Текст книги "Соты. Попасть в сказку могут всякие, Угодить – многие, А вот вляпаться – единицы!"

***

Там, где вьюги с ветрами женятся,

Где туман с солнцем огненным спорит,

Я прошу тебя, милая крестница,

Увези ты меня на море.

На морях не видны полнолуния,

На морях мне не знать обманов.

Я прошу тебя, милая крестница,

Огради ты меня от туманов.

Путь с дорогой давно повенчаны,

Но не знать мне конца тревоги.

Уведи от печали, от ужаса,

Что пророчили гневные боги.

От дурманов, что холодом сотканы,

Средь полей, средь лесов и пепла,

От тоски, что змеею колодною

Год за годом, коварная, крепла.

На морях моя жизнь переменится,

Я забуду печали и горе.

Увези меня, милая крестница,

Поскорей в бездушное море…

Белый зал вырос, как обычно, из ниоткуда. Стол, перо и мальчишка были все теми же, но от этого становилось еще более тревожно. Казалось, в зале незримо присутствует еще кто-то.

– Это снова твоя подруга? – я огляделась, стараясь обнаружить за колоннами кромку воздушного платья.

– И да, и нет, – болтая ногой, улыбнулся пацан.

– Ты знаешь, что со мной происходит? Следишь за мной?

– И нет, и да, – снова передразнил мальчишка.

– Ладно, сдаюсь, – ухмыльнувшись, я театрально подняла руки, вверх. – Что новенького?

– Хотел тебя кое с кем познакомить.

– Еще? – я присела рядом с Негом на краешек стола.

– Ну, с Айрой вы обменялись приветствиями, теперь можно увидеться еще с некоторыми моими друзьями.

– Почему тебе так нравится говорить загадками? Хочешь знакомить? Знакомь!

– Договорились! – хлопнул в ладоши мальчишка, и зал мгновенно переменился.

Рядом со столом оказались десятки таких же, и зал напомнил мне библиотеку Ларри. Внезапно из ниоткуда, появились сотни людей: одни разместились за столами, другие бродили по залу. Кто-то сидел в кресле, поджав под себя ноги, кто-то пил чай.

Такую разношерстную компанию мне довелось увидеть впервые: каждый выглядел по-особенному. Здесь были люди всех цветов кожи, и одеты они были в костюмы разных эпох и направлений. Некоторые гости были более чем странными. Например, ближайший сосед Негги оказался индейцем с лисьим хвостом, живой метелкой свешивавшимся над джинсами. То и дело из толпы выглядывали уникумы с головами животных, покрытыми светящейся пылью или украшенными миниатюрными рожками на черепе.

Хаос пугал и завораживал. Кто-то общался, кто-то болтал сам с собой вслух, кто-то делал пометки в блокноте. Но основная часть увлеченно писала большими белыми перьями в толстых тетрадях. Целая компания расположилась у камина, задняя стенка которого подпирала чей-то стол. В креслах-качалках под пледами и в деловых костюмах старинными бюро, люди были так поглощены работой, что, казалось, не замечали царившего беспорядка.

Мальчишка подошел ко мне и легонько обнял за плечо.

– Как тебе, нравится?

– Даже не знаю, – задумалась я. – Все они – твои друзья?

– Угу. И все они пишут, – «библиотека» больше походила на муравейник или осиное гнездо. Все работали не покладая рук (или лап), но при этом так слаженно, что оставалось лишь удивляться.

– Ты хочешь меня со всеми познакомить? – задумавшись о том, как мое появление изменило ситуацию, я сразу получила ответ подсознания: ровным счетом никак.

– Я хочу тебе их показать, но познакомиться с тобой смогут те, кто сам того пожелает, – мальчишка заговорщицки подмигнул мне. – Я вижу, тебя смущает эта суета. Скажу честно, мало кто от нее здесь в восторге. Однако мы должны быть рядом и иметь возможность общаться друг с другом в любую минуту. Поэтому мы собираемся в этом зале. Хотя каждый, кто пожелает, может убрать все возможные звуки и изображения рядом. А если кто-то из Жизнеписателей захочет уточнить что-то у коллег…

– Жизнеписателей? – я резко перебила Нега.

