Текст книги "Лабиринт. Феникс"

– Нападения на лагерь были?

Одетый в красноармейскую форму с элементами гражданского местного колорита, мужчина, скорее всего возрастом за тридцать лет, как-то не очень охотно ответил:

– Нет. – Поразмыслив, добавил: – Да вы не волнуйтесь, товарищ командир. Лагерь у нас охраняется надежно, и порядок командир отряда поддерживает не хуже, чем в отрядах ОМСБОНа[20]20
  ОМСБОН – Отдельная мотострелковая бригада особого назначения НКВД, советское воинское соединение, входившее в состав Четвёртого (партизанского) управления НКВД СССР. Фактически являлась диверсионным спецназом.


[Закрыть]. Подходы к лагерю заминированы, охраняются часовыми, дозорными и выдвинутыми на несколько километров от лагеря секретами. Один из секретов вы уже видели.

Видел. Серьезная охрана, не скажешь, что гражданское население дежурит. Полковник Феоктистов не прав в отношении этого отряда.

Постоянная база представляла собой целый городок относительно благоустроенных землянок. На небольшой возвышенности протяженностью около трехсот метров, зигзагообразно тянувшейся в густом сосновом бору были построены землянки. И группа и сопровождающие втянулись в расположение, судя по всему посланцев с Большой земли вышел встречать весь отряд.

– Товарищи, разойдитесь!

Саенко повернул голову в сторону волевого, командного голоса.

– Вам что, заняться нечем? Потом пообщаетесь, гости к нам надолго прибыли. Разойдись!

Приказ выполнили мгновенно. Вот это дисциплина у гражданского населения!

Совсем рядом крутой берег небольшой речушки. Судя по всему у открытого навеса, выполнявшего роль столовой, его «приземлили». Бойцы группы встали рядом. Вот и сам командир партизан. Худощавый, гладко выбритый мужчина с густой, но стриженой шевелюрой седых волос на голове, в очках, одетый в гражданский костюм, перепоясанный ремнем с кобурой. Ноги обуты в добротные, начищенные до блеска сапоги. Рядом с ним свита, наверное штабных. Наклонился над уже присевшим на пятую точку Саенко, представился:

– Мечников Кузьма Петрович, командир отряда.

Представился в ответ:

– Командир группы Лён.

– Вижу, не совсем удачно приземлились?

Ответил:

– Совсем неудачно. Ногу сломал и радист наш разбился.

– Понятно. Тогда, товарищ Лён, вас сначала в медчасть отнесут, а товарищей пока покормят. После поговорим.

Не согласился:

– Товарищей пусть покормят, но мне сначала радиограмму отправить нужно. Связь с Москвой есть?

Мечников, прежде чем ответить, снял очки, протер стекла носовым платком. Игорь подметил необычный цвет глаз командира отряда. Невероятно! Один глаз у человека черный, второй светло-зеленый.

– Связь имеется.

– Тогда мне нужно к вашему радисту.

Мечников оглянулся, посмотрел на своих людей, распорядился:

– Товарищ Сидоров, перенесите нашего гостя в связную землянку.

– Есть, товарищ командир!

Пока поднимали, несли, успел услышать и увидеть, как к Мечникову и товарищам подбежал партизан.

– Товарищ командир, связник на маяк с вестью прибежал. Говорит, ближе к обеду из гарнизонной базы Елисеевки обоз с солью в Бобренев пойдет. Три подводы и еще три с разным имуществом.

– Начальника разведки ко мне. Быстро!

– Есть!..

