Текст книги "Патриарх Тушинского вора"

Потому Сорбонне для внедрения очередной ереси никаких новшеств и не требовалось изобретать. Все было давно подготовлено предшественниками. Но лишь был внедрен агент, снабженный финансовыми средствами и всеми уже прекрасно отработанными к тому времени и апробированными вариантами охмурения толпы. Этот странный «француз», возможно, по-французски и полслова-то не выговаривающий, в совершенстве изъяснялся на тех наречиях, которыми прекрасно пользуются лишь в единственном месте на всей планете. Это белорусские местечки – хананейские общаки. Латынь – язык богослужебный (немцев и всех прочих европейских еретиков). Еврейский – родной (язык поклонения уже своему несколько специфическому божеству). Славянский – язык гоев, обираемых местечковым населением до нитки.

Но и знакомство с изотерикой, столь модной сегодня, было не чуждо посланцу Запада Вавиле. А ведь эта лженаука имеет самое главное из необходимых для подготовки самосожженцев средств – она способна подселять в людей бесов. И именно необыкновенной для России забесовленностью адептов «староверчества» и можно объяснить все эти многочисленные гари. Но столь подробно рассматриваемый нами Вавила вовсе не является единственным агентом, к нам заброшенным масонами из славного городу Парижу:

«История сохранила нам, например, имя старца Выговского скита Паисия, иностранца родом, который перед тем, как стать старцем, окончил университет в Сорбонне» [225] (с 20).

Вот еще очередной знаменитейший среди раскольников заброшенный из самой Сорбонны в наши дремучие леса диверсант. А ведь Выговская обитель – это уже следующая эпоха. Так что папа римский, что теперь и еще более отчетливо выясняется, в деле учреждения нашего эдакого «староверческого» движения более чем явно руку приложил.

Конечно же, сегодня господствует мнение, красочно расписанное советским кинематографом, что раскольников-де самосжигаться чуть ли ни повсеместно принуждали царские войска:

«Но, как мы указали выше, это – чистый вымысел; ибо гари начались задолго до официальных преследований. Не считая самосожжений “капитонов”, начавшихся в 1660-е гг., первое массовое самосожжение, жертвой которого стали 2 000 человек, было организовано в Нижегородском уезде в 1672 году, то есть самоистребление началось за 13 лет до начала преследований. Ибо закон о казни самых опасных расколоучителей (именно тех, кто других толкал в огонь) был принят только в 1685 году (см. “Двенадцать статей царевны Софьи – законоуложение о приверженцах старой веры, состоявшее из 12 пунктов, рекомендованных патриархом Иоакимом, изданное правительством царевны Софьи в 1685 году”)» [215] (с. 15).

А ведь это вроде бы и более чем естественное противодействие власти уничтожению своего народонаселения посредством действий изуверской секты и являлось той странной причиной, из-за которой правящие Россией масоны были вынуждены столь срочно сместить руководство страны! Да, только при Софье выпал малюсенький шанс на разгон этой страшной самоубийственной секты, засасывающей в себя все больше и больше русских людей. Этот шанс и оказался использован, не без явного участия в нем масс простого русского народа, протестующего засилию чужебесия, несмотря даже на то, что все руководство страны, как выясняется, было переплетено с масонством и Сорбонной одной невидимой нитью.

А вот имена центральных «героев» устроенного в России масонством клуба самоубийц. Вот имена исполнителей филаретовской реформации, возглавляемой Капитонами-Аввакумами, предшествующей марксистской:

«В 70-х и начале 80-х годов Пошехонье стало одним из главных районов распространения гарей. Здесь помимо Сергия, который выступал скорее в роли советника, чем организатора гарей, “работали” Поликарп, главный затейник огненных смертей в этом крае, который в своих проповедях постоянно ссылался на писания Аввакума. Кроме него чуть ли не на каждой странице Евфросиньева трактата постоянно упоминаются его многочисленные последователи-проповедники: Семен-“пророк”, подьячий Иван Григорьев, сын последнего Иван, некий “звероподобный” Андрей, Тихон Юродивый, чернец Иосиф Поморский, Иван Кондратьев, Иван Коломенский, Корнилий, в данном случае, вероятно, известный старообрядческий мафусаил, основатель Выговской пустыни, старица Капитолина, которая в 1660-х годах обитала в Вязниковских лесах, и многие другие. Число гарей и жертв этих проповедников точно неизвестно, но Евфросин говорит о четырех или даже пяти тысячах погибших в Пошехонье на кострах самосжигателей только в 1670-х и 1680-х, а возможно, даже уже и в 1660-х» [277] (с. 280).

Так что ручонки свои от гарей братья Денисовы теперь не отчистят. Их пустынь основана исполнителем кровавых ритуалов масонства по низведению человечества в ад. И очень не зря масон Петр I посчитал выговскую братию своими. Ведь они, на самом деле, его людьми и являлись уже изначально, когда еще основывали свою обитель в скиту Корнилия – одного из резников Аввакума.

«Не менее энергично, чем в Пошехонье, пропаганда самосожжения и религиозного радикализма велась в Вязниковских лесах… Здесь заправилами гарей эсхатологического миссионерства были прежние ученики Капитона… Во главе их стоял все тот же Василий Волосатый, которого Евфросин явно по ошибке считал “первым законодателем” самоубийственных смертей. На самом же деле, как уже отмечалось, гари начались раньше или при самом Капитоне, или же при его главных учениках Вавиле и Леониде» [277] (с. 282).

«С Верхней Волги и Пошехонья пропаганда гарей легко перекинулась в Новгородский край и в Поморье, всегда тесно связанное с Новгородом. В Новгородском крае почва для церковного мятежа была очень хорошо подготовлена. Уже в XIV веке здесь начала быстро распространяться ересь стригольников, вслед за которой в конце XV в. началось движение жидовствующих. По всей вероятности, традиция этих ересей сохранялась под спудом в дебрях этого края, в котором всегда легко могли укрыться преследуемые в Новгороде и Пскове еретики» [277] (с. 283).

Им в помощь:

«…шведы в первой половине XVII века вели усиленную пропаганду лютеранства среди населения отошедших к ним после ливонской войны и Смутного времени русских территорий и даже организовали специальную типографию для печатания русских протестантских книг» (там же).

«Организатором первой дошедшей до сведения властей гари в Новгородском краю был некий поп Петр села Фёдово Ново-Торжского уезда. Ночью с 9 на 10 марта 1682 года его последователи из деревень Блюдиха и Будово и из погоста Прутна в числе полусотни человек покончили с жизнью добровольным аутодафе. Встревоженные власти послали в село Фёдово пристава, чтобы остановить дальнейшее распространение самосжиганий, но местные крестьяне спрятали священника и чуть не убили самого пристава. Дальнейшие посылки властей для уговора ни к чему не привели, но когда в деревню были посланы стрельцы, то население встретило их крайне враждебно, избило до “полумертвия” дьячка Егорку, прислужника Федьку Санина и пристава Прошку Сидорова, так что сопровождавшие их стрельцы – всего пять человек – и десятские с перепуга разбежались… Во время другой новгородской гари сгорели шестнадцать человек…» [277] (с. 284).

Так что отряды солдат вовсе не представляли собой сколько-нибудь серьезных воинских подразделений, как нас уверяют в одах о каких-то там таких особенных страданьях «старообрядцев» от стражей закона. Их просто периодически пытались вынуть из петли, куда они столь настырно лезли, имеющимися подручными средствами. В лесах же, что и понятно, никаких особо мощных воинских частей никогда не дислоцировалось. Потому посылаемые солдаты чаще нарывались на грубость каких-нибудь идиотов, с выпученными глазами столь страстно желающих себя поскорее прикончить, отдавая свою душу безсмертную дьяволу – идолу Карла Маркса и протопопа Аввакума.

