Текст книги "Патриарх Тушинского вора"

«…Алексей Михайлович… создав Монастырский приказ, лишил Церковь прав, принадлежащих ей…» [255] (с. 224–225).

Странно такое слышать о «Тишайшем». Однако ж если пристальнее взглянуть на его воспитателей, приставленных к нему замутившим всю нами вскрываемую историю Филаретом, то удивления сами собою отпадут:

«Кто воспитывал царевича, кто влиял на него? Во-первых, конечно, отец и дед, во-вторых, приставленные к нему наставники: Б.И. Морозов, затем Ф.М. Ртищев, затем духовник Стефан Вонефатьев – все это грекофилы, можно сказать антинациональны…» [253] (с. 295).

Но, на самом деле, воспитатели Алексея вовсе не были исключительно грекофилами. Вот что о них же сообщается в более поздние времена:

«К кругу латинников принадлежали достаточно влиятельные при дворе люди: …окольничий Федор Ртищев, свояк царя Борис Морозов…» [112] (с. 102).

Так что не были Ртищев и Морозов, что выясняется, никакими ни грекофилами, ни латиноманами. Все они, совместно с Филаретами – Иоасафо-Иосифами и Михаилами– Алексеями – Федорами, страдали единственной болезнью, и сегодня наиболее распространенной в правящих кругах – от Грефа до Чубайса – чужебесием.

«Придворные сторонники западной культуры, как Морозов и Ртищев, дорожа немцами… привечали греков и киевлян, как церковных учителей, и помогали Никонову предшественнику, патриарху Иосифу, который тоже держался обновительного направления вместе с царским духовником Стефаном Вонифатьевым…» [178] (с. 243).

Но и все уже столько раз оговоренные признаки обмирщения высших кругов того еще допетровского общества вновь всплывают на поверхность:

«Алексей Михайлович, воспитанный западником Морозовым, весьма интересовался виршеплетством, пытался и сам писать стихи (письмо Ромодановскому), и к тому же был любителем театра… В 1672 году он поручает Артамону Матвееву договориться об устройстве театра с немецкой слободой. Во главе дела стал пастор Иоганн Готфрид Грегори, который начал театральные представления в этом же году в летней резиденции царя, в селе Преображенском» [149] (с. 141).

А ведь за подобные-то штучки, да по правилам св. 6-го Константинопольского Собора, что проходил в городе Труле, вот что нашему этому якобы «святоше», якобы чемпиону мира по отбиванию поклонов (якобы по тысяче кряду), полагается. Правило за № 81 гласит:

«Святый Вселенский собор сей совершенно возбраняет быти смехотворцам, и их зрелищам, такожде и зрелища звериные творити и плясания на позорищи. Аще же кто настоящее правило презрит, и предастся которому либо из сих возбраненных увеселений: то клирик да будет извержен из клира, а мирянин да будет отлучен…» [171] (с. 104).

Но не только где-то еще на отшибе за немецкой слободой баловался западническими поветриями, за что должен был подвергнуться отлучению от Церкви, наш якобы самый набожный на Руси правитель. Но уже и в самом центре Москвы, в самом Кремле, обнаруживаются эти модные сооружения, в виду более чем реального существования которых следует серьезно призадуматься в правоте разнесенной пропагандой некой такой особой набожности этого «Тишайшего»:

«Потешный дворец – место, где происходило комедийное действо при царе Алексее. Эти западно-европейские зрелища мирно уживались с преданиями русской старины, но человека 60–70 гг. XVII столетия еще шокировала эта близость православной церкви к игрищам нехристей-немцев…» [169] (с. 170).

И когда эти игрища уже были вынесены из подмосковного села в сам Кремль, то такое соседство сорока сороков с капищем Вельзевула и действительно не могла не шокировать московского обывателя, напомним, еще той набожной – допетровской Руси.

