Текст книги "Опыты жизни. Психологические эссе"

Ведьма

Ходит по двору женщина с прозрачными светлыми глазами. Гуляет. В плащике или курточке, обычная, ничем не примечательная, лет пятидесяти с лишним. Довольно общительная. Здоровается со всеми, подходит к молодым мамам с детьми, к старушкам с собачками. Старушки вежливо разговаривают, потом берут собачек в охапку и спешат домой. А молодые мамы укатывают быстренько коляски и уводят детишек постарше. А если не успеют увести детишек и собачек – те непременно заболеют после общения с женщиной со светлыми, широко расставленными глазами. Да и взрослые – поговорят с ней, а потом такое ужасное состояние: тоскливо становится на душе. Пусто. Словно выпили душу-то или украли что-то важное, ценное. Все кажется обидным и постылым; приходят домой и учиняют скандал на ровном месте. Или падают без сил. А женщина все ходит и ходит. Гуляет. Румяная, полная, добродушная. Обо всем спросит: как здоровье. Что на работе. Хватает ли денег. Как дети, как родители. Не отвечать – невежливо, и все попросту убегают. Агата Кристи как-то написала, что в пьесе «Макбет» напрасно изображают ведьм гнусными и уродливыми старухами в лохмотьях. Они совершенно обычные женщины средних лет. В типичных костюмах. Благообразные и спокойные. И спокойным голосом они говорят будничные вещи, совершенно нестрашные. После которых хочется кого-нибудь убить или умереть самому. И сами ничего дурного они не делают; но словно подталкивают человека сделать дурное. Отомстить кому-нибудь. Завладеть чужим имуществом. Напиться. Ребенку дать оплеуху. Собачку шлепнуть. И ведьму уличить невозможно, очень трудно; только в глазах у нее – тайное удовольствие, а в голосе – скрытый яд. И всем от нее плохо. И она это прекрасно понимает. Но все равно гуляет по двору и подходит к детям, к мамам, к собачкам и старушкам. К тем, которые убежать не успели. И собачки жмутся к хозяевам, а детишки плачут. А дама улыбается им и смотрит холодными глазами прямо в душу…

О трудолюбивых людях

Эта супружеская пара была очень трудолюбивой. Но денег все равно было мало – надо было платить ипотеку за однокомнатную квартиру. Муж работал на стройке, а вечером делал ремонты. Жена днем трудилась медсестрой, а вечером ходила по домам и делала массаж. И у них было двое детей, которые тоже трудились, помогали родителям – ведь родителей целыми днями не было дома. И мне было их очень жалко: у жены ноги в варикозных узлах от постоянной нагрузки. У мужа – больная спина из-за тяжелой работы. А еще у них был садик и там они выращивали картофель и огурцы – на это уходили выходные и отпуск. Тяжелая трудовая жизнь. Они всегда были уставшие, с землистыми от недосыпа лицами, руки у мужа все покалеченные… Ни отдыха, ни покоя. Даже неловко было перед ними – чувствуешь себя ленивцем каким-то, баловнем судьбы. Ни сада, ни огорода, ни ремонта. И вот, наконец, им повезло – у мужа умерла двоюродная бабушка, которую он почти не знал. И у этой старушки не было других родственников, так что этим трудолюбивым супругам досталась трехкомнатная квартира в самом центре, просторная, с высокими потолками и лепниной. И, можно сказать, пришел конец их мучениям – можно квартиру продать и выплатить ипотеку. Или в нее жить переехать, а однокомнатную – сдать. Или просто – продать квартиру и купить что-то хорошее. И отдыхать поехать. Зажить хорошо! И они квартиру, действительно, продали. Но, когда я их встретила, они выглядели еще более уставшими. На вырученные деньги они купили участок земли и стали строить там большой дом. На большой дом денег не хватало, поэтому пока они выкопали своими силами, так сказать, большую яму под фундамент. И взяли кредит на постройку дома. Который очень трудно выплачивать, поэтому жена набрала еще пациентов, а муж – ремонтов. И спят они теперь по четыре часа в день, – надо же еще в сад ездить. А там поспели огурцы, которые жена, шатаясь, закручивает в трехлитровые банки по ночам. И плачет от боли в ногах, а муж кряхтит, хватаясь за спину, засовывая банки на антресоли – в однокомнатной квартире мало места, сами понимаете. И выглядят они старыми и некрасивыми, как крестьяне с полотен Ван Гога, – как и положено выглядеть честным труженикам…

