Текст книги "Лабиринт. Феникс"

Это он вспомнил недавний случай с немецким Сусаниным. Наступление – это во многих случаях отсутствие четкой линии фронта. Бывает, что мы берем населенный пункт, наступаем дальше, а туда снова входит вражеская часть, оставшаяся за спиной. Приходится разворачиваться, идти обратно, выбивать. Постоянно происходят стычки с мелкими и крупными группами противника. Тот крендель заблудился, прошел через лес на нашу территорию, мимо проспавшего его боевого охранения. Ночь, луну и звезды облаками затянуло. Немец со страху залез на дерево и начал плакать, кричать, призывая о помощи. И надо же такому случиться, весь этот концерт он устроил рядом с расположением взвода разведки. Часть ребят за «языком» в поиск ушла, а тут пожалте, нате вам и ходить никуда не надо. Ну и сняли товарища с дерева, весь полк валялся от смеха.

– Наверняка жирного «языка» притащить потребуют.

– Дело наше такое. – Не слишком расстроился взводный. – Скажут, будем добывать.

Майор косо глянул в темноту в сторону подчиненного. Молодой, кровь играет. Уж сколько за войну крови насмотрелся, а воюет, будто играет. Не наиграется никак. Но это, может, и хорошо, что такой. Будь он другим… Н-да! Пришлось бы в пехоту списать и на взвод кого нового подыскивать.

В штабе, своей мотаниной похожем на растревоженный муравейник, обоих прямо с порога да прямиком к командарму запихнули. Генерал со своей свитой штабников, несмотря на время суток, делом занимался, даже не сразу понял, кого перед ним представили и зачем. Объяснили.

– А-а! Разведчик! – особое внимание акцентировал на персоне младшего лейтенанта. Тут же приказал штабным: – Товарищи командиры, пятнадцатиминутный перекур. Прервемся. Начальнику разведки дивизии остаться.

Присесть не предложил, да и помещение к тому не располагало. Сразу быка за рога взял, обращаясь к тому, кто в ближайшие дни в его оркестре будет солировать первой скрипкой:

– Вся армия ведет наступление, а при наступлении важны глаза и уши, способные донести до мозга важную информацию. Придется тебе, младший лейтенант, не за «языком» идти, а в рейд по тылам противника. При этом обращаю внимание, что твоя группа не первой будет. По всему фронту немцы лютуют, четыре группы разведчиков сгинули, даже весточку подать не успели. Развединформации кот наплакал. Из людей своего взвода подберешь тех, кого посчитаешь нужным. Радиста тебе дадут. Выдвинешься в тыл немецких частей. Что от тебя требуется… Следить за подходом свежих резервов противника из глубины к линии фронта, установить районы сосредоточения этих резервов и вскрыть подготавливаемое противником направление главного контрудара. Следить за подвозом всех видов снабжения и особенно за поступлением артиллерии, танков. Это главное. Ну и, естественно, докладывать мне. Ясно?

– Так точно, товарищ генерал.

– Тогда всё. Все нюансы предстоящего рейда решишь с майором Кибальчичем и майором Илищуком.

– Есть!

– Тогда не задерживаю и… удачи тебе, лейтенант.

День на подготовку. В окопы передовой линии группа Карпенко вышла, когда совсем стемнело. В месте намеченного перехода их уже ждали командир батальона, ротный и начальник разведки полка.

– Ну как, готовы? – спросил взводного майор Илищук.

– Готовы.

– Саперы проход проделали. Сержант Мальцев проводит до колючки.

– Немцев не потревожили?

– Тихо все, но если заметят, сразу назад возвращайтесь, а то я тебя знаю. Постараешься на нейтралке отсидеться, а под утро…

– Товарищ майор, всего-то раз было.

– Так вот, чтоб не было. В случае огневого налета противника комбат минометами огонька подбросит, а Квитко ближнюю к вам пулеметную точку заткнет. Так что ноги в руки и бегом к своим окопам.

– Ясно. Что-то я самой Квитко не наблюдаю.

– Что, с симпатией своей не попрощался?

– Попрощался.

– Ну так и в голову не бери. На лежке она. Пора.

