Текст книги "Ленинград: архитектура советского модернизма 1955-1991. Справочник-путеводитель"

46. УЧЕБНО-РЕПЕТИЦИОННЫЙ КОРПУС ДВОРЦА ПИОНЕРОВ (ТЕАТРАЛЬНО-КОНЦЕРТНЫЙ КОМПЛЕКС «КАРНАВАЛ») 1970–1986

АРХИТЕКТОРЫ И. НОАХ, Н. КУЛИКОВА

НЕВСКИЙ ПРОСПЕКТ, 39д

ГОСТИНЫЙ ДВОР, НЕВСКИЙ ПРОСПЕКТ

Самая крупная советская новостройка в центре города: модернистский театр, спрятанный в глубине классического ансамбля

Ленинградским детям не повезло, как московским или киевским, получить в 1960-х годах новый современный дворец пионеров, в котором было все необходимое для развития людей коммунистического будущего. Им повезло по-другому: еще в 1937-м пионерам отдали настоящий дворец, один из императорских, и в самом центре – на углу Невского проспекта и Фонтанки. Ансамбль Аничкова дворца, над которым потрудились Растрелли, Старов, Росси и Кваренги, был тогда приспособлен для новой функции Александром Гегелло и Давидом Кричевским.

➧Но как бы ни был просторен Аничков дворец, к 1960-м он стал тесен для разросшихся кружков и студий Дворца пионеров. Кроме того, у него был большой недостаток: отсутствие театрального зала. Кинозал, устроенный Гегелло и Кричевским, вмещал только 250 человек и не был рассчитан на проведение спектаклей, а с 1956 года в составе Дворца пионеров действовал настоящий театр, причем необыкновенный. Театр юношеского творчества, ТЮТ, как его называют, был задуман своим создателем Матвеем Дубровиным как педагогическая система, основанная на самоуправлении и вовлечении каждого участника во все аспекты подготовки спектакля. Те же дети, что играли на сцене, должны были работать в одном из десяти цехов (бутафорском, пошивочном, осветительском и т. д.), овладевая театральной профессией и навыками коллективной творческой работы. Из ТЮТа вышли десятки известных актеров и режиссеров, включая Льва Додина и Сергея Соловьёва. И этот театр, не говоря уже о всевозможных музыкальных и танцевальных коллективах Дворца пионеров, остро нуждался в помещениях и сцене.

➧В такой ситуации архитектурное великолепие и центральное расположение дворца обернулись серьезным минусом: мало того что все вокруг застроено и плотно заселено, это еще и территория объединенной охранной зоны центра, предусмотренной в Генеральном плане Ленинграда 1966 года и утвержденной Ленгорисполкомом в 1969 году.

А. Гегелло, Д. Кричевский. Проект зала подвижных игр и танцев в бывшей церкви Аничкова дворца. 1936

Новые корпуса Дворца пионеров, построенные в 1936–1938 гг. 1939

➧Директор Дворца пионеров Галина Чернякова, которую ее сотрудники называют «женщиной термоядерной энергии»[488]488
  См.: «Чернякова: человек-легенда». Фильм к 90-летию Галины Михайловны Черняковой. 2021. URL: www.youtube.com/watch?v=fhknPdNVwvw


[Закрыть], не собиралась мириться с препятствиями, ведь у нее был в руках козырь – дети, будущее страны. Она подала в Ленгорисполком записку, где сообщила, что в возглавляемом ей учреждении ежедневно занимается 10 тысяч воспитанников, а в год все формы массовой работы вовлекают миллион детей. Для нормального развития этой деятельности необходимы новые площади, а значит, нужно освободить прилегающие строения: выселить 1260 жильцов и ряд предприятий, включая «почтовый ящик» № 8, бактериологическую станцию и банно-прачечный комбинат. Удивительно, но Чернякову с этим не завернули. Она смогла затащить во дворец председателя Ленгорисполкома Александра Сизова и четыре часа показывала ему все помещения, кружки, секции и клубы дворца. Сизов пришел к выводу, что дети в такой тесноте и духоте заниматься не могут, а значит – надо строить, но предупредил, что согласовать проект будет чрезвычайно трудно.

