Текст книги "Тропами Кориолиса. В подворотнях темной ночи"

4

Тринадцатое апреля 2040 года началось для заточенных в клетке Масуда Вармажа спасателей довольно таки странно. Портного разбудила Зоя, подергивая за плечо. Она была чем-то встревожена.

– Что стряслось? – озабоченно спросил он.

– Мне кажется, у них какие-то проблемы, – прошептала Скаврон, указывая на компанию охранников, которые в перебранке неподалеку пытались что-то выяснить, повышая голос и иногда толкая друг друга.

Они с Зоей подошли ближе к клетке, чтобы понаблюдать. В огромном ангаре, где находились все, рассаженные по клеткам, узники Масуда Вармажа, всегда было очень шумно, поэтому слов было практически не разобрать, даже находясь вблизи от говорящего. Охранники всегда ютились около бочки, в которой без устали горел небольшой огонь. За все время эксплуатации зола в бочке подобралась почти к самому верху, оставив для дров пару десятков сантиметров. Обычно охранники отдыхали около бочки: дремали, разогревали ароматный кофе, сводивший с ума пленников, дымили самокрутками, забитыми корри, и играли в настольные игры, лишь иногда вытаскивая очередного беднягу из клетки, чтобы посадить на поезд и отправить на каторгу в Канзасские Ямы или же к ближайшему столу, передав предварительно на обработку искусному мяснику. Но в этот раз они были не на шутку встревожены. Полячка смогла разобрать только грубую перебранку, где один пытался перевалить обязанности на другого: «Ты пойдешь!», а тот ему в ответ: «Да сейчас прямо, разогнался!» «Идите оба!» – подстрекал третий, а те в отместку, почти в один голос: «Раз такой умный, то ты и иди!» После этого следовала очередная серия резких толчков и ругательств, причем абсолютно хаотичных и бессмысленных. Так или иначе, кому-то рано или поздно пришлось бы выполнить задуманное. Но никто почему-то так и не решался.

Зоя зачарованно вслушивалась в их перебранку, периодически комментируя происходящее Портному, слух у которого из-за слабости пока был намного слабее, чем у девчонки. Помимо примитивного переваливания ответственности друг на друга в разговоре звучали также ругань, мат и оскорбления. Интерес к этой перебранке быстро иссяк. Но тут внезапно послышался знакомый им голос, прозвучавший, словно выстрел в глухой сталактитовой пещере. Это был голос Шьямалы Вармаж. Её появление навевало настоящий ужас на всех, кто был с ней знаком. Она громко, почти крича, обругала охранников, назвав их бестолковыми приматами, а затем жестом позвала за собой. «Смотрите, как это делается, авъяваста!»5959
  Транскр. с англ. «АвъЯвастА» – на хинди «бестолочи».


[Закрыть] – пробурчала она. И вслед за ней вся толпа двинулась к клетке со спасателями.

– Ну что, доигрались! – сказала она, приблизившись к клетке. За ее спиной толпились охранники, стараясь не смотреть на Портного. Они его побаивались.

– О чем это ты? – поинтересовался Портной.

– Не прикидывайтесь глупцами! – прошипела она, оглядывая их с Зоей. – Забирайте этого! – указала она на Портного. Охранники достали шокер-дубинки, и, открыв дверь, осторожно вошли в клетку. Народ внутри разом сбился в дальнему углу. Зоя спряталась за спиной Портного, а он широко расставил руки, защищая своих.

Наконечники шокеров потрескивали каким-то режущим звуком и больно отдавались в ушах узников.

– Зачем вам эти штуки? – вскрикнула Скаврон. – Мы ведь не оказываем сопротивления.

– Не оказываете? – сделала непонимающий вид Шьямала. – А как насчет той вашей попытки настроить против нас брата Ди-Джея? Такого разве не было?.. То-то же! Будете знать, как соваться, куда не следует. Я сразу поняла, что вам это свойственно. На месте мужа я бы перебила вас всех уже давно, пашчим се ганда авара!6060
  Транскр. с англ. «Пашчим Се Ганда Авара» – на хинди «грязные бродяги с Запада».


