Текст книги "Лабиринт. Феникс"

– Дерьмо! – Дмитрий односложно охарактиризовал местные кадры предателей родины. – Ни на что не годятся.

Снова улыбка на лице гестаповца.

– У меня имеются те, что сгодятся. Да-да! И не кривите лицо. Это они мне сообщают о маршруте разведгруппы. Кстати, и ваших солдат они тоже выпасали. Умельцы. И между прочим, не местные.

– Откуда?

– Из западных областей Украины. Общеполицейские функции в городе должна выполнять полиция порядка, из шуцполиции, жандармерии, полиции пожарной охраны и некоторых других подразделений. Она исполняет различные задания от патрульной службы на местах до использования на фронте в составе вермахта при особенно критических обстоятельствах. Но её главное задание состоит в обеспечении безопасности занятых районов. Однако даже значительных немецких сил не хватает для наведения порядка в Харькове. Вражеское подполье работает. Поэтому по приказу рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера мы привлекали к службе в шуцманшафте местное население. Количественный состав – тысяча человек. Понимаете, какая сила?

– Дерьмо! Этих козлов голыми руками передушить можно.

– Ха-ха! Я наводил о вас справки. Очень лестная характеристика! Живая машина убийств. Так вас назвали. Да! Так вот. Начальником вспомогательной полиции должен был быть безупречный, верный, надёжный, энергичный украинец. Таким был признан некто Конык, который прибыл в Харьков с Западной Украины и был членом ОУН. Почему был? Потому что убрали вовремя. Организовал несколько демонстративных прохождений полицейских отрядов с оркестром, исполнением украинских песен и гимна «Ще не вмерла Україна». Идиот! Но дело сделал. Создал двадцать один полицейский участок.

– К чему это все вы мне рассказываете?

– Среди командного состава полиции немало украинских националистов – выходцев с Западной Украины, а рядовой состав набирался из военнопленных красноармейцев и местной украинской молодёжи. Сейчас сформированные полицейские подразделения Харькова переброшены на фронт в направлении Изюм – Красноград для ликвидации прорыва Красной Армии, а вот камрадов с Западной Украины я выпросил себе и не прогадал… Откровенно сказать… я вас ожидал.

– Да-а?

Кивнул. Закурив сигарету, по столу подсунул пачку ближе к Юнгу. Тот отрицательно помотал головой. Диц пожал плечами, прищурился. Решившись, предложил:

– Давайте заключим сделку? Вас подведут к разведгруппе, а дальше все в ваших руках. Их всего пятеро, и среди них имеется раненый.

– Ваш гешефт?

– Разведчиков я мог бы уничтожить и без какой-либо помощи, но мне они живыми нужны. Вы можете их взять тепленькими. Это меня устраивает. Как, по рукам?

– А может, русские ушли уже?

В дверь постучали.

– Herein![34]34
  Войдите!


[Закрыть]

В помещение вошел угловатый мужчина с резкими, будто топором вырубленными чертами лица, на котором селединами выделялись вислые усы. Одежда его имела налет национального колорита. Под пиджак надета белая вышиванка с красными кисточками тесемок у ворота.

– Вызывалы, пан оберштурмфюрер? – спросил, поедая начальство глазами, подмешав в вопрос слова на украинской мове.

Жестоко коверкая русскую речь, гестаповец повел разговор:

– Пан Кутный, вы их не упустили?

– Ни боже ж мой, пан начальник! Москали попытались в сторону фронта пролизнуть, так и мы не пальцем деланные… Я сотню своих хлопцив на пять разных частей поделил та и перекрыл ими все мало-мальски проходные места. А еще «глаза» настрополил для стороннего пригляду. Одначе… жандармерия на колесах ночью, да по проселкам! Не-е, мышь не проскочила. Ци халэпы тилькы и змогли, що из лиса в лис пэрэскочить. Хлопци нэ протывылысь. Хай!

– Добрэ, пан Кутный. – Перевел взгляд на Юнга, уже по-немецки спросил: – Ну что, этот дикарь на ваш вопрос ответил? Сидят русские на месте. Как? Беретесь поучаствовать? Только чтоб живыми…

– Черт с вами! Берусь.

