Текст книги "Патриарх Тушинского вора"

Но удар, подметим, алхимиками был разработан вновь достаточно коварный. Ведь новшества у нас, что и отличает Русь от больно падкого до моды Запада, что и позволило в единый миг скрутить его в протестантизм, никогда не проходят. Значит, следует «работать» исключительно под старину! А там-то как раз для ересей и все в порядке. Ведь еще князь Владимир для этого почву прекрасно подготовил, спалив наши древние рунические книги, как якобы языческие, и навязавший, пусть тогда лишь на время, какую-то теперь затертую временем ересь, чем-то теперь напоминающую какие-то очертания Студийского устава, используемого сегодня в монашестве. Здесь лишь стоит подрихтовать немножечко нашу историю, отведя первое наше крещение со времен Иоанна Крестителя и Андрея Первозванного под крещение ближайших верноподданных князя Владимира и его самого. Чем, думается, и занимались переписчики наших летописных книг сразу после захвата власти Романовыми.

Но влезть они, что выясняется, не погнушались и в Стоглав Ивана Грозного, попутно «уточнив» его решения.

Однако ж сразу, что и понятно, многое менять было невозможно. Ведь историю свою самый грамотный на тот момент в мире народ помнил в совершенстве. А потому предстоял достаточно длительный процесс оболванивания этого народонаселения. Потому реформация шла при первых Романовых достаточно неспешным темпом – тихим сапом – десятилетиями. И пусть медленно, но зато верно Русь подготавливалась к изменению ее веры – старая ересь в новом оформлении уже была близка к всенародному внедрению в массы.

Но вот произошло непредвиденное. Взбунтовался Никон, ранее показавший себя вполне вроде бы и лояльным к власти, однако ж вставший на защиту веры тогда, когда в силу занимаемой должности ему открылись глаза на многие вещи, ранее не слишком понятные.

Но именно на него, как это ни выглядит парадоксально, сегодня и списан историками так называемый раскол. Который, на самом деле, явился лишь резким отсечением уже давно сформировавшихся еретиков в свою собственную религию – так называемое «старообрядчество».

На самом же деле под этим наименованием уже с 20-х гг. XVII в. вполне легально действовала изуверская секта, занесенная на Русь от масонов самого кардинала Ришелье. Вот что сообщает о появлении на Руси этого Вавилы Зеньковский:

«…Вавила приехал в Россию при царе Михаиле Федоровиче и тоже уже “осеян был всепреславными благочестия лучами”» [277] (с. 133).

И вот как действовал этот раскольничий Лютер Вязниковских лесов, отнюдь не без помощи масонов заброшенный из Франции в Россию:

«“Кшарский устав” “капитоновщины” состоял из сторонников радикальных подходов к вопросу о самоубийственных смертях за веру. Во главе этого направления стояли Вавила Молодой (француз-еретик) и старец Леонид. Факты их деятельного участия в массовых и индивидуальных самоубийствах были вскрыты следственной комиссией И.С. Прозоровского в Вязниках…» [215] (с. 10).

«Помимо вязниковских лесов эти фанатики – отщепенцы от церкви проникают в вологодские и костромские леса, нижегородские, суздальские и муромские пределы (ЛЗАК. Т. 24. С. 329–334). Их духовная напряженность доходит до крайних пределов и дает возможность развиться ужасному обряду духовного спасения самоубийством. Если их учитель Капитон проповедовал укрощение плоти самым жестоким постом, который по средам, пятницам и даже субботам выражался в полном отказе от пищи, то теперь Вавила, Леонид, Василий Волосатый и другие уже проповедовали постоянный пост с полным воздержанием от еды, то есть самоубийство голодом. Группами в десятки и сотни человек эти изуверы-морильщики запирали себя в избы или норы, чтобы избежать соблазна спасения жизни и там держались полного поста до последнего издыхания (ЛЗАК. Т. 24. С. 331). Сами вожди этого движения большей частью не участвовали в этих массовых смертях от добровольной голодовки, чтобы дальше нести свою ужасную проповедь…

К 1665 году эти зловещие учителя мрачной веры придумали еще более ужасный и действенный способ очищения от грехов страшной огненной смертью» [277] (с. 210).