«…но главные районы распространения самосжиганий лежали не непосредственно около Новгорода, но далее на восток в Поморье, в землях старой новгородской колонизации. Общее число жертв гарей и правительственного террора в Новгородской области в конце XVII века все же было довольно велико, так как в старообрядческом Синодике дается список с более чем 70 именами, в который, видимо, не входят упомянутые гари» (там же).

А вот что творилось в эти времена в Сибири:

«6 января 1679 года друг Аввакума поп Дометиан, принявший иночество под именем Данилы, организовал недалеко от Тюмени на берегу речки Тоболы первую сибирскую гарь, в которой он сам сгорел с 300 или даже, судя по другим сведениям, 1 700 своих последователей (ДАИ. Т. 8. С. 50)» [277] (с. 289).

Редчайший случай во всей этой Филаретовой реформации – организатор массового самоубийства самоубился и сам – вместе со своими жертвами. Неужели это и есть исключение из давно нами усвоенного правила?

Да как знать, если учесть, что:

«…идеологом движения в этой части Сибири был… Иосиф Астомен, казанский армянин…» (там же).

И в этой части России:

«Сожжения продолжались до поимки властями этого фанатичного армянина старообрядца» [284] (с. 170).

Так что в десятке главных идеологов «русского древлеправославия», ревностно призывающих русских людей к самоубийствам, было: пара французов, пара мордвинов и армянин. Какой-то прямо скажем интернационал, а уж никак не исконно русское древлеправославное движение, как внушено нам сегодня.

Причем за первой последовала и вторая ничуть не менее массовая гарь. И все это производилось в самом наименее населенном и наименее освоенном краю:

«При ничтожном количестве русского населения Сибири XVII века многочисленность участников сибирских гарей поражает воображение. В первой же гари, происшедшей в 1679 году… погибли 1 700 человек, то есть 2 % всего русского населения Сибири… Во второй Березовской гари гибнет… до 1 500 человек» [278] (с. 378).

То есть до 4 % русского населения Сибири тех лет удалось уничтожить всего лишь одному армянину. Вот она интернационалистская политика красной реформации.

Что здесь скажешь?

Больше слушайтесь инородцев – тогда уже через пару поколений никто в мире не будет изъясняться на вашем родном наречии, самом древнем на земле, – русском языке.

Общее же число жертв этой стригольно-катаро-альбигойской ереси доходило до 20 000 человек: клуб самоубийц, организованный Романовыми, работал исправно. Так что протопопу Аввакуму было от чего потирать руки в предвкушении победы навязываемой стране реформации. Да и перед своим идолищем, единым с Карлом Марксом, он выслужился к тому времени уже достаточно хорошо. Потому и был уверен, что дьявол его примет уже не в качестве рядового грешника, подлежащего страшным нечеловеческим истязаниям, но в чине какого-нибудь бесоначальника, возглавляющего работу адову уже не на земле, но непосредственно в самом аду. Он не понимал, как, кстати, и многие последователи подобных сект не понимают, что дьявол может только обещать. Но выполнять свои обещания, уж извините, в его обязанности вовсе не входит.

Но и сами жертвы их работы адовой в полном своем составе оказывались там же. Вот чем они, со слов все того же Зеньковского, в ожидании своего смертного часа занимались:

«Нередко перед гарями или другими способами самоубийства несчастные кандидаты на самосжигание или уморение себя голодом старались урвать последние радости жизни, так как смерть во имя веры все равно должна была очистить и покрыть все грехи» [277] (с. 320–321).

Так что Аввакум очень не зря был так уверен, что дьявол просто обязан оценить качество его работы. Ведь людей не только сбивали в ересь, но и заставляли наложить на себя руки. А перед тем, что у них, судя по всему, не только не возбранялось, но и приветствовалось, эти несчастные должны были стать самыми грешными на земле людьми. После чего и умереть без покаяния…

Так что в связи со всеми нами выставленными аргументами, в качестве обвинения в нерусскости этого странного для России явления – «староверчества»-филаретообрядия, следует заключить следующее:

«Говоря о “старом обряде”, вожди сопротивления Никону и епископату на самом деле вели своих последователей не обратно к древнемосковской вере, а к вере новой…» [227] (с. 348).

