Текст книги "Ленинград: архитектура советского модернизма 1955-1991. Справочник-путеводитель"

26. АНСАМБЛЬ СВЕРДЛОВСКОЙ НАБЕРЕЖНОЙ 1960–1971

АРХИТЕКТОРЫ А. ВАСИЛЬЕВ, А. КОЗУЛИН, В. ЛОВКАЧЁВ, С. ПОГОНИЧЕВ

ИНЖЕНЕРЫ В. ИЛЬИНА, Л. КОСАРЕВ

СВЕРДЛОВСКАЯ НАБЕРЕЖНАЯ, 60–64, БОЛЬШЕОХТИНСКИЙ ПРОСПЕКТ, 6–14

НОВОЧЕРКАССКАЯ

Первый в СССР образец многоуровневого пешеходного пространства

В развернувшейся в 2019 году дискуссии о дополнении ансамбля Смольного монастыря колокольней, имевшейся у Растрелли в замысле, никто не побеспокоился о том, что она может зрительно подавить не только монастырь, но и ансамбль Свердловской набережной на противоположном берегу Невы. Тогда как 60 лет назад определяющим фактором при проектировании последнего было именно наличие первого. Ленинградские архитекторы успешно справились с «искушением подавить XVIII век всей строительной мощью века нынешнего»[264]264
  Шмаков С.П. Ансамбль на Неве. Застройка набережной Большой Охты // СиАЛ, 1971, № 2. С. 9.


[Закрыть] – и построили не Новый Арбат, как их лихие московские коллеги, а шесть скромных 8-этажек в два ряда и две башни по 13 этажей.

➧Это говорит не только о том, что «строительная мощь» концентрировалась в Москве, и не только об ином отношении к прошлому, но и о специфике петербургской оптики. Все-таки Нева здесь широка (300 с лишним метров) и в одном кадре два этих берега оказываются не слишком часто, а точек, откуда новый комплекс мог бы «наложиться» на монастырь, еще меньше. То есть вызов этот был скорее символическим, но для советского архитектора еще и мучительным: как, не затмив Растрелли, создать ему визави, достойного своего времени?

О. Почтенный. На Свердловской набережной. 1975

➧Ответ на этот вопрос так и не нашли, хотя искали честно: в 1960 году Ленпроект объявил внутренний конкурс на застройку участка – тогда еще именовавшегося «набережной Большой Охты». В конкурсе участвовали сильные мастера (Сперанский, Гольдгор, Барутчев, Васильев), и у всех были какие-то свои яркие ходы: высотный акцент на изгибе реки, площадь на оси собора, эспланада в двух уровнях[265]265
  Барагин Д.Д. Застройка прибрежной части Большой Охты // СиАЛ, 1961, № 4. С. 5–8.


[Закрыть]. Но, рецензируя эти проекты, Дмитрий Барагин все время употребляет слово «беспокойный», словно бы намекая, что не стоит так уж беспокоить Растрелли. В итоге работу над участком продолжили авторы не самого звонкого проекта (команда Александра Васильева), но это была не обычная советская трусость, а вызывающая ленинградская мудрость.

И. Мецхваришвили, М. Вланина и др. Конкурсный проект застройки Свердловской набережной, 1960

➧Большая Охта, как и Охта Малая, – это «парадиз мастерских и аркадия фабрик», которые возникли на местах былых дач, и слова Соломона Волкова о том, что стихотворение Бродского «От окраины к центру» (1962) «заново открывало официально как бы несуществующую – по крайней мере, в поэзии – сторону Ленинграда»[266]266
  Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским. М., изд-во «Независимая газета», 1998. С. 27.


[Закрыть], можно смело распространить и на архитектуру, в которой правый берег (до Финляндского вокзала) тоже практически отсутствовал. Освоение его районов (обе Охты, Полюстрово, Ржевка-Пороховые) началось в те же 1960-е годы, но у застройки береговой линии была особая задача: придать реке в этой части столь же благородный вид, как и в центре. Комплекс на Свердловской набережной рассматривался как пилотный проект, за которым должны были последовать 14-этажные офисные башни у Арсенальной улицы (где к ней должен был выйти так и не построенный мост с левого берега), жилые дома той же высоты у Заневского парка и 30-этажная гостиница на Малоохтинской набережной[267]267
  Афонченко А.А., Свешников В.К. Правый берег Невы. Проекты реконструкции набережных // СиАЛ, 1964, № 4. С. 23–27.


