Текст книги "Лабиринт. Феникс"

Так и есть. Первым на самом пороге, не успев даже пикнуть, «улегся» прислужник. Ох и злой же на него был Михаил. Вошел под крышу, протопав по скрипучему полу, услыхал бабкин говор из комнаты. Выглянув в дверной проем, тут же принял решение действовать, лучшую возможность для нападения трудно себе представить. Немец спиной к нему сидел на табурете, бабка, распинаясь на ей интересную тему, колдовала у плиты. С подшага, сложив ладони лодочкой, обеими руками резко и сильно нанес по ушам фашиста удар. Таким ударом можно разорвать одну или обе барабанные перепонки или слегка контузить человека, что, впрочем, и случилось. Фуражка в сторону отлетела, немец, обмякнув, свалился на пол. Старуха пискнула, затем орать стала, увидав перед собой того, которого в расход списать успела.

– Кричи громче, Елизавета Карловна, – кивнул Михаил. – Может, до городского начальства докричишься.

Замолкла, сиплым голосом задала вопрос:

– Убьешь меня?

– Не-е. Руку и сердце предложу, замуж позову.

– Издеваешься?

– Еще и не начинал. Если мучиться не хочешь, проясни некоторые вопросы.

Согласилась:

– Спрашивай. Что знаю, скажу.

– Вот и молодец…

Прочь уходил от проклятого места. Перед тем как свернуть с тропы, оглянулся, бросил прощальный взгляд назад. Пламя «красного петуха» бушевало по всему подворью, поедая высушенные солнцем и ветром старые постройки, вздымало к небу густые, вязкие клубы черного дыма. Вот и нет больше лесной ловушки для доверчивых бедолаг. Кончилась. Поправив на себе подсумки, оружие, за плечами сумку со всем своим барахлом, надыбанной в кладовой гражданской одеждой, отметив при этом, что тело болит и ломит от недавних физических упражнений, пошел своей дорогой.

* * *

В пасмурный осенний день пробежал по улице олень! Но это в песне… На самом деле день был не пасмурный, а даже совсем наоборот. На дворе не осень, настоящая середина весны оказала свое влияние на едва появившуюся листву на деревьях. Упомянутый же олень… Н-да! Короче, во второй половине дня на одной из улочек центра города появился молодой человек, по виду схожий с представителями сел, в большом количестве разбросанных по лесным районам области. Внешний вид имел совсем непрезентабельный. Из заношенного вусмерть пиджака вырос давно, к тому же и брючки ему были явно коротковаты. По всему видно, каких-либо особых переживаний на его простоватом лице не отмечалось. Шел да с любопытством крутил головой, глазея на городские достопримечательности, коих в медвежьих углах днем с огнем не сыщешь. Провинциал, попавший в «большой город», по-иному о нем не скажешь.

Приметив церковное подворье с открытой кованой калиткой при нем, зашел внутрь. Миновал пятерых убогих и нищенствующих побирушек, завидевших посетителя, словно по команде, подавших голос по поводу «Христа ради» и начавших креститься, вытянувших перед собой ладони для принятия подаяния. Смущенно улыбаясь им, произнес:

– Бог поможет, Бог поможет! А у меня с собой и корочки хлеба нет!

В спину услышал хриплый голос одного из калек:

– Чего ж тады приперся в святое место, коль свечку купить не на что!

Почувствовал, знакомым ветром повеяло. Это что? Нищенствующая мафия и в этом времени корни пустила? Остановившись у массивной церковной двери, заторможенно неторопливо перекрестился на икону Ильи Пророка, закрепленную в стрельчатом киоте. После поклона поднялся по ступеням и вошел внутрь, пропустив выходивших троих прихожан, опасливо окинувших пространство за забором церковного придела.

Атмосфера тишины и покоя навалилась сразу с порога. Запах ладана и мерцающие фонарики плавившихся свечей перед иконами в коробах с песком. Людей мало, да и те не очень-то интересуются вошедшим парнем. Для них он вроде той тени, которая неотступно присутствует рядом, но ни жары, ни холода от нее.

