Текст книги "Соты. Попасть в сказку могут всякие, Угодить – многие, А вот вляпаться – единицы!"

– Видишь? – подняла она голову, посмотрев на меня опухшими глазами, – и так каждый раз.

– Понятно. Сейчас я тоже попробую, но предупреждаю: подобные эксперименты вряд ли закончатся чем-то хорошим. Первый и единственный раз, когда я попробовала… В общем, чудом осталась в живых.

– Как это? – перебил Ганс.

– Вот сейчас и увидишь! – я понимала, что, если бы Дар был в сознании или если бы Гайну не было настолько плевать на происходящее, может, я рассказала бы все по порядку, и мы бы придумали правильный выход. Но ждать не представлялось возможным.

Склонившись над белой тряпицей, я задумалась. Что же написать, чтобы мы остались живыми? Мысли были заняты совершенно бестолковыми идеями. Для начала я решила, что можно попробовать вывести что-то безобидное, что, скорее всего, причинит минимальный ущерб. Но тут на ткань вылез Тефтель, чем натолкнул меня на интересную мысль. Сам виноват. Таскать его постоянно за пазухой было тяжко, но котенок был еще слишком мал, чтобы передвигаться быстро без чьей-либо помощи. Будь он на каплю больше, и мне, и ему было бы легче переносить дорожные тяготы.

Представив, как учил Негги, что мне хочется вывести несколько слов, я протянула правую ладонь к левому запястью и вытащила белое пушистое перышко. Лица друзей вытянулись, но они молчали, ожидая дальнейших действий. Медленно, внутренне сжимаясь от страха, я вывела черными витиеватыми буквами всего одну фразу: «Тефтель вырос». И как только точка была поставлена, слова начали меркнуть и исчезать.

– Ух ты! – выдохнула девушка. – И давно ты так умеешь?

– С сегодняшней ночи, – усмехнувшись, ответила я.

– А почему оно пишет без чернил? – изумился Ганс.

– Видимо, магия, – догадался Гайн.

Вся наша четверка с интересом наблюдала, как тряпочка становится белоснежной.

– Красиво получилось, – вздохнув, проговорила девушка и ойкнула.

Через мгновение я почувствовала, как меня ударило в бок чем-то мягким. Не удержавшись на корточках, я плюхнулась на колени и стукнулась ладонями о каменный пол.

Позади меня, с трудом вмещаясь в пространство миниатюрной камеры, сидел Теф. Мой милый, нежный зверек вымахал до потолка. Я не поверила: передо мной сидел кот неимоверных размеров и мяукал так, что закладывало уши. Черная шерсть «малютки» лоснилась шелком, лапы напоминали конечности льва или тигра, а морда вытянулась, как у взрослой кошки. Теперь он был похож на огромнейшую пантеру, хотя такой, скорее всего, не бывает в природе. Его глаза-прожекторы, горящие в сумрачной камере, и длиннющие клыки выглядели очень страшно.

Теф умудрился зевнуть, и все мы ударились в тихую панику, боясь, что животное слопает нас, как мышек. Нервное поведение хозяйки и ее друзей окончательно смутило «котенка», и, звучно мурлыкнув, он попытался потереться о меня боком, свалив непутевую хозяйку с ног и придавив Ганса, за что тут же получил подзатыльник, обиделся и отвернулся. Слава богу, пока он не делал резких движений, а то быть бы нам втоптанными в грязные стены городской тюрьмы.

– Мама… Это все твои записи?! – возмущенно накинулся на меня Гайн.

– Я не мама. И да, это мои записи! Кто же знал, что Тефтельчик вымахает до потолка?! Я лишь хотела, чтобы он стал чуть более проворным.

– Сделала!?

– Да!

– А вдруг он бы стал больше камеры? Ты бы угробила и его, и всех нас! Хотя ладно, извини, – он вдруг резко поменял настроение, чем вызвал недоумение. – Честно говоря, это просто здорово, что у тебя есть такой редкий талант. Я бы сказал, в некоторых случаях это лучше магии. Кстати, а ты не могла бы попробовать оживить нашего друга? Не сочти меня занудой, но я тут строю планы, как выбираться, а обездвиженное тело даррийца может весомо осложнить задачу.