[Закрыть]

Один из охранников тем временем успел ткнуть шокером Портного в живот, но тот стерпел боль, и, вырвав дубинку, отбросил ее в сторону. Охранник, испугавшись, развернулся, и, расталкивая своих соратников, с криком выбежал прочь. Остальные засуетились.

– Ну! Кто следующий? – рыкнул Портной.

Те не торопились предпринимать каких-либо действий.

– А-а-а! Чертовы трусы! – разозлилась Шьямала. Выхватив у одного из них дубинку, она двинулась на Портного. Он продолжал прикрывать собой остальных, схватившись левой рукой за клетку. Женщина обратила на это внимание, и чтобы сбить его с толку, прикоснулась шокером к металлической арматуре, из которой была сварена клетка. Разряд дошел до руки Портного, что в один миг заставило его отпустить арматуру. Теперь парня мучила ноющая боль в травмированной электрическим разрядом руке. Это его на мгновение отвлекло. Но Шьямале хватило времени, чтобы сделать резкий рывок и воткнуть ему в грудь металлический наконечник шокера. Да так, что тот будто достал до самих внутренних органов. Портной затрясся и рухнул на бетонный пол. Но не потерял сознания, продолжая испытывать адскую боль в мышцах и суставах.

– Забирайте его! Он уже не опасен, – заключила Шьямала. Никто из присутствующих так и не осмелился вступиться за парня. Это было бесполезно, силы были неравные. Охранники все с той же осторожностью подобрались к обездвиженному парню, и, подняв его с пола, поволокли в лабораторию. – Вот и отлично! – продолжала она. – Теперь твоя очередь! – посмотрела она на Зою.

– А от меня вам что нужно? – в испуге вскрикнула Скаврон.

– А от тебя, моя прелесть, нам нужно все… что можно будет приготовить на сковородке со специями, – кровожадно улыбнувшись, сказала Шьямала. Услышав это, Зою затошнило и она вырвала прямо на пол. В глазах у полячки потемнело, и она упала на четвереньки. – Я знала, что ты не доживешь до Канзаса! – добавила женщина Вармажа, с перекошенным лицом нависнув над Зоей и плюнув в её сторону. – Остальных на Ямы, живо! – приказала она охранникам и, задрав подбородок, поспешила убраться из этого грязного места.

Девушку подняли двое охранников и повели к мяснику. Ужас перекрыл ее дыхание невидимой заслонкой. Тело отказывалось слушаться. Осознание того, что это конец, сводило ее с ума. Она попыталась попросить отпустить ее, но язык немел и заплетался. Все попытки оказались тщетными.

В комнате с потрескавшейся от времени и местами поцарапанной белой плиткой стоял металлический прямоугольный стол. В углу громоздились ведра из нержавеющей стали, а на стене висели тесаки, ножницы и другие разделочные приборы. Они были тщательно вымыты и натерты до блеска. Для членов братства каннибализм давно стал нормальным явлением. Разделать человека для них было тем же самым, что освежевать тушку животного или птицы. Лишь часть быта.

Зою положили на стол лицом вверх и пристегнули за руки и за ноги кожаными ремнями, чтобы не сопротивлялась. Один из охранников ушел, а второй, тот, который недавно ее насиловал, остался в комнате. На его запястье все также красовался астропас Ланге. Зоя лежала, уставившись в потолок, на котором остались кровавые отметины страданий какой-то жертвы. Девушка понимала, что это конец, но смириться с таким положением вещей оказалось намного сложнее, чем она могла себе представить. Где-то вне ее поля зрения скрипнула дверь, и послышались тяжелые глухие шаги. Звуки мучительно стонущей резиновой подошвы резали слух, наполняя всё вокруг страхом надвигающейся опасности. Некто медленно приблизился к ней:

– Ну, здравствуй, дитя! – произнес широкоплечий мужик с похожим на мозоль огромным животом. Это был личный мясник и повар верховного жреца и его семьи.