Саенко уже не удивлялся быстроте принятия решений Мечниковым. Крутой командир у партизан. В землянке своим личным шифром зашифровал радиограмму, отдал связисту…

* * *

Ночь подходила к концу, скоро наступит утро. После доклада о том, что группа Саенко вылетела, Феоктистов, получив в секретке ряд «своих» документов, документов от смежников и разведдонесений из-за линии фронта, с вечера остался работать в кабинете. Ему, кадровому разведчику, было не сложно разбираться в хитросплетении информации, выложенной на бумагу. Поражал масштаб, с которым действовал враг. Какие же огромные возможности у германской махины военной разведки! А вот их ведомству после чисток тридцать седьмого года похвастаться толком пока и нечем. Парадокс состоит в том, что все делалось под флагом верности правительству и с целью укрепления обороноспособности нашей Родины. Можно сказать, в сороковом году только с колен подниматься начали. Почти с нуля реанимировали военную разведку Красной Армии, после начала войны многие кадры пришлось возвращать назад из мест заключения. Доброй половины, кого знал, с кем работал, уже на свете нет. Расстреляли как врагов народа, уморили в лагерях… Да! Ну и что получается? Кто против нас работает?

Ознакомительные выписки для служб их ведомства из органов НКВД. В целом картину он знал, но стоило воспользоваться обновленной информацией. В ближнем тылу войск Западного фронта разведку ведет «Абвергруппа 108», радиопозывной «Эбер». Наряду с разведкой занимается карательной деятельностью против партизан в районе дислокации 4-й немецкой армии. С этими же функциями армии придается и «Абвергруппа 116».

Вот донесения разведчиков их ведомства. При 2-й полевой немецкой армии активно действует «Абвергруппа 109», сформированная в июле 1941 года в Могилеве. Осуществляет разведку против Юго-Западного фронта. На этом же театре военных действий отмечена «Абвергруппа 104». Эти ведут активную вербовку шпионов и диверсантов в лагерях военнопленных.

Сбор разведывательной информации о советских военно-воздушных силах находится под патронажем специальной группы радиоразведки – «Люфт группа».

Контрразведывательную и иную карательную деятельность именно на направлении, которое курирует он, в основном ведет «Абверкоманда 307». Ей подчиняются 301, 302, 310, 314, 317, 318 и 322-я абвергруппы, которые приданы соответствующим армиям и дивизиям вермахта. Большинство из перечисленных групп военной контрразведки гитлеровцев имеют широко разветвленную сеть более мелких подразделений, ведущих подрывную работу через создаваемые резидентуры. Подчиняются они непосредственно руководителям абвергрупп. В отдельных случаях руководство абвера создало специальные филиалы, которые действуют самостоятельно. Тот же филиал «Абвергруппы 322П» действует в Бобреневе, куда сейчас летит группа Саенко…

Всюду в процессе осуществления контрразведывательной и иной карательной деятельности абвергруппы используют приданные им воинские подразделения охранных дивизий вермахта и СД. В составе той же «Абверкоманды 305» находится специальная автомобильная колонна, с помощью которой захватываемые во время наступления немецких войск документы и другие ценности, представляющие интерес для военной разведки немцев, вывозятся в Германию. Ознакомление с добытыми у немцев документами позволяет сделать вывод и обосновать моральную ответственность конкретных лиц, допустивших ошибки в мобилизационных планах, позволившие нацистам захватить совершенно секретные материалы и нанести ущерб обороноспособности страны.

Нетрудно представить ценность полученной информации и что за документы попали в руки врага, если командира «Абверкоманды 305» Гитлер лично наградил железным крестом II степени за операцию по захвату штаба авиаторов. По мнению полковника, к числу виновных за утечку особо важных секретных сведений следует отнести и довоенное командование военного округа, которое ответственно за нарушение мобилизационных правил по эвакуации штабов и режима сохранения секретных документов. При этом не следует винить писаря, якобы не успевшего сжечь содержимое сейфов. В этом виновен в первую очередь командный состав на самом высоком уровне.