И все эти изуверские самоуничтожения, занесенные сюда от сектантов юга Франции прилежным учеником Сорбонны и кардинала Ришелье, Вавилой, сегодня почему-то принято именовать нашим русским народным движением протеста против нашего Патриарха Никона – борца с масонством и Романовыми.

На самом же деле эти именно привнесенные сюда масонской сатанистской сектой самоиздевательства:

«…стали основой для появления “народного раскола”.

Вожди этого устава (Вавила Молодой, Леонид и др.) ведут себя как люди, уже избежавшие Страшного Суда. Они “спасали” от него других людей. Старцы этого устава сжигали, топили, морили людей, но сами и не думали следовать примеру своих жертв» [215] (с. 10).

Вообще-то здорово масоны подловили нашего брата на приверженности ко стоянию в Вере. Ведь если многогласие позволяет вечернюю службу сократить до двух часов, то при одногласии ее можно растянуть и до пяти. Сторонний же наблюдатель скажет: «Да, более длительная служба – более, должно быть, и древняя». Эту-то ахиллесову нашу жилу и рубанули тогда масоны, густо облепившие царский трон. Потому народ, почуяв приход супостата в самих же своих безбожных густо облепленных иноземцами алхимиками монархах, столь легко и подался на спроворенную для чрезмерных ревнителей провокацию: занялся не только самобичеванием, но и самосжиганием.

Вообще-то в нашем народе о таковых ретивых самосожженцах имеется распрекрасная пословица: заставь дурака Богу молиться – он и лоб себе расшибет. Ведь самоубийцы, пусть и на религиозной почве, Русской Церковью захоронению на русских кладбищах не подлежат! То есть души их, что давно узаконено, летят прямиком во ад!

Чем людям можно мозги так основательно набекрень скорежить, чтобы они перестали столь простую истину осознавать?

Так ведь на раскол работала вся западная наука: в Сорбоннах готовились проповедники, то есть дипломированные специалисты по промыванию мозгов, а главное – отрабатывалась сама система, по которой наиболее надежным способом имелась возможность русского человека с пути истинного своротить. И ведь не просто сбить с раз избранной им дороги, но и наиболее фанатичного, а, следовательно, восприимчивого и к обману, самого заставить наложить на себя руки!

Вот, кстати, чем и опасна любая секта: люди целиком и полностью становятся подвластны своему вожаку. А потому массово самоубиваются, не осознавая, что творят.

А вот как распрекрасно просматривается связь Филарет – Капитон – Михаил – Алексей Михайлович. Оказывается, был еще у Капитона некий связник этого отшельника с самыми высшими коридорами тогдашней власти. Это был:

«…старец Корнилий, родившийся, по преданию, около 1570 года» [277] (с. 212).

Известно, что:

«…в 1695 году… он провел некоторое время послушником в Преображенской обители Капитона и что уже тогда Капитон проповедовал крайний аскетизм (Житие старца Корнилия, написанное Пахомием. Рукопись. Пушкинский Дом АН СССР. Лл. 151–153)… Корнилий был послушником у Капитона или в годы Смуты, или же сейчас же после Смуты. Это видно из того, что Корнилий уже в ранние годы правления Филарета был приближенным патриарха» [277] (с. 130–131).

«Корнилий родился в Тотьме… принял пострижение в Вологодском Корнилиевом монастыре, исправлял должность пономаря в Московском Симоновом монастыре, потом был ключарем при патриархе Филарете…» [386] (с. 273).

Так что связь Филарета с Капитоном и им насаждаемой Капитоновщиной – налицо. Тем более что после начала подготовки царским двором нами обнаруженного еретического движения, связник покидает Москву и направляется на указанное ему дворцовыми заговорщиками место дислокации.