– Отпустите меня… – с трудом выдавила Скаврон, захлебываясь в собственных слезах. У нее от страха захватило дух. И она в душе молила лишь об одном: чтобы весь этот ужас поскорее закончился.

Мужчина отошел, и, сняв со стены огромный тесак (с помощью которого обычно начиналось разделывание жертвы), в привычной для него манере принялся затачивать его круглым абразивом. Светящиеся искры быстро сгорали в воздухе. И с каждым движением Зоя ощущала рвущее сердце неминуемое приближение конца. Она попыталась зажмуриться, но слезы вновь рвались наружу, заливая лицо.

– Не могу я тебя отпустить! – ответил мужик. – Ты удостоена великой чести стать ужином семьи сАмого – сделал он ударение на первый слог – мудрейшего из живущих! Прими это и возрадуйся, дитя. Не думай о физических мучениях, они ничто по сравнению с тем, каким мучениям ты подвергаешь сейчас свою душу. Поэтому просто не думай о боли. Я постараюсь сделать все быстро, – пытаясь казаться великодушным, сказал палач, продолжая неторопливо точить тесак.

Тем временем Портной уже висел на лабораторном «распятии» Масуда. Перевозбужденный жрец сновал туда-сюда по комнате в нетерпении, ожидая, когда же сыворотка будет готова.

– Вот и настал этот день! Ты рад? – непонятно на что намекая, спросил у Портного жрец.

– Я очень надеюсь, что все-таки не воскресну после этой процедуры, – смиренно ответил он.

– Ой! Да ладно тебе! А как же твоя обожаемая Виктория? Ты о ней уже позабыл?

– Мне уже все равно. Лишь бы ты, тварь, никогда не получил желаемого!

– Я всегда получаю то, что хочу. Сам не знаю, как у меня это выходит! И если ты подохнешь, я найду другого, если, конечно, успею… у нас ведь остался лишь день до прихода Шивы, ты в курсе? Но я все равно добьюсь своего, это непременно произойдет!

– А вдруг нет? Что тогда ты будешь делать?

– Ежели нет, то я наберу достаточно людей и отправлюсь в поход да захвачу «Сток». Я застану их врасплох! И тогда твоя Виктория точно пострадает. Я взорву этот купол и сделаю это в твою честь, понял? – ответил Масуд. – О! А вот и долгожданная вакцина! Наконец-то! – добавил он и наполнил мутной коричневатой жидкостью шприц. Затем Вармаж, облизывая губы, аккуратно сбрызнул остатки воздуха через тонкую иглу прямо на пол и вновь подошел к Портному. – Третий сеанс, три кубика чистейшей смеси, без примесей, и, наконец, третье испытание. Ты готов? Хотя не важно! Постарайся не подвести меня, дружок! Прямо сейчас ты умрешь. Я предполагаю, что это не очень приятно. Но у тебя появился шанс доказать всем, что смерть – это еще не конец! – сказал он и бесцеремонно ввёл иглу в вену Портного.

Три смертельно-опасных кубика жидкости потекли по кровеносным сосудам Портного. И на этот раз, помимо боли, он почувствовал, будто его постепенно поглощает какая-то неизвестная субстанция. Сначала он ощутил, как его ноги сковывает странное оцепенение, постепенно переходящее на туловище и руки. Через несколько мгновений ему показалось, будто его кто-то душит, перекрывает кислород! В глазах начали разбегаться разноцветные огоньки. В ушах гремел оглушительный треск, а на язык будто насыпали пороха и подожгли.

– Мне нужно отлучиться, оставлю тебя на некоторое время! Боюсь, что мои братики без меня там не справятся, – равнодушно сказал Масуд и удалился на кровавое «пиршество» в честь перехода Ди-Джея в Полумир.