Враг был опасен и хорошо подготовлен к борьбе с разведкой и партизанами. Достаточно сказать, что многие сотрудники абвера в прошлом состояли в кадрах, служили в «Абверштелле Кенигсберг» и «Абверштелле Краков», участвовали в разведывательной работе против СССР, где имели устойчивую шпионскую сеть. Многие из сотрудников и руководителей фашистских спецслужб участвовали ранее в разведывательной работе против Советского Союза с позиций западных границ, сами вели шпионскую деятельность непосредственно из сопредельной территории. Взять хоть того же Шиммеля, руководителя «Абвергруппы 109». До войны служил в «Абверштелле Летцы», который дислоцировался на границе с Беларусью. Потом возглавил разведывательно-диверсионную школу «Абверкоманды 103» в Борисове. Каттефельд, начальник «Абвергруппы 108», служил накануне войны в «Абверштелле Инстенбург», также работал против СССР. Этот имел опыт подготовки вражеских шпионов и террористов, в связи с чем его назначили начальником немецкой разведывательной школы в местечке Катынь Смоленской области. Начальник «Абверкоманды 303» Тарбук до войны возглавлял «Абверштелле Краков». Список можно продолжить, только… Все они хорошо знали обстановку в западных областях СССР накануне войны, получая разведывательную информацию о дислокации частей Красной Армии, подразделений органов госбезопасности, об экономическом и политическом потенциалах республик. Они изучали психологию советских людей, быт и нравы советского народа. Поэтому и могли выискивать в среде населения потенциальных изменников – тех, кто охотно сотрудничал с оккупантами, и их спецслужбами на материальной и иной основе. В среде этих лиц были те, кто ранее был обижен советской властью или не верил в возможность победы над нацизмом. Для вербовки агентуры спецслужбы гитлеровцев использовали человеческие слабости, провокации и запугивания. Кадровый состав абвера был укомплектован опытными сотрудниками военной разведки и контрразведки Германии, в их числе есть и те, кто служил еще в разведке кайзеровской Германии. Они были призваны на действительную службу в Абвер в начале тридцать восьмого года, задолго до начала войны с СССР, на основании приказа о возвращении в армию всех офицеров запаса…

Как-то незаметно забрезжил рассвет. Настольная лампа, стоявшая на столе, стала лишь фоном к лучам солнца, пробивавшимся через оконное стекло. За ночь пепельница наполнилась горой папиросных окурков, дым от которых еще не полностью выветрился и пеленой повис под потолком кабинета. Феоктистов, сидя на стуле, потянулся, разминая затекшие от долгого сидения мышцы. Однако!.. Стук в дверь уже не вырвал полковника из размышлений.

– Войдите!

Вошел тот, кого Феоктистов больше всего надеялся увидеть… но позже. С красной папкой под мышкой порог переступил Разный, начальник отдела связи.

– Разрешите?

– Проходи. Тоже не спится?

– Радиограмма тебе, Денис Петрович.

– Давай сюда. Присядь пока.

Из протянутой папки вытащил стандартный бланк секретной телеграммы, нетерпеливо, жадно вчитался в текст.

«А-17

24.04.42. Секретно. Разведдонесение № 0131.

Выброска прошла успешно. Встретили. Находимся в партизанском отряде. При приземлении погиб радист, поэтому воспользовался личным шифром. Группа готова приступить к выполнению задания командования. Жду прихода Ветра. Лён».

А-17-м являлся сам Феоктистов, который, прочитав текст радиограммы, облегченно перевел дыхание. Добрались, значит!

– Хорошие новости? – спросил майор.

Кивнул.

– Хорошие. А ты не читал?

– Нет. Тебе ведь прислали.

– Одна из моих групп благополучно добралась до места.

– Поздравляю.

– Рано поздравлять. Там работы непочатый край.

– Но все же добрались, уже хорошо.

– Не знаешь, генерал не появился?

– Начальника направления на рабочем месте пока что нет.

– Чувствую, на доклад пойду, будет требовать ускорить работу. От Ветра ничего?

– Было бы, принес. Молчит твой Ветер.

– Мальчишка совсем, боюсь, не справится.

