Текст книги "Тропами Кориолиса. В подворотнях темной ночи"

Шьямала Вармаж снова злобно расхохоталась.

– Какая драма! Тут нет твоего брата, глупыш! Что дальше?

– Я… я не знаю. Может, вы отпустите меня? – жалобно произнес он.

– Это вряд ли. Ты вошел сюда без спроса и без приглашения и пытался освободить этого… – указала она длинным безобразным указательным пальцем с жалким подобием маникюра на Портного, – Назови причину, по которой я должна тебя отпустить?

– Он мой друг! Зачем он вам? Что вы собираетесь с ним делать?! – опустившись на колени, спросил юный испанец. Раненная нога начинала неметь от потерянной крови.

В лабораторию вели еще три двери: одна шла из темницы с узниками, другая из подземного туннеля, ведущего от мемориала Свами Вивекананды, а третья из дома Масуда Вармажа и его семьи, спрятанного также под крышей ангара и занимающего почти весь последний, двенадцатый угловой сектор всего помещения с темницами. Неожиданно из-за первой двери послышался глухой удар.

– Кого ты за собой притащил, паршивец? – выругалась Шьямала, нервно тряся перед собой револьвером.

– Никого! Честно, никого! – клялся он.

В дверь снова кто-то сильно постучал.

– Ты мне врешь, Сантьяго, брат Родриго Видэла! Я чувствую это! – закричала она.

– Нет, правда! – сказал он, опустив голову.

Но Шьямала продолжала обвинять испанца во вранье и уже собиралась избавиться от него, как вдруг ее дети-близнецы, почувствовав момент слабости парня, рванули к нему. Для них игра в охотников и добычу еще не закончилась.

«Стойте!» – только и успела вскрикнуть Шьямала Вармаж вослед бросившимся на испанца своим ополоумевшим отпрыскам. Собираясь выстрелить в парня, её испугало то, что она случайно может попасть в одного из близнецов.

И только успел Сантьяго раскрыть затуманенные глаза, как снова почувствовал резкий колющий удар прямо в плечо. Холодное лезвие мгновенно рассекло плоть и остановилось, упершись в кость. Не обращая внимания на торчащий в правой руке кинжал, испанец замахнулся и откинул в сторону Ракеша. «Ай!» – только и успел закричать тот, и уже собирался было подняться, чтобы совершить повторную атаку. Но неожиданно нечто могущественное, исполненное духом отмщения, сломав защелку металлического намордника, разлетевшуюся на куски, разинуло огромную зубастую пасть и двинулось в сторону близнеца. Удерживаемая мощными цепями Фалья напряглась и зарычала. Оковы впивались в ее плоть, но она все равно рвалась вперед – в бой: жажда мести была слишком сильна. Животное потянулось своей огромной лысой лапой к Ракешу и медленно, по-кошачьи выпустив когти из подушечек, лишь кончиком самого длинного, острого как игла, природного оружия, дотянулось до одежды мальчика, зацепилось за ткань рукава, проткнуло ее, словно бумагу, и подтянуло к себе. Затем животное в один миг ухватило жестокое дитя, подняло его над землей, мотнуло из стороны в сторону, словно бездушную игрушку, и яростно отшвырнуло вправо. Разбив своим телом стеклянный короб, ограждающий кусок бетонной стены, на котором Вармаж выращивал корри для своих опытов, Ракеш ударился о твердую сырую серую поверхность и замертво упал на землю, примяв под собой круглые сочные плоды корри и осколки стекла, даже не успев закрыть глаза с застывшим в них ужасом.

– Мой сын! – жалобно закричала женщина, падая на колени.

В дверь пришлись новые удары.

Сдерживая плач, Шьямала снова подняла револьвер, чтобы уничтожить не только наглеца, ворвавшегося в их владения, но еще и убийцу своего ребенка.

– Да будь ты проклят, Сантьяго Видэл!.. – прошипела она и выстрелила парню в живот.

Сдерживая здоровой рукой не прекращающиеся нападки настырного Хариндера, испанец упал на спину, почувствовав невероятную жгучую боль. На миг ему показалось, что какая-то зубастая сильная тварь вцепилась ему в живот и вырвала из него кусок плоти. Он опустил глаза и увидел в одежде дыру. Прикоснувшись к ней, он, к своему ужасу, убедился, что это самое настоящее пулевое ранение. Из раны текла горячая алая кровь.