А пристрастие Алексея Михайловича к западным увеселениям отмечают в своих записках о тех времен Московии и сами немцы. Вот что сообщает на эту тему, например, в своем «Полном описании России» немец Шлейссинг. Алексей Михайлович, с его слов:

«…также держал при своем дворе много немецких музыкантов и комедиантов» [319] (с. 113).

Но вот еще какими темными делишками увлекалось высшее общество при нашем таком «Тишайшем» царе, якобы замоленном сверху донизу и чуть ли ни днюющем и ночующем в церкви:

«С. Полоцкий, А. Энгельгардт и С. Коллинс предъявляли ему свои астрологические выкладки… (Богданов А.П. Симонов Р.А. Прогностические письма доктора Андреаса Энгельгардта царю Алексею Михайловичу//Естественнонаучные представления Древней Руси. М., 1988. С. 151).

…царь приглашал на службу ко двору и Адама Олеария в качестве астронома, которого московиты считали злым колдуном (Иконников В. О культурном значении Византии в русской истории. Киев, 1869. С. 554).

“Астрологическими аллегориями все более насыщалась придворная поэзия – орации, предназначавшиеся для дворцовых празднеств и включавшие в основном общеизвестные чиновникам государева двора понятия и символы. Некоторые из таких сочинений содержали прямые указания на прогностические возможности астрологии” (Богданов, Симонов. Прогностические письма доктора Андреаса Энгельгардта царю Алексею Михайловичу. С. 153)» [253] (с. 280).

Вот какими поветриями был наполнен двор при Алексее Михайловиче.

И как же выглядела эта его столь странно не православная деятельность на фоне его напускной набожности?

«Церковь всегда относила волхование и ворожбу к тяжким грехам, однако, убеждаемся, что “альманашная премудрость” проникла, и в высшую церковную и светскую среду» [253] (с. 281).

Причем, имеются тому и письменные доказательства. Например:

«День 3 и 4, то есть пяток и суббота добро и по взору планид имеют во обое действие, то есть во отворение жил и рожечное кровопускание доволство (В июне 1664 г. благоприятными днями, как установил Коллинс, были 3-е и 4-е числа. О.Р. Хромов обнаружил сведения о том, что 3 июня Алексею Михайловичу действительно делалось кровопускание, см.: “Выходы государей царей и великих князей Михаила Федоровича, Алексея Михайловича, Федора Алексеевича всея Руси и самодержцев”. М., 1844. С. 420. Из этого следует, что астрологические расчеты Самуила Коллинса учитывались при проведении кровопусканий Алексею Михайловичу)» [403] (с. 209).

Так что слухи и басни о мировом лидерстве по отбитию поклонов царем Алексеем, а также его смиренному простаиванию чуть ли ни сутками в храме, слишком преувеличены. Ведь именно гадательная наука является основным искусством халдеев Вавилона, стоящих на службе не у кого-нибудь, но у самого Ваала – бога нечистот и нечистой силы. Там же находится и сооруженный воспитанником Матвеева и Морозова потешный дворец, представляющий собою уже чисто материальные доказательства построения в Кремле, цитадели Православия, языческого капища. По-соседству, между прочим, с Дворцовым Судным Приказом.

Так что общество при Алексее Михайловиче разлагалось.

Не менее ускоренными темпами, что и расставляет в данной истории все точки над i, разлагался и труп почившего патриарха Иосифа, духовно окормлявшего весь этот безпредел. Вот что пишет об этом сам Алексей Михайлович.

Все придворные от его трупа куда-то поразбежались, хоть и должны были, что соответствовало чину почившего патриарха, быть при нем, проводя безпрерывные службы у его тела. А остался лишь один, читающий Псалтирь. Да и тот трясся от страха, когда царь к нему подошел. Да и было с чего – труп разлагался буквально на глазах. Вот что на укор Алексея Михайловича ответил этот священник:

«“…страх нашел великий, в утробе у него, святителя, безмерно шумело, так меня и страх взял; вдруг взнесло живот у него, Государя, и лицо в ту ж пору стало пухнуть: меня и страх взял, думал, что ожил, для того я и двери отворил, хотел бежать”…а вот и при мне грыжа грыжа-то ходит очень прытко в животе, как есть у живого; и мне пришло помышление… побеги ты вон, тотчас тебя, вскоча, удавит! И я, перекрестясь, взял за руку его, света, и стал целовать… Да в ту ж пору как есть треснуло у него в устах, и я досталь испужался, да поостоялся, так мне полегчало от страха…» [178] (с. 48).