– Да! Мы называемся так. Помнишь, я рассказывал, что каждый обитает в своей собственной Книге?

– Да, я и сама это заметила. Вот только у меня накопилось очень много вопросов.

– Все позже, – настала очередь Нега перебивать. – Я говорил тебе и о том, что иногда людям тяжело вообразить себе Книгу. Это может казаться сложным и даже нереальным – в силу возраста, неумения читать, отсутствия фантазии, а иногда и вовсе из-за проблем с головой. Для этого и были придуманы мы, Жизнеписатели. Мы пишем Книгу заново, корректируем ее, иногда добавляем в нее родных или близких Автора.

– То есть иногда Авторами становитесь вы?

– Да.

– А вы тоже… – я осеклась. Негги догадался, о чем я, и грустно ответил:

– Честно? Неизвестно, откуда приходим мы или наши друзья. По какому принципу мы оказываемся тут, тоже загадка, отгадать которую не помогает пока даже библиотека Ларри.

– Почему тогда здесь я? Ведь если происходит непредвиденное, если кто-то, как я, умудряется сжечь Книгу или что-то подобное… Этим занимаетесь вы, правда?

– Я не знаю, почему тебя закинуло к нам, – Нег провел рукой по коротким кудрям. – Но знаю наверняка, что будет, если у тебя получится сохранить Книгу. И знаю, что произойдет, если этого ты не сделаешь и вернешься в Соты, так сказать, только после собственной кончины.

– Лучше скажи, что будет с Книгой, если время закончится?

– Мы раскидаем ее жителей по другим местам, а потом потихоньку напишем каждому свое собственное.

– И они будут довольны?

– Конечно, – усмехнулся мальчишка. – Мы сделаем так, что они будут счастливы. Стереть память о двух враждующих странах – и вуаля! Все бегают по полям с радугой и разнотравьем.

– Почему в этой Книге так сложно?

– Думаю, ты сама знаешь ответ. У нас есть правила, но также есть правило обходить прописные истины.

– Что? – я нахмурила брови.

– Не думай, что все можно посчитать или продумать заранее. Быть Жизнеписателем очень интересно, но иногда утомительно. Поэтому мы развлекаемся, разрушая собственные Книги и добавляя их хозяевам новые черты характера. У каждого из нас тысячи Книг, поэтому многие Авторы живут сами собой, пока собственный «рай» не осточертеет им до колик в желудке. Бывает и так, что Жизнеписатель добавляет новое, заставляет ломаться привычные устои, и тогда Авторы обретают новый смысл существования, новые радости, новую жизнь.

– Я запуталась!

– Не заморачивайся, – посоветовал Нег. – В любом случае сейчас мы не вмешивались. Давай лучше потревожим кого-нибудь из соседей, – подпрыгнув в предвкушении забавы, мальчишка закружился между столов.

– Помнишь, что около меня всегда было пусто?

– Конечно! Только колонны и светлые окна. Но сейчас все совсем по-другому.

– Именно! Теперь представь: каждый из этих писак сидит в своем уютном домике. Кто – среди цветочков, кто – на поляне в лесу, кто – в замке в викторианском стиле, а кое-кто придумал себе облако и херувимчиков в качестве соседей. Все они и близко, и далеко друг от друга, но мы можем ходить в гости. Вот, например, мой друг, Мир. Давай дернем его, – и, закусив кончик языка от радости, Негги прыгнул со спины на тучного человека в ярком костюме.

У мужчины было добродушное лицо с темными глазами и морщинками у висков. От прыжка Негги он подскочил, как подстреленная рысь, и зашелся в нецензурных выражениях.

– Нег, ты тронулся? Я дописываю очередной шедевр, а ты мне чуть перо не сломал!

– Ха! – Негги, не скрывая радости, повис на тучном человеке. – Мир, тебе ли не знать, что перо сломать невозможно? Поздоровайся, это та самая Федька, которую на меня свалили!

– Очень приятно! – галантно поклонился мужчина. – Не хотите ли отгородиться от этого муравейника? – он обвел зал взглядом темных глаз.

– С удовольствием, – согласилась я.

Словно по мановению волшебной палочки на месте переполненной комнаты оказались заросли джунглей и среди них – огромный гамак, подвешенный на лианах.