Русалочка

Вот красивая дама – высокая, стройная блондинка. Такая элегантная, немного похожа на актрис из старых фильмов. Глаза синие, лицо породистое. Хотя и обезображенное ожогами. Это от солнца. Дама приехала из Египта – первый раз отдыхала на хорошем курорте за всю жизнь. А ей уже за пятьдесят. Она логопед по профессии, работает с детишками; живет в крошечном городе. Вроде рабочего поселка. Одинока. Потому что в рабочем поселке трудно познакомиться с кем-то. И в Египте она плавала в море, – она прекрасно плавает. И рядом плавал мужчина, очень приятный. И смотрел на нее украдкой. Воспитанный, интеллигентный мужчина в очках. Они каждый день рядом плавали. И мужчина даже начал круги нарезать все ближе и ближе. Так, что к десятому дню почти приблизился к даме. Которая тоже плавала на одном и том же месте, чтобы облегчить знакомство. И мужчина даже поднял руку из воды и сказал, помахав: «Здрасте!». Очень робко сказал и быстро уплыл, как Ихтиандр. Застеснялся. И все. Пришло время ехать домой. Мужчина тоже, наверное, весь в ожогах солнечных – они подолгу плавали и глядели друг на друга. Ныряли красиво, плавали брассом и кролем… О, бедные люди! Бедные интеллигентные люди! Как трудно знакомиться и как пусто потом на душе… Только и остается вспоминать этот робкий взмах из воды и нелепое «Здрасте!»… Пожалуйста, знакомьтесь с нами, дорогие мужчины. Ну, не со мной, хотя с мужчинами дружить хорошо. И они всегда помогают, потому что я плохо вижу и плаваю так себе. Но с красивыми дамами, которые преданно и верно сидят в воде под палящим солнцем, – с ними знакомьтесь! Умоляю! А дама правда – очень красивая. И еще поедет в Египет, денег накопит и поедет. Там еще много других мужчин плавало…

Про веревочку

Я была очень маленькая тогда. Только ходить научилась – но все помню. Я рано себя помню. Я очень любила на балконе играть в игрушечки. Сижу себе и играю на солнышке, никому не мешаю, тихо и мирно. Мы на втором этаже жили, а на третьем жила большая девочка. Лет шести, наверное. И эта девочка придумала веселую игру: привяжет на веревочку игрушечку и спустит ко мне на балкон. Поскольку младенцам присуща доверчивость, я радостно к этой игрушечке начинала тянуть пухлые ручки. К пупсику или зайчику. Я думала, что это для меня игрушечка. Тем более, девочка приветливо кричала: Анечка, мол, бери игрушечку! А потом очень ловко выдергивала игрушку из моих еще неокрепших рук, вызывая потоки слез. Потом снова спустит приманку – и снова приветливо предлагает. И папа вышел на балкон, посмотреть, почему ребенок то захлебывается в рыданиях, то пищит радостно. И увидел эту удивительную игру. Ему, наверное, игра не очень понравилась, потому что он сходил за ножницами и обрезал веревочку. Молча. И зайчик остался у меня в руках. Потом он, конечно, отдал этого зайчика. Родителям девочки. И что-то им сказал, потому что веселая игра прекратилась. И я эту историю по сей день помню. И не люблю, когда похваляются и дразнятся. И на веревочке спускают к нашему носу разные заманчивые вещи: здоровье, богатство, успехи. Дескать, у меня есть, а у вас – нету. Глядите! В любой момент может зайти кто-нибудь сильный. И разгневаться. И обрезать веревочку, лишив хвастуна преимуществ. Не надо дразнить других. Все не так уж прочно на свете…