[Закрыть].

Проекты застройки правобережной набережной. Начало 1960-х

А. Васильев. Проект застройки Свердловской набережной. 1954

➧Вопрос о том, нужны ли тут вообще новые вертикали, все время обсуждается и резоны кажутся убедительными: «Проектируемые районы настолько обширны, что здесь невозможно ограничиться только Смольным собором как единственной высотной доминантой»[268]268
  Правый берег Невы. Проекты реконструкции набережных // СиАЛ, 1964, № 4. С. 26.


[Закрыть]. Но главная проблема не столько в Смольном, сколько в том, что строить напротив него решено жилье. А что можно было выжать из жилья в начале 1960-х, когда страна взяла курс на экономию и стандартизацию, а такие образцы жилых ансамблей, как Тверская, Крещатик и Московский проспект, предала временной обструкции? Правда, делая в 1954 году дипломный проект на эту территорию, Васильев не видит проблемы в совмещении панельной конструкции с классическим декором, но потом гайки будут закручены, пояса затянуты, а в качестве послабления разрешат строить ансамбль Свердловской набережной не из панелей, а из кирпича. Но и им распоряжаться надо очень было экономно.

➧Единственной художественной возможностью остается контраст. Этот ход становится типичным для хрущёвской архитектуры: за неимением почти ничего, все решать контрастом этого «ничего» хоть с чем-нибудь. Барочного силуэта собора – с простыми объемами, вертикального – с горизонтальным, массы – с паузами. Именно так и собирает композицию Васильев: длинные пластины разрываются высокими башнями. Тире – точка – тире – точка – тире. Ход нехитрый, скоро он станет повсеместным, но здесь можно уловить дух супрематизма – в отличие, например, от Новоизмайловского проспекта[14], который в то же время и на том же приеме строит Сергей Сперанский. Там пространство предельно разреженно, а тут, наоборот, спрессовано, но там и контраст резче: 5 этажей против 12. Здесь же «точки» едва-едва выглядывают за длинными «тире»: мало того, что они явно низковаты, они еще и отодвинуты на заднюю границу квартала – все с той же целью не затмить Растрелли.

➧По интернету кочует история (хорошо рисующая мутацию представлений о Советском Союзе) про то, как архитектурное начальство велело «для большей вместительности» прибавить один этаж, а Васильев «добился отмены этого решения – сохранил пропорции и типичную петербургскую горизонталь»[269]269
  Виноградова Е. Двойное подчеркивание Петербурга // Фонтанка. ру. Петербургская интернет-газета. Б/д.


[Закрыть]. Сам зодчий в интервью 1965 года рисует более сложную картину: секретарь горкома партии спросил авторов, не высоковаты ли дома, а те и сами сомневались, и радостно высоту опустили: с 9 до 8 этажей в домах-«тире» и с 16 до 13 в домах-«точках»[270]270
  Рискин А.И. Там, за Невой, у завтрашней набережной… // СиАЛ, 1969, № 3. С. 26.


[Закрыть]. Казалось бы, этажом больше, этажом меньше – такая ли уж большая разница? Но опять-таки – не для Ленинграда, «где шпиль, мерцающий за шторой, – привычной обстановки часть».

➧Однако, снизив высоту, авторам действительно приходится наращивать («для большей вместительности») плотность застройки, и в конце концов они доведут ее до рекордных 10 900 кв. м на гектар[271]271
  Князев А.И. К берегам Невы. Застройка набережных Калининского района // СиАЛ, 1965, № 11. С. 18.


[Закрыть]. Новоселам большой радости это не приносит: планировки здесь практически те же, что и в хрущёвках, разве что кухни стали чуть больше: 7–8 кв. м вместо 5–6. Санузлы остались совмещенными, прихожие – такими же крохотными, потолки все те же 2,5 м, половина «двушек» – со смежными комнатами. И если в строящемся одновременно втором доме Ленсовета[15] похожую глубину комнат компенсируют «французские» окна в пол, то тут ее искупает только река в окне. Но с вида чай не пить, да и счастливчиков таких – лишь четверть ото всех жителей комплекса. На технике тоже экономили: дома-«тире» собраны из секций по 10 квартир, но при этом на всю секцию – один лифт. В «точках» – только крошечные «двушки» (от 27 до 35 кв. м), и лишь балконы, сплошь опоясавшие башни, хоть как-то утешают.