Портной остался наедине со своими мучениями. Оцепенение постепенно уходило. Но это было лишь началом. Неожиданно каждую его клетку как будто сдавило прессом, беспощадно прижимая тело к неведомому центру. В глазах помутнело. И перед тем, как он должен был на время или же навсегда покинуть этот мир, внезапно отворилась дверь, через которую его обычно приводили охранники. Портной из последних сил повернулся, и сквозь застилающую глаза пелену (он так и не понял, наяву ли это происходит или ему теперь это только мерещится) но на входе показался тот, кого он вовсе не ожидал здесь увидеть.

Часть IV. Рождение иного

Не беспокойся, мы и в этой жизни преуспеем!

Глава 1
За три месяца до третьей вакцинации Портного

1

Середина января 2040-го. В Австралии это был момент зарождения темной и бесконечно глубокой холодной ночи, которая еще не достигла своего смертельно-опасного апогея. У жителей южной части Венца Фрачека, поселившихся в Канберре – бывшей столице таинственной и прекрасной Австралии – за время существования в условиях долгого дня и столь же продолжительной ночи даже возникло поверье: дескать, «Осиливший половину уже находится на полпути к новому началу, и ровно настолько же он близок к концу». Но все-таки это имело отношение больше к тому, что самая долгая и тяжелая часть времени суток, длиною в полгода, уже прожита, и теперь все наверняка будет хорошо. Да и вообще, южане стали уделять серединному значению слишком много внимания. Например, когда на небе блестящим срезанным блином вырисовывался полумесяц, то это был повод для праздника, как и полгодика, стукнувшие младенцу, и пинта наполнялась пивом на этих и многих других «полупраздниках» лишь на одну вторую от общего объема. Теперь это стало нормой для жителей южных земель. А после того, как сэр Джонатан МакКинли потерял половину безымянного пальца на левой руке во время войны с объединившимися в могучую армию мародерами, бандитами и головорезами, периодически совершающими набеги на пригород, продлившейся всю шестимесячную ночь, с января по июль 2037-го года, пока враг не пал в финальном бою близ Канберры, так стремление все переполовинить вообще приобрело нездоровый окрас. Этот случай тут же был отнесен к категории «Божественного промысла» и сэр Джонатан мгновенно обрел неимоверную популярность и уважение. Он быстро двигался вверх, цепляясь за любую возможность сделать жизнь в Канберре лучше, а свою власть в городе крепче и могущественнее. И у него это получалось. На утро 2038-го года благодарные жители на одной из площадей даже возвели в честь генерала медный памятник под названием «Дарнарод». За несколько лет сэр Джонатан успел подвинуть, а затем и свергнуть целую уйму бюрократов, некогда заполонивших, словно бельевая вошь, администрацию города. Он, будто умелая прачка, с остервенением треплющая грязное бельё, выпаривал и отбеливал «воротнички» судебной власти, выжигал, как клопов, раскаленным утюгом своих убеждений мошенников, казнокрадов и взяточников, не стесняясь и не брезгуя выворачивать наизнанку исподнее. Он повторял подобную процедуру и с исполнительной властью, только более изощренным методом. А когда нужно было сделать изящный шаг, с последующим «шахом-и-матом», он набирал пригоршню крахмала, вздергивал засаленный ворот рубашки законодательной власти, избавившись преждевременно от выравнивающих косточек, и бросал это все в кипяток на некоторое время, пока ворот не приобретал нужную форму, цвет и лоск. Теперь он стал здесь главным, и первым делом переименовал Канберру в «Будку», намекая на то, что этот город принадлежит ни кому иному, как «Тасманским Псам», то есть ему и его отряду: солдатам, с которыми он прошел и войну, и голод, и смерть. Это были его старые добрые боевые товарищи, доблестные офицеры, и когда того требовала ситуация, беспрекословные убийцы. Во-вторых, МакКинли установил, что каждый вновь пришедший в его отряд воин теперь должен был пройти обязательную процедуру клеймения. Помимо стандартных тестов на боевую подготовку, чтобы стать провозглашенным «Тасманским Псом», он должен отрубить себе полфаланги безымянного пальца. И никак иначе! Таков был порядок. В-третьих, Джонатан МакКинли, во избежание неминуемых конфликтов, делегировал полномочия на несколько равносильных семей: Воров, Торговцев, Валютчиков, собственно, самих Псов, восседающих теперь на троне, и Циркачей. Последние же, несмотря на свое несуразное название, находились в этой иерархии на втором, после Псов, месте, владея рынком развлечений Канберры. А в последнее время, помимо прочих важностей, именно развлечения и пользовались особым спросом. Они многих спасли от безумства. Но тем не менее они все чаще становились для некоторых самой причиной безумства, приводившей иной раз к весьма трагичным последствиям. МакКинли проявлял к этой семье особый интерес. С этой семьей он был вынужден дружить, хотя бы для того, чтобы держать постоянно на коротком поводке. Между тем он ненавидел их лидера. Им был Клэренс, с той же фамилией, как и у верховного пса – МакКинли, его кузен, бывший военный, сменивший службу в армии на цирк и овации.

