Текст книги "Лабиринт. Феникс"

– Крапке, ваш боец с «маяка» пришел?

– Пока нет, герр унтерштурмфюрер. Вот-вот появится.

– Приказываю всем усилить бдительность, а командиру дежурного подразделения – посты.

– Бойцов мало.

– В соседнем отделении на ночь взаймы возьми. Исполнять!

Кляйн остался в одиночестве. Знал, что подчиненные его боятся и все его распоряжения исполняют неукоснительно. Усмехнулся, эти унтерменши считают людей с разным цветом глаз детьми дьявола, так как дьявол всегда изображаетсяся с одним голубым и одним черным глазом. Что ж, пусть так, от истины они недалеки. Действительно разноцветные глаза помогают добиваться своего в жизни. Интуиция у Кляйна действительно звериная, не раз помогала выжить. Он видит других насквозь. Ну, тут еще занятие магией берет свое. Фюрер, тот тоже склонен к обладанию магической силы, и Эрих не помнил, чтоб службой это запрещалось. Главное, чтоб результат был. А результат есть, недаром всю шпионскую сеть под самый корень извели. Сейчас его больше всего связник интересует. По полученной информации в районе, который ему поручили контролировать, разгуливает группа диверсантов. Подтвержден выход на связь новой радиостанции противника, с работой ранее неизвестным шифром. Уничтожен лесной объект и военнослужащие СД. Доходят слухи о проявлении интереса к объекту «Абверштелле». Начальство, в лице оберштурмфюрера Шольца, проявляет недовольство, а лично он… На астральном плане, лишь по присланным ему немногим вещам с места преступления, Кляйн попытался провести поиск и атаку, подсадить маркер кому-либо из проявивших себя шпионов, но атака не удалась. Все это наводит на плохое предчувствие о том, что у русских тоже имеются… Н-да! Сомнения! Сомнения! Если трактовать тех же самых русских крестьян – «без бутылки не разберешься!».

Неожиданно упоминание о крестьянах подбросило мысль.

А что, может, действительно сделать ставку на местных крестьян? Не всё ж отряду деревни жечь! Выставить себя защитником, большевиком… Нет, на большевика не клюнут и информацией о чужаках не поделятся. Гешефт отсутствует. Крестьяне не так просты, как на первый взгляд кажутся. Они крайне свободолюбивы, трудно управляемы, хитры и изворотливы. Первейшая жизненная задача крестьянина любой национальности – выжить. Выжить при любом политическом процессе. Власть меняется, a крестьяне остаются. Для них крайне важны родственные и хозяйственные связи. Против этого крестьянин никогда не пойдет – в селе ничего не забывают и не прощают, а работники СД этого не понимают и не хотят понять. Крестьяне инстинктивно и постоянно собирают абсолютно всю жизненную информацию, из которой делают быстрые и безошибочные выводы. Они очень наблюдательны от природы, обладают способностью быстро сопоставлять факты и мгновенно просчитывать ситуацию. На допросах очень артистичны – с честнейшим видом бьют себя в грудь: «Не участвовал, не был, не брал, не видел, не слышал, не знаю, не помню. Такого не может быть». Память крестьянина феноменальна, и в любом случае он располагает информацией, представляющей оперативный интерес. Но… говорить правду начинает только после применения к нему неспортивных методов, известных практическим оперативникам. Нет. Не получится у него ничего. Уж слишком он в районе накуролесил. Думал, сможет здесь малым отрядом управиться, а сюда в полном составе всю команду Бишлера переправлять необходимо. Выходит, нельзя играть с крестьянином в психологические игры, особенно если инициатива исходит с его стороны. Психологически переиграть его невозможно, это не немецкий бюргер, у этого мышление происходит не столько на логическом, сколько на психоэнергетическом уровне. Крестьянина можно обмануть, но провести – никогда. Городскому оперативнику СД этого не понять. Так что своими силами воевать придется.

Вернувшись мыслями непосредственно к растворившемуся на просторах района связнику, подумал о проведении ментальной атаки. Не всем дается данный тип психологического воздействия, но он мог. Мог! Но!.. Ох уж это «но»! Возможность желаемого результата есть лишь в том случае, когда жертва полностью изучена: известны ее привычки, пристрастия, желания, мечты. И вся эта информация должна быть достоверной. А он «видел» русского только в астрале, знал о нем лишь то, что он в состоянии противостоять магу.