– Вот здесь я творю, – скромно прокомментировал Мир, указывая жестом на зеленую, влажную от росы и сока растительность.

Птицы разрывались сотнями голосов, воздух был тяжел от влаги, а над головой сплетались сотни причудливых растений. Слышался гул водопада, доносились крики животных, но ни одно из них не смело потревожить идиллию, созданную Жизнеписателем.

Присев на гамак, мы устроились поудобнее.

– А твоя подруга, та красивая блондинка, тоже одна из пишущих? – я лениво потягивалась, вдыхая свежий воздух и прикрыв от удовольствия глаза.

– Да. Она тоже, – ответил Нег. – Как только мы попадаем сюда, нас обучают товарищи, и мы приступаем к работе. Но, конечно, бывают и дни отдыха, когда можно отправиться в полюбившуюся Книгу и отдохнуть так, словно мы Авторы или простые жители, пришедшие за ними.

Мне почему-то вспомнился старичок у дома, где я разыскала Тефтеля.

– А она не может быть такой же? – Мир загляделся на пролетающую мимо цветастую пташку.

– Нет. Она не умеет писать, но отчего-то в ней все же осталась возможность черкать на бумаге, – отрезал негритенок.

– Как это? – мне стало интересно.

– Элементарно! Никто из живущих в Книгах не может вывести и строчки, поскольку любое написанное слово может поменять их дом. Этим занимаемся мы. И если ты попробуешь переписать то, что сожгла, у тебя не получится. Первые строки сгорят раньше, чем ты выведешь следующие.

– Но слово—два вывести ей удастся? – спросил за меня Мир.

– Наверное, но вряд ли больше.

– Разве одно слово может изменить Книгу? – я пыталась понять, что можно вытащить из такого умения.

– Вне всяких сомнений! Вот только последствия от этих перемен неведомы даже мне, – ответил мальчишка.

– И что делать?

– Решать тебе, – в один голос ответили Мир и Негги.

Мы качались в гамаке и смотрели на пролетающих мимо птиц. Пестрые крылья разрезали туманные облачка. Птицы неспешно парили в воздухе, то взвиваясь в небо, то плавно спускаясь на ветви. Крикливые обезьяны прыгали по деревьям, подхватывали раскиданные по земле фрукты и смачно их уплетали. Немного помолчав, Негги обратился к другу.

– Что сейчас пишешь?

– Ничего интересного! – отмахнулся тот. – Книга на основе творения Пушкина. Автор будет Онегиным, но Александром. Это имя ему более по душе. Татьяна станет Оксаной. Александр влюбился в героиню в раннем детстве и чувств сильнее так и не испытает. Зато от корки до корки несколько раз прочтет «Евгения Онегина», который станет для него любимым произведением. Примерно так, хотя я не в восторге. Ну не мог я описывать его в нормальном возрасте, ведь Оксану он не видел с десяти лет, а жить с ней, когда ему стукнет тридцать – нет… Он не столь… зациклен. В общем, довольно банально.

– А как же свадьба Татьяны?

– Это уже моя задача – переписать так, чтобы все было замечательно. Фантазии Александра, честно говоря, не хватает даже на то, чтобы придумать цвет для любимой кошки, – с показной печалью вздохнул Мир. – Как же я люблю успевших определиться Авторов. С ними так просто!

– Не понимаю, почему у всех одинаковые перья? – я вдруг вспомнила мучивший меня с момента появления в зале вопрос.

– Чтобы не терять ручки, – со всей серьезностью ответил Негги. – Смотри!

Он прикоснулся к левому запястью и словно вынул из него легкое белое перышко. Потом бросил перо за гамак и вытащил снова такое же. А первое испарилось.

– Ты тоже можешь попробовать, – предложил мне Мир, явно потешаясь над моим вытянувшимся лицом.

Посмотрев на свое запястье, я заметила тонкую татуировку – рисунок пера, впервые проявившийся у меня на морковной грядке.

– Просто представь, что решила что-то написать, и все получится.

Прижав правую ладонь к левому запястью, я вообразила, что мне срочно нужно черкануть список продуктов, которые нужно купить в магазине, и с округлившимися глазами увидала, как пушистое перышко просится в правую руку.

