Текст книги "Лабиринт. Феникс"

– Если в населенном пункте несколько церквей? – спросил Каретников. – Тогда как?

– Связнику достаточно было увидеть метку на входной двери одного из приходов, пройти на рынок и на центральном входе или на самом видном месте наклеить объявление о продаже патефонных иголок. Дальше разведчик там же оставлял свою наклейку, все равно о чем, но главным в ней был день встречи. Связник, зная в лицо резидента, в назначенный день занимал выбранную у церкви позицию и… ждал. Дальше была проверка вероятного «хвоста» и, если такового не наблюдалось, встреча. Почему прекратилась связь и пропала группа контроля, нам неизвестно.

– Ясно. Моя задача?

– Получишь пароль для связи с законсервированными явками в городе. Их не использовали, людей Павел не знал. Это все, чем могу помочь. Задача? Задача – выяснить судьбу отряда, группы, если жив, принести связь агенту, обеспечив одну из явок батареями к радиопередатчику и новыми шифрами. Ну и… вернуться… Еще одно. Пригодится – нет, тебе самому решать. В ста километрах от города действует еще один партизанский отряд. Но сразу оговорюсь, люди там непроверенные, собраны с миру по нитке. Связь с ним разведотдел армии поддерживает. Пароль для встречи дам. Вот теперь все.

Поначалу общение с Кашпуром напрягало. Никак не мог тот в душе смириться с внешним обликом Каретникова. На ум лезли мысли, что молодой, хоть и крепкий на вид парень не справится с заданием. Даже если бы Каретников не прошел ускоренный курс обучения у Егоровны, на лице подполковника это было написано «большими синими буквами». Читать мысли бабка не научила, нос не дорос до такого умения, но взяв Михаила в оборот, она как собаку Павлова, на жителях села, в котором сама проживала, натаскала «читать краски человеческих страстей» в энергетике мыслеформы, шедшей из кокона свечения ауры собеседника. Для этого пришлось ей «развязаться» в общении с односельчанами. Кого приветить, а кого и пинками загнать к себе в избу. Ну, а уже по «трафарету» делать соответствующие выводы. И все же многому ли за две недели выучишься? Но понять мог, что даже после постановки задачи и детальной проработки кроков возможного развития событий Кашпур не питает никаких иллюзий в отношении лейтенанта, тупо смирившись с неизбежностью провала, если на месте сама операция провалена и лейтенанта ждет горячий прием.

Чтоб узнать человека, надо пуд соли с ним съесть. Времени для этого война не дает. Сейчас не русские под Берлином стоят, а немцы, считай, под Москвой окуклились, и у них летняя кампания на носу, а на данный момент наши Харьков пытаются взять. О провале харьковской операции Каретников помнил, а еще, после лютой зимы наступит жаркое лето и вновь танковые клинья попрут на штурм позиций Красной Армии. Неизвестно, по какому принципу «лифт времени» сунул Каретникова в эту реальность, такое ему понять сложно, но уж коль он здесь и сейчас, для победы нужно выжимать все возможное на порученном участке. Поэтому ему сугубо наплевать на все «мысленные ужимки и прыжки» временного начальника. Пройдут еще сутки, и он с ним расстанется и отвалит в автономное плавание. Нужно слегка перетерпеть!..

От Кашпура вышел, когда стало смеркаться. Только сейчас почувствовал, что есть хочет. На улице услышал призыв:

– Товарищ лейтенант!

Оглянулся. Ефрейтор из штаба.

– Товарищ лейтенант, велено проводить вас к хозяйке жилья, определить на постой.

– Ну, веди, коль велено.

Ночью опять бомбили город, выспаться толком не удалось. Последующий день прошел сумбурно.

На аэродром повезли не в «эмке», а в полуторке, подрулившей прямо к крыльцу штаба. В дорогу сопровождал не встречавший ранее капитан, а сам подполковник. Все казалось товарищу, что сможет в последний момент переиграть ситуацию, случится чудо и, как черт из коробочки, нарисуется кто-то другой на месте нахального молодого парня, возомнившего из себя человека, способного переиграть «коллег» в противоборствующей армии.

Кашпур невесело отдал приказ:

– К машине, лейтенант!