– Хариндер! – закричала Шьямала, – Нам надо бежать!

Настроенный на победу близнец уже не слышал ее голоса, сжимая обеими руками отсвечивающий холодным отблеском кинжал и целясь прямо в шею Сантьяго. Испанец с каждым мигом терял силы.

– Хариндер, сюда! – снова прокричала женщина, отворяя дверь в подземный тоннель, ведущий к мемориалу Свами Вивекананды. Но время уже было безвозвратно утеряно.

В этот момент погремел очередной мощный удар в дверь, ведущую из ангара в лабораторию. И та на этот раз не выдержала и с треском, вместе с наличниками, вылетела из проема. В лабораторию вбежало несколько солдат в черной экипировке и шлемах. «Бросьте оружие!» – предупредил худощавый Генри Шмидт, наставив дуло автомата на Шьямалу Вармаж.

Женщина тут же отбросила револьвер в сторону и шепотом подозвала Хариндера, нависшего над уже лежащим испанцем, который из последних сил сдерживал нападение. Разум мальчика был затуманен неизменной, неистребимой жаждой человеческой крови и плоти.

Увидевший эту сцену Шмидт не мог вымолвить ни слова. Он онемел, опустив оружие вниз. В этой сцене нападения ребенка на взрослого человека было нечто зловещее и гипнотическое. Даже взрослый бывалый солдат, много повидавший на своем веку, и которому не однажды доводилось убивать, в этот миг испытал настоящий ужас. Но через мгновение Генри снова взял себя в руки и громко закричал:

– Отойди от него, гаденыш!

– Хариндер, иди ко мне, я прошу тебя! – взмолилась рыдающая мать, но мальчик не реагировал. Он пытался завершить свою зловещую миссию, до конца оставаясь «Охотником» в кровавой игре.

Испанец уже совсем ослаб, и, не теряя такой возможности, Хариндер вогнал кинжал ему в шею по самую рукоять. «Убери это чудовище!» – кричали Шьямале солдаты. Но было уже поздно: Сантьяго, отправляясь в мир иной, испытывал страшную боль и осознавал весь ужас своей трагической участи, его тело билось в предсмертных конвульсиях.

Облизываясь, Хариндер поднялся на ноги и, как обычный ребенок, хлюпнув носом, подбежал к трясущейся от страха матери.

«Исчадие ада!» – подумал Генри Шмидт, сопровождающий мальчика наведенным прицелом автомата. Он и понятия не имел, кто только что стал жертвой, павшей от руки злобного выродка.

В лабораторию медленно прибывал остальной отряд, заполняя комнату черным расползающимся пятном, окружая Шьямалу, Хариндера и захлебывающегося собственной кровью Сантьяго.

Ошарашенный Шмидт убрал палец с курка и отодвинул винтовку от плеча, когда несколько других вояк подбежали к женщине и поставили ее на колени, заставив сложить руки за головой. Шьямалой неожиданно овладело безумие: злобный смех, который так и продолжал мелкими судорогами корежить ее и без того морщинистое лицо. С жестоким оскалом она подняла взгляд к Генри и прохрипела: «Ты еще пожалеешь!».

Тем временем полноватый крепыш Патрик Грубер, словно щенка, удерживал за шкирку пытающегося вырваться из его железной хватки близнеца. «Не рыпайся! – тряхнув, предупредил он его и обратился к отряду. – Что будем делать с бабой?»

– Не трогайте ее! – взял на себя ответственность Шмидт. – Думаю, кое-кто еще захочет сегодня свести с ней счеты, – сказал солдат, стараясь больше не смотреть ей в глаза.

– Кто же, например? – дерзко, не осознавая степень собственного безумия, спросила Шьямала.

Последними в комнату вошли Родриго Видэл, Джонатан МакКинли и Бернард Мейер.

– Отставить стрельбу! – скомандовал генерал.

– Это не мы стреляли, сэр Джонатан, – отчитался солдат.