Той, которая предполагает своим адептам, после ими различными способами самоубивания, лишь «плачь и скрежет зубов».

Эпохальная ошибка царевны Софьи

Итак, подытожим. Изуверская секта самосжигателей вполне устраивала царей: Михаила и Алексея, Федора и сменившую его семибоярщину во главе с десятилетним на редкость тупым мальчиком (Петр в то время еще не умел ни читать, ни писать). И лишь стихийный стрелецкий бунт принудил царедворцев масонов, практически под страхом смерти, провозгласить правительницею страны царевну Софью.

Именно это никем не предвиденное обстоятельство и прикончило последние конвульсии раскола, до того момента еще как-то дергающего рычажки перманентной своей явно пробуксовывающей здесь, в России, революции. Кстати, практически все какие-либо отколовшиеся от Христианства движения – гностиков и анабаптистов, манихеев и ариан – в свое время являлись самыми настоящими революциями. Причем именно красными революциями (подробно см.: [209]). Так что не подозревающая никакого подвоха царевна Софья, в политике не смыслящая ни на йоту, как выясняется, приговор над своим безмятежным правлением подписала себе сама. Это случилось после истребления ею практически всех лидеров красных сект. Причем, как своих доморощенных, так и прикативших к ним на подмогу с Запада.

После в спешке произведенных казней это странное явление, и по сию пору именуемое «расколом Православия» на две равнозначные ветви, но на самом деле являющееся лишь впрыснутым в здоровое тело Русской Церкви ядом протестантизма, не имея никакой действительной подпитки со стороны простого народа, теперь просто обязано было потихонечку само собою заглохнуть и тихо отмереть. И лишь реанимация этого религиозного движения, кровно родственного красному путчу гностиков, Петром I и Екатериной II, позволила этому гнойному нарыву не засохнуть и отвалиться, но плодиться и размножаться на теле России вплоть до ее конечной, в том числе и благодаря этому движению, погибели. Тому событию, к которому, собственно, более всего и причастны старообрядцы. Ведь они ненавидели власть, а потому столь желали ее низвержения. А, следовательно, всегда и способствовали большевикам в разжигании их революции. И связь эта сегодня просматривается более чем отчетливо. Вот лишь маленький пример:

«Что делает окончательно порвавший с Православием революционер А.И. Герцен за рубежом? Он… устанавливает контакты со старообрядческой эмиграцией и со старообрядцами, оставшимися в России» [217] (с. 75).

Вот как это весьма странное единение с раскольниками излагает апологет старообрядчества С.А. Зеньковский. Он сообщает, что «движение борцов за старую веру»:

«…быстро нашло отклик за границей. Там старообрядцами заинтересовались русские эмигранты в Лондоне во главе с патриархом русского социализма А. Герценом… Было решено вовлечь этих старомодных, но, казалось, многообещающих русских “диссидентов” в политическую борьбу с самодержавием. Герцен дал деньги, Огарев – свою радикальную опытность, Кильсиев – свой энтузиазм. В результате уже в том же 1862 году в Лондоне начал выходить особый журнал для старообрядческих читателей, многозначительно озаглавленный этой эмигрантской кучкой “Общее дело”» [277] (с. 50).

Затем следует припомнить странно увлеченных революцией богатейших во всей стране фабрикантов «староверов»: братьев Морозовых, братьев Рябушинских, братьев Гучковых и т. д.