Про сливочки

Это давно было, еще до войны. В семье было две девочки, две сестрички. И большой деревянный буфет, в котором стояли две бутылочки с молоком. Одна бутылочка – для одной девочки. Ей четыре годика было. И вторая – для второй, пятилетней. Звали девочек, предположим, Зоя и Маша. И Маша знала, хотя и маленькая была, что ее бутылочка – со снятым молоком. Оно такое, синенькое. А в бутылочке для Зои – молоко желтенькое. Это сливочки. А про любовь к детям тогда никто не говорил. И в объятиях не сжимал. Все работали, чтобы жить. И покупать детям молочко. Вот оно стоит в буфете: синенькое и желтенькое. И прошла целая жизнь, девочки стали старушками, с внуками и правнуками. Им уже под девяносто было, когда бабушка Маша горько вдруг сказала детским голоском: «А меня мама не любила. И я всю жизнь это знала. Мне всегда в бутылочку наливали синее молочко». И заплакала, как ребенок. Она всю жизнь это помнила, всю жизнь это понимала и всю жизнь ее это мучило и тяготило, хотя прошла именно – целая жизнь. Немножко отравленная этим синим молочком. И детей нельзя делить, одному давать лучше, а другому – хуже. Даже если нам кажется, что они ничего не понимают. Все понимают. Но молчат, даже если сердце разрывается от обиды. Просто тихонько пьют свое синее молочко…

Говорить о любви —

не все могут. Не каждому дано с эмоциональной экспрессией выражать свои чувства и раскрывать объятия; люди по-разному устроены. И на прямой вопрос: «Ты меня любишь?», – не все могут ответить цветисто и убедительно. И любовь все выражают по-разному. Мы просто не замечаем иногда проявления любви. Я очень любила своего дедушку, очень. Но тоже была подростком, не слишком склонным к проявлению эмоций и чувств. Так уж подростки устроены. Да и дедушка не рассказывал о своей любви. В основном, уроки проверял. И каждый вечер я тихонько чистила его ботинки. Старые, починенные, я их по сей день помню. Щеткой и гуталином. Пока он не видит. Тайно, так сказать. Почищу, поставлю в уголок и все. Он утром ботинки наденет и пойдет на работу, в Академию Наук. Один раз сказал только: «Спасибо, Анечка, что ботинки почистила мне», – подросток стал отпираться, конечно. А потом плакал подросток-то. От любви. Так что посмотрите внимательно, прозорливо. И много увидите проявлений любви: котлетку вам оставили или конфетку. Носки подобрали. Ходят тихонько и говорят шепотом, если вы спите. Лоб трогают – нет ли температуры. Есть заставляют… Но не ловите любящих на этом: они, как подростки, тут же начнут отпираться и даже хамить. Пусть так будет. Это настоящая любовь.