– Вот и хорошо! Сейчас пройдите на наш склад, он за зданием гестапо находится. Я распоряжусь, вам подберут подходящую одежду, а я пока этого господина проинструктирую. Есть у меня задумка на ваш счет… И еще… от меня презент для дела.

В ладонь Дмитрия легла увесистая и вместе с тем компактная фляжка из серебра. Поболтал ею, ощутив наличие содержимого.

– Французский коньяк, – улыбаясь пояснил Диц.

– Зачем?

– Потом объясню. Только не пейте. Фляжка с сюрпризом…

После того, как гауптман вышел, гестаповец снова закурил. Предлагать присесть собеседнику даже и в мыслях не было. Быдло идейное! Русских они ненавидят! Сами такие же скоты грязные. Поинтересовался:

– Где они сейчас?

– За железкой Студенковский лес. Вот там и прячутся.

– Как думаешь, что они делать будут?

– Это ясно. Ночью снова попытаются железную дорогу перейти и в Будковский лес проникнуть, а из него до передовой не больше восемнадцати километров будет. К своим прорваться попытаются.

– Гут! Значит так, гауптмана лично проводишь до Будковского леса. Дашь знающего проводника, чтоб вывел на русских, а сам грамотно отвалишь прочь. Своими людьми перекроешь все проходы из леса, чтоб не смогли даже нос высунуть. Я со своей стороны маршевый батальон подгоню. Все ясно?

Вытянулся по стойке смирно, отрапортовал:

– Так точно, пан оберштурмфюрер! Будет исполнено!

– Тогда дерзай. Жду от тебя результат…

* * *

Нервы на пределе. Давно такого не испытывал, чтоб спланированное, казавшееся простым действие не получалось. Времени потратили много, а результат нулевой. Меняясь, парами целый день провели вблизи железной дороги. Кажется, можно бегом пробежать, пересечь насыпь, а там по полю еще километра полтора и выйдут к цели. Но нет! Железнодорожное полотно, будто пограничная КСП[35]35
  КСП – контрольно-следовая полоса.


[Закрыть], охраняется. Ночью попытались к деревне заросшим мелколесьем, казавшимся глухим оврагом, пройти, нарвались на пулемет. Едва целыми уйти смогли. А в деревне непонятно откуда полицаи окопались. Несколько грунтовых дорог сходились к этой деревне, днем нетрудно было пронаблюдать за движением немецких войск на лесном участке «железки». Надежно замаскировавшись в густых зарослях, они наблюдали половину дня. Их спаситель, странный он парень, тогда высказал Карпенко свое мнение об их положении:

– Саня, мы у немцев под плотным колпаком сидим. И не выкуривают они нас лишь потому, что каким-то образом рассчитывают живыми захватить.

А то он сам не догадывается! После обеда в деревню прибыло больше десятка больших грузовиков с пехотой. Часть прибывших рассыпалась по «железке», а другая направилась к лесу, туда, где они укрывались. Какой выход? Бой принимать? Последний и решительный! Только боеприпасов мало. Поистратились. Снова Ветер с предложением влез. Мол, не дело разведке так подставляться. К западу отходить нужно, а там из леса в степь выйти и схорониться, надеясь только на то, что после прочесысания леса немцы уедут.

Разведчики отползли поглубже в лес и, поднявшись во весь рост, бегом понеслись в сторону реки. Зидьковка – речка мелкая, переправиться, а дальше степь… Только от линии фронта все дальше отходят, а с теми сведениями, что сейчас у них на руках, им бы наоборот поторопиться.

Как ни странно, получилось отсидеться, а к вечеру в лес вернулись и снова к железной дороге вышли, теперь их время наступило. Карпенко отправил вперед старшину.

Крутиков, пригнувшись, прокрался к ближайшим кустам. Было едва видно, как он осмотрелся по сторонам, присел, а потом и вовсе прилег на траву. Время шло, а старшина лишь в сторону от кустов отполз и вроде как затаился.

– Чего он там медлит? – озвучил невысказанный Карпенко вопрос Чернобров.

Взводный уже принял решение выходить из леса.

– Чернобров, бери Паничкина…

– Стоп! – остановил его Ветер. – Он возвращается.

Точно. Снова пригибаясь, движется к ним. Войдя под деревья, выпрямился в рост. Запыхался, выдохнул:

– Мины!

