Текст книги "Катрина: Число начала"

Глава 14. История одной исчезнувшей статьи

Теперь все мы – сукины дети.44
  Кеннет Т. Бэйнбридж, американский физик. В 1936-м году в соавторстве с американцем А. Дж. Демпстером (и одновременно с работавшим в Германии австрийцем Й. Х. Э. Маттаухом) создал масс-спектрометр с двойной фокусировкой для измерения массы атомных ядер. После успешного испытания плутониевой бомбы 16 июля 1945 года в Jornada Del Muerto близ города Аламогордо в штате Нью-Мексико, будучи специалистом, ответственным за испытание, Кинет Бэйнбридж, едва отзвучал взрыв, повернулся к Роберту Оппенгеймеру и сказал: «Теперь все мы – сукины дети».


[Закрыть]

Кинет Т. Бэйнбридж

Впервые, возвращаясь в свою квартиру, меня не рвут на части параноидальные тревоги и страхи. Впервые я думаю о завтрашнем утре как о начале нового дня, а не о продолжении вчерашнего кошмара. И впервые я действительно верю, что этот кошмар закончится.

– Ты рада, что все это закончилось? – спросил я Катрину, когда мы ехали обратно.

– Для меня это все не являлось большой проблемой. Но какой кошке понравится, что мышки пытаются играть с ее игрушкой? Те люди пытались найти Ключ, который должен принадлежать нам. Поэтому, да, я удовлетворена исходом событий.

– А я чувствую себя убийцей. Ты сделала меня своим соучастником.

– Не тревожься об этом. Ты не убийца. У тебя не оставалось выбора. Не стоит омрачать вечер, подаривший тебе свободу от угнетения. Иллюминаты в прошлом, и незачем теперь о них вспоминать. Впереди выход, а не тупик.

– Я понимаю и благодарен за то, что ты для меня сделала. Но зачем ты взяла меня? Потому что я мог сбежать? Или чтобы омыть мои руки в крови твоих жертв?

– Сколько людей умерло под скальпелем твоего отца?

– Что?

– Ты никогда не спрашивал его об этом? – она спросила так, будто уже знала ответ. – Мнимая ответственность спасать человеческие жизни куда тяжелее ответственности забирать их. Ты думаешь, он боролся со смертью? Нет, он был тем, кто выходил к родственникам умерших и сообщал, что не справился. Если тебя терзает совесть, держи это при себе, Марк, потому что мы оба знаем, не зависимо от мотивов, по которым я взяла тебя с собой в загородный дом, твои руки по праву рождения обагрены кровью умерших на операционном столе твоего отца.

Я уставился в плывущую за окном темноту. Долгое время мы молчали. Правота Катрины, с которой я не мог примириться, оставила в душе саднящий след.

– Ты мне не веришь? – помолчав, спросил я.

– О чем ты?

– О твоем числе начала. Почему ты не отпускаешь меня?

– Ты мне еще пригодишься. Это сложно объяснить, – она замолчала и посмотрела на меня задумчиво. – Я чувствую. Когда я вышла на тебя, это был простой расчет. Но потом я поняла, что тебе суждено привести меня к числу Вайнера. Это интуиция. Даже больше. Есть много легенд о том, что великих лордоков вело к цели нечто больше, чем чутье. Это словно голос.

– Голос?

– Да. Но тебе не понять, – Катрина остановила на мне свои красивые глаза. – Ты не заложник, Марк. Когда мы найдем открытие, я уйду. Знаю, ты думаешь, мне нельзя верить, поэтому нам незачем попусту говорить об этом.

Возможно, я потом пожалею, но я поверил ее словам.

Элеанор остановилась возле подъезда. Я вышел из машины. Изо рта медленно поднимался густой пар. Над темной пустой улицей царила такая ночная тишина, что я невольно замер возле дверцы и прислушался. Молчание, спокойствие, покой. Было очень холодно, я сразу запахнул куртку. Странно, но весь обратный путь я и в салоне замерзал. В подъезде оказалось не теплее. Катрина шла рядом будто бы не чувствуя температуры воздуха, словно похолодания и не наступало. Ее расстегнутый плащ мягко потрескивал на холоде, но с бледных губ вампира не слетало пара, когда она выдыхала.

