Текст книги "Катрина: Число начала"

Катрина безучастно озирала окрестности. Ее нисколько не удручало это тихое унылое место.

– Как-то не похоже это все на психиатрическую лечебницу, – сказал я, поглядывая в сторону старика садовника, как бы случайно переместившего место своей деятельности поближе к нам. – Я имею ввиду архитектуру этого здания, его высоту, его убранство. Скорее на частное владение, перешедшее Советскому Союзу.

– Возможно, ты прав. Похоже на аббатство. На некоторых окнах сохранились витражи. Правда, не разглядеть, что на них изображено из-за дикого винограда.

– Почему они не открывают?

– Придется подождать, – Катрина остановила свое внимание на садовнике. – Вот он многое мог бы рассказать нам об истории этого дома, если бы нам было интересно послушать.

Садовник не выдержал долгого внимания Катрины и, повернувшись к нам спиной, продолжил грести листья в одну из общих куч, удаляясь все дальше к месту, где он работал до нашего приезда. Там как раз лежало много опавших листьев.

С лязгом открылся металлический щиток окошка в левой двери, и из темного пространства за дверью послышался глухой старческий голос, принадлежащий ни то мужчине, ни то женщине привратнику:

– Вы к кому пришли?

Катрина подошла к двери.

– К Эдуарду Вайнеру.

– Вы записаны? – донеслось из окошка.

– Нет.

– Записываться надо заранее. Приемные часы закончились.

– Мы издалека приехали, – притворилась Катрина, – не знали порядков, нам очень нужно повидать Эдуарда, – произнесла она ангельским извиняющимся голосом.

Привратник помолчал.

– Ну, хорошо, – в ответ раздалось за дверью, – паспорт или другие документы, подтверждающие вашу личность, есть? Записать-то вас как-нибудь надо.

Катрина повернулась ко мне. Я похлопал себя по карманам и вынул удостоверение работника прессы и протянул его к темному окошку. Оттуда вылезла толстая рука с неряшливыми ногтями и, схватив мое удостоверение, затянулась обратно в темноту. Окошко с громким лязгом закрылось.

Через десять минут ожиданий я начал сомневаться в том, что свое удостоверение я отдал работнику этого заведения, а не его пациенту. Впрочем, вскоре я начал опасаться, что дал свое удостоверение именно работнику лечебницы и в это время меня втайне оформляют на лечение.

Катрина, проявляя отменную выдержку, спокойно ждала, когда нас впустят, оперевшись спиной на соседнюю створку двери без окошка. Я же утомленно бродил по тротуару взад и вперед у подножья лестницы.

И только еще через десять минут раздался лязг, потом скрежет, железный щелчок, словно соскочила какая-то пружина, и массивная дверь открылась. Над проемом натянулась стальная цепь, не давая двери идти дальше. Я взбежал на крыльцо и остановился, увидев, как выцветший пегий плиточный пол внутри съедала густая темнота. Никто так и не вышел на свет.

– Чего смотришь-то, парень, – раздался голос привратника из мрака, – удостоверение свое забери.

Я насторожено косонул на Катрину, без промедлений вошедшую в кажущуюся неспокойной темноту здания, и зашел вслед за ней. Наемница взяла у кого-то, стоящего во мраке, мое удостоверение и бросила его мне. Я поймал и спрятал обратно во внутренний карман куртки.

Дверь за нами, громко хлопнув, закрылась, прогремели замки, и низкое существо в белом халате, бравшее у меня удостоверение, не сказав ни слова, стало удаляться, шаркая стоптанными туфлями.

Когда глаза привыкли, удалось разглядеть помещение. Я и Катрина стояли в большом холле, углы которого съедала темнота. Высоко под потолком горела всего одна люминесцентная лампа, дающая слабый зеленоватый свет. Впереди на противоположной стене виднелись серые прямоугольники высоких мутных окон, застланных снаружи диким виноградом. Справа и слева располагались выходы в правое и левое крыло дома. Возле дверей в правое крыло негромко разговаривали щуплый пожилой охранник и высокий коротко стриженый санитар с бычьей шеей в белой медицинской униформе. Казалось, они только шевелят губами. Даже позвякивание связкой ключей санитара лишь украдкой доносилось до нас сквозь простор холла.