Твою ж дивизию! Это что, солдаты не просто лес прочесали, а еще и пространство до «железки» заминировали? Сюрприз оставили. А чистых минеров у Карпенко нет. И что?

– Я пойду, – не спросил, а утверждающе произнес Ветер.

– Сможешь?

Усмехнулся.

– Сапер ошибается один раз.

– Может, обойдем?

– Вряд ли получится, опять на полицаев нарвемся. Пойду. Ожидайте.

А что еще остается делать?

По следам старшины прошел к кусту, присел. Темновато, но работать, проход делать, все равно на ощупь придется. Так что все штатно. Вместо щупа использовал НР, с ним запросто проход в минном поле средней плотности постановок сделать без особого труда можно, естественно, при соответствующей подготовке. Мины немецкие, противопехотные. Саперы «осчастливили» точечным стандартом установок. Конфигурация как в допотопных учебниках. Не слишком усердствуя, клинком вспарывал землю.

Ших, ших, ших. Цок!

Есть. Отвалил свежий пласт дерна. Отгреб рыхлую землю. Оп! Если память не изменяет, Sprengmine 35. Осколочная, кругового поражения, выпрыгивающая мина нажимного действия. Простая и надежная как молоток. Наступишь, заденешь, выпрыгивает на метр-полтора и… пишите письма! В клочья порвет. Вывернув взрыватель, разрядил боеприпас.

Ших, ших, ших. Цок!

Итак, это действительно было точечное минное поле. Фронтальная и тыловая линии закладки в цепочку. Промежуточная – змейкой.

Ших, ших, ших. Цок!

Фух! Холодная струйка пота стекала по хребтине. Вспотел малость, но это от неудобств и стараний тишину не нарушить. Никаких сюрпризов. Вот и насыпь, проход проделан, пора возвращаться, но что-то мешает спокойно уйти назад. И это всего лишь мысль. Его выпестованная, вскормленная в войнах и командировках чуйка молчит, как партизан на допросе у следователя гестапо. А вот если чисто на опыте опереться, он сам бы…

Стараясь не зашуршать щебнем, прополз, лег на шпалу, прижавшись к металлу рельса. Осмотрелся. Вон в тех кустах очень может быть соглядатай, ведь недаром же их у деревни через овраг не пропустили. Выждал. Дождался, когда туча затянет ночное светило, сделал рывок. Трава заглушила приземление на другой стороне полотна. Есть! Теперь по дуге обойти стремное место и выйти в тыл.

Тихий шепот разобрал уже вблизи природной засады. Двое. Значит, простые соглядатаи. В пистолете как раз два патрона осталось, потом им хоть орехи коли. Таращиться в темень смысла не было, подползать ближе – опасно. Поэтому, встав на колено, закрыл глаза и, на вытянутых руках выставив перед собой ствол, выстрелил на звук и источник чесночно-табачного запаха.

Ф-фурх! Ф-фурх!

Отбросив парабеллум и в одно касание выдернув нож, рванул к кустам. Вот они! Попал, однако. Кто-то еще пытался дернуться и стонать, но затих. Правка все же понадобилась.

Действительно, их только двое. Две винтовки, два вещмешка, подхватив которые, направился к проделанному проходу, в своих размышлениях приходя к выводу. Разведчиков пасут, но готовы пропустить в Будковский лес. Значит, там что-то намечается, но им все равно через «железку» в любом случае переходить придется, уж слишком жарко в Студенковском лесу стало, да и лес больше на запущенный парк похож.

Вернувшись, не заходя в лес, позвал:

– Выступаем. Пристраивайтесь ко мне за спину и двигайтесь след в след.

Так и пошли. Старшина Крутиков, Карпенко, несший рацию, а замыкал шествие Чернобров, на закорках тащивший раненного в ногу связиста. Как поступят преследователи, ясно. Сейчас, когда темно, даже если уничтоженный пикет обнаружат, разбираться не станут, до утра все оставят. Вот только можно быть уверенными, что в Будковский лес со стороны передовой уже подтянуты необходимые силы правопорядка, и уж они-то находятся во взведенном состоянии. Ответственный за проведение операции наверняка давно назначен.