Но эти фабриканты были не только «староверами»:

«Видные старообрядческие капиталисты имели в своих жилах еврейскую кровь и тесные связи с еврейской революционной средой (Морозовы, Рябушинские, Мамонтовы), а некоторые, как например, председатель Государственной думы А.И. Гучков, сыгравший видную роль в заговоре против Царя, были галахическими евреями. Тесные связи старообрядческих вождей и большевиков-ленинцев до сих пор представляют едва приоткрытую тайну русской истории. Некоторые факты их тесного взаимного сотрудничества в революции (укрывательство, финансирование, помощь в распространении пропагандистской литературы и т. д.) могут быть объяснены простым совпадением политических интересов. Но только кровное родоплеменное родство является допуском к строжайшим секретам жидовской магии и чернокнижия, над которыми трудились в старообрядческих общинах Урала и Поволжья основатели “советской” биохимии евреи Л. Карпов и Б. Збарский, волховавшие над разлагающимся трупом Ленина под руководством “мага и волшебника революции” Б. Красина, служившего электриком у капиталиста С. Морозова, в усадьбе которого “Горки” закончил свои дни набальзамированный под присмотром “галахических старообрядцев” идол пролетарской революции» [284] (с. 174).

Так что еврейский переворот в Росси подготавливали в том числе и старообрядцы.

А вот какое самообожествление царило в воспаленной голове Аввакума. Вот к каким вершинам влечет его и ему-то самому неведомая сила:

«Видишь ли, самодержавне? Ты владеешь на свободе одною русскою землею, а мне сын Божий покорил за мое темничное сиденье и небо и землю» [277] (с. 265).

Таков вид прогрессирующей в его мозгу болезни.

Но то лишь «цветочки». Ничтоже сумняшеся, он подписывается так:

«Раб и посланник Исус Христов» [215] (с. 17).

Или:

«“Изволися Духу Святому и мне” (948); “Не я, но тако глаголет Дух Святый” (871)» [277] (с. 265).

Это заболевание разбираемого нами протопопа, напомним – священника царедворца, которого Алексей Михайлович, одно время, даже звал себе в духовники (но тому было мало – хотелось Патриаршества) именуется достаточно не сложно – прелестью.

Но и иного рода яда в нем было прикоплено слишком далековато от принадлежности к святым, к которым он себя сам причислял:

«…страсть в ненависти к врагам сказывается в писаниях Аввакума…» [277] (с. 266).

Он:

«…собирался перерезать “никониян”, как собак (458, 769)» (там же).

«В послании к царю Федору Алексеевичу Аввакум говорит: “А что, государь-царь, как бы ты мне дал волю, я бы их, что Илья пророк, всех перепластал в един день… Перво бы Никона того, собаку, рассекли бы начетверо, а потом бы никониян тех”. В другом месте он так варьирует свою угрозу: “Как бы добрый царь, повелел бы его на высокое древо, яко древле Артахсеркс Амана, хотяща погубити Мардохея и род Израилев искоренити”» [215] (с. 18).

«Обличая врагов старой веры он сам забыл о заповедях Христа и в своей челобитной царю настаивал на безпощадном истреблении…» [278] (с. 567).

В другом месте он пишет:

«…яко будете у меня в руках! Выдавлю я из вас сок-от!” (575)» [277] (с. 271).

«Вместе с никонианами Аввакум угрожает жестокой расправой и дьякону Федору: “Всех вас развешаю по дубю”» [215] (с. 19).

И развесил бы, судя по всему, точно так же безжалостно, как потворствовал, чуть ранее того, самосожжению подбитых им на самоубийство тысяч русских людей, охмуренных его сектой, сконструированной Сорбонной и Ришелье. Только вот власти ему, в конечном итоге, так никто и не дал. А ведь ох как еще и могли дать – ведь и было кому: шутка ли – сам царь приглашал его себе в духовники!

Кстати, вот что это могло для него значить. Алексей Михайлович, как сообщает Якоб Рейтенфельс:

«…так набожен, что никогда не разлучается со своим духовником» [362] (с. 5).