Патруль Тасманских Псов МакКинли под предводительством его верного друга, полковника Бернарда Мейера, как раз возвращался домой после долгой миссии под названием «Разорванный занавес», проходившей в зоне экватора в пределах опустевшей Индонезии, на Суматре. Основной целью миссии был поиск бреши в Линии Протуберанцев, своего рода аномалии, которая могла дать возможность перебраться с юга на восток. Эта задача определялась генералом как «Сверхважная». И с греющей надеждой в скором времени увидеть ласковые глаза любимых, они спешно покидали владения экваториальных ветров, когда вдруг неожиданно наткнулись на один странный объект. Сквозь миллиарды вздымающихся к небесам тонн снега и пыли слабеньким желтым мерцающим свечением что-то скромно пыталось пробиться наружу, нарушая порядок этой смертоносной идиллии. Оно не двигалось, лишь неестественно для этих мест поблескивая где-то вдалеке, метрах в ста от пути следования патруля. Объект находился именно там, куда ступать кому бы то ни было категорически запрещалось. Ветра на территории, огражденной протянутой колючей проволокой, только зарождались, здесь еще не было тех огромных многокилометровых и по высоте и в диаметре смерчей. И, тем не менее, даже сюда иной раз добирались чрезвычайно мощные порывы. Солдаты с самозабвением вглядывались в этот луч, но пойти и проверить, что это такое, решился только один смельчак.

А Бернард Мейер и не должен был спрашивать разрешения у остальных, ведь участники патруля подчинялись именно ему. Хоть его и пытались образумить, полковник все равно поступил по-своему. Перекусив щипцами хрупкую обледеневшую проволоку заграждения, он раздвинул ее, словно створки, и осторожно двинулся по направлению к свету. Пару раз порывы сбивали его с ног, и, упав, он еще катился некоторое время, не в силах бороться с такой мощью, но в итоге все же поднимался, вновь вступая в борьбу со стихией, превозмогая боль от бьющих, режущих порывов ветра. Здесь, ко всему прочему, было еще и невыносимо сложно дышать, не спасала даже плотная ткань, которой укутывали лицо.

Так близко к экваториальным ветрам не подбирался еще ни один из жителей Будки. А те, кто на это решался, уже давно были мертвы и вознесены, словно песчинки, к небесам вихрями, скитающимися по бескрайним безжизненным просторам пустыря танцующей походкой пьяного бродяги. И тут же, словно борясь с могучим титаном, медленно и настырно приближался к источнику света Бернард Мейер. Подобравшись к нему вплотную, он увидел брезентовой палатку, расположенную за небольшим каменистым уступом. В этом месте совершенно не было ветра. Стихия обходила этот закуток стороной. Мейер словно на миг оказался в другом измерении. Открыв полог, в тусклом мерцании угасающего фонарика, прикрепленного проволокой к потолку, он увидел изможденного дрожащего парня, укутавшегося в грязное одеяло и что-то бормотавшего, словно в бреду. В тот момент Бернард и не подозревал, что это единственный из людей, сумевших после катастрофы преодолеть экваториальную зону. Он предположил, что это очередной псих, бросивший вызов стихии и оказавшийся в западне. «Как же тебя сюда занесло, бедолага?» – подумал Бернард и взвалил на плечи ослабшего человека. Тот что-то постоянно повторял, какую-то бессмыслицу, но Мейеру было не до этого. Для него сейчас было важно лишь одно – доставить его живым в Будку и все разузнать: кто, откуда и как?