Опознались, обменявшись паролем. Отец Илья тот еще фрукт оказался, если б не служение Богу, вполне мог и оперативником работать. Помимо того, что исповедь принимал и на это табу для посторонних ушей наложено, так и без того знал много интересного, фильтруя слухи и проверяя их, вдруг пригодится. Первый раз за долгое время отоспался.

Батюшка рассказал о том, что партизанский отряд полностью уничтожен, о группе советских диверсантов он ничего не знает, и вообще после того как наши ушли, про него будто все забыли. Через прихожан батюшка выяснил общую обстановку. Кордоны не сняты, егеря по-прежнему бороздят леса, уже отловили в прошлый раз незамеченных красноармейцев, уклоняющихся от войны. По слухам, в окрестных лесах появилась ягдкоманда, состоящая из русских, а еще «дикий» партизанский отряд. О партизанском отряде Искра краем уха слышал, но ни хорошего, ни плохого сказать о нем не может.

– Что за дикий отряд такой? – переспросил Каретников.

– А и не разобрать сразу. – Поп призадумался, видимо решая, как бы покорректнее ответить на вопрос. – Тут до недавнего времени что-то вроде анархии по району кочевало. По словам прихожан, все эти вооруженные формирования хоть и против немцев воюют, а меж собой все едино не в ладу.

– Отчего так?

– Гм! Продукты питания… Вроде бы кормовую базу поделили, определили и объемы единиц тех или иных наименований продуктов питания с каждого подворья, села, деревни. Даже графики составили, по которым крестьяне должны снабжать ими бойцов этих партизанских отрядов. Дак, а партизаны разных отрядов часто совершают наезды на чужие деревни с целью грабежей. При этом могут выдавать себя и за полицаев, а те в свою очередь, в этих же целях, – за партизан. Даже до стрельбы и крови доходит. Вот!

– Хороши защитнички отечества! – Каретников хмыкнул. – Хотя с голодухи и не на такое отважишься.

– Дела прошлые. Теперь часть партизан немцы уничтожили. Дикий отряд по слухам существует. Ежели тебе нужно, я все уточню…

Потом уточнил, конечно, довел информацию до своего нынешнего начальника от светской власти. Организовавшись, дикие якобы партизаны ночным, а иногда и дневным временем за месяц своего пребывания в лесу совершили до семи ограблений мирных жителей на хуторах и в десятке деревень отобрали у крестьян порядка сотни лошадей. У населения сложилось мнение, что партизаны грабители, ибо эти упыри действовали от имени партизан.

Поп хитрованом оказался. Только после того, как присмотрелся к Михаилу, выдал имеющуюся у него важную информацию:

– Почитай месяц тому, как вышел на меня связник, оставленный на экстренный случай. Пароль назвал правильный, сказал, что кроме него обо мне никому в подполье не известно, мол, провалы в организации и он хочет на крайний случай дублем оставить кое-какую информацию для тех, кого потом могут прислать.

– Что, так и сказал?

– Да. Оставил бумажку с планом, как мог, пояснил, ну и ушел, будто сгинул.

– Ну давай, показывай, поясняй.

Карандашом набросанный чертеж на серой оберточной бумаге представлял собой коряво нарисованную схему военного объекта с обстановкой, охраной, подступами к нему и средствами ПВО.

– План чего нарисован и где это все находится? – рассматривая схему и каракули на бумаге, спросил Каретников.

– Связной говорил, что нарисовано хозяйство школы диверсантов. Рисунок принес ему тот, кто в ней служит. Где находится сама школа, не знал. В Бобренев курсантов привозили из леса в полностью закрытом транспорте. Везли более трех часов, а выпускали не сразу в городе, а в пригороде, в воинской части. Разведчик назвал часть словом «филиал». Это все, что было известно связнику.

– Понятно. Но для полноты картины этого очень мало, практически информации ноль.

– Тебе видней… но люди жизнью рисковали.

– Ну да, ну да!..

Однако волка ноги кормят. Все «прелести» оккупационной власти увидел воочию. Недалеко от города еще осенью прошлого года проходила линия фронта, и немцы по обыкновению вблизи передовой сожгли все населенные пункты. Страшно смотреть на печные трубы и кучи несгоревшего хлама, обозначившие места когда-то стоявших изб. Интересно, куда местных дели? А то ведь могли… Н-да! С них станется.