Карпенко, подтянувшись, прилег на бруствер, осматриваясь по смутно видимой округе. Немецких траншей не было видно. Их, как и наши траншеи, скрывали кусты, ополица и сгустившаяся темень. Правее, на стороне противника, будто чернота зависла, это опушка леса. Как только за фрицевские окопы переберутся, им именно туда попасть нужно. Лес хоть и небольшой, но скрыть на первое время сможет. Немцев в нем нет, потому как это большая балка, с оврагами, подъемами и ручьем.

Дах-дах-дах-дах!

Малиновые нити трассеров прорезали темноту по левую руку от места планируемого перехода. Не спит немец. Может, обождать? Оглянулся, посмотрел на своих.

Его разведчики молча стояли, закутанные в маскировочные халаты. Уже не сумерки, лиц не разглядишь. Коренастый, тот, что ближе всех к нему стоит, это старшина Крутиков. Сверчок, еще с довоенной поры немногословен и умен, любитель во всем порядок соблюдать, потому если не в поиске, ребят строит мама не горюй. Высокая, квадратная фигура – Чернобров, в прошлом краснофлотец с пограничной речной флотилии. Пулеметчик. Отличный пулеметчик, к тому же силач. «Языка» без видимых усилий может на себе десяток километров переть и не особо вспотеть. Проверено! Рядом хлипкая фигурка небольшого роста, лучший друг Черноброва, ефрейтор Скоморохов. Мелкий бес, этим все сказано. Дальше, младший лейтенант Пьяных… гм, переводчик. Его вместе с радистом, младшим сержантом Паничкиным, штаб в группу прислал. Посмотрим!.. Да. Всех кого выбрал, все парни добрые и разведчики умелые. Всего девять бойцов. С ним – десять.

– Пора! – подводя итог своим размышлениям, произнес Карпенко.

Разведчики зашевелились. Матушкин поправлял лямки увесистого вещмешка, Вовка Зайков потуже подтянул поясной ремень. Сам спустился к своим.

– Становись.

Встали в шеренгу.

– Попрыгали.

Глухой топот. Ничего не бренчит, не звенит, не клацает.

– Крутиков, первым пойдешь, за тобой Матушкин, я третий. За мной радист. Замыкающим – Чернобров.

– Пошли, ребята! – Моряк подсадил на бруствер старшину, который вскоре исчез в темноте. За ним потянулись остальные.

– Ни пуха ни пера вам, хлопчики, – пожелал поближе подошедший начальник разведки. – Ждем вестей.

– К черту! – в ответ услыхали едва различимый голос Скоморохова.

Все, ушли!

Разведчики тихо выбрались из траншеи. Сразу же за бруствером, как и со стороны своих, начинался степной участок, поросший бурьяном, ковылем и редким кустарником. Недавние бои сильно повлияли на природную составляющую всей местности. Подбитые танки, фашистские и свои, рытвины и воронки. Трупы не убраны с нейтральной полосы. В некоторых местах трава выгорела целой полосой. Где чуть пригнувшись, где припадая до самой земли, гуськом вслед за старшиной двигались разведчики, сосредоточенные, чутко прислушиваясь к каждому постороннему шороху, напряженно всматриваясь в таинственную, враждебную и одновременно спасительную темноту.

До немецких окопов совсем не много осталось. По кольям можно определить ряд колючей проволоки, вывесили ее фрицы в один кол, то есть один ряд пройти нужно.

– Пластуемся! – шепотом произнес младший лейтенант.

Теперь всем только ползком продвигаться надо. Замерли. Приминая локтями, грудью, животом жесткий ковыль, переваливаясь с боку на бок, к металлическим нитям с шипами поползли старшина Крутиков с Матушкиным. Дело привычное, подползти к препятствию, ножницами перекусить сталь, разведя концы в сторону, а верхний слой чуть приподнять, только чтоб проползти можно было. Главное, чтоб консервные банки не шелохнулись, иначе запросто прямо в упор нашпигуют свинцом. Чего эти фашисты нашего брата, разведчика, так не любят?.. А следом уже остальная группа подползает.

Только перебраться успели, когда совсем рядом, только чуть левее послышалась немецкая речь. Остановились.