Родриго не заметил ни растерзанного у стены близнеца Ракеша, ни лающего Рыжего, ни Шьямалы, ни Портного – никого: его взгляд приковал корчащийся от боли парень, который издалека ему кого-то сильно напомнил… Его сердце дрогнуло! И он бросился прямиком к мучающемуся брату.

– Что? Сантьяго? Но как… что ты здесь делаешь? – спросил он, приподняв аккуратно его голову над полом, и попытался вытащить нож из шеи брата, но Генри Шмидт остановил его:

– Не стоит, Родриго, это убьет его. У тебя есть максимум пара минут.

– Проведи их с толком, сынок… – сожалея, проговорил Джонатан МакКинли.

Горький взгляд испанца вновь переключился на истекающего кровью младшего брата.

– Брат! – захлебываясь кровью, проговорил Сантьяго, схватив крепко Родриго за руку. – Я пришел за тобой… спасти тебя.

Его взгляд постепенно терял сосредоточенность и периодически убегал куда-то в сторону.

Солдаты в недоумении стояли молча. Переглядываясь, они пытались найти в глазах соратников хоть какое-то объяснение происходящему. Но никто ничего не понимал.

– Зачем? Зачем ты пришел за мной?! Я же сказал, что не нужно меня искать! Ты почему меня не послушал? Скажи, это отец тебя послал? Это он, скажи мне? – закричал Родриго, и горько заплакал. Он, наконец, начал осознавать, что его брат действительно умирает.

– Нет… – глядя куда-то в потолок и захлебываясь кровью, из последних сил произнес Сантьяго. – Я сам! Сам… – и в его глазах окончательно погас огонь, а голова мертвенно свалилась набок.

2

Пошатываясь, с выпачканными в кровь брата руками, Родриго, сдерживая слезы, наконец, набрался сил, поднялся на ноги и оглядел окружающих. Его взгляд не предвещал ничего хорошего: он жаждал мести, прямо здесь и прямо сейчас. Зло бубня себе под нос: «Рауль Маноло… сука… ненавижу! Даже за одним сыном не смог усмотреть!», – он поплелся по комнате. Солдаты не желали сейчас оказаться на его пути, они разошлись по сторонам, создав живой коридор. В его взгляде вновь появилась то хищное кровожадное выражение, которое ранее, хоть и редко, но уже возникало при надвигающейся угрозе. Но теперь оно не исчезало: теперь в испанце снова просыпался зверь, который больше не желал прятаться за хрупкими стенами человеческой сущности.

МакКинли встревоженно посмотрел на парня и обратился к нему:

– Сынок, мне очень жаль, но мы не можем стоять на месте, нам обязательно нужно двигаться дальше.

«Тсс!» – Родриго поднял вверх указательный палец, чтобы тот не отвлекал, и, не глядя в сторону генерала, подошел к Шьямале.

– Ты-ы-ы!.. – зловеще протянул он, и, оттолкнув от женщины солдат и, схватив за горло, поднял ее над полом одной рукой.

– Вернулся все-таки ко мне, голубчик?! – бесстрашно прохрипела задыхающаяся женщина.

– Это сделала ты-ы-ы?.. – повторил Родриго все тем же жутким голосом.

Но Шьямала Вармаж ничего не ответила, а лишь снова истерично расхохоталась, задыхаясь от нехватки воздуха.

Глядя в безумные глаза женщины, Родриго Видэл рассмеялся ей в лицо. Они были похожи на уставших от долгого представления клоунов, решивших, наконец, выпустить наружу своих демонов. Они смотрели друг другу в глаза так неестественно и злобно, наполняя пространство флюидами дикого сумасшествия…

– Ну, тогда смотри, к чему привели твое молчанье и… веселье! – он мгновенно сделался серьезным и отпустил женщину. Та камнем упала на пол, но, кашляя, все же продолжала исподлобья таращиться на испанца.

Он подошел к Хариндеру, отодвинул Патрика Грубера, удерживающего бесенка, и присел около близнеца, схватив его за тоненькую хрупкую шейку. Тот продолжал шипеть и извиваться, словно полоз, видящий опасность. Родриго очень медленно, аккуратно и даже как-то демонстративно передвинул руку к подбородку мальчика, не отрывая хищного взгляда от его матери.