➧Допустим, свободнее разместить кружки можно было в реконструированных старых зданиях: Сервизном корпусе, который некоторые исследователи приписывают Карло Росси, и Конюшенном корпусе Луиджи Руска. Но театр в них никак не помещался. В 1968 году головоломная задача вписать театр в плотную застройку с минимальным ущербом для исторических памятников досталась 13-й мастерской Ленпроекта. К июню 1969 года Генрих Вланин представил ряд вариантов на обсуждение секции архитектуры ЛенНИИпроекта. Оно получилось бурным[489]489
  Протокол № 18 и стенографический отчет заседания секции архитектуры о проектном предложении здания учебно-репетиционного корпуса театра Дворца пионеров имени А.А. Жданова. ЦГАНТД СПб. Фонд Р-36. Опись 14. Дело 1092.


[Закрыть]. При всех вариантах размещения сделать театр невидимым никак не удавалось. Несколько раз звучали реплики о том, что театр лучше бы построить в новом районе города, но представлявший позицию заказчика главный инженер Дворца пионеров Николай Любушкин возразил, что детям на окраину будет сложно добираться, и на пример Москвы нельзя ориентироваться, потому что там гораздо лучше с транспортом.

Генплан Дворца пионеров и прилегающего квартала с обозначением места нового корпуса. 1970

План 3-го этажа

➧Те же, кто считал, что нужно помочь мастерской наилучшим образом выполнить задание, уже утвержденное Ленгорисполкомом, обсуждали в основном два вопроса. Первый – стоит ли заглубить зал на четыре метра, чтобы сценическая коробка не поднималась выше карниза Сервизного корпуса, как предлагал Вланин, или это слишком рискованно – откачка грунтовых вод во время строительства может повредить стоящие рядом исторические памятники. Большинство сказали, что не стоит, главное – отодвинуть коробку подальше от Невского проспекта. Второй же, самый дискуссионный, касался характера внешней архитектуры здания, которую авторы проектных предложений видели подчеркнуто современной, контрастной историческому окружению.

➧Наталья Захарьина, в целом поддержавшая проект, заявила, что фасад в новом стиле здесь будет выглядеть странно. Юрий Мачерет возразил, что «нет ничего хуже, когда в букет живых цветов ставится бумажный цветок», и привел в пример московский Дворец съездов, единственный положительный момент строительства которого заключается в том, что здание не подделывается под формы старого Кремля. Вход в театр должен решаться в новых формах, из новых материалов, но это должна быть нейтральная вещь.

➧Но некоторым присутствующим эти профессиональные разговоры показались второстепенными. «Неприятностей будет масса и со стороны тех, кто должен охранять архитектуру, и со стороны художественной и, что еще хуже, со стороны художественно-мыслящей интеллигенции города», – напомнил Михаил Вильнер. А выступавший последним Тевель Шапиро высказался совсем резко: «Задача почти преступная. Это решение исполкома нужно отвергнуть и прямо сказать, что нельзя здесь ничего делать».

➧Чернякова, разумеется, не сдалась и продолжала обивать пороги, добиваясь разрешения на строительство. Ожидаемым протестам «художественно-мыслящей интеллигенции» она противопоставила «тяжелую артиллерию», заручившись поддержкой директора Эрмитажа Бориса Пиотровского. Но главным аргументом оставались дети. Решающее заседание Ленгорсовета директор Дворца пионеров вспоминала так: «В зале было много народа – руководители служб города, районных советов. Я доложила вопрос. Александр Александрович Сизов взял в руки проект и спросил присутствующих: “Есть кто-то против принятия этого решения по детям?” Он умел задавать вопросы! Кроме двух человек никто не посмел возражать»[490]490
  Цит. по: Аксельрод В. и др. Дворец нашего детства. СПб., Белое и черное, 2007. С. 232.


[Закрыть].