Сначала он:

«…удалился вместе с бывшим игуменом Тихвинского монастыря Досифеем на Дон. По возвращении оттуда исправлял понамарскую службу в Ниловой пустыни, участвовал и был виновником возмущения иноков этой пустыни против начальства…» (там же).

После же случившейся неудачи, возможно, запланированной, он отправляется в бега.

После начала, как считается, патриархом Никоном:

«…правки книг… Корнилий ушел в онежские леса…» [277] (с. 212).

А точнее:

«в Олонецкие пределы в г. Пудогу, где уже было много раскольников (Макарий. История раскола). Скитаясь из пустыни в пустыню он поселился окончательно на р. Выге…» [386] (с. 273).

То есть именно Корнилий, патронируемый Филаретом и его сыном Михаилом, является основателем знаменитой расколоучительной Выговской пустыни. Случайно ли такое?

Таким образом, выясняется, что Капитоновщина не только была заведена при помощи вернувшегося из польского «плена» Филарета, но и поддерживалась им черезКапитона, раскинувшего в ту пору свои сети для всех противников книжных исправлений.

А вот что сказано о переходе руководства этой ересью от отца к сыну. После смерти Филарета:

«Царский указ от 1634 года санкционирует существование скита и позволяет ему пользоваться соседними угодьями. Этот указ и наделение Капитона землей самим царем подтверждают сведения Семена Денисова, что царь Михаил Федорович лично знал Капитона. По данным Денисова, Капитон “ему (царю) и многая откровения сокровенно возвещаша, чего ради почитаем и блажим был”» [277] (с. 131).

То есть глава секты самоуничтоженцев и даже не в начале, но именно в самом зените своей карьеры, был «блажим», то есть всецело поощряем, как Филаретом, так, после его смерти, и его сыном – царем Михаилом.

Но как же тогда случилось все впоследствии произошедшее?

А все дальнейшее разыгрывалось как по нотам. Не все были в суть Капитоновщины посвящены. А потому уже:

«В 1639 году патриарх Иоасаф приказал… упорного старца-аскета посадить “на исправление” в Ярославский монастырь…» (там же).

Но в те времена, впрочем, как и во все времена последующие, у врагов русского человека в верховных эшелонах власти все было «схвачено». Потому:

«Капитон в монастырь – “под наблюдение” – так и не попал… предупрежденный об опасности, он скрылся» (там же).

Что так?

А он работал рука об руку с власть предержащими. Потому и был всю свою карьеру поистине неуловим. Ведь после того, как он сменил место своей дислокации, произошло все то же:

«В 1651 году новый царский указ отмечает, что Капитон жил на реке Шоче» (там же)

И вот патриаршие холопы, с подачи церкви официальной, вознамерились этого неуловимого главу церкви неофициальной, то есть раскольничей, все же изловить. И что же?

«И на этот раз Капитон был кем-то предупрежден» (там же).

Интересно бы знать – кем?

На то дает ответ Зеньковский – величайший специалист по «древлеправославию»:

«…это были его тайные сторонники в Москве или Ипатьевском монастыре под Костромой, откуда и намечался его арест» [277] (с. 131–132).

То есть арестовывать ставленника Филарета Романова было намечено аккурат из самого логова захватившей в стране власть этой же самой фамилии. Однако же не тайными, но именно явными его и не сторонниками, а покровителями, являлись, что выясняется, сами Романовы. А потому они его и предупредили об опасности: из Москвы через свой Ипатьевский монастырь – все просто.

Монастырь же этот, что разобрано подробно чуть ранее, просто перегружен масонской символикой. Потому становится теперь более чем понятным откуда растут ноги у обнаруженной нами столь странной взаимозависимости – «староверчество»-масонство:

«…в конце XVII века в староверческой Выговской обители, чей настоятель Андрей Денисов (князь Мышецкий) в молодости тайно под чужой фамилией учился у Феофана Прокоповича в Киеве, была переведена Великая и предивная наука Раймондулиева, иначе говоря, Ars Magna, написанная богословом и алхимиком XIII–XIV вв. Раймондом Луллием… Книга Раймондулиева имела хождение среди староверов и, видимо, определенным образом повлияла на их тогда только складывавшееся мировоззрение (Лазарев Е. Алхимия в старообрядческом скиту. http://www.vekovka.h1.ru/ IIIMUROM/GAYASCIENZA/denisov.htm См. тж.: Безобразова М. О великой науке Раймонда Луллия в русских рукописях XVII в. // Журн. Мин. нар. просв., 303, февраль)» http://gusnotes.narod.ru/land/text_7.html

Вот еще упоминание о литературе, которой пользовался Прокопович:

«…в Киеве Феофан сблизился… с известным малороссийским семейством Марковичей; один из них, Яков, был особенно близок с Феофаном: вместе они много читали, например, Бэкона…» [358] (с. 197). А ведь именно алхимический трактат Роджера Бэкона, как упоминалось выше, привез в свое время в Москву еще Артур Ди.

Однако ж список читаемой Марковичем и Прокоповичем масонской литературы, что сообщает Чистович, был куда как шире. Они читали:

«… читали Бэкона, Декарта… (Дневные заметки малороссийского подскарбия, генерала Якова Марковича. М., 1859)» [385] (с. 22).

В. Герье к этой «сладкой» парочке масонов алхимиков добавляет еще и Лейбница, который, как он считает:

«…был для Германии тем, чем Бэкон был для Англии, Декарт для Франции» [377, с. III].

Так что масонство Феофана Прокоповича, после внесения очередных подтверждений им используемой литературы, выглядит совершенно неоспоримым.

А ведь этот факт учебы у масона и использование масонской литературы основателем Выговской обители подтверждают и иные апологеты «старообрядчества»:

«Денисов, безспорно, принадлежит к числу наиболее замечательных литературных деятелей эпохи Петра… ученик Феофана Прокоповича, усвоивший под его и его помощников руководством Киевскую школьную ученость…» [341] (с. 169).

Вот еще свидетельство:

«…Андрей учился у самого Феофана Прокоповича в Киевской академии, куда приехал под видом молодого жаждущего знаний купца… (Журавлев А.И. Полное историческое известие… С. 115).

…в реестре книг библиотеки Денисова указаны работы Раймонда Луллия» [278] (с. 397).

И вот что в этих работах столь интересовало Выговских раскольников:

«Он особо выделил в духовной алхимии Луллия “великую науку каббалистичную”» (Лазарев Е. Алхимия в старообрядческом скиту. http://www.vekovka.h1.ru/ IIIMUROM/GAYASCIENZA/denisov.htm).

То есть раскольников интересовала каббала – сатанинская наука алхимиков.

И вот кем являлся Феофан Прокопович, что выясняется, учитель не только масона Ломоносова (см.: [274]), но и еще одного очередного масона – основателя Выговской обители – Андрея Денисова:

«В.В. Назаревский в своей книге “Из истории Москвы” сообщает, что в зале Сухаревой башни (в Москве), по преданию, происходили тайные заседания какого-то “Нептунова общества”… там председательствовал Лефорт… Сам царь был первым надзирателем, а архиепископ Феофан Прокопович – оратором этого общества… в народе долго ходила молва, будто бы на башне хранилась черная книга, которую сторожили двенадцать духов и которая была заложена в стену и заколочена алтынными гвоздями (Марков Н.Е. Войны темных сил)» [180] (с. 83).

Так что Сорбонна Вавилы – это киевские науки основателя Выговской обители Андрея Денисова, которым он там обучался у масона Прокоповича.

И вот когда это происходило:

«Феофан (Элеазар) Прокопович (1681–1736)… государственный деятель, писатель, историк. Ректор Киево-Могилянской академии (с 1711), в Петербурге жил с 1716 г.» [379] (прим. 30 к с. 202).