– Как у них здесь все медленно, правда?

Катрина не ответила. Она изучала помещение. Темные очки наемница так и не сняла.

От созерцания меня отвлек властный женский голос, принадлежащий высокой даме в медицинском халате и с осветленными завитками волос. Ее губы были накрашены кроваво-красной помадой, при зеленоватом полумраке этого помещения казавшиеся коричневыми. Лицо было мясистым и очень бледным.

– Вы к Эдуарду Вайнеру? – повторила она вопрос.

– Верно, – первой отреагировала Катрина, – мы уже говорили об этом пожилой женщине, что впустила нас.

– Я так и подумала, – рассеянно покивала врач, внимательно разглядывая нас.

– А вы кто? – спросила Катрина.

– Разумеется, лечащий врач. Ольга Сергеевна. Вообще-то мы не пропускаем посетителей без предварительной записи. Я это сделала в порядке исключения. Разумеется, не ради вас, а исключительно в интересах мальчика. Уверена, вам должно быть известно, что у него такое горе…

– Простите, – вклинился я в поток ее слов, обещавший закончиться не скоро, – о каком мальчике идет речь?

Она посмотрела на меня с претензией:

– О каком мальчике идет речь? Конечно об Эдуарде. Вы что, молодой человек, не знаете, кого пришли проведать?

Она вдохнула полной грудью, готовясь продолжить, но Катрина, перебив, начальственно спросила ее:

– Где Эдуард Вайнер?

– Вас проводит Рома, санитар. Кстати, милочка, вы заметили, что забыли снять солнцезащитные очки, зайдя в помещение?

– Кто сказал вам, что я забыла?

– Но у нас не ходят без причины в темных очках в помещении. Вы же видите, как у нас темно?

– И кто же вам виноват, что здесь темно? – иронично произнесла Катрина и продолжила властно: – Довольно говорить обо мне. У вас достаточно пациентов, мы не будем отвлекать вас от работы, – она обошла врача вокруг и обратилась к санитару: – Вы Рома?

– Да, это он, – за спиной у Катрины отозвалась врач. – Рома, проводи этих посетителей к пациенту. К Эдуарду Вайнеру.

Санитар лениво убрал связку ключей себе на пояс и направился в нашу сторону.

– К Вайнеру? Давно к нему никто не приходил, – он заинтересованным взглядом окинул Катрину с головы до ног и, видимо, почувствовав ее ледяное негодование, перевел глаза на меня. – Ну, пойдемте.

– Рома, если что, я в своем кабинете, – сказала врач и направилась в левое крыло.

Санитар провел нас через двери, ведущие в правое крыло, сразу за которыми вздымалась длинная постоянно поворачивающая и огибающая стены лестница. Когда он начал подниматься по ступенькам, я глянул вдоль коридора. Возле одной из палат коренастый доктор с проседью в волосах, с недоумением смотрел на своего худющего пациента неопределенного возраста в сером халате, который схватился за его руку и, поглядывая в нашу сторону, что-то в тихом исступлении шептал своему доктору. Тот пытался унять тревоги больного, но пациент все настойчивее шептал, показывал руками в нашу сторону и тянул доктора подальше вглубь коридора.

Я нагнал Катрину и санитара когда они сворачивали выше по лестнице на втором этаже. Из коридоров второго этажа раздались вопли сразу нескольких пациентов: «Она здесь! О Боже!», «Она тянет за собой их!», «Доктор! Доктор, помогите! Нечистая здесь! Нееет!», «Не пускайте ее к нам!», «Она пришла за всеми нами!», «ТВАРЬ!», «…Явилась!».

– У вас тут совсем неспокойно, – равнодушно обронила Катрина.

Рома повернулся к нам:

– Да не обращайте внимания, – сказал он, продолжая подниматься. – Нечто подобное здесь постоянно. Один пациент начинает, все остальные подхватывают, и начинается концерт. Эх, люблю я здесь дежурить! Ночью в стенах лечебницы все утихают, становится спокойно. Кажется, что все разом выздоровели, но они, конечно, просто засыпают. Кроме…

Санитар замолк, когда подобные крики начались и на третьем этаже, мимо которого мы проходили в данный момент.

