Текст книги "Опыты жизни. Психологические эссе"

Про желания

Одна женщина попала в больницу – очень тяжело заболела. И лежала, бледная и худая, глаза не могла открыть. Её лечили, конечно, но уже ожидали печального финала. И профессор с врачами пришёл на осмотр, посмотреть этот тяжёлый случай и коллегам показать. И спросил у пациентки, нет ли каких желаний. Хотя обычно про жалобы спрашивают. И женщина прохрипела тихо: «дайте мне зеркальце! И маринованный огурец!». И профессор засмеялся и сказал, что пациентка непременно выздоровеет! Уже начала выздоравливать! У неё есть желания, значит, все в порядке! Дайте ей зеркало, огурец и все, что она желает. Пока человек что-то хочет – он живёт. А когда ничего не хочет – это неблагоприятный признак. Живые постоянно чего-то хотят: зеркальце, огурец, чтобы поцеловали, дом построить или начальнику правду в глаза высказать. Прическу сделать или скушать пирожное. И женщина выздоровела и снова стала работать на телекомпании. И мне эту историю рассказала, а я – вам. Хотя буддисты советуют от желаний отказаться, чтобы побыстрее закончить эту утомительную земную жизнь. И обрести покой. Но если такая цель не стоит – подумайте о своих желаниях. И исполните те, которые невредные и возможные. Желания – это жизнь.

Про розовый куст

Один Священник жил при стареньком храме. Он был молодой и добрый. И он искренне верил. И посадил розы – денег хватило всего на один куст. Он ухаживал за розами, поливал их и рыхлил землю – и куст покрывался белыми прекрасными цветами с дивным ароматом. И священник от радости и умиления плакал чистыми слезами, когда никто не видел. И он решил построить большой храм на месте прежнего. И стал собирать деньги, участвовать в общественной жизни и активно действовать, движимый лучшими намерениями. И вскоре строительство закипело. Все шло очень хорошо! Люди жертвовали деньги, все любили молодого священника, и храм стали посещать богачи и политики. И еще больше жертвовать, поскольку все чувствовали себя умиротворенными и счастливыми. А бедные стали редко приходить, им как-то неловко было, что они мало дают. Да и все время было много важных персон, тоже как-то неудобно идти в лохмотьях… И здание становилось все выше и величественнее! Прекрасный вид, чудная архитектура! И священник целыми днями работал, контролировал стройку, общался с рабочими, считал стройматериалы, чтобы не украли, ругался иногда с плохими строителями и поставщиками… Шел месяц за месяцем, грузовики привозили кирпич и плиты, цемент и кровлю… И священник очень уставал, но утешал себя тем, что делает благое дело, очень важное. И однажды присел на кучу камней, отдохнуть. И увидел придавленный строительным мусором засохший розовый куст – он совсем забыл о нем! Совсем забыл! И сердце его болезненно сжалось, он заплакал и побежал за водой. И стал расшвыривать кирпичи, камни, стекла – освобождать свой умерший куст. И поливать водой, плача – такой он был чувствительный человек. А куст был мертвый и очень печальный… И что-то перевернулось в душе священника. И он стал горячо молиться – просто так. И каждый день это делать, и каждый день поливать свой мертвый куст, и страшно раскаиваться в чем-то – хотя он не делал ничего дурного. И однажды утром куст ожил. На одной веточке появились зеленые листья, а потом – и белоснежный тугой бутон. И священник почувствовал себя таким счастливым, каким давно уже не чувствовал – словно он стал маленьким мальчиком… И он больше никогда не забывал о своих розах, никогда – потому что именно этим и живет человек. Может быть, только этим. И это сказка не только про веру, о которой можно забыть в суете жизни и стройке. Это сказка про забытую любовь. И про нашу собственную душу, забытую, как розовый куст на стройке… Но все можно оживить и исправить. И это – единственная сказка, которую я вам рассказала. Хотя она тоже – правдивая…