Так разлагался патриарх. Что-то подобное его необычайно быстрому разложению следовало наблюдать и в том московском обществе, которое историками почему-то общепризнанно считать чуть ли ни святым.

И в довершение этой нам ранее не видимой упрятанной за пропагандой политики последователей Филарета Романова следует обратить внимание и на пестуемый им порок:

«Пьянство, покровительствуемое правительством…» [130] (с. 409).

То есть даже напойная казна Петра не является его собственным изобретением, но лишь наследием «славных дел» лжепатриарха Филарета, порешившего узаконить спаивание русского человека.

Понятно дело, нам нелегко понять, а в особенности сегодня, когда русским людям, вместо работы, кругом и всюду предлагается необычайно дешевое спиртное и страна за счет такой государственной политики практически спилась, что искони на Руси никогда пьянства не бывало. Ведь вот как здесь обстояло по данной части еще во времена Иоанна Грозного. Генрих Штаден, враг Ивана Грозного, вот что сообщает об основном отличии быта в Московии иноземцев, по тем временам просто врожденных алкоголиков:

«Во дворе он волен держать и кабак: русским это запрещено, у них это считается большим позором» [289] (с. 122).

То есть пьянство на Руси, о чем свидетельствует даже наш более чем явный недоброжелатель, во времена Ивана Грозного считалось большим позором. А вот что получал ежедневно все тот же Генрих Штаден после поступления на русскую службу:

«1 Ѕ ведра (Spann oder Eimer) меда…» [289] (с. 131).

Вот еще высказывание о времяпрепровождении иноземных наймитов, находящихся на русской службе:

«Войсковые офицеры живут весьма праздно, ибо, если они не в походе, у них нет никаких дел, кроме лишь того, что они по утрам должны приветствовать князя, стоящего во главе посольского приказа, да и то не всегда. В остальное время они ходят друг к другу в гости и проводят целые дни в курении табака и попойках» [352] (с. 127).

Так что о пьянстве иностранцев нам было распрекрасно известно, а потому белый человек, то есть русский, всю эту шушеру чухонскую закупал на службу себе исключительно за огненную воду. Без которой она, эта шушера, жить, что и сама подтверждает, в ту пору просто не могла.

То же засвидетельствовал и Михалон Литвин – иной враг нашего государства:

«В Московии… нигде нет кабаков» [288] (с. 78).

То есть строго запрещено корчмарство – спаивание русского населения страны (иностранцам, находящимся у нас на службе, пьянство не возбраняется). Потому Михалон Литвин на такое сетует:

«А так как москвитяне воздерживаются от пьянства, то города их славятся разными искусными мастерами; они, посылая нам деревянные ковши и посохи, помогающие при ходьбе немощным, старым, пьяным, [а также] чепраки, мечи, фалеры и разное оружие, отбирают у нас золото (московские седла и уздечки имелись даже у литовских великих князей (Хорошкевич А.Л. Русское государство… С. 28))» [288] (с. 78).

Но и Гербертштейн, половиной столетия спустя, утверждает все то же:

«русским, за исключением нескольких дней в году, запрещено пить мед и пиво» [287].

А вот что сообщает на эту тему побывавший в Московии в 1581 г. посланник папы римского Паоло Кампани:

«Пьянство среди простого народа карается самым суровым образом, законом запрещено продавать (водку) публично в харчевнях…» [399] (с. 83).