– Кроме кого? – спросил я.

– Кроме вашего.

– Эдуарда?

– Ага, кроме Вайнера. Этот, – просто усмехнулся Рома, – находка для психиатра. Ольга Сергеевна говорит, что Эдуард бормочет не просто так, как все раньше думали, а для него это что-то значит.

– То есть как, бормочет? – скривился я, услышав очередные крики пациентов с четвертого этажа, куда мы и свернули.

На четвертом этаже оказалось светлее всего. Кожаный плащ Катрины снова заиграл бликами, она изящным легким мановением руки надвинула очки повыше на глаза. Возле лестницы за столом в узкой дежурной комнатке скучая, сидела кудрявая медсестра лет тридцати. Ее нисколько не волновали внезапно начавшиеся крики пациентов.

– В последнее время Эдуард ни с кем не разговаривает нормальным языком. Только шепчет да подвывает что-то несвязное, похожее на непонятные оскорбления. Недавно у него был срыв. Вряд ли вам удастся с ним поговорить. Хотя, кто знает… – пожал плечами санитар.

Мы прошли по коридору вдоль окон, уходящих по левой стене коридора до самого конца.

– Здесь палаты заканчиваются, – сообщил Рома, – Эдуарду очень идет на пользу изолятор. Ему нравится тишина и пустота изолятора. После него Эдуард становится послушным, веселым и спокойным. А спокойствие, наверное, это самое важное для наших пациентов. Сегодня, правда, его возвращают в палату, но он еще недели две будет очень рад всему. Здесь на четвертом этаже содержатся только очень сложные пациенты, но Эдуард почти всегда наименее буйный.

Я обратил внимание на то, что санитар в основном обращается к Катрине, и усмехнулся.

Крики стихли вскоре после того, как мы прошли дальше по коридору. Мы остановились возле железной двери с таким же, как на входе окошком с закрывающейся дверцей. Рома снял с ремня связку ключей и со скучающим видом начал искать нужный ключ. Он провозился пару минут, потом отпер замок, но дверь не открыл.

– У вас максимум десять минут, – деловито сказал он.

– Мы что, в тюрьме? – с насмешкой подняла брови Катрина. – Сколько пожелаю, столько там и пробуду.

Санитар нерешительно нахмурился, в раздумьях посмотрел в окно и, приблизившись к Катрине на полшага, тихо проговорил:

– Ну, хорошо. Пятнадцать. Не больше.

– Посмотрим… – Катрина повернулась ко мне. – Марк, я сама поговорю с Эдуардом. Ты же подождешь?

– Так, стоп! – вмешался Рома. – Во-первых, не сама, а в моем присутствии. Во-вторых, раз пришли вместе, вместе и навещайте пациента. Нечего тут по коридорам шастать.

Катрина невозмутимо вздохнула, помедлила, потом опустила голову и сняла очки, а когда подняла глаза на санитара, ее роговицы разгорелись, стали желтыми, обведенными яркими черными кольцами.

Катрина схватила санитара за левое запястье, я вздрогнул, а она, похрипывая, произнесла:

– Слушай меня!

Санитар тут же сделался каким-то вялым и теперь неотрывно смотрел Катрине прямо в глаза.

– Ты будешь делать все так, как скажу я, – с яростью смотря Роме в его опустевшие глаза, продолжила Катрина. – Любое мое слово для тебя непреступный закон. Марк и ты останетесь здесь вопреки правилам этого заведения. Я зайду одна. Понял меня?

– Да.

Катрина убрала очки во внутренний карман и сильно хлопнула Рому ладонью по его широкой шее.

– Очнись, – сказала она, и ее глаза стали обычного синего цвета. – Впусти меня к нему.

Санитар открыл массивную дверь в темное помещение изолятора. Внутри было настолько темно, что мне показалось, там пустота.