– Ну как, нравится? – Нег следил за моим лицом, и его это явно развлекало. – Я сам не мог наиграться в первые учебные месяцы!

Перышко было белоснежным, хрупким и легким. Я приложила его к руке и попробовала вывести слово «Федька» – оно послушно вывело красивые витиеватые буквы так, как я никогда бы не написала.

– Здорово! – выдохнула я, а Мир и Негги в ужасе замерли.

– Зачем!? – только услышала я вопрос, как прямо передо мной, прозрачная, словно в тумане, соткалась я.

Удивленно озираясь, вторая «я» на секунду встретилась со мной взглядом, ойкнула и изумленно застыла. Замерцав, «она» стала обретать более яркие краски, и уже через мгновение я почувствовала, что смотрю на себя двумя взглядами: моим и только что приобретенным. Недолго думая, я рефлекторно сконцентрировалась на той, кем была раньше, с усилием сжала пальцы руки на пере и зачеркнула свое имя, когда оно уже начало исчезать. Буквы тут же исчезли. Тонкая нить внутри оборвалась, и полупрозрачный двойник испарился.

– Что ты делаешь?! – напустился на меня Нег. – А вдруг ты и себя зачеркнула бы? Ты об этом подумала?

– Не было времени! – гаркнула я. – Неужели так сложно было предупредить?

– А мы предупреждали! – в ответ возмутился пацан. Мир же тихо сидел в гамаке и наблюдал за разборками. – Я же говорил: одно слово – и Книга изменится! И что делаешь ты? Решаешься испробовать неопознанные способности!

– Почему неопознанные? Я в вашем ремесле пока подмастерье, но вы-то наверняка все знаете?

– Да ничего мы не знаем! – завопил мальчишка. – Я представляю, как действуют наши силы, меня учили писать, изменять Книги. Но ты этого делать не можешь! Точнее, не можешь менять их полностью, так как из-под твоего пера не может быть выведено более строчки. Больше я вообще ничего не понимаю!

Я недоуменно уставилась на мальчишку, ощущая злость и обиду одновременно.

– В таком случае почему ты не корректировал Книгу самостоятельно? Я не виновата, что кому-то захотелось пошалить и отправить живого человека в фантазии мертвецов! – усталость, накопившаяся за последние недели, успела порядком истрепать нервы, и я сорвалась на крик.

– Перестаньте ссориться, – миролюбиво произнес вдруг Мир. – Вам нужно столько всего обсудить!

Мальчишка дулся, да и мне не хотелось заговаривать первой. Я чувствовала, что и без того воспаленный мозг буквально разваливается на две половинки. Представила, как мы путешествуем дальше. Близнецы Ганс и Гайн, я и я. А еще эти… Как их? Вряд ли пополнение команды «мной» принесло бы нам вдвое больше светлых идей. Удвоенное торможение – намного более правдоподобная перспектива.

Передернув плечами, я обнаружила, что перышко исчезло, а на запястье все так же красуется татуировка. Ну, уж нет! Пусть лучше все будет так, как было. Хоть я и могу написать пару строчек, но выгоднее держать эту информацию за кадром, а то вдруг что-то опять выйдет из-под контроля?

Свинцовая тяжесть молчания давила на виски. Если бы не птицы, тишину пришлось бы рвать на кусочки. Не терпелось задать коронный вопрос: «Что же мне делать?» Однако формировавшаяся на ходу стратегия требовала поддерживать амплуа обидчивой и непрощающей. Поэтому я молча продолжила раскачивать гамак.

– Ладно! – хлопнув себя по коленям, объявил Мир. – Хотите дуться? Дуйтесь! Федя, приятно было познакомиться. Надеюсь, вы придете к компромиссу. Нег, заходи в гости почаще и помирись с Афедой. Она не нарочно, – и, словно устав от гостей, хозяин махнул рукой.

Джунгли заискрились, завертелись перед глазами и исчезли. Мы снова оказались в зале, заполненном столами, стеллажами и стульями. Равнодушные Жизнеписатели не обращали на нас внимания, рассеянно глядя рядом или вообще сквозь нас. Мир тоже натянул маску сосредоточенности, подхватил очередную тетрадь, достал из запястья перо и принялся писать, бурча под нос что-то невразумительное.