Поднимаясь по лестнице, мне удалось немного согреться. Я подошел к двери в свою квартиру и протянул замерзшую руку к дверной ручке, когда услышал, как тихо проскрипела другая дверь. Катрина сразу же обернулась. Я посмотрел в сторону, откуда послышался звук.

В темной щели между дверью и стеной поблескивали линзы очков притаившейся во мраке Эммы Эдуардовны.

– Здравствуй, Марк. А я думаю, ну что опять за шум? Шаги какие-то…

– Эмма Эдуардовна, вы еще не спите? Поздно уже, холодно, возвращайтесь в квартиру, – сказал я. – Не волнуйтесь, это я. Не грабители. Идите спать, не простудитесь.

Но, несмотря на мои уговоры, она вышла в подъезд, сняв очки и кутаясь в шерстяную шаль, зашагала в нашу сторону.

– Вот, как раз о грабителях я и хотела поговорить! – с жизнерадостным задором произнесла старушка, медленно приближаясь к нам. – Марк, ох не следует тебе в столь поздний час гулять. Это уже не прежние времена, когда об этих бесчестных преступниках никто толком и не слыхал. Наш район сильно изменился, к сожалению. Наркоманы эти, алкоголики и прочие. Волнуюсь я за тебя, – она перевела цепкий взгляд на Катрину, – И особенно за твою очаровательную спутницу. Мне известно, каково такой красавице гулять по ночам. Конечно, в годы моей молодости таких ужасов не было, с которыми можно встретиться сегодня, зато, слишком настойчивые молодые люди представляли достаточно (по тем временам) причин для волнения. В твои годы, милая, я была такой же красавицей.

Катрина притворно улыбнулась.

– Я уверенна, вы были самой красивой девушкой города, – сказала она.

– Ну что ты, – махнула рукой Эмма Эдуардовна, – и все же многие юноши хотели ухаживать за мной. Вам, такой красивой паре, гулять по темным улицам опасно.

И снова Катрина улыбнулась.

– Мы не пара, – заверил старушку я. – Мы просто знакомые. Вроде работаем вместе.

– Ох, никогда ничего не бывает однозначным, Марк, дело ведь молодое, – хитро улыбнулась Эмма Эдуардовна, задорно глядя то на меня, то на Катрину. – Ну да ладно! Совсем уже вогнала вас в краску. Не буду вас и дальше смущать своей болтовней. Доброй ночи! Завтра днем жду вас на чай.

– Постараемся прийти. Доброй ночи, – сказала Катрина.

Эмма Эдуардовна тепло улыбнулась и направилась к своей квартире. А мы вошли в мою.

– Ты уж прости, она хорошая, просто слишком общительная, – объяснил я, закрывая дверь.

– Ну что ты, Марк, очень милая пожилая женщина, – Катрина зашла в гостиную. – Помоги мне снова завесить окна.

Проследив за тем, как я выполняю ее поручение, она вернулась к разговору.

– Это в вас всегда поражало меня. Старых людей не волнует, что через несколько лет их жизнь может закончиться, они просто живут, – продолжила Катрина. – Странно. Я бы так не смогла.

Она села на стул и устремила свой отстранившийся взгляд куда-то в пространство.

Я поставил чайник на газ.

– Почему?

– Знать, что твоя жизнь конечна это ужасно. А знать, что конец близок… немыслимо. Ты видел глаза куратора? Они потухли и опустели, как весь его внутренний мир. Полагаю, человек перед лицом осознания угасания жизни теряет все, что бережно хранилось в сокровищнице его воспоминаний. И человек превращается в пустыню и пропасть. Мне доводилось видеть раньше потерявший жизнь взгляд в глазах истинных гадалок и несчастных вроде этого иллюмината, которые знали заранее о своей участи. Они умирали духом еще до того, как я забирала их жизнь. Иллюминат коротал время до нашего рокового визита, напиваясь любимым спиртным, читая любимую книгу и завершая те свои дела, которые возможно было завершить. Любой человек может сделать это просто так, от нечего делать. А для куратора это были спокойные минуты самого драгоценного в его жизни счастья. Последнего ничтожно мелкого счастья. Ужасно – смириться с такой участью, опустить руки и ничего не делать.