– Оживить-то, наверное, могу. Вот только кто знает, как правильно сформулировать предложение? И в первый, и во второй раз у меня получилось не то, что хотелось. Точнее, в первый раз совсем ничего не хотелось, но я чуть не угробила себя. А во второй – вы и сами все видели.

– А что если написать что-то про ускорение действия лекарства? – Лиина на секунду просветлела. – Я немножко пошаманила над ним, но, боюсь, травы подействуют только на тело. Магические возможности исчезли.

– Как это? – Ганс все еще потирал ушибленное место после внезапного толчка котенка.

– Пока что он будет обычным человеком. Лекарство поможет проснуться быстрее, но этого недостаточно, нужен дополнительный ускоритель.

Обсуждение длилось около часа, пока мы не выбрали наименее опасную фразу. Конечно, согласились с ней далеко не все. Ганс принципиально не участвовал в дебатах, певичка выдавала предложения одно страшнее другого, а Гайн был единственным, кто предлагал какие-то мало-мальски приличные высказывания.

В итоге, задержав дыхание, я вывела на все той же тряпице «Лекарство Лиины подействовало на даррийца». Мы долго спорили, как нужно его называть – именем при рождении или прозвищем. Но все же я боялась ненароком отнять зрение друга.

– А может, оно и так действует, и ничего не произойдет? – девушка склонилась над магом, вслушиваясь в равномерное дыхание.

– В таком случае мы исполним клятву Гиппократа – «Не навреди», – я тоже подошла к Дару, хоть и с трудом: мой милый кот заполнил собой все пространство.

Маг продолжал мирно дрыхнуть, причем лицо выражало такую безмятежность и спокойствие, что я даже позавидовала. Может, меня тоже кто приложит головой, чтобы проблемы отошли на второй план? Хотя есть способы и попроще: выспаться и отдохнуть, например.

Внезапно дарриец открыл глаза и взмахом руки чуть не покалечил меня и Гайна. Синхронно откинувшись, мы стукнулись о кота и тут же отскочили обратно. Маг чихнул, сфокусировал взгляд и задал вопрос, который поставил нашу команду в тупик:

– Кто я?

Лиина объясняла по второму кругу, кто мы, где и зачем. Через несколько минут Дар вспомнил все, попробовал применить магию и удивленно повел плечами, осознав безрезультативность попыток.

– Кажется, в стенах тюрьмы мои силы не действуют. Может, попробуешь дать мне немного своих? – он двигался медленно, испуганно разглядывая Тефтеля и камеру.

– Давай! – согласилась я и протянула руку. По телу снова пробежала странная волна, но ничего не случилось. Дар пялился то в стену, то на нас, бессмысленно размахивал руками и даже выдавал речитативом странные звуки. Все выглядело так, словно маг еще болен и бредит.

– Нет, – разочарованно протянул он.

– Тогда действуем по второму плану, – радостно объявил Ганс.

– Что за план? – Дар с интересом оглядел нас, но, прочитав тоску в глазах Гайна и радость – в наших, сообразил, что второй план, как обычно, намного опаснее первого.

– Федька опять будет Творить! – Лиина успела успокоиться, порадоваться за Дара, поплясать на одной ножке от радости и всплакнуть, когда способности даррийца остались в мечтах всех присутствовавших. В довершение всего импульсивная девушка бросилась обнимать Тефтеля, который все время сидел со слегка обескураженным выражением на морде. Конечно, попробуйте вырасти в несколько десятков раз за одно мгновение – вас бы тоже такое смутило.

После обсуждения актов недоволшебства встал вопрос о том, как нам вырваться из-за решетки.

– Может, просто напишешь, чтобы мы оказались подальше отсюда? – предложил Ганс.

– Ага, – согласилась я, – и тогда мы очутимся посреди океана во враждующем государстве. Как тебе перспективка?

– Тогда хотя бы на краю города. Так нормально? – предложил Гайн.

– Можно попробовать.