Внезапно по всему телу Кляйна прошла волна судороги. Мысль донесла до мозга информацию: «Связник рядом! Он здесь и может быть не один, а со всей группой диверсантов!»

Подхватив автомат, выбежал из землянки.

– Тревога! В ружье! Нападение на отряд! Радисту, связь со штабом! Быстро! Работаем, бездельники!

С большим наслаждением насмотрелся на то, как лагерь в мгновение согнал сонную одурь. Все закрутилось, завертелось, забегало, в потемках гремя, ругаясь на чем свет стоит, причем на русском и немецком языках. Давно такого не было! Их что, врасплох застали? «Партизанский поселок» опустел, будто его метлой подмели. Отделения выдвинулись на обусловленные тревогой позиции.

Замерев неподалеку от крайнего шалаша, уподобившись земляному бугорку, поросшему травой, наблюдал беготню ублюдков, маскировавшихся под партизан. Часто так бывает, что враг ногами чуть ли не по твоей голове пройдет и не заметит, главное замереть и дышать через раз… Темно! Прежде чем войти в расположение партизанской базы, Каретников потянулся, вынув из кармана кусочек сахара, положил под язык. Трюк старый, как сама жизнь, используемый разведчиками-пластунами. Ночное зрение улучшает, а ему сейчас это больше всего необходимо. «Огородами» просунулся в центр поселка, заглянул в освещенную, характерно опустевшую землянку. Штабная, что ли? По низу поставил пару растяжек, а уходя простым поворотом вывернул из цоколя тускло мерцавшую лампочку… Нос к носу столкнулся с «партизаном», почти выпихивавшим перед собой ручьной «дегтярь», выбиравшимся по еловому настилу из полуземлянки, от которой в нос шибануло запахом медикаментов. Кадр снизу лезет, Каретников над срезом земли на колене стоит. Нанес колющий удар ножом, сверху вниз под небольшим углом, рассчитывая попасть между позвонками. Тихий хруст. Судорожный вздох. Выдернув клинок, прямо по убиенному сунулся в проход. Землянка маленькая, развернуться в проходе негде. Как этот кабан там помещался? Из темноты голос услышал.

– Что там? Напали?

– Ага.

Пришла на ум догадка. Спросил:

– Москвич?

– Да.

– Ранен?

– Ногу сломал.

– Хреново! Остальные где?

– В какой-то землянке квартируют.

– Квартируют, значит. Ну-ну! Оружие есть?

– Пистолет.

Втиснулся полностью.

– Цепляйся за плечи, выбираться будем.

– Понял…

Вытащил парня, перелезая через покойника, матерясь и соскальзывая. За ствол между делом подхватил пулемет, елозя прикладом по земле, пер его и раненого.

– Ф-фух! Полежи пока здесь. Позицию сам определишь. Если обнаружат, стреляй во все, что двигаться будет. Ты не к партизанам, ты к фашистам и предателям попал, братишка. Так что держись! Жди меня, авось вытащу.

– Как…

– Потом. Некогда!

Кляйн, выйдя из связной землянки, опешил. Никого! Голову словно ветром обдуло страхом. Не успел с этим ощущением определиться, как получил в затылок удар. Действительность померкла, организм отключился. Он уже не мог видеть, как человек, ударивший его, серой тенью проник в землянку, убил связиста и разбил радиостанцию. Не чувствовал, как его грузное тело взваливают на плечо и тащат в ночь…

Разжился автоматом и тремя гранатами. Ну и то хлеб.

Кто-то из партизан, скорее всего одно из отделений, не встретив реального противника, обратно сунулись в темный лагерь. Татакнул «дегтярь», потом еще, еще. Выстрелы из него не стали неожиданностью, ребятки наверняка сразу на «инвалида» нарвались. Экономно лупит москвич. Молоток! Но ведь кончат его, если не помочь. Либо с боков обойдут, либо гранатами забросают неподвижную цель…

Эти появились, откуда и не ожидал. Спасло то, что с шумом ломились и не из горячки боя выбрались. Саенко, превозмогая боль в ноге, развернул ствол пулемета, направил на ростовые цели, «выросшие» из ночи не далее как в десятке метров, нажал на спусковой крючок.

