Текст книги "Золотые костры"

– Он попал ко мне в руки прошлым летом. А до этого был у тебя. Какое-то время.

Ее ресницы едва заметно дрогнули:

– Кто это сказал?

– Инквизиция.

Наконец-то ее спокойствие дало трещину, и она посмотрела на меня с ужасом:

– Во что ты пытаешься меня впутать, страж?!

– Скорее наоборот – я пытаюсь выпутать, раз уж Львенка волнует твоя судьба. Поэтому и задаю вопросы. Послушай, Франческа. Я хочу считать тебя своим другом и не желаю никаких неприятностей. А из-за этого кинжала они витают вокруг и рано или поздно – принесут беду.

– Я тоже хочу считать тебя другом, Людвиг, – ровно произнесла она. – Чем так опасен кинжал?

– Не могу сказать.

Франческа потрясенно подняла брови и с издевкой бросила:

– Просто великолепно! Ты требуешь от меня откровенности, но сам не готов ничего говорить.

– Тебе не стоит знать того, чего ты не знаешь. Это опасно.

– Опасно? Для кого? Тебя, Братства, людей или всего мира?

Я усмехнулся:

– Ты удивительно точно смогла ответить на собственные вопросы.

Ее глаза похолодели пуще прежнего:

– Извини, Людвиг. Я ничем не могу помочь.

– Ладно.

И снова я ее удивил.

– Ладно? Ты не будешь настаивать?

– Зачем? Я хотел поговорить по-хорошему. Ты этого не желаешь. Конечно, можно пригласить старину Пугало, чтобы он прижал тебя к стенке и показал свой любимый серп, но я не хочу огорчать Львенка. Сейчас о том, что ты связана с кинжалом, из стражей знаю только я. Вскоре в курсе будут и магистры.

– Не надо угроз.

– Это не угроза, Франческа, а факт. Я обязан доложить в Арденау о случившемся. А дальше – не моя забота, раз ты решила проявить упрямство и не хочешь мне помочь. Выкручивайся самостоятельно.

– Орден меня защитит.

– Рад слышать. Просто мне казалось, что ты замешана в этой истории случайно, но раз тебе есть что скрывать – значит, я ошибался. Больше не буду доставать тебя расспросами.

Я ушел прежде, чем она успела ответить.

Пугало в одиночестве раскладывало карты на столе в моей комнате. На меня оно посмотрело с жалостью, точно на умалишенного.

– А чего ты ожидало? – Я зажег свечи. – Что я, как терьер, буду трясти ее, точно крысу? Пока у нее голова не отвалится?

Одушевленный показал, что подобный вариант был бы куда лучше и он бы с радостью посмотрел на такое развитие событий.

– Ты забываешь, что люди с оторванной головой не умеют говорить.

Пожатие плеч. Мол, она тебе и так ничего не рассказала.

– Еще не вечер.

Пугало не успело жестами выразить сомнение в моих словах, так как в дверь решительно постучали. Я с усмешкой посмотрел на одушевленного и впустил в комнату Франческу.

– Ладно, – сказала она. – Твоя взяла, Людвиг. Мне не нужна лишняя головная боль, и я отвечу на вопросы. Но обещай мне, что Орден ничего не узнает.

– Что-то новое. Орден? Не Братство?

Франческа устало вздохнула:

– Неужели ты думаешь, что я здесь потому, что боюсь твоих угроз? Мне все равно, что сделают магистры или кем ты там пугал. Но не все равно, если узнают мои начальники. Их гнев куда страшнее.

– Почему Орден должен быть не в восторге от того, что случилось?

– Потому что я помогла стражу. Можно сказать, вытащила его из неприятностей, которыми бы воспользовался Орден для политической игры. У них бы появились серьезные козыри на руках, если бы они поймали одного из вас со странным кинжалом.

– У меня в голове тысяча вопросов.

– Дай мне слово, Людвиг, что ты, как сможешь, оградишь меня от последствий того, что я сделала.

– Если ты невиновна в смерти стража – я даю тебе слово. Братство ничего не узнает о тебе. Но инквизиция, как ты помнишь, в курсе. И не факт, что они не сообщат в Орден.

Я действительно не знал, куда эта информация отправится от отца Марта. И направится ли.

– Я услышала тебя. Думаю, если бы Псы Господни хотели что-то сделать, они бы уже это сделали. Я найду способ, как себя обезопасить, раз уж эта история выползла на свет.

Она не выглядела испуганной или встревоженной. Скорее сосредоточенной на проблеме, свалившейся ей на голову. Оценивающе посмотрев на меня и что-то решив для себя, девушка начала рассказывать:

– Это случилось пару лет назад в Барбурге. Ночью какие-то мордовороты напали на девушку. Обычно я в такие дела не вмешиваюсь, но в тот раз, видно, дьявол меня заставил. Ты же знаешь, я при себе всегда ношу какой-нибудь фокус. Вот и швырнула в кучу-малу склянку с перцовым огнем. Девчонке крепко досталось – дважды успели ударить ножом. Мне пришлось сильно постараться, чтобы дотащить ее до комнаты и найти лекаря в два часа ночи. Впрочем, я довольно быстро пожалела о своей доброте, потому что поняла, что спасла стража.

– При ней был кинжал?

– Да.

– Как ее звали?

– Не знаю. Она была без сознания и в горячке. Я ушла прежде, чем страж пришла в себя.

– Но описать-то ты ее сможешь?

– Легко. Она невысокая, хрупкая, короткие черные волосы. Цвет глаз не видела, но на левой руке отсутствуют средний и безымянный пальцы. Точнее, по две первые фаланги. Ты знаешь ее.

Она не спрашивала. Утверждала, так как я не смог справиться со своим лицом.

– Знаю, – не стал отрицать я.

– Тогда не говори мне. Я совсем не хочу влезать в выгребную яму еще глубже. Ею занялся лекарь. Я оплатила его работу на неделю вперед, как и помощь аптекаря и сиделки. И комнату тоже, чтобы твою знакомую не вышвырнули на улицу. Мне следовало уезжать, я не могла оставаться и ждать, когда страж придет в себя. Но перед уходом я проявила любопытство и порылась в ее сумке. Там я нашла второй кинжал.

В животе у меня разлился холод, и пришлось вдохнуть воздух полной грудью, прежде чем задать вопрос, на который я уже знал ответ:

– Тот самый, о котором мы недавно говорили? С черным камнем вместо сапфира?

– Да.

– Ты украла его?

Франческа поморщилась:

– Скорее забрала в качестве компенсации за свои добрые дела. Если серьезно, Людвиг, взгляни на это с моей стороны. Я обнаруживаю в сумке стража дополнительный клинок, очень похожий на оружие Братства, пускай и с некоторыми отличиями. Он был странным, каким-то новоделом, и я решила разобраться, проверить его. Я поступила не так уж и плохо. Будь на моем месте другой законник – он бы уже оформлял бумаги в ратуше на арест стража, использующего подозрительное оружие. Так что, забрав его, я спасла твою коллегу от массы неприятностей.

– И, надо думать, разочаровала Орден. Что случилось потом?

Франческа покосилась на Пугало, занявшегося игральными картами.

– Я пыталась изучить кинжал, но от него были сплошные неприятности.

– Какие?

Девушка нахмурилась:

– Так сразу и не объяснишь. Сильная головная боль, тошнота. Вначале я списала это на совпадение, но когда продолжила попытки разобраться – случилось то же самое. К тому же стали происходить вещи… Не знаю, как это описать. Честно. Не знаю.

– А ты попробуй.

– С ним все стало хуже, чем было до него. Мелкие проблемы, неудачи. Я не слишком-то суеверна, но начала верить в сглаз. И, похоже, стала чувствовать клинок. Я знаю, что у стражей есть определенная связь с их кинжалами, она замешана на крови, которую привозят кузнецу, и тот вливает в металл во время ковки. С этим оружием было нечто похожее, когда я начинала слишком часто думать о нем.

– Какие-то необычные ощущения?

Она посмотрела мне в глаза:

– Очень хотелось использовать его. В кого-нибудь воткнуть.

– Понимаю.

Кинжал именно для этого и был приспособлен – чтобы им убивали людей и тем самым создавали темные души.

– Ни черта ты не понимаешь. Это как наваждение.

– Ты разобралась с ним?

– Нет. Одно могу сказать точно – он выкован не для стража и не предназначен для уничтожения душ. Я пыталась заглянуть поглубже в слои ковки, но меня вывернуло наизнанку. И я решила его уничтожить.

– Но не сделала этого.

– Не смогла. Я всего лишь рядовой исполнитель. Возможно, кто-то из более опытных коллег справился бы. Но не я. Эта штука оказалась тверже алмаза, и ее не получилось расколоть, как другие клинки Братства. Я довольно скоро начала жалеть, что не оставила его в сумке стража.

– Почему ты его просто не выбросила?

– В моих краях говорят, что любопытство кошки гораздо сильнее, чем ее чувство самосохранения. Вещь представляла собой загадку, и вот так просто избавиться от нее, бросив в придорожную канаву, у меня рука не поднялась.

Что-то не сходилось в ее словах.

– Но ты все же так и поступила.

Она молча закатала рукав кофты, показывая мне, что скрывалось под ней – белый шрам, начинающийся от тонкого запястья и заканчивающийся на плече.

– Моя попытка устроить ему глубокую проверку. Тиски лопнули, и он распорол мне руку. Это стало последней каплей. Я напрочь забыла о своем любопытстве, плюнула на осторожность и избавилась от него в тот же день.

– В Морове.

Она хмыкнула:

– Предполагалось, что меня в городе никто не знает. Я была там первый раз, по своим делам, и никому не называла ни имени, ни того, чем занимаюсь. Не могу не спросить, Людвиг, каким образом это привело ко мне?

– Ты права – до тебя никому не было дела. Но тот, кому ты продала кинжал, находился под наблюдением инквизиции. А они обычно склонны проверять всех, кто общается с подобными лицами. Один из осведомителей проследил за тобой и узнал все, что мог. Так эти сведения попали ко мне.

– Понятно, – произнесла она. – Не стоило мне связываться с цыганом.

– Как ты вообще его нашла?

– Он сам меня нашел. Я только вернулась от лекаря, который наложил мне целую кучу швов, и вливала в себя сливовицу в какой-то дыре, чтобы заглушить боль. А тут подсел цыган. Гадкий тип. Я сочла, что такой мрази как раз «пригодится» кинжал.

Да уж. Вот где ты ошиблась, Франческа. Такой человек, как Грофо, получил то, что не должно было попадать ему в руки. Не знаю – сразу ли он понял, что это, или же его кто-то надоумил, но многие хлебнули беды через край.

– Уж лучше пусть мерзкий ножик причиняет неприятности ему, а не мне, – продолжила девушка. – Цыган, когда клинок увидел, даже обо мне забыл. Я продала его за серебряную монету и ушла, прежде чем успела передумать. Надеялась, что больше про эту дрянь не услышу. Вот и все. Ты доволен?

– Вполне.

Я искал ответов, получил их, но не испытывал никакой радости. Все стало еще более странным и непонятным, чем было всего лишь несколько минут назад.

– Хорошо. Пожалуй, я рада, что мы поговорили. Завтра утром я уеду – меня ждут на праздновании в Дерфельде. Официальному лицу нельзя пропускать литургию. – Она скорчила рожицу. – Ты поможешь Львенку?

– Конечно.

– И ничего не скажешь об этом разговоре?

– Не вижу смысла.

– Спасибо, – поблагодарила она, взявшись за ручку двери, но замешкалась и спросила: – Раз ты узнал обо мне, то уверена – нашел и цыгана. Теперь он в Братстве?

– Он не станет говорить о тебе, так как умер еще летом.

– Хм… Кинжал причинил ему неприятности?

Вот уж точно. Причинил.

– Кинжал убил его.

– Не скажу, что расстроена. Надеюсь, клинок в надежном месте?

– Уничтожен.

Франческа кивнула и вышла. А я лег на кровать и уставился в темный потолок. Через стенку я слышал, как пришел Львенок, его тихий разговор с девушкой. Свеча догорела к середине ночи, но я так и не мог уснуть.

Наконец вернулся Проповедник, сел на свободный стул и задал вопрос:

– Ты говорил с ней?

– Да.

На этот раз он не стал жаловаться, что все самое интересное произошло без его участия.

– Она замешана?

– Косвенно. Но в который раз повторю – Львенка извещать об этом не стоит.

– Я нем как могила. Так откуда она его взяла?

Я посмотрел на него:

– Давай спать, Проповедник. Поговорим об этом позже.

Удивительно, но он не стал настаивать. Явно вспомнил, что не все тайны умеет держать за зубами. Ему совершенно не стоило знать, что законница украла кинжал у Кристины.

По крайней мере – сейчас.

Франческа уехала под утро, унеслась на снежных крыльях просыпающегося бурана, проскочив в тот момент, когда выходить на дорогу было еще не опасно. С рассветом, когда она уже должна была находиться в Дерфельде, вокруг постоялого двора разыгрался снежный ад.

Ветер выл, и постояльцы крестились, повторяя, что это черти беснуются перед великим праздником Рождества. За окном было белым-бело – сотни снежных мух закручивались спиралями, густыми облаками метались туда-сюда, накрывая тех, кто выходил на улицу.

Львенок, отчаянно зевая, выбрался в зал к полудню и, протирая глаза, сообщил:

– Отбой, старина. Сегодня, похоже, мы никуда не поедем. Коней бесполезно заставлять идти по такой погоде. Только замерзнем.

Он прав. Оказаться в снежном буране – приятного мало. Проще переждать, несмотря на то что виконт ждет стража уже не первый день.

– Хорошо.

– Тогда я спать. Когда еще представится такая замечательная возможность. – Он бросил последний взгляд в окно. – Надеюсь, она успела вернуться до непогоды.

– Уверен в этом.

– Проклятущие горы.

Он ушел наверх, а я остался в общем зале, где было гораздо теплее, чем в комнате. Меня никто не беспокоил, если не считать студента с лютней, предложившего сыграть в кости. Невысокий, чернявый и улыбчивый, он носил на плечах смешной цветастый плащ, больше всего похожий на лоскутное одеяло. На его куртке был нашит знак Савранского университета.

Я отверг его предложение, он ничуть не расстроился, сел в дальнем углу, занялся настройкой лютни, и через несколько минут его ловкие пальцы побежали по струнам, наполнив помещение музыкой.

– Вполне неплохо, – оценил Проповедник.

– Ему повезло, что он не на западе, – негромко сказал я. – Пост еще не кончился, и мелодию вполне могли счесть грехом. Его бы здорово поколотили.

– Каждый понимает Бога по-своему.

– Это уж точно.

Остальные застрявшие на постоялом дворе тоже слушали музыку. Сегодня в город приехали новые люди.

Двое бородатых купцов из Кантонских земель – в широкополых островерхих шляпах, длинных зеленых сюртуках и широких штанах в полоску, заправленных в сапоги. Эти сторонились всех, сидели, наклонившись друг к дружке, и что-то обсуждали, гудя, точно шмели.

Тощий паломник в плаще пилигрима, на который был пришит неаккуратный крест, прислонив посох к стене и не поднимая глаз от чашки с водой, макал в нее черствую хлебную горбушку.

Благородная дама – молодая, привлекательная, белокожая особа с ярко-синими глазами, читала молитвенник. Двое ее охранников – совершенно одинаковые уроженцы Прогансу, сидели над картой, пытаясь понять, через сколько дней они доберутся до дома госпожи. Третий телохранитель ушел наверх, таща с собой седельные сумки.

Еще здесь торчала фермерская семья, приехавшая в «город» на праздник – большая, глазеющая на странников так, словно они были какими-то хагжитами или волшебными выходцами из Темнолесья. Возле стойки, выточенной из светлого дуба, восседал высокий господин. Я не видел его лица, зато прекрасно рассмотрел два длинных кинжала за его широким потертым поясом и тяжелую шпагу. Этот мог быть кем угодно: солдатом, наемником, мастером фехтования или же просто опытным путешественником, считающим, что в дороге оружие лишним не бывает.

Я с тоской вздохнул. Если в ближайшие несколько часов буран не уляжется, меня ждет крайне скучный и бестолковый день.

– Первая звезда! – возмутился Львенок, бросая карты. – Ее сам дьявол не увидит на небе, когда такая метель! Ходить нам голодными или опять грызть какие-нибудь бобы. Убью за кусок мяса с кровью.

Пугало радостно осклабилось и выложило шестерку, заставив Проповедника застонать от отчаяния:

– Черт бы тебя побрал!

– Надеюсь, что он тебя не слышит, – серьезно ответил Вильгельм. – Сегодня не твой день.

– Он каждый раз не мой, когда вы оба собираетесь за карточной игрой! Я был лучшим игроком в деревне.

– А Львенок лучший в нашем выпуске. Он проигрывал лишь Шуко.

– Потому что цыган мухлевал, – улыбнулся страж. – Кто-нибудь из вас идет на торжественную литургию в честь сочельника?

Пугало подняло руку.

– Серьезно? – удивился я.

Оно кивнуло.

– Людвиг, кого ты слушаешь? – Проповедник скинул карты, выходя из игры. – Оно ходит в церковь лишь для какой-нибудь темной каверзы. Уверен, на этот раз оно задумало сожрать все праздничные облатки.

– Эм… – Львенок из-за карт взглянул на одушевленного. – Язык твой враг твой, Проповедник.

– Он вечно подает кое-кому плохие идеи, – заметил я. – Теперь тебе придется идти в церковь и следить за ним.

– Как будто я смогу его остановить, Людвиг! Впрочем, я, в отличие от вас, безбожников, не собираюсь пропускать службу. Чего бы вам не оторвать задницы от стульев и не порадоваться светлому празднику?

– Успеется, – беспечно отмахнулся Вильгельм. – У нас в запасе еще и Рождество. Будет когда постоять в церкви.

– Я в такую непогоду носа из дома не высуну, – ответил я на укоряющий взгляд души священника.

– Вроде ты не из сахара – растаять не должен. Или заблудиться боишься? Так здесь это довольно сложно сделать: один постоялый двор, одна церковь и две параллельные улицы с четырьмя десятками домов. На юге речка, на востоке лес, на западе обрыв, на севере гора. Даже слепой и то не заплутает.

– И все же я отклоню твое любезное приглашение.

– Вам повезло, что поблизости нет инквизиции. Они бы точно заинтересовались вашим равнодушием. – Но, поняв, что несуществующими ругару нас не запугать, он, недовольно бурча об изнеженных грешниках, вместе с Пугалом отправился на улицу.

– Что тебя гнетет, старина? – Львенок не спеша собирал разбросанные по столу замасленные и потертые игральные карты.

Он больше не был похож на беспечного весельчака.

– Когда ты последний раз видел Кристину? – спросил я.

– Давно. Еще до того, как мы с тобой пересеклись на балу во время Ночи Ведьм.

– А другие стражи? Гера рассказывала мне о пропавших. Что ты об этом знаешь?

Львенок подумал:

– Насчет пропажи не знаю. А вот убийство случилось. В сентябре я был в Лисецке. Пришлось сотрудничать с Орденом в опознании тела. Имя тебе ничего не скажет. Он выпустился четыре года назад, проходил обучение у Петера. Прикончили средь бела дня. Два арбалетных болта – под ключицу и в правый бок. Забрали кинжал.

– Убийц нашли?

– Да. В тот же вечер. Местные кретины. Их отправили на дыбу, но толком ничего узнать не удалось. Нет имени заказчика, которому они передали клинок. Их четвертовали на глазах у всего города и постарались сделать так, чтобы весть разлетелась как можно дальше.

– Недостаточно далеко, раз я узнаю об этом только от тебя. Кинжал, разумеется, пропал?

– Да. Но, слушай, возвращаясь к Кристине. Рано за нее волноваться. Вполне возможно, что она появится в Арденау, на собрании. Ты сам там будешь?

– Постараюсь.

В дверь постучали.

– К тебе? – спросил я.

Страж покачал головой:

– Я никого не жду. Входите!

Гостем оказался давешний студент в цветастом плаще.

– Господа, купите лютню, – предложил он, прежде чем мы успели выставить его за дверь.

Вильгельм протянул руку и взял из рук молодого человека инструмент. Неспешно осмотрел деку, корпус, тройную розетку уникальной работы, шейку.

– Составные ребра? Умно. Черное дерево, вишня, а это что?

– Палисандр, – ответил продавец.

– Кто мастер?

– Синьор Джузеппе Гуаданини из Пьеве-Санто-Стефано.

Вильгельм одобрительно хмыкнул и занялся настройкой инструмента. Это отняло у него какое-то время, так что я показал студенту на стул, а тот с улыбкой ткнул в стоявшую на столе бутылку вина.

– Чураетесь поста? – между делом спросил Львенок.

– Бог меня простит, – беспечно улыбнулся он.

Молодой человек оказался не таким уж и юным. На мой взгляд, ему было лет двадцать пять.

– Отличный плащ, – оценил я, протягивая ему наполненный стакан.

– Благодарю, страж. – Он театрально поклонился. – Купил его у старьевщика в Руже. Оказалось, удивительно полезное приобретение для путешествий. Но он не продается.

Львенок взял несколько аккордов:

– Лютня великого мастера менее ценна, чем цветастый плащ?

– Представьте себе. Я человек противоречий. Ценность тряпки для меня выше, чем этого превосходного инструмента. Согласен на двенадцать дукатов. Вы, как я посмотрю, ценитель и понимаете, что я отдаю ее задаром.

– Что думаешь, старина?

– Отродясь не умел играть. Тяжелые времена, господин студент?

– Верно, – не стал отрицать тот. – К моему сожалению, четверо господ из гильдии плотогонов оказались куда опытнее меня в игре в кости.

– То есть обманывали они куда лучше, чем вы.

– Вы угадали. – И это его тоже не смутило. – К тому же они не оценили моего обаяния, и у них были большие кулаки. Так что мне пришлось, разумеется, с глубочайшим сожалением сперва признать свой проигрыш, а затем и банкротство. Ну, так как?

– Увы. – Львенок протянул инструмент владельцу. – При мне нет даже половины нужной суммы.

– Жаль, – ничуть не опечалился студент. – Тогда, возможно, господ стражей заинтересует старинный гримуар? Два дуката, и он ваш.

Наш гость не был из простолюдинов или ремесленников – слишком чистая речь, без малейшего акцента, хотя, скорее всего, его родной язык – гестанский. Возможно, третий-четвертый сын какого-нибудь барона средней руки, которому нет смысла надеяться на наследство, и единственный путь наверх это хорошее образование.

– Как я посмотрю, студент Савранского университета не считает зазорным торговать со стражами, – усмехнулся я.

– О, моя альма-матер конечно же находится в Прогансу, и некоторые мои собратья по обучению набрались радикальных взглядов сей страны. Но, поверьте, господа. Я не отношусь к подобным людям. И считаю вашу работу крайне важной с точки зрения социологии.

Львенок поднял брови:

– Ну, если так… давайте посмотрим книгу.

Том, извлеченный из сумки, был переплетен в новенькую кожу, а вот страницы оказались старыми и пожелтевшими.

– Это «Атлас адских существ, охраняющих преддверия, а также входы, выходы и лазейки и посещающих мир Господа для вреда людям, в категории от шестой до шестнадцатой» Густава Йозерклавца. Разумеется, хорошая копия. Одна из первых отпечатанных книг на типографии в Оляснице. Рисунки, хочу заметить, цветные.

– Язык староцерковный?

– Именно так.

– К сожалению, я на нем не читаю. Но книгу куплю. Изображения интересные, а библиотека Арденау всегда рада хорошим вещам. Надеюсь, вы не просадите монеты в кости этим же вечером. – Львенок полез за деньгами. – Кстати, откуда она у вас?

– Украл из университетского хранилища, – предельно честно ответил господин студент. – Решил развлечь себя занимательным чтивом в дороге.

Мой друг с ухмылкой протянул молодому человеку две тяжелые золотые монеты.

– Господа, вы меня спасаете! – чинно поблагодарил тот, убирая деньги за пазуху.

– На каком факультете вы учитесь?

– На богословском.

Львенок от хохота едва не скатился под стол. Студент, ничуть не обидевшись, благосклонно улыбался, словно бы радуясь, что стал причиной веселого настроения окружающих.

– Играющий в кости, пьющий вино в пост, продающий украденные книги! Вы точно хотите стать клириком?!

– Вообще-то я планирую получить должность кардинала, – серьезно ответил тот.

– Кардинала? – полюбопытствовал я. – Почему же тогда сразу не Папы?

– О, господин страж. Я ставлю перед собой лишь осуществимые цели. В выборе наместника Бога слишком много случайностей и неизвестных. Чтобы просчитать столь непростую партию, следует хорошо знать соперников, врагов и сторонников. Я подумаю об этом после получения белой лошади с красным покрывалом и золотыми поводьями[28]28
  Т. е. – когда я стану кардиналом.


[Закрыть].

– Что же. Тогда через какое-то время я буду хвастаться, что спас от голода защитника возвышения святой веры, мира и процветания всех христианских народов, приращения и крепости Святой Церкви, – усмехнулся Львенок.

Студент ответить не успел, потому что дверь едва не слетела с петель, что есть сил громыхнув об стенку.

Мы с Львенком уставились на Проповедника. Надо сказать, что старый пеликан обладает минимальным контактом с нашим миром и в лучшие свои дни едва способен удержать в руках карты. Чтобы так долбануть дверью, требуется очень много сил, которых у Проповедника столько же, сколько у меня ангелов в кармане. Лицо у души было искажено от ужаса, и выдавить мой приятель смог лишь:

– Церковь! Там… ужасно!

Он исчез прежде, чем я успел узнать, в чем дело. Подхватив куртки, мы бросились к лестнице.

– Эй! Что такое?! – крикнул нам в спины студент, который, разумеется, ровным счетом ничего не понимал.

У меня еще мелькнула в голове глупая идея, что Проповедник научился у Пугала зло шутить и нашел способ заманить нас на праздничную службу, но она тут же исчезла, стоило нам спуститься на первый этаж.

Входная дверь была настежь распахнута, и холодный морозный ветер, пахнущий зимней ночью и снегом, гулял по быстро остывающему залу. Его порыв загасил большинство свечей, зажженных в двух огромных люстрах и подсвечниках, и теперь к запаху зимы примешивался приятный оттенок воска и дымящихся фитилей. Огонь в камине трепетал и прыгал, но его света вполне хватало, чтобы я увидел старуху из семьи фермеров и ее внука, возле которого она стояла на коленях. Маленькое тело было изломано, и на досках уже набралось довольно много крови.

Львенок, было, бросился им на помощь, но я одернул его:

– Здесь мы уже бессильны.

Он неохотно кивнул.

Я первым вышел на улицу. Ветер тут же холодным стилетом ударил в грудь, насмешкой дыхнул в лицо, кинув в глаза пригоршню снежинок. Я на бегу запахнул куртку, набросил на голову капюшон, но его сдуло очередным порывом. В меня едва не врезался хозяин постоялого двора, я чудом успел отскочить в сторону, когда он, воя от ужаса, пронесся мимо.

– Будем осторожны, пока не поймем, что случилось.

От постоялого двора до церкви было шагов восемьсот. Прямо по улице до скобяной лавки, а затем направо. Город словно вымер, лишь поземка стелилась по разбитой мостовой, да в некоторых домах тускло мерцал свет. Глухо, отчаянно завыла собака и захлебнулась собственным воем, отчего стало еще более жутко.

Черное чудовище с топотом вылетело из снежной мглы, и теперь уже Львенку пришлось проявить чудеса ловкости, чтобы не попасть под копыта. Лошадь и нахлестывающий ее наездник на крыльях ужаса пронеслись мимо нас.

Я покачал головой. В такую погоду уезжать из города глупо. Лесные дороги занесло, если животное устанет или сломает ногу, на морозе всадник будет обречен.

– Чертов ублюдок! – выругался Вильгельм. – Спорю на дукат, он свернет себе шею через четверть лиги!

– Мне дороги мои деньги.

На перекрестке нас ожидало Пугало.

– Что там?

Одушевленный красноречиво провел большим пальцем себе по горлу.

– Ну, здесь все понятно без слов, старина. – Львенок пытался рассмотреть церковь, но ее скрывал снегопад.

Я сделал шаг, однако Пугало неожиданно встало у меня на пути, положив ладонь мне на грудь. А затем мягко оттолкнуло назад.

– Это что-то новенькое. С каких пор ты решило останавливать меня?

Оно смотрело сверху вниз, и по его взгляду ничего нельзя понять. Разве что ухмылочка стала более зловещей, чем обычно.

– Ты же знаешь, что я все равно пойду дальше, – негромко сказал я ему.

Оно не стало упираться, отошло в сторону с видом «мое дело предупредить». И почти тут же в ночи раздался низкий рык. Глухой, исполненный злобы и такой ненависти, что моя спина разом покрылась мурашками суеверного страха. Звук коконом ужаса окутал застывший город, пронесся по заиндевевшим немногочисленным улицам, постучался в окна и двери и смолк, оставаясь жить в наших ушах и сердцах.

Мы с Львенком переглянулись, и тот делано спокойным тоном предположил:

– Похоже на льва. Я слышал нечто подобное на равнинах Сарон.

– Вот только мы сейчас в Фрингбоу, вокруг лютая зима, и ближайший лев от нас как минимум в паре тысяч лиг.

Вильгельм коснулся висящего на поясе пистолета:

– Судя по всему, это не в городе.

– Не буду ручаться. Буран творит со звуками интересные вещи.

– Если я пристрелю льва, то переверну все основы естествознания.

– Пристрелишь лишь в том случае, если лев сбежал из зверинца. Поверь, Вильгельм, я бы очень хотел, чтобы это оказался просто зверь.

Двери в церкви были распахнуты, и первое тело – женщину с оторванной головой – мы нашли шагах в пятнадцати от крыльца. Внутри помещения ярко горели свечи. Их совершенно не смущал гуляющий здесь сильный сквозняк.

Смрад, который ударил нам в ноздри, заставил отшатнуться. Львенок выругался, я закрыл нос рукавом. Густой, тяжелый, точно сталь, запах крови смешивался с оглушающим духом выпотрошенной плоти и резкого, едкого запаха серы, от которого перехватывало дыхание и жгло глаза.

Весь зал оказался завален трупами. Окровавленные, изуродованные люди в праздничных одеждах походили на соломенных кукол, перемолотых цепами. Мертвых было столько, что я предположил – здесь нашли свою смерть почти все жители маленького городка. Все те, кто пришел в церковь на праздничный молебен.

Я на своем веку повидал многое, и желудок у меня не бунтовал, несмотря на ужасную картину, и, когда услышал за спиной рвотные позывы, то обернулся, удивляясь – что это стряслось с Львенком?

Но плохо стало не стражу, а давешнему студенту.

– Шли бы вы обратно, ваше высокопреосвященство, – поддерживая его за плечо, мрачно сказал Вильгельм.

Молодой человек лишь жалобно застонал.

– Останься с ним, – попросил я, а сам вошел в церковь.

Кровь покрывала весь пол, густыми тяжелыми каплями падала со скамеек и фигур святых. Подошвы ботинок почти сразу же стали липкими. Запах серы сделался невыносим.

В противоположной от входа стене виднелся пролом, как будто кто-то огромный вышел из церкви, с легкостью разрушив преграду. Это мне не понравилось точно так же, как и обугленный круг на полу, выжегший алтарь и тех, кому не повезло оказаться в его границах.

Львенок нагнал меня, ответив на невысказанный вопрос:

– С ним все в порядке. Парень приходит в себя.

– Кто бы сюда ни явился – он пришел отсюда. – Я указал рукой на черный круг.

Львенок коснулся пальцем окалины, лизнул и сплюнул:

– Сладко. Какая-то серьезная нечисть, старина.

Он подошел к разрушенному алтарю и взял стоявшее на нем тяжелое бронзовое распятие, затем заглянул в чашу с освященной водой и спокойно произнес:

– Скажу очевидную вещь, но дело дрянь.

Вода была мутной, от нее тянуло болотом, и жаб в чаше сидело столько, что хватило бы на небольшой водоем.

Студент все еще ждал нас у входа. Несчастный и испуганный.

– Кто это сделал?

– Демон, – ответил я ему.

– Невозможно! Он не может войти в церковь, в святое место!

– Сложно спорить с мастером богословия, ваше высокопреосвященство, но на этот раз он не только вошел. Он появился прямо перед алтарем.

Парень вновь хотел сказать, что такого просто не может быть, но внезапно хмурая складка залегла между его бровями. Он развернулся на каблуках и побежал вдоль ограды.

– Эй! – окликнул его Львенок.

– Идите за мной!

– Давай узнаем, что нашло на будущего кардинала.

Мы поспешили на другую сторону церковной территории, туда, где располагалось маленькое кладбище. Могильные камни торчали из снега, точно острова над поверхностью океана. Здесь было темно, пустынно и холодно. Студент бегал от могилы к могиле, пока внезапно не наткнулся на что-то на земле и, словно ищейка, не поспешил к западной части погоста.