Несколько позднее посол Австрии при царе Федоре Иоанновиче, Николай Варкоч, подтверждает это. В Московии его времен (1593 г.):

«…опьянение считается гнусным состоянием» [397] (с. 35).

Однако же именно патриархом Тушинского вора, в очередной раз подтверждая всю гниль сущности этого масонского ставленника, и вводится пьянство в России. Которое и поддерживается им до самой его смерти в 1633 году.

Но вводится им не только пьянство, о чем теперь мы узнаем (пьянство, покровительствуемое правительством), но и табакокурение, появление которого у нас затем будет переписано на Петра I:

«…по предложению патриарха [Иоасафа], великий князь в 1634 г., наряду с частными корчмами для продажи водки и пива, совершенно запретил и торговлю табаком и употребление его» [267] (с. 181).

Что мы из этой фразы узнаем до боли знакомое в странности повторения нашей истории?

Так ведь нынешний наш патриарх аккурат и является водочно-сигаретным магнатом. Ведь аккурат на этом же «бизнесе», который он скопировал у патриарха еще того – Тушинского вора, он «наварил» 4 миллиарда долларов!!!

Так что история вновь повторилась.

Повторилась и фальшивая война времен «перестройки» якобы за народную трезвость, когда под корень были уничтожены виноградные плантации страны. То есть уничтожено вино нормальное, а введено, взамен, использование для изготовления веселящих напитков некачественных технических спиртов, определенный процент которых составляют так и вообще – яды. Потому счет потравленного насмерть таким способом народа уже переваливает за миллион.

И что же мы теперь обнаруживаем?

У нашего нынешнего сигаретно-водочного магната был, что выясняется, великолепный в данной области уничтожения русского населения России предшественник. И еще какой! Ведь именно его потомству якобы и обязан теперь по гроб жизни своим существованием русский народ…

Однако ж выясняется, что прекратил спаивание народонаселения России запущенной к нам в Москву заграницей уж никак не первый Романов, которому якобы столь чем-то и обязан по гробовую доску русский народ. Но сменивший Филарета патриарх, очевидно, в эту затею масонов оказавшийся не посвященным.

Однако ж как покидает этот свет безвольный монарх Федор, разрешивший запретить тобакокурение в России, а вслед за ним и оказавшийся не в курсе затеиваемого масонским правительством патриарх, политика государства вновь направляется на истребление подвластного Романовым народа – загранице вновь дается «зеленая улица» в нашей стране. Спаивание же народа вновь перекладывается на государственные рельсы. Вот что сообщает на эту тему королеве Швеции в своем послании от 31 января 1652 г. ее поверенный по торговым делам в России Иоганн Родес. Алексей Михайлович, по его словам, имеет от спаивания народонаселения России достаточно немалую выгоду:

«в своих доходах свыше 400 000 рублей, которые он ежегодно (получает) с водки от “кабаков”» [409] (донесение № 17, с. 96).

По тем временам эта сумма финансовых средств, получаемая этим всех и вся рекордсменом по богомолью, выглядела просто колоссально. Но и явственная необходимость этой меры в ту пору также явственно видна – споить народ, тем и не допустить его до вполне законного при государственном закабалении все сметающего на своем пути русского бунта. Отбирается же эта власть у русского человека, как и у предшественников «Тишайшего», в пользу все той же патронирующей Романовых заграницы.

И вот лишь когда иноземному здесь безраздельному владычеству приходит конец. Под давлением вступившего во властные структуры Никона:

«…уже через семнадцать дней после его поставления патриархом, 11 августа 1652 года, был издан указ, ограничивавший и даже совершенно запрещающий продажу водки по праздникам и некоторым постным дням… указ 4 октября того же 1652 года запрещал иностранцам-иноверцам проживать в самой Москве и предписывал им переселиться в особую слободу на берегу реки Яузы» [277] (с. 160).

«4 октября 1652 г. было указано отвести у Яузы, в Иноземной Слободе, земли для строений иностранцев (И. Собр. Зак., I, № 85)» [409] (примечание 198).