История про жизнь

Один человек украл путевку в отель олл инклюзив. Как бы не украл, а взял себе. Он работал в рекламе, и в счет рекламных услуг дали вот путевку для двоих людей с ограниченными возможностями в турецкий отель. Чтобы они бесплатно отдохнули на море. И этот хитрый человек взял путевку себе. Он устал и плоховато себя чувствовал. И с девушкой были натянутые отношения. И он решил поехать и отдохнуть на море, тем более, что на работе не было инвалидов. Некому, можно сказать, передать путевку. И вот он приехал, с чемоданами, ластами, фотоаппаратом и со своей девушкой. Заселился в номер, специально оборудованный, и даже ему это очень понравилось. Поручни, держатели, сплошные удобства. И они пошли купаться в бассейне. Там много людей купалось. А на берегу лежали остегнутые руки и ноги. И стояли кресла. Некоторые – пустые, а в некоторых сидели люди, которые не могли купаться. И ходить. И даже двигаться. И стояли палочки тех, кто не видит. Хотя все веселились и плавали. И этот нечестный человек пошел на обед, купаться не стал. И на обеде за общим столом его попросили с ложечки кормить одного гостя. Он сам не мог есть, а персонал не все успевал. И одних просили помогать другим – это считалось нормально, это же специальный отель. И все друг другу помогают. Пойти куда-то, если не видишь. Или вот – покушать. Или к воде спуститься. И этот человек и его девушка тоже стали всем помогать. Всю неделю помогали, красные от стыда. Они были в душе неплохие люди, способные стыдиться. И мучительные угрызения смягчались, когда они оказывали посильную помощь другим отдыхающим. И так прошла неделя. Они и на экскурсию съездили с незрячими, помогали им ощупывать памятники и деревья. И катали кресла тех, кто не мог ходить. И ссориться перестали, все молчали и думали, молчали и думали. И он вернулся совершенно другим человеком. Ушел с телекомпании и стал работать в другом месте. В общественной организации, а в какой – неважно, он и сейчас там работает. Жизнь может изменить человека, особенно – если он неплохой в своей душе. А временно сбился с пути. Даже за неделю может. Так фронт менял, утрата близкого, раскаяние и сострадание. Все мы – гораздо лучше, чем о себе думаем. Но лучше не совершать дурные поступки, конечно, – по возможности. И не брать чужую путевку – она может не принести радости…

Нелюбовь

Я эту девочку по сей день помню. Очень аккуратную, в отглаженной форме, с манжетами и воротничком белоснежными. Худенькую, с косичками. Круглую отличницу. И родители у нее были отличные – папа – главный инженер завода. Мама – работала в доме моделей. И дома у нее было очень красиво – тогда все бедно жили. А у нее дома была отполированная мебель и диван, и два кресла. И великолепный сервант с сервизом, очень красивым сервизом. Я один раз к ней зашла уроки рассказать – она болела. И прекрасная квартира привела меня в восхищение. Похоже на музей. А на полу лежал надувной матрас – не такой как сейчас в телемагазинах продают, а обычный. Плавательный. Потому что диван нельзя раскладывать. Он от этого портится. А на кровати в спальне спят родители. Раскладушка портит интерьер. А матрас – очень удобно. Надул-сдул. Сдул-надул. И на этом плавательном матрасе девочка спала. И кушала девочка из эмалированной мисочки. Потому что в самом деле – не из сервиза же есть. Серебряными ложками. Серебряные ложки она натирала как раз, когда я пришла. А ела она обычной, алюминиевой. Вот и все. И, когда захочется рассердиться на родителей за их дикие выходки, пьянство или психологическое давление, за ругань и шлепки, вспомните вот про эту девочку. Она умерла от туберкулеза в восьмом классе. Но я уже в другой школе училась. Но вот – помню ее. И очень жалею.

Об одиночестве

«Самые лучшие люди всегда одиноки,» – так начинается популярный пост. И так говорила одна моя одинокая знакомая, очень образованная и высокодуховная женщина, кандидат философских наук. Беседовать с ней было – одно удовольствие. Эрудиция, блестящий ум, оригинальность мышления. Я у нее диплом защищала, когда была студенткой. И она меня приглашала к себе, о дипломе поговорить и об одиночестве. Которое – удел сложных и недюжинных натур. Пока я мыла посуду, – мы много беседовали. Вернее, она говорила, а я слушала. Потом она обедала или ужинала, потом – кофе пила. И говорила много важных и интересных вещей. Про то, что причины одиночества – это тайна. Которая скрыта в бессознательном человека. И, уходя и прощаясь, с мусорным мешком в руке – она всегда мне с собой давала мусор вынести, – я размышляла, что иногда никакой тайны нет в причине одиночества. А есть – удивительный эгоизм. Но действительно, бессознательный. Врожденный. С полным отсутствием критики к своему поведению.