Тяжелый вздох вырвался сам собой. Негги, все еще не проронивший ни слова, повернулся и посмотрел даже не обиженным, а безразличным взглядом. Почему он так раскричался? Я ведь попробовала сделать то, о чем он сам мне рассказывал. Уж лучше и не говорил бы тогда ничего!

На мгновение стало страшно. А вдруг из-за этой дурацкой ссоры он перестанет мне помогать да так и оставит тут, в дебрях Сот и книг с ее Авторами?

Ответом мне был белый зал, прозрачные окна и ощущение пробуждения.

Глава 7

— Чтобы понять, как сотворить требуемое, вам придется побывать в шкуре Автора. Мечтами зовется лишь то, что идет изнутри, а не навязано окружающими. На Границе авторы забывают предрассудки, так что работать сложнее. Да и слава Богу…

Заметки Жизнеписателя

Наша компания вымоталась настолько, что проспала дольше намеченного. Пробуждение было не из приятных: холодный нож, приставленный к горлу, заставил меня резко открыть глаза. Первое, что я рассмотрела, – расплывшееся в гадкой улыбке лицо. Огромное, страшное и незнакомое.

– Доброе утро! – пискнула я. Робкая попытка подняться была пресечена под корень.

Ганса и Гайна связали. Я обнаружила близнецов на подоконнике – каждого с кляпом во рту. Платки, использованные для столь гадкого дела, были одинаковыми, что заставило меня усомниться в отсутствии чувства юмора у гостей. Риххи и… стиль. Стиль и… риххи.

Линка сидела с таким же, как я, «телохранителем», а вот у Дара дела были плохи: маг без сознания валялся на коврике. Видимо, бедолагу огрели по голове.

И как мы пропустили момент вторжения незваных гостей?

Утро наполнялось солнечным светом, а комната – перекачанными мужланами с бессмысленными выражениями на лицах. За спиной стоящего около меня рихха я насчитала еще четверых. Странно, что нас сразу не превратили в мясную нарезку. В абсолютной тишине наемники выворачивали сумки и рюкзаки. Я гадала, что они собирались найти, тихо ожидая приготовленной участи.

Когда даже Тефтель был досмотрен, нас подняли и вывели из домика. Дара вытащили первым, следующими – нас с Лииной, потом близнецов. Процессию завершал один из самых рослых риххов.

Вдруг сзади раздался глухой удар, за которым последовал звук падающего тела.

– Накоси выкуси, солдатня проклятая! – миниатюрная Вайра приставила табурет, чтобы дотянуться до внушительного затылка врага сковородкой. Причём сделала она это столь проворно и тихо, что, обернувшись, мы увидели лишь лежащего вниз лицом рихха и победоносно держащую оружие старушку. Риххи побагровели, а я затараторила:

– Вайра, миленькая, за что же ты так нашего друга? – все с удивлением уставились на меня. – Мы всего-то играли…

– Что? – Вайра часто захлопала глазами, словно пытаясь избавиться от дурного сна.

– Правила у нас такие: кто кого поймает, тот и выиграл. Называется, – я на мгновение задумалась, – «Казаки-разбойники»! Неужели не слышала о такой?

Хозяйка двух с половиной комнатного строения недоверчиво замотала головой.

– Тебя, наверное, удивляет, эта странная игра? Ее смысл в максимально реалистичном воплощении, – я продолжала нести несусветную чушь, постепенно удаляясь вместе с ошалевшими солдатами и компанией. – На Дара вообще не обращай внимания. Он никак не может проснуться, вот мы и попросили друзей устроить нам действенную побудку.

Вряд ли Вайра поверила моему спектаклю, но основная задача была выполнена: добродушная бабушка останется жить в своем домике, а наше появление (и особенно уход) будут передаваться из уст в уста, каждый раз обрастая новыми подробностями.

Мы вышли из деревни и продолжили путь по тонкой тропинке. Дарриец болтался на плече одного из риххов, а мы с Лииной и близняшками были взяты под строгий конвой. Сомневаюсь, что нам дали сделать бы и движение без нанесения увечий различной степени тяжести.