– Не спят, заразы! – шепотом высказал общее мнение Скоморохов. – Погыркают на своем лающем языке, а потом через положенное время хлестанут очередью не целясь и снова галдят.

– А ну, цыть! Чего они? – пододвинувшись, спросил переводчика Александр.

– О потерях трепятся. Их рота больше чем наполовину уменьшилась. Второй соглашается, предполагает, что они оба в этих степях навечно остаться могут. Сетует, что не ранен.

– Идиот!

– Согласен, – так же шепотом ответил Пьяных.

Можно было бы прихватить немчуру, но «язык» не сейчас нужен. Успеется! Поостеречься нужно. Распорядился:

– Слева обходим.

Поползли. Посунулись. Еще с прошлого раза подметили, что в глубине немецких позиций после траншеи передовой оборона не сплошная, а построена из отдельных узлов. Перелезли ход сообщения меж двух таких точек. Тишина. Спят немцы. Они, как ни крути, а тоже к людскому семейству отношение имеют. Вымотались за день.

Вот и опушка лесная. Нырнули под сень деревьев. Теперь продвигаться вперед можно без особой опаски, только береженого… и Он бережет. Карпенко тормознул группу, накрылся плащ-палаткой с головой, развернул карту и посветил на нее фонариком, нужно свериться, определиться.

…Они шли к Харькову, получив задачу разведать обстановку и по возможности силы и средства противника. Шли, соблюдая высокий темп движения. Конечно, когда это было возможно. Хутора и деревни, городки и поселки. Балки и перелески, а еще степь. Вдоль линии фронта нужно прошмыгнуть в сторону севера. Так и вышли к поселку и сразу определили, что в населенном пункте находится штаб какого-то нового войскового соединения, не так давно прибывшего в эту местность…

До цели, которую обозначила авиаразведка, было не менее десяти-пятнадцати километров. То ли штаб группировки, то ли штаб большой части. Вот там «языка» предстоит брать и сведения из него вытаскивать. Это расстояние нужно было преодолеть в течение одной ночи.

– Старшина, Матушкин, выдвигаетесь вперед, мы следом. Направление строго на запад.

Не в мирное время по своей земле прогуливаются. Оказалось, что ночь не всем сон предоставила, немецкое командование перегруппировывало свои силы, поэтому по дорогам и направлениям шло кипучее движение в сторону переднего края. Гитлеровцы считают себя в полной безопасности, с защитными колпаками на фарах перемещают броню и пехоту на машинах. Но колонны не остановишь, не возьмешь, а стрелять станешь, считай, задание провалил.

Глазели со стороны, пропуская немцев.

– Танки! – изумленно послышалось от кого-то из разведчиков.

Ясно, что танки. Они шли правее шоссе, по которому проезжали машины. Длинная колонна. Стальные чудовища двигались размеренно и не спеша, все выползая и выползая из дрожащего, слегка подсвеченного пылевого облака, по немецкой педантичности строго соблюдая равнение и интервалы.

– Отходим в лес, – приказал взводный. – Паничкин, радио со штабом!..

Радиограмму, свидетельствующую об интенсивном передвижении вражеских войск на автомашинах и бронетехнике по дорогам в сторону Барвенково, вручили командиру дивизии. О сведениях разведки генерал отчитался командарму. Как выяснилось позднее, Паулюс, исчерпав свои резервы, решил снять войска с неатакованных участков обороны и бросить их в район Харькова и барвенковского плацдарма для отражения наступления советских войск.

А в ответ разведчикам пришло новое указание, двигаться в направлении Харькова. По вражеским тылам это совсем не просто, на маршруте сплошные укрепрайоны, движение частей, передвижные посты полевой жандармерии. Вот как та блоха, скакали от балки к лесу, от леса к речным зарослям, из зарослей в покинутые, до основания разгромленные и сожженные деревни. Спали урывками, питались как придется, но шли и информацию о противнике слали…

– Это не крупный поселок, а город, – сказал Александр старшине после недолгого изучения карты. – Город Змиев. Частей разных нашпиговано, словно изюма в булке. Район, можно сказать, перенаселен, сплошные поселки и деревни.

– Это я уже заметил, командир.