Про лесовоз

Это такая ужасная, циклопических размеров машина. Я сейчас по пути ее видела. Кровь стынет в жилах от такой большой машины и связанного с ней воспоминания. Мы с мамой гуляли на даче в лесу. Шли себе мирно по просеке, я за ручку держалась и цветочки нюхала. Мама элегантная. как всегда, в туфельках, с прической, в светлом платье. Она же была красавица и даже в лес ходила красавицей. Мы беседовали о чем-то возвышенном: о бабочках, предположим. Или о фруктовом мороженом за семь копеек – сколько его может скушать маленькая девочка пяти лет. Облачка, солнышко и птички поют. Идиллия. И на просеке появился чудовищный лесовоз. Ужасная громадная машина, которая волокла за собой срубленные громадные деревья. И водитель лесовоза был просто поражен неземным видом моей мамы. Он испытал культурный шок, эстетическое потрясение. И стал что-то кричать. И править лесовозом в нашу сторону. Машина грозно ехала, сзади выдергивались куски почвы, ревел мотор, кричал что-то приятное водитель. И мы с мамой очень быстро побежали. Очень. Хотя она была на каблучках. А за нами, страшно урча, гнался лесовоз. И, хотя шофер кричал что-то добродушное и был полон самых романтических намерений, мы забежали в чащу леса и спрятались под елкой. И там долго сидели тихонько. А потом выбрались и пошли домой. Но у дома уже стоял страшный лесовоз. А у кабины прогуливался водитель с букетиком полевых цветов. Вся тропинка к дому была взрыта и покорежена. И этот водитель еще много раз приезжал на страшном лесовозе к нашему домику, пока дедушка не приехал и с ним не поговорил серьезно. Но он буквально отравил нам жизнь и все испортил: тропинку, цветочки, траву, – и настроение тоже. Потому что мы боялись гулять – боялись романтичного водителя на лесовозе. И вот некоторые люди так себя и ведут – как лесовоз. Гонятся за нами на чудовищной машине. Кричат. Рушат и портят все вокруг. И становится страшно, и хочется спрятаться под елкой. Несмотря на букетик полевых цветов в руках преследователя…

О радостях жизни

Императрица Цы Си много сотворила зла: сына довела до смерти, невестку уморила беременную, сгубила племянника. Отравила свекровь. Казни и пытки были привычным и обычным делом в Китае. Описывать ужасы не хочется. Императрица состарилась, так и не выпустив власть из рук. И ей подарили трехколесный велосипед, который ей ужасно понравился. И фотоаппарат. И старая императрица, убийца и интриганка, каталась на велосипедике по дворцу. И всех фотографировала. Чрезвычайно увлекли ее эти занятия. А Сталин в старости повесил в своей комнате вырезанные из журналов картинки: мальчики катаются на лыжах. Детки идут за грибами с собачкой. Девочки танцуют и собирают цветочки. И рассматривал эти детские картинки… А Ленин в инвалидном кресле хотел собирать грибы. Очень ему понравилось грибы собирать. И агенты спецслужб втыкали в землю грибы, чтобы доставить удовольствие больному вождю революции. И я думаю: как просто быть счастливым. На велосипеде прокатиться. Грибы собирать и ягодки. Фотоаппарат купить и фотографировать. Хотя сейчас можно на телефон. И рассматривать на страницах друзей приятные картинки… Друзей, которых ты не боишься и не внес в расстрельные списки. И ядовитые конфетки не послал им по почте. Человеку не так много надо для счастья и хорошего самочувствия. Но иногда тираны или злодеи понимают это уже в конце жизни, когда ничего нельзя исправить. Жизнь кончена и приближается расплата за содеянное. А так хочется покататься на детском трехколесном велосипедике и смеяться от счастья с другими добрыми детьми…