Но заострим внимание на ненависти причисленного в 1916 году «староверческой» церковью к лику «святых» протопопа Аввакума к вышеупомянутому дьякону Федору, который в речах настоятеля Выговской обители Семена Денисова являл-де чудеса:

«Что же иже чудесем самоделатель дивный Господь, иже утешая своя рабы утешением пресладчайшим; утеши и своего предивнаго страдальца предивным утешением, отрезанному языку паки возрасти повеле, и благодать ясноглаголания всемилостиво даде» [219] (с. 122).

Вот такие-то вот «чудеса в табакерке» описывает выгорецкий «скитник» Денисов о ненавидимом их «святым» Аввакумом ином, судя по всему, такой же пробы «святоше» – Федоре. Который, не дожидаясь прославления Церковью, прославил, что выясняется, себя сам: язык себе в своих романах прирастил.

И вот что, в отместку этому писарчуку, выделывал протопоп Аввакум:

«Однажды он подговорил стражу отвести воду в землянку дьякона, так что тот едва не захлебнулся. Другой раз после ночного спора, для ведения которого дьякон выполз из своей подземной темницы, Аввакум, всегда поддерживавший добрые отношения с большинством стражи [то есть имеющий здесь неоспоримую протекцию от властей – А.М.], убедил стрельцов забрать и отдать ему “еретические” писания Федора. Затем, как рассказывал в послании своему сыну Максиму сам дьякон, стрельцы избили его и, несмотря на зиму, сорвали всю одежду, “связоша руки мои опако, и к стене привязали и знобили на снегу часа два. А друзи мои зряше меня и смеющеся” (Материалы для истории раскола… Т. VI. С. 131)» [277] (с. 262–263).

То есть дружки его, Аввакум, Епифаний и Лазарь, смеялись над замерзающим связанным человеком. Так описывает дьяк Федор поведение своих соузников – старообрядческих «святых». Таково «облико морале» вообще всех без исключения этих «столпов» «древлеправославия от Филарета».

Вот еще рыкания все того же действующего лица и все по тому же адресу:

«“Федька, а Федька… Ох собака, блядин сын… помнишь лаешь: Аввакум свинья; что знаешь, а я небесные тайны вещаю, – мне дано!.. Ну, козля… дьявол тебя научил никак?.. ты собака..” (Аввакум. Сочинения… С. 584, 589, 590)» [277] (с. 263).

Ну, каков «святой»? Неужели такое чучело какой-нибудь одержимый, с пеной у рта, так все и будет упорно, даже после изучения его трактатов, продолжать определять «во святые»?

И ведь цитирует Аввакума Зеньковский – явный апологет «старообрядчества». И вот, кстати говоря, куда Аввакума он причисляет:

«…недостаток богословского образования и отсутствие методологических навыков и привычке к систематической литературно-теоретической работе помешали Аввакуму занять в истории… место, которое на Западе занимали Лютер и Кальвин» [277] (с. 264).

Вот таков этот «столп». Отличное сравнение. Надо ли к такому определению еще что-либо добавлять?

«Святость» Лютера, «женившегося» на монашенке, прекрасно известна…

Ничуть не лучше в данном же плане выглядит и расхваливающий на все лады свою уникальную «святость» Федор, сообщающий о выросшем у него, словно у ящерицы хвост, отрубленном до этого языке, на что, вполне резонно, и злится Аввакум:

«Изгнанный осужденик оный диакон Федор, от заточения в Москве пишет послания многим людям, хваляся, якобы после казни языка, инаго приятии от Христа сподобися, и свободно паки глаголет» [219] (с. 123).

А затем матюгами кроет: «собака, блядин сын» и прочее.

Так что следовало бы раскольникам, прежде чем прославлять адептов своей ереси, сначала определиться – кто у них «святой»: Федор или Аввакум. Обоих нельзя никак: если Федор врет, за что его вполне справедливо и грозится прикончить Аввакум, то в «староверческие» «святые» следует записывать лишь Аввакума. Но если Федор не врет и у него и действительно самопально прирос отрезанный за болтовню язык, то сюда же ну никак теперь нельзя вклеивать, за компанию, то есть в «древлеправославные» «святые», и его разъяренного протеже – протопопа Аввакума (аки лев рыкающего).