Та-та-та! Та-та-та!

Толчки приклада в плечо отдавались в ноге. Ущербный он, неполноценный боец. Чуть довернул, не зацикливаясь на упавших первыми, эти теперь точно не встанут, огнем прошелся по предполагаемому месту лежки противников. Черт, темно! А еще пламя из раструба пулемета создавало муть в глазах.

Та-та-та-та!..

Скорее почувствовал, чем заметил, как от ствола березы, за которым он хоронился, отскочила граната. Сразу не взорвалась. Немецкая колотушка потому что. Башку убрать успел.

Б-бух!

Дерево содрогнулось. Садануло знатно. В ушах дикий звон встал, во рту железный привкус крови от прикушенного языка. Сам на себя рассердился, потому как не солдат-первогодок, а еще за то, что калечный. А не фиг хлебальником щелкать… Помотал головой. Про ногу забыл, сунулся на прежнее место, тут же вспомнил. За спиной наступавших архаровцев прогремело два взрыва, вызвавших в конечном итоге дикий крик раненого человека, потом выстрелы из немецкого МП и как завершение сложившейся картины боя вопль на немецком языке, но Саенко его понял.

– Wir wurden verraten! Im Lager Diversant, wir sind umgeben![21]21
  Нас предали! В лагере диверсанты, мы окружены!


[Закрыть]

Кто из нападавших уцелел, снялись с мест, с шумом побежали прочь. Буквально через минуту знакомый голос прорезался:

– Москвич! Ты живой там?

Откликнулся с радостью, не бросил его парень:

– Живой!

– Не стрельни, я иду!

Спаситель подошел не сразу, заметил, как тень наклоняется в том месте, где он первых положил. Боеприпасы крысит, что ли? Так и есть. Пробежавшись, неизвестный плюхнулся рядом на спину, перевел дух, спросил:

– Как ты?

– Норма. Взрывом слегка приложило, но даже не оцарапало.

– Добро! Цепляйся за спину, к твоим пойдем.

– Живы?

– Да.

– А чего ж они…

– Спят как сурки, пушками не разбудишь. Опоили. Вот и будешь будить. Торопиться нужно, не ровен час – ягдкоманда опомнится, тяжко тогда придется.

– Тащи!

А в это самое время были подняты по тревоге комендатура, гарнизон Бобренева, служба СД и рота егерей.

Выход спецгрупп на работу обычно осуществляется только ночью. В закрытой машине егерей подвозят к лесу и всегда в разных местах. Дальше на нужное место они в скрытном режиме пешком добираются, проделывая километров двадцать, а то и больше. Каждая спецгруппа составляла по численности пятнадцать бойцов. Она должна быть незаметной и мобильной. Большее количество людей оставляет в лесу «слоновью тропу», которая если и делалась, то лишь специально, исключительно для обмана противника или на создание ловушки. Вооружение качественное. Одних пулеметов только три штуки, чтобы в случае окружения егеря могли обеспечить круговой обстрел, а при прорыве из кольца концентрированным огнем проломить брешь в боевых порядках противника.

На этот раз оберштурмфюрер Райнхард Шольц не заморачивался такими пустяками, погнал в лес всю роту. На объект «Поселок» совершено нападение, вот и пусть разберутся – кто напал, почему и сколько их там. Пусть эти супермены уничтожат всех бандитов, и можно снова спокойно служить, жалко, если ягдкоманда унтерштурмфюрера Кляйна погибнет, но тут как Бог рассудит. На «лесной тропе» побеждает тот, кто терпеливее и выносливее – не в открытом бою в окопах на фронте воюют.

Проконтролировал выезд лично. В конечном итоге с него спрос будет. Места в машине егеря занимали налегке, имея на руках и за плечами лишь минимум вооружения и боеприпасов. Когда рота разъедется по местам, уйдет в поиск по группам, все встанет на повседневную колею.

Все, командир роты, обер-лейтенант Венцель, дал отмашку. Тронулись…

* * *

По карте вывел разведчиков из леса, довел до места, на все про все потратив семь с половиной часов. Как знал, батюшка адресок, где их примут, дал.