– Сейчас у таких мальчишек на плечах вся война держится. Справится…

* * *

Что же это за объект такой, о котором в городе не знает разве что глухой и слепой? То, что он рядом с Бобреневом находится, еще ничего не значит, немцы умеют прятать секреты, а тут как напоказ все обозначили. Не то чтоб все известно о базе, но курсанты имеют возможность выхода в увольнение, посещать людные места, в церковь захаживать. Н-да! Нужно присмотреться к этой школе. Связник, приходивший к батюшке, потом исчезнувший, со слов Павла, назвал ее «Филиалом». Спинным мозгом чувствует подставу, только альтернативы пока он не видит. Нет ее, как нет и времени на раскачку, а приказ найти есть. А еще дамокловым мечом над головой навис приказ выйти на связь с партизанами. Предыдущая группа до партизанского лагеря даже не дошла, городское подполье уничтожено полностью, ведомственный партизанский отряд разгромлен и погиб полным составом. А вот эта «Искра», отряд, собранный вроде бы как из местного населения и имеющий связь с Большой землей и подкочевавший из другого района к городу, почему-то не подвергается особой трепке. Почему? Прибавить к ситуации отряд «диких», и картина становится совсем непонятной. Как завершающий мазок на полотне – прибытие боевой группы от Феоктистова. Через радистку дал подтверждение, что выдвигается на партизанский «маяк».

Сразу насторожило, что из города в лесной район просочился без явных проблем. Почему все так просто? Немцы, зная, что на их территории работают кадровые разведчики, почему-то не повысили градус напряженности в охране дорог и населенных пунктов. По информации батюшки, везде все как обычно. А ведь немцы знают. Зна-ают! Сам присмотрелся. Какая-то расхлябанность и благодушие наблюдаются на постах полиции и жандармерии, словно напоказ выставлены.

Вспомнилось нравоучение Сирийца, впитавшееся в организм, как опрокинутая кружка воды в сухую раскаленную солнцем землю. Старый маразматик вдолбил в мозг аксиому для любого стоящего диверса: «План загодя не выстраивай, работай на инстинктах и подсознании. Ты можешь! Чувствуй! Лишь в общих чертах придерживайся выбранной канвы по поставленной задаче, которую в любом случае придется тебе же и выполнять. Точный план он только для тупых штабных исполнителей хорош, которые в случае чего отписываться станут, кивая на бумажку сверху. Оно понятно, в отличие от тебя им умирать вряд ли придется. План сковывает действия. Но главное запомни, если у диверса все по плану идет, есть повод задуматься. Скорее всего, противник уже знает этот твой план, просчитал тебя и приготовил на твоем пути добрую ловушку. Будь осторожен, доверяй только себе, надейся только на свои силы. По своей натуре ты, как и я, одинокий волк, в команде чувствуешь себя ущербно. Вот и пользуйся этим твоим качеством…»

Ага, как же! Каретников не сам по себе, начальство велит, приходится исполнять.

За три часа, где пёхом, где на попутной телеге, дотелепал до нужного места, при этом патруль, состоящий из местных полицаев, лишь раз проверил разрешение управы Бобренева на передвижение по району, с ленцой, без особого интереса перетряхнув содержимое заплечного мешка. Это полицаи-то! Такое впечатление, что им так вести себя приказали. Движение на дороге за версту несло повседневностью. Из города и обратно в его сторону то и дело шли люди, катились повозки и телеги с поклажей, загруженные разным скарбом. Частенько проносился военный транспорт тыловых ведомств без сопровождения. Мотоцикл полевой жандармерии видел лишь раз, проскочил мимо и исчез, обдав посторонившийся народ пылью.

Пора с дороги свернуть. По полученным указаниям, заимка, на которой его ждут, совсем рядом. Для попутчиков сделав вид, что приспичило, нырнул в «зеленку» и тут же залег за деревом, выпасая, не дернется ли кто следом…

Забравшись поглубже, присел на корточки, глаза прикрыл. С лесом нужно сродниться. Хоть он для лесного предела и временщик, но… как опять же наставник советовал: «Не торопись, в лесу время по-иному идет, видимость ограниченная, а значит, чужаку может угрозу нести. Остановись, прислушайся. Опытный диверсант, что легавая на охоте – слушает и принюхивается к запахам. Потому и выживает там, где даже отличный солдат гибнет».