До этого же момента иностранцы целиком и полностью властвовали в Москве, отданной им Романовыми на разграбление. Именно они и занимались спаиванием москвичей по средствам исключительно им и разрешенного правительством Алексея Михайловича, а несколько ранее Михаила Федоровича, владения корчмами.

Вот что сообщают об этих нововведениях иностранцы. Иоганн Родес в депеше от 23 марта 1652 г. жалуется своей королеве:

«При здешнем правительстве с некоторого времени объединены (собрались на собор) все духовные (лица)… однако плоды их деяний так горьки… первым плодом этого было то, что открыто (всенародно) было опубликовано и провозглашено, что ни один русский впредь не должен более служить у некрещенных язычников, под чем они разумеют всех чужестранцев в совокупности, под (страхом) того наказания, что тот, кто будет найден у чужестранца… будет в первый раз бит “батогами” (Padoggen), во второй раз – “кнутом” (knuht), или плетью, а в третий раз… оба уха будут (у него) отрезаны, и в опале будет сослан в Сибирь, а тот, кто его задерживает, привлекается к такому же наказанию. Это теперь строго исполняется… Также хотят объявить, что у всех тех (иностранцев), которые имеют здесь поместья (landtguter) и не хотят позволить себя перекрестить, будет их имущество обратно отнято» [409] (донесение № 18, с. 98).

Что и было вскоре исполнено, на что и жалуется Родес в своем письме от 4 февраля 1654 г.:

«В прошедшую субботу по побуждению патриарха (Никона) всем голландским купцам и иностранцам, сколько ни жило их во всем городе и пощаженным до сих пор ради их больших каменных домов и большого количества товаров, было серьезно объявлено… в четвертом часу ночи посредством большого количества “стрельцов”, чтобы они (иностранцы) удалились из своих домов и из города и поселились на поле [куда два года тому назад должны были отправиться и строиться также офицеры и другие немцы] под угрозой, что если они, самое большее, в следующий понедельник будут еще в городе, то они будут не только выгнаны силой, но и их товары будут конфискованы» [409] (с. 238).

И в таких своих бедствиях швед Родес обвиняет ни кого там еще иного, как исключительно Патриарха Никона. Так что не только спаиванию, но и вообще засилию инородчины, что отмечают и сами иностранцы, в благословенные годы правления Патриарха Никона, приходит конец. Сами же виновники пьянства, причем, под серьезной угрозой конфискации их имущества, убираются из Москвы в свой Кукуй.

И вот как здесь с поклонением Бахусу в те времена обстояло дело. Свидетельствует Павел Алеппский (1655 г.):

«…жизнь московитов очень стеснена и никто (из чужестранцев) не в силах переносить ее стеснений: человек видит себя постоянно как бы в тюрьме, ибо если кто проступится в чем-либо или напьется пьян, то подвергается всяческим унижениям, а под конец заточению. Потому… все купцы… живут в страхе Божием и смирении» [371] (гл. 6, с. 25).

То есть, вопреки устоявшемуся при Романовых обычаю, иностранцам гадничать на улицах Москвы во времена патриаршества Никона запрещалось. Своим, что и понятно без комментариев, так и тем более. Так что возвращались благословенные времена Ивана Грозного, когда русского человека, на что сетует Михалон Литвин, спаивать было строжайше запрещено.

Однако ж после своей победы над Никоном Алексей Михайлович вновь узаконивает спаивание русского населения России. Вот, например, что сообщает о последствиях Пасхи в своем дневнике от 7 апреля 1665 г. участник голландского посольства в Московию Николас Витсен:

«Улицы были заполнены пьяными: многие лежали в грязи, как свиньи, без сознания, другие вплоть до рубахи все пропили, отдав все в казну царя» [361] (с. 154).

То есть, отдав Алексею Михайловичу, державшему в своих руках для спаивания русского человека это им изготовляемое пойло, вообще все то, что им удалось к тому времени заработать.