«Значит, смотри, Василий! Ежели очень прижмет, а в лесу усидеть не выйдет, выбирайся к полям колхозным, но в деревни не суйся. Народ там по нынешней поре разный. Иной с душком, на советскую власть обижен, за пазухой камень держит, немцам сдаст, чтоб обиду потешить.

– Так куда тогда? С егерями столкнуться нежелательно. Видел их. Волки в человеческом обличье.

– Карту разверни. Видишь вот здесь кромку леса? Это речка Студенка…

– Ну, вижу.

– На правом берегу село Дубровино, рядом две деревни, Сивцовка и Каменка. Друг от друга они совсем неподалеку находятся. При Советах все три в колхоз «Красный большевик» входили, а центральная усадьба в Дубровино была.

– Ты к теме ближе, отец Илья.

– Какой ты нетерпеливый, Василий! Так вот, за Каменкой карьер, раньше там камень добывали… В километре от него, ежели на восток направление держать, небольшая дубрава. Совсем крохотная, она по балке тянется. Ну, а к ней хутор Ивана Старостина приткнулся. Пасечника. Он частенько в разъездах бывает, как ранее говаривали, коммерцией занимается. А вот женка его, Анна, та еще дива. Она и в комсомоле состояла, и немцев ненавидит. Сестру старшую они у нее убили… Вот она, ежели что, спрячет тебя. Ты только привет от меня передай. Скажи, молится о ней батюшка, в каждый праздник свечку Николаю Угоднику ставит, чтоб ребенка ей подарил».

Анна их встретила, не сказал бы что ласково. Этакая обуза на ее шею свалилась. Женщина молодая, красивая, но чуть располневшая для ее возраста. Хотя кто знает, сколько ей лет? Разве что батюшка. Выглядела все же соблазнительно. После знакомства некоторое время Михаил бессовестно пялился на ее прелести, выглядывавшие из блузы с коротким рукавом, может быть, чуть больше, чем положено для этого времени. Между тем все остальное пристойно скрыто под косынкой и длинной юбкой, но ведь молодость кожи на приятном лице и сам запах молодости не утаишь. Пригляделся к рисунку ауры. Гнусь в человеке отсутствовала совсем, была застарелая грусть, неудовлетворенность жизнью, но это уже не его дело.

Разместила их всех в сарае на заднем дворе усадьбы. Это правильно, если враг нагрянет, легче будет в балку спуститься… Подивилась, что все кроме Каретникова от усталости разве что с ног не валятся, искоса бросала взгляды именно на него. Спросила, указав на пленного:

– А этого за каким лядом притащили?

– Нужен потому что. – Улыбнулся Михаил. – У тебя, хозяюшка, укромного местечка для поговорить случайно не найдется?

Указала рукой, озвучив ответ:

– Вон мазанка. Мужик мой в ней свежее мясо вывешивает.

– Это нам как раз и подойдет.

За грудки вздернул с пятой точки тоже притомившегося за дорогу Кляйна, толкнул в спину в сторону мазанки. Словно вспомнил, что выпустил из виду необходимый пункт пребывания на чужой территории, окликнул Саенко:

– Москвич, распорядись, чтоб твои орлы охраной озаботились.

Тот кивнул в ответ, поинтересовался:

– Мне с тобой?

– Сам справлюсь.

Упиравшегося немца заволок в беленное известкой помещение с земляным полом, присыпанным соломой. Оглядел его. Увидев торчащий в брусе под самым потолком металлический шкворень, осклабился, подмигнул Кляйну.

– Как по заказу, ничего придумывать не нужно.

На стеллаже узрел добрый кусок веревки, взял его в руки.

– Вот этим и попользуемся.

– Чего вы хотите? – выдавил немец.

– Всему свое время. Узнаешь.

Перекинул конец веревки через крюк шкворня, второй конец привязал к рукам «партизана», при этом слушая ругательства на хорошо знакомом языке противника. Потянул.

Кляйн завис. Его руки вывернулись назад и вверх, а носки ног едва доставали пола.

– Вот теперь порядок. Теперь самое время вопросов и ответов.

Пленник задрыгал ногами.

– Ш-шайзе!