На топокарте этот лес напоминает расплющенную кляксу зеленого цвета. В натуре, да еще и по ночной поре, эта чаща с соседним лесом ничего общего не имела. То ли так на самом деле, то ли потому что ночь, Будковский лес казался сомкнутым частыми карандашами деревьев. А еще заросли, вымахавшие выше человеческого роста. Куда ни глянь, мрак кромешный. Куда ни ступи, либо в ветвях запутаешься, либо на пень налетишь. Тишины в темноте нет, одна сплошная, чуть различимая какофония шелестящих звуков. После получаса такой муки в составе каравана хромых, косых городских недотеп на ум Каретникова наползла подспудная мысль: «Вернуться обратно». Остановился, ощущая запаленное дыхание ребят. Высказал командиру перспективу дальнейшего пути:

– За ночь мы лес вряд ли пройдем.

– Что, десяток километров не осилим?

– Не-а! Мало того, нам на тропы выходить нужно. По тропам и идти. Только чтоб не было мучительно больно, если вдруг нас ожидают, предлагаю растянуться по тропе. Я иду передовым дозором. Ты, командир, идешь в замыкании. Остальные растянуты по дистанции.

Согласился Карпенко. Чувствовал, что вымотавшись, какими они бойцами будут? Ветер вывел их на тропу и по ней повел на юго-восток. Относительно встречи с немцами все было под вопросом. А вот полчища комаров на маршруте, слетевшихся на запах пота и немытых тел, дали о себе знать сразу. У-у! Фашисты пернатые! Креста на вас нет! Но в целом передвигаться стало существенно легче. Резвей пошли, но Каретников мог положиться только на слух и обоняние, а оно его не подвело. Унюхал запах костерка и чего-то съестного на нем. Притормозил, дождался задних.

– Что? – спросил Карпенко, переводя дух.

– Впереди кто-то на костре жрачку готовит.

Принюхались все, включая раненого Паничкина. Жрать хотелось неимоверно.

– Точно!

– Проверю. Здесь ждите.

– Давай.

Дмитрия не слишком волновала предстоящая встреча с русскими разведчиками. Главное, чтоб она состоялась. Проводник довел его до большой поляны, как чудо раскинувшейся посреди непролазной чащи, сообщил:

– Все, пан начальник, на место пришли.

Юнг уточнил:

– Мимо не пройдут?

– Не! Поляна значимая. С незапамятных времен к ней все стежки-дорожки тянутся. Если они не идиоты, которые весь лес преодолевать по бурелому возьмутся, то обязательно об вас споткнутся. – Указал рукой в определенную сторону, объяснил: – По той тропе пройдете, на перекрестке примите вправо. Там вас связники ожидать будут. Либо помощь окажут, либо за подмогой побегут. Вы им только фляжку от оберштурмфюрера покажите, она опознавательный знак. Вас-то они не знают.

За козырек потянул с головы кепку, поклонился.

– Ну, так я пошел, пан?

– Иди.

Оставшись в одиночестве, Дмитрий, пока не зашло солнце, обошел поляну, выбрав место, расположился. Развел костерок, сначала сухими веточками, потом подбросил сухостой и полено, добившись ровного, жаркого пламени. Наступившая ночь подчеркнула оранжевое пламя. Пройти мимо и не заметить его невозможно. Разогрев банку каши с мясом, с аппетитом уминал ее, пока в солдатской каске вермахта подкипала вода.

Со стороны одной из тропинок послышалось шуршание веток и нарочито громкие шаги. Развеселился. И это разведчики русских? На зверя так точно не похоже. Человек. И он один. Как сидел, с места не двинулся, лишь незаметно растегнул кобуру и выложил в траву пистолет, чтоб под рукой был. Со стороны приближавшегося чужака на видном месте лежит МП-40 со сложенным прикладом.

К костру не спеша приблизился солдат в накинутой поверх одежды немецкой плащ-накидке, тоже вооруженный МП. Это был молодой, явно крепкий парень. В неярком свете костра рассмотрел его. Даже слишком молодой для разведчика. Лет эдак девятнадцать максимум. Боец, прежде чем заговорить, с интересом рассмотрел Юнга. Показалось, что даже принюхался к нему.

– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант…

Смотри-ка, в такой темени кубари в петлицах рассмотреть смог, а ведь Дмитрий старался не слишком лицом и формой «светить», решив при знакомстве оставаться между светом и тенью.

– Тоже из окружения выходите?

– Из плена сбежал, – начал выдавать подсунутую Дицем легенду, – под Изюмом в землянке завалило, контузило, вот так в бессознательном состоянии в плену оказался.

– А мы из окружения выходим…

Подыграл:

– Мы? Вас что, много?

– Нет. Пятеро. Разрешите ребят к костру позвать? Набегались.

Дмитрий кивнул, сделав приглашающий жест, указал место за костром перед собой.

– Так я сейчас.

Когда подошли, в душе веселился, выслушивая выдуманную, шитую белыми нитками историю, рассказанную лейтенантом. Пока друг другу лапшу на уши вешали, русские делом занимались, кашеварили, раненого обихаживали. Смутило Юнга только одно. Что-то шепнув командиру, неутомимый боец, тот, кто первым к костру вышел, растворился в ночи. Шило, что ли, в заднице? Небось, осмотреться ушел. Ну-ну! Один в поле не воин.

На расстеленную тряпицу выложили продукты, сваренный в той же каске концентрат тоже немецкого происхождения. Лейтенант предложил:

– Товарищ старший лейтенант, составьте компанию.

Есть не хотелось, но вот повод исполнить задуманное без лишнего шума подвернулся.

– Можно. – В свою очередь предложил: – А что на сухую?

Из вещмешка достал фляжку, подержал на руке, как бы взвешивая. Объяснил:

– Трофейная. Много не налью, но по пятьдесят граммов получится. Коньяк, он силу поддержит, а сила нам сейчас особо нужна. Как?..

Вопросительно взглянул на командира разведчиков. Тот ответил его же согласием:

– Можно.

Что-что, а кружки, как и ложки, оказались у каждого.

– Ну! Подставляй тару, славяне!

Разливая коньяк, вспомнил Дица, ухмылявшегося, пока объяснял хитрость изобретения немецких умельцев довоенной поры. Ограниченную партию фляг произвели еще в тридцать пятом году, и вся она разошлась в основном по заграничным резидентурам СД. Самому Дицу необычная «игрушка» досталась случайно и уже через третьи руки. Весь фокус в том, что после скручивания колпачка с горловины алкоголь можно было разливать всем желающим выпить, но прежде чем налить его «другу», которого нужно усыпить или отравить, в зависимости от обстоятельств, одним неуловимым для посторонних глаз движением требовалось провернуть часть этой самой горловины, дабы сменить контейнер внутри емкости и сместить проход горлышка в иную плоскость, содержащую жидкость с ядом.

Сам себе удивился, как виртуозно проделал фокус, почти на глазах у всех одним пальцем сместив отверстие-заглушку. Подняв кружку, произнес с пафосом:

– За нашу победу!

Что там во фляге намешанно было, наверное, даже Диц не знал, но пойло подействовало быстро. Минута прошла, не больше. В своем сознании у костра остался сидеть лишь Юнг, остальные лежали тяжело дыша. Как бы не сдохли еще!..

* * *

Слежку Михаил не сразу почувствовал. Даже не почувствовал – определил. После опытов Олега над его тушкой, понятие «почувствовал» исчезло как класс! Потому пользовался лишь наукой Сирийца, на уровне инстинктов вбитой в подкорку. Можно сколько угодно красться, попадая в шаг, сдерживать дыхание, но «мелодию» леса очень легко нарушить, особенно ночью, когда не видишь, куда ногой ступить. А потому фальшивая нотка нет-нет да и проявится. Шли за ним двое, и эти двое имели понятие, как вести себя в лесу. Не городские. На след встали сразу после того, как на развилке вправо свернул.

Пользуясь наукой все того же пресловутого наставника, его жизненным принципом «никому не верь!», от костра ушел проверить подозрения. Не находятся ли они под колпаком уже на этой поляне? Встреча со старлеем в ночном лесу могла ведь быть и постановкой хитрого противника. Медлить нельзя. Беглый товарищ не внушал… хотя Каретников его даже понюхал незаметно. Земляничным мылом тот точно не пах, а потом разило, подтверждая сказ, что действительно не пять километров прошагал. Но червь подозрения точил, вот и сдернулся от благодатного костерка, от черствого куска хлеба, от отдыха.