Вы уж, господа хорошие, сначала определитесь – кого превозносить в своих байках, а уж затем их и изобретайте (эти самые байки свои). Ведь к невинной жертве палача приравнять и его жертву – ну ни под каким пропагандистским соусом просто невозможно. Ведь это полный абсурд.

Но что Аввакума определить во святые являлось бы полной глупостью, прекрасно видно из дальнейшей о нем информации. Ведь вот как этот староверческий «угодник», приписавший себе апостольство, действовал кулаками в отданных ему во власть местах. В данном случае – вообще – в храме!

Аввакум:

«…порой прерывает службу, чтобы заняться рукоприкладством. Так он прекращает вечерню и тут же, в церкви, “за церковный мятеж” сечет плетью дьяка Струну. В другой раз – сейчас же вслед за переносом “даров” он бьет на клиросе досадившего ему бесноватого Федора и велит затем пономарю приковывать своего досадителя в притворе к стене…» [215] (с. 19).

И при всем при этом действует, как всюду о себе разносит в самобахвальстве, неким таким лишь ему известным «Святым Духом».

Вот очередное весьма «доброе» средство против своих врагов предлагает протопоп Аввакум:

«…если уж никак нельзя отвадить никонианского попа, пришедшего в дом со святой водой, лучше всего в воротах выкопать яму и натыкать в нее кольев, чтобы поп, не заметив ее, упал в нее и распорол себе живот» [215] (с. 20).

И ведь это написано священным лицом! То есть буквально предписывается кому-то ко исполнению!

Кто ж он на самом-то деле: наделенный царем безграничной властью самодур или вписавший сам себя во святые но на самом деле законченный изувер – вместилище бесов и планов Сорбонны по уничтожению Святой Руси? Или то и другое вместе взятое?

А вот как он, вконец обнаглев от безнаказанности, рыкает на самого царя:

«“А царя Алексея велю (sic!) Христу на суд поставить. Тово надобно мне шелепами [батогами] медяными попарить”, – угрожает он в тоже недавно открытом тем же В.И. Малышевым “Слове о рогатом клобуке” (Малышев В.И. Два неизвестных письма протопопа Аввакума // ТОДРЛ. 1958. Т. 14. С. 420). “Грабишь нас и обижаешь нас от креста”… “безпрестанно пьет кровь свидетелей Исусовых”, “безумный царишка”, апокалипсический “зверь – царь лукавой”… и другие менее подходящие для печати выражения постоянно теперь встречаются в писаниях протопопа, который не любил щадить тех, кого зачислял в число противников благочестия (477, 470, 433, 574, 238)» [277] (с. 268).

Кто же он все-таки есть – обнаглевший царедворец, хамски наезжающий даже на своего сюзерена, или выживший из ума идиот, уже более не способный контролировать свои высказывания и в самой малой степени?

Идиотов во святые – сильнó. Но и первый вариант говорит лишь о том, что он слишком много знал лишнего. Потому и наглел, выйдя уже за какие-либо разумные рамки. Потому, собственно, с определением «за хулы на царский дом», его и пришлось убрать поскорее. На чем и закончилась карьера протопопа Аввакума.

А ведь старообрядцы и взаправду это кровавое невежественное злобное чучело, уничтожившее (что даже не в письмах, но уже на самом деле) своими идиотскими беснованиями десятки тысяч людей, считают своим святым… Кто ж они тогда сами-то?..