– Для смертного старость более естественное понятие, чем для тебя. Ты ведь никогда не постареешь. И кстати, мне только-только удалось оправиться от визита в загородный дом, как ты напомнила мне один из самых ужасающих моментов пребывания там.

Мы пожелали друг другу доброй ночи и больше ничего не сказали. Я приготовил чай, обхватил двумя руками горячую чашку и отправился в спальню.

Решающий день, наконец, закончился. Мы вернулись. Живые.

Теперь мне стало тепло, и я лежал на кровати в одних джинсах. Сон не мелькал еще даже на задворках сознания. В спальне Катрина разрешила оставить окно не завешенным, и я любовался причудливой игрой тени на потолке.

Мне вспомнились сны, приснившиеся в предыдущие ночи, порожденные потрясениями в реальности. Какое простое объяснение: потрясения, случившиеся в реальности. За этими словами крылось насилие, потеря Марины, гроб, засыпаемый размоченной дождем землей и темнота, бездонная холодная, затопляющая города и душу, в которой обитали демоны, обличие которых не могло полностью скрыться за человеческим обликом и проглядывало из темноты сквозь мертвенно белую кожу и кровавый голод, раздирающий человеческую плоть. Но первый сон про Катрину я до конца объяснить не мог. Он приснился еще до того, как мы фактически познакомились.

Тени на потолке мелькали все быстрее, шум ветра за окном увеличивался, и я чувствовал, как сон подбирается ко мне все ближе.

Где-то вдалеке прозвучал неясный странный шум.

– Марк…

Я открыл глаза и напряженно уставился в потолок. Издалека слышался женский голос, мелодично говорящий на непонятном языке. Прислушался, но все равно ничего не расслышал.

Я поднялся с кровати и подошел к двери. Голос принадлежал Катрине.

Я вышел в залитый мраком коридор, и голос ее стал отчетливее:

– Пуно ти хвала! – с покровительственной благодарностью произнесла говорящая по сотовому Катрина, отодвинув рукой одеяло, завешивающее окно, и глядя на улицу. – Треба ми све што знаш. Наравно, – некоторое время Катрина молчала, мирно глядя в окно. – Да, слично се догађало раније. Добро, сачекаћу… – она улыбнулась и долгое время молчала. – То је наша митологија… Зан то и хоће. Молим те, понови име… Бесмислица… А шта ти мислиш о томе? Могуће. Да, хвала лепо! Ако сазнајеш још нешто, обавезно ми јави. Лаку ноћ.

Она убрала телефон от уха, положила на подоконник и еще некоторое время смотрела в окно.

– Я думала, ты спишь, Марк.

– Ты знала, что я здесь?

– Не стоит оправдываться, я поняла, что ты не подслушивал, – Катрина повернулась от окна.

– Да, я не подслушивал, просто не сразу понял, что это твой голос. Знаешь, в последнее время мне снятся разные сны. Странные сны. В общем, это не важно, – отмахнулся я. Мне хотелось узнать, с кем и о чем она говорила, только я не мог спросить об этом впрямую.

– Что ты успел услышать? – спросила Катрина.

– Ничего, – поспешно заверил ее я и почувствовал на себе ее недовольный взгляд. – В смысле, я ничего не понял. Ты говорила не по-русски.

– По-сербски. Мне нужно лучше понять Вайнера, чтобы найти спрятанное им открытие. Например, в его квартире я видела справочные тома по темам, не свойственным для интересов физиков. Шумеро-аккадская мифология, праиндоевропейские политеистические культы. Вчера я просила человека, который порой помогает мне, узнать кое-что о мифах, которыми вдохновлялся Вайнер. Я-то немного знаю об этом, но у него больше ресурсов, поэтому его информация важное дополнение к моим познаниям. Он уже рассказал несколько интересных вещей. Присядь, это достаточно долгий разговор.

– Ты со мной поделишься? – удивленно спросил я, садясь на кресло возле входа.

– Ты разве не хочешь?

– Мне очень интересно, просто это неожиданно. Я думал, я не должен знать.

– Это так. Но я хочу тебе рассказать.

Я еще некоторое время молча пребывал в недоумении.

– То есть, информация не будет стоить мне жизни? – уточнил я.

Катрина смерила меня взглядом и удобно устроилась на диване.