– Стой! – понимая, что собирается сделать Родриго, закричал МакКинли – его слова вновь были проигнорированы. Он попытался подойти к испанцу, видя, как того переполняет жажда мщения, но солдаты перед ним намеренно сомкнулись, закрывая проход, чтобы никто не помешал свершиться справедливому возмездию.

С лица Шьямалы быстро сошла демоническая улыбка, и теперь его исказила гримаса ненависти. В ней снова проснулась мать, встревоженная предчувствием надвигающейся опасности.

– С возвращением, говоришь? – издевательски поддел Родриго.

– Остановись! Прошу тебя! Не тронь… Это мое единственное дитя! Твой брат уже забрал одного! – взмолилась она.

Родриго Видэл этого и ждал. «Кровь за кровь!» – подумал он, охватывая своими длинными сильными пальцами шейку мальчишки. Затем с ухмылкой помассировал детский затылок и, дождавшись, пока тот расслабится, резко стиснул пальцы. Капкан захлопнулся, с хрустом ломая шейные позвонки маленького чудовища, чья душа с самого детства была заражена черной кровью сумасшедших родителей.

– Карма… – прокомментировал Родриго, и тихонько опусти на пол тело Хариндера.

Шьямала попыталась броситься на испанца, но ее придержали солдаты. От ярости и бессилия она зашлась истерическим плачем, чередующимся с душераздирающим воем и диким хохотом, погружаясь все глубже в трясину безумия.

Родриго подошел к Фалье, стоящей у стены, и погладил ее лысую морду. Животное умиротворенно повиновалось ему, будто сам Бог коснулся ее гладкой серой кожи.

– Мне всегда было интересно, правда ли то, что твой муж рассказывал об этих животных? Они действительно не тронут своего создателя? – даже не обернувшись, спросил испанец у раздавленной горем Шьямалы Вармаж, и, взяв в руки тяжелую металлическую цепь, удерживающую животное, резким движением вырвал её из стены.

Могущественная альфа-самка анубиса зарычала, поднялась на задние лапы и дернулась было вперед, срывая трубки и катетеры, присоединенные к ее телу. Пытаясь вцепиться зубами в Шьямалу, она совершенно игнорировала Родриго и толпу оторопевших солдат. И если бы не испанец, удерживающий ее, Фалье удалось бы достать жену своего создателя, которая вместе с супругом так долго и так жестоко издевалась над своим творением, своим дитя.

Шьямала оскалила свои желтые грязные зубы и зашипела в сторону чудовища.

– Где твой муж? – спросил у неё испанец. – Настал его черед… – хладнокровно добавил он.

– Зачем же мне говорить тебе это! Может, я и безумна, но не настолько, чтобы предать свою семью, как это сделал ты! – прокричала женщина.

Солдаты переглянулись. Родриго Видэл понимал, что пора бы заткнуть рот этой ведьме, пока она не наговорила ничего лишнего. Но он старался не подавать виду, что его это волнует, а лишь надменно улыбнулся в ответ.

– Я знаю, что сделала много ошибок, – продолжила Шьямала, повиснув на руках удерживающих ее солдат, – но мы здесь все не святые. Этот новый мир – мир грешников, в мыслях же или в поступках, не важно! Один твой сон чего стоил, где мир в огне у твоих ног, и ты смотришь на него свысока, словно Бог, словно избранный, коим ты поистине являешься. А этот парень, – указала Шьямала Вармаж на Портного, – он такой же, как и ты: призрак, мертвец, видящий тропы, ведущие прямиком через ад. Но вот каким он очнется, зависит только от него – от того, хорошим ли он был человеком или плохим.

Родриго, наконец, обратил внимание и на Портного. Он не мог понять, как здесь оказались его брат и Портной. Но сейчас гнев подавил чувство удивления. Испанец тут же вернулся к обряду отмщения.