– Я постараюсь недолго, – повернулась ко мне Катрина, потом вдруг мягко улыбнулась мне и зашла в темноту, растаяв в ней, как те призрачные машины сегодня в тумане.

Глава 16. «…Боюсь они услышат нас…»

Так, может быть, заживо схороненный в гробу и проснувшийся в нем, колотит в свою крышку и силиться сбросить ее, хотя, разумеется, рассудок мог бы убедить его, что все его усилия останутся тщетными.

Ф. М. Достоевский

Когда дверь за Катриной захлопнулась, и замок выпустил свой затвор, заперев вампира одну наедине с умалишенным в небольшой комнате без ламп, а только с маленьким окошком под самым потолком, леди Катрина вздохнула с облегчением. Ей больше не нужно присматривать за фотографом. Опасность миновала. Никто, кроме ее друга Виктора Вормана не знает, где она и Марк. К тому же в эту лечебницу, не так легко попасть, если не знать, что здесь искать.

Сейчас наемница стала собой. Эта Катрина отличалась от Катрины, везде таскающей за собой фотографа из журнала «Интересная Жизнь». Когда отзвучали щелчки и лязг запирающегося замка, Катрина почувствовала, что может больше не пытаться быть человеком, не сдерживать себя настолько же, насколько сдерживает в присутствии Марка. Она вдруг поняла, что все последнее время неосознанно пыталась быть лучше.

Но эти мысли проскочили в ее сознании очень быстро и закончились, не успев оставить отчетливый след, и наемница решила отложить все прочие раздумья подходящего времени. А пока ее ждал долгожданный разговор. Тот разговор, который она надеялась, состоится с профессором Александром Вайнером. Разговор, приводящий ее к чертогу устремлений ее отца. Порой его цели вынуждали Катрину принимать их как свои. Но в этот раз слова Марка что-то стронули внутри навеки дремлющего сердца наемницы. Теперь она жаждала найти Ключ Всесущего, потому что это касалось не только интересов всего сообщества Лордоков, но и ее самой. Великие цели отца больно врезались в неожиданно пробудившиеся мечты дочери. И ей предстояло совершить невероятно сложный выбор и принять на себя ответственность, за которой таится масса опасностей.

Если Начало Вайнера соответствовало сакральному артефакту из мифологии вампиров, то у Катрины будет лишь один шанс решить: забыть свое прошлое, свое имя, свое происхождение и суть и попытаться обрести нечто противоположное, так пленяющее ее сердце; или же отдать свои грезы в жертву Лордокам, ради обречения смертных на порабощение. Ведь если Начало Вайнера имеет такое могущество, какое описано в книге пророчеств Тентел, то восхождение эры властвования Лордоков на земле целиком и полностью лежит в руках Катрины.

Все ее близкие, все, кто миновал эпохи вместе с ней и окружал ее вопреки течению веков, надеются на нее. Лордоки будут безмерно обязаны за то, что она подарит им их мечту, отказавшись даже от попытки воплотить свою собственную. Как дочь своего отца, она не может предать их надежды.

Катрина утомленно прикрыла глаза, зная, что от некоторых вещей, как от подобного выбора, рано или поздно предстанущего перед ней, не уйти и не спрятаться. Сколь сильно бы ей того ни хотелось. Но сейчас, у нее было дело, которое в любом случае нужно закончить.

Она сделала шаг в сторону пятна тусклого света, падающего от окошка под потолком, и посмотрела в темноту одного из углов комнаты, утопающих во мраке. Она безошибочно выбрала именно этот угол, зная, что Эдуард Вайнер сидит и прячется там. Именно в том углу билось человеческое сердце.

Из угла донесся нерешительный срывающийся голос подростка, а не тридцатидвухлетнего мужчины, коим являлся Эдуард.

– Повтори, – нахмурив брови, произнесла Катрина на своем родном языке «лордоке», посчитав бормотание Эдуарда похожим на приветствие слугой высокопоставленного вампира.

– Здравствуйте, моя госпожа, – донеслось нерешительное скуление из угла.

– Откуда знаешь ты лордок, язык Лордоков? – недоуменно спросила наемница, плавно приблизившись еще на несколько шагов к больному.