– Нет, Марк, не беспокойся. Итак, Вайнер проявлял интерес к древним космогоническим мифам о ключе от мира. Милорош, мой друг, нашел упоминания об одном из самых ранних из них. Мифе, посвященном Ключу Аниширы, согласно которому вместе с миром был создан и ключ к нему. Описание этого мифа наиболее полным образом встречается в работе, написанной французским компаративистом XX века, в которой исследовалось существование в протоиндоевропейском обществе редкой мифологемы Аниширы, лишь косвенным образом упоминающейся у нескольких древних источников. Насколько удалось узнать французскому ученому, в мифе говорилось о том, что Ключ впускает своего обладателя в полуночный луч Луны, и оттуда обладатель Ключа, получивший невиданную силу, может влиять на все, что пожелает изменить, но только раз. После чего Анишира – Живущая под древом – заберет у обладателя Ключа что-то взамен. Сейчас Анишира может встречаться под разными именами, но отследить ее практически невозможно, так как это редкий персонаж протоиндоевропейских мифов, существование которого как отдельной личности другими исследователями ставится под сомнение. Другой источник гласит: «Получивший Ключи от мира обретет власть изменить любое мгновение своего бытия». Однако подобная возможность дается всего один раз. Использовав шанс изменить свою жизнь однажды, этот человек больше никогда не сможет воспользоваться могуществом Ключа. Иными словами, такой Ключ позволяет изменить не все вокруг, а только лишь собственную судьбу. Какими бы странными эти сказания ни были, они будут мне полезны, ведь профессор Вайнер возродил то, что было забыто, и открыл нечто, что никогда прежде не было известно.

– А кто это Анишира?

– Анишира – что-то вроде хранителя Ключа. Эдакая надсмотрщица, следящая за владельцами Ключа. Это не важно, Марк. Если даже она и имела реальный прототип, то за много веков до нас. Или, в крайнем случае, обитает где-нибудь в изгнании. Как многие отверженные.

После этих слов я еще некоторое время недоуменно молчал и ждал, что Катрина расскажет еще какой-нибудь миф об Анишире, но она предположила даже, что Анишира реальна. И атмосфера разговора сразу неуловимо изменилась для меня. В этой давящей темноте стало неуютно. Надеюсь, предположение Катрины останется неподтвержденным предположением.

– И ты думаешь, найденное профессором знание может дать такое же могущество?

– Может. Но лично мне не нужна вся власть, кроющаяся за формулами и законами, которые описывают ее свойства. Остается только найти открытие. Это большая ответственность перед моим кланом. И большая выгода для меня.

– Милорош тоже вампир?

Ее глаза блеснули из темноты.

– Нет, Марк, Милорош не вампир.

– А как вы познакомились?

– Он не вампир, это все, что я позволяю тебе знать об этом. Мы говорим не о Милороше, Марк, – аккуратно поправила меня Катрина. – Миф, которым увлекался Вайнер во время своих трудов. Вот предмет обсуждения, не забывай.

– Хорошо. Значит, мне по-прежнему нельзя знать, зачем твоему клану это открытие?

– Безусловно. Даже сообщество подобных мне не ведает о том, что я ищу число начала и для чего.

– Почему? – непонимающе всмотрелся я в темноту, где сидела наемница.

– Мало кто из других семей обладает возможностями решать подобные вопросы. А те немногие, кто способен, скептически отнеслись к трудам Вайнера и не сочли, что начало, которое нашел Вайнер, это тот самый путь, на который все они так надеются. У нас тоже есть своя мифология, и мнения относительно открытия Вайнера разошлись.

– А что думаешь ты?

– Если бы моя вера в их идеи была так же крепка, я бы тоже полагалась на подобные надежды. Но, преследуя общие цели, я трезво смотрю на их мечты. Посмотрим, к чему все приведет.

– Твои слова меня интригуют все больше. Боюсь не удержаться от неосторожных расспросов, – я поднялся с кресла. – Спокойной ночи.

– Спи спокойно, Марк, и приятных сновидений.

Я вернулся в спальню и упал на кровать.

Мысли о Катрине прогоняли всякий сон. Порой мне бы хотелось стать ближе, чтобы узнать о Катрине больше. Чтобы когда-нибудь разглядеть в ней человека.