О нарушении границ

Интересным опытом поделился один психолог. Ему пришлось помогать одной даме, тоже психологу. Которая, в свою очередь, консультировала некоего Роберта. Сначала дама согласилась проводить консультации в офисе Роберта – он был богатый бизнесмен, и ему некогда было на приём ездить. Потом она молча выслушивала скабрезности и вежливо отказывалась от предложений с Робертом пообщаться в неформальной обстановке. А потом Роберт стал к ней выходить голым из душа – у него в офисе был душ. И неторопливо одеваться, продолжая беседу. Хорошо, что ногти стричь не начал на ногах… И психолог-учитель посоветовал даме-психологу намекнуть Роберту, что неплохо бы надеть штаны. И намекнуть на свои чувства. Он, этот бизнесмен, просто не понимает, что немного задевает специалиста своим поведением! И все наладилось! Не знаю, не думаю. Роберт или обнаглевший совершенно человек, или психически больной, которому надо к психиатру, а не к психологу. А даму надо лишить права практики – ежели при ней человек так распустился. А старший психолог, гордо рассказавший эту историю, тоже профнепригоден. Какие намёки и консультирование, если при вас в голом виде ходят? Что означает простую вещь – не считают за человека… И вы сами позволили так с собой обращаться – за деньги или бесплатно – это неважно. При первом проявлении неуважения и нарушения границ следует не робко закрывать глаза и стыдливо отворачиваться, а решительно приказать одеться. Сменить тон. Прекратить говорить непристойности. И так далее. Иначе все зайдёт далеко! А самое главное – какой смысл в работе и в профессиональном общении? Это общение раба и патриция, которое хорошим точно не кончится. Так что не позволяйте садиться себе на шею и обращаться без уважения. Уважение, как считал Кант, главный принцип человеческого общения. И профессионального, и бытового…

Чем больше стараешься нравиться —

тем меньше нравишься. Как говорил человек-обезьяна в «Острове доктора Моро», таков Закон! Сотни прочитанных руководств и десятки тренингов ничего не изменят. На то и закон. Чем больше стараешься – тем меньше результат. Потому что люди – не дураки. И прекрасно чувствуют фальшь и натяжку, придуманный идеал, неискренность игры… И безошибочно отличают соевый батончик от шоколада – несмотря на красивую обертку и рекламу. Невкусно. Но почему? А вот будьте собой. Живите, говорите, одевайтесь, как вы считаете нужным. И не задевайте чужих чувств, не обижайте никого. И свои чувства не давайте задевать. И не притворяйтесь моложе, веселее или энергичнее, чем вы есть. И будьте искренним и добрым, не слишком стараясь всем нравиться. Да и зачем? Сегодня нравишься, а завтра забыл слова роли или не то сказал – и разонравился моментально… Или кто-то другой понравился… Любовь и дружба – искренние чувства. И для них нужна искренность. Так что не стоит, как Гитлер, часами репетировать перед зеркалом жесты и гримасы, чтобы нравиться толпе. Это к хорошему не приводит, как показала история. Быть собой куда честнее и проще.

Самое лучшее в любви

да и в дружбе – стадия принятия. Сначала восторг и восхищение владеют нами. Потом – некоторое разочарование. А потом, если все благополучно, и мы нашли своего человека – наступает полное принятие. Все, он наш! Идеалисты потому и остаются в одиночестве – не могут справиться с разочарованием. С тем, что Ленин тоже ходил в туалет, – в это трудно поверить! И что любимый человек имеет свои недостатки или просто черты характера – это тоже принять нелегко. А вот примешь – и ещё крепче полюбишь. Как говорил один писатель, ну и пусть кое-где торчат ниточки! Он, этот человек, все равно наш. Если эта стадия произошла – все будет хорошо, и в любви, и в дружбе. И пациент убедится, что доктор – не всесильный великан. А любимый друг – не ангел. Обычный, живой, тёплый человек, который точно так же нуждается в любви и понимании, как мы. И начнутся личные отношения, про которые писатель сурово сказал: «нельзя строить жизнь на личных отношениях!». А потом дописал: «А на чем тогда строить жизнь, если не на личных отношениях?»…