А вот что примерно в те же годы записывает на эту тему другой голландец – Ян Стрюйс:

«Нет государя, который получал более доходов с откупов. Например, в Новгороде есть три питейных дома, из которых каждый платит ему 10 000 ливров за право продажи; а так как их существует безчисленное множество в Москве и во всем царстве, то из этого можно заключить, что богатства царя громадны» [327] (с. 59).

Вот для чего он заводит у себя этого строгого Патриарха. С помощью Никона он от засилья инородчины, усаженной в России стараниями Филарета и Михаила, освобождается, а освободившись затем и от самого же Никона, продолжает спаивание народа. Но, что уже на этот раз, в свою собственную пользу:

«Каждое ведро обходится в 30 коп., а продается за 100 или 120 коп…» [375] (гл. 3, с. 13).

Ох, как все это похоже на наш некоторыми и по сию пору обожаемый до слез совок. Причем, большевики даже сильно усовершенствовали этот способ обирания до нитки своих верноподданных. Ведь цена на водку государством в ту пору была установлена 3 руб. 62 коп. (и это в самом дешевом исполнении), а себестоимость даже не водки, а спирта, была что-то порядка 10 копеек за литр. То есть себестоимость изготовления водки составляла менее 1,5 % от ее цены в розничной торговле.

Но и инфляция, явно разорившая тогда русского человека, слишком здорово напоминает времена «приватизации» имущества СССР времен «перестройки»:

«…в 1633 году за один рубль серебряный надобно было давать уже 12 медных. Наступила страшная дороговизна; указы, запрещавшие поднимать цены на необходимые предметы потребления, не действовали…» [178] (с. 54).

Вот один из примеров. На этот раз сообщается о фокусах, которые устраивал с понижением и повышением курса рубля уже сын Михаила – наш эдакий историками поименованный «тишайшим» царем, чуть ли ни недоделком каким, но на самом деле хват, почище Горбачева с Ельциным, – Алексей Романов. Новый гостиный двор, как сообщает швед Кильбургер:

«…наилучшее здание во всей Москве и построен теперешним царем 12 лет тому назад, когда в стране были еще в ходу медные деньги, причем была употреблена такая хитрость, что рабочим платили медными деньгами, но тотчас по окончании постройки их отменили и выкупили обратно за очень низкую цену» [196] (с. 172).

И вот каковы были наказания тем, кто пытался в эту доходную статью царя втиснуться сам. Свидетельствует Ян Стрюйс:

«За подделку монеты заливают рот расплавленным свинцом» [327] (с. 60).

Однако ж обогатиться на разорении русских людей этот «Тишайший» так и не смог. Слишком много оказалось желающих погреть руки на разорении России вместе с ним. Вот что сообщает на эту тему Патрик Гордон, не мене всех иных жителей тех лет Московии возмущенный этой неудавшейся аферой царя страны Русских. Причиной страшного по тем временам падения курса рубля:

«…было то, что большое количество оной [фальшивой медной монеты – А.М.] ввозилось тайком из-за моря, а в Москве и других городах чеканилась частными лицами. Было поймано много фальшивомонетчиков, каждому из коих отрубали руки, били кнутом и ссылали в Сибирь, изъяв имущество в казну, но ничто не помогало» [347] (с. 117).

Деньги же наши продолжали обезцениваться, что производило опустошение страны ничуть не хуже иноземного нашествия.

Коллинс добавляет, что эта реформа подчистую уничтожила и русского предпринимателя. Русское купечество при Алексее Михайловиче практически прекратило свое существование. У русских купцов:

«…силой брали товары за медные деньги, а медные деньги упали сначала от ста до одного, и, когда казна снова захотела ввести их, многие разорились…» [404] (гл. 24, с. 39).