– Вот-вот, и заметь, нам мало что просочиться к Харькову нужно, так еще и контрольных «языков» почаще выщипывать и колоть.

От шоссе по оврагу километров на пять отошли. Дальше место открытое…

Передал бинокль из рук в руки подчиненному, мол, присмотрись.

– Придется пролежать здесь остаток дня до темноты. Обходить город считаю глупостью.

– Согласен. Ненароком нарвемся на кого-нибудь. Понаблюдаем за околицей, за шоссе и дорогами, которые к нему стекаются. Это ведь тоже входит в нашу задачу?

– Да.

– Командир, отпустишь за «языком»?

– Посмотрим. Распорядись, чтоб ребята отдохнули.

Подползший Савушкин, в разведвзводе вот в таких глубинных поисках выполнявший задачу штатного снайпера, тронул за рукав.

– Товарищ лейтенант, в поселке не немцы стоят. Форма другая.

– А кто?

– Может, румыны или венгры. Может, итальянцы.

– Ладно, посмотрим. Ты на пост иди, бди до смены.

– Есть.

Лежа на самой верхушке невысокого холма, Карпенко вскинул к глазам бинокль. На противоположной кромке степи, там, где начинались беленые домишки мазанок, во дворах толком ничего не рассмотреть. Где этот Савушкин тех румын углядел? Движение какое-то разглядеть можно, но… посмотрим.

Как раз сейчас лейтенант заметил поднявшиеся над степью клубы пыли. Новую дорогу наездили? Точно, определил он. А на карте ее нет. Из уличного прохода выехало несколько больших, крытых брезентом автомашин и, завернув, прямо по стерне помчались в сторону шоссейки.

– Пушки потащили! – уверенно высказал снова появившийся старшина.

– Ага! А вот танкетки необычные, раньше таких не видел. Может, действительно румыны штабом встали.

До самых сумерек пролежали разведчики перед Змиевом, наблюдая за поведением военных, считая машины, пушки и непонятных солдат. Определили, что в городе квартирует крупная воинская часть, а с темнотой в город ушли четверо…

Ночь прошла в сплошном беспокойстве. Уж утро наступило, а ребята все не появлялись. Тревога пропитала оставшихся бойцов. Что? Погибли? Попались? Когда градус накала ожидания скакнул выше предела, появились. Перешли степную полоску, отделявшую овраг от городских окраин.

Удачно сходили! Лица у всех продубленные, обветренные, серые, как следствие бессонной ночи и адского напряжения. Прежде всего старшина доложил о результатах поиска. Майора, офицера связи привели.

– Почему так долго?

– Не поверишь, командир! Там такой бардак, пока разобрались… Пока связные машины нашли. Не хотелось абы кого тащить.

А ведь действительно, в Змиеве не вермахт гнездо свил. Но и не румыны. Оказалось, с начала сорок второго года боевые соединения Венгерской армии были переформированы в дивизии. Первая 108-я легкая пехотная дивизия нового состава прибыла в Харьковскую область весной и вошла в 8-й армейский корпус вермахта. Вот штаб дивизии и расположился в городе Змиеве. На данный момент дивизия прикрывает левый фланг 8-го корпуса, удерживая рубеж обороны в районе сел Черкасский Бишкин – Нижний Бишкин – Верхний Бишкин, с опорным пунктом в селе Верхний Бишкин. Второй эшелон дивизии в составе 38-го полка находится в резерве корпуса, он-то вместе со штабом и занимает позиции у города Змиева и в самом городе. 12 мая полк был введен в бой у села Верхний Бишкин, что позволило удержать этот укрепленный пункт. К 14 мая 108-я дивизия понесла потери в личном составе – более пятидесяти процентов убитыми и ранеными. Уцелевшие части дивизии с 15 мая занимают рубежи обороны от Коропова хутора до села Тарановка.