Открыл глаза, уже зная расклад по округе. Лес жил своей жизнью. Вот, помимо голосов птиц в ветвях кто-то из мелких пернатых захлопал крыльями. У соседнего куста в траве зашуршала полевка. Под порывом верхового ветра заскрипела береза. Глухими щелчками обозначили себя посыпавшиеся с сосны прошлогодние шишки. Главное, присутствия человека поблизости не ощущалось. Все, для леса он свой!

Поднявшись на ноги, подался в нужную сторону, первоначальная задача проста – краем глаза глянуть на того, кто ожидает его на заимке. Из прошлой жизни вынес понимание главного, что связь является самым уязвимым местом разведчика. Ты сам можешь в системе разведки семи пядей во лбу быть. Являть собой отважного, смелого, удачливого при проникновении на чужую территорию или страну профи, но банально проколоться на связнике, оказывается, давно работавшем «под колпаком» или находившемся на прикорме у закордонных коллег. В большинстве случаев крутые профессионалы и прокалывались-то при встречах со своей агентурой, с кураторами, с содержателями явочных квартир, со связниками и курьерами. От провала страховки нет! Поэтому…

Во! Тропка! Шагнул и тут же присел, разглядывая отчетливый след по ее узкой бровке. Что, партизаны никого не опасаются и как коровы по пастбищу ходят? Интуиция подсказывала непорядок, а на ощущениях предчувствия и интуиции не одно поколение разведчиков выживало. Следок, казалось бы, какой пустяк?! Подумаешь, человек прошел! А в подсознании звоночек дилинькнул, а он его на заметку взял.

Вот по едва видной тропинке, ориентируясь по затесам на деревьях, добрался до места. Лесная сторожка выглянула из-за еловой лапы, выброшенной деревом прямо на тропу. Строение сторожки, используемое партизанами в роли «маяка», походило скорей на домик охотника, чем на избу, опутанную кустарником с вьющейся листвой. На севере, в беломорской и карельской тайге, такие сооружения называют кушнями. Этакое рубленое, мастерски отесанное топором пристанище для заблудившихся путников. Избушка невелика, с небольшими застекленными окошками, бликующими на солнце, казалась нежилой. Остановился, понаблюдал какое-то время. Тишина, только птицы в ветвях концертируют. Кажется, пусто внутри «маяка». Ну? И где обещанный связник? Не шумнув, подобрался под самую стену. Ан, нет! Есть кто-то и даже не один он там. Но это не криминально. Два голоса, говорят тихо.

– Надоело все.

– Чего тебе надоело?

– Чувствую себя шестеркой в колоде.

– А чего хотел? Война. Германец ломит.

– Конь, а тебе, вижу, все равно, под какой властью честному вору ходить? Что наши, что немцы, для тебя все едино.

– Кузьма, ты, конечно, вор фартовый, и есть люди, которые помнят, кто в тридцать восьмом во Львове банк подломил. Но ведь после того, как война началась, в твоей, как и в моей биографии появилось пятно и отнюдь не воровской масти. Участие в команде Бишлера нам даже свои урки не простят.

– Знаю…

Оба н-на! Великолепная память, полученная после переноса в молодое тело, охотно подсунула информацию о предателях и командах предателей, доводившуюся на занятиях в родной бурсе в период курсантской юности.

Истребительная команда Бишлера! На захваченной территории Смоленской области в самый первый период войны германской военной разведкой при участии службы безопасности Третьего рейха и СС была сформирована особая истребительная команда Бишлера для борьбы с партизанами, в дальнейшем получившая широкую известность как «Военная команда охотников Востока». Бишлеровское формирование было во многом скопировано с фашистских зондеркоманд и отрядов ГФП – тайной полевой жандармерии. Бишлеровцы дислоцировались в городе Дорогобуже, но отсюда до него километров семьсот. Каким ветром этих гавров занесло к Бобреневу?

– Знаю. Только ведь я не ты. Меня в ягдкоманде Кляйна не существует.

– Это как?

Какой-то шорох за стеной и… продолжение разговора. Было что послушать.