То есть раймондолуллиевым «наукам» этот алхимик-«старовер» обучался где-то в период с 1711 по 1716 год. То есть вовсе не во времена Патриарха Никона и его оппонента протопопа Аввакума, как казалось нам, судя по известиям о нем, преподнесенным пропагандой, но аж полустолетием позже. Потому это пресловутое «староверие», хоть и плачется в своих романах-«бытиях» по пустозерским сидельцам горемышным, имеет учение уже свое, которому Андрей Денисов обучался вовсе не в поморских скитах, но в Киево-Могелянской академии – рассаднике чужебесия, запущенного туда поляками. Ведь Петр, о чем мы не слишком оповещены, и о чем уже сказано выше, сдал за несколько лет до этого освобожденную после народного восстания Малороссию обратно полякам.

Потому в отданной Петром, царем масоном, обратно Польше в 1708 г. Малороссии, совершенно естественным образом, возникает очаг чужебесия. В который и отправляется за ученостью будущий «апостол» «старообрядчества» Андрей Денисов. И обучается там не у рядовых масонов, но у будущего оратора «Нептунова общества» из Сухаревской башни, чернокнижием околдовавшей всю тех времен Москву. Мир, что выясняем в очередной раз, до удивительности тесен.

А вот напомним себе о том, кем являлся этот самый упомянутый Луллий:

«…в XVI в. на Русь уже проникли многие произведения, посвященные черной магии и астрологии, в частности произведения… Раймонда Луллия и другие запрещенные “отреченные” книги» [212] (гл. 3).

И что же хотел такого величайшего совершить Андрей Денисов, чьим покровителем являлся масон Меншиков, учителем – масон Прокопович, а путеводителем по черной магии, то есть поиском познания истины в модной сегодня эзотерике, сам мэтр масонства и чернокнижия – масон Раймонд Луллий?

«Цель его была грандиозна: объединить все старообрядческие толки в “едино тело вселенской церкви”» [278] (с. 398).

То есть вел мир к уже нынешнему апокалипсическому явлению – совету церквей. А ведь этот выученик масонов чернокнижников был очень не далек от поставленной ему учителями цели. Тому помогали и масонские связи, и владение эзотерикой-чернокнижием – задурить головы своей пропагандой и колдовством отшельникам, разбегающимся от Петра по лесам и не имеющим от его чар церковной защиты, для него не составляло никакого труда. Тому способствовали и финансовые возможности обители, покровительствуемой на правительственном уровне:

«Выговцы… создали настоящую литературную школу, единственную в старообрядчестве» [381].

То есть им одним и была предоставлена возможность вести свою раскольническую пропаганду. Причем, для наиболее надежного охмурения падких до своей старины глубокой русских людей, современная литература ими даже была стилизована под старину:

«…для них характерны особая стилистика, восходящая к древнерусскому стилю “плетения словес”… сложный и порой архаизованный язык» (там же).

То есть работали выгорецкие раскольники исключительно «под старину».

«Пропагандой Андрей руководил лично, и, как говорит Журавлев, “безчисленное множество душ в свою ересь уловил”… успехи, сделанные расколом при Петре, были в значительной степени плодом работы Андрея…» [278] (с. 398–399).

Плодом же охмурения самого Андрея, напомним, являлись самые крупные масоны России тех времен – Феофан Прокопович, оратор Нептунова общества Сухаревской башни, мрачивший своим эзотерическим колдовством, то есть связью с бесами, тех времен Москву и Алексашка Меншиков – правая рука царя масона Петра. Так что мир – он тесен, просто до безобразия. Вот чего стоят все эти басни о разрекламированных нашим жидомасонским кинематографом неких нападках правоохранительных органов времен Петра на «старообрядцев». Он, что выясняется, сам лично филаретообрядческую заразу долго и старательно лелеял и выращивал. И отрядил на эту работу адову самых ближайших своих подвижников – масонов и чернокнижников. Что выше и разобрано.