Михаил опознался с радисткой, проверил информацию батюшки и теперь, когда имел связь, первые результаты работы отправил радиограммой в Центр:

«Колывану. А-17. По разведданным и из информации, полученной от местного населения, на базе разведшколы, развернутой неподалеку от города, противником сформирована, обучена и выпущена в партизанский район диверсионная группа в количестве тридцати – пятидесяти человек. Диверсионная группа разбита на мелкие подгруппы, численностью примерно по восемь человек, вооруженные, как правило, автоматическим оружием и одетые в гражданские и военные (красноармейские) костюмы. Эти диверсионные группы выдают себя за партизан. Так 13.03.42 диверсионными группами противника была сожжена д. Лесная Падь, причем со слов местных жителей, которым, скорее всего, специально дали возможность уйти, деревню окружили, жителей согнали в центр. Командир партизанского отряда обвинил их в пособничестве врагу, потом с ними расправились. Такая же участь постигла д. Старая Князевка 18.04.42, снова нашлись живые свидетели расправы партизанами. Проверкой установлено, что данная школа к интересующему нас объекту Абвера отношения не имеет, является продуктом деятельности СД, при этом распускается слух о причастности ее к службе армейской разведки противника. Продолжаю поиск объекта. Ветер».

Завершив сеанс связи, Надежда в темпе упаковывала радиостанцию. Каретников, все это время страховавший ее, вынырнув из ближайших кустов, стал стягивать провод антенны, при этом прислушиваясь к звукам леса, спросил радистку:

– Готова?

Вроде бы все, можно сваливать. Ан, нет! Принятый цифровой текст Надя спрятала под кофточку на груди, а вот переданную радиограмму, зашифрованную на клочке бумаги, нужно уничтожить.

– Минута еще!

– Давай скорее.

В лесу ни ветра, ни сквозняка. Чиркнув спичку об терку коробка, поднесла пламя к бумажке. Сожгла.

– Все!

Увесистый вещмешок с «Северком» за лямку забросил на плечо, распорядился:

– Пошли. Старайся шагать за мной след в след.

Потопали. До места, где оборудован схрон для рации, было километров семь и не по тропам, а чаще всего по лесным буеракам. С недавних пор по округе рыскали пеленгаторы, а подразделения жандармерии и военные могли в короткое время выдвинуться на загонную охоту, поэтому нужен скоростной отрыв от места выхода на связь, а еще следует запутать след.

Неслись так, что Надя вымоталась и вспотела. Ее прерывистое, запаленное дыхание вносило в звуки лесной жизни неприятные для Михаила нотки. Но тут ничего не сделаешь, она не готовилась к подобным маршам, обычная молодая женщина, оставленная системой на оккупированной врагом территории. Еще чудо, что их с батюшкой не замели, как остальных, ну это потому как «консервы» оба, о них толком и не знал никто кроме куратора. Оповестил:

– Мы на месте. Пока буду укладывать рацию, маскировать, расшифруй текст.

Схрон замаскировал дерном, осмотрел дело рук своих. Нормально. Апрельская трава перемешивалась с прошлогодней растительностью, и уложенные пласты не выделялись из общей картины. Теперь присыпать кругом мелко тертой махоркой, недалече пройти назад по своему же следу и…

– Готово!

Ну, что там ему начальство рекомендует? Вчитался в короткий текст.

«Колыван, Ветру. Приказываю срочно выйти на связь с командиром партизанского отряда Искра. Пароль вам известен. Связник будет ждать вас в точке 3: “Маяк”. В целях усиления и проведения диверсий при обнаружении вами Объекта в район поиска высылается спецгруппа. Группу встретят партизаны Искры. Требую поторопиться»

Ясно! Они, значит, требуют. Ну-ну!

Позвал:

– Идем, Надюшка. Нам до города еще пилить и пилить, а до комендантского часа желательно домой попасть. Я теперь потише пойду, но ты старайся поменьше шуметь.

– Постараюсь.