Но она никогда не подпустит меня так близко, и боюсь, никогда не отпустит далеко.

И все же, я хочу верить, что, как бы сильно она не отличалась от людей, в ней есть что-то, что держит ее, не дает до конца потеряться в том мире, который окружает ее теперь. Я видел это в ее глазах. Необычайно красивую искорку. Это была не броская ледяная красота вампира, а нечто человеческое. Нечто такое, чего существам из клуба Юрия никогда не обрести. Наверное, стоит оставить домыслы. То, что я еще жив, говорит само за себя.

Мои раздумья теперь обратились к природе вампиризма. Неужели Катрине нельзя помочь? Помочь стать человеком. За какие грехи она расплатилась такой ценой? И где тот, кто ее сделал такой? Может быть это Виктор?

Еще долго я думал о Катрине, об абстрактных мифах и таких же научных открытиях, и переживал о том, что уже произошло. Мое тело стало тяжелее, и я почувствовал, словно проваливаюсь в кровать, в пространство, где обитают сны.

Не знаю, заснул я или нет, но в комнате что-то зазвучало, и меня обуял дикий ужас. Я открыл глаза и повернулся в сторону угла возле двери (оттуда и шел звук). По стене с глухим гулом взбирались дымящиеся угловатые черные ветви прямо из-под пола и разрастались по стене во все стороны. Вскрикнув, я соскочил с кровати подальше от этого кошмара. Упал на очень холодную поверхность. От все сильнее нарастающего ужаса я замер. Под рукой почувствовал камни. Огляделся. Крыша дома похожего на скалу. Вокруг ночь и низкий туман окутывают это место.

Я звал Марину. Кричал очень громко, но она так и не появлялась.

Издалека раздались громкие трещащие раскаты грома. Мне нужно во что бы то ни стало убежать отсюда как можно дальше.

Бросился со всех ног вдоль крыши. Справа и слева уже надвигалась ветвистая тьма. Куда более черная, чем ночь. Над головой грозно каркали какие-то черные твари наподобии ворон. Их огромные дырявые крылья поднимали сильный ветер. Я пытался отогнать их, но до них мне никак не дотянуться. Тогда я прибавил скорости, хотя бежать уже не было сил.

Черные ветви с рокотом ломали землю позади меня. Издалека несся звероподобный смех, теряясь в сотнях воющих стонов и рычаний, доносившихся из темноты, приближающейся все быстрее. Она уже нависла надо мной, уходя высоко в тусклое ночное небо.

Ветви стегали мои руки и ноги до тех пор, пока темнота окончательно не сомкнулась вокруг меня, словно гигантская морская волна. Я отмахивался от режущих мое тело ветвей, как вдруг правая рука полностью онемела и стала тяжелой. Посмотрел на нее и увидел что она больше не живая, целиком состоящая из серого пепла. Я не мог пошевелить ею! С пальцев капала кровь! Не моя кровь. Я начал было кричать, но не смог. Горло словно сжимали плотные веревки. Я не мог выдавить ни звука. Ветви мрака сжали мое тело, ноги подкосились, и я упал на землю.

Подо мной оказалась мокрая трава. Вокруг под ночным небом раскинулись холмы. Впереди раскидистое дерево, а за холмом лучится туманный свет. Это то место. Марина где-то здесь. Она рядом, я знаю. Но не вижу ее и не слышу.

Под деревом вырастал низкий старый памятник, и я стал ползти к нем. А когда я приблизился, то увидел, что это надгробье.

Тьма схлынула. Вокруг холма с деревом, оказывается, раскинулось кладбище. И я держу в руке розу. Я хотел бросить розу, когда понял, что надпись на надгробье гласит:

МАРК МЕЕРСОН

Меня сковал душащий ужас. Роза выпала из руки и когда приземлилась, земля под надгробьем шевельнулась, будто кто-то пытался выбраться оттуда.

Я резко сел в кровати. Это был всего лишь сон, но страх отходил медленно. С минуту я не мог привести дыхание в порядок. Потом тяжело откинулся на подушку.

Раньше мне никогда не снились кошмары три ночи подряд.

Небо за окном затянула тяжелая серая пучина. Двигались тучи медленно, что подтверждало ощущение их тяжести. Обедневшие ветки деревьев клонил ветер. Следов ночного морозца не осталось. На улице надвигался туман.

Начинался новый день. Вчерашний вечер из пленника превратил меня в соучастника. Прибежище и утешение я находил в надеждах о том, что все налаживается. И когда все закончится, Катрина найдет число, уедет и, надеюсь, как обещала, никогда не вернется, я в свою очередь свалю отсюда куда-нибудь подальше. Соберу вещи и уеду куда глаза глядят. В этом городе меня больше ничего не привлекает, не держит и лишь заставляет вспоминать о плохом.

Умываясь в ванной, я все время ловил изменившийся взгляд в зеркале. Отражение смотрело на меня одновременно оживленным и угнетенным ценой победы взглядом.

Я нанес пену на почти двухнедельную щетину и начал бриться, когда неожиданно почувствовал руку на своем плече и услышал голос Катрины, заставивший меня вздрогнуть:

– Кто такая Кристина Боголюбова?

Лезвие бритвы с жаром рассекло кожу шеи, но я не обратил на боль внимания, изумленный тем, что в зеркале видел только свое отражение в пустой ванной комнате. Оглянувшись к стоявшей почти вплотную позади меня тонкой темной фигуре наемницы, я вновь повернулся к зеркалу, но вопреки своим ожиданиям на этот раз увидел ее отражение.

– Почему ты спрашиваешь о ней? – спросил я.

Катрина подступила на шаг ближе, поднесла палец к моему порезу, из которого сочилась кровь и больно провела пальцем вдоль пореза, медленно собирая всю вытекшую кровь, затем вместо того чтобы облизать кровь, она смыла ее с пальца под струей воды из крана.

– Твой телефон звонит. На экране ее имя, – проследив за тем, как окрашенная кровью вода полностью стечет, наемница перевела глаза на меня.

Я попытался обойти Катрину, но она задержала меня и вопросительно подняла брови, верно получая удовольствие от игры с мышкой вроде меня.

– Ты не ответил, Марк.

– Разреши пройти, сейчас ведь перестанет звонить, – попросил я.

– А ты перезвонишь. Кто она?

– Кристина работает со мной в журнале. Она журналист. Теперь я могу ответить на звонок?

– Ступай.

Мобильный продолжал настойчиво звонить, когда я зашел в спальню. Я ответил на звонок.

– Почему ты так долго не снимал трубу? – послышался капризный голосок Кристины.

– Да тут… – я глянул на Катрину, остановившуюся в дверях, – в общем, не важно… Какие новости, Крис?

– Ой, тут целый мексиканский сериал! – увлеченно воскликнула Кристина.

– Что-то случилось?

– Ну конечно! Я была права! Во-первых, я позвонила этому Эрлиху Юрию Александровичу, редактору регионального отделения «Известий дня». Он, конечно, не Мария Андреевна, но мужик он все равно въедливый. Я как школьница перед ним отчитывалась, почему меня интересует статья Вольского, над каким именно материалом я работаю, но потом он все рассказал.

– Что рассказал?

– Рассказал, что Вольский продал свою статью в «Известия дня».

– То есть статья у Эрлиха? – перебил ее я.

– Ну да, но скоро ее сдадут в печать, сам понимаешь, у них каждую неделю тираж.

– Этого нельзя допустить, – тихо сказала Катрина.

– …я, понятное дело, саму статью не видела, но так поняла, что она про жизнь профессора… сейчас, подожди у меня записано. В общем, это биография старого ученого жившего еще во вторую мировую войну. Его зовут Александр Вайнер. Помнишь, я взяла у тебя папку с разными бумагами этого самого профессора Вайнера, когда мы были в квартире Вольского?

– Мне нужна эта статья, – тихо проговорила Катрина.

– Да, помню. Слушай, а дай адрес регионального отделения «Известий дня», – попросил я Кристину.

– А тебе-то зачем? – с недоверием спросила Кристина.

– Кристина, ну…

– Поняла, ты мне не скажешь, да? Хорошо, но ты же понимаешь, что наш журнал теперь никакого отношения к этой статье не имеет? Не знаю, что у тебя на уме, может это связано с какой-то мужской солидарностью. Хочешь прочитать статью, дождись свежего номера «Известий дня». Эрлих на пушечный выстрел никого не подпустит к своим материалам, пока они не появятся в газете в уже опубликованном варианте. И разве тебе не все равно? Ты был так подавлен своим горем, что я подумала, на дела Вольского тебе плевать.