Закусив язык от усердия, я снова достала успевшее раствориться перышко и вывела на ткани витиеватое «Мы оказались на краю города, в котором находились». Как только буквы растворились, мы крепко ухватились друг за друга, боясь, что нас разнесет в разные стороны. Я даже на всякий случай схватила Тефа за хвост: вдруг котенок останется без присмотра? Пропадет же!

Секунд десять мы стояли, не проронив слова. Я даже зажмурилась, боясь, что будет больно или неприятно. К сожалению, не произошло ровным счетом ничего. Огорчение и чувство несостоявшегося чуда накрыло всю команду.

– А почему так тихо? – очнувшись, задал вопрос Ганс.

Действительно, тишина окутывала нас своим зыбким саваном. Шаркающие шаги, легкое позвякивание стали и доносившийся издали скрип открывающихся ворот стихли, как не бывало. Мы замерли и прислушались.

– Давай-ка, подсади меня, – попросил Ганс брата и, встав на подставленные сцепленные ладони, подтянулся к окошку.

– Тут никого нет, и камни сменились мхом… Мне кто-нибудь расскажет, что у нас получилось?

Все на мгновение задумались, а Теф недовольно мурлыкнул и повернулся. Черный хвост и пятая точка уткнулись в кованые двери, те глухо заскрипели и открылись.

– Ну, давай, Тефтельчик, вылезай уже, – ошеломленно разинув рот, я наблюдала, как кот неумело протискивается из дверного проема в путаницу коридоров тюремного здания.

Удивляясь все больше и больше, мы по одному выбрались из камеры и пошли искать выход. Шли осторожно, вздрагивая от каждого скрипа и шороха.

Когда мы вышли из темницы, нашему взору предстало безумно приятное, разливающее тепло и уют по сердцу, зрелище. Замок стоял посередине лесной чащи, аппендиксом выделяясь из природной зелени.

– Кажется, ты перенесла «подальше» не только нас, но и груду камней, – потягиваясь, констатировал Гайн.

– Во всяком случае, мы точно за городом, и у нас есть время, чтобы скрыться, – продолжила я, окидывая взглядом молодые заросли малинника. – Вы как хотите, а я, пожалуй, проследую по известному всем маршруту, – я кивнула на кусты и, оставив остальных размышлять, что делать дальше, занялась куда более насущными проблемами.

Подвязав штаны и проверив, все ли в порядке с внешностью и не пристала ли куда травинка, я повернула обратно, где раздавались голоса друзей. Братья о чем-то спорили, Лиина пыталась их помирить.

Дар тоже, видимо, решил проверить кустики. В голове созрела милая шутка, и я уже собиралась выдать ее сосредоточенному на текущих проблемах магу, как вдруг он резко окликнул меня, дернулся в сторону и повалил на землю.

Свист, легкий треск – и в нескольких сантиметрах от моей головы воздух рассекла стрела, врезавшись в дерево. Древко еще не успокоилось, нервным шмелем вибрируя в древесине, как под лопатками хлопнуло-хрустнуло, и мы с даррийцем провалилась под землю.

***

Пронизывающий холод сковал мышцы, кости и мысли. Казалось, я вот-вот рассыплюсь на тысячи мелких кусочков. Сердце билось медленно и лениво, словно делая одолжение. Легкие, рассудок и душа раскрошились и опали инеем на стальном лезвии ножа.

Странное чувство отсутствия самой себя. Белый, вонзающийся в мысли, хлещущий по зрачкам и пронизывающий свет лился сверху.

Я умерла? Или это было на самом деле?

***

Не коривший себя за счастье,

Ты ответишь: что будет, то будет!

Зимы с веснами поменяются,

Лето с осенью нас позабудет;

Все равно, что бы ни было вскорости,

Окунемся в безудержность далей,

Надрываясь, пьянея от скорости,

Сатанея от горьких печалей.

Жизнь пуста и полна одновременно.

Почему для тебя все неправильно?

Отпусти, позабудь, вырывай тоску,

Проживем и умрем неприкаянно!

Будь, родная, – ты скажешь мне, – светлой!

Трать минуты и дни напрасно,

Загорайся мечтою заветной,

Сколь несбыточной, столь прекрасной.

И пускай счастье будет бессмысленным,

Сталью, крючьями в душах зацепимся!