➧В 1970 году работу над проектом учебно-репетиционного корпуса, как его стали называть, начали архитекторы 13-й мастерской Игорь Ноах и Наталия Куликова. С учетом всех дискуссий, площадка для строительства была выбрана за пределами Аничковой усадьбы, в прилегающем квартале. Пока готовился проект, были снесены служебное здание Управления Октябрьской железной дороги, здание бывшей электростанции Аничкова дворца, перестроенный дом лейб-кучера Байкова и Прачечный корпус – единственный находившийся на территории усадьбы, а потом еще и 5-этажный жилой дом на Фонтанке. Ничего выдающегося, но это была рядовая застройка, создающая целостность исторической среды, – качество, ради которого была введена охранная зона. Более ценные постройки – Конюшенный корпус Руска и дугообразный Сервизный – довольно лихо реконструировали, но снаружи они не пострадали – за исключением того, что к торцевому фасаду Сервизного корпуса теперь примыкает воздушный переход, связывающий его, а через него и главный корпус, с театральным.

➧Но если оставить за скобками моральную ответственность архитекторов за соучастие в разрушении среды, с задачей своей они справились мастерски: в сложное пятно упакован пазл, включающий два театральных зала со всем необходимым оборудованием – большой на 772 места (а не на 1000, как хотели сначала) и малый на 138 мест для ТЮТа, репетиционные залы, мастерские ТЮТа и роскошные фойе с парадной лестницей, буфеты и все что нужно. Все, кто пользуется этим зданием, находят его очень удобным.

Фойе. 1986

➧Для посторонних же важен внешний облик, а он весьма нетривиален. В сторону Фонтанки здание смотрит тремя глубокими лоджиями, напоминающими ложи, как будто театральный зал оборотился вовне. Этот фасад отступает от набережной, и по проекту перед ним должна была встать, взамен снесенной, каменная ограда с двумя арочными проемами, спроектированная по образцу ограды Луиджи Руска между домами 31 и 33 по набережной Фонтанки. К сожалению, построили только трансформаторную подстанцию, которая должна была составлять центральную часть ограды, и выглядит это довольно нелепо. Но сам факт такой стилизации ограды подчеркивает сознательный выбор современного архитектурного языка для самого театрального корпуса – это явно не «бумажный цветок» в букете.

Фасад со стороны Фонтанки. Проектный рисунок

➧Общий объем здания ниоткуда не прочитывается, но его главный фасад, выходящий во двор Аничкова дворца, совсем не нейтральный, как советовал Юрий Мачерет, а по-семидесятнически экспансивный. Над широким крыльцом выдвинуты, одна над другой, асимметричные скошенные платформы, которые, по проекту, должен был пронизывать высокий флагшток. В обычные дни они служат просто навесом, а когда во дворе происходят собрания или праздники, превращаются в трибуны для выступлений. С уровня двора на них ведет спиральная лестница, усиливающая скульптурность композиции.

➧Излом, асимметрия и динамика главного фасада – брутализм начала 1970-х, но есть и второй слой, отражающий уже более позднее время. Как будто поверх основы наложена классическая структура, подчеркнутая каменной облицовкой: равномерно расставленные столбы под антаблементом. Выпуклые квадры камня даже намекают на дорический фриз с метопами, но сильно переосмысленный – все же это не неоклассицизм, а постмодернизм. С редким для нашей страны тщанием проработано остекление фойе: между несущими стойками, облицованными белым мрамором, вставлены переплеты из золотистого анодированного алюминия. По проекту на фасаде должны были быть еще объемные золотистые вставки, но на них, видимо, не хватило ресурсов.

➧Процесс стройки в воспоминаниях сотрудников дворца выглядит настоящим эпосом[491]491
  Аксельрод В. и др. Дворец нашего детства. СПб., Белое и черное, 2007. С. 233.


[Закрыть]: все нестандартные материалы и оборудование приходилось добывать с большим трудом и изобретательностью – например, для получения туфа, которым отделан зрительный зал, понадобилось содействие Совета министров Грузии и Управления Октябрьской железной дороги. Необыкновенные люстры фойе – самое красивое, что есть в здании, – изготовлены в Армении.