– Ты права! – поспешил перебить ее Родриго, пока женщина не разоблачила его гнусное предательство членов отряда «Искателей…». – Эти тропы действительно существуют. Они есть! И пусть я стану первым призраком, повстречавшимся на твоей личной тропе, мразь! – закричал он, скривившись от ненависти, и, схватив ее за волосы, потащил к Фалье. Животное негодующе взвыло, вспоминая боль и страдания, пережить которые его заставили те, кого оно любило всем сердцем и кому наивно доверяло – создатель со своей злобной женушкой. Родриго остановился около зверя, по-прежнему крепко удерживая Шьямалу. Сидя на испачканном кровью холодном плиточном полу, женщина обреченно посмотрела в зеленые усталые глаза зверя. Поняв, что настал ее черед и что она не в силах ничего изменить, Шьямала лишь покачивалась и тихо мычала – ей было уже наплевать. Больше ничто ее не пугало и не удерживало в этом мире.

– Спасибо! – с неожиданным спокойствием в голосе, произнесла Шьямала. – Спасибо, что избавил моих детей от страданий, на которые теперь обречен каждый выживший после катастрофы. И поверьте, – обратилась она на этот раз к солдатам. – Ваша вера в жизнь и надежда на светлое будущее… – это химера, утопия… Самое темное и страшное еще впереди. Шива вернется и обречет на мучения каждого из вас. Он уже позарился на планету и теперь ни за что не отступит. Вы все прокляты, как и я, как и мой муж, мои дети. МЫ обречены… – сделала жена Масуда ударение на первое слово. – Остался лишь год. Всего один! Пройдут еще День и Ночь перед тем, как Шива снизойдет с небес и коснется своей разрушительной поступью Земли. И тогда ветра, что бушуют на экваторе, дикие и беспощадные, предвещающие скорый конец, заключенные в темнице между Полумиром и обреченной Землей, припадут к ногам божества, вознося молитву Шиве. И уже потом, освободившись из заточения, с новой силой поднимутся до самых небес… Свободные! Неудержимые! Вольные гулять там, где им заблагорассудится, преследующие лишь одну цель: уничтожить «чуму», ошибку, по глупости созданную природой – ЧЕЛОВЕКА! Поэтому благодарю тебя, Родриго! Ты воистину наш избавитель!

– Не стоит! – сказал Родриго Видэл, с еще большей ненавистью сжав ее растрепанные черные волосы, и толкнул к зверю. Фалья знала, что нужно делать: она схватил женщину и начала трепать из стороны в сторону. Черная кровь хлынула на пол, когда острые клыки вонзились в тело Шьямалы Вармаж. Затем животное, раскрыв окровавленную пасть, когтистой лапой отбросило её к стене. Та уже едва дышала, но она заслужила такую жестокую и мучительную смерть. Но вовсе не лютая природа альфы анубиса подтолкнула Фалью к такой свирепой расправе, а то, что у людей называется местью. Те страдания, которые пришлось ей пережить за долгие месяцы мучительных экспериментов Масуда Вармажа и его соратницы Шьямалы, животное не забыло и не могло простить. Это было больно, подло и бесчеловечно. Это был тот случай, когда месть оставалась единственным и справедливым ответом.

Через пару минут от Шьямалы остались лишь клочья ее серого мешковатого халата, пропитанные кровью да вязкой пенистой слюной зверя.

– Успокойся, малышка! – подойдя к Фалье наматывая цепь на предплечье, сказал Родриго и погладил её по белой поредевшей на тощей костлявой спине шерсти. Животное тяжело дышало. Казалось, что творя все эти ужасные вещи, животное испытывает еще большие мучения, чем её жертва. – Она это заслужила! – добавил испанец.

Фалья доверчиво посмотрела на Родриго и преклонила перед ним голову. Казалось, голос испанца ее успокаивает. Но это было нечто иное, а именно то, что сотворило из Родриго смешение крови человека с кровью анубиса. Теперь он стал повелителем ее мира. Мира, где человек стал настолько могучим, как и она сама, зверем, вожаком, настоящим царем природы, внушающим одновременно и страх, и любовь.