Шел привычно легко, контролируя шумы леса, при этом сознание как бы раздвоилось. В полученной радиограмме не нравилось ему все. Ну, во-первых, он не горел желанием вязать себя по рукам и ногам партизанским отрядом. Ну и название же себе гражданские выдумали. Искра. Н-да! На этапе проверок и поиска объекта они для него скорей геморрой, пустая трата так необходимого сейчас времени. Кстати, группа диверсантов с Большой земли тоже не «айс». Рано! Нужно было, когда все прояснится, по его вызову ставить их на крыло и перебрасывать. Так оно по уму. Но ведь они в армии, пора уж привыкнуть, что начальство все всегда через жопу сотворить норовит. Оно бы и ничего! Только ведь бравые ребята хоть и выкормыши родного управления, но до спецназа брежневской поры им как до Киева раком, в лучшем случае спортсменов набрали, малость подучили и в мясорубку направили, а ему придется какое-то время за них впрягаться.

Ох, думы-думы! Пока истязал себя ими, из леса на дорогу вышли, с двигавшимся к городу народом смешавшись, удосужились к пригороду подойти. Теперь бы у моста полицаев пройти, а там, можно сказать, они дома.

Батюшка встретил его у флигеля, в котором Каретникову дал пристанище. Видно, что переживал. Спросил:

– Как?

– Нормально. – Так же односложно ответил Михаил, потом добавил, как своему, совсем не постороннему человеку: – Устал неимоверно, непонятно почему.

– Так весь день провозились. Иди, отдохни, Василий. Поспи.

– Ясный день на дворе, батюшка. Куда тут спать?

– В зеркало на себя глянь. С лица спал, будто десяток вагонов разгрузил. Не заболел часом?

– Здоров, но твоему совету последую.

А ведь точно, состояние такое, будто силу кто потащил. Прилег в своем закутке, сразу как в темный колодец провалился…

Почувствовал, его гонят. Гонят умело, преследуя чуть ли не по пятам. Страх угнездился накрепко, заставив колотиться сердце, а организм выбросить в кровь адреналин, причем так резко, в одну-две секунды. Ему бежать надо, а… а у него голова кружится, в висках стучит! Рванулся, пробежал треть квартала полуразрушенных домов, каждый миг улавливая звуки топота неподалеку. Понял, что сдохнет скоро, а оторваться не сможет, метнулся в подъезд, дверь которого валялась рядом с широкой приступкой.

Ободранные, облупленные, но целые стены, лестница наверх. Напрягаясь, цепляясь за перила, стал выкарабкиваться. Пальцы на руках немеют, на спину будто тяжеленный мешок кто приторочил. Тащи! Ага, он и тащит. Кажется, стонет, а тащит. Страх подгоняет. Под одеждой по телу мурашки пробегают, холодный пот струится, липкий и вонючий. Сам себе противен. Но от себя самого не убежишь!

На третьем пролете улучил момент, в окно выглянул. Лишь тени заметил. Преследователи тоже в подъезд заскочили. По запаху его вычислили, что ли? Осталось только выше взбираться, в квартиры не войти, двери массивные, а с его нынешней силой не вышибить. Да и кто знает, что там за дверьми, может, тупик? А с-страх н-напирает! Мозг перестает трезво мыслить, оценивать ситуацию. Еще чуть, и он потеряет контроль над собой. Довели-и с-суки-и! Ш-шалишь! Не возьмешь! Бороться!

Ноги еще ходят, значит, нужно двигаться. Пустой дверной проем. Туда-а! Квартира, как лабиринт из шхерок. Ага, они узкие, длинные, полутемные, неухоженные, мебели совсем почитай-то и нет. Балкон.

Туда! Я вам, б…м, живым не дамся!

Через балкон перевалился, едва не сорвавшись с высоты вниз. Прислонившись спиной к стене дома, каждую секунду ожидая, что сорвется, шажок за шажком по узкому парапету-обвязке стал отдаляться от места, где на него могли наброситься преследователи. Ну и где они там застряли? По мере удаления осознавал, что полегчало. Ушла тяжесть! Мозг очистился от морока погони за ним. Помимо воли вниз глянул. Мрак! И прямо из этого мрака на него глядели глаза. Пристальный взгляд буравил как рентгеном. Странные глаза. Один черный, другой зеленый. Да пошел ты!.. Дырку во мне проглядеть хочешь, гнида? Так не получится! Сам не зная почему, позвал:

– Де-ед!