– Простите, если я, как мерзкий смертный, показался Вам невежественным, обратившись к Вам, моя госпожа, на Вашем языке без позволения, но я не обычный смертный, а слуга. Не осудите меня за то, что нету больше сил сносить отвратительное карканье этих бренных живых, – с почтением проскулил Эдуард.

– Ты не ответил на мой вопрос. Откуда тебе известен мой язык? И, в конце концов, я не могу не спросить тебя, чей ты слуга?

– Я раньше работал в подчинении у моего уважаемого хозяина, Юрия Сырбу. Господин меня и обучил языку Вечных. Это было уже давно. Он пожелал, чтобы даже его смертные слуги разговаривали на его языке. Он обещал меня повысить.

Катрина усмехнулась. Юрий – хозяин? Какая нелепость. Впрочем, нелепость, достойная этого жалкого торговца оружием, наркотиками, информацией и по совместительству владельца клуба «Валахия», когда-то отлученного от семьи Вормана за продажу секретов клана.

Заполучив слугу, Юрий, конечно, тешил свое самолюбие, возвышаясь в собственных глазах над начинающим сходить с ума Эдуардом. Смешно, но жалкий льстец и патологический предатель Юрий, очевидно, мог возвыситься только над умалишенными.

Теперь многое прояснилось. Вот где пропадал ночами Эдуард. Вот почему в статье Вольского упоминалось, как Эдуард вроде бы шел на поправку и начал следить за собой, а в глазах огонек разрастающегося безумия светил все ярче. Юрий просто приказывал Эдуарду следить за собой, чтобы не распугать посетителей своего клуба.

– Я знал, госпожа, что Вы придете, – пробормотал себе под нос Эдуард. – Знал, что не оставите меня. Мне здесь не плохо, просто рядом с великими созданиями гораздо лучше.

– Я пришла не за тобой, – сухо отозвалась Катрина.

– Как моей госпоже будет угодно.

– Я пришла узнать у тебя про работу профессора Александра Вайнера…

– О-о-о, да-да-да, – донеслось из темного угла. – Вы вовремя пришли госпожа, только боюсь, они услышат нас.

– Они? Кто «они»?

– Они не плохие, не бойтесь, госпожа. Просто они очень строгие… Ну правильно! Они же много знают! – вдруг перебил он сам себя. – Они не хотят, чтобы я кому-то о них рассказывал.

– Но мне же можно? – лукаво спросила Катрина.

– Вам? – растерянно спросил Эдуард, – Безусловно, Вам можно рассказывать все! Я бы с радостью Вам все рассказал о них, если бы было можно.

– Не морочь мне голову, Вайнер! – сдержанно прошипела Катрина. – Кто такие эти «они»? Они работают в больнице или…

– Простите, что перебиваю, но как Вы могли подумать, что я буду слушать этих жалких людей, что работают в этом мерзком заведении? Конечно они, это не люди, моя госпожа.

– Вампиры?

– Нет, моя госпожа.

Катрина задумалась.

– Обрáзные?

– Нет, моя госпожа. Ни в коем случае.

– Люди из тайного ордена?

– Люди? Нет, ни в коем случае.

– Ты можешь сказать, кто это, мать твою? – вспыхнула наемница. – Или ты так и будешь играть со мной…

– Нет-нет-нет, я не играю, простите! Я не играю с вами! Простите, госпожа! – заскулил Эдуард.

– Тогда говори сам! Что я из тебя каждое слово вынимаю!

Он нервно и часто задышал, продолжая жаться в своем углу.

– Их я никогда не видел, – виновато начал сумасшедший. – Они только разговаривают со мной, но не показываются. Приказывают, рассказывают, они до меня и донесли эту печальную новость. Я так тосковал за своим дядей. Они помогают мне. Но никогда не показываются, словно играя со мой. И все же одного из них мне удалось разглядеть по его неосторожности. Он прятался там, – Эдуард протянул руку из темноты своего угла и показал дрожащим бледным пальцем, испещренным глубокими морщинами, на стену слева от Катрины.