– Про адрес не забудь, – напомнил я.

– Только я тебе не говорила, что статья у Эрлиха, – предупредила Боголюбова.

– Само собой.

Кристина какое-то время искала адрес, потом продиктовала его мне. Она, конечно, намеревалась еще много чего порассказать, но я по ее легкомысленной интонации догадался, что ничего существенного больше не узнаю, наскоро попрощался и закончил разговор.

С минуту мы с Катриной молча смотрели друг на друга, понимая, что в деле наметился прорыв.

– Это единственная возможность на данный момент, – сообщила наемница.

– Но как я понял, в статье ничего не говорится о числе начала.

– Это не важно. Если это биография Вайнера, в ней я смогу найти упоминания о людях, которые подходят мне в качестве тех, кому бы Вайнер доверил хранение такого открытия, – рассудила Катрина. – Их нужно разыскать любой ценой. Ты тоже заинтересован. Найдя близких Вайнера, я не стану тебя держать.

Я посмотрел на часы в мобильном.

– До вечера еще несколько часов.

– Сегодня мы выедем раньше. На улице пасмурно, скоро город утонет в тумане. Все это дает мне редкостное преимущество.

К концу дня, который Катрина провела в молчаливом ожидании, она взяла со спинки дивана свой плащ и, поторопив меня, скрылась на лестнице.

Я вышел почти следом, прикрыл незапирающуюся дверь и спустился во двор. Она ждала меня в машине, поглядывая в окно слева. Черные солнцезащитные очки скрывали ее глаза и подчеркивали изящную красоту черт ее белого лица.

Когда я сел в машину, мотор Элеанор привычно заголосил, и Форд-Мустанг тронулся с места.

Затуманенные улицы моего района проносились за стеклом все быстрее и быстрее.

– С чего это девушка, звонившая тебе, интересовалась статьей и ездила к редактору газеты «Известия дня»? Тебе не известно часом?

Тон ее голоса предполагал, что Катрина начинала обо всем догадываться.

– Известно, – признал я.

– А почему мне об этом до сих пор ничего не известно?

– Я не хотел, чтобы с Кристиной что-то случилось. Какая теперь разница, мы едем за статьей. Все равно все по-твоему, только так Кристина о тебе даже не подозревает. Все сложилось очень даже удачно.

– Ты должен мне все рассказывать. Независимо от своих раздумий на этот счет. Исполнители иллюминатов, надеюсь, ничего не знали об этой девушке?

– Они видели ее со мной, когда мы с ней ездили за статьей в квартиру Вольского. Послушай, она ни в чем не замешана. Поверь. Наверное, она и мехов настоящих не носит, и мясо не ест. Мы только съездили в квартиру Вольского, она собирала материал по поручению нашего журнала, а я хотел поместить последнюю статью Вольского в готовящийся номер. Стромнилов и Ленский все перерыли дома у Вольского и знали, что ничего важного там нет. Так что Кристина чиста.

– Я спросила про исполнителей, потому как человек в загородном доме в чем-то лгал мне. Я чувствовала дух его тонкой лжи. Но в чем он врал, не знаю, поскольку он намеренно не касался того, что хотел скрыть за претенциозной болтовней старого иллюмината. Возможно, мы едва успели. Возможно, число Вайнера они почти нашли. Я не подозреваю твою подругу из журнала. Но я воздержусь от преждевременных заключений. Объяснение лжи куратора должно существовать. Всегда нужно учитывать нечто, что не попало в поле зрения. Предполагать самый неблагоприятный ход событий, чтобы выжить.

Я внимательно посмотрел на Катрину. В черных линзах ее очков проплывали отражения и блики. Я догадывался, какой взгляд хранят скрытые от меня глаза вампира. Ей и самой сложно неизменно выживать из года в год, из десятилетия в десятилетие.

– Тяжело, наверное, постоянно выживать, а не жить, да?

– Не знаю, – уловившая интонацию моего вопроса, холодно отозвалась Катрина.