Отметил, что груз, упакованный для перевозки, увязан самим лейтенантом профессионально. Посмотрев на то, как разведчик устроился в кузове, вспомнив, спросил:

– Что там ты за мешок в баул добавил?

Михаил хмыкнул. Уже доложили! Ответил:

– Пока время было, хозяйка, у которой жил, лохматку соорудила.

– Кого?

– Спецкостюм.

– Не слышал о таком.

– Еще услышите.

– Ладно. Едем…

Полтора часа до аэродрома. Пока ехали, стемнело окончательно. Казалось, жизнь полевого аэродрома замерла, сказывалось влияние светомаскировки. Представитель летунов встретил машину у внешнего поста охраны.

Небольшого роста мужчина, одетый в летный реглан с фуражкой на голове, поприветствовал Кашпура. Видать, давно знакомы были:

– Здравия желаю, товарищ подполковник!

– Приветствую, Леонид. Самолет к вылету готов?

– Да. Летчик уже на месте. Провожу. – Поднялся на подножку транспортного средства, подсказал шоферу порядок действий: – Правишь на выезд из рощи, а там сразу направо и вдоль кромки едешь.

– Есть!

Из темноты У-2 с силуэтом человека у его борта выхватил свет фар. Машина подрулила к самому крылу.

– Приехали. Выгружайся.

Ему что? Разгрузка-погрузка, как голому в баню собраться. В последний момент перед посадкой Кашпур облапил Михаила. В голосе просительные нотки.

– Ты только не подведи, лейтенант! От тебя сейчас многое зависит. Не спеши, осмотрись сначала.

Во проняло мужика! Понятно, что при втором провале по головке не погладят. Успокоил:

– Я постараюсь, товарищ полковник.

– Удачи!

Н-да! Люди в родном ведомстве еще не привыкли к понятию, что удача – девка своенравная, ветреная и непредсказуемая. Тревожить пожеланиями ее лишний раз не стоит. Может в отместку и задницей повернуться.

– До свидания, товарищ полковник. Еще увидимся.

* * *

Подлетели к линии фронта. Четко понял это, когда самолет попал в ослепительные полосы лучей прожектора на немецкой стороне. С земли открыли стрельбу, заставив летчика бросать машину из стороны в сторону. У-2 то проваливался в яму, клевал носом, то вытягивал сам себя вверх и снова снижался. Болтанка проверила на прочность вестибулярный аппарат и с уходом в тень отступила.

В квадрате сброса выбрался на крыло. Балансируя на нем, вытянул баул. Груз не сбросишь. Потом если что, даже днем найти проблематично. Да и аккумуляторы к радиостанции могли разбиться… Держа его в охапку, шагнул в ночь. Секунды – парашют раскрылся. Потоком воздуха поддернуло вверх. Осмотрелся. Над головой луна, где-то внизу темная громада леса. Ох, только бы не побиться, не покалечиться! Понесло. Понесло в сторону! Мама, роди меня обратно! Прямо на деревья… Чувствительный рывок, ветки хлещут, как наждаком по одежде прошлись. А еще парашютная сумка в руках… Хотя прижатый к груди баул не дал поцарапать лицо.

Расщеперившись, парашют завис на ветвях. Кое-как целым и невредимым спустился на землю. Повезло! После приземления оставил явный след. Парашют не стащишь с дерева. Ну, как будет, так и будет! Сомнительно, что пролет самолета в ночную пору не отслежен и информация о нем не передавалась нескольким адресатам, в том числе и «шпионам».

Петляя по лесу, выбрался в лощину, густо поросшую густым кустарником. Маскироваться особо не нужно. Во-первых, ночь, во-вторых, визуально в таком лесу его хрен отследишь. Выбравшись к полянке, попил воды из фляжки. Пора разобраться с поклажей. Стащив с себя комбинезон, тут же устроил маленький костер. Чтоб те, кому приспичит искать, а поисковики будут, хотя бы с количеством не определились. Теперь переодеться и напялить костюмчик лешего поверх одежды. К тому же в «лохматке» Михаил чувствовал себя гораздо увереннее. Теперь вещи в сидор, а парашютную сумку тоже в огонь. Порядок, можно двигать.