Как оказалось, хотел – получи! Ускорился. Лес не парк, с тропы сойдешь, шуму наделаешь. Но вот за изгибом еще изгиб тропы просматривается, а значит, за этот ствол дерева спрятаться можно. Глаза к темноте привыкли. Комфорта мало, но работать вполне можно. Р-раз, и на тропе его уж след простыл.

Что-то припозднились гаврики, прибавь он темп бега, так вполне сбежать смог. Или гонятся, а в мыслях одно на уме: не слишком ли быстро я бегу? О! Наконец-то!

Дождался, когда дерево минуют. Вышел на тропу за их спинами. Левое плечо вперед, правой рукой с зажатым в ней метательным ножом замахнулся вверх. Ось клинка, как продолжение оси предплечья. Бросок.

Ш-шух!

– А-а-пп!

Второй верткий зар-раза, со звериным чутьем и с такой же звериной повадкой. Кажется, не должен был, но непостижимым образом воспринял бросок ножа во впереди идущего товарища. Умней бы был, с тропы в чащу шуганул. И поминай как звали! На что-то понадеялся, крутанулся на месте, с попыткой выставить ствол. Его счастье, что живым нужен, поэтому ласково, ручками! Перекат под противника. Ствол улетел в темноту. На выходе удар ногой в колено. Извернулся, сгребя вражину в капкан своих рук.

Известно немало способов удушения руками, но недостатки всегда имеются. Когда душат, то при неудачном захвате противник либо кричит, либо издает громкие нечленораздельные звуки. Душить смысл имеет только, когда «язык» позарез нужен. А он нужен! Сдавил артерии в области горла и дождался, когда товарищ брыкаться перестал. Вот и все. Теперь отдохнуть, в себя прийти.

«Языка» приколол. Так и знал, что с этим старлеем не все так просто. Разговорчивый лесовик оказался матерым нациком из Западной Украины, под Харьков таких сотню рыл ОУН направило, как гуманитарную помощь дойчам. Только те на фронт не рвались, понимая, что для новых хозяев они на уровне рабочего скота воспринимаются, и всячески косили от войны на передовой. В общем-то, их понять можно, кто угодно бы откосил, тем более хитрожопые западенцы. Им бы пограбить, погулять, понасиловать, на большее эти моральные уроды не способны. Ладно, дело не в этом. Вопрос. Зачем нужно было немцу так рисковать? А со слов покойника, они двое должны у него на подхвате быть. Из-за чего Каретникова из засады не застрелили. Думали, начальство соизволило объявиться, в глаза-то его не знали. Фигня, разберемся! Теперь главное побыстрее до своих дойти.

На поляне картина полностью маслом написана, только почему-то все больше в черных тонах. У ярко пылающего костра вповалку лежали ребята, признаков жизни не подавали. Этот фрукт что? Всех обнулить успел?

Отшагнул, на слух определив движение за спиной, но не так чтоб уж близко. Негромкий смех, скорей походивший на хмыканье, подтвердил худший из раскладов.

– Товарищ боец, бросьте на землю автомат, и без глупостей, иначе заполучите пулю в спину.

Он, зараза!

– Все! Я понял! Выполняю.

За ремень, сняв с плеча автомат, наклонившись, положил его у ноги. Выпрямился.

– Правильное решение. Ремень долой! Та-ак! Из сапога финку. Бросьте ее на землю, она вам не понадобится. Теперь три шага прямо. Молодец! Лечь. Руки за спину.

Выполнил. Пуля она быстрее.

Немец у запястий умело связал руки, приподняв за воротник, усадил на землю, при этом обнаружил метательный нож на спине Михаила. Весело пожурил, видно весь процесс происходящего доставлял ему удовольствие.

– Ай-яй-яй! Да вы баловник, любезный.

– Есть немного.

Уселся напротив, предложил:

– Ну, рассказывайте, как вам моих орлов одолеть получилось? Ведь они вас в плен взяли. Давай, военных тайн я не спрашиваю, нам здесь до утра куковать придется.