3

Тем временем в здании с колоннами, воздвигнутыми по периметру, расположенном напротив облюбованного Масудом купольного высокого храма Великого Брахмы на острове Вивекананды, было уже все готово к проведению ритуала перехода Старшего Брата Ди-Джея в Полумир. Никто из участников этого действа и понятия не имел о том, что творится в данный момент у них за спиной. Они были сосредоточены в этот час на очень «важном» деле. Переход Брата в Полумир – это всегда и трагедия, и праздник, объединенные в возродившемся из пепла нового времени одном ритуале для тех, кто принадлежал к культу Великого Брахмы, но отличающемся от тех верований, которые существовали еще в том прошлом мире, мире до катастрофы.

Последним желанием Ди-Джея на Земле оказался монашеский постриг наголо. Больше он ничего не просил. Умывшись, он собрался с мыслями и вышел из храма Великого Брахмы. Быстро преодолев холодный монолит священной скалы Вивекананды, он вбежал в помещение, где его ждали остальные влиятельные члены культа Брахмы. Шесть других Старших Братьев выстроились в шеренгу по три человека с одной и другой стороны, образовав живой коридор, в конце которого стоял верховный жрец – Масуд Вармаж. В честь прощания с физическим телом своего брата они также выбрили черепа. Еще ни один из братьев не удостаивался такой чести. И это было удивительно даже для Масуда. Ди-Джей считался очень уважаемым членом колонии, даже среди верховной правящей ячейки служителей божества. А это многое означало – за деньги такой авторитет было не купить.

Ди-Джей, глядя исключительно перед собой, проследовал прямиком к верховному жрецу, держащему в руках красную бархатную подушку, на которой лежал свежесрезанный, не очищенный от земли клубень корри. Это было сделано специально: так было принято. По преданию, Павший брат быстрее становился частью мира, который он собирается покинуть, а его душа, попавшая в Полумир, должна была скорее забыть о своем бренном теле.

Добравшись до верховного жреца, Ди-Джей, не поднимая глаз, упал перед ним на колени, приложив к своему сердцу жест «Дунья Ке Адхе».

– Я готов, о мудрейший Масуд… – спокойно произнес он. Его руки не дрожали, голос был ровным и четким.

– Поднимись, брат мой, Ди-Джей! – попросил его верховный жрец.

Парень поднялся, но так и не взглянул на верховного жреца. Это было запрещено. Уверяли, что еще до ритуала перехода в глазах жертвы, проходящей обряд, уже начинал отражаться Полумир. Остающийся в мире тленном не должен был касаться своим взглядом взгляда того, кто обречен, так как никто из живущих на Земле не способен вынести великолепия Полумира и не отправиться туда вслед за своим уходящим братом.

– Ты должен взять этот клубень корри, надкусить его, а оставшуюся часть взять в левую руку, – проговорил Масуд ровным тоном.

– Повинуюсь, о, мудрейший из живущих! – сказал Ди-Джей и взял с чистой мягкой подушки клубень корри. Сухая подмерзшая земля, упав на пол с этого удивительного творения нового мира, разлетелась на тысячи мелких песчинок.

Все шесть братьев, и сам Масуд Вармаж в этот момент начали одновременно произносить молитву, которая должна была продолжаться до момента испития крови павшего Брата. Воздух наполнился монотонными голосами взрослых мужчин, разбавленными звонким тенором верховного жреца, который, в отличие от остальных братьев, должен был прерываться, чтобы комментировать утомительный процесс проходящего ритуала.

Ди-Джей медленно поднес круглую корри ко рту и откусил кусочек вместе с землей. После этого он должен был оставить его во рту, не пережевывая и не глотая. Это также было негласным правилом ритуала перехода, который Ди-Джей наблюдал уже не один десяток раз. По странному стечению обстоятельств, еще ни один из старших братьев не задержался на этом посту более года. Чуть ли не каждый месяц их круг пополнялся новыми членами, перспективными и «любимыми» сыновьями Великого Брахмы, которые рано или поздно, но все же перед переходом в Полумир надкусят грязный клубень корри, как сейчас это делал брат Ди-Джей. Но вместо того, чтобы сомкнуть уста и смиренно проследовать к священной гильотине, парень, мало того, что начал пережевывать корри, так еще и, подозрительно взглянув на Масуда, спросил: «Что дальше?»