Поднял взгляд на Михаила. Тот дергаться не стал. Понял, что противник послал ему магическую волну. Кляйн смотрел на него так, будто весь внутренний мир Каретникова лежит перед ним как раскрытая книга. Сила взгляда у гада потрясающая. Того и гляди своими разноцветными буркалами под черепную коробку заползет.

Ощущения? Ощущения улетные! Кляйн словно физически дотрагивался до него, при этом требовал подчиниться, развязать веревку, передать пистолет ему в руки. Каретников отвел глаза в сторону оконца, не переставая ощущать давление на себя. Как это делает выбравшийся из реки пес, встряхнул головой.

– Бррр!

Все-таки неслабо работает товарищ. Когда-то дед разъяснял, что таким образом маг изменяет химические процессы в мозгу оппонента, но у Каретникова против такого колдовства прививка. Еще Танцор прочувствовал ее действие на своей шкуре. Сейчас откат пойдет. Держись, Кляйн!

Кляйн вскинулся на подвесе, вскрикнул, выпучив глаза почти навыкат, содрогнулся весь, подергался, завис, потеряв сознание. Каретников хмыкнул. Что и требовалось доказать! Теперь жди, пока очухается. Раз так, сам вышел воздухом подышать. Навстречу ему, кажется, снайпер подтаскивал скакавшего на одной ноге Саенко. Тот поинтересовался:

– Ну, как?

– Сознание потерял.

– Эк ты его!

– Сам напросился.

– Можно поприсутствовать?

– Ради бога! Только не через нос дыши. Обосрался скотина, воняет.

Саенко распорядился:

– Степа. Павлов. Помоги зайти.

– Сейчас, командир.

Отправив упиравшегося было Павлова спать, дождались, когда Кляйн оклемается. Тот, уставившись на Каретникова, спросил:

– Ты мастер магии?

Саенко непонимающе задал вопрос:

– О чем это он?

Михаил отмахнулся, переведя все внимание на немца. Почувствовал страх того на энергетическом плане и именно на его вопрос ответил:

– Ха-ха! Скорее третий помощник подмастерья.

– Слышал, что в России есть такие, но до сего дня даже не рассчитывал на встречу.

– Это ты еще с нашими бабульками-колдуньями не встречался, уж те бы тебя быстро на раз выхолостили. Повезло. Но вернемся к нашим баранам. Вопрос у меня только один: где находится настоящая база Абвера? Не торопись, подумай.

Постанывая, таращась на своего мучителя и не замечая Саенко, немец раздумывал. Долго! Придется взбодрить товарищу мысли. Каретников, приблизившись вплотную, обеими руками ухватив одежду фашиста у ворота, рванул материю на сторону. Раздался треск одежды, пуговицы, отскакивая, брызнули на пол. Ножом на груди проделал неглубокий надрез, отступил, осматривая дело рук своих.

Кляйн, роняя слезы, как-то совсем по-людски прошептал:

– Больно!

– Это не боль. Просто этим тебе понять даю, что время не безразмерно. Жду ответ.

– Убьешь ведь?

Согласился, демонстрируя противнику волчий оскал:

– Убью.

– Ладно, мастер, твоя взяла. О базе Абвера мне ничего не известно. Не такая уж я и величина в системе СД. Но по косвенным признакам о том, что рядом с Бобреневым есть секретный объект рейха, я догадался. Мой начальник, оберштурмфюрер Райнхард Шольц, когда задачи ставил, особое внимание уделял тому, чтоб ягдкоманда ни при каких обстоятельствах не совалась в квадраты 32 и 34. Мою карту ты забрал, я знаю. Вот и глянешь. До войны там пионерский лагерь развернут был, но строения в нем капитальные. Я у местных узнавал… И… еще одно, командир одного из моих отделений, некто Лунев, нарушил приказ. Этот уголовник со стажем сошел с маршрута и решил поживиться. Так вот, отделение исчезло, а меня предупредили, что еще одна такая выходка и…

Замолчал.

– Откуда тогда про это знаешь?

– Один выжил, до отряда добрался. Бывший боец Красной Армии, до войны в леспромхозе работал, на пару с отцом браконьерил, лес знал, как горожанин свой родной город. Рассказывал, что толком в квадрат войти не успели, как доблестные егеря на хвост сели, ну и погнали их… пока не уничтожили. Он в болото ушел, изобразил раскрытое окно полыньи, тем и спасся.