А вот теперь зайдем к нами разбираемой истории с другой стороны. О том, где просто неуловимый для царской власти старец Корнилий, очень тесно связанный со своими «гонителями» какой-то пока не вскрытой конспирацией, оставил свои бренные косточки. А оставил-то он их в самом затем раскольничьем центре – в первоначально основанной именно им, а не братьями Денисовыми, Выгорецкой обители. Когда Денисовы туда только пришли:

«Здесь, на Выге, уже около полутора десятка лет проживал знаменитый своим опытом и летами более чем столетний инок Корнилий, который скончался как раз через год после переселения туда Викулинского общежития, достигнув в 1695 году мафусаиловского возраста – 125 лет. Этот бывший келейник патриарха Филарета… благословил Викулина и Андрея Денисова продолжать его дело. Разойдясь в 1660-х годах с игуменом Досифеем, с которым он еще в царствование Алексея Михайловича вместе хаживал на Дон провозглашать там правду старой веры, Корнилий стал одним из ранних столпов беспоповщины» [277] (с. 327).

Так что здесь мы можем уже поставить и еще более интересную параллель: Филарет– Корнилий – Денисовы – Прокопович.

И вот что собою представляли принятые Корнилием к себе на жительство братья:

«…митрополит Макарий считал, что “никто столько не сделал для утверждения раскола, как два брата Андрей и Семен Денисовы”» [277] (с. 329).

«…нельзя не признать, что в трудах двух братьев Денисовых содержится вся догматика раскола, вся полемика его против Православия, все раскольничье учение» [341] (с. 169).

И явное последующее сближение Денисовых с масоном Меншиковым, фаворитом масона Петра, уже сообщает нам о самих тайных организаторах этого движения. То есть вновь уже можно записать вполне просвечивающуюся параллель: «староверчество» – масонство.

А как же в этом свете выглядит сегодня воспетый чуть не во святые мученики за веру предшественник Андрея Денисова на посту организатора раскола – протопоп Аввакум?

«В конце 1660-х годов, когда начались первые массовые самосожжения, Аввакум Петров находился в ссылке в Пустозерске. Там он провозгласил себя “протосингелом русской церкви” (местоблюститель патриаршего престола). В качестве такового он и рассылал свои “окружные послания”… На вопрос по поводу самосожжений Аввакум однозначно благословил самосжигаться…» [215] (с. 12).

Об этом говорит и Зеньковский – явный апологет старообрядчества. Он подтверждает, что провозгласивший себя местоблюстителем патриаршего престола Аввакум:

«…восторгался этими самосжиганиями и поощрял распространение “новоизобретенного способа самоубийственных смертей”… Какое-то болезненное умиление перед этим религиозным ухарством и изуверством слышится в его похвалах… Сравнивая самосожженцев с комарами, добровольно летящими на огонь костра, он как-то странно хвалит их действия: “Также и русские бедные, пускай глупы, рады: мучителя дождались; полками во огнь…” (568, 567 и 249, 890, 895, 845, 831, 872, 567, 986). В другом месте он проявляет тоже не менее странный восторг: “А в Нижнем преславно (!) бысть: овех еретики пожигают, а инии располившеся любовию о правоверии, не дождавшись еретического осуждения, сами во огнь дерзнувше…” (872)» [277] (с. 274).

Тут он и врет, потому как «еретики», то есть в его словах присланные на розыск самоистребленцев солдаты, не пожигали никого, и констатирует очень не нравящийся обычно раскольникам факт – адепты ереси Капитона – Аввакума, взращенной еще Филаретом, сами себя убивали – никто их к этому не принуждал. Чему теперь столь нескрываемо и радуется этот бес во плоти. Радуется, что собрал на ниве своего подстрекательства такой урожай, за который уже теперь непременно получит мзду от своего господина. И чтобы наиболее верно определить, кто же это им является, следует хотя бы краешком глаза взглянуть на юношеское творчество идеолога красной чумы, Русской смуты XX века, наследующей аккурат смуте, посеянной Филаретом-Аввакумом.

Вот что писал о своем в этом мире предназначении юный Маркс:

 
«Ты [сатана] падешь в пропасть,
И я со смехом последую за тобой…
И скоро я брошу человечеству
Мои титанические проклятья…
Приняв мое учение,
Мир глупо погибнет…» [41] (с. 451–452).
 