Разные люди —

так одни супруги решили. И подали заявление на развод. И в ожидании развода осыпали друг друга претензиями и упреками, вспоминая обиды столетней давности и моменты непонимания. И говорили о бесплодно потраченном времени. И яростно делили имущество. И родственники вмешались, понятное дело, и с одной стороны, и с другой, давая советы и подливая масло в огонь. И эти разные люди поехали к юристу в очередной раз, скандалить из-за дома и участка. А по пути у них машина сломалась; и, пока муж что-то чинил, к машине подошел таксик, грязный и ободранный. И очень худой. Он, видимо, потерялся. И хромал на одну лапку. А может, его выгнали – бывают злые люди на свете. И супруги, продолжая ругаться, подхватили таксика и поехали к ветеринару. И там сделали анализы и рентген; долго пробыли, опоздали к юристу. Доктор сказал, что лапка не сломана, но нужен покой и хорошее питание. И муж с женой поехали домой, сделали таксику подстилочку и стали давать лекарство. Добрая собачка оказалась, только напуганная чем-то и нервная. Стоило повысить голос – и таксик начинал плакать и ушки прижимать. И прятаться. Так что кричать супруги перестали и занялись лечением собачки. И ничего, знаете, помирились. Забыли о распрях и обидах. Может, поняли, почему они вместе двадцать лет прожили – не такие уж они разные люди. Добрые люди очень похожи друг на друга, как вот эти муж с женой. И толстенький таксик тоже теперь на них похож. Так что ругаться и ссориться все могут, всякое бывает. А собачку везти к ветеринару – не все. И с теми, кто добрый, можно жить вместе. И помириться. И многое простить. Все проходит, а доброта остается. И любовь возвращается… Не такие уж мы разные на самом деле.

О тяжелых людях

Тяжелый человек даже не думает, что с ним тяжело. Он угрюмый, молчаливый, ворчит… Смотрит исподолобья. И все работает, работает, – так и живет в работе и молчании. А по выходным выпьет чекушку и спит. Или смотрит черно-белый телевизор, в позе царицы Хатшепсут, натруженные руки на коленях, спина прямо. Свекор у меня такой был. Жили трудно, муж был в армии, я на дневном училась, с ребенком грудным мама-свекровь оставалась – она уже была на пенсии. Свекор всех содержал. И я стипендию получала повышенную. И прекрасно мы уживались. Потому что свекор иногда говорил грубым голосом: «Главное – это образование. Надо учиться. Ты сдала экзамен? Какие отметки учитель поставил?». Сам-то он семь классов закончил, а потом пошел работать – в семье было девять детей, а отец на фронте погиб. И еще говорил: «Иди покушай!». Вот две темы были у нас для общения. И еще он потом перестал выпивать. Курить сразу бросил, как ребенок родился. А выпивать перестал из-за книжек. Он заметил, что я все читаю. Спросил, про что написано? Я рассказала, что молодой журналист Дюруа соблазнял женщин и всяческими способами прокладывал себе путь к успеху, ничем не гнушаясь. Или вот – король Франции Филипп Красивый обвинил ложно тамплиеров и сжег магистра ордена на площади, а тот проклял короля… Или как одна жена влюбилась в красивого приказчика и отравила мужа-купца. И преступление повлекло за собой другое преступление, и она попала на каторгу… И свекор стал брать книжки и читать, надев очки. И мы стали больше разговаривать. Он теперь ворчал не беспредметно, а вот этак: «Ну и подлец этот Дюруа! И женщины хороши – не могли раскусить негодяя! Голову бы ему оторвать, подлецу! Как он с этой, с полной-то поступил!». А над некоторыми книжками свекор плакал – когда жестокий отец выгнал беременную дочь из дому и она шла под дождем, одинокая и больная. И еще он плакал, когда умер попугайчик. Хотя на попугайчика тоже ворчал. Тяжелый такой был человек, ворчун. А потом он и сам умер – сердце его было надорвано тяжелой работой и тяжелой жизнью в детстве. Я понимала. Я тоже не очень общительная в быту. Поэтому мы хорошо уживались, с младенцем, попугайчиком, книжками – и я до сих пор скучаю по этому тяжелому человеку. И прекрасно уживаюсь с такими людьми – с молчаливыми работягами. Которые могут плакать над книжками, когда никто не видит…

Это дорого обходится – злиться

Особенно – некоторым людям. Добрым, светлым, предназначенным судьбой для хороших дел. Не наше это дело – гневаться и сердиться. Потому что стоит даже подумать раздраженно о чем-то – и бац! – выйдет мелкая неприятность. Запнешься, порежешься, деньги потеряешь или машину поцарапаешь. Злодей весь в панцире, утыкан иглами и острыми плавниками. Зубы и когти острые у него! Он – хищник, ему только и остается злое творить. А добрый Чуковский написал в юности гневную статью, какой-то памфлет или фельетон – и как у него стал палец нарывать! Именно тот, писательный палец. Чуть он без пальца не остался. И решил писать сказки для детей и стихи с английского переводить – он отлично знал английский язык. И вообще – поменьше сердиться. И юморист Аверченко, человек мягкий и с добрым юмором, в эмиграции озлобился, разгневался, стал писать злую сатиру – это понятно, он же все потерял. И Россию жалко было, и на душе тяжело. Только стало еще хуже – сначала ему глаз удалили, а потом он и вовсе умер еще молодым. Хотя мог пожить – жизнь только-только стала у него налаживаться. И он справедливо писал гневные вещи, но они его разрушили. Так что некоторым людям сердиться – себе дороже. И спорить, и конфликтовать, и выходить из себя, и писать сердитые комментарии или отвечать на них. Куда нам против профессионального хищника с зубами и когтями? Лучше от него удалиться. Или его удалить. Сказать: идите своей дорогой, куда шли. А нас оставьте в покое; нам ваше рычание и визг неинтересны. И делать то, для чего мы созданы – хорошее. А злому, как говорили, типун на язык и все прочее. Хищники все же – тоже люди. И мы просто не знаем, что у них потом с глазами и пальцами происходит… В общем, будем поспокойнее. А от тех, кто выводит нас из равновесия – подальше. По возможности. Пока на самом деле не придет время для борьбы; для нее силы и нужно сохранять.

Про историю

Каждую историю можно по-разному рассказать и по-разному с ней жить. Одна девочка упала в яму на стройке. Шаталась по стройке и упала. И долго сидела в этой яме, и звала на помощь – никто не пришел. И тогда эта девочка достала из кармана грязного пальтишка детский совок, выкопала такие ступенечки и вылезла. Хотя ободрала руки и колени, и дома ей попало. Проще говоря, выдрали – это давно было. И можно было всю жизнь рассказывать эту мрачную жалостливую историю про людскую черствость и сидение в яме. Изображать в лицах страх и ужас, показывать колени и пальцы – как они болели. И рассказывать, как нашлепали. Но женщина была другого склада. И эта история стала ее гордостью и вдохновением. В самые трудные минуты жизни она говорила себе: «ежели я в детстве вылезла из ямы самостоятельно, то теперь точно выкарабкаюсь!». И выкарабкивалась, да еще как! Все преодолевала и служила примером мужества для других. Стала богатой и знаменитой. И всегда возила в машине совок – на память о той истории. Так что ничего ужасного в прошлых испытаниях нет, если на них не зацикливаться. И всегда есть выбор – жалобно рассказывать свою горестную историю. И получать сочувствие. Или гордо рассказывать о победе в жестоких боях, демонстрируя шрамы и получая восхищение и аплодисменты. Индейцы считали, что в местах Счастливой Охоты, куда человек попадает после земной жизни, его первым делом просят показать шрамы. Это доказательство, что он жил, боролся и побеждал. И посмотреть в прошлое надо не с тоскливым чувством обиды и боли, а удовлетворенно посчитать, из скольких ям мы вылезли. Совершенно без посторонней помощи! А если кто помог – надо поблагодарить. Это еще больше вдохновляет. И помогает добиться успеха в настоящем.