Уже забрезжил рассвет. Самое похабное время суток. Юг не север. Перепад температур, на молодой траве роса, каждый шаг отпечатывается. Тишина. Шел, прислушиваясь к каждому звуку. Часам к девяти развиднелось полностью, до выхода к дороге осталось всего ничего.

От места приземления отошел километров на пятнадцать. Не обольщался, знал, в лесу время и расстояние воспринимаются совсем по-иному, чем в повседневной жизни. Остановился, укрывшись в кустарнике, заставил себя отдохнуть. Поспал пару часов, восстановив силы, чувствовал, что скоро они ему ой как будут нужны.

Каретников, естественно, не мог знать, что в городе по тревоге была поднята рота егерей обер-лейтенанта Венцеля и по подразделениям выдвинута по заранее разработанным и спланированным маршрутам. Расквартированные в городе армейские части, служба СД и полевая жандармерия были задействованы в операции. Ждали кого-то подобного ему, даже не сомневались, что гости придут.

Развернувшуюся цепь армейцев Каретников увидел издали, в просвет между деревьями. Чертыхнулся. А счастье было так близко, вот она дорога в город! Видит око, да зуб неймет. Шеренга солдат шла в сторону леса. Мало того, солдаты постреливали в его гущу из автоматов и винтовок. А что дальше будет, когда в лес войдут? Цепь рясная, люди друг от друга не далее пары шагов расставлены, им развлечение, ему головняк и пустая трата сил. Еще и собаки с поводырями, их-то как раз и не хватало.

Ладно, посмотрел и хватит, пора уходить, пока хвост не прижали. Лишь на пару минут отвлекся, сверился с картой. Особо отметил лесной хутор, но это как ориентир, и пунктиром проведенную полоску реки, в летнее время превращающуюся в ручей. Сейчас весна, значит, там и предстоит отрываться.

Шел быстро, виляя между деревьями и кустами, иногда переходя на волчий бег. Нужно было нырнуть в лощину, выходившую к берегу речки, быть может, ставшую талицей после стаявшего снега, если имелся затор. Уже и шагнул, когда почувствовал тяжелый, давящий взгляд в спину. Зверь вряд ли так смотрит. Значит, человек. Нырнул в низину и почти сразу же отвалил в сторону от натоптанной тропы. Цепляясь за кусты, используя росшие по склону деревья как уступы, полез в гору. Тот, кто глазел на него, с одной стороны, поступал грамотно, близко не приближался, но и далеко не отпускал от себя. С другой стороны – лес не горы, не равнина и не городской район, при особом навыке охотник сам мог стать дичью. Наддал! Должен успеть. Коль пошла такая пьянка, прежде чем слинять, хотелось бы узнать, кто такой шустрый знаток леса. Вот и верхушка одной из сторон ската. Перевалил через нее и тут же, распластавшись, замер.

Рассчитывал увидеть одного-двух «гостей». К спуску подошло четверо. Оригинально! Откуда здесь у немцев такие красавцы. Не пехота. Не полицаи. И даже не зондеркоманда. Нет! Рослые, плечистые, чем-то смахивающие на перекормленных бройлеров из одного инкубатора. Но это суждение весьма обманчиво. С того места, где затаился, были хорошо видны добротные куртки в разводах под цвет леса, такие же «шорты» чуть ниже колен, натянутые поверх брюк. На голове не пилотки или каски, а камуфляжные кепи со стилизованным орлом Третьего рейха над козырьком. Трое парней вооружены автоматами, четвертый – винтовкой с оптикой. Все налегке, имеют только подсумки с боеприпасами. Профи, лишь на миг мелькнули и тут же рассосались у спуска, только их и видел.

Пять минут ожидания, и услыхал свист. Очередной раз порадовался, что в этом времени нет техники конца двадцатого – начала двадцать первого века. Ответный свист прозвучал снизу. Группа, как по команде, поднялась на ноги, а примерно через три минуты наверх по тропе поднялись еще шестеро таких же стойких оловянных солдатиков. Чтоб не почувствовали его присутствие, «распылил» свое внимание. В такой момент и при таких обстоятельствах даже «громко» думать нельзя. Даже если среди немцев нет подобного Каретникову человека, не мог не знать об опытах немцев в использовании в специальных подразделениях индивидов, обладавших экстрасенсорными способностями, умевших и натасканных чувствовать противника на расстоянии. Растворился в окружающей обстановке. Задание, немцы стоящие неподалеку, собственные нервы – все побоку. Осталась пустота, отрешенность от посторонних мыслей и… лес. Кажется, все. Нет! Было еще одно – одно сплошное ухо, воспринимающее противника как фон лесных звуков. Услышал:

– Куда он делся?