«Маркс веровал в торжество зла, и его программой было – послать людей в ад» [138] (с. 58).

И вот русский мир глупо погибал в устраиваемых общими усилиями придворных романовских кружковцев гарях. Потому столь и радовался приложивший к этому делу руку Аввакум. Ведь русский наиболее во всем мире набожный человек – спятил: он сам себя, уверовав в доктрину Филарето-Капитоновщины, тащил в ад, моря свое тело голодом и сжигая в огне. И такого человека теперь нельзя было хоронить на русском кладбище. Ведь он самоубийца. Точно такой, какими будут его последователи уже в XX веке, глупо пошедшие за Марксизмом-Ленинизмом и не менее глупо погибнувшие в корчах кошмаров самоистребительных войн и концлагерей, чисток и искусственно устроенных эпидемий. Все они будут зарыты в землю не как нормальные люди – в гробах и с крестом на могиле, но как самоубийцы: с пятиконечными пентаграммами и вечным гееннским огнем на их общих могилах, именуемых по-новому – братскими. То есть могилами братьев масонов.

Вот на какую сущность весь свой век трудился Аввакум. Вот почему он столь странно восторгался произведенным с его подачи убоем. Он, как и Маркс, работал на сатану.

«Позиция Аввакума по вопросу гарей была тем более странна и нелогична, потому что он совсем не был обуян страхом антихриста и думал вовсе не о конце старой веры, а наоборот, о ее конечной победе. Эта неувязка в его рассуждениях стоила жизни не одной тысяче человек и наложила мрачный оттенок на заключительные годы его проповеди (Симонов П.С. Внутренние вопросы в расколе… С. 66).

Многие умеренные старообрядцы, как, например, игумен Досифей, Евфросин и другие возмущались Аввакумом за его подстрекательства к самосжиганиям и строго осуждали его за его прославляющие гари послания (Евфросин. С. 20, 82, 110)» [277] (с. 275).

Эти примилейшие «умеренные», лихо облапошенные пропагандой Капитоновщины в прошлом нормальные русские люди, просто не являлись посвященными в конечных целях устраиваемой Романовыми с помощью масонов реформации. Потому возмущались изуверству Аввакума. Но, думается, в не меньшей степени, веком позже, однокашники Маркса будут возмущаться уже теперь его стремлением погубить мир, отдав населяющих его жителей сатане.

Но откуда взята эта странная мода на самоубивание, завезенная и впервые примененная на практике в России «французом» (жидом) Вавилой из Сорбонны?

«Когда-то в эпоху гонений в Римской империи такими “добровольными мучениками” становились сектанты-гностики…» [215] (с. 13).

Кстати, на юге все той же Франции. Откуда данная разработка древней ереси и была через прекрасно обученного агента запущена на Святую Русь – круг замкнулся. Кстати, аккурат именно во Франции же свою изуверскую теорию применит на практике и проболтавшийся о своем подземном хозяине Карл Маркс (Мордехай Леви).

А вот отличительная черта еще одной древней ереси, также знаменующей собой это некое «древлеправославие» от масонского дома Лжепатриарха Филарета:

«…ариане знаменовались двумя перстами…» [215] (с. 31).

Вот, кстати говоря, почему Мелетий не мог арианам навязывать двуперстие. Вот очередной аргумент доказательства того, какими жестами он мог их призывать вернуться в лоно Церкви, когда ему арианский священник зажимал рот.

Но много и иного объединяют нами рассматриваемые ереси:

«“Егда Христос по земли явися и с человеки поживе, не царствовал он чувственно на земли, тако и антихрист не имать в чувстве быти”, – писал в 1701 году Феодосий в своем “Увещании”, видимо, не замечая, что он высказывает новое богословское положение, в котором характеристика пребывания Христа на земле несколько напоминает арианские установки, а само сравнение первого пришествия Христа с пришествием антихриста более похоже на дуалистическое учение богомилов и альбигойцев» [277] (с. 323).