* * *

В первой своей жизни то, чем занимался дед, и все, что с ним связано, вызывало у Михаила неподдельный интерес. Потом, конечно, перерос это, и всякие чудеса проходили как-то мимо, рядом с его жизнью, учебой, интересом к противоположному полу. Вторая жизнь сама по себе заставила окунуться в варево дедовой волшбы. Но опять не сложилось, иной дорогой пошел. Теперь вот, пройдя через время, пронизав его в физическом плане, столкнулся с еще одним умельцем. Проснулся среди ночи с ощущением, что за ним наблюдают. Руками-ногами пошевелил. Получилось. Уселся на лавке, свесив ноги на пол, прислушался. В темноте дед Олег храпит, в соседней комнате Белла едва слышно посапывает. Ай! Правая лопатка болит, чуть пульсирует, но вполне терпимо. У-у! Садист деревенский.

Показалось! Может, приснилось. Ночь. Через стекло в окно светила ущербная луна, но даже при этом на улице светло как днем. Вот! Опять! По крыше кто-то ходит.

Шаги явственные – мало того, было похоже, что на ногах, или что там у ночного гостя, есть когти, и когти немалые, ибо клацанье их Каретников слышал явственно.

Клац-клац, клац…

Как гром среди ясного неба, вдруг раздался заливистый женский смех, смех молодой девушки. Мурашки по спине пробежали, до конца притупив боль. Ночь теплая, окно открыто. Вдруг в дом полезет? Сказать, что совсем не страшно, соврать! От мыслей отвлекся, заслышав дедов голос:

– Да чтоб тебя! Спать мешаешь! Пошла вон! Накажу.

Повел взглядом. Дед тоже сидел на полатях, щурился, потешаясь, скорее всего, над ним.

– Чего не спишь?

– Так это… Кто это?

Олег беспечно махнул рукой.

– А! Не обращай внимания. Как знал… – зевнул, – заночевал здесь. Крысе старой скучно просто стало, вот и колобродит.

– Молодая вроде.

– Куда там! Этой курве уже за семьдесят. Хорохорится. Ты б ее светлым днем видел, без слез не взглянешь. – Повысил голос, чем разбудил ребенка в соседней комнате: – Прочь! Изведу!

На крыше скакнули, и все стихло.

– Деда, что, опять прилетала?

– Спи, Белавушка. Спи.

Каретников шепотом уточнил:

– Так кто это был?

– Я тебе про деревню колдовскую, кажется, рассказывал уже, вот одна из представительниц всей этой ведьмовской диаспоры и прилетала. Твоего Феникса почувствовала, вот посмотреть и вызвалась.

– Чего ж не изведешь, коль под боком такое?

– Паритет держим. Ты думаешь, только я один защитный зонтик над этой местностью держу? Ага! Замахался б пыль глотать. Силенок не хватило бы, а так еще и эти поганки чужакам козни строят. Выгодно всем. – Поднялся на ноги. – Ладно, коль не спишь, давай спину посмотрю.

Прибавил света в керосиновой лампе, заставил Каретникова повернуться спиной.

– Вот и добре! К рассвету совсем подживет.

– Болит!

– Чего ж хотел? Живое существо, можно сказать.

– Мне самому глянуть-то можно?

– А чего ж! Подержу зеркало, так, чтоб удобно было.

Итак, на его правой лопатке теперь «поселилось» тату нехилых таких размеров птички, объятой ореолом пламени. Глаза этой цыпы из зеркала, словно живые, пялились на хозяина красочного рисунка, набитого под кожу. Ни прежнего тавро изгоя, ни пулевого шрама словно и в помине не было. Рисунок скрасил, сгладил.

– Живое существо, говоришь?

– Нравится?

– Ничего. Только зачем и почему таким цветом? Кто увидит, засмеют.

– Как там ты Белаве ответил… О! Забей! Не бери в голову.

Повернулся спиной к Михаилу, задрал свою рубаху до самой шеи. Считай, на том же месте, что и у Каретникова, у Олега была набита подобная татуировка, различная лишь в мелких деталях. Вернул рубаху на место, заправил ее в штаны, лишь после этого продолжил разговор с пояснением неясностей:

– Птица Феникс. Загадочное даже для меня существо. Мой наставник также нанес его мне прямо на метку изгоя. Относительно цвета татуировки, так тут по-иному нельзя. Феникс величиной с орла обладает ярким золотисто-огненным цветом перьев. По преданиям смертных, живет около пятисот лет и более, а предчувствуя близость смерти – сжигает себя в собственном гнезде, для того чтобы заново возродиться. Символ у нас на спине несет в себе древнейшие идеалы и стремления человечества, мощную энергетику, силу духа и волю к жизни. Он отражает победоносность и неумолимость перед невзгодами действительности, неподвластность судьбе и желание быть хозяином своей жизни.

