-ах, как полегчало сразу. Лепота-а! Н-ну, и что мы тут имеем?

Обширное подворье, огороженное добротным высоким забором. Скорее всего, участок разделен на основной и задний дворы. Такой вывод пришел в голову потому, что во дворе, в котором он находился, ощущалась парадность, отсутствовали подсобные строения, но в большом количестве росли деревья и зеленела поросль будущих цветов внутри кованых оград клумб. Что-то подобное он точно не рассчитывал увидеть в хозяйстве деревенских жителей. Что скажешь? Дом выглядел солидно, словно терем какой-то. Стоял по центру участка. Когда в сортир шкандыбал, не до разглядываний было, едва успел, так приперло. А тут… надо же!

– Ну и как вы тут с дедом живете, Белочка? – спросил у юной хозяйки, укладываясь на свое место. Есть хотелось капитально.

– Хорошо живем, – откликнулась та, садясь на краешек лежака гостя. – Дедушка, он хороший. Строгий иногда.

– А родители?..

– Папа воюет, наверное… Мы от самой границы бежали… Поезд разбомбило и маму бомбой убило. Вот!

– А к деду как добраться смогла?

– Нет. Олег Гордеевич мне не родной, я только почти год при нем живу. Сказал, когда немцев прогонят, мы папку найдем.

– Ясно. Сейчас-то он где?

– Дак в Кликуше у тетки Меланьи, Ксюха рожает. Повитуха Васятку прислала, просила помочь. Ребенок в животе поперек лег или как-то не так… Я толком не поняла. Вот дед и пошел.

– Он врач.

– Знахарь.

– О как!

– Ага. Я бывало сама удивлялась, а потом привыкла. Знаешь? – переходя на шепот, сообщила девочка. – Он и меня, как сам говорит, учит женским тонкостям, заговорам, умению оказать первую медицинскую помощь. Объясняет, какую траву и в какое время собирать, от какой хвори.

– Ну так, дело нужное.

– Он тоже так говорит.

– Белочка, а я есть хочу, – сознался Михаил.

– Ой! – подхватилась на ноги, зубками прихватила свой же кулачок. – Вот же я дура! Давно бы сама могла это понять. Сейчас принесу. Да ты лежи.

– Нет. Я за стол присяду.

Наворачивая наваристый борщ, продолжил выяснять обстановку. Спросил и про немцев. Удивился, когда мелкая, скривившись, обозвала представителей великой нации сборищем трусливых скотов и идиотов, людьми с неустойчивой психикой. По последней характеристике понял, из чьих уст ветер дует.