Так что не только двуперстие объединяет эти две ереси, но и сама суть этого учения, схожая с арианством. Мало того, здесь примешивается еще и ересь богомилов и альбигойцев.

Но не только ариане знаменовались двуперстно:

«Несториане и мелхиты [по Каптереву – истинные православные – А.М.], изображая крест в знамении двумя перстами… исповедуют этим свое верование…» [218] (с. 54).

Так что привнесенное к нам из еретической в то время Греции перстосложение является как арианским, так и несторианским – сродное сразу двум видам некогда прогулявшейся по семи асийским церквям ереси.

Кстати, а ведь его величество Запад, и аккурат ко временам нашествия к нам крестоносцев при Александре Невском, что сами старообрядцы и подчеркивают, крестился-то ведь двуперстно!

И вот чем Запад в те времена отличался от православного Востока. В «Прении Панагиота с Азимитом» (1274–1282) критикуется перстосложение, принятое в то время у католиков:

«Почто не слагаеши три персты и не крестишися десною рукою… но твориши крест с обоими персты…» [315] (с. 274–275).

И вот как апологеты своего заблуждения пытаются обелить эту его привычку:

«…католический запад в XIII веке считался еще до некоторой степени с исторической правдой в изображении перстосложения, подражая очевидно памятникам своего прошлого…» [218] (с. 73).

Но и Восток того времени, то есть уже испытавшая на себе все ужасы нашествия латинян крестоносцев Византия, со всеми с ними имел единое перстосложение. В их иконографии того времени:

«…мы все еще продолжаем видеть строгую последовательность в изображении двоеперстия» (там же).

«Так же, как балканские богомилы и южнофранцузские катары-альбигойцы, так и “лесные старцы” не только следовали павликианскому учению, что “подлинная церковь есть церковь гонимых мучеников”, но так же, как и эти религиозные дуалисты, еще до Никона стали “пренебрегать священством”, отказывались ходить в храм на литургию и почитали, что нет спасения в этом погрязшем в грехах мире, завоеванном злом. Из учения о крайней строгости поста они спасения вечного ради позже перешли к запощеванию себя до смерти… видимо, уже в начале 1660-х годов эти “лесные старцы” во главе с таинственным Вавилой стали звать своих учеников на костры всеочищающего огня, на огнеопальное причастие» [277] (с. 350).

И вот где видим мы корни данного вероисповедания. Аккурат на родине Вавилы, уж более чем явно притащившего свою ересь, сегодня именуемую довольно контрастно с нашей находкой – «древлеправославие», именно отсюда:

«У французских альбигойских катаров был даже обряд религиозного самоубийства, так называемая эндура. Обычно высшее посвящение давалось катарами… только или избранным высшего эзотерического круга или же мирянам перед их смертью. В случае же если посвященный перед смертью мирянин выздоравливал, то, чтобы он не погубил каким-нибудь грехом свою “чистую” душу, ему предлагалось покончить жизнь самоубийством. В случае же отказа другие “чистые” приканчивали удушением не желающего спастись собрата по вере. Во времена Реформации среди анабаптистов идея добровольного мученичества также была особенно сильна» [277] (с. 351).

Вот теперь уже становится вполне понятным, слегка ковырнув историю чуть поглубже, – почему этим нам всю плешь проевшим «древлеправославием» руководили: иностранные шпионы или агенты влияния, близкие масонству священники и откровенные масоны царедворцы. Ведь вообще вся схема доведения людей до самоубийства скопирована у сект, уже когда-то в каких-то концах земли утвердивших свое право на существование. В данном случае, что подтверждается самой атрибутикой данных сект, – несториан и анабаптистов, гностиков и ариан. А в еще большей степени – богомилов и катаров-альбигойцев. Мало того, еретики католики, кого наши дружины разгромили как на берегах Невы, так и на льду Чудского озера, в качестве перстосложения имели тот же символ, что и адепты эдакого «древлеправославия», как нами теперь выясняется, исключительно от Филарета и окружавших его плотной стеной масонов.