Услышал рядом родной голос:

– Чего орешь, Мишаня?

Дед рядом на парапете пристроился, так же руки в стороны раскинул, чтоб равновесие держать.

– Дед, ты?

– Ну, а ты кого звал, английскую королеву? Я, конечно!

– Дед, тут такое…

– Вижу. А ведь я когда-то тебе рассказывал о ментальной атаке мага. Забыл?

– Не помню.

– Глупак! Твой страх нужен враждебной силе, чтобы тебя полностью обнаружить и раскрыть. Вот тебя и обнаружили, теперь знают, есть такой. Только не раскрыли. Не дался. Кишка у твоего противника тонка, не наших кровей он. Не знал сволочь, что с Бусовым боярином дело имеет, вот и сдулся паршивец. А ведь хотел в тебя колдовской «вирус» запустить. Только ты не расслабляйся, Мишка! Тебе с этим оглоедом на физическом плане повстречаться придется. А уж там, кто кого передюжит. Все, пора мне. И так на больше чем положено выпросился. Дальше сам.

– А как мне отсюда…

– Э-хе-хе! Недоросль! Спрыгни и иди куда надо. Да-а! Разомнешься опосля, умыться не забудь, лучше, если соленой водой, но и простая сойдет.

Дед исчез, будто и не бывало. Стоя на парапете, Каретников посмотрел вниз. Высоковато. Внизу дорожки, земля, поросшая бурьяном… А! Была не была! Закрыл глаза, шагнул…

Проснулся в поту весь, но крепким и отдохнувшим, хворобу как ветром сдуло. Да! Нужно умыться…

* * *

Все произошло так быстро, что он не успевал удивляться. Его группа с потерями и так необходимыми сведениями о противнике смогла просочиться к своим. Лишь доложиться успел, когда всех, кто в здравии был, загрузили в самолет и отправили в Москву. В родном управлении рассиживаться тоже не дали, конкретно его, как командира отряда, направили к направленцу.

– Здравия желаю, товарищ полковник!

Седой полковник, которого Саенко видел лишь раз и то мельком, представился первым, сразу как только старший лейтенант вошел в кабинет.

– Я полковник Феоктистов, начальник отдела диверсионных операций направления. Ваша группа неплохо поработала на юге, теперь предстоит поработать в другом месте. С сегодняшнего дня поступаете в мое распоряжение и за все действия отчитываться будете непосредственно передо мной.

Вытянулся перед начальством.

– Так точно!

– Не нужно тянуться, вы не пехотный командир. Присаживайтесь, объясню задачу вашего отряда.

Серьезный дядя. Хотя в этих стенах дураков не держат, в отличие… Н-да!

– С начала войны Абвер приступил к массированному созданию и заброске разведгрупп на нашу территорию. По имеющейся информации в районе города Бобренева создана одна из его баз, в нее из школ военной разведки вермахта перебрасывается контингент диверсантов для остаточной шлифовки с последующим использованием в полосе наступления германских войск, а также внедрения в наш глубокий тыл. Собраны и проанализированы все сведения по этой базе, но их слишком мало. База, это и есть ваше задание. Та-ак…

Наклонил голову, пальцами руки помассировал виски. Видно, что чертовски устал. Лицо бледное, темные круги под глазами. Так ведь кому сейчас легко? Вопросом сменил поднятую тему.

– Что вам известно о положении партизанских отрядов? – спросил, глядя на Саенко с интересом.