Эспланада Свердловской набережной. 1970-е

➧Эти балконы – то немногое, что еще возможно на уровне деталей. Васильев, строивший в 1950-е годы негромкие, но красивые образцы неоклассики (Невский, 184, проспект Обуховской Обороны, 79–81, Новгородская, 5), именно деталями всегда и добивался выразительности: то это угловая ротонда, то портик, то руст. И даже в самом первом панельном доме на улице Полярников[1] сумел протащить отделку декоративной плиткой. Теперь же остались только балконы – но зато их Васильев использует на всю катушку. Башни ими он обвел по всему периметру (в Москве так будет сделан жилой комплекс «Лебедь», в Алма-Ате – «Три богатыря», оба позже), а длинные дома получили грозди балконов на углах: и хотя это все та же тема контраста «чего-то с ничем», образ получился яркий, напоминающий как о конструктивизме, так и о Кензо Танге (префектура в Кагаве, 1959).

➧Но Васильев понимает, что все равно этого мало, и, как боец на передовой, цепляется за ту единственную высоту, которая здесь есть, – за высокий берег Невы. Ему советовали его срезать, чтобы стало как везде, но он, наоборот, сделал так, как нигде. При этом – не оригинальничая, а отталкиваясь именно от своеобразия места: такой перепад рельефа – в 3 метра! – для Питера редкость. Васильев поднял весь комплекс на этот холм, как на пьедестал, что позволяет воспринимать его как единое целое (невзирая на большую протяженность), но при этом не превратил его в оторванную от города крепость (каков, например, жилой комплекс Тюдор-Сити в Нью-Йорке (1932) – также стоящий на скале на берегу реки). Наоборот, Васильев накрепко связал комплекс с ландшафтом, устроив два двухъярусных дворика. Набережная затекает в них и становится их первым уровнем, Большеохтинский проспект забегает со своей стороны и становится – вторым. Оформляют всю эту историю террасы, спуски, мостики, подпорные стенки. «На минимальный перепад рельефа… авторы набросились с творческой жадностью и выжали из этого обстоятельства максимум затей»[272]272
  Шмаков С.П. Указ. соч. С. 10.


[Закрыть], – пишет Сергей Шмаков в рецензии, равной которой по блеску журнал «Строительство и архитектура Ленинграда» еще не знал. Но и повод, конечно, был из ряда вон выходящий.

План типового этажа в 14-этажной башне.

План секции в 9-этажном доме

Общий вид Свердловской набережной. 1970-е

➧О том, чтобы расчленить город по вертикали в соответствии с движущимися по нему потоками, зодчие и художники грезят всю первую половину ХХ века. В 1913 году Харви Уайли Корбетт рисует разрезанный на уровни «Нью-Йорк будущего», разводит три типа транспорта Антонио Сант-Элиа в проекте «Нового города» (1914), Людвиг Хильберзаймер режет на слои «Высотный город» (1924), а доводит все это до блеска, как всегда, Ле Корбюзье – в Плане Вуазен (1925). Но главной темой всех этих фантазий является транспорт, на фоне которого человек превращается в букашку, поэтому они не только будоражат, но и пугают – логично разверзаясь кошмаром «Метрополиса» Фрица Ланга (1927). После Второй мировой человечество осеклось, о человеке задумалось, а самым ярким воплощением мечтаний о многослойном городе стал лондонский Барбикан (1965–1976), где первую скрипку играют именно пешеходные пространства в разных уровнях: эспланады, мостики, лесенки. Барбикан, конечно, устроен сложнее и интереснее, но любопытно, что комплекс Васильева схож с ним не только этим: там есть и контраст 42-этажных башен с низкими домами, и балконы, опоясавшие последние.