МакКинли никогда не жалел сил и средств на изучение непреодолимой зоны экваториальных ветров. Как и Масуд, о существовании которого он не имел ни малейшего представления, сэр Джонатан понимал, что, попав на северный порог экватора, у него появится возможность заполучить новые земли, а, соответственно, и власть. И неожиданная «находка» его солдат невидимыми нитями с космической скоростью приближала воплощение этих амбициозных мечтаний.

– Мы обнаружили его, когда возвращались домой, сэр! – доложил Мейер МакКинли.

– Где он сейчас? – поинтересовался тот.

– В лазарете, сэр. У него серьезное обморожение рук и ног. И он постоянно бредит. Может, из-за того, что на его руках нашли множественные синяки от уколов. Вероятно, он очередной ценитель эфиров корри, сэр, поэтому и забрел туда. Наркоман. Так или иначе, наши врачи делают все возможное, чтобы вернуть его в сознание.

– Не твоя задача предполагать, полковник! – напомнил ему МакКинли. – Свободен!

– Есть! – подчинился Бернард и исчез за дверью.

МакКинли подошел к окну, задумчиво сложив руки за спиной. Он смотрел на снующих по освещенным газовыми фонарями улицам людей, но в голове его вертелась одна и та же мысль: «Кто же он такой: один из тех безумцев, что постоянно пропадают в зоне ветров или же кто-то другой… кто-то с другой стороны?» Ему не терпелось это узнать. И он сам, лично, отложив даже все свои насущные дела, несколько раз посетил лазарет, интересуясь состоянием парня. Но доктора не могли ответить ему ничего вразумительного, потому как сами не сталкивались ранее ни с чем подобным.

– Он прожил без еды и питья около месяца! – заключил один из врачей. – Любой другой человек давно бы умер, а у этого лишь легкое обезвоживание.

– Что с обморожением? – спросил военачальник.

– С каким обморожением? – удивился врач.

– С каким-каким… обычным! – поторопил его МакКинли. – У меня нет времени играть в догадки!

– Простите, сэр! Да, поначалу обморожение было. Я даже хотел прибегнуть к ампутации, но во время следующего осмотра пораженных тканей на теле обнаружено не было.

– То есть как это? Он что, бессмертный?! – сначала ухмыльнулся, а затем разозлился сэр Джонатан.

– Я не знаю! – пожал плечами врач.

– Вы должны это выяснить! И никому об этом ни слова, ясно?! – пригрозил МакКинли, и уже было направился к себе, но потом вспомнил, что планировал уточнить еще один интересующий его момент. Остановившись у двери, он обернулся и спросил:

– А что насчет его бреда? О чем он постоянно говорит?

– Что?.. А-а-а, насчет бреда! Здесь мне вообще ничего непонятно – он все время твердит: «Тропы Кориолиса… Тропы Кориолиса»… Понятия не имею, что это такое, сэр Джонатан! – показывая полное нежелание задумываться по поводу невнятного лепета незнакомца, ответил врач, и продолжил, – Его организм очень быстро восстанавливается, а вот его мозг, согласно томографии, находится сейчас в стадии сна. Он будто экономит энергию, необходимую на восстановление физической формы. И судя по всему, через неделю-две он должен прийти в себя. Пока что на этом все. Больше ничего интересного по этому поводу я вам сказать не могу.

– Больше и не надо! Спасибо! – поблагодарил врача МакКинли. – Главное, запомните, об этом больше никому!