Текст книги "Золотые костры"

– Нет. Только это, – сказал я, подвинув лестницу.

– Ну и зря!

Отодвинув в сторону кипу пыльной бумаги, прошитой красной бечевкой, я нашел пенал, сунул его под мышку и начал спускаться. Бургомистр уже исчез, а вице-примар ждал меня там же, где я его оставил.

– Он ушел.

– И чего ему в рай не идется? Всю жизнь работал, пора бы уже отдохнуть. Это оно?

– По его словам, да.

Вице-примар вскрыл пенал, вытащил из него свиток и посветлел лицом:

– Слава Богу. Я избавлен от дальнейших мучений. И все благодаря вам, страж. Идемте.

В кабинете бургомистра человек распахнул большой книжный шкаф и извлек толстую папку. Затем достал из кармана сюртука пенсне в тонкой оправе, водрузил его на нос.

– Ну-с, посмотрим.

Он начал перелистывать страницы, неспешно водя по ним пальцем и шевеля губами.

– Хм… Город уже отчитался за текущий период, достопочтимый. Вот надлежащая бумага. Желаете убедиться?

Я посмотрел на лист с печатями и подписями.

– Оформлена четыре дня назад, – пробормотал я.

– Как раз в день отъезда бургомистра. Поэтому я и не знал об этом, иначе сказал бы вам раньше. Как видно, другой страж выполнил вашу работу.

Такое порой случалось – какой-то страж оказался поблизости, так что я ничуть не расстроился. Одним делом меньше.

– Значит, меня больше ничто не держит в Дерфельде. Полагаю, мой коллега уже проверил город на темные души. Последний вопрос, и больше я не стану вас беспокоить. Где мне найти представителя Ордена Праведности?

– Вам для отчета?

Франческа мне была нужна не для того, чтобы отчитываться, но я кивнул, чтобы больше ничего не объяснять.

– Дом рядом с пивоварней «Фалькен Брёу». Не ошибетесь.

Я поблагодарил и попрощался. С делами Братства покончено. Теперь можно заняться тем, ради чего я сюда приехал.

– Ты бесишься, потому что все сорвалось, – заявил Проповедник, блаженствующий на моей кровати.

– Я недоволен потому, что снова в тупике. С конца лета я потратил очень много сил, чтобы выйти на табор, затем на осведомителя, потом к Франческе. И вот эта ниточка оборвана, и я пока не решил, что мне делать.

Все сложилось не слишком хорошо. Франчески в Дерфельде не было. Законница, как назло, уехала примерно в то же время, что и бургомистр, и никто не знал, куда она направилась и когда вернется. Кто-то говорил, что ее вызвали в Дискульте, кто-то – что все дело в страже. Одни считали, что он соблазнил ее и увез как свою жену. Другие – что он обманул девушку, и теперь та гонится за ним, ища мести.

Все, кого мне удалось опросить, показывали в совершенно противоположных направлениях и говорили абсолютно разные вещи, что ничуть не облегчало мне жизнь.

Если законница действительно уехала куда-то далеко, то ждать ее в Дерфельде не имело смысла. Так можно было просидеть и до следующей зимы.

– Как говорится в Библии…

– Только не сейчас! – перебил я его, устало садясь на стул. – Избавь меня от высокопарных цитат.

– Хочешь, чтобы я вообще замолчал? – Он приподнял голову с подушки.

– А ты на такое способен?

– Представь себе, да. Но если это случится, то ты не узнаешь, где искать нашу милую черноволосую прелестницу.

Вид у него был очень и очень довольный.

– Ты знаешь то, чего не знаю я?

– Ха! Не только я. Но еще и Пугало. Но оно не будет разговаривать с тобой, как ни проси. А теперь и я помолчу.

Он скорчил мстительную рожу.

– Ждешь, чтобы я стал тебя упрашивать?

– Было бы очень неплохо. Не зря же я ради тебя старался! – Он не мог упустить такого случая.

– Хорошо. Умоляю, поведай, что тебе известно?

По лицу Проповедника расползлась улыбка:

– Будь я более злым, потребовал бы, чтобы ты это произнес с колен, но Господь говорит, чтобы мы не были жестоки. Когда ты ушел, хозяйка комнат разговорилась с соседкой. А мы с другом Пугалом крутились неподалеку. Франческа уехала в Виллахбур. Там возле старых выработок творится какая-то чертовщина.