Проживай жизнь зловеще и весело,

Даже если мы больше не встретимся…

– Вот куда снова лезешь? – недовольный мальчишеский голос звучал роднее всех в этом мире.

– Нег?

– А кто еще вмешается, пока ты окончательно не скопытилась? – мальчишка возмущенно фыркал, но было заметно, что он больше волнуется, нежели злится.

Мы шли по удивительному красочному лесу. Мягкий закат разливался между деревьями, шелестящими богатой листвой. Ноги проваливались в теплый, пушистый ковер, на котором хотелось растянуться, раскинув в стороны руки. Воздух был чист и прозрачен, отчего слегка кружилась голова. Дышалось удивительно легко, и на душе почему-то стало спокойно.

– Нравится? – Нег внимательно проследил за тем, как озабоченность на моем лице сменилась восхищением, и тоже улыбнулся.

– С удовольствием осталась бы здесь. И чем дольше, тем лучше, – выдохнула я. – Где мы?

– У меня дома.

– А как же белые окна? Колонны?

– Там я пишу. Работаю, можно сказать. Но ты же не думаешь, что Жизнеписатели работают вечно? Мы тоже устаем, нам нужен отдых.

– Да, но ты говорил, что обычно вы строите себе пристанище в одной из собственных Книг. Твое – тут?

– Ну, такие пристанища у меня есть, и их много. Бывает интересно навестить кого-нибудь из Авторов, которому ты сотворил Книгу. А это сад. И каждое дерево в нем – один из таких, как я.

– Ты – вяз или липа?! – мои брови поползли вверх, и я отдернула руку от дуба, к которому прислонилась на время беседы. – И они все живые?

– Можно сказать, что и так. Когда мы устаем, – Негги остановился и ненадолго замолчал, – то приходим сюда. Стоит захотеть – обратимся в деревья. И стоим так, сколько хотим: от дня до столетий. Потом дерево засыхает, и мы спускаемся на Землю, где забываем, кем были. Забываем, что творили Книги и помогали не родившимся, тем, кто потерял эмоции, был далек от чтения и не научился мечтать.

– А потом?

– Не знаю. Наверно, становимся Авторами, а может, и снова Жизнеписателями. Это тайна.

– Откуда же ты это знаешь?

– Не только у Ларри есть замечательная библиотека, – он игриво и одновременно с грустью подмигнул мне.

– Но это так странно – прожить столетия, узнать столько интересного и забыть, снова попав на Землю…

– Очень часто память играет с нами злую шутку. И когда воспоминаний накапливается слишком много, хочется начать все с начала. Ощутить другие эмоции, попробовать построить жизнь заново.

– Но это означает новые проблемы, горечь, постоянные вопросы о том, что будет после кончины! Неужели не проще жить так, как ты – творя и помогая?

– Проще. Но бесконечно заниматься этим – тоскливо. Я бы сказал, обреки меня кто на вечное существование в одной жизни, прибил бы заразу, – Нег рассмеялся и наклонил к себе веточку, проходя мимо стройной березки.

– Так, получается, прийти на отдых можно только единожды?

– Да, поэтому мне нравится тут гулять. Я понимаю, что свободен в выборе, и от этого появляется больше сил. Не каждый просто так решится бросить возможность создавать Книги в первые годы жизнеписательства.

– Тогда ваш лес походит на кладбище. При условии, что человек верит в бессмертие души.

– Может, и так. Но разве не прекрасно тут находиться?

Я отрицательно замотала головой.

– Не-е-е, если ты решил отдохнуть, превратившись в растение, и переродиться где-нибудь в Австралии или в Сибири… да мне, в общем, плевать, где. Ты это брось! – я нахмурилась и развернула мальчишку к себе лицом, – я еще тешу надежду разгадать вашу загадку и оказаться дома!

– Думаешь, получится? – мальчишка издевательски хмыкнул, и я увидела в его глазах легкую злость, а может, веселье. – Думаешь, тебе удастся отгадать, как применить дар, врученный обычному человеку, помирить государства и не разрушить при этом Книгу? Да еще успеть выбраться до того, как настигнет рок, сворачивающий страницы в узкую трубочку?