Один из двориков. 1970-е

Вид из дворика на Смольный монастырь. Начало 1980-х

➧В СССР же первым образцом многоуровневого (не подземного) пространства стала именно Свердловская набережная. В 1979 году Михаил Бархин приводит ее как главную иллюстрацию к этой теме – правда, «небольшую и в зачаточной форме сделанную»[273]273
  Бархин М.Г. Архитектура и город. Проблемы развития советского зодчества. М., Наука, 1979. С. 67.


[Закрыть]. Здесь действительно не шла речь о разведении потоков: машины продолжали жить своей жизнью, ничего от этой разноуровневости не выиграв. Даже немного и проиграв: набережную пересекли пешеходные переходы, и теперь приходилось чаще тормозить. Правда, в одном из конкурсных проектов была идея прорыть пешеходные туннели под набережной, но при тогдашнем трафике это не казалось остро необходимым. В итоге для того, чтобы добраться до реки, люди должны были спускаться на «автомобильный» уровень набережной и ее пересекать. (А сейчас посреди трассы появился отбойник, и жители оказались уже совсем отрезаны от воды.)

➧Впрочем, на набережной, констатирует Шмаков, «изобретательность покидает авторов»[274]274
  Шмаков С.П. Указ. соч. С. 10.


[Закрыть]. Нет ни водной архитектуры (заводей, каналов, мостков – что опять же имелось в других проектах), ни зеленой: просто деревья, в две шеренги выстроившиеся вдоль берега. Но как-то всерьез оформить этот берег было и невозможно. Хотя это и не сама излучина, а прилегающая к ней территория, но здесь те же проблемы: скорость течения тут больше и река бьет в берег сильнее. В 1927 году в этих местах произошел сильный оползень: проезжая часть осела на 2,5 метра, сместившись на 3 метра к реке. Оползни случались и позже, из-за чего с набережной пришлось снять трамвайное движение. В процессе строительства комплекса набережную укрепили, одев 1274 ее метра в розовый гранит, но от каких-либо затей отказались.

➧Тем не менее, дворики дали совершенно новый тип среды; Бархин квалифицирует пространство как «интересное и красивое». То есть, в отличие от всех вышеописанных утопий, оно имело исключительно гуманистический, а не прагматический смысл: сделать повседневную (что особенно важно) жизнь людей богаче и разнообразнее. И, конечно, безопаснее: недаром в фильме «Необыкновенные приключения Карика и Вали» (1987) дети целыми днями в этих дворах пропадают. Потом, правда, они хлебнут эликсир профессора Енотова и уменьшатся до размеров букашек, но характерно, что эта неприятность произойдет с ними не в этом комплексе, а в сталинском доме на противоположной стороне Большеохтинского проспекта.

Кадр из фильма «Необыкновенные приключения Карика и Вали». 1987

➧Кроме этих парадных двориков, у жителей были и более интимные дворы – спрятанные от ветров между длинными домами, а кроме того, собственный променад – на верхнем уровне, вдоль обращенных к Неве витрин магазинов. Все это вместе создавало очень европейский образ места – если бы еще не «отвратительное качество и чудовищная эксплуатация»[275]275
  Васильев Г.А. Александр Васильев // Архитекторы об архитекторах. Ленинград – Петербург. XX век. Сост. Ю.И. Курбатов. СПб., Иван Фёдоров, 1999. С. 414.


[Закрыть], о чем спустя 30 лет взгрустнет сын Васильева. Впрочем, это было очевидно уже и современникам: «Средств было достаточно, однако очень много их поглотили неоднократные переделки – следствие низкого качества строительства»[276]276
  Шмаков С.П. Указ. соч. С. 10.


[Закрыть]. Это было бедою почти всех больших советских жилищных экспериментов, начиная с 1920-х годов – а с ними Свердловскую набережную роднит также идея о том, что скромность собственно жилища компенсируется богатством общественной инфраструктуры. Все первые этажи домов заняли всевозможные магазины и службы быта, детский сад и поликлиника.

В читальном зале Библиотеки им. В.В. Маяковского. Конец 1970-х

➧Из магазинов легендой стал универмаг «Юбилей» для новобрачных и юбиляров. Отоваривали там только по талонам, но ассортимент был таков, что ради какой-нибудь заветной шмоточки граждане пускались даже на фиктивные браки. Учреждениями городского значения были и Выставочный зал Союза художников, и юношеский зал Публичной библиотеки с широкой винтовой лестницей. Зал был популярен потому, что в него пускали без студенческого билета, правда, и добраться сюда было не так-то легко: транспортное сообщение с другими частями города оставляло желать лучшего.