– А она здесь при чем? Это дело для каликвецев и инквизиции.

– Почем мне знать? Эй, ты куда?!

– В Виллахбур. До него всего полтора часа. Успею до темноты.

Тот, театрально застонав, сел на кровати.

– А если эти бабы просто болтали, и ее там не будет?

– Всяко лучше, чем ждать здесь.

– Дилижансы туда не ходят.

– Куплю лошадь. А еще лучше возьму напрокат у хозяина постоялого двора. У них есть такая услуга.

– Лучше бы я помолчал до завтрашнего утра, – недовольно отозвался тот. – Опять куда-то тащиться.

– Оставайся здесь. Комнату я все равно оплатил.

– Черта с два. – Он, кряхтя, поднялся. – Я не пропущу твой разговор с Франческой и за все сокровища рая. А ты с нами?

Пугало кивнуло. Оно никогда бы не упустило случая встретиться с законницей и напомнить ей о своем серпе.

Шум был слабым, словно шел из-под земли.

– Тебе не почудилось, – на всякий случай сказал Проповедник.

– Знаю. – Я посмотрел, как потревоженная сорока вылетела из-за деревьев, и развернул коня.

– Ты куда?

– В двухстах ярдах отсюда был поворот. И следы копыт.

– И что? Мало ли чего там происходит? Что ты, как любопытный мальчик, обращаешь внимание на каждый посторонний чих?

– Взрыв знака я ни с чем другим не спутаю. А знак – это страж.

Он был не согласен со мной:

– Может, он сам и разберется? Без помощи всеспасительного Людвига? До Виллахбура меньше десяти минут езды!

– Проповедник, вот скажи мне, сколько раз за все годы, что мы знакомы, тебе удалось меня переубедить?

– Это не значит, что я должен прекратить попытки. Я, как всегда, приберегу свое «а я говорил» на тот случай, если тебе там открутят голову.

– Держись подальше. Если страж кидается знаками, тебя могут задеть.

– Тогда лучше слушай, Людвиг! – крикнул мне в спину Проповедник. – Я буду орать «а я говорил!!» как можно громче!

Пугало добрые советы проигнорировало и свернуло в лес, решив срезав путь. Я же добрался до дороги, исчезающей среди лохматых заснеженных елей. Проехать пришлось ярдов двести, дальше начинались сплошные сугробы, поэтому тот, кто ехал передо мной, оставил своего коня здесь, привязав его к дереву.

У меня не возникло вопросов, куда идти – в снегу были видны глубокие следы. Я пошел по ним, вдыхая морозный еловый воздух и чувствуя, как урчит в животе. С самого утра я ничего не ел – постоянно отвлекали дела. Я дал себе слово исправить ситуацию, как только доберусь до ближайшего трактира.

Знаки больше не взрывались. Это могло означать все что угодно. Например, страж справился с работой. Или наоборот… влип в неприятности.

Дорога оказалась старой, основательно заросшей мелким пушистым ельником, с двух сторон от которого высились более мощные деревья. Пройдя по старой просеке, я увидел занесенные снегом полуразвалившиеся домики, амбар и еще какие-то хозяйственные постройки, определить назначение которых я не мог – настолько сильно они были разрушены.

Пугало ковыряло когтистым пальцем стену бревенчатого сруба, обдирая мох.

– Лесопилка? – спросил я у него, но то в ответ лишь покачало головой.

Впрочем, повернув за дальний сарай – ужасную развалину с выбитыми окнами и отсутствующей дверью, я понял, где оказался, сказав провидению:

– Просто здорово.

Передо мной высился небольшой утес – всего-то высотой с двухэтажный дом. Горбатый, похожий на уродливого карлика, на спине которого, цепляясь петушиными лапами, росли две изуродованные сосны. Возле подножия зияла рваная дыра – зубастая вертикальная щель, ведущая во мрак.

Старая выработка. Скорее всего, угольная шахта. Заброшена, судя по всему, уже лет двадцать, если не все тридцать. А значит, там, в глубине, кроме затопленных штреков может быть все что угодно.

Как поступить, я решил сразу. У меня не было при себе ни фонаря, ни факела, и соваться без света под землю – увольте. Я не скирр, чтобы испытывать удовольствие от лазанья по заброшенному лабиринту, тьма знает куда ведущему.