Наемница закатила глаза, поняв, что весь этот разговор про «них» был всего лишь бредом безрассудного. Но мгновение, когда ей стало неприятно после того, как Эдуард указал на стену рядом с ней, все же имело место. Ведь речь шла о непонятно ком.

– Он прятался в стене. Знаете, как мне сложно было его разглядеть? Когда он понял, что попался мне на глаза…

– Эдуард, мне это не интересно, – оборвала его Катрина, приблизившись к пятну света. – Число Начала Александра Вайнера. Вот, что мне нужно.

– Нет-нет-нет. Того, что вы ищите, не существует, моя госпожа. Число начала это не число, это предмет. А начало это место. Целый мир!

– Что ты еще придумал? Оно существует. Вы с профессором работали вместе, я знаю, и не стоит плести мне всякую чушь! Вайнер даже приходил к тебе за советами. Теперь никто кроме тебя не знает где Ключ.

– Ключ? Ах, вы пришли из-за ее ключа, – глубокомысленно протянул Эдуард из своего угла, – Конечно, Ключу нужен хозяин. Не дело, что он просто валяется замкнутый в большом куске старого камня, провонявшегося этими отвратительными страхами умалишенных.

– Что ты хочешь сказать? Ключ здесь? В «Красных Дубах»? – уточнила Катрина.

– Даже ближе, – с жаром прошептал Эдуард. – Он в моей комнате. Но нет-нет-нет… боюсь, они услышат нас…

Катрина поняла, что Эдуард нервно закачался в своем углу.

– Они не любили даже, когда я говорил со своим дядей о ее Ключе. Ой, что же это я! Все не перестану говорить о ее Ключе. Если они услышат, они придут. Я боюсь, они не злые, но я боюсь их. Они могут сделать очень плохо кому угодно! Даже мне доставалось, – он протянул обе руки на свет и закатил повыше рукава своей рубашки. – Вот! Вот, видите, моя госпожа, что они могут сделать даже со слугой лордока.

Кожа выше запястья на его руках была словно обожжена струями кипятка. Шрамы были четкие, узкие и сплетались в жутковатые узоры, уходя выше под рукава. Катрина внимательно посмотрела в точку в темноте, где изредка поблескивали жалкие глаза умалишенного.

Непонятно. Если эти «они» – всего лишь плод его больного воображения, то откуда шрамы? Положим, Вайнер сам нанес себе такие увечья, но чем? Раскаленным инструментом? Тогда, где он его раздобыл? И если ему удалось втайне от медперсонала провернуть такую сложную для пациента психиатрической лечебницы операцию, не мог же он не проронить ни звука, когда жег себя.

– Я боюсь за Вас, моя госпожа.

– Ты все время говоришь, что Ключ принадлежит «ей». Кому, «ей», Эдуард?

Сумасшедший тихо и хитро засмеялся в своей темноте:

– Профессор ее не видел, он только заглянул туда. Заглянул, но не вошел. Я тоже не заходил за горизонт событий. Но я ведь не простой смертный. Она почувствовала меня. И даже сквозь столь бесконечные антипространства и ментальные линзы, лежащие между нами, она иногда приходит в мои сны. Я ночью редко сплю, а вот днем…

– Так кто это? – начав терять терпение, требовательно спросила наемница.