➧Главным же общественным центром комплекса мыслилась площадь по оси Смольного собора. На восточной ее стороне должен был встать кинотеатр (по типовому ленинградскому проекту), а на южной – здание, которое в первой версии называлось ни больше ни меньше как «Дворцом счастья». Потом оно стало Дворцом молодёжи, потом – Дворцом культуры металлического завода, но в реальность так и не воплотилось. Единственное, что было реализовано на этом южном фланге, – не слишком удачная гостиница «Охтинская».

Проект площади по оси Смольного собора

➧Но еще досаднее зияние на северном фланге: встав в линию и отклонившись от начинающей изгибаться Невы, комплекс оставлял треугольную площадку под еще одну гостиницу, которой придавали большое значение как главному акценту всей композиции. Но она так и не была построена, ее площадку заняла бензоколонка, а за ней уже в 2004 году вылезло мурло ЖК «Платинум», единственное достоинство которого заключается в том, что на его фоне скромный ансамбль Васильева выглядит шедевром архитектуры и градостроительства.

27. ДВОРЕЦ КУЛЬТУРЫ «НЕВСКИЙ» 1958–1973

АРХИТЕКТОРЫ Е. ЛЕВИНСОН, Б. ГРИГОРЬЕВ, И. РАЙЛЯН, Ю. СИТНИКОВ, Ю. ЗЕМЦОВ

ИНЖЕНЕРЫ Е. ГОЛУБЕВ, А. ПИТЛЮК

ПРОСПЕКТ ОБУХОВСКОЙ ОБОРОНЫ, 32

ЕЛИЗАРОВСКАЯ

Заводской ДК, ставший гнездом андеграундной культуры, – в ожидании новой жизни

Мирно ветшающий на зеленом, вполне деревенского вида, берегу реки Дворец культуры приветствовали в 1973 году как «великолепное здание», призванное «держать» значительный ансамбль[277]277
  Щербин В.Н. Дворец культуры завода имени В.И. Ленина // СиАЛ, 1973, № 4. С. 3.


[Закрыть]. Оно и правда отличное – крупное, но компактное, с приветливо распахнутым фасадом. Сильно вытянутые по вертикали окна столь многочисленны, что делают стены почти ажурными, снимая впечатление массивности. Легкий излом крыши, поднимающейся к торцам, дает намек на полет, столь важный для эстетики шестидесятых.

➧Рецензия в журнале «Строительство и архитектура Ленинграда», написанная учеником Левинсона Владимиром Щербиным, хорошо знавшим творчество мастера, обращает внимание читателя на двойственность архитектурного решения. С одной стороны, здание отличается «простотой и, в хорошем смысле, суровостью, в чем-то, быть может, сближающейся с революционной романтикой архитектуры 1920-х годов», с другой – ему присуща «ясность симметричной композиции, близкой к композициям архитектурных произведений классицизма»[278]278
  Щербин В.Н. Дворец культуры завода имени В.И. Ленина // СиАЛ, 1973, № 4. С. 3.


[Закрыть].

➧Действительно, рабочие клубы и дворцы культуры 1920-х – начала 1930-х годов обычно имеют павильонную планировку, в которой разные функции распределены по отдельным объемам, связанным между собой крытыми переходами. Таков и Дворец культуры имени Ленсовета, спроектированный Евгением Левинсоном и Владимиром Мунцем в 1930 году[279]279
  ДК Ленсовета закончен в 1938 году и в ходе доработки проекта получил сложную пластику и декор.


[Закрыть]. В «Невском» же все функции упакованы в единый объем: клубные помещения помещены над залом и фойе. Такая компоновка унаследована от первой версии проекта, созданной Евгением Левинсоном и Борисом Григорьевым в 1953–1954 годах. Тогда Левинсон сделал ДК похожим на Биржу Тома де Томона, что логично, учитывая роль здания в продолжении ансамбля невских набережных к югу. В 1958 году началось строительство, но развернувшаяся борьба с «излишествами» сделала невозможным возведение здания с большим количеством колонн, а без них образ пропадал. Переработанный проект, совсем иной по эстетике, имеет тот же контур.

