Текст книги "Золотые костры"

Теперь понимаю, почему Гертруда ничего мне не рассказала. Я покачал головой:

– Ты говорила, что я изменился. Ты изменилась не меньше меня. И я сожалею об этом. Прежняя Кристина никогда бы не стала убийцей на побегушках у магистров.

Ее лицо исказилось от обиды, и она прошипела:

– Ты действительно так и не понял, что тогда произошло?! Из-за чего они стояли на ушах?

– Понял. Испугались нового мессии и того, что он может научить других людей снимать грехи с людских душ. В перспективе Братство стало бы никому не нужно.

Она дважды беззвучно хлопнула в ладоши:

– Потрясающе! Ты увидел мышь, но не заметил кошку. Никто из тех, кто был в курсе ситуации, не боялся далекого будущего. Мы опасались настоящего. А оно таково: картограф по какой-то насмешке судьбы мог очищать души стражей. Но он забирал не только наши грехи, но и наш дар. Мы становились обычными людьми, такими, как тысячи других обывателей, Людвиг. Лишившись дара, мы не могли делать свою работу. А теперь только представь, что бы было, если бы его, к примеру, захватил Орден? И использовал против нас. А если бы картограф научил кого-то, и появилось несколько таких людей? Десяток? Сотня? Армия! Мы были бы уничтожены, словно город, в который попал человек, зараженный юстирским потом.

– И многих ли стражей Хартвиг лишил их работы?

– Слава богу – ни одного.

– Тогда, прости, но твои слова не более чем нелепая фантазия.

– Одна такая фантазия служила последнему потомку императора Константина. И когда Братство не вернуло ему кинжал, на который претендовал король Прогансу, в дело вступил такой же, как твой Хартвиг. Четверо магистров и опомниться не успели, как лишились своего дара. Тогда его убили, вместе с королем, и завертелась вся эта каша. Теперь, помня о прошлом, Братство не стало ждать начала эпидемии, а уничтожило больного до его появления в городе. – Она с вызовом посмотрела на меня. – Считаешь, что в Арденау ошиблись?

Я вздохнул, встал из-за стола, так и не притронувшись к бокалу вина:

– Не имеет смысла терять время на споры. Магистры увидели опасность. Реальную или мнимую, не мне судить. Но человек, который мог сделать мир чуть лучше, мертв. И мне жаль того, что теперь никогда не случится.

– Боюсь, я не смогу тебя понять, Людвиг. Мы стали слишком разными, – с грустью сказала она. – Когда ты уезжаешь из города?

– Еще не решил, – честно ответил я.

– Останься. Мне нужна твоя помощь, и ты единственный, кому я могу доверять здесь. Обещай, что примешь взвешенное решение.

Я посмотрел в ее глаза и вопреки своему желанию отказать кивнул…

Проповедник сидел на первом этаже, в аптеке. Он дипломатично не стал слушать наш разговор с Кристиной и сейчас занимался тем, что с ненавистью посылал проклятие за проклятием на голову Вальтера, который, не замечая светлой души, негромко беседовал с седобородым аптекарем.

– Ван Нормайенн. – Колдун встал, закрывая мне выход. – Мы плохо начали. Быть может, сейчас самое время все исправить?

– Угольев тебе надо в глаза напихать, дьявольское отродье! – бесновался Проповедник.

– Не думаю, – холодно произнес я.

– Ну, хотя бы на время. Чтобы не расстраивать чудесную Кристину.

Я шагнул к нему навстречу и сказал так тихо, чтобы слышал только он:

– Я не верю ни одному твоему слову. И ты жив только потому, что она меня остановила. Поэтому с дороги. Пока я не убил тебя за то, что ты делал со стражами.

Он усмехнулся, сделал шаг в сторону и, когда я уже выходил, крикнул мне в спину:

– Подумай о том, что я сказал! Адские врата! В одном из наших городов. И когда они откроются, поблизости не окажется ангелов, которые стерегут покой человечества на востоке. Мы будем предоставлены сами себе!

Я писал быстро, то и дело окуная перо в чернильницу, и Проповедник, узнавший основное содержание нашего с Кристиной разговора, поинтересовался:

– Для чего все это?

– Конкретизируй, – попросил я его.

– Письмо. Зачем оно?

– Потому что создалась опасная ситуация. И если со мной что-то случится, хоть кто-то должен быть в курсе того, что здесь происходит.

– Гертруда не будет счастлива.

Я поднял на него взгляд:

– Надеюсь, она ничего не узнает. Не желаю впутывать ее в это.

– Тогда кому же ты пишешь?

– Мириам. Братство должно быть готово к неприятностям, если клирики решат спросить о Кристине и ее делах.

Он помолчал, слушая, как скрипит перо:

– Этот Вальтер, он как бешеная собака. Его надо убить.

– Приятно знать, что мы сходимся во мнениях и не думаем о библейских заповедях. – Я дал чернилам высохнуть. – Но беда в том, что у него есть информация. О том же темном кузнеце.

– Ты не думал, что он врет?

– Насчет адских врат? Вполне возможно. Но одно не отменяет другого. Похоже, он действительно ищет темного мастера. И если не для убийства, то для своих целей. Или чьих-то еще. Кристина уверена, что они почти нашли кузнеца. Разумно было бы находиться рядом с ними.

– Твоя бывшая напарница – сумасшедшая.

– Она бы не ввязалась в эту историю, если бы не верила в то, что говорит.

Я сложил бумагу, убрал ее в конверт.

– Как Кристина лишилась пальцев?

– Когда начала работать одна, – неохотно ответил я.

– То есть без тебя?

– Да.

Он понял, что я не желаю продолжать эту тему:

– Я сходил глянул на место, где якобы был ангел. Толпища, как перед райскими вратами. Солдаты, зеваки, молящиеся, священники. Вся эта людская масса кричит, гудит, орет, поет и едва ли не лает. И все ради одного отпечатка босой ноги, оставшегося на брусчатке.

– И чем же он необычен?

– Тем, что вплавлен в черный камень, а сам ослепительно-бел. И говорят, что благоухает жасмином.

– Жасмин в конце зимы – это похоже на чудо. – Я запечатал конверт алым сургучом.

– И за право прикоснуться губами к этому чуду дерутся. А некоторые продают свое место в очереди за десять дукатов.

– Было бы странно, если бы забыли о наживе, – меланхолично произнес я.

Мы, люди, всегда найдем что продать и что купить. Еду, земли, титулы, звания, святые мощи или место поближе к райским вратам.

– Сегодня я возблагодарил Господа, что умер. Право, будь я жив, черта с два смог бы добраться до реликвии и увидеть святую Джулию.

Я убрал письмо за голенище сапога:

– А это еще кто?

– Слепая девочка, с которой говорил ангел.

– Что, уже была канонизация? – с иронией произнес я, и так зная ответ.

К лику святых причисляли не раньше чем через пять лет после смерти претендента, и чтобы достичь столь высокого звания – слов о том, что говорил с ангелом, недостаточно.

– Конечно нет. Просто так ее называет народ.

– Народ… – Я вышел на улицу, такую же шумную, как и раньше. – В таких вопросах важно то, что говорит не народ, а князья церкви.

Тут он конечно же не спорил. Видно, как и я, вспомнил предыдущего князя Лезерберга, просившего, чтобы в Риапано признали его матушку святой. Такая блажь стоила ему почти семьсот тысяч дукатов, а разразившийся скандал привел к смерти десятка подкупленных кардиналов, реформации церкви и появлению протестных движений в Витильска, требовавших лишить Риапано привилегий, а всех Пап признать «не наместниками Бога на земле, а всего лишь продажными сукиными сынами и последователями дьявольских наук, а также жадными колченогими жабами».

С тех пор Святой град трижды думает, прежде чем кого-либо причислить хотя бы к блаженным, не говоря уже о святых. Они требуют доказательств как минимум двух совершенных при жизни чудес, праведного существования и шести монографий с размышлениями о религии (если, конечно, претендент умел читать и писать).

Контора «Фабьен Клеменз и сыновья» располагалась недалеко от церкви, где я нашел Кристину. Маленький неприметный клерк принял мое письмо, подслеповато щурясь.

– Обычная отправка?

– Отсроченная, – сказал я. – Отошлите его адресату, если я не заберу послание в течение следующих десяти дней.

– Это будет чуть дороже. – Он сделал отметку в толстой книге. – Что-нибудь еще?

– Нет, благодарю.

На улице меня ждал Вальтер.

– Двадцать пять клинков стражей требуется для одного темного кинжала. – Он сказал это быстро, прежде чем я решил, что с ним сделать. – Для десяти требуется двести пятьдесят.

– Я умею считать. Ему не хватит и всей жизни, чтобы собрать их.

Колдун, точно птица, склонил голову:

– Жизнь – вещь относительная, Людвиг. К примеру, есть те, кто живет себе после смерти и в ус не дует. А есть такие, как ты. Кто может увеличивать свою жизнь хоть до бесконечности. Понимаешь, на что я намекаю?

– Что темный кузнец – страж.

– Есть у меня такая теория.

– Но никаких доказательств.

– Никаких, – признал он. – Тот, кто создает темное оружие, обладает огромным терпением и бесконечным временем.

– Скажи мне, колдун. Сколько кинжалов у него сейчас?

– Спроси что полегче. Семь. Быть может, восемь. И еще один делается. А значит, времени у нас не так уж много.

– А откуда тебе известно об этом?

– Я умею слушать. Я знаю людей. И нелюдей. Я понимаю его лучше, чем церковники, но, к сожалению, недостаточно, чтобы сказать, кто он такой. Этот человек работает уже давно, из поколения в поколение собирая клинки стражей и оставаясь незаметными в нашем мире.

– Он может быть и не один. Например, целый клан. Тогда не стоит обращать внимания на сказку о бессмертии.

– Да не важно сколько их – один, двое или сотня. Когда его дело будет закончено, станет слишком поздно. Быть может, ты проявишь благоразумие, и мы поговорим? Прямо сейчас?

– Говори, – сказал я, прислонившись к стене дома.

– Хорошо, – легко согласился тот, быстро оглядевшись и удостоверившись, что никто не обращает на нас внимания. – Я узнал обо всем этом давно, когда еще был молодым. Маленький слух, брошенная фраза на одном из балов ведьм. Я заинтересовался, стал раскручивать ниточку. Наблюдал, расспрашивал. Даже в моем сообществе информации было мало, я довольствовался лишь слухами и мифами, большинство из которых оказались выдумкой. Но я не сдавался, находил коллекционеров старых книг, посещал частные библиотеки и даже ездил в Темнолесье.

– Не лей воду, колдун. Чуть больше конкретики.

– Наконец я узнал, что ему требуются кинжалы стражей. Не юнцов, а тех, кто уже не первый год собирает души. И стал наблюдать за вами. Пять лет мне потребовалось, чтобы понять – ваши умирают регулярно, но в основном молодняк. Те, кто становятся мастерами, погибают довольно редко, а бесследно исчезают еще реже. И почти все их кинжалы попадают в Орден и уничтожаются.

– Пока я не узнал ничего нового.

Он хотел ответить, но увидел маляра, несущего ведро краски, и не открывал рта, пока человек не скрылся за поворотом.

– Напряги мозг, страж. Я говорю о том, что единственный способ собрать кинжалы, не вырезая вашу братию направо и налево, это забирать те клинки, что Братство отдает законникам на уничтожение.

– Невозможно, – возразил я. – Наше оружие уничтожается при свидетелях.

Он рассмеялся, запанибратски хлопнув меня по плечу:

– Лет семь назад я был таким же наивным, как ты, ван Нормайенн. Но затем начал думать. Кто все эти свидетели? Стражи на уничтожении бывают крайне редко, вас мало, и дел полно. Орден ломает кинжал, когда рядом представители власти. А теперь подумай, много ли толстый бургомистр, заносчивый граф или едва умеющий читать приходской священник понимают в кинжалах стражей?

С этими словами он достал из сумки клинок с сапфиром на рукояти и протянул мне.

– Копия, – после беглого осмотра сказал я.

– Верно. Но это определит лишь опытный глаз. Всех остальных смутит звездчатый сапфир, который, признаемся честно, не такая уж и редкость.

Я потер щетинистый подбородок.

– Ты хочешь убедить меня, что Орден помогает темному колдуну?

– Орден или кто-то из состоящих в нем. Например, лучший друг маркграфа Валентина господин Александр, хорошо тебе знакомый по событиям в Вионе. Если законники не могут воспользоваться вашими кинжалами сами, это не означает, что они не найдут куда их пристроить.

– И мы вновь утыкаемся в стену, колдун. Мой вопрос: «Какая в этом выгода?» никуда не делся. Я не жалую законников, но все же не поверю в их желание распахнуть врата ада и устроить конец для всего света. С какой стати вырвавшиеся из пекла черти не начнут им вредить?

Вальтер по-приятельски поздоровался с двумя проходившими мимо нас стражниками и лишь после ответил:

– Гляжу, ты уже веришь, что врата, которые могут открыть кинжалы, не просто глупая сказка.

– Не верю, – отрезал я. – Но это весомый контраргумент в твоей нелепой истории.

Он улыбнулся, но глаза его стали злыми и раздраженными:

– Спорю на дукат, что законники не знают о том, что клинки могут открыть врата. Тот, кто сплавляет кинжалы кузнецу, делает малые пакости, даже не подозревая о большой. К примеру, он не против, чтобы у Братства было много работы. Как тогда, в Шоссии. И надеется, что несколько темных кинжалов дискредитируют стражей, которые просто не справятся с валом темных душ. Разве это не выгодно Ордену? Паникующее население, недовольные князья, новые вольности, усиление, власть? Это одна из версий. Другая – он банально зарабатывает на этом. Людям, знаешь ли, нужно золото. А некоторым людям его требуется как можно больше. И наконец, третья – Кристина считает, что кузнец отдал кинжал, чтобы проверить его работу. Я не согласен с этим. Тот, кто создает такое, знает, что выходит из-под его молота. По мне, это была плата за клинки стражей, которые ему нужны.

– Я знаю о двух темных кинжалах. Один забрала у законников Кристина, другой – церковь у курьера, направлявшегося в Латку.

Он выглядел удивленным:

– Серьезно? В первый раз слышу. У тебя точные сведения?

– Да.

– Когда это случилось?

– Не могу сказать.

– Возможно, еще при жизни господина Александра, любившего гостить у маркграфа, – пробормотал тот. – Где кинжал теперь?

– Уничтожен клириками.

– Теперь мне понятно, как они вышли на кузнеца. – Он отвернулся, собираясь уходить. И бросил через плечо: – Кристина просила передать, чтобы ты пришел через пару часов в аптеку.

– Эй, колдун, – остановил я его. – Ни один человек не меняется настолько быстро. С чего это ты стал таким любезным?

– Любезным? – Он скривил угол рта. – Ты меня с кем-то спутал, страж. Я говорю с тобой лишь потому, что мне может понадобиться твоя помощь. Иначе никаких разговоров бы не получилось.

– Ответь мне всего лишь на два вопроса, а затем можешь катиться к черту.

– Вечером.

– Нет. Сейчас.

В его глазах было целое море гнева, я видел, как он сжал кулаки, но тут же расслабился и неискренне улыбнулся:

– Ладно. Проще все закончить сейчас. Валяй.

– Маркграф Валентин собирал кинжалы. Для кого?

– Александр и его неизвестные мне друзья внушили маркграфу, что тот обретет бессмертие. На самом деле законники просто использовали его возможности для сбора оружия Братства. Второй вопрос?

– Кинжал, который ты едва не украл в Ливетте. Для чего нужен он?

– А… – протянул колдун, и было видно, что ему неприятно вспоминать о той неудаче. – Для обмена. Один коллекционер желал себе такую игрушку в обмен на безделушку.

– Какую безделушку?

Как назло навстречу шел еще один патруль стражи, и он воспользовался этим, отодвинув меня плечом:

– Приходи к Кристине. Узнаешь.

– То есть ты получил ее? Нашел другой клинок?

– Мне пора, ван Нормайенн.

Я дал ему пройти, потому что и так уже знал, чей кинжал он использовал и на что его хотел поменять.

– Поражаюсь твоему терпению. Другой, не зная тебя, назвал бы это слабохарактерностью. Ну, после того, что сделал этот хмырь. – Проповедник посмотрел на меня по-стариковски хитро.

– Но ты меня знаешь и… – Я предоставил ему закончить фразу.

– Ты обуздал эмоции и решил не пугать крысу, пока она не приведет тебя к зернохранилищу.

– Скорее уж змею, пока та не покажет, где ее кладка.

Проповедник погрозил мне пальцем:

– Змея может и укусить. А ее яд опасен. Помню, в моей деревне один пастух…

– Меня больше интересует та важная новость, которая всего минуту назад занимала все твое воображение.

– Тебя она удивит. Знаешь, как зовут кардинала, который прибывает в Крусо, чтобы провести торжественное богослужение? Твой старый друг Урбан.

Я даже остановился:

– Неприятное известие, если честно. Кардинал Урбан в городе, а рядом Вальтер. Как бы не случилось второго Виона.

– Тот человек из Ордена, Александр, мертв.

– И все равно мне это не нравится.

Я вышел на большую круглую площадь, на которой летом во время празднества устраивали знаменитые пятиминутные скачки. Сейчас здесь горели костры и были разбиты палатки. Паломники, те счастливчики, кого пустили в город, жили прямо на улице, ожидая своей очереди прикоснуться губами к святому следу.

Возле одной из вязанок хвороста, вытянув ноги, сидело Пугало.

– Вот это встреча, – пробубнил Проповедник. – Не хочешь прочитать ему нотацию за то, что оно разодрало дневник бургомистра? Иначе в следующий раз оно украдет у тебя исподнее. И спалит на огне.

– А если не прочитать ему нотацию, я сэкономлю целую минуту времени. Потому что итоговый результат будет один и тот же – оно все равно пропустит мои слова мимо ушей. К тому же мне следует заглянуть в аптеку.

– Ты все равно ничего от них не добьешься.

– Но хотя бы узнаю, каким образом они хотят поймать кузнеца.

– Такая же бесполезная трата времени, как убеждать Пугало оставаться паинькой.

Ни тот, ни другой, не захотели быть моими сопровождающими, так что я оставил их на площади слушать людскую болтовню.

Аптека оказалась закрыта, ставни опущены, но в окне второго этажа горел свет. Я постучал, и мне открыл седобородый аптекарь.

– А, господин страж. Мы уже думали, вы не придете. – Он благосклонно кивнул, впуская меня.

Старик выглядел нервным и напряженным. За всей этой любезностью скрывался какой-то суетливый страх. Это ничуть не внушило мне доверия.

– Людвиг! Хорошо, что ты вернулся! – Кристина стояла на лестнице и улыбалась, не скрывая, что рада меня видеть. – Идем, я тебя познакомлю с остальными.

В комнатах, которые она снимала, горели свечи. Два стола оказались сдвинуты, и за ними разместились люди. Когда я вошел, на мне сосредоточилось внимание всех присутствующих.

– Позвольте познакомить вас с господином ван Нормайенном, друзья, – обратилась Кристина к четверым незнакомцам. – Он – страж, как и я. Один из лучших в моем поколении. А это люди, которые, как и мы с Вальтером, желают раз и навсегда покончить с темным кузнецом.

Целая компания сумасшедших мечтателей, желающих спасти мир.

– Мэтр Филипп, – представила она аптекаря. – Он занимается алхимией и был настолько любезен, что оказал нам гостеприимство.

Старик суетливо поклонился и, плюхнувшись на стул, стал помешивать ложечкой в стакане с каким-то варевом, то и дело громко звякая о тонкую стеклянную стенку.

– Адиль аль Джума – представитель Лавендузского союза в своих землях.

Тюрбан на бритой голове делал тощего хагжита похожим на странный лесной гриб. Глаза были подведены сурьмой.

– Он оказал нам неоценимую услугу.

– Вы приукрашиваете мои достижения, байан[40]40
  Уважительное обращение к женщине в Хагжите.


[Закрыть] Кристина. – Тот улыбнулся, и я увидел, что двух центральных верхних зубов у него нет. – Я всего лишь скромный слуга пустынных мудрецов, и их приказы привели меня сюда.

– Чезаре Мотто. Кондотьер.

Высокий и плечистый человек с щетинистым подбородком и густыми, чуть рыжеватыми бровями неохотно приподнял два пальца в приветственном жесте наемников Каварзере. Я не знал, что он здесь делает, но солдат удачи казался таким же лишним, как черт, заглянувший на воскресную мессу.

– И отец Готтход, каноник собора Святой Марии в Браселоветте.

Бородатый толстяк в черной рясе, круглолицый, с оспинами на щеках и лбу, приподнялся над стулом:

– Мастер.

– С чего мне начать рассказ, Людвиг? – Вальтер сидел на подоконнике, на руках у него дремала тощая пятнистая кошка. Лицо колдуна уже зажило, словно я и не касался его своими кулаками.

– Начни с того, зачем я здесь. – Я проигнорировал стул, встав так, чтобы видеть их всех. Разумеется, это не осталось незамеченным, но никто, кроме усмехнувшегося кондотьера, не подал вида.

– Дело не в том, что ты страж… – Колдун не отрывал взгляда от кошки.

– Сам Господь посылает вас нам, – важно кивнул отец Готтход. – Не иначе это его желание.

– Нам действительно нужна твоя помощь, Людвиг, – подхватила Кристина. – Мы с Вальтером сегодня поговорили и поняли, что, если ты будешь с нами, все пройдет легко и не будет никакой крови.

– Я, пожалуй, начну с самого начала. – Колдун посмотрел на Кристину, и та ободряюще кивнула. – Днем ты задавал вопрос, зачем мне был нужен кинжал твоего друга…

– Натана, – подсказала страж.

– Твоего друга Натана. Предыстория такова. Достопочтимый Адиль аль Джума, благодаря своим связям в торговле, многое слышит. Даже то, что пытаются скрыть от его ушей. До него дошел слух о том, что в Великой пустыне ловкие люди отыскали два черных камня и привезли на наш континент.

– Речь о глазах серафима?

– Верно, ван Нормайенн. Их доставили по особому заказу. Этот камень очень редок и является обязательным материалом для изготовления темного клинка. И требуется кузнецу.

Он сделал значительную паузу, но не дождавшись никаких комментариев от меня, продолжил:

– Нам пришлось побывать в шестнадцати портах, прежде чем удалось напасть на след продавца. И еще несколько месяцев, чтобы узнать о покупателе. Он приобрел оба глаза серафима, так как собирает минералы – у него довольно обширная коллекция, как я слышал. Мы попытались выкупить хотя бы один камень, но богачу не нужны деньги.

– Попытались украсть, – продолжила Кристина. – Но это оказалось не так-то просто. Мы даже не смогли узнать, где он их хранит.

– Твоя репутация под угрозой, колдун, – с усмешкой сказал я Вальтеру. – Неужели ты не испробовал самый верный способ мерзавцев – насилие?

– Поверь, мне очень хотелось. – Он вернул усмешку. – Но у него много друзей. И это известный человек. Его исчезновение, не говоря уже о смерти, взбудоражило бы власти. А я в последние время и так привлек слишком много нездорового внимания к поискам темного кузнеца.

– На самом деле это я отговорил его от поспешных действий. – Аптекарь нервно сцепил пальцы. – Насилие – не выход. Особенно если оно может привести к еще большому насилию и провалу важной миссии. Да и со смертью коллекционера мы бы не нашли тайник. Поэтому решили действовать иначе. Адиль выступил как представитель другого любителя минералов, предложил, разумеется, деньги. Затем обмен. Узнал, чего хочет бур… тот человек.

– И что ему нужно? – спросил я, хотя знал ответ.

– Кинжал стража. Его интересовал звездчатый сапфир в необычном исполнении. За такую реликвию он готов был уступить один из двух своих камней.

– Ты в курсе случившегося? – поинтересовался я у Кристины.

– Нет. В Ливетте меня не было. Я бы не дала ему взять кинжал Натана, ты же знаешь.

Если честно, я уже не знал, кто она и на что способна ради того, чтобы поймать темного мастера.

– И как же вы поступили, когда у твоего друга ничего не получилось, и клинок вернулся к законному владельцу?

– Я изготовил подделку, – оживился Филипп. – Отменная вещь, настоящий звездчатый сапфир, и сталь подходящая. Можно обмануть почти всех, но не настоящего знатока.

– Он провозился до декабря, мы потеряли почти шесть месяцев. – Чезаре пренебрежительным щелчком отправил через стол невидимую соринку. – А в итоге коллекционер поднял нас на смех. Обмануть его не удалось.

– И?.. – подстегнул я их.

Глубокая тишина разлилась по помещению, все теперь смотрели на Кристину, как бы отстраняясь от того, что случилось дальше.

– Я отдала ему свой кинжал! – набрав воздуха в грудь, выпалила она.

Мне приходилось играть, и я не был уверен, что актер из меня хороший.

– Что?!

– Мне пришлось, Людвиг.

Я с каменным лицом помолчал, видя, что она то краснеет, то бледнеет, и спокойно произнес:

– Я хочу его увидеть.

Лицо у Кристины стало растерянным:

– Ты о кинжале? Я же говорю…

– К черту твой кинжал, Кристина. Раз он тебе не нужен и ты рассталась с ним добровольно, я не тот человек, который будет убеждать тебя в твоей глупости! – резко ответил я, и мои слова были для нее как пощечина. – Покажите мне камень, ради которого вы устроили все это.

– Эм… – Филипп потер переносицу. – Понимаете, у нас его нет. И как бы… я полагаю, что уже и не будет. Господин Чезаре неделю назад вернулся с плохими новостями. Коллекционер мертв, камни так и не найдены. В дело вмешалась инквизиция, и мы не можем сейчас вернуть даже оружие Кристины. Не знаем, где оно.

– А я говорил, что клинок надо менять на камень сразу. – Кондотьер цедил слова зло. – Вы же пошли на поводу у этой сволочи. Миролюбие, не надо насилия, не стоит привлекать к себе дополнительное внимание…

– После того как мы пытались подсунуть ему подделку, он перестал нам доверять, – виновато развел руками аптекарь. – Он потребовал переслать ему кинжал через «Фабьен Клеменз и сыновья».

– Но обманул вас и не передал глаз серафима?

– Нет, – глухо ответила Кристина. – Вальтер не хотел пользоваться посредниками. Мы решили забрать камень лично, но не успели.

– В итоге у вас нет ни кур, ни лисы, – ответил я старой поговоркой.

На Кристину было жалко смотреть, теперь она выглядела настолько подавленной, что я с трудом поборол в себе желание открыть висевшую через плечо сумку и вернуть ее оружие. Но я сдержался. Не сейчас. И не при этих людях.

– Образно говоря, вы совершенно правы, – подтвердил Филипп.

– Если вы надеетесь, что теперь я дам вам свой кинжал, чтобы вы его потеряли так же бездарно, как и ее клинок, то обращаетесь не по адресу.

– Господь с вами! – всплеснул руками отец Готтход. – Ничего подобного! Вам не надо будет с ним расставаться. Если честно, то он нам совсем не нужен. Не хотите все же присесть?

– Нет. Так что же вам нужно?

– Одна вещь, которая принадлежит тебе. – Колдун осторожно опустил кошку на подоконник, подошел к Кристине, положил руку ей на плечо, и мне не понравился этот жест – собственника, заявляющего права на свою вещь. – Кольцо, которое тебе подарил епископ Урбан, после того как ты спас ему жизнь в Вионе. Оно еще у тебя?

Неожиданный поворот. Признаться, я не был готов к такому вопросу.

– Не привык таскать с собой гору безделушек.

– Но ты и не продал его. – Кристина не спрашивала, утверждала. – Ты слишком умен, чтобы разбрасываться подобными подарками и оставлять их в ломбарде. Уверена, что как всегда хранишь на депозите в «Фабьен Клеменз», чтобы взять в любой момент.

Она слишком хорошо знала мои привычки, и сейчас меня это не радовало.

– Подробнее, Криста. Если вам нужно кольцо клирика, я хочу знать для чего. Ваш кузнец клюет на любую побрякушку?

Вальтер покачал головой:

– Все гораздо сложнее и проще. Тот случай в Вионе имел некоторые предпосылки. Александр и маркграф Валентин хотели избавиться от кардинала, точнее тогда еще епископа, по нескольким причинам. Разумеется, все видели лишь политические – он мешал развернуться Ордену в княжестве и не давал жизни маркграфу, обличая его преступления. Но было еще одно «но». Я о нем узнал позже, примерно за неделю до того, как ты прикончил его милость в Латке. Он мне сам признался, что Александр жаждал получить черный камень епископа. Мол, тот ему нужен не меньше, чем кинжалы стражей, и хорошо бы эту штуку привезти в Латку, как только появится такая возможность.

– Хм… – Я глядел на него исподлобья. – У его высокопреосвященства имеется глаз серафима?

– Именно. Я послушал ветер, и тот донес до меня интересные слухи. Челядь, как ты знаешь, редко хранит тайны. У кардинала есть минерал, который он носит на шее, рядом с распятием. Камень плохой и злой. Урбан вроде как дал обет много лет назад, и это его крест, который он тащит во славу Господа, истязая свою плоть таким образом.

– У глаза серафима есть подобные свойства?

– Мы толком не уверены, – ответил аптекарь. – Трактаты говорят разное, в алхимии камень считается темным и способным приносить вред человеку нестойкому. У хагжитов на сей счет вообще множество легенд.

– Они разнятся, – улыбнулся бритоголовый торговец. – Пустынные старцы, да продлятся их года вечно, называют его убийцей света. И сказок о нем действительно много. Все как одна с плохим концом. Не скажу, сколько в них правды, но мой народ старается не держать такие вещи подолгу, особенно близко к дому.

– Предпочитает сбагривать их нам за кучу флоринов, – поддел его Чезаре, и хагжит улыбнулся, но, судя по его лицу, исключительно из вежливости.

– И раз не получилось с коллекционером, вы решили позаимствовать минерал у кардинала. Вместо того чтобы взять лопату и отправиться в безводную пустыню. По мне – последний вариант был бы гораздо более разумен. В плане выживания.

– Я понимаю вашу иронию, господин ван Нормайенн. Мы прячемся от церкви, знаем, на что она способна. А тут сами лезем в волчью пасть. Но мы обязаны. Во имя людей и во благо всего мира, – поспешно уточнил аптекарь.

– Разумеется, – эхом откликнулся я. – А кольцо вам требуется…

– Чтобы подобраться к Урбану. Это пропуск, Людвиг. Просто отдай нам его. Тебе незачем участвовать в остальном.

Я потянулся:

– Вы, любезные господа, конечно, большие фантазеры, но, как мне кажется, не идиоты. И не станете убивать кардинала. Клириков такого ранга убивают лишь другие клирики, но не простые смертные вроде нас.

– Никто не говорит об убийстве. Дай мне возможность подобраться к нему, все остальное – дело техники. – Вальтер нехорошо улыбнулся.

Я знал, как некоторые колдуны умеют усыплять, рассеивать внимание или притормаживать время. Видел, что проделывает Гертруда.

– Ну, так и сделай все сам, – пожал я плечами. – Для этого не обязательно кольцо.

– У кардинала серьезная охрана. Церковники с магией. Со всеми я просто не справлюсь. – Он легко расписался в своей беспомощности.

– А когда у тебя будет побрякушка, они что? Растворятся в воздухе, что ли?

– Церковники будут менее бдительны. Я смогу подобраться близко, оглушить их. Без пропуска, издали, это невозможно.

– Как ты объяснишь, откуда оно у тебя?

– Не буду объяснять. Мы планируем все провернуть во время торжественного богослужения. Если и будет проверка, то не настолько серьезная. А потом, уверен, им станет не до нас.

Чезаре заржал, и Филипп, поддерживая наемника, улыбнулся.

– Есть причина для смеха? – нахмурился я.

– Небольшая. – Аптекарь понизил голос. – Мы с Вальтером придумали и осуществили грандиозную аферу, сочинив, что ангел снизошел в этот город.

– И прошло, черт меня дери! – хлопнул ладонью по столу кондотьер. – Случилось чудо!

– Святотатцы, – со смирением покачал головой каноник. – Надеюсь, Господь поймет, что не ради зла мы это сделали, и простит нас.

– То есть люди, что сидят на улицах и пытаются попасть в город, прошли сотни лиг ради несуществующего чуда? Да, смешно. Как вы это устроили?