Я слегка испугалась внезапной перемене в поведении Жизнеписателя. Его обветренное лицо нахмурилось, а живые темные глаза сощурились.

– Да, именно на это я и надеюсь, – уверенно кивнув головой, я замолчала.

Несколько секунд мы сверлили друг друга взглядом, а потом Нег рассмеялся.

– А знаешь, – он как-то зловеще повернулся ко мне, – я даже завидую тебе! Не поверишь, насколько завидую. Честно говоря, я без понятия, зачем Он играет с тобой в игры. Я не знаю, получится у тебя или нет. У меня нет малейшего представления о том, кто может подсказать, что делать и куда направляться. Единственное, что я могу тебе посоветовать, – используй возможность менять Книги как можно реже, – он посмотрел вперед и повел меня дальше, в глубь тенистой аллеи. – Ты забываешь, что в любую минуту, в любую секунду может случиться непоправимое, и при этом имеешь возможность вернуться домой и запомнить все то, что увидела. Я же знаю наперед, что со мной будет, и принимаю то, что в моих силах лишь отсрочить переход в беспамятство.

– А я могу лишь ответить, что больше счастья приносят спокойствие и размеренность, нежели вечные попытки удрать от необъяснимых явлений.

Нег удивился, уже без всякой иронии, спокойно положил руку мне на плечо и, в который раз растянув губы в улыбке, посоветовал:

– Попытайся остаться в живых, Федька. Я все-таки хочу верить, что у тебя все получится.

– Спасибо за оптимизм, – буркнула я, помрачнев. – Кто, интересно, придумывал такие нелепые правила: в своей Книге живешь сколько влезет, в чужой – мри и лети в неизвестность с беспамятством?!

– Ты и сама знаешь правильный ответ, – Нег сел у подножия раскидистого вяза. – Время возвращаться, а то не видать тебе ни друзей, ни семьи, ни родного дома.

И он растворился. Вместе с чудесным лесом, цветами и солнцем. В миг, когда последние очертания мальчишки исчезли в тумане, острые лезвия холода пронзили тело, и веки разорвало слепящим светом.

Глава 8

— Пустота – это тоже состояние, как и действия, мысли… Иногда она необходима, чтобы впоследствии не стало хуже.

Заметки Жизнеписателя

Волненье, страх, тревога, сладость,

Любовь, родители, семья.

В порыве сердце задыхалось:

«Вчерашним днем была не я!»

Усталые ссутулив плечи,

Весь мир за прошлое кляня,

Брела в тоскливый тихий вечер.

Не лгу. Клянусь, была не я!

Зачем мне даты, слово, повод?

По случаю счастливой быть?

Дурак решил: что только кровью с потом

Любовь и ласку можно заслужить!

Пускай клеймят бездумной, сумасшедшей

И недалекой часом назовут

За то, что в холод дикий и зловещий

В душе восторг и ликование живут.

Продам на рынке грамм пятьсот печали,

Кусочек огорчений дам на сдачу,

В обмен же закуплю мечтанья,

Безудержность, желание, удачу.

Катитесь к черту, беды и невзгоды!

В моем закате – солнце, в небе – бирюза.

Зато из зеркала с восторгом смотрят

Чуть наглые, счастливые глаза.

С трудом собрав остатки сил, я заставила себя пошевелить руками. Получилось. Постаралась перевернуться на бок, чтобы свет меньше слепил глаза, – удивительно, но и это вышло. Правда, с еще большим трудом. Больше всего беспокоили онемевшие ноги и стук зубов от холода. Я села, качнулась и, вцепившись в поверхность, на которой находилась, обнаружила, что лежу на подобии приступка или стола.

Зрение возвращалось медленно, и я осторожно, сантиметр за сантиметром, прощупывала окружавшее меня пространство.

– Ой! – за спиной, прямо рядом с тем местом, откуда я только начала сползать, оказалась чья-то рука. Она была мертвецки холодная.

Глаза привыкали, противясь слепящему свету, заполонявшему комнату (хотя, может быть, это улица). Я подождала, пока черные кружки и разноцветные радужки перестали маячить перед глазами, и обнаружила, что рука принадлежит Дару. Он мирно лежал на другой части стола, не шевелясь и, кажется, даже не вдыхая воздух.