– Понятно.

Каретников снял контроль. Немец говорил правду.

– Ну, что ж! Спасибо за помощь.

Перехватив удобным хватом клинок, ударил Кляйну в сердце. Разноцветные глаза врага застыли, стали тускнеть, их медленно покидала жизнь. Михаил подтянул веревку. Сначала вытер нож об одежду покойника, потом полоснул им по удавке на запястьях немца. Обмякшее тело упало к ногам. Не оборачиваясь, сказал Саенко:

– Москвич, когда проспятся, скажешь своим ребятам, чтоб эту падаль подальше от двора прикопали.

– Скажу. Василий, мне ребят в город послать нужно.

Обернулся.

– Зачем?

– Человека одного найти. Адрес контакта у меня есть.

Кивнул.

– Посылай. Только не снайпера.

– Почему?

– Мутный он какой-то. И еще… Ты теперь, как я понимаю, без связи? Так вот, пусть твои люди мою радистку с радиостанцией сюда доставят.

– Это дело!..

– А еще, посылай ребят на разведку. В квадраты пусть не входят, но вокруг них «понюхают», если получится, поспрашивают. Ведь диверсантов на аэродром как-то доставляют. Вот и у аэродрома пусть потрутся.

Саенко кивнул…

Анна не очень допекала постояльцев, занималась своей повседневной работой по хозяйству. Получалось как-то так. Она сама по себе, они сами. Скоро муж должен вернуться… Не любимый. Посватался перед финской, родители не отказали. Выдали замуж за человека в возрасте, ее не спросив. Комсомолкой была, из товарищей никто не заступился. Потом поняла, ребятки на прикорме у ее Евстигнея находятся. Так и жила, послав куда подальше бывшее свое окружение. Дитё родить никак не получалось. Уж и по бабкам ходила с поклонами да презентами, и к врачу обращалась… Один батюшка Илья поддержал: «Знать время еще не пришло, Анна. Может, и не в тебе дело. Молись, вымаливай у Бога ребеночка, а я со своей стороны тоже Николая Угодника в святые праздники за тебя просить буду».

Когда «товарищи» заявились, решила… нет! Не пустит на порог, пускай как хотят выбираются. Полстраны оставили немцу, а теперь помощи просят. Кусок хлеба могла дать в дорогу, чай не оскудеет, а так… Когда молодой, красивый парень привет от Ильи передал, вот тут призадумалась. Привечать? Зыркнула на парня. В отличие от других пришлых, силен… Те еле ноги волочат, а этот чуть вспотел только. Да и раненого на носилках принесли… А может, батюшка?.. Нет! Не может такого быть. Кивнула.

– Проходите.

Сегодня поутру из тех, кого приютила, лишь трое остались. Красавчик, убогий, это который со сломанной ногой, и Петров – вроде бы тихий, а взгляд цепкий, нехороший. Его инвалид отправил к началу балки, чтоб со стороны деревень присмотрел за дорогой. Оказывается, ущербный и есть командир.

Вынесла свиньям ведро запаренных отрубей, руки вымыла, о фартук вытерла. Прочь эту тряпку, стирать ее пора. Совсем распустила себя. Хотя чего обманывает, с утра платье красивое надела. Молодая еще, двадцать седьмой годок нынче минул. Вон и он!

– Тебя Василем кличут?

– Да.

Взгляд чистый, прямой. Колдовской взгляд! В глаза заглянула и… утонула в сини озер. Ой, мамоньки! Чего делает?

– Идем, поможешь. Все едино без дела шлындраешь.