Тефтель болтался в корзинке на поясе и пронзительно мяукал на весь лес. Хорошо, что никто не возражал против того, чтобы взять с собой черного котенка. Хотя у Вайры ему жилось бы спокойнее.

Я размышляла, почему еще иду и дышу.

– А что мы такого сделали? – поинтересовалась я, заранее зная ответ. Просто уж больно скучно шагать между молчаливыми солдатами.

– Ваш спутник обвиняется в убийстве и должен понести наказание.

– Какой-нибудь извращенный вид казни, не так ли?

– Да, – угрюмо подтвердил конвоир.

– А зачем тогда надо нас сюда впутывать? Сгребли бы его, да дело с концом.

– Из-за вас погибли два рихха.

– Тогда куда мы топаем? Разве не было бы логичным прикончить нас прямо здесь? – я упорно игнорировала выразительные гримасы друзей.

– Нет, нужно все по закону.

– Интересно у вас получается! В «Подкове» гробить местных жителей – законно. Выследить, напасть на спящих и вести на место казни тех, кто пытался защититься, – тоже законно? И все это вместо того, чтобы разобраться?

– Да что разбираться? – простодушно ответил один из солдат. – Тут могилы рыть долго, а у края города всегда есть пара-тройка заготовленных. Как раз на ваш случай.

На этот раз замолчала уже я. Оставалось уповать на то, что скидывать трупы в канавы у них окажется моветоном. Взвесив все «за» и «против», я возобновила беседу.

– Вы уверены, что эта смерть вам легко сойдет с рук?

– А что? – бодро заглотил наживку самый разговорчивый из солдат.

– Дарриец, который болтается у вас на плече, является родственником правителя.

– Врешь! – обернулся другой рихх. – Дарриец родился в деревне, военный маг сказал. Да и мы неплохо обучены, сами чувствуем.

– И что? – беспечно отозвалась я. – А не сказал ваш сведущий колдун-недоучка, что рожденный в деревне был слеп от рождения и не мог видеть всю жизнь? Его так и зовут с тех пор Слепым.

– А ты почем знаешь? – ощерился конвоир.

– Вообще-то я его подруга, иначе стал бы он меня защищать там, в таверне?

– А как же Слепой? Где он сейчас? – продолжил допрос ближайший ко мне рихх.

– А кто ж его знает?..

Я надеялась, что зерно сомнения посеяно. Мне задали пару уточняющих вопросов, на которые я тут же выдала первые пришедшие на ум ответы. Реакция отсутствовала, так что мне могли как поверить, так и утвердиться во лжи. В любом случае за верхушками деревьев уже виднелись трубы и крыши домов, и наша судьба должна была решиться довольно скоро.

Чтобы хоть как-то скрасить унылое путешествие на эшафот, я попросила Лиину спеть что-нибудь бодрящее. Видимо, мне одной казалось, что смерть – это последнее, что может приключиться в Сотах. Девушка сначала отказывалась, но через десяток шагов стала отбивать ритм рукой по бедру. Сначала тихо, а после все громче зазвучала легкомысленная песенка с простой мелодией:

Мечту прекрасно сделать целью,

Легко к своей мечте стремиться;

Но бойся, друг, лишь одного —

Когда мечта осуществится.

Она закружит, словно вьюга,

Как ураган, поднимет вверх

И позабыть заставит друга,

А другом сделает успех.

Ура! Фанфары, деньги, радость!

Но что, если мечта не та?

Была столь долгожданна сладость,

В мечтах пространства – пустота.

Король, что не мечтал о троне,

Богатый, что богач с рожденья,

Не вы ль, нося свои короны,

Во снах желали пробужденья?

Путей, страстей, дорог и странствий,

Опасностей и новых встреч…

Не вы ли, страхами объяты,

Решились грезы не беречь?

Бедняк, желавший звона злата,

Больной, мечтавший о здоровье,

Будь счастлив в том, что не имеешь —

Пусть будет в жизни предисловье.

Мой друг! Живи своей мечтою,

Но выбирай, к чему стремиться,

Чтоб не страдать потом от боли,

Когда мечта осуществится.