О своих и чужих

Цветаева как-то обмолвилась: никогда не ругайте своих при чужих. И не смейтесь над ними – даже над кошкой. Чужие уйдут, а свои – останутся. И к этому надо стремиться. Не ругать своих при чужих. Не обсуждать недостатки своих родственников, страны и даже домашних животных при чужих людях. Которые с удовольствием поругают наших детей или родителей вместе с нами, посоветуют быть строже с домашним питомцем или ребенком, а страну – покинуть. Или еще что-нибудь с ней сделать этакое, радикальное. Чтобы камня на камне не осталось. И уйдут к себе домой, пить чай и обсуждать наши трудности. А мы останемся с теми, кого ругали и над кем смеялись. И даже кошке будет совестно смотреть в глаза. Еще в юности пожилой профессор заметил одну мою особенность и предложил с ней бороться и работать. Все свои: друзья и пациенты, – кажутся мне гораздо лучше чужих. Красивее, умнее, добрее, замечательнее, талантливее. И я не обращаю внимание на мелкие недостатки или несовершенства. И делаю все, чтобы мои друзья чувствовали себя счастливыми. Это неправильно. Своих надо критиковать и наказывать, применять строгие меры и требовать улучшений. А недостатки – высмеивать. Замечать дефекты. И профессор предложил мне рассказать о его дефектах и несовершенствах. Я даже очки надела, чтобы разглядеть, что именно мне не нравится. И что надо улучшить. И честно сказала, что улучшить я бы хотела только его здоровье и зарплату. Вот недостатки. А в остальном он мне ужасно нравится и я всегда буду его любить. И все засмеялись, конечно. Кроме нас с профессором. Пусть смеются – это были чужие люди. И им показалась забавной моя наивная искренняя речь. Но после лекции со многими мы подружились. С самыми красивыми и умными, – по крайней мере, я твердо в этом уверена.

Про плохого мальчишку

Я на всю жизнь запомнила Борю, хотя он недолго с нами проучился. У него была стрижка – ежик, морщины на лбу и глубоко посаженные хищные глаза. А на пальцах было так и написано: «Боря». На каждом пальце – по одной букве. В кармане – ножик зэковской работы с наборной рукояткой. На шее – цепочка той же работы. Он ни к кому не приставал, никого не задирал. Сидел себе тихо на задней парте и сам с собой в карты играл. Может, кого-то сам себе проигрывал. И курил деликатно, в рукав. Он недолго с нами проучился – сначала милиция приехала к директору, а потом Борю куда-то увезли. И шел он так вразвалочку, с окурочком, руки за спину. Немного насмешливо. И хорошо, что забрали – он давно на меня поглядывал со значением. И на других четырех пальцах тоже буквы появились синие. Синие буквы на красных пальцах: «Анна». Махнул он мне рукой на прощание, положил что-то в бумажке и исчез. Слава Богу. Он продал цыганам имущество соседей, вплоть до люстры. А на вырученные деньги ездил за золотым песком, на север. И соседа моего по парте с собой сманил. И там столкнул его в ледяную реку. Сосед мой по парте кричал: вернись, Боря! Я жить хочу! А Боря посмотрел хищно через плечо и сказал холодно, философски: «Все хотят жить, Степаныч. Все, понимаешь, хотят жить»… Ну, и по пути он еще что-то натворил, за что его и забрали. А моего Степанова спасли добрые люди. Так что я кое-что знаю о плохих мальчишках. А в бумажке его цепочка оказалась. Которую испуганный дедушка смыл в унитаз, чтобы ничего больше не напоминало о плохом мальчишке. Но, знаете, спасибо ему. Потому что, когда начался беспредел и ужасы девяностых, я морально была готова к общению с плохими мальчишками. И как-то вот – удалось уцелеть благодаря опыту. И недавно одноклассник меня спросил: не знаю ли я, где Боря? Его все помнят по сей день. Я не знаю. Но думаю, на острове Огненный…