Молча пошел…

Дом пустой, с самой обычной деревенской обстановкой, но всюду порядок и зажиточность ощущается. Как это их при советской власти не раскулачили? Завела в комнату, сразу и не понять, не то горница, не то кухня. Не так уж и часто Михаилу доводилось по русским деревням прогуливаться. Сначала не придал значения игривому выражению на лице хозяйки, может, настроение такое у молодки. Но потом дошло. Отвернувшись, нагнулась за чем-то, чуть выпятив попку назад. Совсем рядом. У него давно не было женщины. Платье натянулось по упругим бедрам. Эх, такой вид кого хочешь обезоружит! Шагнул к ней, рукой погладил по спине. Даже не шелохнулась, видно ждала от него именно этого. Прижал ладонью, чтоб не разогнулась, если что, отступать поздно, башню сносило напрочь. Если б не обстоятельства, можно было подумать, что в медовую ловушку заманили. Вторая рука между тем, поднырнув под подол, ухватила горстью все, что было у нее между ног. Под влажной в том самом месте материей трусов нащупал теплую податливую плоть с прогалиной под средним пальцем.

– А-ах! – выдохнула Анна.

Терпеть такое он уже был не в состоянии. Подняв ее на ноги, развернул к себе, увидел в глазах похоть. Она тоже хотела его, может, больше чем он сам. Именно она его выбрала. Сама! Подожди, дорогая! Прижал к себе, ощутив полные груди под материей. Поцелуем приник губами к губам. Как сладко! Рука снова потянулась под цветастый подол, и в то же время сам почувствовал, что гульфик на его бриджах уже растегнут и ее рука нежно гладит кожу его дружка, вставшего в рабочее положение. Пальцы руки уже нащупали набухшую бутоном мокрую щель, стали мять и бередить незапретный плод. Прямо в ладонь обильно полилась влага, до обоняния дошел характерный запах женщины. Она текла, волосы там стали мокрюсенькими от ее сока, стекавшего в ладонь. Женское место сразу стало мягче. Влагалище на ощупь расширилось, кажется, в него можно было кулак просунуть.

– Хочу! – прошептала в самое ухо.

Повторять не нужно. Потянул книзу ее трусы, совсем не похожие на деталь из французского комплекта, тем самым избавляя проход от ненужной помехи. Подняла сначала одну ногу, высвобождая ее прочь от тряпки, потом вторую. Все, путь свободен! Кухонный стол рядом, что-то из посуды смел прямо на пол, не разбирая, что упало и раскололось, повалил на спину, мельком полюбовался на поросшую волосом промежность с красно-розовой плотью в обрамлении курчавых волос. Услышал стон:

– А-ах! Не могу больше!

Приподняв ее ноги, согнув их в коленях и раздвинув в стороны, воткнул вставший колом орган куда просила, качнулся вперед, затем назад. А после уже толчками работал как на горячем производстве кузнечного цеха.

– А-а-а! А-а-а! – на одной ноте, будто распевала мантру.

Он поддакивал ей с каждым качком к чреслам:

– Н-на! Н-на!

Руками вцепилась в столешницу, не позволяя, чтоб ее сдвинули с облюбованного насеста. Его руки давно высвободили из выреза платья обе груди с набухшими сосками, мяли и гладили гладкие, совсем не упругие перси. Как платье в порыве страсти не порвал? До сих пор загадка.

Почувствовал, что к низу живота подходит что-то напористое и горячее.

– Скоро кончу! – сообщил ей. – Куда?

Оторвалась от столешницы, руками ухватилась за его бедра, выдохнула:

– В меня!

Словами будто подогнала неотвратимое. Почувствовал, как его химия напором выплескивается ей внутрь, а она, чуть приоткрыв глаза и двигая попкой, прищурившись, смотрит на него.

– Кончил! – проговорил вдруг севшим голосом.

Улыбнулась, лежа на столе, раскрасневшаяся лицом, с прилипшим ко лбу мокрым локоном волос, удовлетворенно произнесла:

– Я знаю, милый.

Лежала с расставленными в стороны ногами, ничуть не смущаясь еще совсем недавно незнакомого парня. Из нее чуть вытекала мутно-белая жидкость. Его сперма. Судя по всему, она мышцами влагалища удерживала ее в себе.

Попросила:

– Подай мои трусы.

Подал. Свернув их плотно, сунула этот кляп себе между ног, смежив их друг с другом. Протянула к нему руку.

– Помоги.

Он поднял ее, не удержался, поцеловал. Снова притянул к себе, стал целовать, лаская грудь. Чуть отодвинулась, прошептала:

– Все! Все! Скоро муж приедет, надо себя еще в порядок привести.