– Это вы сотрудничаете с немецкой разведкой, присягу на верность фашистской Германии приняли. Это вы выслеживаете партизан, уничтожаете их. Ха-ха! Как, впрочем, и любых случайных свидетелей. А Кузьмичева Петра Ивановича в ваших рядах нет, а есть… смотри, вот у меня и ксива имеется… Бойченко Евгений Борисович, бывший боец Красной Армии, мразь и подонок.

– Кузьма… Ну т-ты… Кузьма!

– Тихо!.. А ты думал, я красноперым свою выю подставлять буду? Азырр! Не на того напал. А немчура повелась, считают, за яйца меня держат. Только ты если пикнешь кому, зарежу.

– Кузьма, зуб даю, молчать буду.

– Знаю, потому и сказал. Советую подумать о будущем и тебе…

Интересный разговор у связников. Нечего сказать – партизаны про жизнь балакают.

– Тихо!.. – Говоривший замолчал, зашевелился на своем месте за стеной. По звуку к открытому окну подошел. Какое-то время постоял у него, наверное, вглядывался наружу, прислушивался. Тертый калач, жизнью битый! – Показалось.

– Вечер уже. Наверняка сегодня уже никто не придет. По ночному лесу блукать не каждый сподобится. Пойду, доложусь Кляйну.

– Иди. Завтра чтоб самогону и сала притащил.

– Кляйн узнает, за это по головке не погладит, считает, что связник партизанского отряда должен быть трезвым и идейным, как те, вместо кого мы здесь лямку тянем, царствие им небесное.

– Вертел я разноглазого на причинном месте. Пуля, она дура. Когда какую-нибудь деревню жечь будем, глядишь, прилетит откуда ни попадя – и каюк твоему Кляйну.

– Ты ж знаешь, в отряде москвичи сейчас квартируют и разноглазый до прихода связника светиться не хочет. Сухой закон.

– Я жду, кореш…

Каретников смело мог дать руку на отсечение, что вор каким-то звериным чутьем почувствовал его, приготовился к встрече и только ждал лишь шага с его стороны. Причем пришло ощущение, что разговаривать с ним или принимать его как человека, прибывшего на встречу, Кузьма даже не рассматривал. На энергетическом плане смертью от него смердело! Один на один остались. Обычный армеец на месте Каретникова уже бы наверняка действовал, считая, что именно бездействие смерти подобно, еще секунда-другая и… Но несмотря на то, что Конь отдалялся, Михаил выждал, заняв выгодную позицию для удара. Урка опытный, по своей сути он, как и Каретников, одинокий волчара, способный нестандартно мыслить и поступать. Поэтому…

Сириец сразу при первом их знакомстве объяснил о взаимном притяжении родственных душ с особенностью существования «по разные стороны баррикад»: «…Такой тебя издаля признает, и то, что ты непримиримый враг, сразу поймет. Ты сам, если не подстрахуешься, подкинешь ему козырь в раздачу. Своим громким мышлением двуногого животного».

Михаилу это было непонятно.

«Э-хе-хе! Нормальный человек, сев в засаду и выжидая случая, начинает думать, что может быть, что может случиться и как произойдет, если… А такие раздумья дело вредное для здоровья и неблагодарное для нервной системы. Как произойдет, так и произойдет, нечего об этом думать. Засел в засаду, растворись в окружающей обстановке. Вокруг тебя только две составляющие плавают – пустота и отрешенность. Третья составляющая на мягкой лапе бодрствует как бы со стороны – ощущение действий притаившегося врага. Твой ”внутренний зверь” должен нащупать его ”зверя”. Если не сможешь этому научиться – погибнешь, и мне грош цена как наставнику».

Не было боя в общем понимании обывателя. Все случилось мгновенно – произвели по удару с каждой стороны. Случилось что-то сродни поединку двух ниндзя, представляющих разные кланы.

Дверь сторожки открылась, но никто не вышел. «Зверь» Кузьмы что-то почувствовал, но не мог понять, откуда веет угрозой. Кузьма не выдержал, шагнул наружу, чтоб глаза в глаза встретиться с незнакомцем. Рука с зажатым ножом пошла на удар, напоровшись на блок-отмашку. В груди будто гранату взорвали, разметав сердце. В глазах померкло, но мозг еще успел подумать, что это конец. Вот так!