Игорь ответил как есть:

– Товарищ полковник, отряд с партизанами не взаимодействовал. Мы выполняли задания, которые ставило командование фронтом. Разведка, диверсии на захваченной противником территории на глубине до семидесяти километров…

– Ясно, я понял. В будущей операции вам придется тесно контактировать с одним из партизанских отрядов, поэтому общую картину вам лучше всего знать. Итак! Когда линия фронта сместилась к востоку, материально-технические условия партизанских отрядов постоянно ухудшались, ресурсов не хватает, нет никакой широкомасштабной поддержки с Большой земли. У многих одной из нерешённых проблем остается отсутствие радиосвязи. Поддержка местного населения недостаточна. Если говорить прямо, в течение нескольких месяцев партизанские отряды были практически предоставлены сами себе. Плюс ко всему острая нехватка боеприпасов, медикаментов и принадлежностей. Действия партизан преимущественно несогласованны. Операции немецких войск летом и осенью сорок первого года значительно снизили партизанскую активность. Многие отряды ушли в подполье и, как правило, к концу осени – началу 1942 года не предпринимали значительных военных операций в связи с организационными проблемами, отсутствием материально-технической поддержки и плохим взаимодействием с местным населением. Но это общая обстановка. Сейчас и мы, и смежники кардинально решаем эти проблемы. В месте, где вам предстоит работать, уничтожена ведомственная партизанская база, бесследно исчезла группа контролеров. Вот такие дела, старший лейтенант. Вашему отряду в самое ближайшее время предстоит попасть в отряд «Искра». Отряд состоит из гражданских, но имеет с нами постоянную связь. Ваша задача…

Выходило так, что его группу сбросят на чужой территории и, приземлившись, он не будет зависеть от командира партизан, но поступит в подчинение находящегося уже там разведчика с позывным «Ветер».

– …Это молодой работник нашего управления, хорошо зарекомендовавший себя при выполнении боевых задач.

– Как опознаемся? По паролю?

– Нет. Не скрою, выбор вашего отряда объясняется еще и тем, что вы, Игорь, заканчивали вместе с ним Белоцерковское пехотное училище. Вам будет проще выполнить задание.

– Кто?

– Лейтенант Апраксин.

На лице старшего лейтенанта появилось кислое выражение. Спросил с нотками сомнения в голосе:

– Василий, что ли? Он все еще лейтенант?

– Да. Апраксин Василий Маевич. А что не так?

Саенко как-то не верилось: тихоня, зубрила и уставщинник, Апраксин никак в его понимании не тянул на образ разведчика, способного быстро обдумывать и принимать решения. Склад характера не тот. К тому же сразу после выпуска товарищ попал в конвойный полк НКВД. Как он здесь оказался? Война все перевернула с ног на голову, может, и Ваську пообтесала.

– Все так, товарищ полковник. Какая у нас основная задача будет?

– Найти и уничтожить базу Абвера.

– Ясно.

– Ваш позывной останется прежним – Лён. Кстати, почему?

Усмехнулся.

– Наверное, потому что ленюсь иногда. Хотя не я его себе выдумывал.

– Ладно, обсудим детали…

После всего услышанного остановился перед окном в коридоре, дыхание перевести и поразмыслить над ситуацией. На дворе уже считай полдень, но улицы столицы пусты. Многие эвакуировались в безопасные районы, хотя немцев от города отогнали километров на двести. Услышал за спиной знакомый голос:

– Саенко! Игорь!..

Обернулся на голос и шелест быстрых шагов в своем направлении по ковровой дорожке. О! Командир! Вернее бывший командир, капитан Виктор Разин. Еще до войны Саенко молодым лейтенантом пришел в его «хитрую» группу, надолго не задержался в ней, но опыт и знания получил такие, что теперь и сам способен группу водить.

– Здорово, чертушка! Давно не виделись! Откуда ты здесь?

– Здорово, командир! Недавно с юга вернулся.

– То-то о тебе ни слуху, ни духу.

– Так ведь и я о тебе мало что знаю.

– Специфика службы.

– Ну вот и прояснили.

– Слушай, Игорек, насколько из личного дела помню, ты ведь за год до войны Белоцерковскую бурсу закончил?

– Было дело.

– Во! Я тут не так давно с твоим однокашником поработал. С Апраксиным. Потом потерялись оба. Хотелось бы увидеться. Не знаешь, где его разыскать можно?

Саенко сориентировался быстро. Может, проверку ему полковник устроил? Да еще такую изощренную.

– Вот уж не знал, что Васька в нашем ведомстве служит! – прикинулся неосведомленным, плюс ко всему еще и справку в свою пользу навел. – Он ведь вроде бы в части НКВД распределился? Ну и как он?