Ага, ща прям раскололся. Держи карман шире! А поговорить… отчего бы и нет? Поговорим. Время есть. Спросил в свою очередь, мотнув головой в сторону лежавших рядком разведчиков:

– Прошу прощения, а мои все мертвые?

– Да что вы? Спят. Они ведомству СД живыми потребовались. Хотя лично я, скорее всего, каждому глотку перерезал бы. Так как насчет заданного вам вопроса?

Культурный, вежливый, блин!

– Так ничего сложного не было. Ваши солдаты облажались, плохо обыскали. Ну и старшина Крутиков смог освободиться от пут, сорвал чеку с гранаты… «Лягай!» кричит, а сам над головой гранату держит. Кучно стояли, вот все на землю и попадали. А дальше можно представить, что было.

– Маловероятно. С егерями, которых я натаскивал лично, такого быть не могло.

– Однако так. Как говорится, и на старуху бывает проруха.

Видел, что собеседник не поверил. Пусть! Пока языком молол да собеседника байками грузил, без особых проблем освободил руки и даже успел вправить пальцы на место. Собеседник, развалившись полулежа, о чем-то задумался, глядя в костер. Это он зря. Тем более что пистолет упрятал в кобуру, защелкнув ремешок.

– Долго они спать будут?

На автомате ответил:

– Ни малейшего представления. Самому интересно наблюдать было, как твои соотечественники, как тараканы, сморились. Ха-ха!

Подбросил в костер пару поленьев.

Расшевелить гада надо, а то так до утра и будут у костра сидеть. А это ему надо? Произнес, вкладывая в голос нотки сарказма:

– До ветра, по малой нужде хочу, барин! Ты б поднял на ноги, мотню растегнул и хозяйство куда надо направил.

– Дерзите, мой друг? – не повелся немец. – Прудите в штаны.

– Не приучены мы. Интеллигенция, понимаешь ли? Это ваша немытая Европа баниться только в начале девятнадцатого века стала, а до той поры от колыбели до могилы немытой ходила да на вшей в волосах охотилась. Что с вас взять, дикари-с!

– Наха-ал! По ушам получить хотите? А то ведь могу…

– Ага! С пукалкой в кобуре каждый может. А вот с голыми руками слабо!

– Ох, напроситесь! – благодушно откликнулся урод…

Не велся на разводку, хоть ты черта дай!

– Разве что скуку скрасить? Спать-то еще не хочется. Только ведь я не альтруист и вполсилы бить не умею.

– Я тоже. Предлагаю спарринг на ножах.

Юнгу стало даже интересно сменить простое общение, переведя его в плоскость, более привычную бойцу. Если даже убьет этого хама, то ничего страшного не случится. Одним русским больше, одним меньше… Хоть душу отведет. Расстегнув, сбросил в траву ремень с пистолетом в кабуре. Поднявшись на ноги, не поленился, сходил к спящим, одолжившись у них НРами, такими простыми и привычными ему. Бросил один нож под ноги сидевшему по-турецки молодому пленнику.

– Вот нож, сам себе путы режь. Поизгаляйся, а я понаблюдаю.

Каретников из-за спины свел свободные руки, тремя пальцами за конец рукояти беря нож. Ох и морда у фрица была удивленная.

Лжестарлей взял-таки себя в руки, лишь головой покачал. Почти фронтально к Каретникову встал в открытую боевую стойку. Михаил отметил ее как классическую «испанку». Ноги слегка согнуты в коленях. Левая вынесена несколько вперед, корпус слегка развернут левым плечом. Вес тела при перемещении будет равномерно распределяться то на одну, то на другую ногу – в зависимости от обстановки в каждый момент боя. Правая рука согнута в локте под острым углом и держит нож в кулаке обратным хватом на уровне груди, левая согнута в локте, защищая область сердца. Достойно. Раз так Европу обожает, противопоставил поединщику любимую стойку Кузьмича. «Корсиканскую». Ох и гонял же его Сириец!.. Общее положение тела то же, что и у противника, но правая рука, почти выпрямленная, опущена вдоль правого бока, держит нож прямым хватом горизонтально на уровне бедра, острием в сторону противника.

Костер пылал жарко, распространяя вокруг себя не только тепло, но и свет. Поляна более-менее ровная, для поединка вполне сойдет, да и не нужна она вся. Каретников подмигнул своему визави, предложил:

– Потанцуем?..