Верховный жрец на мгновение оторопел. Еще никто не позволял себе такой дерзости. Но, посмотрев в глаза парню, он не увидел там никакой мистической глубины. Там не было ни зеленых долин, ни пустыни из золота – никакого небесного царства… Ничего, кроме блеска в глазах, выражающих сумасшествие в преданном взгляде брата. И только по краям едва заметным тоненьким ореолом была видна погребенная под расширенными зрачками зеленая радужная оболочка больших честных глаз молодого человека.

Жрец не придал особого значения этим отклонениям от нормы. «Все равно ему уже крышка», – подумал он и, отойдя в сторону, сказал:

– Ложись, брат мой! Врата Полумира открыты сегодня только для тебя. Так воспользуйся же этой уникальной возможностью!

Ди-Джей последовал словам Масуда Вармажа и прилег на ледяную металлическую столешницу. Над его телом нависло огромное двухметровое лезвие весом в полтонны. По характерным зазубринам было явно видно, каким опытом обладало лезвие, честно служа людям на посту жестокого, но ответственного палача. Но, как и дети Масуда, однажды вкусившие человеческую кровь, лезвие все больше нуждалось в постоянном утолении чувства непреодолимой жажды, поэтому довольно часто удовлетворяло это дикое желание, согревая свою плоть теплыми соками очередной жертвы.

– Дай мне свою правую руку, брат мой, друг мой! – попросил Ди-Джея Вармаж. – Через мгновение твое тело перестанет существовать. Оно, наконец, освободит твою душу от хрупких оков этого бренного мира, и ты воссоединишься с Великим Брахмой, с нашим Отцом, в прекрасном священном Полумире. Я больше не смею задерживать тебя здесь. Тебе пора покинуть нас, Брат Ди-Джей! – провозгласил жрец ритуальные слова Перехода, не отпуская руку парня из своей пухленькой влажной ладошки. – Брат Вазу, ставьте Свечу Вершителя. Пусть ее пламя освещает путь нашего любимого брата в Полумире, – обратился он к одному из присутствующих, после чего поправил медальон на груди Ди-Джея так, чтобы тот оказался посередине, там, где лезвие повстречается с телом. Затем жрец прикрыл глаза и присоединился к остальным братьям в чтении прощальной молитвы.

Ди-Джей умиротворенно закрыл глаза, готовясь воссоединиться со своим любимым отцом – Великим Брахмой. Свеча Вершителя, что должна была превратить его в память, потихоньку разогревала своим желтым чадящим пламенем натянувшийся в струну канат, что удерживал гильотину. Постепенно волокна повива начали характерно потрескивать, будто говоря этаким мудрым стариковским тоном: «Отсчет пошел, Ди-Джей, скоро твои мучения в этом мире закончатся!»

Молитва Братьев постепенно подходила к концу, но гильотина почему-то никак не опускалась.

Вармаж приоткрыл левый глаз и увидел, что свеча погасла. Чтобы не привлекать внимания братьев, он попытался отпустить руку Ди-Джея, дабы незаметно пробраться к Свече Вершителя и снова зажечь ее, но парень намертво вцепился в его кисть и не собирался отпускать, ожидая, пока гильотина не отделит его душу от тела.

– Брат Вазу, – прошептал жрец, – не могли бы вы… – намекнул он тому, что стоял ближе всех к свече.

Остальные братья не могли этого не услышать. Двое из них запнулись, приоткрыли глаза, но вовсе не прекратили читать молитву.