➧В общем, новичок, вошедший в ансамбль почтенных, родовитых соседей, оказался совсем не скромным – не удивительно, что он получил название Театрально-концертного комплекса «Карнавал». Но и не наглым – в высоту не торчит, цветом не кричит, ничего не загораживает, а вечером, когда зажигаются огни, приветливо манит прохожих венками своих люстр, видных через ворота на Невском проспекте.

➧Относятся к нему по-разному. Историк архитектуры Владимир Лисовский, высоко оценив функциональную структуру и интерьеры, дальше пишет: «Но высокое качество архитектурного решения не может отодвинуть на задний план проблему согласования здания с его историческим окружением… В данном случае эта проблема, видимо, просто не интересовала авторов. Результатом такой позиции стали неприятные диссонансы отношения между новым и старым»[492]492
  Лисовский В.Г. Санкт-Петербург. Очерки архитектурной истории города. Том 2. От классики к современности. СПб., Коло, 2009. С. 482.


[Закрыть]. Светозар Заварихин более благосклонен: «последовательно проведенная авторами “политика невмешательства” не допустила даже намека на какой-либо стилистический диалог между новым и старым. Но в данном случае это скорее достоинство, чем недостаток»[493]493
  Антошенков В.С., Заварихин С.П. Архитектура Петербурга. XX век. СПб., Издательский дом «Морской Петербург», 2008. С. 236.


[Закрыть].

Большой зал. 1986

Репетиционный зал. 1986

➧Ожидаемого скандала не произошло – и не только потому, что слишком велико было социальное значение детского учебного театра. Ко второй половине восьмидесятых насущной необходимостью была признана реконструкция застройки исторического центра, при условии максимального сохранения ее характера и облика. В Ленинграде, как и в Москве, разрабатывались методики «скрытой» реконструкции за счет перепланирования внутренней структуры зданий, сноса дворовых построек, раскрытия внутриквартальных пространств, где создавались новые пешеходные пути и прогулочные площадки для жителей[494]494
  См., например: Гареев В.М. Новые пассажи в старых домах. Размышления о жизни Невского проспекта // ЛП, 1986, № 3. С. 23–25.


[Закрыть]. Внедрение современных элементов в историческую среду считалось вполне допустимым, при условии, что они не конфликтуют с окружением, а дополняют его. Учебно-репетиционный корпус Дворца пионеров вполне вписался в эту новую тенденцию, хотя и остался самой крупной новостройкой в центре: когда встал вопрос о расширении Публичной библиотеки, место для нового здания все-таки выделили «на выселках», у метро «Парк Победы».

47. ЛАБОРАТОРНО-АУДИТОРНЫЙ 5-й КОРПУС ЛЕНИНГРАДСКОГО ЭЛЕКТРОТЕХНИЧЕСКОГО ИНСТИТУТА 1965–1987

АРХИТЕКТОРЫ В. ЛЕВИАШ, Н. МАТУСЕВИЧ, М. ГЕССЕ, Г. ИВАНОВА, М. КОРАБЛИНА, И. ЛУЦЕНКО, К. ЯКОВЛЕВА

ИНЖЕНЕРЫ С. ЛЬВОВ, К. РУБИНА

УЛИЦА ПРОФЕССОРА ПОПОВА, 3

ПЕТРОГРАДСКАЯ

Петербургский Хогвартс: экспрессивный кирпичный брутализм снаружи и пиранезианская лестница внутри

Этот образчик кирпичного брутализма в свое время вызвал сенсацию среди архитекторов Ленинграда. И неудивительно: экспрессию и сложность скульптурной формы и силуэта, подчеркнутые контрастом яркого кирпича и светлого бетона, многоплановость дворовых пространств в СССР просто не с чем сравнить, да и за рубежом его перещеголял разве что Пол Рудольф, причем в довольно поздних проектах вроде нереализованной скоростной автострады на Манхэттене (1967–1972). Но эффектная форма не всегда практична. Чего стоит одна главная лестница, как будто сошедшая с гравюры Пиранези или рисунка Маурица Эшера, – две скрученные спирали ведут на разные этажи, так что нужно не ошибиться, выбирая, на какой из нижних маршей ступить. «Как трудно пользоваться лестницей, выполненной по принципу “двухзаходного червяка”, сколько сил затрачивают студенты и преподаватели, чтобы найти нужную аудиторию!»[495]495
  Чебоксарова Т.Н. На земле «лэтишной» // Электрик, 2011, № 8 (3088). С. 2.