Уже через пару куплетов вся наша команда бодро распевала припев, притопывая и прихлопывая. Риххи шли молча и угрюмо. Им явно было не по душе наше поведение.

Тем временем мы добрались до городских ворот, которые стерегли несколько воинов, внесли положенную плату за вход и продолжили путь. Я с интересом оглядывалась вокруг: мощеные дороги, высокие строения из темного кирпича, бойкие торговки на обочинах. Город жил шумной, нервной жизнью.

Вероятно, мы были на центральной улице. Тут было особенно людно и пахло целым букетом ароматов: от свежесрезанных цветов до только что выплеснутых из окна помоев. Пришлось протискиваться сквозь толпу, которая не обращала внимания ни на мага, болтающегося на плече рихха, ни на нас с Лииной, ни на близнецов. Прохожие безразлично бросали на нас взгляды и, не проронив ни слова, отворачивались.

– Позвольте уточнить ваши планы на наш счет: сразу на кладбище или все-таки удостоите последней трапезы? – мы бодро вышагивали, все еще напевая Линкину песенку.

– Насчет кормежки – обойдетесь, зато персональное место в тюрьме каждому из вас гарантировано. По крайней мере, на пару суток, пока выясним, кем является ваш дарриец.

– Уверяю вас, он и Слепой – разные люди! – в который раз заверила я, радуясь, что среди конвоиров не было свидетелей ночной сцены. – Будет весьма печально, если мои останки проклянет правитель… Поэтому я обязана сберечь от гибели его родственника.

Впереди выросла церковь, которая понравилась мне больше остальных строений: ее нельзя было причислить ни к одному из архитектурных стилей. По силуэту здание напоминало католический костел, но основание было «пухлым», что навевало мысли о христианстве. Тонкие изогнутые колонны были увиты плетнем и розами, также разбросанными алыми каплями по темно-зеленому ковру стен. Нужно будет спросить, во что они верят, ведь Негги не отрицал существования религий в Книгах и не пытался навязать мне что-то иное. Вспомнив о мальчишке, я загрустила. Как мы могли поругаться из-за такой мелочи?!

Мы протопали еще несколько десятков шагов, и сказочное строение осталось позади. Я разглядывала маленькие домики с уютными садами и калитками. В этой части города, чуть отдаленной от шумной центральной улицы, на нашу группу обращали куда больше внимания. Ребятишки прятались по дворам при виде вооруженных людей в черном, а взрослые провожали долгими, тяжелыми взглядами.

Вскоре и дома стали встречаться реже, а из-за деревьев показались пики высокого каменного строения в черных и красных тонах.

– Могу поспорить, мы скоро придем! – бодро оповестила я сопровождавших и сопровождаемых.

Мрачное здание контрастировало с теплыми лучиками, отбрасывавшими блики на остроконечные шпили. Мощные стены давили холодом и мраком. Решетчатые ворота открывались медленно, с душераздирающим зловещим скрипом.

Приплыли.

Всю дорогу я размышляла, как бы затеряться в толпе, устроить панику или попросту сбежать. Но, к сожалению, риххи были столь внимательны и осторожны, что не предоставили мне ни единого подходящего момента. И вот, подталкиваемые сзади мрачными воинами, мы зашли во двор, где не росло ни травинки.

Риххи передали нас в руки местной охраны, состоявшей из десятка громадных, плохо одетых и распространяющих отвратительный запах тюремщиков. Перебросившись парой фраз (расслышать которые оказалось проблематично), конвоиры покинули «гостеприимные» стены. С новыми сопровождающими мы шли темными коридорами, покрытыми плесенью и каплями влаги. Я озиралась в поисках скелетов, прикованных цепями, но те, вероятно, спрятались. Странно. Наверное, большинство камер пустовали, так как из-за закрытых дверей не доносилось ни звука.

Нас «расположили» в отсыревшей камере с одним-единственным зарешеченным окошком под низким потолком. Находилось оно как раз на уровне земли, и сквозь толстые прутья можно было наблюдать изредка прохаживающихся во дворе охранников.