Разоряли русское купечество и иными вводимыми под шумок «Тишайшим» мерами. Родес о том свидетельствует. Таможенники Алексея Михайловича, в очередных поисках прибыли, чем затем сильно прославится Петр I:

«своих собственных подданных, которые до того платили только за проезд, обложили пошлиной в 7 % за все товары, которые они (русские) везут через границу» [409] (донесение № 18, c. 101).

То есть собственное купечество этот странный мазохистического поведения царь каких-либо прибылей, оставив притом безпошлинную торговю в пользу иностранцев, просто напросто лишил. А зачем ему свое собственное купечество, если для поставленной ему масонами цели, которой является уничтожение нашей страны, поддерживать ему, царю, так сказать, всея ее окрестностей, следует, дабы избежать доброй порции мышьяку, все же купечество иностранное, а уж никак не наше отечественное. На что Родес, находящийся в Москве, замечает:

«торговля год от году увеличивается, и сюда прибывает все больше и больше купцов» [409] (донесение № 18, c. 102).

Иностранных, понятно дело. Ведь таможня «Тишайшего» обкладывала лишь русских купцов с русскими товарами. Потому-то им взамен, ранее посещающим порты иностранные, количество иностранцев в России все увеличивалось.

Но и вообще вводится система окна-воронки, которой затем будет прославлен совершенно напрасно последователь Алексея по расхищению страны Петр. Вот что о ее хитроумности сообщает итальянец Вимена да Ченеда;

«…доходы, получаемые Князем от государства, состоят из пошлин с товаров, привозимых в Московию, а не с вывозимых, именно же в десятой доле оных, или в десятом проценте цены их, наличными деньгами» [412] (с. 438).

То есть Россия при «Тишайшем», опять же – под шумок, была поставлена под окончательное разграбление инородчиной: вывозимые из страны товары, причем, исключительно иностранцами (наши-то купцы, что приведено выше, платили 7 % за вывоз), пошлиной не облагались вообще!!!

Вот еще пример изобретения этим антинародным правителем очередных методов обирания народонаселения России. Алексей Михайлович, как свидетельствует Википедия:

«…ввел клейменые железные аршины, которые продавались по 60 или по 70 копеек; но тогдашнее купечество жаловалось как на запрещение своих деревянных неклейменых аршинов, так и на высокую, по его мнению, цену, наложенную на клейменые. Некоторые писатели указывают это недовольство в числе других причин, произведших первый бунт в царствование Алексея Михайловича» [ru.wikipedia.org/wiki/Аршин].

То есть кусок железяки у этого эдакого такого «тишайшего» шел чуть ли ни по цене коровы. Далеко ль после такого нововведения до бунта?

Оказалось, что не далеко. Народ в ту пору еще не был приучен к обиранию его до нитки. Потому, после введения такого вот новшества, бунтовал.

Вот еще вариант на эту тему даже не обирания, но устроения здесь у нас голода в пользу все той же любимой им чуть ли ни до слез заграницы. Понятно, распродаже русского зерна на сторону положил начало еще родоначальник Романовых – патриарх Тушинского вора – Филарет. Ведь для травли народа русского голодом требовалось, для начала, очистить его закрома от «излишков» хлеба (что через 300 лет распрекрасно и повторят, следуя уже когда-то пройденной дорожкой, продолжатели дел этого лжепатриарха – большевики). В отчете голландских послов в Россию Альберта Бурха и Иоганна фан Фелтдриля, посетивших Московию в 1630–1631 гг., насчет отношения Романовых как к иностранщине, так и к подвластному им народу, которому надлежит периодически голодать от такой политики «партии и правительства», сообщается:

«…к нашему великому государю, Е. Ц. Вел-ву, и Е. Вел-ва отцу, великому государю святейшему патриарху Филарету Никитичу Московскому и всея России, пишут и присылают многие великие христианские государи, английский король Карл, датский король Христиан и шведский король Густав-Адольф и другие, своих посланников и гонцов для переговоров о покупке хлеба и просят оказать им помощь и дозволить им покупать хлеб в Московском государстве, потому что они в нем нуждаются. И наши великие государи, Е. Ц. Вел-во и Е. Вел-ва отец, великий государь святейший патриарх, по своей государевой милости, обыкновенно исполняют просьбы этих государей и дозволяют им покупать хлебные запасы в Московском государстве…» [414] (с. 165–166).