Разговор мог зайти о ее жизни, и ей это не нравилось. Я не стал продолжать. Жестоко по отношению к ней говорить о том, как хорошо быть человеком. Может, она хотела бы быть нормальной, но не имеет такой возможности.

Туман сгущается. Элеанор проехала мимо старинных кирх и остановилась в центральном районе, в месте, когда-то называвшемся Амелинау, к востоку от старой площади Луизенплац возле тесного высокого здания, в котором располагалась редакция газеты «Известия дня».

Катрина уже хотела выйти, потом обернулась ко мне и задержала на мне взгляд, который я мог только чувствовать сквозь ее очки:

– Говорить буду я.

Она вышла из автомобиля, приподняла голову и втянула холодный воздух, еще хранящий запах дня. Зорко оглядевшись и уверившись, что за нами никто не следит, направилась в здание вместе со мной. Мы прошли к лестнице мимо долговязого вахтера. На третьем этаже Катрина повела рукой в сторону оббитых дерматином дверей, рядом с которыми на стене поблескивала золоченая табличка «Газета „Известия дня“»:

– А вот и редакция.

И в этом жесте я уловил своеобразную радость предвкушения успеха.

Мы вошли и двинулись по пустому коридору без окон, наполнившемуся звуком наших шагов. В этом темном помещении Катрина сняла очки. Нам наперерез из одной из дверей справа выскочила шатенка с большими золотыми серьгами-кольцами, погруженная в чтение листов помещенных в папку. Катрина ловко обогнула ее, а я задел, и папка чуть не выпала у девушки из рук.

– Простите, – я придержал падающую папку.

– Ой, это вы простите, – сказала девушка, только сейчас заметив меня и удаляющуюся вдоль по коридору Катрину, – А я раньше вас не видела здесь. Вы по объявлению? Тогда вам нужно… – она потянулась пальчиком в сторону одной из дверей позади меня, и папка в ее руке снова начала крениться.

– Нет, я к Эрлиху.

– Ой, он сегодня не в настроении, – с глубоким сожалением произнесла девушка.

Я посмотрел вслед Катрине, скрывшейся за белыми дверями в конце коридора.

– Мне туда? – я указал в ту же сторону.

– Да-да, – покивала девушка и, продолжив чтение, забрела в кабинет слева.

Сразу за белыми дверями располагалась приемная. Секретарше, погруженной в работу за компьютером, я сказал, что я вместе с девушкой только что зашедшей к Юрию Александровичу.

Когда я вошел в светлый кабинет Эрлиха, увидел его взметнувшийся на меня цепкий взгляд светлых водянистых глаз поверх очков в роговой оправе.

– …Это, как раз, он и есть, – сказала Катрина и присела на край стола седовласого редактора.

– Фотограф, работавший с Вольским? – уточнил Юрий Александрович, не сводя с меня глаз.

– Да.

Эрлих, терпеливо сносивший давление, точно смерть нависающей над ним Катрины, вздохнул и посмотрел в край своего стола, раздумывая над разговором, начало которого я определенно пропустил.

– Ну я не понимаю! – потряс руками он. – Вы, может, попытаетесь объяснить, зачем мне отдавать вам статью, за которую я заплатил деньги? И не малые деньги.

– Это не так, – спокойно произнесла Катрина. – Мне известно, сколько вы заплатили за статью.

– Да Боже мой, откуда? – почти взревел Эрлих.

– Я не намереваюсь вас обворовывать. Заключим сделку. Я могу перекупить статью.

– За сколько? – уцепился за эту возможность редактор.

– А сколько требует ваша алчность? – монотонно поинтересовалась Катрина.

Эрлих задохнулся от возмущения, но не смог выдавить из себя никакого возражения. Наемница же, словно ставя психологический эксперимент, с любопытством ожидала ответ.

– Ну, допустим три тысячи, – сказал он так, словно поймал Катрину на нелепой краже, и теперь смотрел на нее испытывающе.

– А ведь вы могли назвать любую цену, – бросила она. – Ну что ж! Марк…

– Да? – отозвался я.

– Отдай Юрию Александровичу его деньги, – попросила Катрина, уперевшись взглядом в Эрлиха.

– Прости, что? – ошарашено переспросил я.

– У меня нет наличных, – объяснила Катрина. – Закончились все еще неделю назад. Я тебе потом восполню все траты, которые ты понес.