Проект 1954 года

Проект 1964 года

➧В 1964 году, когда новый проект был впервые опубликован, рецензировавший его архитектор Билибин писал: «Архитектурно-пластический образ такого здания, как Дом культуры, не имеет канонизированного решения»[280]280
  Билибин И.Д. Дворец культуры завода имени В.И. Ленина // СиАЛ, 1964, № 11. С. 34.


[Закрыть]. Это, конечно, не совсем так: вполне четкая типология была как у домов культуры рубежа 1920–1930-х, так и у сталинских. Разработанный в 1940-х годах типовой проект Константина Бартошевича был реализован с небольшими вариациями 48 раз. В этом проекте клубные помещения играли второстепенную роль по сравнению со зрительным залом и обнимали его со всех сторон. Этой типологии следовал и Левинсон в первом проекте ДК «Невский». К 1970-м сложится новый тип ДК, где самодеятельности и спорту снова будет отводиться больше места, а композиция станет более дробной и асимметричной.

➧Но в начале 1960-х общепринятого решения действительно не было. Нельзя было его позаимствовать на Западе, потому что советские дворцы культуры по своей программе сильно отличались от общественных центров, строившихся в европейских городах. Больше всего «Невский» похож на БКЗ «Октябрьский»[17], как будто Левинсон, увидев проект коллег, решил показать им (а четверо из пятерых авторов БКЗ были его учениками), как делать хорошую архитектуру. Он взял удачное решение фасада со стеклянной стеной фойе между двумя широкими откосами и ведущей к многочисленным прозрачным дверям широкой низкой лестницей и поправил пропорции, силуэт и трактовку стен. По сравнению с расползшимся, массивным «Октябрьским», «Невский» строен и изящен.

Разрез

План 2-го этажа

План 1-го этажа

➧Конечно, задача Левинсона была проще в том отношении, что его дворец стоял не в плотной исторической застройке, а на зеленом берегу Невы[281]281
  Корпуса цехов, довольно близко подходящие к ДК справа, были построены позже.


[Закрыть]. Компактность плана объясняется не только желанием использовать уже заложенный фундамент, но и необходимостью сделать здание достаточно высоким, чтобы оно просматривалось с противоположного берега Невы. Над параллелепипедом, где находится зал с двухсветным фойе, поднимается коробка сцены, к которой приставлены со стороны проспекта Обуховской Обороны расположенные друг над другом репетиционный (он же танцевальный) и гимнастический залы, а по сторонам от них – лекционный зал на 250 мест, библиотека и комнаты для занятий кружков. Входы в клубную часть расположены на боковых фасадах, благодаря чему она может функционировать независимо от зрительного зала, но в то же время ведущие к клубным помещениям лестницы служат и эвакуационными выходами из зала.

➧Главный зал на 1020 мест приспособлен и для театральных спектаклей (у сцены есть коробка с колосниками, поворотный круг и кулисы, за которыми расположены артистические и бутафорские), и для концертов, и для кинопоказов. Он имеет овальную форму, уже опробованную Левинсоном в ДК Ленсовета, и выглядит очень уютным. Сиденья расходятся от сцены по радиусам, благодаря чему каждому месту в партере, как и на балконе, обеспечена хорошая видимость. Зал обшит светлым деревом – материалом, улучшающим акустику, а главный декоративный элемент в нем – потолок, разбитый на шестигранные соты, куда вмонтированы светильники.

Интерьер зрительного зала. 1973

➧В чем «Невский» проигрывает «Октябрьскому», это в материалах: заводской ДК не мог претендовать на те же ресурсы, что объект общегородского значения, да еще «юбилейный». Левинсон хотел выполнить трехмерную решетку потолка из золотистого анодированного алюминия, но удалось достать только грубоватые профили черного металла, которые пришлось покрасить. Интерьеры удалось со вкусом отделать недорогими материалами, но с фасадами так не получилось. На неудачные материалы наружной облицовки – зеленоватую керамическую плитку наверху и серую цементную плитку внизу – обратили внимание все, писавшие о здании. «Правда, этот упрек не может быть целиком адресован авторам», – пишет Билибин. И грустно продолжает: «Справедливости ради, нужно признать, что палитра облицовочных материалов, которой пользуются ленинградские архитекторы, чрезвычайно бедна, а цвета ее унылы»[282]282
  Билибин И.Д. Дворец культуры завода имени В.И. Ленина // СиАЛ, 1964, № 11. С. 35.