– Хороший парень, веселый…

Апраксину вторая формулировка не подходила. Сколько помнил его Саенко, Апраксин вечно смурной был.

– …только временами мутный какой-то, непонятный…

Вот-вот, это ближе к известной характеристике.

– Значит, не знаешь о нем?

– Нет.

Покалякали, считай, ни о чем, вспомнив положение на фронтах, и разошлись в разные стороны. Специфика службы, мать ее так!

Прошло всего лишь двое суток. Автобусом их доставили на аэродром. Группа выгрузилась прямо на взлетной полосе у самолета. В вечерних сумерках явно ожидавший именно их отряд летчик в кожаном реглане, полюбопытствовав, оповестил:

– Отряд Саенко?

– Да.

– Товарищи, поднимайтесь на борт, скоро взлетаем.

Загрузились. При тусклом свете лампочек в пассажирском отсеке Игорь обвел взглядом лица своих бойцов.

Лейтенант Козырев, его заместитель и командир боевой «двойки», не дожидаясь взлета, тут же прислонившись к металлической переборке, прикрыл глаза, готовый немедленно вырубиться на время полета. Вот же крепкие нервы у мужика! Загудели моторы, кажется, даже не потревожив зама. Интересно, как ему гул и вибрация не мешают? Рядом Пашин напарник, сержант Алик Мамедов. Юморной, но горячий кавказский парень, успевший до войны послужить в погранцах на юго-западной границе в горной местности Кодры, принять участие в отражении мамалыжников, чудом выжить после тяжелого ранения. В отряд к Саенко попал одним из первых. Надежный, готов биться до последнего патрона, а дальше идти на врага врукопашную с одним ножом. Совсем недавно в крымской командировке на пару с Козыревым прикрывал отход группы, когда с чужой территории выносили раненого Ножкина и тело Тенгиза Беридзе. Алик, отвернувшись, смотрел в серую муть иллюминатора. Что он там сподобился увидеть? Разве что тени технического персонала аэродрома. Левее Мамедова сидит Вовка Коломийцев. Этот в отряде человек новый. Ефрейтор. Связист. Только что прибыл к нему из связной учебки вместо погибшего Тенгиза. Грузин по-глупому погиб. Когда татары в горах зажали, пуля на излете пробила шею, да еще в таком месте, что ни перевязать рану, ни кровь не остановить не получается, а еще крымчаки напирают. Вот кровью и изошел. Н-да!..

Самолет стронулся с места, пошел на разгон и взлетел. На короткое время заложило уши. Набрав высоту, выровнялся, лег на нужный курс. Саенко посмотрел вправо. На его стороне разместилась вторая «двойка». Пулеметчики-виртуозы. Сержант Громыко и сержант Калюжный, вон под шум моторов пытаются о чем-то говорить. Нормальные ребята, стоящие! Самое главное, проверенные и дело свое отлично выполняют, но при этом маленький минус имеется. Громыко староват для лесных побегушек, ему под сорок лет уже стукнуло, а в остальном… Далее, Павлов. Этот флегма, иной раз хуторского кулака напоминает. Тихий, нелюдимый, расчетливый, наверное, таким и должен быть снайпер. Сейчас сам в себе, и о чем думает, по лицу не понять. Крайний боец, Щепетов. Мужчина за тридцать, интеллигент с верхним образованием – инженер, в отряде минер-подрывник. С ним старшему лейтенанту повезло, от старшины дельный совет всегда услышать можно. Осмотрев подчиненных, откинулся спиной к фанере внутренней обшивки самолета. Курить хотелось неимоверно, но… Но вот подлетели к линии фронта. Ночь. Самолет сразу попал в ослепительные полосы прожекторных лучей, немцы открыли стрельбу, расцветив небо пунктирами трассеров. Поволновались все, особенно при том, что на происходящее снаружи повлиять лично никто не мог. Все было в руках летчиков, ну и Бога, конечно, если кто в него верит. Счастливо миновали опасную зону обстрела, наступило томительное время ожидания прилета и выброски.