Язык врагов понимал через пень-колоду, фашисты говорили на каком-то своем диалекте, далеком от хохдойча, примерно так же, как русский от польского, но если напрячься, многое разобрать можно…

– Не знаю. Ушел в вашем направлении. Поначалу все было, как фельдфебель Краус предположил. Заслышав лай собак, русский проявил себя. Чтоб сбить их со следа, направился в сторону реки. Мы потому и не дергались, что он к вам спустился.

– Видишь, не спустился!

– Так точно, господин лейтенант! Тогда куда…

– Он точно один был?

– Точно.

Офицер обратился к другому бойцу:

– Лемке!

– Слушаю, господин лейтенант?

– Фельдфебель, что скажешь?

– Он обязательно к реке пойдет. По-иному собак со следа не скинуть. А они прицепятся. Если не убраться, они и к нам прицепятся.

Лейтенант кивнул.

– Фельдфебель, попробуйте по следам пройти. Не мог же он улететь? Ну, а мы к реке. Расходимся.

Михаил понял, что, найдя след и став на него, вверх попрется только фельдфебель, остальные как тараканы порскнули врассыпную, из укрытий окрысившись стволами в его сторону, не стал искушать судьбу, да и армейская цепь поджимала. Поставил растяжку и сдулся куда подальше. А подальше находился только лесной хутор. Ясно как день, все подходы к городу перекрыты. Отвести глаза он все еще не может. Прорываться с боем не в его интересах – переполошит не только руководителей школы, но гестапо и службу СД, а там и до неверного действия один шаг. Оставлять за собой горы трупов пока тоже не вариант. Это при полной неизвестности и возможности подставы.

От обильно поросшего лесом косогора пятился словно рак. Отполз, поднявшись на ноги, сначала берегся и, все же слыша недалекий собачий лай, ломанулся через кусты, словно лось, чувствовавший охотничий гон. В мыслях только одно, оторваться, а там… Человека обманешь, собаку вряд ли.

Уже чувствительно далеко позади бухнул разрыв наступательной гранаты, поставленной на растяжку на верхушке подъема. Царствие небесное фельдфебелю… Точно – край непуганых идиотов. Нынешние военные, хоть с одной, хоть с другой противоборствующей стороны, еще не дошли до понятия, что гранату можно не только метать, но и как мину поставить на тропе на растяжку, а глазастый немец, судя по взрыву, точно по следу взбирался, вот и нарвался. Сам виноват!.. Та-ак! К реке спускаться не стоит. Там лейтенант торжественную встречу готовит. Людей по-умному расставит, выйдешь, и привет усопшей родне!

Ориентировался легко. Уроки Сирийца даром не пропали. На след подцепил еще пару сюрпризов. Та же собака по запаху побежит, обязательно подорвется…

Оторвавшись, закладывал по лесу такие петли, куда там зайцу или той же лисе. Уже и погони не слыхать. Вспотел от беготни. Весенняя погода непредсказуема. Только что солнце светило, глядь, а в лесу сумрак, за ветвями проглядывает свинцовое небо. Задержавшись, привалился к сосне, в просвет между деревьями разглядывал почти цеплявшиеся за их верхушки, несущиеся на бреющем полете тучи. Эх, еще бы дождик заморосил, тогда совсем кайф!

Чуткий слух поймал и вычленил определенный звук чуть дальше от того места, где он сидел. Не шевелясь, скосил глаза в том направлении. Чертыхнулся про себя. Немцы. Четверо уже знакомых ему специалистов-поисковиков шли по его следу как привязанные невидимой нитью. И самое интересное, вел их как раз фельдфебель, которого Михаил успел вычеркнуть из списков живых. Прошептал, некоторым образом восхищаясь противником:

– Волчара! Да, что же ты прилип-то ко мне, как лишай к пионерке?