Теперь я знал, почему взрыв знака прозвучал так приглушенно. Его использовали в штреках, а я услышал это лишь потому, что где-то поблизости от дороги находился выход вентиляционной шахты.

Темный провал внезапно изверг из себя целое облако угольной пыли, а затем выплюнул черта. Тот упал мне прямо под ноги, черный, лохматый и лишь отдаленно похожий на человека. Глянул на меня ярко-голубыми глазами и сказал:

– Отступаем, старина.

Я со времен школы в Арденау знаю прописную истину – когда Львенок говорит «отступаем», лучше его послушать. В зависимости от ситуации с помощью подобного «отступления» можно здорово сберечь деньги, конечности, а порой и собственную жизнь.

Мы, точно княжеские стрелки, за которыми скачут тяжелые наемные рейтары, взяли резвый старт и успели пробежать шагов пятнадцать, когда между нами упало нечто тяжелое. Вильгельм, точно заяц, начал петлять, и я, все так же не оглядываясь, скопировал его манеру поведения.

На этот раз что-то упало там, где я только что находился.

– Правее! – крикнул мне Львенок. – Там он нас не достанет!

Кто этот «он», мне было совершенно все равно. Попробуйте побегать по снегу в зимней одежде и с палашом на поясе. Сейчас моей главной задачей было не споткнуться. Я понял, что полностью с ней справился, когда едва не влетел в Львенка, остановившегося возле амбара. Страж уперся руками в колени, пытаясь отдышаться на холодном воздухе.

– Смотрю, ты не скучаешь! – сказал я, только сейчас понимая, что во время бегства умудрился потерять свою шапку, украшенную хвостом енота.

Я видел ее отсюда – в сорока шагах от меня и в десяти – от изрядно покрытого угольной пылью, испачканного землей сегментарного червя, неспешно уползающего обратно в шахту. Острый гребень, шипастые наросты и пасть, которой он бы с радостью нас сцапал, будь чуть подлиннее.

– Щупальце озивариса, – мрачно произнес я. – Какого же он размера?

– Лучше тебе не знать. – Львенок зачерпнул снега, сунул его в рот, сев прямо на землю. – Уф! Едва не отдал богу душу. Хорошо, что я быстро бегаю.

– Как ты умудрился кинуть в него знаком?

– Не в него. Там был полоскатель. Душу я прикончил, но на свою беду разбудил эту тварь.

– Тебе не кажется, что манера наших встреч начинает повторяться? В тот раз ты вылетел из амбара, теперь из шахты.

Он хохотнул.

– Обожаю традиции, Людвиг! И снова мы встретились недалеко от Дерфельда. Ты здесь какими судьбами?

– Проездом.

– А у меня обычная инспекция. – Он снегом потер щеки, отчего те не стали светлее. – Взял у бургомистра бумагу для Братства. Теперь планирую проверить несколько городков и убраться в Арденау. Мне требуется отдых.

– В первую очередь тебе требуется ванна. – Я протянул ему руку, помогая подняться.

– А с ним что будем делать? – Щупальце озивариса уже скрылось под землей.

– Ничего. Это иное существо, а не душа. Если у тебя в седельных сумках не найдется волшебного меча или десяти бочонков пороха, мы бессильны его убить.

– Ты куда?

– За шапкой.

– А если он вылезет снова? Ты об этом подумал?

– Меня окружают сплошные Проповедники, – пробормотал я, забрал шапку и быстро вернулся. – Черт меня побери! А ты здесь откуда?!

– Да! Я тоже хотел бы это знать! – с какой-то странной ноткой в голосе произнес Львенок.

Возле амбара стояла девушка в длинном плаще с лисьей опушкой по капюшону. Прехорошенькая южанка с пушистыми ресницами, карими глазами и кудрявыми черными волосами, падающими ей на плечи. Вид у нее был немного рассерженный, а на смуглых щеках появился легкий румянец. Я надеялся, что это эффект от мороза, а не из-за того, что у нее плохое настроение.

– Ты сказал, что только посмотришь, – с обвинением в голосе обратилась она к Львенку.

– Я и посмотрел.

– Поэтому теперь выглядишь как выходец из пекла?