– Мне-то эта татуировка на хрена нужна?

– Ха-ха! Я тебе привязку к себе сделал. Хватит по лабиринту в потемках блукать. Тебе знания получить надо, а мне уходить время подошло.

– У меня дело…

– Знаю я твое дело. Сегодня уходить собрался. Что ж, уходи. Вернешься, когда готов будешь. Только поостерегись. Сорок дней ты как слепец будешь. Феникс силу набирает и потому тянет в себя энергетику мира, в том числе и от тебя. Твоя хваленая чуйка, как ты это называешь, все сорок дней молчать будет. Вернее до тебя не достучится. Вот такое маленькое дополнение к перспективе быть сильным, но поверь, плюсов больше. Существенно больше.

– Олег, так это любой может…

– Не может. Про это забыли давно, что есть такое. А еще Феникса нужно инициировать. Но это не все. Вспомни, как ты погиб в той жизни?

– Вертушку подбили, в ней и сгорел.

– Во-от! Я пороховой погреб взорвал, когда литвины с поляками крепостицу нашу захватили. Мой наставник – наш общий пращур, в пожаре сгорел, при половецком наскоке. Усекаешь?

– Так это что, мы каждый раз сгорать будем?

– Нет. Только первый раз. Но из сказанного должен уяснить один момент. Взять хоть того же Константина, твоего родного деда – Фениксом ему стать заказано было.

– Теперь понял.

– А относительно татуировки тоже не все просто. Татуировка хоть и дает большую силу и мотивацию к жизни, но не стоит забывать, что мощная энергия и сила подобной татуировки может дать и отрицательный эффект, в частности смертным, имеющим негативные черты и устремления, нечистое и порочное, порой разрушительное для них самих и окружающих их людей, мышление. Поэтому таким людям, коль в них есть еще что-то человеческое, стоит хорошенько подумать, а нужно ли это им, смогут ли они совладать с магической силой, которую дает тату Феникса, и направить ее в нужное и благотворное русло, как для себя самих в первую очередь, так и для окружающего их мира и людей?

– А я, значит, смогу?

– Ты Бусов боярин…

– Я изгой.

– В прошлом. Теперь ты сам по себе, но боярином Белояра остаешься. К тому же мы с тобой одной крови.

– Ага, ты и я.

– Точно!..

* * *

В сороковом году Дмитрий Юнг после освобождения Западной Украины сбежал к немцам. Просто вернуться на родину своих предков ему бы не позволили, потому как много лет состоял на службе в такой серьезной организации, как НКВД, изнутри знал работу советских органов безопасности. Перейдя границу, на территории генерал-губернаторства Третьего рейха сразу же попал в руки военных. Абвер моментально разобрался, какой подарок оказался в застенках армейского ведомства. После множества допросов ему поверили, наконец-то приставили к делу. Он ведь не столько оперативный работник, сколько ходячая машина убийства. Да-да! Все тридцатые годы оттачивал навыки рукопашного бойца на внутренних соревнованиях силовых ведомств СССР, считался одним из лучших. Международные соревнования для него табу, но в спортивных обществах он тоже проявился и одержал победу над признанными чемпионами. Нет, не на борцовских коврах чемпионатов СССР, а в закрытых спортивных залах. Он победил Чумакова, Соколова, Васильева, да много кого из знаменитых тяжеловесов. Юнг одержал над ними верх чистой победой, а титула чемпиона так и не имел. Обида, точившая самолюбие, довела до предательства. Хотя-а… он ведь тоже немец.

Рейхсвер нуждался в профессионалах. Юнга в чине гауптмана направили в один из мелких городков, практически пригород Мюнхена, где он стал тренировать диверсионные и поисковые солдатские группы в одной из дивизий егерей. Сам он был физически невероятно силен, к тому же подвижен и ловок. По его мнению, самбо своей эффективностью превосходит тот же японский аналог, а соединения егерей отличались высоким боевым духом и ревностно блюли честь мундира и своего подразделения. Солдаты боготворили своих командиров, таких как Эдуард Дитль.