Мысленно перебирал варианты развития возможных ситуаций. Мозги заработали с бешеной скоростью, одно за другим отбрасывая решение проблемы. Ввязываться в открытый бой предпочтительнее как раз им. Что они собой представляют и умеют, он понял еще у лощины. Допер, что можно использовать дедов заговор последнего шанса. Только потом… Ну, это сейчас не важно! Губы прошептали:

– Я умер.

Тут же на своей шкуре почувствовал начало последствий произнесенного заклинания, из славянских древних времен дошедшего до арсенала Бусовых бояр, нелюбимого ими и редко применяемого. Земля под ним, словно пылесосом, потянула из тела силы. Сцепив зубы, ощущал, как слабеет.

Буквально в пяти-шести шагах от Каретникова фельдфебель остановился, будто в невидимую стену уперся. Его сопровождение без слов рассредоточилось по месту, распределив округу по секторам. Только сейчас Михаил рассмотрел у немца в руке смутно знакомый металлический предмет. От догадки брови на лоб полезли. Несмотря на самочувствие, на губах проявилась вымученная улыбка.

Так ведь это не что иное, как биоэнергетическая рамка. Вот это номер! Вот почему они шли за ним, не отставая и не ошибаясь.

Своим простеньким заклинанием, на время вычеркивавшим человека из списков живых, Каретников не только для людей в тень превратился, стал как бы невосприимчив чужому взгляду, но и нарушил простенькому, но безотказному прибору нормальную работу. Попробуй поработай, если твоя энергетика при перекачке соединена с энергетикой Земли.

– Что там у тебя, Вальтер?

Услыхал вопрос, заданный скрытым кустарником унтером.

– Ганс, здесь какая-то аномалия! Рамка крутится как проклятая, я не знаю, куда он пошел и… как ему это удалось.

Появился унтер, подтянулись двое остальных.

– Не переживай, Вальтер. Вся Россия сплошная аномалия. Думали, к осени война закончится. Уже весна, а войне ни конца, ни края.

Каретников лежал в паре шагов от немцев, слушал их треп и думал, на сколько его еще хватит. Сами немцы, скорей всего, устроили себе маленькую передышку и минут через пятнадцать пошли в прежнем направлении, вскоре скрылись из глаз.

Выдержав еще какое-то время, Каретников произнес «ключ» заклинания:

– Я вернулся.

Ух! Как же полегчало! Голова пустая, сил никаких, руки-ноги от напряга трясутся… но живо-ой! А еще после такого отката его никакие рамки не обнаружат. Лежал с открытыми глазами, подобрав под себя ноги, приходил в себя. Ему бы поесть, да только не рассчитывал на такие сложности. Диверсант, если необходимость возникнет, мог и неделю без особого напряга без пищи обходиться, а в поклаже, с которой шел, кроме боеприпасов, денег и батарей для рации, ничего не предусматривалось. Однако пора!..

На едва заметную тропу наткнулся уже вечером. До сих пор как пьяный двигался, шатало всего. Прикинул направление. Совпадало. Пошел по ней. Тропа будто специально выписывала замысловатые узоры, делала неожиданные повороты, то исчезала, то появлялась. Но все же лучше, чем в его состоянии через лес пробираться. Взмокший от пота, смертельно уставший вышел к крепко сбитому из горбыля высокому забору. Протопав вдоль него, встал у запертых ворот. Прислушался. Вроде тихо. К людям попасть край нужно. Пища для него сейчас как лекарство.

Постучал в калитку. Тишина. Постучал еще раз. Еще. Услышал, как во дворе дверь скрипнула, скрипучий старческий голос спросил:

– Кого там по ночной поре к порогу черти принесли?

Ответил:

– Скорее ангелы! Дед, калику перехожего переночевать пусти.

– Ага! Ходют тут всякие, а потом…

– Да ты калитку-то открой!

– А ежели ты тать какой?

– Не-е! Я человек мирный, только очень голодный.

Шаги приближались, а еще старческий неприятный голос чуть ли не стенал изнутри подворья:

– Во-во! Пусти, накорми, спать уложи! Ежели кажного так привечать, вскорости по миру с сумой пойдешь, Христа ради просить.