– Она хозяйка Ключа. Настоящая хозяйка. Профессор добрался до таких величин, где фундаментальные понятия выстроились по определенному принципу, порядок которого определяло существование ранее неизвестного взаимодействия за пределами энергетического лимита, где поля подчиняются преобразованиям начала. Но когда профессор сделал ключ, он не мог понять, как им воспользоваться, ведь всю жизнь он считал, что ключ это величина, последовательность правильных формул, лежащих в основе законов преобразования и объясняющих найденную влияющую закономерность… Он думал, что выводит подтверждение связи, первичное звено, закономерное для каждого значения… но то, что получилось, немыслимо отличалось от представлений моего дяди о числе начала. Видите ли, он нашел несколько значений альфы – так он назвал неизвестную вне формул находящую свое обозначение как эпицентр преобразований, на которые указывали основные расчеты – но такого быть просто не могло. Положение плоскости менялось в зависимости от координат, а значения альфы получились выражены в векторах, единицах плотности, осях отклонения и некоторых параметральных системах. До определенного момента мы оба считали, что оказались в тупике. Если мы сделали ошибку, то для ее устранения нужно было понять, на каком этапе она была допущена, и выявить ее. Но потом мне все стало ясно. Мы считали не в той мерности, в которой требовала от нас сама природа ключа. Плотность могла бы соответствовать веществу, оси отклонения – градусам, как и остальные найденные значения – параметрам единого твердого тела, указания на упорядоченное атомное строение кристаллической решетки которого все время прятались перед глазами. Ушло некоторое время. Но не напрасно. Через девяносто три томительных дня поисков мы пришли к заключению, что величины, полученные нами ранее, могли соответствовать лишь характеристикам не встречающейся в природе сверхтвердой породы. Камня. Но оставались еще преломленные плоскости между более тысячи координат, лежащих вокруг оси в трехмерном пространстве в пределах известного энергетического лимита. Это была поверхность камня, ограненного специальным образом, имевшего определенную длину и ширину. Сами мы уже справиться не могли и втайне от университета привлекали к работе нескольких специалистов из других стран, не говоря им конкретно, над чем работаем. Каждый знал лишь часть. Никто из них никогда бы не догадался сам. Слишком широк был круг наук, требовавшихся, чтобы наши предположения подтвердились. Как осколки радуги в калейдоскопе, данные просто вертелись перед нашими глазами. Нужно было разобрать массу материала. И вот истина начала собираться воедино перед глазами сама собой. На меня снизошла благодать озарения! Скорости работы увеличились, несмотря на то, что меня поместили в эту жуткую несчастную дыру. Через время Александр пришел ко мне сюда и задал несколько вопросов, мучавших его. Вместе мы кое над чем разобрались, а после… После он сказал, что работа закончена. Работа закончена… – Эдуард тяжело вздохнул и замолчал, а внезапно начавшийся тихий смешок перебили следующие слова. – Но в реальности такой породы просто быть не могло! Такого химического соединения с организованным атомным строением, согласно первоначальным данным, полученным нами, не существует. Он начал пересчитывать все заново, а между тем объявил своим знакомым о том, что ему снова нужна их помощь. Он рассказал, какой камень его интересует, и попросил их поискать возможности искусственного воссоздания подобного соединения в лабораторных условиях. Через два месяца и два дня к Александру домой пришел человек, одетый во все черное, так и не снявший перчаток… Он говорил на немецком с сильным акцентом. Немецкий не был его родным языком, а русского он не знал. Человек предпочел не называться. Он сказал, что у него есть то, что нужно профессору. Да-да-да, камень! Он привез с собой кусок необычной твердой породы. Густого фиолетового цвета, как небо после захода солнца, когда лордоки поднимаются к жизни. Иностранец сказал, этот камень невероятно дорогой и достался ему слишком большой ценой, но объект поисков моего дяди стоит больших богатств, чем те, которые равны камню. Он отдал камень профессору во имя знаний, совершенно ничего не взяв взамен. Я думаю, он не в своем уме.

– Просто отдал? – скептически спросила Катрина.

– Отдал, сказав, что придет за конечным результатом. За Ключом.

– Что Александр Вайнер сделал с камнем?

– Исследовал, убедился, что это и вправду именно то, что мы искали! Отдал его на огранку в Петербуржской мастерской-лаборатории нового НИИ в соответствии с параметрами пересекающихся плоскостей. Так получился Ключ. Ее Ключ. Но боюсь, они услышат нас, – проскулил Эдуард, сразу же замолчав.

– Так чей же ключ? Чей ключ? Черт тебя возьми, Вайнер! Кто она такая, хозяйка Ключа? – с яростью прошипела Катрина, потеряв всяческое терпение, за ее полными губами поблескивали выросшие клыки.