Бой на ножах жесток, груб и вовсе неблагороден. Это не фехтование, с его демонстрацией превосходства над противником. Напротив, цель действий ножом заключается в том, чтобы не дать противнику возможности что-либо сделать. Только начавшись, бой должен тут же закончиться. Но когда встречаются два мастера…

Нож – в правой руке, в одну линию с кистью и предплечьем, острие направлено вперед. Вес тела перенес на левую ногу, чуть развернув носок правой ноги внутрь. Колющий прямой удар с места. Распрямляя, выбросил руку с ножом вперед. Цель – горло немца. Н-на!

Противник всем корпусом с выпадом ноги делает уклон вправо. Большой шаг вперед, резко опуская нож вперед-вниз от правого уха. Удар по вертикальной линии. Нож рассекает воздух с легким свистом. Зараза, в лицо и локтевой сгиб целился. Каретников отскочить успел. Но напористый немец продолжил атаку. Тычок в корпус. Отступ, еще тычок. Захватил руку с ножом, но своим клинком воспользоваться не успел, немец осуществил бросок через бедро. Но и он на добивание не вышел. Не получилось у него. Свернул сопротивление, качнувшись маятником под немца, на противовесе кубарем отправил его чуть ли не в костер.

– Шайзе!..

Немец уже на ногах, готов к бою. Быстрый, с-сука!

– Браво, молодой человек! Давно не встречался с достойным противником. Откуда такие познания в искустве смертоубийства?

– Учителя хорошие были.

– Да вы просто кладезь загадок! Мои узлы так просто не развязать. Уважаю!

Промолчал. Давай, хвали. Думаешь не понятно, что из равновесия выводишь? Сместился, чтоб пламя костра не светило в глаза. Ну, нападай! Напал.

Провел «расписывание», движением внутрь и наружу по траектории «восьмерки», лежащей на боку. Хлесткий удар! Непрерывным волнообразным движением, сначала справа налево, затем на отмашке наоборот.

Ушел от удара прыжком в сторону и назад и тут же атаковал сам. Нож прямым хватом. Удар режущий прямо сверху вниз, тут же прямо снизу вверх и, перенаправив лезвие на горизонталь, справа налево. Достал! На отмашке достал.

– Verdammte Scheisse![36]36
  – Твою мать!


[Закрыть]

– Leck mich am Arsch![37]37
  Лучше не переводить. – Примеч. автора.


[Закрыть]

Рукав левой руки на локтевом сгибе быстро потемнел. Не ожидал? Думал на раз-два-три мальчишку сделает! Покрасоваться захотелось? Шалишь, брат! Любого противника не нужно воспринимать тупым болваном, тренировочным мешком. Не Сириец тебя учил. Бой ножом начинается либо с мгновенной атаки в жизненно важную точку тела, либо с защиты, направленной против атакующей конечности. Аксиома! Такой бой прост и сложен одновременно. Прост потому, что практически все удары и защиты совпадают по своим траекториям с ударами и защитами безоружной рукой. Сложен он потому, что, во-первых, нож надо чувствовать неотделимой частью руки, во-вторых, для работы ножом в скоротечном встречном бою требуется молниеносная реакция. В-третьих, именно на автоматизме основано свободное комбинирование ударов. А принцип ножевого боя прост. Скорость, точность поражения, простота и чуть-чуть удачи. А она как видно, сегодня на стороне Каретникова.

– У вас неплохой хохдойч, юноша!

– Стараюсь.

– Где учились?

– Кузьмич натаскивал.

– Кто?

Внезапно, не дождавшись ответа, режущим движением по горизонтали атаковал Михаила в нижнем уровне, пытаясь поразить его ногу под коленом.

Чего-то подобного ожидал. Немцу тянуть никакого резона не было, кровь терял обильно. Ну, т-ты! Убрал ногу, одновременно меняя хват ножа. Правая рука, согнутая в локтевом суставе под прямым углом, коротким замахом поднялась вверх-назад. Правое плечо и правый бок быстро идут вперед. В удар вложил вес тела, заканчивая его резким соприкосновеним ножа с головой «старлея», так глупо подставившего ее.