Калитка открылась. Жуть! Наверное, испугались друг дружку. Аж попятились назад. Каретников в своем прикиде на лешего похож был. Ясное дело в темноте при свете керосиновой лампы даже его лицо, для маскировки покрытое темными полосами, могло довести до инфаркта. Но это с одной стороны! С другой – проход через калитку загораживала ипостась натуральной Бабы-Яги. Разве что костяная нога к хозяйкиному внешнему виду не прилагалась.

– Т-ты хто?

Вопрос не праздный.

– Прохожий. Бабанька, мне б умыться, одежку снять. Потом сама увидишь, что на человека похож.

– По голосу вроде молодой. Ну… проходи. Коли не дюже испугалси. А то люди про меня всякое бают.

– Не до жира и испуга, мне б поесть, поспать. Могу деньгами за постой заплатить. А у людей язык без костей, вот и ляскают им почем зря.

– Проходи.

Как умывался, потом сидя за столом напихивался сдобренной маслом гречневой кашей, кусая ломоть домашнего хлеба, почитай, не помнил. Заснул…

Пробуждение было не легким. Как после похмелья. И то хозяйка разбудила, костяшкой пальца постучала прямо по лбу.

– Вставать пора, милай! Ежели так спать, судьбу свою проспишь. – Посетовала, жалостливо глядя в глаза постояльца: – Хто ж тебя так изнахратил?

Михаил встрепенулся. Действительно, что это он на чужой территории так разнежился, повел себя, как у тещи на блинах? Руки затекли. Попытался встать, да не тут-то было. Связан. Мало того, еще и к лавке примотан весь.

– Хи-хи-хи!

Бабкин смех, похожий на индюшачий клекот, окончательно привел в чувство. Запоздалая мысль клюнула заторможенное сознание.

«Подставился!»

– Лежи-лежи, болезный! С тобой и возиться не пришлось. Молодой, жисть не прочувствовал! С теми, что до тебя приходили, повозились знатно. Пока по лесу гоняли, пока на хутор выманили – сколь сил потратили. Ого-го! Подозрительные, понимаешь ли. Пришлось самой из общего котла щи, заправленные порошком, глотать. У самой голова болела. Ничего, для хорошего дела и пострадать можно. А когда за это дело еще и добрые деньги плачены, так и со всем усердием это деется. Хи-хи! Ладноть, разболталась однако. Вскорости за тобой приедут, свого помощника по хозяйству я уж чуть свет до лесного поста направила. Подельники-то твои где? Ждать или хутор минут? Жандармы волнуются, бегают, суетятся…

Все, что смог в сложившихся условиях, так это по-детски собрать остатки слюны в пересохшем рту и плюнуть бабке в глаза. Любопытная носатая харя, с горящими от непонятного вожделения глазами, практически склонилась над ним. Бабка резко отстранилась, но плевок все же достиг цели. Вытерлась рукавом, а потом неожиданно локтем нанесла удар Каретникову в солнечное сплетение. Не прикрыться, не отступить, не согнуться!

Пхык! – Извлек воздух вместе с болью из груди. В глазах заиграли радужные пятна.

– Ну, ты!..

Отдышался.

– Зачем тебе это нужно, старая?

– Зачем? – глаза злющие, рот кривится. – Зачем! Затем!..

Чуть ли не в осадок выпал, услыхав из уст старухи правильную речь, совершенно отличную от той, к которой привык.

– Вы мужа в восемнадцатом году расстреляли, все семейные ценности отобрали. Как ваша власть пришла, я даже не знаю, что с моими детьми случилось. Куда разъехались, где искать, живы ли? Ты думаешь, я немцев люблю? Нет! Но я вас больше их ненавижу. Крапивное семя! Все порушили. Ну, ничего! Теперь я при деле, вас, дураков, отлавливаю, тем и мщу. Тебя, телка глупого, жалко, совсем ведь молодой, почти и не жил ведь, нецелованный, поди! Рассказывай лучше, где остальные парашютисты хоронятся, а я словечко за тебя перед господином Хартманом замолвлю. Обещаю.

– Пошла ты!..