Что касательно ниндзя, то для русского человека, вроде того же Каретникова, все смутно и зыбко. Единственный зафиксированный случай соприкосновения с ними был в русско-японскую войну и по сей день хранится в архивах Новочеркасского музея. Михаил хмыкнул, вспомнив текст рапорта: «Третьего дня сотня стояла во второй линии охранения, отчего было дозволено готовить пищу и разводить костры. В девятом часу пополудни на огни костров вышел странный японец. Весь в черном, дергался и шипел. Есаулом Петровым оный японец был ударен в ухо, отчего вскорости помер». Поэтому за победу Михаил должен благодарить наставника, за то, что хорошо учил, а не непонятно кого из забугорных сказок, раскрученных Голливудом.

Коня он все же догнал. С этим было проще. Перед тем как отправил его на встречу с чертями в аду, поспрошал. Выяснилось, что в лагере точно находится прибывшая из Москвы группа, в оборот ее пока не взяли, окучивают байками, ждут прибытия связника из Бобренева. Система охраны лагеря слабая, сами «партизаны» периодически расслабляются самогоном, командует ими якобы гражданский по фамилии Мечников, на самом деле унтерштурмфюрер СД Кляйн, ранее находившийся в команде Бишлера. Численность отряда – сорок человек, из которых десять натуральные немцы. Кстати, «дикий» отряд – это тоже они. Вот такой расклад получается.

Круто вечерело, а весенняя пора подбросила еще и мелкий мерзопакостный дождик. Немецкий прорезиненный плащ с капюшоном, одолженный им у Коня, помог легче воспринимать каприз погоды. О том, что охрана партизанской базы поставлена на широкую ногу, понял не сразу, значит, соврал-таки урка. До «этих» база принадлежала бойцам из ведомства военной разведки. Зная все болевые точки войны в тылу противника, они и лагерь свой развернули по своим понятиям. Только это их все равно не спасло. Уж как там было, но фрицы переиграли армейцев, теперь вот обустроились на их месте, жируют сволочи, перед всем миром под партизан косят. Интересно, что бы с ним сделали, если бы он как лох на связь к их командиру в самое осиное гнездо пришел? Хотя ясно, что. Не пирогами, а тумаками по самое не хочу накормили бы.

Скорее всего, сумерки сыграли над ним злую шутку. Это время самое похабное, глаз замыливается, слух распыляется, а интуиция на уровне подсознания притупляется. Уж лучше бы ночью пробирался!

Наверное, последний луч заходящего солнца на излете смог пробиться через лесной покров, коснуться стекла оптики и сбликовать.

Снайпер!

Каретников еще и подумать не успел, как тело помимо его воли сделало все необходимое. Порскнул с едва заметной тропы, растворился в кустах. Однако прозвучавший неподалеку голос заставил про себя чертыхнуться.

– Эй, кто ты там есть? Поднимайся! Руки в гору и выходь на тропу…

Ага, счаз-з! Ищи дурака.

– Все едино далеко не убежишь, кругом мины понатыканы.

Потянуть время, для розмысла ситуёвины. Спросил:

– А ты сам кто такой будешь?

– Дурак, что ли? Не знаешь, куда идешь? Ты к партизанам попал, паря. Выходи с поднятыми руками, иначе стрелять буду!

Прав козлина. Он дурак и есть! Опыт хорошо, но теорию забывать не стоило. Ведь помнил из лекций о защите партизанских баз времен Отечественной, но как-то все за долгую жизнь выхолостилось, потому как больше по заграницам кочевать пришлось да по городам. А оборона партизанской базы организована таким образом, что, как правило, несколько снайперов уже на большом расстоянии должны круглосуточно наблюдать за основными подходами к ней. Должен быть экстренный выход, позволяющий ударить по атакующему врагу сзади. Подходы к базе должны быть заминированы. Охраняющие партизанскую базу часовые работали в парах. Они имеют четкие инструкции на случай атаки или вот как с ним случилось, если на базу набредёт случайный гражданский. По уму, его сейчас вязать будут, а потом доставят к командиру. Немцы здешние вряд ли что кардинально поменяли. Ну что? Сейчас нужно выходить с поднятыми руками, все равно ему в расположение базы нужно попасть. Крикнул:

– Не стреляй, выхожу я!