Отпустил ее. Оправила на себе одежду, грудь вернула в вырез платья на положенное место. Потом, как просто друзья, сидели и пили чай из самовара. Попросила рассказать о Москве военного времени. Слушала и все же нет-нет да и бросала влюбленный взгляд на него, в глазах бесенята пляшут… Про себя Каретников решил: «Все! Он скоро уйдет, она останется. Не нужно ему дальнейшего продолжения отношений. Пойдут к объекту, есть вероятность, что там все и останутся…»

* * *

Военные не любят бой в лесу, так же как и уличные бои, – с пушками и бронетехникой тут не развернешься. Войска, не зная местности и людей, с которыми воюют, ведут себя, как слон в посудной лавке.

Специально обученные, тренированные, хорошо вооруженные, набранные из числа следопытов-профессионалов, оперсостава, специалистов тактической и глубинной разведки, профессиональных охотников, спецгруппы егерей садились на партизанские тропы, блокировали передвижение по лесу, и с этого момента лес превращался в большую ловушку. Терпеливые егеря, тренированные на выживаемость в лесу, тщательно замаскированные лохматыми камуфляжами, до поры до времени вели скрытое наблюдение за всем, что происходило в их зоне ответственности. Внимание обращалось на мельчайшие детали: обнаруженные следы, стреляные гильзы, консервные банки, окурки, старые бинты могли рассказать о многом. Зная, как искать и что искать, спецназу Третьего рейха становилось известно, кто, когда, из какого населенного пункта ходил в лес, устанавливалось по следам, что он там делал. Постепенно вырисовывались маршруты партизанских разведывательно-диверсионных групп, хозяйственные маршруты, нащупывались места дислокаций баз и «маяков». Выявлялись подходы к ним, наличие и расположение сторожевых секрет-постов, порядок смены дежурных нарядов на них, маршруты разводящих, периодичность прохождения блуждающих патрулей вокруг базы.

Знание обстановки давало возможность егерям отлавливать выброшенных с самолета диверсантов Красной Армии, существенно вредить партизанам. Настоящий отряд «Искра» был уничтожен именно егерями обер-лейтенанта Венцеля. Перебравшись за периметр партизанских секрет-постов, убрали из бесшумного оружия партизанского командира и штаб, потом, рассыпавшись по «поселку», спецгруппа зачистила остальных.

Группе, возглавляемой оберфенрихом Дитцем, не повезло. Ну, как не повезло? Они-то свое дело выполняли качественно, но толку пока не было.

Группу выбросили в двадцати километрах от города. Сориентировались быстро, даже несмотря на ночь и темноту кромешную. В этих местах раньше уже успели поработать. Их доля в сегодняшней облаве – четыре квадрата. Но начинать следует с партизанской базы. Сигнал о нападении на нее прошел от унтерштурмфюрера Кляйна. Начальник СД района так торопил егерей, что просто затрахал их командира, обер-лейтенанта Венцеля.

Две двойки – ефрейторов Штойбера и Краузе – Дитц сразу послал оседлать два основных направления выхода из квадрата поиска, остальных, пустив следопытов вперед, на рысях погнал к базе.

Ну, во-первых, у того же Штойбера случился конфуз. Засаду на тропе поставили безукоризненно, действовали грамотно, классически. Когда обозначилось на дистанции движение, Хельмут Бэр, пропустив основную вереницу бандитов вперед, сделал рывок для захвата «языка», отсек двух замыкающих. Первого отправил в нокаут, второго придушил. Никто пикнуть не успел, Штойбер из двух бесшумных пистолетов стал «класть» передних.

Взятых «языков» и трупы убитых бегом оттащили в сторону, в кустарник, следов при захвате не должно оставаться никаких. Обычно убитых зарывали и место захоронения маскировали, но сейчас форс-мажор, если что, то потом оприходуют. Пленных допрашивали тут же. Штойбер из прибалтийских немцев, русский язык знал достаточно хорошо. Обоих трясли, пока те не опомнились от стресса. И что оказалось? Оба немца из отряда Кляйна. Из лесу выходило именно немецкое отделение, вот его-то они и уничтожили. Разузнав обстановку в самом лагере, обоих неудачников отправили на встречу с Всевышним. На войне, как на войне, а живых свидетелей егерям не нужно.