[Закрыть] – сетуют сотрудники.

План

➧Запутанностью плана неудобство здания не ограничивается: многие студенты вспоминают, что в аудиториях зимой всегда было очень холодно, пока не установили водяное отопление. Изначально была предусмотрена система воздушного климат-контроля, которая бы зимой нагревала помещения, а летом охлаждала, но строители не справились со слишком сложной задачей: при первом же пуске вышибло электричество во всей округе. Удивительно, что строители, привыкшие к работе с типовыми элементами, вообще смогли возвести это здание. Их протесты докатились до главной городской газеты «Ленинградская правда»: «…в проекте заложен ни много ни мало 41 типоразмер нестандартных оконных проемов. Для сравнения скажем, что, по подсчетам специалистов, в Зимнем дворце использовано всего 12 типоразмеров; подкачал Растрелли!»[496]496
  Недостатки от излишеств // Ленинградская правда, 21 августа 1977.


[Закрыть] За 21 год, пока тянулась стройка, проект неоднократно переделывался, но не упрощался, а только усложнялся. Как такое вообще было возможно?

➧Объяснение может быть только в недюжинной харизме автора, Виктора Левиаша. Ему удалось привлечь на свою сторону ректора ЛЭТИ Александра Вавилова, который называл здание «храмом на моей крови», но ходил по разным инстанциям, вплоть до горкома КПСС, добиваясь согласования проекта и продолжения строительства, а также руководителя 18-й мастерской Ленпроекта Наума Матусевича, который всегда поддерживал своего сотрудника, принимая на себя гнев начальства, и за это, безусловно, достоин значиться соавтором. Он вспоминал: «Главному архитектору города В.А. Каменскому было дано указание – “разобраться и решить”. Мы с Левиашем были вызваны “на ковер”. До сих пор вижу Виктора Львовича, стоящего напротив Каменского в своей любимой позе – с руками в карманах, раскачиваясь на носках, пытающегося объяснить, почему его решения единственно правильные. Каменский ничего не слушает, бушует и дает грозные указания. Но у Левиаша не возникло даже мысли пойти на компромисс»[497]497
  Матусевич Н.З. Виктор Левиаш. Рукопись, предоставленная музеем истории СПбГЭТУ «ЛЭТИ».


[Закрыть].

➧Начиналось все вполне радужно. В 1965 году, когда ЛЭТИ решился на постройку нового корпуса, рассчитанного на 3000 студентов, Левиаш предложил логичное и в то же время оригинальное решение. Н-образный план объединял параллельные лабораторный и аудиторный блоки, с вестибюлем и прочими общими помещениями в перемычке. Вестибюль находится на втором этаже, так что к нему приходится подниматься по широкому крыльцу. Но это потому, что под перемычкой и обоими дворами в глубоком подвале расположен «гермоблок», хорошо заизолированная лаборатория для опасных экспериментов. Технические коммуникации – а здесь это не только водопровод, канализация и электрокабели, но и мощные вытяжки и трубопроводы для разных газов – вынесены в примыкающие к стенам башнеобразные выступы и в гребень над кровлей. Выходящие на фасад аудиторного корпуса выступы вмещают также эвакуационные выходы и киноаппаратные. Прием превращения технических шахт в выступающие башни, пластический лейтмотив здания, использовал Луис Кан в Лаборатории медицинских исследований Ричардса в Филадельфии. Она была закончена как раз в 1965 году, когда Кан выступал с лекцией перед ленинградскими архитекторами, и этот прецедент убеждал в разумности решения.

Л. Кан. Лаборатории медицинских исследований Ричардса в Филадельфии. 1965

➧Но строительство, начавшееся в 1967 году, застопорилось, а потом в советской архитектуре произошли перемены. Партия и правительство потребовали улучшения качества строительства, порекомендовав отделывать здания «красивыми и долговечными материалами», в том числе лицевым кирпичом[498]498
  Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 28 мая 1969 года № 392 «О мерах по улучшению качества жилищно-гражданского строительства».