– Не беспокойся, Франческа. – Я просто источал миролюбие. – С нами все хорошо.

– По мне разве видно, что я беспокоюсь? – заломила она бровь. – Я законница, и в мои обязанности не входит волноваться за здоровье стражей, при жизни лезущих в подземный ад! Я не обеспокоена – я просто зла. Потому что Львенок сегодня с утра смылся из-под моего надзора, вместо того чтобы выполнять свою работу!

Вильгельм благоразумно молчал, разглядывая ладони и пытаясь отыскать в них ответы на все вопросы вселенной.

– Вроде он этим здесь и занимался.

– А должен находиться в трех лигах отсюда, в Беатенберге. Виконт Луаз вряд ли обрадуется задержке.

– Я не мог оставить темную душу, – развел руками Львенок. – Сама знаешь. Твой Орден за это по голове не гладит.

Она вздохнула, показывая, что согласна с его аргументами.

– Сегодня уже поздно куда-то ехать. Отправимся завтра утром. Людвиг, ты к нам присоединишься?

– Как у тебя со временем? – поддержал ее Львенок. – Твоя помощь будет не лишней.

– Хм… Вы, ребята, работаете вместе?

– Я лишь слежу за тем, чтобы он отправился туда, где его ждут, – быстро сказала законница. – У тебя какие-то предубеждения насчет меня?

Я усмехнулся:

– Насчет тебя у меня никаких предубеждений нет, Франческа. А вот насчет твоей организации – полно. Наши магистры очень нервно реагируют на такое внезапное сотрудничество. Но я знаю тебя и конечно же помогу.

Она благодарно кивнула, дипломатично не став комментировать мои слова.

– Введете в курс дела?

– В городе. За ужином. – Он заулыбался, увидев Пугало, появившееся за спиной девушки.

Я напрягся, зная, как одушевленный не любит законников, но тот не собирался доставать серп. Как видно, помнил, с кем играл в карты в Дерфельде.

– Чему ты радуешься? – спросила южанка, обернулась и увидела нависшее над ней чудовище. – А… это ты. Как поживаешь? Я как раз хотела спросить у Людвига, где он тебя потерял.

Пугало все так же зловеще молчало, пытаясь заставить ее нервничать. Франческа повернулась ко мне, с деланым равнодушием спросив:

– Чем ты его подманил, если оно за тобой все еще таскается?

– Своей улыбкой и обаянием.

Она фыркнула и как бы невзначай сделала шаг в сторону, чтобы оказаться от Пугала чуть дальше.

– Страж якшается с темным одушевленным. – Франческа покачала головой, отчего капюшон упал с ее пушистых волос. – До сих пор удивляюсь, почему я не доложила о тебе куда следует.

Пугало за ее спиной похлопало по серпу, тем самым отвечая на ее вопрос. Познакомились они не при самых лучших обстоятельствах, и я едва успел остановить его, уже предвкушавшего, как перережет ей горло.

– У тебя добрая душа.

– Ха! Еще не вечер, Людвиг. Ты же знаешь нас, законников. Мы всегда рады выпустить коготки, если поблизости появляется страж.

– Да уж. – Львенок потер грязную шею. – Я уже ощутил это на собственной шкуре. Давайте убираться отсюда, пока не стемнело или озиварис не прорыл под нами яму. А где мой лучший друг и самый великолепный в мире игрок в «Королевскую милость»?

– Остался у дороги. Он будет рад тебя видеть.

Я не кривил душой, Проповеднику нравится Львенок. Они любили поговорить друг с другом на отвлеченные темы, но насчет лучшего в мире игрока Вильгельм иронизировал. Никто из нас не забыл, как в последний раз старый пеликан стенал, когда проиграл тридцать восемь партий подряд. Он больше года вспоминал об этом, грозился отыграться, и теперь его звездный час, похоже, пришел.

Много позже, уже на постоялом дворе, Проповедник сказал мне:

– Франческа не кажется чудовищем.

– А должна? – Я как раз собирался спуститься поужинать. – Она нисколько не изменилась с прошлого года. Все так же мила, все так же загадочна. Эту женщину я не могу раскусить.

– Как будто Мириам или Гертруду можешь, – поддел он меня.

– Ну, я хотя бы знаю, чего от них ожидать и как не наступить им на хвосты.

– Хвосты?

– Это образное выражение, друг Проповедник.

– Хвосты крыс?

– Скорее кошек.

– Угу. Ага. Очень диких и своевольных, хе-хе. Возвращаясь к Франческе. Ну, вот ты ее нашел. Когда будешь спрашивать?

– Как только появится подходящий для этого момент.

– Как ты думаешь, девица в курсе того, что вы с ведьмой учинили в герцогстве Удальн?

– Ты об Эрике? Мне все равно.

– А зря, Людвиг. Братство утерло Ордену нос. По идее, теперь законники должны рвать и метать. Франческе незачем тебе помогать.

– Посмотрим. – Я отодвинул стул. – Пугало, оставь в покое цветочный горшок.

Одушевленный занимался тем, что обрывал листики с несчастного растения.

– Нечего здесь смотреть, Людвиг. Ты должен учитывать такую возможность.

– Я учитываю, не сомневайся. В этой комнате не только сельский священник может мыслить стратегически, старина.

– Сомневаюсь в этом. Вы оба способны только глупостями заниматься.

Пугало посмотрело на старого пеликана как на ничтожество и неохотно вернуло цветочный горшок на подоконник.

Я крутанул на пальце кольцо Гертруды.

– Ты не думал о том, что история о мальчике, который решил стать стражем, не предназначена для ушей общественности? Франческа обычный исполнитель. Такой же, как я. Главы Ордена не обязаны посвящать ее в свои дела. Как меня мало посвящают в то, что делают магистры. Информация к нам поступает скудная. Я мало знаю о тех поражениях в политике, которые есть у Братства. Уверен, Франческа примерно столько же знает о том, что происходит в Ордене.

– Хм… – Он задумался, и я оставил его наедине с его мыслями.

Львенок просил меня зайти за ним, когда я отправлюсь на ужин, так что я стукнул в его дверь, не дожидаясь ответа, распахнул ее и застыл с открытым ртом. Точнее, мы все четверо застыли: я, Пугало в коридоре, и Вильгельм с Франческой, сидящие в горячей ванне.

– Проклятье! – сказал я первое, что пришло в голову.

Законница швырнула в меня куском мыла, но не попала.

– Проваливай, Людвиг!

Я захлопнул дверь, чувствуя себя Рансэ и слыша, как она возмущается:

– У вас, стражей, в привычке заходить, не дожидаясь ответа? Я думала, ты запер дверь!

Пугало корчилось от хохота, а выглянувший из моей комнаты Проповедник с любопытством спросил:

– Что там такое?

– Тебе лучше не знать.

Он так не считал, и я его предупредил:

– Даже не смей туда соваться, если не хочешь, чтобы тебе оттяпали голову.

В зале постоялого двора людей было немного – заняты оказались всего три стола. Купцы с эмблемами младшей городской торговой гильдии, их конкуренты из Лавендуззского союза и какой-то бедный дворянчик в изгвазданной одежде, уже успевший порядком набраться.

Пугало и Проповедник устроились напротив, как и я, слушая разговоры торговцев. Те сначала обсуждали дорогу и разбойников, затем перешли на погоду и цены на лен. Купцы младшей гильдии – люди пути. Путешествие из города в город для них вопрос заработка, а не удовольствия. Они живут трактом, как какие-нибудь бродячие актеры или цыгане. И, встречаясь друг с другом, часто развозят интересные новости.

В кантоне Лальзе в воскресенье инквизиция сожгла ведьму, выморозившую церковь и убившую пятерых прихожан, досаждавших ей.

Грабителей на дорогах стало меньше – холода всех выгнали из леса, заставили искать укрытия под крышами, возле очагов, и честных путников сейчас поджидают лишь самые настоящие душегубы.

В Каварзере наконец-то начали оправляться от последствий юстирского пота. Во всяком случае, юг, куда эпидемия не успела добраться, оживает. На севере уже нет такого беззакония – наемные отряды кондотьеров, которых Папа благословил на миссию мира, железной рукой наводят порядок. В Солезино все так же много разрушенных зданий, часть районов оставлена, но зато больше никаких мертвых на улицах, и местные бароны и кавальери перестали пускать друг другу кровь, выясняя, кто из них имеет больше прав занять место покойного герцога ди Сорца. Но пока рано радоваться и ехать туда. На трактах полно одичалых людей, которые от голода, разразившегося после эпидемии, бросаются даже на вооруженных путников, желая добыть мясо. В особенности плохая ситуация на западе страны, где маленькие городки оказались предоставлены сами себе. В этот регион пока не рискуют соваться даже кондотьеры.

Цены на железную руду вновь поползли вверх, а дерево и кожа, наоборот, потеряли в стоимости два шага[26]26
  Здесь: мелкая серебряная монета, которую используют преимущественно в восточных кантонах.


[Закрыть]. На трактах Шоссии наконец-то тишина да порядок. Лихие люди, все прошлое лето убивавшие путников, схвачены и наказаны. За что следует благодарить не то клириков, не то стражей, не то законников, а может, сразу всех вместе взятых. И если поднапрячься и привезти в Шоссию те специи, что были выкуплены у хагжита с проходящего корабля, то можно сорвать неплохой куш.

В Чергии, несмотря на зиму, продолжается война. Моров предан огню и мечу. Среди тех, кто был в городе во время штурма, почти нет выживших. Кого не добили раздраженные долгой осадой наемники, прикончил князь Горловиц. Он поставил целый частокол из кольев, тянущийся, как говорили знающие люди, на несколько лиг, и усадил на них жителей. А затем заставил всех дворян, кто раньше был против него, а теперь прибежал преклонить колено, устрашенных жестокой расправой над крупнейшим западным городом страны, проехать мимо всех этих мертвых, чтобы любая мысль о мятеже выветрилась из благородных голов.

– Ему есть о чем беспокоиться, – негромко сказал самый старший из купцов. – Этого князя… как его… Жиротинца так и не нашли. Как и его жену и ребенка. Говорят, он смог сбежать.

– А другие считают, что он умер во время пожара.

– Пока нет трупа, Михаил, нет князю и спокойствия.

С человеком, на плечах которого была цепь городского совета, негромко спорил кряжистый мужик в одежде мастерового:

– Ты должен с ним поговорить! Он твой кузен!

– Кузен, но в первую очередь священник и не будет слушать меня. Не в сочельник. Давай вернемся к этому разговору после Рождества.

Здоровяк скрипнул зубами:

– Он нанял для ремонта церкви не моих ребят, а каких-то проходимцев! И те сделали все из рук вон плохо. А крест? Пожалели клепок и закрепили его на сосновом клине! Сосна, Вальзеф! Один удар, и он упадет на головы прихожан!

– Никто не спорит, что нужен ремонт, – примиряющее ответил собеседник. – Но ты ведь понимаешь, какой он…

В этот момент в зал спустился Львенок, и я перестал прислушиваться к разговору.

Он подозвал служанку, взял пиво.

– Стражи у нас еще никогда не останавливались.

Она была не прочь поговорить, но хозяин заведения окликнул ее, заставляя пошевеливаться.

Львенок кашлянул, не зная с чего начать.

– Давай я упрощу тебе задачу. Тебе совершенно ничего не надо мне объяснять.

– Магистры…

– За кого ты меня принимаешь? Они ничего не узнают, – ровным тоном ответил я.

Он с видимым облегчением кивнул:

– Они могут оценить случившееся немного… неадекватно.

Это мягко сказано. Отношения стража и законницы – врага из лагеря конкурентов. Уверен, что в Арденау многих бы удар хватил, если бы они увидели то, что увидел я. Там властвует серьезная паранойя, и руководители Братства могут счесть случившееся не просто предательством, а самым настоящим заговором.

– Всегда можно заявить, что девица поскользнулась и оказалась в твоей ванне случайно, – со знанием дела посоветовал Проповедник.

– Я ему ничего не говорил! – поднял я руки.

Мой вечный спутник радостно хихикнул. Он все-таки не удержался и сунул свой нос куда не следует.

– Старый извращенец, – без всякой злобы сказал ему Львенок.

– Я сразу же ушел. И давно вы вместе?

– С событий в Дерфельде.

Проповедник прочистил горло.

– Больше года уже, выходит. И кто знает?

– Кроме вас – никто. Надеюсь, так и будет.

– Клянусь Господом! – торжественно сказал тот. – Трепло в нашей компании это Пугало. Я тебя поздравляю. Ты смог уделать даже Людвига.

– В смысле? – не понял тот.

– Один сделал предложение ведьме, другой проводит время с законницей. Последняя, на мой взгляд, куда опаснее.

– Сделал предложение? – Львенок обратил на меня несколько удивленный взгляд.

– Ну, и кто после этого трепло в нашей компании? – мрачно спросил я у Проповедника, который теперь точно воды в рот набрал.

– Слушай, старик. Я тебя… вас поздравляю! – горячо сказал Вильгельм.

– Спасибо. Но пока еще не с чем. – И, чтобы сменить тему, я сказал: – Гляжу, твои волосы отрастают. Означает ли это, что болотная ведьма больше не держит на тебя зла?

– Мы решили остаться просто друзьями. Я привез ей конфет из Ветеции и попросил прощения, так что она сняла заклятие.

– Замечательно.

– Я усвоил урок, – ухмыльнулся он. – Во-первых, не надо связываться с ревнивыми ведьмами. Во-вторых, всегда не лишне извиниться.

– Бог ныне повелевает людям всем повсюду покаяться[27]27
  Деян. 17, 30.


[Закрыть]. Покаяние – хорошая добродетель.

– Проповедник, ты вечно не к месту со своими цитатами, – рассмеялся Львенок. – Лучше скажи мне, когда ты собираешься отправиться туда, где тебя давно ждут?

– Вы словно сговорились, – недовольно ответил тот. – Все хотят от меня избавиться. Я отправлюсь в рай, когда совершу что-то достойное и полезное в этой жизни. Хотя, наверное, нельзя так говорить, раз я уже не живу?

– Так, я, кажется, поторопился со своими вопросами. Забыл, как ты умеешь впадать в мрачную меланхолию. Что у тебя нового в работе, Людвиг? Где пропадал всю осень? Слышал от наших о твоих приключениях в Шоссии. Вы с Мириам собрали большую жатву.

– Да уж… – начал было Проповедник, но я пнул его под столом, и он заткнулся.

Еще не хватало, чтобы он рассказал о темных кинжалах.

– Осенью? Суетные месяцы получились. Большую часть времени провел в пути. Был в Чергии, под Моровом. Видел там Павла с его учениками. Еще нашел Ганса.

Львенок кивнул, и я отметил:

– Вижу, ты не удивлен.

– Получил письмо из Братства. О таких вещах информируют всех стражей. Ты же знаешь.

Я в Арденау никаких отчетов не посылал, значит, это сделала Гера.

– Жаль, что все кончилось для него так. – Львенок, хмурясь, допил пиво.

Я не хотел, чтобы он расспрашивал, что я знаю о смерти, так что спросил:

– Ну, а у тебя как дела?

– Да все как обычно. Чуть работы, чуть приключений. Я прибыл сюда всего-то пару дней назад. Двигался по Лихтинскому тракту, с юга. Франческа рассказала, что в летнем доме виконта Луаза случилось нечто странное. Она подозревает темную душу и попросила помочь.

– В Беатенберге?

– Угу. Он не любит свой замок, поэтому живет в этом городке большую часть зимы. Ты с нами?

– Почему бы и нет? Мне все равно по пути.

– Давно не работали вместе. – Тот хлопнул меня по плечу.

– Ты предпочитаешь юг, я – север.

– Поэтому и пересекаемся не часто. Проповедник, ты ведь хотел отыграться?

– Жду не дождусь.

– Тогда я быстро схожу к бургомистру, возьму бумаги, и мы засядем на всю ночь с хорошей бутылкой вина.

– Кое-кто пить не может, – пробурчал тот.

– К бургомистру? – удивился я. – Девять вечера, ратуша уже давно закрыта.

– Что с того? – беспечно пожал плечами страж. – Завалюсь к нему домой. Увидимся через час.

Он ушел, а я сказал Проповеднику:

– Ты чуть не проболтался. Давай я напомню тебе – не надо каждому говорить о темных клинках. Это может быть опасно.

– Извини. – Он принял упрек с покорностью осужденного на смерть. – Я знаю, что это опасно, но ты не думаешь, что стражи должны знать, что кто-то охотится на них и забирает кинжалы? Это могло бы спасти чью-то жизнь.

– Они и так это знают, после того как я погостил у маркграфа Валентина. К тому же еще в августе Братство разослало нам предупреждения. Все в курсе.

– Кроме меня, – обиделся старый пеликан.

Он почти сел на своего любимого конька – дуться из-за пустяка, поэтому я решил отвлечь его вопросом:

– …Значит, ты уйдешь после того, как совершишь нечто достойное и полезное? – повторил я его недавние слова.

Он мрачно смотрел на столешницу и дергал губами. Пугало, заметив такое поведение, заинтересованно подалось вперед.

– Какая разница, Людвиг? Даже если это и так. – Проповедник сказал не то, что я ожидал. – Тебе не все равно?

– Ты мой друг, и мне не все равно.

Он снова замолчал, затем вздохнул, набираясь смелости.

– Помнишь, как мы познакомились?

– Прекрасно помню. В один не чудесный летний день, когда я увидел дым и оказался в разоренной наемниками деревушке. Я нашел тебя на пороге сгоревшей церкви.

– Наемники Александра-Августа. Они пришли к нам утром. Из-за того, что в церкви была икона в серебряном окладе. И подсвечники. И утварь. В нашей деревне эти вещи хранились больше ста лет, и я еще мальчишкой их начищал. Солдаты хотели забрать все, а я не пустил их и этим разозлил.

Я смекнул, куда он клонит:

– Только не говори, что считаешь, будто, если бы отдал им все без сопротивления, они бы не учинили бойню.

– В том-то и беда, Людвиг. Я не знаю, – с тоской произнес он. – Быть может, они бы удовлетворились грабежом и прошли мимо, оставив нас в покое. Я был упрям и считал, что Господь должен защитить свой дом, но он, как видно, в это время был занят куда более важными делами, чем спасение каких-то селян. – Проповедник горько усмехнулся.

– Ты не виноват в смертях других.

– Возможно, ты и прав, но я не попрошу у тебя об услуге, которую стражи порой оказывают таким, как я, пока не буду уверен, что искупил свою вину.

– Их гибель – не твоя вина, – повторил я. – Те, кто умер в тот день, давно уже на небесах.

– Я рад, если это так, но мне не место в раю. Там я буду думать о том, что случилось, гораздо больше, чем здесь. Всем требуется искупление, Людвиг. Даже таким, как я. – Он встал. – Передай Вильгельму, что мне расхотелось сегодня играть в карты.

– Куда ты?

– В церковь.

Пугало, было, собралось увязаться за ним, но я покачал головой:

– Не стоит. Пусть побудет один.

Львенок должен был скоро вернуться, а у меня оставалось незаконченное дело. Так что я поднялся и постучал в его комнату, надеясь застать там Франческу.

– Кто?

– Людвиг.

Она открыла, пропустив меня. Ее волосы оставались мокрыми, и девушка сушила их полотенцем. Ванна с остывшей водой все еще стояла здесь – слуги не успели ее вынести. Огонь в кованом очаге горел ярко, даруя тепло.

– Нам надо поговорить.

Законница посмотрела на меня с плохо скрываемым раздражением:

– Тебе не кажется, что ты лезешь в дела, которые тебя не касаются?

– Если ты думаешь, что мне есть дело до тебя и Львенка, то ошибаешься. – Я старался сохранять дружелюбный тон. – У меня много своей головной боли, так что с вашей я предпочитаю не связываться, особенно если меня не просят.

– Хм… – опешила она, на секунду потеряв весь боевой настрой. – Тогда я вообще ничего не понимаю. Я считала, ты станешь убеждать меня, что стражу с законницей нельзя быть вместе. Для чего же ты здесь? Дело в моей работе? У тебя неприятности и нужна моя помощь? Я не такая уж серьезная фигура, чтобы прикрыть тебя от остального Ордена, но сделаю все, что в моих силах.

– Ты вновь ошибаешься. Все дело в кинжале. Он похож на мой, но камень в нем черный, как ночь, в которой прячутся призраки.

Ее лицо осталось совершенно спокойным, и она, сев на стул, продолжила заниматься мокрыми волосами.

– Очень красиво описал.

– Ты не отрицаешь, что видела подобный кинжал?

– Но и не подтверждаю, Людвиг. Порой в молчании куда больше толка, чем в словах. Давай я послушаю тебя и решу, о чем стоит говорить, а где лучше промолчать. Что не так с этим ножиком?