Свет, лившийся на нас, падал из дыры в полотке. Смотреть туда было опасно: слишком велика вероятность ослепнуть. Я оглядела пещеру и обнаружила какой-то выход сбоку, потом перевела взгляд на мага и в очередной раз ойкнула. Его кожа была покрыта легким слоем инея. Я ринулась снимать мага со стола и, пока перекатывала тяжеленное тело, поняла: свет в потолке не только слепил, но и замораживал.

Я двигалась с трудом, но, подхватив вроде как уже друга под мышки, решила оттащить подальше от белых потоков. Дарриец при этом обвис мертвой тушей, и в душе у меня зародилась паника, грозившая выбраться наружу. Я не давала ей власти, уговаривая себя, что сейчас самое неподходящее время, но нервы могли сдать. Поэтому я постаралась отключиться и просто тащить Дара к выходу.

Деревянная дверь, обитая железными обручами, с трудом поддалась напору и тихо заскрипела. Можно бежать! Но сначала придется реанимировать даррийца. С упорством бешеного хорька я принялась бить ладонями по груди Дара, тормошить его и шлепать по щекам. На этом мои познания о первой помощи при обморожении заканчивались, а искусственное дыхание я отложила на потом как крайнюю меру. Маг находился без сознания. Послушная голова моталась из стороны в сторону под шлепками пощечин, и лишь снежинки, обосновавшиеся на нашей одежде, еле-еле стали оттаивать.

– Дар! Давай же, приходи в себя! Хорош строить из себя покойника! – бессмысленно шептала я, боясь, что на причитания сбегутся те, кто положил нас умирать под ледяным светом.

Даррийцу было плевать на уговоры. Я стала думать, что пора брать перо, но фраза Негги, запомнившаяся мне особенно четко, остановила. «Используй возможность менять Книги как можно реже…» Не знаю, что катастрофичного происходит в то время, когда я пишу, но после пары попыток использовать мои умения стало страшно.

Промучившись с полчаса с леденеющим Даром, я чуть было не заревела во весь голос, но вдруг вспомнила о еще одном новоприобретенном умении. Протянув руку к груди Дара, я отвернула ворот, чтобы дотронуться до кожи. Почему-то казалось, что если я просто буду держать его за руку, то мои попытки не возымеют действия. Я приложила ладонь к шее мага и представила, что отдаю силу, которой он так успешно пользовался.

Минуты шли. Отчаянно хотелось, чтобы дарриец задышал. Сдув со лба прилипшую прядь, я почувствовала, как мурашки побежали по телу. Будь мы дома, надежды бы не осталось, но я была в сказке – жуткой, пробирающей до костей ужасом, но иногда до безумия прекрасной и заставляющей бороться дальше. «Сказке», – отозвалось тихим эхом.

Заново приложив руку, я уняла дрожь от мысли, что друга заморозили как подопытную крысу, и продолжила попытки. Вот я нахожусь на поляне, заполненной солнцем и светом. Теплым, горячим, даже обжигающим светом. Собираю все силы, всю энергию, которая наполняет тело и душу, и передаю ее тому, кто сейчас лежит без движения и отчаянно хочет принять мои мысли, силы, жажду жить и надежду.

Не знаю, сколько еще времени я потратила бы, представляя себе всякие бредовые картинки, но перед глазами внезапно поплыло, и я действительно почувствовала, как что-то теплое сначала разлилось по всему телу, а потом, переливаясь из мышцы в мышцу, из вены в вену, направилось к правой ладони. В голове стало пусто, словно в пустыне. Потом пришла мысль, что еще чуть-чуть – и все получится. А потом я в одно мгновение ощутила, что силы меня покидают. Причем все и сразу. Еще долю секунды я боролась с собой, но слабость одержала верх. Я подалась вперед и упала.

Последнее, что ощутила мое истосковавшееся по отдыху тело, – легкое покалывание в пальцах и глубокий вздох под ладонью.

Ну, вот и все. Получилось. Теперь пусть спасенный оживший труп думает, что со мной делать. По идее, проблемы должны решать мужчины.