– Нет-нет-нет, – послышались какие-то хлопки, судя по всему, Эдуард схватился за голову. – Простите, простите, но они близко! Я не могу сказать, правда, правда! Простите! – он уже почти ревел. — Я отдам Вам Ключ, только, пожалуйста… о, молю Вас госпожа, пожалуйста, не спрашивайте больше имен. Ни она, ни они не любят когда называют их имена! Прошу, милостивая моя…

– Хватит, Вайнер! Довольно сцен! Какая я тебе «милостивая»! – наемница сохраняла спокойный вид, но голос ее и тон уничтожали собеседника. – Где Ключ?

– Он в моей палате.

– Так… молодец… – поощрительно произнесла вампир. – Дальше.

– А палата на этом этаже.

– Номер палаты, Эдуард…

– На двери всегда пляшут четверки.

– Сколько их?

– Иногда пара, иногда больше. Цифры боятся «их», поэтому некоторые иногда убегают. Но в любом случае Вы должны прийти ко мне к полуночи.

– Должна? – с иронией спросила Катрина.

– Ну что Вы, я не это хотел сказать. Вы ничего не должны, моя госпожа. Я хотел сказать, что у Ключа своенравный характер. Он живет по правилам Вселенной, и потому у него свои циклы… Но боюсь, они услышат нас! – жалко протянул Эдуард и прибавил с новой интонацией, – однако рассказать-то надо! Просто страшно…

– Говори все.

– Ох, горе мне!.. – обреченно вздохнул он. – Ключ позволяет воспользоваться им только в период времени с полуночи до пятнадцати минут первого, в определенную фазу спектра… Это невероятная мощь. Если Вы не увидите, я не смогу объяснить точно… степень его квантового преломления настолько велика, что искривляет пространство в точке проекции на внешнюю плоскость удаленной от ключа по линии его оси, замыкая пространство в подобии гравитационного коллапса и образуя дверь наподобии сферы Шварцвальда, где горизонт событий находится дальше, чем можно было бы вообразить! Там и находится Начало, существование которого рассчитал мой дядя. Вы должны сами увидеть, как это действует. Поэтому я обязан показать Вам все, что знаю, – его голос сорвался, и Эдуард замолчал. – Видите ли, сегодня после шести часов вечера меня переводят обратно в палату. К полуночи у меня уже будет Ключ, приходите, и я все покажу и отдам его Вам, моя госпожа. Но все-все-все, боюсь, они услышат нас… Они не должны услышать…

– Почему все так просто? Почему ты отдаешь его мне? – почувствовав опасность подвоха, спросила Катрина. – Что ты еще не рассказал, о чем я должна знать?

– Нет, госпожа, я все Вам рассказал. Честно. Я не посмел бы рассчитывать на то, что мне удастся провести лордока.

Наемница чуть брезгливо скривилась.

– Как ты жалок, Вайнер.

Тот виновато смолчал, засуетился в своем углу, потом успокоился.

– Конечно, ведь я все же смертный, – обдумав ее слова, обреченно проскулил Эдуард.

Катрина еще долго молча смотрела на него холодным безразличным взглядом. Ей было бы все равно, даже если он начнет заживо сдирать с себя кожу. Она, возможно, только испытала бы легкое удовлетворение, наблюдая за этим.

– Если окажется, что ты наврал мне…

– Нет, госпожа! Нет… – перебив ее, сумасшедший метнулся из своего темного угла на свет к Катрине. Волосы его оказались довольно светлыми, клоками примятыми в разные стороны, худое и отекшее лицо было искажено гримасой умоляющего о помиловании раба. Он хотел вцепиться руками в ноги вампира, но она шагнула в сторону, и Эдуард упал на пол, скорчился, лежа на боку и тихо заревел, потом завыл, начав ударять кулаком в пол. – Прошу, поверьте!!! Госпожа моя, прошу…

– Перестань! – прорычала Катрина. – Перестань, а не то я сделаю так, что ты никогда не получишь повышения! И даже больше! По моему приказу Юрий разжалует тебя из слуг в обычные смертные!

Она сказала это, едва сдерживая смех.

Эдуард, зато, принял ее слова очень близко к сердцу. Он быстро сел на полу, подобрав к себе ноги, и как ребенок уставился на Катрину с невиновным непринужденным видом.