Но и закончил жизнь свою мятежный протопоп вовсе не за совращение им в ересь самоуничтожения весьма опрометчиво доверившихся ему русских людей. Аввакум, что выясняется, был не в меру говорлив. За что и поплатился – ведь знал он слишком для скандалистского своего характера, поносящего без разбору всех и вся, уж не в меру непростительно много (ну а как может быть иначе, если даже сам царь, вместо чтоб под шумок упрятать этого скандалиста куда-нибудь подальше, звал его к себе в духовники?):

«14 апреля 1682 года он вместе с попом Лазарем, иноком Епифанием и дьяконом Федором был сожжен в срубе “за великие на царский дом хулы”» [215] (с. 20).

Но имеется и еще вариант исхода данного действа. Эта уже версия настаивает на иной дате гибели опального «протосингела» и его свиты:

«…1 апреля 1682 года…» [277] (с. 292).

То есть двумя неделями ранее. Может здесь со старым и новым стилем связано это несовпадение? Но в те времена эта разница была меньше.

Вот еще вариант:

«Казнь была исполнена 1-го апреля 1681 г. в великий пяток» [368] (с. 117).

То есть аж целым годом ранее названной дате. Причем, во всех трех случаях даты не совпадают. То есть день смерти Аввакума, протосингела филаретообрядческой ереси, и по сию пору не выяснен.

И при всем притом:

«…до сих пор остается неизвестным, кто отдал приказ о сожжении Аввакума и его пустозерских единомышленников… (официальных известий о смерти узников не сохранилось)» [277] (с. 292). То есть, был ли этот самый мальчик-то вообще? Приказывал ли кто кончать с этим гнездом реформации или они сами себя порешили: загорелись в срубе от неосторожного обращения с огнем или угорели от дыма?

Ведь и приказ-то по тем временам было отдавать некому – царь Федор был при смерти:

«И месяца апреля в 27 день, в 13-м часу дня, в четверток, от жизни сея отиде» [307] (с. 75).

Третий вариант даты смерти Аввакума, правда, уносит эти события за год до смерти Федора.

А указ против устроителей гарей выйдет лишь через три года после этого (или через четыре) – во времена царствования Софьи. К тому же времени относятся как первые, так и единственные известия о применении каких-либо карательных мер воздействия к устроителям гарей:

«…перед Пасхой 1685 года в срубах были сожжены не менее 90 последователей…» [277] (с. 301) странной веры: Капитона и Филарета, Вавилы и протопопа Аввакума. Веры, прежде всего, в полную безнаказанность убийства других людей, облапошенных разработанной в Сорбонне методологией учреждения реформационных изменений в России. Так при Софье были уничтожены упорно десятилетиями взращиваемые и запускаемые в леса представители самого за все времена изуверского толка – «старообрядчества». Так были пообрублены головы у взращенной Романовыми этой страшной человеконенавистнической медузы Горгоны, отправляющей русских людей десятками тысяч на костры повсюду расставляемых гарей.

Но кто же спалил само гнездовище, вскормившее в свое время эту 90-головую Горгону?

О том история теперь надежно умалчивает – свидетельств о причине смерти этого руководящего реформацией логова вообще нет.

Однако ж царь Федор, что распрекрасно известно, был отравлен. То есть в момент возможного отдания им приказания об уничтожении гнезда реформации он распрекрасно себя чувствовал.

Но вот с капитоновщиной покончено. И что же?

То ли через четыре, а то ли так и вообще лишь через две недели после этого таинственно умирает сам тот, кто и мог отдать этот совсем не устраивающий тайных покровителей Романовых приказ.

Однако ж о сопутствующих этой смерти причинах – полная тишина.

Но если свидетельств о смерти обитателей пустозерских землянок нет, то есть, к сожалению, свидетельства об их более чем бурной жизни. Именно эта послужившая им смертным саваном нора стала свидетельницей рассылки многочисленных грамот, предписывающих русским людям, попавшим в лапы этой страшной секты, самосжигаться:

«Только в 1675–1695 годы было зарегистрировано 37 “гарей” (то есть самосожжений), во время которых погибли не менее 20 000 человек. Таким образом, Аввакум стал проповедником самых массовых суицидов в мире.