Хлесткий шлепок ладонью по щеке.

– Мразь большевицкая!

Отвернул лицо к бревенчатой стене. Похоже, кирдык, приплыли! Связан так умело, что ни рукой, ни ногой не повести.

– Ну-ну! Хотела помочь, потом не жалуйся…

Штайнмайер не первый раз прибыл в лесной хутор забирать неудачников, попавших в сети старой паучихи, как он сам прозвал Элизабет Карловну, давно находившуюся на службе у оберштурмфюрера Райнхарда Шольца. Дело это освоил, как по нотам знал, в какой последовательности, что делать. Начальник требовал, чтоб подследственных, к коим относились пойманные партизаны, диверсанты и просто скрывающиеся от всех на свете красноармейцы, в отдел СД привозить уже в «разогретом» виде, чтоб бандит сразу осознавал, куда он попал и что ему лучше сотрудничать со следствием. Причем не нужно задавать никаких вопросов, убеждать в чем-либо и тем более что-то обещать. Чисто физический нажим на психику, а дальше сопровождение в Бобринев. Следователь сам разберется, о чем спросить и что требовать. Поэтому… Пункт первый: у старухи с рук на руки принять бандита. Пункт второй: визуально оценить его. Третий – на короткое время дать очухаться от встречи с ребятами гауптшарфюрера, то есть его самого, бросив в предназначенный специально для работы с большевиком, крепкий, добротный сарай на хуторе. Последующие действия совсем просты – через час примерно внутрь сарая входят Ганс, Рихард и Гуго и физически обрабатывают его, ломая волю, заставляя понять, что выжить он, скорее всего, не сможет. Дальше грузят избитого в телегу и отвозят начальству. Если бандитов много, их для начала загоняют в подвал, ну а уж потом по одному прогоняют через процедуру первичного знакомства. Сам Штайнмайер руки не пачкал, его десять подчиненных вполне управлялись с таким раскладом.

Сопровождавший в хутор бабкин посыльный сам открыл ворота перед двумя телегами, привезшими отделение СД в лес. Навстречу из дома вышла старуха, кланяясь и улыбаясь Штайнмайеру. Спросил не здороваясь, как-то даже брезгуя встречей с этой женщиной, неопрятно одетой и страшной на внешность. Ведьма! Чисто ведьма!

– Где?

Ответила на отличном хохдойче, что не вязалось с внешним видом, но он уже привык:

– В доме, милостивый государь. Давно ожидаем.

– Один?

– Как есть один.

Распорядился:

– Ганс, Гуго, со мной в дом. Остальным можно пока отдохнуть с дороги.

Вошли. Пригляделся. Здорово же старуха скрутила парня, как на разделочном столе лежит. На вид крепкий, но что-то в нем ощущается… Н-да! Сразу не понять. Штайнмайер как-то видел людей, постоянно принимающих опий, вот этот на них похож.

– Чем вы его тут опоили? – спросил у сотрудницы.

Бабка почувствовала недовольство хоть и маленького, но все же начальства, сразу в отказ пошла:

– Видит бог, герр Штайнмайер, вообще никакой химии в еду не сыпали. Таким и явился. У-у, злыдень!.. – Замахнулась рукой на казавшегося безучастным молодого парня, последний возглас на русском языке.

– Герр Штайнмайер, – снова перешла на хохдойч, – в кладовой его вещи, оружие, еще что-то.

– Гут! Парни, отвязывайте бандита. В сарай его.

На удивление руки-ноги развязаны. Забросили в совершенно пустой, большой сарай и забыли. Успел оклематься. Нет, не забыли… Через час трое откормленных, крепких ломтей зашли, закрыв за собой дверь, плотоядно уставились на него и… понеслась!

Сбили с ног и начали месить ногами, руками, а один так и вообще дубиной. Сначала лишь прикрываться успевал. В такой ситуации главное что-то предпринимать, иначе в лучшем случае в больнице окажешься. Ну, нет, друзья! Так мы не договаривались. Как там дядя Вася Маргелов учил? «Сбили с ног – сражайся на коленях. Встать не можешь – лёжа наступай». Вот и потанцуем, тем более за ночь малость восстановиться успел, да и сейчас… С ног-то сбили, только лупят большей частью по-деревенски, разухабисто, с оттягами. Не бойцы, а мясники, бюргеры, мать их так! Это зря, ребятки, так окучивать пытаетесь, даже несмотря на то, что пока один блокирует вроде бы не смелую ответку, другие наносят удары. Ф-фух! Был бы асфальт под ногами – закатали!