[Закрыть]. На V съезде архитекторов много говорилось о том, что архитектура все-таки искусство и что архитекторы должны обладать индивидуальным почерком[499]499
  См. Доклад первого секретаря правления СА СССР Г.М. Орлова на V съезде архитекторов // V съезд архитекторов СССР. М., [б. и.], 1970. С. 15.


[Закрыть]. Ободренный таким поворотом Левиаш принялся перерабатывать свой проект, пока, по замечанию коллеги, инженерные системы и конструктивный каркас здания не превратились лишь в повод для создания индивидуальной формы[500]500
  См.: Курбатов Ю.И. Петроград. Ленинград. Санкт-Петербург. Архитектурно-градостроительные уроки. СПб., Искусство-СПБ, 2008. С. 117.


[Закрыть]. Левиаш с Матусевичем придумали для стиля здания определение: «неортодоксальный эмоциональный функционализм», вызвавший немалое удивление у лэтишников[501]501
  Кудашев Б.М. На земле «лэтишной» // Старый Петербург. Поиски, находки, открытия: Сборник статей. Сост. и ред. Е.И. Краснова. СПб., На страже Родины, 2009. С. 143.


[Закрыть].

Интерьер вестибюля. Проектный рисунок В. Левиаша

➧Левиаш был блестящим рисовальщиком, и выполненные им графические перспективы стали мощным орудием убеждения. Чтобы объяснить будущим пользователям, как будет устроено здание, им также показали макет. «Хорошо помнится, как внимательно рассматривали макет, стоявший в фойе 3-го корпуса, спорили о его достоинствах и недостатках. И вот “двухэтажные” лекционные аудитории, множество новых помещений для различных кафедр, обеденные залы и кафе, расположенные на разных уровнях, стали неотъемлемой частью нашей жизни»[502]502
  Кудашев Б.М. На земле «лэтишной» // Старый Петербург. Поиски, находки, открытия: Сборник статей. Сост. и ред. Е.И. Краснова. СПб., На страже Родины, 2009. С. 143.


[Закрыть]. Произошло это далеко не сразу: первые кафедры въехали в поставленный по красной линии улицы Профессора Попова лабораторный корпус в 1972 году, а полностью здание было сдано только в 1987-м.

Р. Марфельд. Фасад здания архива МВД

Проектная перспектива двора. Рисунок В. Левиаша

➧Шок от «художественного экстремизма»[503]503
  Выражение Н.З. Матусевича. См.: Курбатов Ю.И. Указ. соч. С. 118.


[Закрыть] Левиаша привел к появлению шуток вроде «Как ты поступил в ЛЭТИ? Зашел в пятый корпус и заблудился». Мерзнувшие в неотапливаемых аудиториях студенты находили здание чрезвычайно похожим на тюрьму «Кресты». О достоинствах необыкновенной архитектуры рассказывал каждому новому поколению студентов преподаватель матанализа Борис Лифшиц, попавший под обаяние Виктора Левиаша еще в юности, работая в студотряде на стройке. Но по-настоящему отношение переменилось даже не когда наконец заработало отопление, а когда вышли фильмы о Гарри Поттере, – теперь пятый корпус с гордостью называют Хогвартсом.

➧Что забавно, потому что на готический замок больше похож учебный корпус № 1, построенный на углу Аптекарского проспекта и Песочной улицы (ныне улицы Профессора Попова) в 1899–1903 годах по проекту Александра Векшинского. Романтически средневековый образ имеют и входящие теперь в комплекс ЛЭТИ краснокирпичные здания, построенные на рубеже XIX–XX веков по проекту архитектора Роберта Марфельда: жилой дом МВД (Инструментальная улица, 4) и архив МВД, который студенты тоже называют «кресты» за крестообразный план. Пятый корпус, при всем брутализме, внятно перекликается с соседями. То есть эксцентрик Левиаш, построивший в своей жизни только одно это здание, одним из первых в пост-сталинский период применил на практике метод контекстуального проектирования.