Свеча Вершителя снова воспылала. В этот момент Ди-Джей вдруг почувствовал какое-то странное ощущение, будто какая-то неведомая сила, необъяснимая, мистическая, зашевелилась у него в животе и настойчиво пытается подняться вверх – к голове. Она словно попытается захватить его, овладеть всем его телом. Но ей как будто бы что-то не дает этого сделать, мешает: может быть, слишком сильная вера парня в священность ритуала… Тогда она попыталась воплотиться в голос, который Ди-Джей уже слышал ранее. Снова, как будто отразившись от изумрудных стен воображаемой обители его души, этот голос, похожий на эхо, сказал… нет, не сказал, а прокричал лишь несколько знакомых ему фраз: «Борись за свет, что исходит от тебя, и за музыку, которую еще не сотворила твоя душа!» – и снова умолк… оставив ему лишь сомнения. И, будто уходя в бесконечно глубокие дали этой новой обители души, ему, распятому по собственной воле на грязной столешнице гильотины, выдуманной кем-то ненавистным, ревнивым и жалким, голос, стихая, отсчитывал: «Семь… шесть… пять…, – все воздушнее и незаметнее звучал он, сопровождаемый извне мелодией трескающихся волокон каната, – четыре… три…, – снова сделался он громче и настойчивее, – два…, один!!! – побеждающе прогремел он, оглушив Ди-Джея раскатом озарения. Парень с криком вскочил со столешницы, потянув за собой верховного жреца, и Вармаж со своим толстым тельцем оказался на столе как раз в тот момент, когда треснула последняя нить каната и с особой иронией прозвучало: «Щ-щ-щелк!» – гильотина со свистом скользнула вниз и вмиг отсекла верховному жрецу голову и правую руку, которую Ди-Джей так и не отпустил. Красный дастар с золотым значком в области лба, означающим «Поцелуй Брахмы», слетев с отсеченной головы до недавних пор могущественнейшего во всей Индии человека, и бесшумно покатился по полу прямо к ногам еще несколько мгновений назад обреченного на погибель Ди-Джея.

Посторонившись, Старшие Братья Брахмы замерли в ожидании того, что же дальше сотворит этот странный парень, так часто нарушающий законы, написанные мудрейшим жрецом, выдававшим свои слова за слова обожаемого и почитаемого ими Бога. Но Ди-Джей лишь спокойно наклонился вниз, аккуратно поднял дастар, смахнул с него серую пыль и, не предлагая никаких альтернатив, уверенно надел его на свою блестящую, только что выбритую чистую голову.

– Чтобы вы знали, братья, это не было моим выбором. Просто наш отец, Великий Брахма, попросил меня еще ненадолго здесь задержаться! – нарушил Ди-Джей театральный плотный занавес тишины, повисший в воздухе. – Ах да! И еще он просил прислать ему на службу кого-нибудь более мудрого. Времени для обсуждений не было. Естественно я подумал, что лучше нашего мудрейшего жреца на эту должность никто не подойдет. А если кто-то считает иначе, то может отправиться вслед за ним в Полумир и предложить свою кандидатуру! – закончил Ди-Джей.

В воздухе воцарилось гробовое молчание. По традиции, следующим этапом данного ритуала следовало «Испитие» крови павшего брата. Братья молча потянулись за своими чашами, выстроившись вокруг чана, куда стекала алая жидкость.

– Ну что ж, настал момент ритуального «Испития»… – проговорил брат Вазу и зачерпнул своей чашей густую алую жидкость, покинувшую тело проклятого дитя Брахмы.

Остальные пять старших братьев не знали, что им делать. Зато взгляд Ди-Джея был ясным, а действия быстрыми и решительными. Размахнувшись, он молниеносно выбил из рук брата Вазу стеклянный сосуд. Тот ударился о стену и разбился на мелкие осколки, оставив на плитке стекающий к полу алый след, чудесным образом напоминающий медальон «Поцелуй Брахмы», состоящий из круга и двух параллельных горизонтальных линий внутри. Еще никто из старших братьев не видел столь мистического проявления их веры.

– Эта кровь отравлена! Мы больше не станем совершать этот обряд и пить соки, рвущиеся наружу из тел наших братьев. И поедать себе подобных мы тоже больше не будем! – брезгливо закричал он. – Для нашего культа наступают новые времена. Портал закрыт и, в случае чего, наш отец – Великий Брахма, уже не сможет нам помочь. Он слеп… он далеко от нас. Теперь мы сами по себе, братья! – сказал Ди-Джей и уверенно пошел к выходу. Но перед самым проемом, ведущим на улицу, парень приостановился, чувствуя, что за его спиной никто так и не сдвинулся с места. Ди-Джей не оборачивался, всецело осознавая, что сейчас решается судьба всей колонии: и либо братья последуют за ним и пойдут до конца, либо же останутся на месте и культ Великого Брахмы навсегда перестанет существовать. И то зверье, что припало, как к лакомой кости, к великой вере, лишившись своего предводителя, в этом хаосе просто перебьет друг друга.