Текст книги "Опыты жизни. Психологические эссе"

Чувство собственного достоинства

самое важное определение личности. Есть достоинство – есть личность. Нет достоинства – и личности нет. И Чехов ужасно жил в детстве: его избивали, унижали, заставляли руки целовать благодетелям и богачам поддакивать. В лавке торговать, говоря умильно: «чего изволите?». Жить в грязи и скотстве, в «рабьем мире». И слова Чехова о том, что надо по капле выдавливать из себя раба, неправильно истолковали – как призыв к революционной борьбе. А он писал про то, что нельзя позволять обращаться с собой, как с рабом. И он был добрым, учтивым человеком; и не изобличал чужие недостатки, прощал долги и часто себе в убыток работал, чтобы издатель не заподозрил его в «использовании». И со всеми был ровен и вежлив. Но стоило нарушить границы – и Чехов ответил: не надо, мол, кормить меня помоями. И поливать ими. Так ответил, что все удивились – никто не ожидал. А он просто побывал в рабстве – и понял, что это невыносимо. Сегодня позволил себя на «ты» назвать и без отчества – завтра будешь угодливо руки целовать и спрашивать: «чего изволите?». Сегодня про вашу пьесу глупость написали – а завтра про вас клевету напишут. Сегодня при вас закурили и нога на ногу сели – а завтра вы за папиросами в лавочку побежите. И вам за это оставят докурить – в лучшем случае. Так что любое нарушение границ – разрушение чувства собственного достоинства. Чтобы вернуть вас в рабство. И те, кто там бывал, прекрасно это понимают. А те, кто избежал – потом поймут, когда им начнут подзатыльники отвешивать и руки совать для поцелуя. Умение защищать свои границы и говорить «нет» – признак зрелой личности. И чувство достоинства надо развивать и укреплять – раньше считалось, что оно – врожденное. А сейчас – что оно от нас зависит все же. И можно из «Антоши» стать «Антоном Павловичем». Для этого надо стать взрослым духовно человеком. И получить право на отчество. На уважение. Потребовать его, если нужно. Те, кто пытаются нас обратить в рабство – сами рабы. И не могут вынести чужую свободу.

О тайной любви

Бабушкина сестра в почтенном возрасте восьмидесяти лет пошла на кладбище – в этом возрасте это вполне привычный маршрут. Поухаживать за могилой супруга. И перенесла страшное потрясение – к ней подошёл дряхлый старичок, сторож, и сказал, что он – мальчик Толя, с которым Зоенька занималась во Дворце Пионеров в тысяча девятьсот тридцать втором году. Или – восемьсот, уже неважно. И он, наконец, решил рассказать ей о возникших чувствах. Они возникли ещё тогда, но Толя мучился и размышлял. И посвящал Зоеньке стихи; и мечтал о взаимности. И вот, наконец, встретил Зою здесь, на кладбище, два года назад. И ещё два года думал. И решил открыть сердце и признаться, наконец. И он протянул тёте Зое цветы, слегка увядшие, от которых она решительно отказалась. Подозревая, где он их взял. И дома её дети и внуки; и правнуки – отпаивали валидолом. Она пережила страшное потрясение. Надо же! Жизнь прошла; столько всего было, потрясения, война, утраты, любовь, дети, профессорская кафедра, десятки стран… А мальчик Толя был где-то рядом и любил её тайно. Но как-то странно, какой-то робкой и несмелой любовью. И поздновато признался. А ведь он ей нравился, такой скромный, с чёлочкой, в пионерском галстуке! В общем, она стала бояться встречаться с этим Толей. И на кладбище перестала ходить почти – уехала в Исландию на научную конференцию. И там познакомилась с энергичным исландским учёным, с которым стала дружить и переписываться, и созваниваться. Хотя он тоже был старенький, но активный. Надо как-то активнее проявлять свои чувства. Как-то энергичнее. Жизнь так быстро проходит! И нет никаких особых препятствий, чтобы хотя бы дружить и общаться. А не терзаться семьдесят лет сомнениями и раздумьями… Хотя это история без выводов – просто случай из жизни.

О памяти

Во дворе на лавочке сидела старуха Лазаревна. И все дети боялись её – она лезла с замечаниями, следила, подслушивала и жаловалась родителям – все перевернув с ног на голову. И палкой замахивалась. Может, она была такая от несчастной жизни, как сейчас говорят. Но дети считали её просто – злой. Не вдаваясь в психоанализ. И такой на всю жизнь запомнили – злая старуха Лазаревна. А в киоске с булочками и пирожками сидела очень-очень полная старушка. Она почти весь киоскзанимала. И дети бегали покупать булочки и ватрушки. Иногда денег у кого-то не было, полная старушка замечала грустного ребёнка и давала булочку горячую в долг. А потом про долг забывала – но дети всегда отдавали, дети честные обычно. Ей оставляли ключи для ребенка, тяжёлые ранцы и мешки со сменной обувью. Коньки, лыжи, санки. И сами забирались в киоск – погреться. Хотя места было маловато. У неё был белоснежный шершавый халат и белая наколка в прическе. И красное, отёкшее, доброе лицо. И она всех утешала и жалела. И я ее по сей день помню – она была добрая, хотя вряд ли более счастливая, чем Лазаревна. И сейчас этих пожилых женщин уже нет на свете – сорок лет прошло! А память осталась. Злая и добрая – так дети говорят. Все остаётся, ничего не проходит бесследно – мы оставляем след в судьбе других людей. А они – в нашей. И злой человек навеки останется злым. А добрый – добрым. Несмотря на сложные объяснения. И где-то стоит в небесах голубенький киоск с булочками и доброй старушкой. Хотя она там не старушка, конечно. Может быть добрая девочка… А где злая Лазаревна с палкой – и представлять не хочу. Нигде. Зло всегда оказывается нигде…

Про сироту

Здесь в Пушкине жила девочка Лена. У неё не было мамы – мама умерла. И Лена жила с мачехой – папа у нее в тюрьме сидел. И мачеха хорошо относилась к Лене, заботилась нормально; но эта неуловимая печать сиротства и заброшенности! