Текст книги "Соты. Попасть в сказку могут всякие, Угодить – многие, А вот вляпаться – единицы!"

– А я что – с палочкой? – очередной волк подпрыгнул и не достал ногу Дара, отчего я совсем успокоилась. Пускай зверята тренируются дальше!

– В тебе это чувствуется. Первое испытание ты и провалила, но необходимо попрактиковаться еще раз.

– Ага! – усмехнулся Гайн. – Идеальное время для занятий – когда нас найдут риххи. Вот им потеха будет! Что, ребят, делаем ставки? Кто в желудки к волкам, а кто так, с волшебством да благословением?

– Жаль, что силы закончились, – как-то по-детски, с обидой протянул снизу дарриец. – Еще бы минут на десять стенки хватило.

– А что нам делать потом? Ты ведь, конечно, подумал об этом? – мой сарказм не хотел униматься.

Дарриец на секунду задумался, а потом затрещал, как сорока:

– Я помню, как нас учили делиться силами. Вроде бы я возражал, что, кроме как на войне, негде собрать достаточное количество магов. Разве что в учебных заведениях. Однако мы свято верили в чудо и в слова правителя о стычках только за счет риххов. В Академии из нас и не выкачивали столько, чтобы потребовалось переливать энергию.

– То есть ты думаешь, я могу тебе в чем-то помочь?

– Стоит попробовать, – дарриец утвердительно кивнул, чуть не свергшись при этом с ветки. – Для этого потребуется только твоя рука.

– Ты мне ее что – отпилишь!?

– Нет, – уже нетерпеливо произнес маг. – Просто протяни руку и не трепыхайся, а то свалимся вместе.

– А это не больно? – будто в школьница перед прививкой, поинтересовалась я.

– Приятно! – раздраженно донеслось снизу. – Только сил немножко потеряешь, поэтому держись крепче. Если получится, разгоним эту шайку – только в путь.

На мне был кожаный пояс, и на всякий случай я перекинула его через ствол и застегнула на себе застежку: кто знает, что в понимании даррийца значит «немножко». Перегнувшись через ветки, я одной рукой схватилась за елку, другую протянула магу. Тот вытянулся, насколько смог, и ухватился за ладонь.

– Держись, – только повторил он, перехватил руку крепче, и началось. Это были странные ощущения, которые я не назвала бы противными, и все же легкое покалывание у запястья было странным, словно кто-то пытался что-то забрать. Как с грязной палкой в детстве, когда мама ругается и тянет ее на себя, а ты не совсем понимаешь, зачем это тебе нужно, но все равно не отдаешь. Неожиданно я вспомнила о волках и «отдала палку». Внутри стало легче, но обещанной усталости не наблюдалось. Только немного кружилась голова, словно я просто перегуляла на свежем воздухе.

Рука освободилась. Я снова прижалась к стволу.

– Ну? – нетерпеливый голос Ганса вернул нас к реальности.

– Что «ну»? – передразнил его дарриец. – Держитесь!

Отцепившись от дерева, маг полетел вниз, приземлился на спину одному из волков и, выкрикнув короткий гортанный звук, развел руки в стороны. Вокруг разошлись прозрачные круги, как от брошенного в пруд камня, и хищники были отброшены кто куда: на соседние деревья, в кусты и в противоположную сторону поляны.

Стая пустилась наутек, да так резво – только лапы сверкали. Оставшиеся, поскуливая, падали брюхом вниз с деревьев и догоняли сородичей.

– Ну как? – самодовольно спросил герой, наблюдая, как мы сползаем по елкам.

– Красиво! – присвистнул Гайн. – Жаль, что у нас так не получится, а то мы бы положили тех риххов!

Улыбка даррийца стала еще шире:

– Таким бодрым я давненько себя не ощущал, – он прервался и с беспокойством поинтересовался: – Ты как? Не переборщил? Уж слишком хорошо я себя чувствую!

– Если что – обращайся, – я принялась собирать раскиданные и порванные вещи. – Это совсем не противно, только немножечко странно.

– Да уж. Действительно странно, – протянул он и стал помогать с рюкзаками.

Большинство одежды было потеряно, еда уничтожена полностью, а сумок осталось лишь две. Лошадь убежала, но ее нашли быстро. Она мирно паслась на соседней лужайке.

– Кажется, мы потеряли непозволительное количество времени, – заметил Гайн. Пора выдвигаться.

Все согласились, и уже через несколько минут мы отправились дальше по лесу. Идти было значительно проще, так как лошадь шла спокойно, а Дар не болтался на ней мертвым грузом. Пробираясь сквозь чащу, мы в красках расписывали, что приключилось после того, как Дар раскидал вспышками риххов. Как оказалось, он позабыл и вечер в гостинице, и внезапное нападение на нас по дороге. Заставив мага пообещать быть осторожнее с огненными фокусами, мы великодушно простили его и переключились на другие темы.

– Куда мы направляемся теперь? – поинтересовалась Лиина.

– А ты не придумала дальнейшего маршрута?

– Нет, – растерялась она.

– Тогда просто идем подальше отсюда, пока не выйдем к мало-мальски приличному селению. Подходит? – я осторожно вытащила Тефтеля из-за пазухи, где он находился последнее время. И как я его не прижала, карабкаясь по деревьям? Котенок мирно дрых. Осмотрев его на предмет повреждений и не найдя таковых, я засунула хитрюгу обратно греться и отсыпаться за нас двоих.

– Лиина, а долго вообще до ближайшей деревни?

– Не очень. Мы почти у края леса. А там три—четыре часа пешком – и на месте.

Свет падал сквозь листья, птицы щебетали сотнями голосов, иди себе и наслаждайся. Но ощущение преследования оставляло в напряжении.

– Теперь выйти на наш след будет проблематично, – словно сам себе произнес дарриец.

– Почему? – тут же поинтересовался Ганс.

– Сейчас у меня сил – хоть отбавляй! Так что скрыть направление и запутать преследователей мне раз плюнуть.

– Слушай, а разве у солдат так много свободного времени, чтобы гоняться за нами?

– У риххов четко распланированный график, их бросают на границы только на три месяца в год, а на девять оставшихся располагают в селениях, в то время как другие отряды погибают на войне. И так – годами и десятилетиями. Отряд за отрядом. Так что нам придется от них бегать максимум девять месяцев минус одни сутки – их мы уже продержались, – оптимистично завершил дарриец.

Мы вышли к дороге, и идти стало заметно легче. Всей командой было решено сделать крюк и вместо большого села зайти в соседнюю деревушку. Лиина ее знала только по рассказам посетителей гостиницы, и заметить легкий дымок над крышами и едва заметную дорожку нам удалось не сразу. Я чувствовала себя разбитой клячей. Ноги болели, желудок сводило от спазмов, и после «отдыха» с волчьей стаей я рассчитывала отдохнуть по-настоящему.

Постоялый двор или таверна в деревне отсутствовали. Мы отыскали на окраине леса парочку покосившихся домиков и постучались в первый попавшийся. После пяти минут наших упорных криков и стука по калитке внутри послышалось шевеление, и на крыльце показалась старушка, будто сошедшая с иллюстрации к доброй сказке. На сердце посветлело. Причем вовсе не из-за того, что она открыла двери. Мы и самостоятельно с легкостью попали бы внутрь: хиленькая щеколда висела на половине гвоздя с половиной, да и просунуть руку между досками тоже было делом простым, но остатки совести не позволяли. Но на сердце посветлело не от предвкушения отдыха, а почему-то именно от появления этой сказочной бабушки.

– Ой-ёй! – торопясь, но от этого передвигаясь еще медленнее, хозяйка домика переваливалась к калитке. – Кто к нам пожаловал? Никого не слышали, никого не видели, поди, дюжину лет. И тут на тебе! Даже с лошадью!

Она сразу впустила нас внутрь и гостеприимно показала на крыльцо, довольно быстро завершив дежурные причитания.

– Бабуль, – чтобы не перепугать пожилую женщину, Гайн заговорил осторожно и деликатно. – Мы уже очень давно в пути, шибко устали, да и сколько странствовать нам – никому не ведомо. До одури нуждаемся в крове для ночлега. А мы тебе поможем всем, на что сгодимся, в долгу не остаемся, – Грей тщательно проговаривал слова, очевидно, опасаясь, что хозяйка домика плохо слышит.

– Не волнуйтеся, – меня позабавили ее манеры: щуриться, коверкать слова и часто поправлять волосы. – Я давно уж одна век векую, даже к подружкам забыла, когда выбиралась. Вот о чем мне, молодухе, болтать со старыми коряжками? С ними от скуки ноги протянешь! А вы заходите, заходите! Чего встали-то?

Домик был уютным, на две с половиной комнатки: небольшая спаленка, малюсенькая кухня и подсобка, больше смахивавшая на шкаф. На окнах пестрели веселые занавески. Порядок был идеальным, словно несколько рьяных горничных вылизывали домик трое суток – ни пылинки, ни складки на скатерти. Даже скромный букетик на подоконнике, и тот выглядел свежо и бодро.

Пока бабулечка суетилась у печки, а Лиина вызвалась ей помогать, меня отправили за провизией. Дар выудил из складок плаща несколько жутко старых на вид монеток и сказал, что этого точно должно хватить на сыр, творог и что-нибудь еще. Выйдя за двор, я огляделась. Где мне искать вывески «Магазин Продукты» или «Супермаркет»? Недолго подумав, я отправилась вглубь деревни.

У одного из домиков на лавочке сидели три бабушки почтенного вида – все при косыночках и со спицами в морщинистых ручках.

– Добрый вечер, – поздоровалась я.

– Батюшки святы! – закрестились все трое, чем немного смутили меня и заставили позабыть ранее заготовленную речь.

– Ты откуда явилась? – чуть оклемавшись и попричитав, спросила «главная» бабулька.

– Мы путешествуем, – доброжелательно доложила я. – Мы – это еще три друга, одна девушка, лошадь и кот. А вот, кстати, и он! – я чуть приоткрыла куртку, под которой черным клубочком свернулся Тефтель. Видимо, котенок стал веским подтверждением моих слов, и бабушки успокоились.

– И что, вы и ночевать будете?

– Может, и будем, а может, и нет. Но отдохнуть хотелось бы. Мы в крайнем домике попросились…

– К Вайре, что ли? – бабушка сощурила один глаз и вопросительно взглянула.

– Не знаю, – растерялась я. – Даже не успела познакомиться, как друзья отправили искать продукты.

– А чего надобно? – мгновенно оживились бабки.

– Да не знаю, что есть, то и возьму. Нас много, сами понимаете…

– А звать-то тя как? – чувствовалось, что вторжение в милую деревушку станет событием века и обрастет небывалыми подробностями.

– Федька.

– Вот что, Федька, у меня сметаны много. А у Стайры соленьев в погребе тьма. Хочешь? – бабушки засуетились, стали подбирать пряжу и клубки.

В общем, закупилась у всех трех бабулек. У одной – сметаны, другая хлеб выпекала, да каравай остался, а третья творогом и соленьями запасла. Когда же я отдала каждой по странной монете, они стали отнекиваться и говорить, что и одна все затраты покроет. Было видно, что деньги в деревушке редки и очень ценны. Но Дар не говорил, какие должны быть траты, а еды бабулечки надавали мне словно на маленькое селение, так что я щедро всучила им все три монеты и потопала обратно, еле волоча завернутые в тряпицы продукты. Бабулечки прощались со мной и просили возвращаться обратно непременно через их деревушку.

– Эх! Вечно Вайрейке все путники достаются, – ворчала напоследок «главная».

– Да когда ж они у нас были-то? – возмущалась ее подруга по лавочке.

– Никогда! То-то и обидно…

Я вернулась в дом, где уже грелся чай и разносился запах свежей выпечки. Бабушка все же отказала Лиинке в желании готовить самостоятельно и развела нешуточную деятельность у печки. Ужин вышел на славу!

Поужинав и отвалившись по скамейкам, мы пожелали Вайре спокойной ночи и предупредили, что если уйдем до рассвета, то не станем ее будить. Бабулечка успокоилась и, допив чай, потопала в спальню. Мы же, закутавшись в одеяла и переваривая все, что успели закинуть в желудки, тихо размышляли каждый о своем. На улицу опустилась ночь, а за окошками поселился туман. В комнатке горела одна-единственная лампадка, угли в печи еще не остыли и озаряли наше пристанище нервным мигающим светом.

– Дар, а куда же ты шел, до того как ввязался во всю эту историю? – я старалась не думать о том, что эту «историю» сама и заварила.

– Скажу, – прищурился он. – Но лишь с одним условием.

– Да?

– Расскажете, откуда вы родом. Не Лиина, – поправился он, – с ней все понятно. А вот ваша история насчет островов хромает на обе ноги.

Мы с близнецами переглянулись. В чуть рассеянной темноте лица спутников казались загадочными и словно чужими.

– Хорошо, – я кивнула и подперла щеку рукой. – Только ты первый.

Отхлебнув из чашки согревающего напитка, дарриец начал рассказ…

Мать Дара сильно болела, и сын родился слепым. Но никто, казалось, не удивился. Все больше удивлялись тому, что он вообще остался в живых.

Ему повезло, что в этой Книге не было зим. После осени у них сразу начиналась весна, и лишь на один-единственный день, когда осень уступала права, а весна еще не успевала родиться, наступал сумрак. На один день в году обе страны, острова и омывающие их моря укрывались бездонным бархатом ночи, и тогда каждый шел домой и запирал двери и окна. Ни свечи, ни костры не могли развеять темноту, обозначающую переход солнца, и каждый старался добраться до безопасного места и пересидеть мглу. Есть и пить в такие часы не хотелось, приходила бессонница. Тем, кто оказывался вне дома, приходилось туго: зверье продолжало блуждать по лесам и охотиться, оставляя добычу умирать в мученьях.

Так повелось, что дети, вынашиваемые к «темному сроку», обычно рождались до или после. Редко кому не везло родить в смену времен года, и новорожденные не доживали до рассвета. В такой день и умудрился появиться на свет Дар.

Накануне темного дня к роженицам приглашали знахарок и лекарей, которые либо замедляли, либо ускоряли время рождения. Рядом с матерью даррийца не оказалось никого, поэтому шансы, что ребенок окажется мертвым, были велики. Счастью роженицы не было предела, когда мальчик прожил первые сутки и не умер, когда наступила весна. Единственным, на что наложила отпечаток смена осени, было зрение. Малыш совсем не видел, и хоть получил при рождении имя, стал зваться Слепым. Кличка так приросла к мальчишке, что даже мать забыла данное при рождении имя.

Тридцать четыре года он не знал, что такое свет. В семилетнем возрасте у него обнаружилась склонность к магии, и его отправили в академию. Учеба преодолевала барьеры слепоты. Отучившись, он был способен самостоятельно двигаться и отправился путешествовать. Магия помогала ему ориентироваться, и он уже не страдал от неудобств, которые доставлял врожденный недуг.

Я слушала длинный рассказ о том, как Слепой путешествовал, как находил работу и справлялся трудностями, что вставали на пути. Дарриец рассказывал то, о чем я и не спрашивала. Мы не понимали, зачем, но слушали. Длинные тени падали от пляшущего огонька и ложились на лица окружавших меня людей. Братья сидели тихо, прислонившись к стене. Лиинка свернулась клубком в одеяле и грызла сухарик, завороженно глядя на мага. Я же рассеянно поглядывала на колени, где сонно мурлыкал Тефтель.

Слова мага вились, словно дорога по лесу, описывая нам то темные, то светлые моменты жизненного пути. Он знал: цвет и свет ему неподвластны. Но однажды после очередного прихода весны мальчик стал видеть сны. Во сне он знал, как светит солнце, мог различить, как выглядят перья у птиц, понимал, что такое облака и как они летят по небу. Ему нравились сны, и если удавалось их запомнить, он еще долго представлял, что все происходит наяву. Дома и лица, которые ему приходилось «ощущать» руками, вставали живыми картинами, и казалось, именно так и видят зрячие люди.

Несколько месяцев назад маг решил отправиться на север. Очередной период наемничества подошел к концу, а с границ стали поступать сведения о наборе солдат в армию. Он размышлял, куда податься, поэтому воспринял известие как знак. Подходя к селению, где мы встретились, дарриец решил отдохнуть у края леса. Сон сморил усталого путника, и он не заметно для себя задремал.

Привычные картинки понеслись калейдоскопом перед глазами. Сон был коротким, и он успел просмотреть лишь частичку, как в сонный покой вторгся кто-то посторонний. Не просыпаясь, маг метался в горячем бреду по траве, не смея открыть слепых глаз. Словно ветер и стужа подхватили его сновидение, обдали ледяными осколками и оставили лишь темный след, обжегший холодом, будто лавина в горах. Слепой с криком проснулся и еще долго не мог прийти в себя.

Ему никогда раньше не доводилось видеть столь беспокойные сны. Странное белое нечто, летевшее по воздуху в грезах, вызвала беспокойство. По привычке нащупав свой посох, он поднялся и набросил на голову капюшон. Пронзительная вспышка ударила по глазам. От боли бедняга зажмурился, но свет продолжал терзать веки. Слезы текли по щекам, и маг, не понимая, что происходит, шагнул обратно в тень и открыл глаза.

А потом он увидел.

Увидел впервые. Узнал, что сновидения были правдивы. Узнал, что есть краски и оттенки. Узнал, как расцвечена жизнь.

Это было не радостью и даже не страхом, скорее, благодарностью за то, что он раньше был слеп. На четвертом десятке он увидел жизнь и понял, что для него теперь нет прошлого. Это была вторая весна.

Опасаясь утратить зрение снова, Дар не смыкал глаз практически трое суток. Как же он боялся снова уснуть и сменить реальность на сон! Он желал насладиться вспышкой прозрения так, как никто из жителей двух стран. Как никто из живущих…

А после он стал колдовать. Стоя на широкой поляне, он растрачивал накопленные силы, чтобы не только почувствовать, а увидеть то, что творил всю жизнь. Снопы разноцветных искр, брызги света, солнечные лучи. Краски протекали сквозь пальцы, озаряя поляну и днем, и ночью. Огромные сферы радужных цветов, мыльные пузыри размером с буйвола, переливающиеся на свету и мерцающие во тьме.

Когда третья ночь прозрения опустилась на землю, он несколько часов лежал на траве и разглядывал звезды в страхе проснуться. Они мерцали, падали и искрились. Дар добавлял десятки и сотни, наполняя иллюзиями воздух и наслаждаясь искрами света, разрезающими бархат темной лесной ночи. Теперь он знал, что темнота может быть не бездушной. Когда он понял, как выглядит небо, как выглядят звезды и солнце, то и глаза закрывать было не страшно. Он чувствовал запахи кожей и видел все то, что видел впервые. Но спать…

Желание спать отбирало последние силы. Выплеснув столько магии, сколько никогда не отдавал без причины, Дар почувствовал себя самым счастливым человеком. Но счастье могло смениться тьмой, а страх провалиться в дрему и потерять то, что обрел лишь спустя десятки лет, не покидал его, заставляя двигаться вперед и вперед. Тогда даррийцу захотелось заснуть навсегда. Просто заснуть, чтобы видеть сны. Заснуть, чтобы видеть. Слепой потерял свое имя.

Усталость накатывала, и когда Дар понял, что валится с ног от бессилия, он решил отправиться в город, где прожил столько лет. Он никогда не видел ни людей, ни дорог, ни таверн, ни больниц, ни цветастых девичьих платьев. Из последних сил маг побрел в селение, где, как ему казалось, увидит то, что будет вспоминать всю оставшуюся жизнь. И ему не придется менять имя.

Первым, кого Дар встретил на пути, был старик. То, что человеку было под сотню лет, Слепой почувствовал кожей. Он давно научился распознавать возраст людей с помощью магии. Но как в действительности выглядит человек, ему удалось узнать только в тот день. Дарриец долго стоял на дороге, провожая взглядом сутулую фигуру. Старик напевал песню о далеких горах, а маг впивался взглядом в очертания, походку, в каждую морщинку и линию на натруженных руках человека.

Осмелев, Дар заговорил со следующим прохожим и узнал, где находится самое людное место – трактир «Подкова».

Откровения мага в ту ночь произвели на всю нашу компанию неизгладимое впечатление. Особенно на Лиину. Певичка забилась в угол и не сводила глаз с нашего спасителя все время, пока тот говорил. Когда дарриец возбужденно, в мельчайших деталях описывал картины, впервые представшие у него перед глазами, его голос становился значительно выше. А вспоминая о жутком страхе снова потерять зрение, маг срывался на хрип. Ему больше не хотелось носить имя Слепой.

История с риххами в «Подкове» даже порадовала Дара. Он ехал на Север с единственной мыслью – пойти воевать. Теперь его жизнь кардинально изменилась. На вечно странствующего в одиночку путника свалилось сразу четверо людей, с которыми он стал повязан одной целью. И хоть пока она состояла лишь в том, чтобы уйти как можно дальше от преследователей и прожить как можно дольше, этого было достаточно. Новую жизнь, расцвеченную красками и освещенную светом, он не готов бы отдать просто так!

Когда Дар дошел до момента, когда увидел на сцене Линку, риххов и нас с близнецами, пришла очередь рассказывать, кто мы такие. Я уже начала было размышлять, с какого момента начинать, как дарриец вдруг решил, что выслушает нас завтра, как только немножко вздремнет.

– А что будем делать завтра? – я задала свой любимый вопрос. Очень хотелось уйти из деревни: все-таки, как ни силен сейчас Дар, риск оставался. А если в крохотное селеньице нагрянут риххи, виноваты будем только мы, и никто более.

– Нужно продержаться в таком режиме еще день, – ответил маг. – Потом сможем передохнуть и спокойно продумать план и дорогу. Лиину необходимо будет где-нибудь пристроить, чтобы ее не достали риххи и она могла спокойно продолжать работать. А вы, ребята… – он перевел взгляд на нас с близнецами.

– А меня кто-нибудь спросит?! – внезапно вспыхнула девушка. – Никому не приходило в голову, что у меня нет ни малейшего желания слоняться по тавернам в поисках работы?! Может, я хочу совсем другого!

– И чего же ты хочешь? – вкрадчиво поинтересовался маг.

– Не знаю! – гордо ответила Линка. – Но обязательно придумаю. А пока пойду с вами. Куда именно – это уже не моя забота.

– Отлично, – резюмировал Дар. – Единственный человек, путь которого был хоть как-то определен, говорит, что не хочет искать уютное пристанище. Точнее, хочет, но запутался. Ладно, забыли, я спать хочу!

– Значит, остаемся у бабули?

– Думаю, передохнуть нам необходимо, – задумался Гайн. – Предлагаю поспать часа три—четыре, набраться сил и продолжить дорогу.

– А куда все-таки двинем?

– Главное – идти, не останавливаясь, еще сутки. Потом сможем передохнуть, нас никто не тронет, – маг зевнул.

– Почему это?

– Три раза в год у нас равноденствие. День, когда луна с солнцем одинаково долго озаряют землю.

– Три раза в год? – я удивилась. – А может, все-таки два?

– Нет! – покачал головой дарриец. – Чувствую, мне еще многое предстоит узнать, но сейчас не об этом. В равноденствие наши страны заключают перемирие и празднуют Равноденствие означает право жить без войны, в покое и мире. Жаль, что такое счастье длится недолго.

– Не понимаю, причем тут мы? – удивился Ганс.

– В это время под страхом смертной казни запрещено нападать на кого бы то ни было. Нельзя даже охотиться и закалывать домашний скот и птицу. Враги приостанавливают вражду и празднуют вместе всю ночь и весь день. Но как только восходит луна, запреты снимаются, и опасность возвращается. Солнцестояние наступит ровно через сутки – идеальное время, чтобы затеряться. Завтра мы отправимся в ближайший город. Он называется Распуть, так как стоит на перекрестке четырех дорог. Там и определимся, что делать дальше.

– Тогда давайте спасть, – заключил Гайн.

Бабулечка оставила нам несколько одеял, и мы, кто – на печке, кто – на полу, кто – скамейках, устроились на ночлег. День безумной погони вымотал меня настолько, что, едва коснувшись головой свернутого плаща, я провалилась в тревожный сон.