А потому нам-де, голландцам, после такого более чем тщательного очищения русских закромов, мало чего перепадает. Однако ж закордонолюбивый наш двухголовый тех времен правитель, царь-отец и царь-сын, несмотря на уже вычищенные до блеска свои стратегические закрома, голландцам отказать не смог. А потому:

«…пожаловал и дозволил им покупать в Московском государстве, для продовольствия своих ратных и служилых людей, в течение следующих трех лет по 200 тысяч четвертей в год, причем желают считать эти годы и начинать покупку хлеба с 1632 г.» [414] (с. 164).

Так было поставлено дело с нашим всенародным сокровищем, хлебом, уже первыми Романовыми. То есть патриархом Тушинского вора и его детищем.

Что после такого должно было периодически в нашем государстве случаться?

Голод! Ну и сопутствующие ему естественные народные возмущения – бунты. Их было достаточно, но пропаганда как следует потрудилась, чтобы, по возможности, упрятать о периодически случающихся этих хлебных бунтах сведения.

Но шила в мешке все равно не утаишь. Прошли годы и раскрылись архивы, ранее секретные.

И вот, например, что сообщается об одном из хлебных бунтов, произошедшем в царствование уже наследующего Михаилу-Филарету правителя – Алексея Михайловича. Шведский резидент в России, Иоганн де Родес, находившийся в Московии в 1650–1655 гг. в своем послании от 14 марта 1650 г. сообщает своей королеве:

«…прибыл из Пскова дворянин, который известил, что знатный русский купец – Федор Емельянов (Foedor Innlieanosi), который скупал зерно для Их Цар. В-ства, убит там простонародьем (von dem gemeinen Mann). При (царском) дворе этим очень встревожены» [409] (донесение № 2).

И было от чего тревожиться засевшей в Кремле неруси. Вот чем объясняет причину этой тревоги переводчик:

«Федор Емельянов (Омельянов), псковский гость, получил приказание скупить для царя 2 тыс. четвертей ржи. Тогда в псковской области был недород, и народ, узнав, что Емельянов скупает хлеб будто для иностранцев, 28 февр. явился к нему на двор, чтобы с ним расправиться, но тот вовремя скрылся, избежав тем верной смерти» [409] (примечание 33).

То есть за попытку травли русского человека голодом у нас поступали совершенно однозначно – за такое убивали. Потому засевшая в царских чертогах иноземщина при попытке скупки в пострадавших от недорода хлеба районах зерна так не на шутку и перепугалась. Однако ж не только царский закупщик попал в тот момент в смертельно опасное положение, которое просто чудом избежал, но и укатившая туда же и для того же иностранщина. Вот что об этом сообщает Родес в следующем своем письме от 7 апреля: «…дня 3 тому назад говорили, что будто один русский купец – Федор Емельянов (Foedor Imilianof) был там убит народом (gemeine) из-за скупки хлеба для Их Цар. В-ства; таким образом, это тотчас возбудило во мне дурное подозрение, что там должно быть случилось что-то неблагополучное также с господином Левином Нумерсом, который для себя и своей компании взял с собою здесь от меня хорошую сумму русских денег… для сопровождения и безопасности которых, я приказал канцлеру, согласно контракту, дать ему, Левину Нумерсу, когда он уезжал, одного “пристава”, даровые подводы для упомянутых денег и 20 “стрельцов” для конвоя» [409] (донесение № 3).

Так что голодуху в вверенной ему якобы русским народом, а на самом деле масонами, стране обустраивал сам этот «Тишайший». Чему имеются и иные подтверждения, указанные переводчиком: