Текст книги "Опыты жизни. Психологические эссе"

Одинокая дама

приехала в санаторий. И элегантно гуляла: в белом платье с кружевами, в шляпке и с сумочкой. Очень красиво! Но одна. Она, видимо, на месяц приехала – я её постоянно вижу. А сегодня тоже увидела: дама увлечённо собирала землянику. Туфельки на каблуках сняла, ползает в перепачканном платье и собирает: в сумочку. И в шляпку. Она случайно увидела ягоды и увлеклась! Глаза горят, разрумянилась; собирает душистую ягоду! И подошёл солидный мужчина в светлом костюме, начал помогать. Тоже увлёкся. Он одуревал от скуки в санатории и важно шагал по дорожкам. А теперь ему тоже интересно! И я им рассказала, что тут рядом можно ловить рыбку. И ещё есть заброшенные сады с клубникой. И они, радостные, решили немедленно туда пойти – только переоденутся во что-то попроще, поудобнее! И ушли вдвоем, он нёс сумочку, а она – шляпку с ягодами. Так что важно вышагивать по дорожке – не лучший способ познакомиться с кем-то. Надо что-то делать интересное, предпринимать, увлечённо заниматься своим делом – и обязательно кто-то к нам примкнёт. Обратит внимание. Захочет общаться. К тем, кто чинно гуляет в элегантной одежде – редко подходят. Уж больно у них важный и неприступный вид…

Иногда ничего делать не надо

надо выпить брому и успокоиться для начала. Или меня послушать; я плохого не посоветую! В страшном волнении, в стрессе, в гневе, в обиде можно много чего понаделать, – и потом жалеть об этом. Стресс действует примерно как контузия. Человек на вид нормальный, но действует как в тумане. И трудно его удержать – он даже злится иногда. Пойду, мол, и все скажу ему в лицо! Или позвоню вот в десятый раз и выскажу все, что накопилось! Или возьму этот заманчивый кредит – это же прелесть, что за кредит! И куплю вот эту вещь! Или перепишу имущество на этого милого и бедного родственника! И с работы уволюсь, прямо сейчас! Надо что-то делать! Иногда – не надо. По крайней мере, сейчас. Все может измениться и получить объяснение; ситуация может оказаться совсем иной! И даже если она не изменится, изменится наше ненормальное состояние. Не принимайте импульсивных решений, пока вы в гневе или в горе; боль искажает реакцию. Не подписывайте документы в этом состоянии – а, если вас принуждают и торопят, скажите, как Швейк, что вы за ночь разучились писать. Если жажда деятельности обуревает импульсивного человека, уговорите его обождать – это очень трудно! Но возможно. И сами обождите, опустив ноги в холодную воду, или поставив горчичник на икры – это бесполезные и идиотские средства, но они отвлекут от опасных намерений. День пройдёт – и все станет ясным. И вы будете благодарны тем, кто вас удерживал, это точно. А подстрекателей гоните прочь – именно они горячо поддерживают вас в гневных или необдуманных порывах. Подождём немножко – иногда это мудро и спасительно – выждать и ничего не делать…

Самая сильная психотравма

– это унижение. Мозг – он все может пережить и переварить. И из всего извлечь опыт на будущее. А унижение – не может. Потому что унижение тем и отличается – это безответная реакция. Унизить можно только при условии, что человек не может ответить. Поэтому унижают детей и тех, кто в силу обстоятельств вынужден смолчать и стерпеть. А потом – плакать или наоборот, нелепо улыбаться, что-то бормотать, идти, куда глаза глядят, с тяжким чувством в груди… «Это ничего, ничего… Подумаешь – унизили при всех. Не ударили ведь. Или вообще один на один унизили – никто не узнает. Ничего страшного!». Страшное это дело – именно после унижения происходит суицид или психическое расстройство. А, если психика крепкая, осадок остается на всю жизнь. И человек на все готов, чтобы забыть унижение – а оно никак не забывается, именно потому, что это – самая сильная и болезненная психотравма. Унизил начальник; на собеседовании унижали; вопросы задавали унизительные и замечания делали. Унизили в больнице, в магазине, в учреждении, и пришлось стерпеть – некуда деваться. Поэта Рубцова тоже вот унизили братья-писатели: поехали на теплоходе кататься, все в каюты расселились, а Рубцова поселили в коридоре – он же нищий пьяница, детдомовец, ему вполне нормально в коридоре плыть! Правда, писатели все время спрашивали: удобно ли Рубцову? И он отвечал: мол, вполне удобно. Благодарю! А потом как начал пить горькую; и вскоре погиб. Хотя ему было удобно в коридоре, наверное, – но ужасно в душе… И единственный способ с унижением справиться – все же ответить. Даже если от этих людей зависишь, – все равно ответить спокойно и адекватно. Потому что никакие деньги и мирные отношения не компенсируют травму унижения; она остается навсегда. И, чем сильнее вас унизили, тем выше свою самоооценку подняли – как на качелях, где один – внизу, другой – наверху. Надо ногой оттолкнуться и сменить позицию, все равно другого выхода нет. И сказать, что в коридоре отдыхать неудобно – это идиоту понятно. Получать наглые письма – противно. Выслушивать оскорбления – неприемлемо. И пойти, лечь на кровать в каюте главного писателя – вот там удобно. А что потом будет – да ровным счетом ничего, как правило. Те, кто унижают – трусливые и подлые люди. И вряд ли они наберутся смелости прогнать вас с кровати или продолжить унижения. Как только будет ответная реакция – не будет унижения, вот в чем фокус. Бить не надо. Браниться не надо. Разъяснять надо, как советовал Высоцкий. Удобно лежа на кровати – добавлю я…

Про паренки

Через «е» с точками – я всю жизнь помню. Это дедушка пообещал нас на даче угостить необычайно вкусным лакомством – паренками. В детстве он этим блюдом лакомился изредка – очень, очень вкусно было! И на фронте он мечтал об этих домашних замечательных паренках! Вот он сложил печку – он все умел, хотя работал в Академии наук. Но родом был из Туринской Слободы, из поселка, вот и умел. И паренки делать умел – и мы с братцем Алешенькой с нетерпением стали ждать угощенья. Алешенька даже самостоятельно салфеточку подвязал и тихонько стучал по тарелочке вилочкой. Паренки делать долго! И, наконец, дедушка достал чугунок с печеными овощами: морковкой, луком, свеклой – вот они, паренки! Мы откусили по кусочку и заплакали. Алешенька – от страшного разочарования. Дрянь и гадость! Но он все равно жевал гадкую морковь – он послушный был, добрый мальчик, и не хотел дедушку огорчать. Кушает и плачет. И я – кушаю и плачу. Потому что ясно увидела дедушку маленьким мальчиком, которому вот эта вот дрянь казалась невероятно вкусным лакомством. Потому что обычно ели тюрю – о ней дедушка тоже воодушевленно рассказывал. Вода с хлебом и сырым луком. Или с квасом хлеб. Или вот лакомились ломтиками редьки с солью и постным маслом. А по праздникам – вот эти, значит, паренки. И их честно делили на всех пятерых детей, всем поровну! И это было праздничное блюдо, лакомство… Дедушка хлопотал у печки и не видел, что на столе натекли две лужицы от слез. А мы с Алешенькой ели паренки, давясь. И говорили, что очень вкусно, дедушка! И плакали тихонько. И почти все съели, потому что мы были добрыми в детстве. И дети почти все – добрые. И все прекрасно понимают. И мы еще больше стали любить дедушку и слушаться. И вечером сидели с ним на лавочке, Алешенька к одной руке прижался, я – к другой. Мы пели военные песни – мы всегда на вечерней зорьке пели с дедушкой песни на лавочке. Хвалили паренки. А дедушка воодушевленно обещал приготовить нам тюрю как-нибудь, по всем правилам! Тюря – это очень вкусно! И я с тех пор всех кормлю, кто приходит – даже пожарного инспектора. И у всех спрашиваю, не хотят ли они кушать? Люди ведь иногда не говорят, что хотят кушать – извините за неправильное слово. Есть – так правильнее…

«Вы только не обижайтесь» —

противная манипуляция. Прекрасно человек понимает, что сейчас скажет обидное, заденет за живое, оскорбит и унизит, желательно – при всех. Но все равно говорит, потому что заранее выговорил себе преференцию – отвечать нельзя. Вы же не обидчивый ребенок, в самом деле! На обиженных воду возят. Я скажу обидное – а вы не реагируйте, молча проглотите. И добродушно улыбайтесь, и отвечайте: «Ну что вы! Я нисколько не обижен. Вы совершенно правы!». Вам же ясно сказали – сопротивляться и реагировать нельзя. Не обижайтесь! Так говорят сознательно и специально, чтобы остаться в безопасности и комфорте. Наговорить гадостей и продолжить общение, как ни в чем не бывало. Предупреждение же было сделано. И указано, что реагировать нельзя. Это как человеку сказать: «Я вас сейчас душить начну, а вы не сопротивляйтесь. Ногами пинать – а вы не реагируйте. Это будет очень весело и хорошо, я часто так развлекаюсь. Но всегда искренне предупреждаю – сейчас я в вас плюну. Не обижайтесь и не реагируйте. Оботритесь и продолжайте беседу, а потом я пойду по своим делам, другим говорить правду. Или душить за горло». Вот после этой фразы, как одна умная дама на нашей странице написала, надо быстро сказать: «Не обижайтесь? Так вы не обижайте меня – я и не обижусь». Понимаете ведь, что сейчас пакость скажете, но дрожите за свою безопасность, боитесь, что ответят. Или тоже душить начнут – люди разные. Так что такие люди прекрасно понимают ситуацию. И все требования начинают с фразы: «Я понимаю, что вам это трудно сделать, но все равно попрошу», «я понимаю, что у вас с деньгами трудно, но все равно – дайте мне!», «я понимаю, что у вас времени нет, но…» Это «двойное послание», подловатый психологический приемчик, с помощью которого человека можно довести до шизофрении; это ученые доказали. И об этом мы еще поговорим. Но после слов «вы только не обижайтесь» беседу смело можно заканчивать. Предупредив, что вы непременно обидитесь, как любой нормальный человек, на нарушение границ и оскорбление. А именно оно скрывается за этими словами, как правило. И эти слова лучше не говорить и не писать. И не слушать, самое главное…

Беречь и прощать над тех

кто способен принести нам передачу в тюрьму и больницу. Все остальные – приходят и уходят; и, возможно, это милые и добрые люди, и к ним надо хорошо относиться. Но беречь и прощать надо тех, кто точно к нам придет с передачей. И какая разница – допускала ли ошибки в воспитании сына Ахматова, если полжизни потом она хлопотала о его освобождении и простаивала в страшных тюремных очередях с узелком, с посылочкой, сама нищая и затравленная? И Цветаевой можно все простить – все педагогические ошибки – за то, что она сушила на батареях морковь, дочери в лагерь отправить. Хоть какие-то витамины. И нелепые вопросы в письмах: не надо ли заодно прислать серебряный браслет в тюрьму – тоже можно простить, это неважно. И необразованная жена Некрасова просиживала у его постели ночи напролет, когда он стонал от боли – превратилась в старуху из цветущей женщины. Но ухаживала за ним до последнего дня. И один доктор верно сказал: пациенты в больнице ругаются с теми, кто их навещает. И сердятся на близких – редко приходят, не те продукты принесли, не те лекарства. И скучают по тем, кто к ним не приходит, звонят, пишут – ведь повод для ссор есть только у близких людей. И конфликты чаще всего происходят между близкими. На них и сердимся. А другим мы и не нужны вовсе; им нравится что-то, что у нас есть, но вряд ли они будут сидеть у одра болезни и слушать наше ворчание. У них свои дела и своя жизнь. И надо общаться доброжелательно, но тем, кто нас не бросит в трудную минуту, надо все простить. Заранее, оптом и в розницу. И один писатель попал в тюрьму за свои политические выходки. И там у него было время подумать. И он вот что надумал: он общался с неподходящими женщинами. А в тюрьме оказался нужен родителям стареньким, которые его убеждения не разделяли, но продолжали любить и заботиться. А женщину он отныне выбирал по такому критерию: может она навещать его в тюрьме или нет. И под старость лет освободился, женился и завел детишек – видимо, нашел то, что надо. А раньше все про красоту писал, про ноги, про грудь… Та грудь хороша, на которую можно припасть в трудную минуту. И этих людей надо беречь. И все им прощать.

Как иногда не ценят близкого человека…

Просто потому, что он – близкий. Он всегда был и всегда будет. И заботиться – это его привычная обязанность. И быть рядом – это тоже нормально, куда он денется? А другим людям так хотелось бы, чтобы у них был такой человек! Это как в повести «Дуэль», Лаевский жалуется на свою подругу доктору. И надоела она, и прилипчивая, и денег много уходит, и как бы вот отделаться от нее? Разлюбил! А доктор вдруг тихо сказал: а мне бы, мол, Бог послал бы хоть старушку кривобокую – я бы любил ее и жалел… Жалел! А добрых порядочных людей почему-то редко жалеют. И все хорошее воспринимают, как должное. У психолога была на приеме семейная пара. И муж упрекал жену, что она все хозяйством занимается, хлопочет, мещанка, в общем. Гладит, стирает, ремонты затевает, полы моет – не развивается, и скучно. И психолог грустно думал, что он совсем не умеет гладить рубашки. И ремонтом не умеет заниматься. И полы плохо моет… И как бы было хорошо, если бы ему кто-то гладил рубашки и заботился о нем! Вот и пуговица плохо держится… И он спросил мужа: а благодарит ли он свою жену за заботу? За то, что он вкусно ужинает, ходит в чистых рубашках, что у него такой вычищенный костюм с красивым галстуком? Нет, не благодарил. Да и за что? Это же ее обязанность! Близкого доброго человека как-то не замечают. Чуковская мыла Ахматовой полы. И голову мыла – почему-то поэтесса не могла это делать самостоятельно. И карточки на продукты в войну добывала, и в больницы устраивала, и берегла – но это было так привычно и даже надоедливо, что Ахматова не очень хорошо к Чуковской относилась. И обижала ее невниманием и шутками. Да и новые друзья появились, новые поклонники таланта; не нужна стала старая добрая знакомая… И так это грустно читать – зачем же обижать доброго и преданного человека? Если он может нам полы помыть и погладить рубашку? Но это как-то не слишком ценится. Только потом человек понимает, как тоскливо и пусто без преданного и скучного партнера. И как много он делал – он иногда уже непоправимо поздно. И лежат мятые рубашки, и неоплаченные счета, и пусто в холодильнике – в самом деле, кто-то ведь его наполнял. И пыль копится по углам. Только те, кто страдал и терял, могут по-настоящему оценить эту заботу и преданность, заметить их – обычно такое просто не замечают. И не благодарят. А надо бы. Таких людей очень мало, которые могут нам что-то погладить и приготовить. Не говоря уже о том, чтобы пол помыть…

О настоящей женщине

Женщина должна жить в холе и неге; она для этого и создана. Она не должна работать и напрягаться, а должна создавать уют в доме, смотреть в окно, носить кружевное белье и нежиться на шелковых простынях. И ласково встречать своего мужчину, который о ней заботится. Потому что у нее широкие бедра, тонкая талия и маленькие, не предназначенные для труда, кисти рук. Это красивый текст, я с удовольствием прочитала. Это мечта. Только потом от этих женщин уходят, как правило. Как один известный хирург ушел от красивой жены с талией и маленькими, но хищными руками. Она нежилась на простынях и в окно смотрела. Или в большой телевизор. Зажигала ароматические свечи и нежно предлагала мужу заняться любовью на шелковых простынях. И ласковым голосом говорила, что все проблемы и огорчения не должны вместе с ним переступать порог дома. Они должны остаться за дверью! И ей было совершенно наплевать, что после тяжелой операции у него трясутся руки и болит сердце. И на работе произошел скандал с главврачом клиники. И новый метод операции оказался очень сложным и небезопасным – все это она и слушать не хотела. Она хотела беседовать о духовном развитии и путешествовать. В общем, брак распался, и эта замечательная женщина еще и дом оттяпала у хирурга. И прошло много лет. Хирург давно женился на коллеге-докторе, и они построили новый дом. Там у них дети, шум, гам, тарарам и, как называется азербайджанская детская передача, шурум-бурум. И горячее обсуждение медицинских новинок и проблем на работе. Хотя жена не имеет тонкой талии, а шелковые простыни дети моментально заляпали бы ягодами и мороженым. Да и упасть можно с шелковых простыней-то – скользкие они. А женственная красавица несколько пообтрепалась за десять лет, честно сказать. И другого такого дурака, как доктор, не нашла – возраст берет свое. Новые женственные красавицы появились за это время. А красота вянет. И старушка в кружевных чулках с ароматическими свечами никому не нужна, как это ни грустно. Потому что рано или поздно, красота исчезает. Возраст берет свое. И приедаются свечи, кружева и музыка, потому что мы все – живые люди. И имеем проблемы, трудности, огорчения, трудом зарабатываем деньги и не всегда готовы заниматься любовью. Других дел немало. Так что одной красотой и женственностью никого не удержишь, к сожалению – хрупкие это вещи и невечные. Вечна только любовь. Только понимание. Только родственные и равноправные чувства могут навсегда нас связать. И, кстати, потом у этой бывшей красавицы сгорела квартира – она дом продала, содержать-то его не на что было. А квартира сгорела от ароматической свечки, так что добрый хирург еще и денег ей на ремонт давал – больше некому оказалось…

Недоброжелательное внимание

у Гоголя хорошо описано. Ел человек галушки с аппетитом. Макал в сметану и кушал. А хозяйке жалко стало галушек и она думала: чтоб ты подавился! Гость подавился и помер, прямо за столом. Так что вряд ли получится хорошо станцевать, спеть, сдать экзамен или заработать, если кто-то смотрит колючим взглядом и недоброжелательно думает: чтоб ты подавился! И причина неудач может быть именно в этом – мы прекрасно чувствуем, как относятся к нам люди. И недоброжелательное внимание может свести на нет все наши усилия. И лишить удовольствия. Невербальная информация влияет на нас очень сильно; и деланная доброжелательность только усугубляет проблему. Мозг получает двойное послание: медовые речи и злобный взгляд порождают диссонанс. И галушки впрок не идут… Так что лучше есть траву с добрыми людьми, чем мясо – со злыми, как тысячи лет назад написано. И петь, танцевать, писать и работать лучше для добрых. И на экзамене – стоит заменить экзаменатора, и результат совсем иной получается, хороший. Так что чувствам можно доверять; примерно 20 секунд – и мы распознаем отношение к нам даже незнакомого человека. И можем поблагодарить за общение, взять шляпу и уйти. Иногда это единственный выход.

Когда-то, в юности

мне баснословно повезло. Мне подарили книги: сборник американских детективов и «Детей Арбата» Рыбакова. Это был необычайно щедрый и великолепный подарок, новенькие такие книжки, очень ценные и модные. Я прочитала и отнесла в букинистический магазин. Обменяла на трехтомник сказок братьев Гримм, с прелестными иллюстрациями старинными. Этот трехтомник где-то валялся в углу – кому в тяжелые и смутные времена нужны сказки? И продавец даже меня пожалела за наивность. И несколько раз переспросила, осознаю ли я, какие ценные книги отдаю ей в обмен на это старье? Я осознавала. И она мне дала календарик еще в подарок с подмигивающей китаянкой – утешительный бонус для идиотов. Почитал сказки – полюбовался на китаянку. И забыл, что лишился ценных и важных книг… Да, сказки до сих пор у меня. И утешают меня, и иллюстрации прекрасны: Рапунцель с длинными волосами в башне, злой Румпельштильцхен пляшет у кипящего котелка, Гензель и Гретель подходят к пряничному домику… А без тех книг я преспокойно обошлась, и ничуть не тоскую по ним. А захочется перечитать – можно найти текст в интернете. Или в любом магазине купить… Так и с людьми. Человек кажется таким интересным и ценным, таким притягательным и новым! Но лучше выбрать старинные сказки с чудесными иллюстрациями. Лучше выбрать немного старомодного человека, у которого есть вечные ценности: милосердие, справедливость, сострадание, честность… Может, он не так блестящ и оригинален, и говорит будничные и немного банальные слова. И обложка слегка потрепана – но что за чудные истории под этой обложкой! Что за прелестные иллюстрации! Какая душа у этого человека! И такие люди остаются с нами на всю жизнь. А заманчивые модные незнакомцы – быстро теряют оригинальность и новизну. Хотя они, может, хорошие. Но, как бы сказать, не на всю жизнь… И цена их со временем падает. А старинных друзей – растет и растет…