В частях Рейхсвера подготовка личного состава для горных дивизий осуществлялась давно и главным образом в VII военном округе, объединявшем три баварских округа. Специально выделенные подразделения проходили сборы в горных лагерях. Уже перед войной с СССР командование на их основе смогло быстро сформировать несколько егерских дивизий.

Подготовка горных частей проводилась на территории оккупированной Австрии, имеющей пятидесятилетний опыт военного альпинизма. Однако, несмотря на большие возможности, качество обучения горных войск после 1938 года значительно снизилось. Объясняется это общей спешкой в подготовке германской армии к войне. Кроме того, немецкое командование считало, что не все солдаты горных частей в одинаковой степени должны обладать горной подготовкой. Общая программа была разделена на два различных по объему раздела: один для горных проводников и офицеров, другой – для специальных подразделений горных дивизий. К горным егерям предъявлялись такие же требования, как и к курсантам военных училищ. Кроме того, они должны были обладать достаточной физической выносливостью и диверсионной подготовкой. При всем этом Юнг как нельзя вовремя пришелся ко двору. Личный состав поисковиков учил всему, что знал и умел сам, натаскивал на правильное применение силы, использование пальцев для точечных ударов в горло, глаза, уши, коварные и жестокие удары головой, локтями, коленями, безжалостные выкручивания суставов и позвоночника, приемы перелома костей…

В плане науки Юнг не жадничал, понимал, его могут направить воевать с бывшими согражданами. Славяне в плане умения воевать слабы, силен лишь их дух. Тут никаких иллюзий. А еще они быстро учатся. Политика властей в СССР всегда сводилась к тому, чтобы не допускать народ до оружия. Даже за обладание финским ножом полагалось тюремное заключение! Что уж говорить о пистолете или винтовке. А вот приемы рукопашного боя у народа передавались от деда и отца, к сыну и внуку, и то не по всей территории страны, а лишь в определенных слоях общества и «племенах». Для толпы – классическая и вольная борьба, бокс. Для силовых ведомств – самбо.

Любознательный от природы, Дмитрий у «бывших», офицеров-дворян, почерпнул знания «науки красиво убивать», у казаков-пластунов – практику «Спаса», а среди крестьян и мастеровых находил учителей «Скобаря». Практиковался в лагерях на уголовниках и врагах народа. Учился, учился и учился, как завещал… Н-да! Потому и не проигрывал. Теперь вот бой предстоит, а в боевой обстановке надо стремиться к одной цели – быстрейшей победе над врагом ценой возможно меньших потерь. Для достижения этой цели приходится решать самые разнообразные задачи.

Иногда требуется взять противника не только живым, но и способным передвигаться. В других случаях нужно лишь одно – чтобы противник был живым, а его повреждения не играют никакой роли. Ну и главное – война, хороший противник – мертвый противник.

Юнг не ошибся, дивизию перебросили под Ленинград, а один из батальонов сунули на юг, в район Харькова. Здесь с обеих сторон намечалась мясорубка. В должности командира роты боевого обеспечения он оказался на юге России. Его рота состоит всего лишь из трех взводов, но задач навешали по горло. Хоть разорвись! От основного подразделения оторваны и брошены на периферию. Вместе с СД и жандармами присматривать за тылами группировки. А ведь в составе роты противотанковый взвод, снайперский и разведывательный взвод. Но жалеть не стоит, на передовой жарко. Очень жарко!

Казалось, не успели еще смежить веки, а уже начало розоветь. Темнота как-то быстро исчезла, и с лучами поднимающегося солнца обильно выпала роса. Она легла на траву, на кусты и на ажурно свитую между ветками западню паутины. Хорошо в лесу. Да эта дубрава толком-то и на лес не похожа. Встала пупком в степи, между тремя населенными пунктами. Нет! Не пупком, а… гм, чем-то иным, косогорами спускающимися в широкий яр. По докладам соглядатаев, где-то неподалеку отсюда видели людей с оружием, одетых в пятнистые маскировочные халаты. Разведчики Советов, больше некому быть. Пора подниматься и поднимать подчиненных. День обещает быть хлопотным, район поиска большой, одних населенных пунктов не меньше двух десятков, расположенных кучно.