Спокойно воспринял то, как кряжистый бородатый мужик, забросив за спину немецкий автомат, его шмонает. Знал, что на мушке у невидимого напарника находится. Пусть! Пистолет и гранаты, взятые с тела Коня, оставил в кустах.

И вообще, немцы довольно быстро изучили тактику партизанских действий. Она сводилась к тому, чтобы избегать открытого боя с полевыми частями вермахта. Нападали преимущественно из засад, небольшими группами, уничтожали личный состав, подорвали военную технику, а затем отошли из района. Ищи их. Хрен найдешь! Ягдкоманды, а что перед Каретниковым один из представителей таковой, сомнения давно не было, применили против партизан их собственную тактику. Скрыто выслеживали советских людей и внезапно атаковали их с близкого расстояния, расстреливали или захватывали пленных – словом, действовали так, как действуют охотники. Для этого гамадрила с автоматом он сейчас, прежде всего, «языком» и является.

Проверяльщик окликнул напарника:

– Выходь, Клим! Пустой он, ничего из оружия нема!

Как и предполагал Каретников, второй поднялся из-за березы, росшей у тропы в десятке метров от того места, где они стояли. Крепкий курчавый парняга с бычьей шеей, откормленный, одетый в красноармейскую форму, поверх которой напялен ватник слегка маловатого для такого увальня размера. В руках винтовку держит, улыбается.

Хмыкнул, не мог отказать себе, чтоб не озвучить вслух бородатый анекдот:

– Чем глубже в лес, тем толще партизаны!

– Чего-о? – окрысился бородатый, но тут же осклабился, задал вопрос: – Кто такой? К кому шел?..

* * *

День прошел как обычно, если не считать того, что в лагере теперь находились люди из Москвы и приходилось соответствовать понятию «советский партизан». Это напрягало всех. Кажется, напряжение витало в воздухе. Сами москвичи попробовали сунуть нос всюду, где это было возможно, но им деликатно напомнили о том, что здесь они всего лишь гости. Незаметно стемнело. Застучал электродвижок, и в махоньких оконцах полуземлянок появился свет. Под навесом «столовой» москвичей покормили в промежутке между своими, дали возможность отбыть ко сну. Снатворное подействовало постепенно, не вызвав подозрения у уставших за день людей. Вот теперь можно действовать смело.

Собрав в штабной землянке командиров отделений, находившихся в расположении отряда, унтерштурмфюрер СД Кляйн приказал:

– Бандитов обезоружить, перенести в холодную землянку, запереть, выставить охрану. До утра не проснутся, а утром посмотрим, что с ними делать и все ли они нам живыми нужны.

– Там же места мало!

Глаза теперь уже без совершенно не нужных очков вперились в подчиненного, как всегда заставив того поёжиться. Командир отряда улыбнулся.

– Вот и замечательно, что мало, товарищ Сидоров. Сложите штабелем друг на друга, им сейчас все равно, и нам спокойнее будет, когда проснутся.

– Слушаюсь! – даже каблуками прищелкнул, понял, что именно его людям придется этим заниматься, отвел глаза прочь, благо землянка большая.

Штабная землянка действительно большая, к тому же имела запасной выход и окна, посему в случае нападения могла превратиться в оборонительный пункт, ну и Кляйн использовал ее по назначению, не нарушив партизанский антураж. На столах развернуты карты, как свои, так и трофейные. На стене осталось висеть знамя отряда, кусок красной материи, на котором вручную вышита советская символика. На своем месте так и остался висеть портрет Сталина в рамке. Кляйн часто посмеивался про себя, из-за желания повесить рядом с вождем всех народов, как большевики говорят, портрет Гитлера, тоже вождя. А что? Вместе они бы смотрелись…