[Закрыть].

➧Но все же можно предположить, что серую цементную облицовку Левинсон выбрал не от безысходности, а стремясь добиться эффекта, схожего со своими ранними постройками. Терразитовую штукатурку к шестидесятым делать разучились, а цементную плитку могли и усовершенствовать. Перекличкой с работами 1930-х годов можно объяснить и элемент, вызвавший недоумение у рецензентов, – округлую «ширму» перед фасадом, обращенным к Неве. Она прикрывает ворота сцены, к которым с двух сторон ведут пологие пандусы для завоза декораций, но еще и вводит в композицию в остальном прямоугольного здания изгиб, рифмующийся с дугой дома на Карповке и с выступом зала ДК Ленсовета, ведь в «Невском» овальные очертания зала читаются только в изгибе фойе.

➧Архитекторы планировали в дальнейшем заняться оформлением набережной и реорганизацией прилегающей территории, но этого не случилось. Евгений Левинсон в 1968 году умер, а его соавторам, очевидно, не хватило авторитета, чтобы повлиять на руководство завода имени Ленина, которому принадлежал ДК. Город же во второй половине 1960-х сосредоточил усилия на «Морском фасаде», а не на берегах Невы. Генплан 1966 года предусматривал постепенный вывод промышленности из города, и в ожидании этого обширная промзона вдоль левого берега Невы была как бы законсервирована.

➧Так и остался «Невский» среди заводских территорий, вдали не только от метро, но и от жилья, даже от кварталов левинсоновской мастерской в районе Щемиловки[2], [4]. За исключением дней, когда в ДК проводились комсомольские конференции, вручение паспортов и прочие официальные мероприятия районного масштаба, им пользовались в основном рабочие Машиностроительного завода им. В.И. Ленина. Для них он и строился, но все же желающих после смены смотреть спектакли или заниматься в кружках было маловато.

Выставка неофициального искусства в фойе. 1975

➧Возможно, поэтому руководство ДК допустило туда неофициальную культуру. В сентябре 1975 года просторное фойе заполнили стенды с работами Александра Арефьева, Владимира Овчинникова, Евгения Абезгауза, Евгения Рухина, Анатолия Басина, Юрия Жарких и других художников, предпочитавших социалистическому реализму абстракцию или символизм. Потом эти художники назвали себя «Газа-невским движением», по месту проведения двух выставок. Если первая, в ДК Газа, продлилась всего четыре дня, с 22 по 25 ноября 1974 года, то «Невский» принял у себя выставку на 10 дней, а желающие ее посмотреть выстраивались в шестичасовую очередь на берегу Невы[283]283
  См.: Андреева Е.Ю. Художники «Газа-невской культуры». Л., Художник РСФСР, 1990.


[Закрыть]. В «Невском» прошел первый концерт в Ленинграде московского джаз-рокового ансамбля «Арсенал» (1974) и первый крупный концерт Ленинградского рок-клуба (1981), после чего Дворец культуры стал одной из основных площадок рока.

➧В девяностые андеграундная слава осталась позади, и в целом деятельность Дворца культуры стала сворачиваться. До конца десятилетия там еще работали кружки, в 2000-х проводили дискотеки, а в 2015 «Невский» закрыли. Завод, которому он принадлежит, вполне успешно работает, но рабочих стало гораздо меньше, и смысла содержать такой непрофильный актив администрация не видит. Площади современному производству тоже надо меньше, так что соседние с ДК цеха также пустуют. Промзону постепенно начинают застраивать жилыми комплексами, и это создает угрозу существованию здания Левинсона. Но начавшаяся переоценка унаследованной от советских времен социальной инфраструктуры и распространение практики возрождения дворцов культуры как современных культурных центров дает надежду, что при замене заводов жильем у «Невского» наконец появится шанс стать культурным и архитектурным «якорем» района.