Шевельнулся, привлекая внимание караулившего сон Хагена. Ефрейтор, заняв место неподалеку от спящих, между деревом и огромным муравейником, повел подбородком, молча, как бы задавая вопрос: «Личный состав поднимать?» Юнг понял, покачал головой. Рано. Пусть пока спят.

Поднялся на ноги, произведя своими телодвижениями легкий шум металла и шороха одежды, тем самым заставив открыть глаза пары егерей, шепнул:

– Спать!

Прошел за кусты, освободив мочевой пузырь от лишней влаги. Вернулся. Развернув карту местности, углубился в ее изучение, анализируя обстановку, делая предположение по возможному перемещению врагов.

До передовой не менее двадцати километров, даже сюда долетают звуки редкой орудийной канонады. Что-то рано друг по другу бьют. Да, так вот… От этой балки к югу склон уходит, и через три километра шоссе и длинный овраг. За оврагом и шоссе и далее сплошной массив леса тянется. Одна сторона оврага близко подходит к Змиеву, прикрывая его с запада. Сейчас в городе расквартирован штаб соединения, вернее штаб венгерской 108-й легкой пехотной дивизии, а значит, это место потенциального получения информации. Русская разведгруппа для того сюда и заброшена, чтоб обеспечивать сведениями свое командование. Значит… Из оврага проще всего подобраться к объекту. Это раз. Но в то же время с противоположной стороны к городу почти примыкает хутор, и, насколько известно, военнослужащих там нет. Хутор пустой. Отличный наблюдательный пункт. Это два. Шоссе через город проходит насквозь. Штаб хорошо охраняется, но по дороге снуют машины и делегаты связи. Эх, всего не охватишь… С ним взвод разведки, усиленный отделением снайперов. Если его разделить… Самый оптимальный вариант, иначе и опоздать можно. С самого начала было понятно, что русские из-за штабных здесь крутятся. Нужно поднимать солдат.

Тронул взводного, лейтенанта Крюгера, за плечо.

– Поднимайте людей, пусть оправятся, приведут себя в порядок. Через пятнадцать минут поставлю задачу и выступаем.

Вместе с восходом солнца, поеживаясь от утренней свежести, стали подниматься егеря…

Получив задачу, пока что все вместе выдвинулись в сторону шоссе. Несмотря на ранний час, шоссе было вовсе не пустынно. То и дело по нему в сторону переднего края проезжали бортовые машины с боеприпасами, обратно транспорт, на кунгах которого краской нанесены красные кресты, везет раненых и увечных. Нахлестывая коней, грохоча колесными парами, мчатся одинокие повозки, загруженные продуктами.

– Расходимся! – скомандовал Юнг, поведя глазами, заставил лейтенанта приостановиться. – Лейтенант, осторожней там, зря людьми не рискуй, под пули не посылай. Овраг проверите, если там их нет, следуете в штаб союзников. Найдете узел связи, доложите результаты.

– Ясно, герр гауптман.

– Удачи.

Дмитрий изначально считал, что если враг есть, то он засядет на хуторе. Место для наблюдения отменное, но овраг без внимания оставить нельзя…

Крюгер поднес бинокль к глазам, осматривая населенный пункт и разбуженный улей суеты штаба и пехотной части. Со стороны глянуть, то видно, что весь Змиев утопает в зелени, сквозь которую просматривались крыши домов, а на окраине беленые стены домишек светлыми кляксами выделяются в зеленом рисунке. Позолотой сверкала луковка церкви. На дома и хозпостройки в Фатерлянде окрестности города не похожи, чужой пейзаж, чужое и непривычное все, что глаз видит. В стороне въезда, как раз у шлагбаума с пулеметной точкой, укрепленной мешками с песком, вверх поднимались пирамидальные тополя. Венгры осуществляют пропускной режим. Солдаты полевой жандармерии вермахта возились у двух мотоциклов с колясками, иногда проверяя документы у водителей одиночного транспорта, въезжавшего внутрь охраняемой территории.