Про шашлыки

Сезон начался – все шашлыки жарят на природе. А я не люблю шашлыки на природе. Дело не в шашлыках, конечно – я радуюсь, что люди веселятся и кушают с аппетитом. На здоровье! Я вспоминаю про начало девяностых, когда мы с маленькой дочкой тоже ходили на шашлыки. В лесопарк рядом с домом – больше-то некуда было. И мне хотелось дочке показать, что такое шашлык. Что мы тоже хорошо живем и можем себе позволить шашлык изжарить. Хотя мы совсем одни и не очень богатые. Ивообще – надо на свежий воздух выбраться, подышать, а то в подъезде опять собрались наркоманы. А по телевизору показывают войну в Чечне и перечисляют, кого за сегодня убили – из коммерсантов или бандитов. Тогда это часто означало одно и то же. А деньги все равно надо немедленно тратить, потому что почти постоянно появляются новые купюры и новые цены. Удивительная была жизнь. И я купила колбасу и хлеб – хлеб не так-то просто было купить. Почему-то за ним стояли громадные очереди. А колбаса была, врать не буду. Что было, то было. И спички были. И совок, которым я выкопала ямку и туда веточек положила. И спичками подожгла. А на другие веточки нанизала колбасу вперемешку с хлебом – вот и шашлык. И мы уютно сидели на бревнышке в лесопарке. Топор рядом лежал – на всякий случай. Хотя тогда впору было и по городу с топором идти – мы и ходили. До лесопарка. И с нами на бревнышке сидел старик, такой, высокий, худой. Совершенно седой, белый. Он работал сторожем, но зарплату ему не платили – тогда никому не платили почему-то. Старик жил в лесу в шалашике, потому что дома у него был пьяница-сын. Бил его и пенсию отбирал. А сторожем работать было выгодно – можно было собирать бутылки. Этот старик на войне был разведчиком и сохранил острое зрение. Мы случайно познакомились, когда он спросил, можно ли взять кусок хлеба. Да, вот так мы и сидели над костерком – этот дедушка вырыл правильную ямку, я не умею копать и костры разводить. И мы мирно закусывали – понятное дело, я делилась. И со стариком было не страшно, поэтому мы очень радовались, что с ним подружились. И дочка называла его «дедушкой». Очень приятно мы проводили время, как тогда казалось, даже домой не хотелось идти. Ни мне, ни дедушке – вот он в шалаше и жил. И так мы провели лето. Вот мое сочинение: «Как я провела лето 93-го года». На шашлыках провела. На лоне природы. Мы почти каждый день ходили, потому что дома было еще страшнее, на окраине Эльмаша. И мне ельцинские времена этим и запомнились – шашлыками. Хотя лично я ни к кому претензий не имею. Просто однажды старичок не пришел. И шалаш кто-то сжег. Видимо, шашлыки готовил. Ностальгии нет по тем временам. И шашлыки до сих пор не очень люблю – но это мое личное дело, конечно. Наверное.

Не надо нарываться!

примерно так сказал академик Лихачев. Он в молодости попал в лагерь и там сидел в ужасных условиях. Надрывался на непосильной работе, голодал и терпел издевательства охраны. Но в редкие свободные минуты общался с другими интеллигентами – тогда интеллигентов часто сажали. Чтобы не умничали. И до академика дошла простая мысль: неприятности чаще случаются с теми, кто на них нарывается. Это он с другими образованными зэками беседовал о поэзии и понял вдруг: те поэты, которые призывали смерть и стонали о том, что жизнь ужасна, умерли очень рано. Воспевали боль и страдания – и получили и боль, и страдания. Смеялись над Высшими Силами – и довольно мрачную и короткую жизнь прожили, потому что Высшим Силам тоже было плевать на этих людей. Отвернулись от них Высшие Силы. Писали о безнадежности, о погибели, о том, что «жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, такая пустая и глупая шутка». И глупая шутка послужила причиной их смерти очень быстро. Лет этак в 27. Чего им не жилось? Спали на мягких перинах, плотно и вкусно кушали, пили дорогое вино, носили хорошую одежду. За дамами ухаживали. И не работали. Работали другие. А эти все ныли и стонали. Это вот у Ильфа в записных книжках есть стишок: «Два певца на сцене пели: „Нас побить, побить хотели!“ Так они противно ныли, что и вправду их побили!». Подумал будущий академик, и перестал воспевать плохое и мрачное. И упиваться страданиями. И начал во всем находить что-то хорошее и благодарить за каждый прожитый день – потому что в тех условиях это и впрямь было чудо. И он выжил и освободился. А потом блокаду пережил. И тоже вел дневник, куда записывал все правдиво и честно, но не упивался ужасами и не призывал романтическую смерть. Не нарывался. Хотел жить и выжить. И чтобы семья выжила, дети особенно. И дети спаслись, хотя страшно голодали – но вечером читали сказки, если не надо было в бомбоубежище спускаться… И совершенно прав мудрый академик Лихачев – незачем нарываться и призывать страдания и смерть. И преувеличивать мелкие неудачи, и пророчествовать о кровавых и страшных временах и грядущих несчастьях. Надо будет – наступят страшные времена. Без наших призывов. Не надо – не наступят. Не нашего ума это дело. А призывать несчастья и муки и показывать всем свои страдания очень опасно. Потому что вымышленные страдания могут повлечь за собой вполне реальные. Нечего нарываться, проще говоря. И я тоже так считаю. В целом, все в порядке. А бытовая ссора или обида или денег маловато – не повод мечтать о смерти. Или еще о чем-нибудь мрачном.