Пара соломенных подстилок служили единственным местом отдыха, а классическая ржавая миска у дверей пахла столь омерзительно, что я подцепила ее носком сапога и откинула в дальний угол. Внутри просыпалось странное чувство: душа и тело требовали движения или отчаянного поступка, в то время как мысли витали где-то вдали. Казалось, что все происходящее творилось не со мной. Хорошо, что всех нас заперли в одной камере. По крайней мере, мне это гарантировало отсутствие скуки или уныния.

Мы стали обустраиваться. На одну из лежанок определили мага, над которым тут же захлопотала певичка. Нас беспокоило то, что дарриец так и не пришел в себя. Промучившись около получаса, Лиина озвучила диагноз: Дара «выключили» с помощью волшебства. Самое раннее, когда он проснется, – к концу суток.

Отчасти успокоившись, я плюхнулась рядом с братьями на подстилку и задумалась. Когда мне стало все равно? Может, я просто поехала разумом от происходящего или окончательно исчерпала запас нервов?

За воротником тихо пискнуло, и я вспомнила о Тефтеле. Он выбрался из-за пазухи, посидел у меня на коленях и стремительно спрыгнул вниз. Однако, понюхав каменный пол и пройдясь от стены к стене, передумал и вернулся обратно.

– Думаете, нас прирежут сегодня? – безразличным голосом поинтересовалась я.

– Вряд ли, – так же спокойно ответил Ганс, – завтра же равноденствие. Кроме того, им нужно выяснить, кто есть наш находящийся в беспамятстве друг. Дальше начнется празднество, которые мы отсидим в этих «апартаментах»… Главное, чтобы пить давали, а то как-то страшно, – прислонившись спиной к стене и положив подбородок на колени, протянул он.

Мы помолчали еще с минуту, и рядом со мной послышались первые всхлипы. Лиина растерла слезы по щекам и завыла в голос.

– Ну почему-у-у?! – девушке было трудно говорить, она еле дышала, захлебываясь в рыданиях. – Ну почему все вот так?! Почему со мной вечно что-то случается?!

Мы с Гансом сели с двух сторон и обняли девушку. Действовало паршиво: певичка зашлась в рыданиях еще громче. Мне до безумия хотелось присоединиться к подруге и высказать в бессмысленной истерике этому миру, что я о нем думаю. Но, как ни странно, меня накрыло волной безразличия, и единственным желанием стало остановить Линкин водопад слез. Прикинув на всякий случай, а надо ли вообще это делать, я пришла к выводу, что надо, и со всей силы тряханула девушку за плечи. Та, явно не ожидая подобного поведения, на мгновение умолкла, и я заговорила громко и четко:

– Лин, хочешь фокус?

– А? – всхлипнула она, растерянно растирая слезы по щеке.

– Фокус, говорю, хочешь?

– Давай, – согласилась девушка.

– Но сначала я расскажу, кто меня этому научил.

Судорожно перерывая рюкзачок, я стала искать что-либо подходящее, пока на глаза не попался кусок белой ткани. Вроде бы раньше это был платок.

– Смотри, – я резво разложила его на полу, – я сейчас нарисую буквы!

– Что?

– Буквы. Это такие рисуночки, которые помогают мне делать фокусы.

Теперь уже и Ганс с Гайном присоединились к нам, устроившись ближе к платку.

– Да знаю я, что это! – перебила меня Линка. – Только как ты собираешься это делать?

– А что сложного? – мне хотелось понять, отчего у жителей Сот так плохо с выведением простых закорючек.

– Рисовать обучены многие, но чтобы воспроизвести одну или несколько букв… – девушка на миг замерла, затем поднялась и взяла в руку маленький камушек. Видимо, предыдущие «жильцы» теплили надежду выбраться, расковыряв пол или стену. Судя по тому, что ни одного достаточно просторного отверстия не наблюдалось, операции провалились.

Певичка провела камнем по полу. Тот оставил еле заметную блеклую полосу. Кремень, что ли? Потом она нарисовала волну и домик. Последний вышел коряво, но различимо. А после она провела одну палочку, занесла руку, чтобы нарисовать вторую, и я поняла, что сейчас выйдет буква «Л» или «А». Но как только рука подалась вниз, будто кто-то невидимый дернул запястье, и вышло подобие закорючки, ничем не смахивающее ни на одну из известных мне букв.