Резко присел. Прошелся по нижнему уровню, проведя ряд ударов по ногам, промежности, коленям, голени. Что, не нравится? Вот ему тоже не понравилось, когда напали. Упыри!

Отшвырнул одного. Взвинчивая темп, второму провел удар ногой в живот, пах, голень. Пока тот прилег, достучался до печени третьего, того, что с дубиной развлекался. Красота-а! Отрадно, что все «работают» молча, только сопят, стонут и тяжело дышат. Вот их уже двое, потому как одному из троих сердечную мышцу напрочь пробил, заведомый инфаркт, вряд ли уже дышит.

Н-на! Лбом в лицо, прямо в точку смертельного треугольника, прошиб нос противника. Отдохни пока! А ты что это застыл, о чем подумал? Стоя-ать, падаль! Последний соперник метнулся к двери. Михаил в прыжке оказался на спине фашиста, повалил на землю, не дал опомниться.

Пару ударов в затылок. Кажется, товарищу на всю жизнь хватит. Хотя! Захват руками шеи, резкий поворот и… характерный хруст. Все!

Отдышался. Провел ревизию тел. Возмущению нет предела. Что ж вы, сволочи, без оружия-то пришли?

Нужно выбираться. Слегка приоткрыв дверь сарая, выглянул на подворье. Н-да! На него одного немцев явно многовато. И если большинство из них расслабились, ведут себя как на курорте, то вон тот кадр с винтовкой в руках при примкнутом штыке пасет фишку, не расслабляясь. Ага! У ворот стоит караульный с автоматом. Еще один неприкаянный, но тот хоть в лес смотрит. Трое картежников у колодца под навесом присели, гогочут, горлопанят, но они сейчас для него скорей помощники, чем враги. Фрукт, который с винтовкой торчит, постоянно на них внимание отвлекает. Та-ак! Все? Э, нет! Вон в телеге спящая харя видна. Во сне чуть ли не пузыри пускает. Устал, видать, сердешный.

Прикрыв дверь, снова обратил взор на усопшую тройку. С паршивой овцы хоть шерсти… С одного из покойников снял ремешок. Пригодится. Все, время уходит, авось получится.

Подкравшись к часовому сзади, примерился. Бросок. В темпе вальса левую руку просунул под левую руку немца, ладонь заученно легла тому на затылок. Правой рукой поверх его правого плеча хватанул отворот униформы слева от горла. Что есть силы нажал на затылок, отворот потянул на себя. Прижав тело, стопой ноги толкнул в подколенный сгиб, увлекая человека на землю. Ногами обхватил корпус, сцепив стопы у него на животе, отжав его туловище от себя, на некоторое время застыл в таком положении. Готов! А мастерство не пропьешь, чисто провел удушение, никто и не почесался, все заняты ерундой. Вот уже и винтовка имеется.

Подобравшись к телеге, ударом штыка упокоил спящего. Теперь к воротам!..

Прошмыгнул мимо обеих телег, на мгновение высунув голову над срезом доски, определился. Запряженная в крайнюю к воротам телегу лошадь всхрапнула, чувствуя чужака.

Ты еще поговори мне, волчья сыть! А то и тебя вслед за фашистом отправлю.

Подкравшись сзади на носках, Каретников зажал рукой рот автоматчику, снятым с винтовки штыком нанес удар под левую лопатку.

Смех и споры за столом под навесом импровизированной беседки вскоре тоже оборвались, в ход пошли штык, нож, взятый у автоматчика, и попавшая под руку валявшаяся во дворе увесистая железка. Метнул все это Каретников быстро и с короткого расстояния, промазать было грешно. Помнил, что где-то еще старая карга ошивается, мужик, вроде как прислуга при ней, и немец – начальник приехавших и теперь уже усопших немецко-фашистских товарищей. Скорее всего, все трое в избе.