Открывшаяся дверь кабины пилотов явила перед отрядом одного из летунов. Перекрывая шум двигателей, тот сообщил:

– Мы в зоне! Подлетаем к точке выброски. Сейчас снизимся, рассмотрим костры, если все нормально, на обратном заходе возьмем повыше. Приготовиться к прыжку!

– Ясно! – кивнул Саенко.

Андрей повернувшись, стал высматривать ночь в окошко самолета. Как ни странно, но отчетливо увидел внизу условные сигналы костров. Значит, порядок, добрались!

Самолет сделал круг, снова появился летун, сноровисто открывший наружную дверь. Холодный воздух задул в отсек.

– Встали! Приготовились к прыжку!

Один за другим бойцы группы встали у бортовой двери. Летчик, выполняя роль выпускающего, прицепил карабины за планку. Надсадно рыкнул сигнал и замигала лампочк, выкрашенная в красный цвет. Пора!

– Первый пошел!

Толчок в плечо Козырева.

– Второй пошел!

В ночи растворился Мамедов.

– Пошел…

Саенко нырнул в темноту. Прошли секунды, и купол парашюта раскрылся над головой. Ф-фух! Аж дух захватило при рывке. Огляделся. Их выбросили метрах в девятистах над землей. А еще – выбросили не на сами костры, а чуть в стороне, к тому же ветер относит купол еще дальше, костров скоро не видно станет. Парашютисты в большом разбросе друг от друга, но всех сносит в одну сторону. Хоть это радует! Луна круглая, как дура светит. Внизу лес. Саенко второй раз в жизни прыгает, поэтому вспомнил наставления инструктора, перед приземлением руками перехватил лямки крест-накрест. Только ноги подогнуть подзабыл, воздушная волна, рванув, потащила в сторону, чувствительно стукнув обо что-то.

– Ай-й!

Больно-то как! Темно. То ли от боли действительно в глазах потемнело. Вроде маленько в себя пришел. Отпустило. Лежал у самой кромки леса, чувствовал, что с правой ногой не все ладно. Заблаговременно условились, что если не на поляну с кострами приземлятся, то он распалит костер и на его свет подтянутся остальные. Да, костер! Только от боли сил этого сделать нет, за сучьями в лес нужно сходить. Как? Отстегнул подвесную систему, за стропы подтянул купол, скомкав его, брызнул на полотно спирта из фляги, поджег. Превозмогая боль, на грани потери сознания отполз в сторону, в темноту. Отдышался. Поставив ППШ на боевой взвод, стал ждать.

Лесные заросли подали сигнал о приближении человека. На лесную опушку выбралась тень. Спросил:

– Пароль?

– Смоленск!

– Москва! – сказал ответный отзыв.

Первым вышел к огню Козырев, будто как специально зам подгадал.

– Командир, чего разлегся? – спросил, пока не осознавая причины.

– Беда, Паша! Кажется, ногу сломал.

– Ё-о-о!..

Собрались, подтащив Саенко поближе к костру, в который бросили еще два парашюта. Командир пригляделся. Своих шестеро, а рядом стоят, переминаясь с ноги на ногу, четверо чужих. Опять-таки Козырев пояснил:

– Проводники. Местные партизаны, которые нас встретить наряжены.

– Понятно. Паша, кого нет?

– Коломийцев погиб, парашют не раскрылся, – доложил заместитель. – Местные говорят, видели как камнем вниз летел. Сами кого-то отрядили, тело на партизанскую базу принесут. Нам тоже пора двигаться, скоро утренние сумерки наступят, а там и утро. Рядом деревня.

Саенко кивнул. Итак, группа в тылу врага, готова приступить к выполнению задания. А готова ли? Да, радости мало. То, что товарищ погиб – трагедия. Но он к тому же еще и радист группы. Получается, связиста лишились, рации лишились, а он как командир, как боевая единица тоже вышел из строя. Плохо дело!

Рассвело окончательно. По всем признакам ощущалось, что лагерь близко. Хорошо видной тропой их провели мимо окопов с ходами сообщения, пулеметными ячейками. Саенко, которого несли на плащ-палатке, осматриваясь, отметил для себя, что все сделано надежно, по-хозяйски и надолго. У шедшего рядом партизана спросил: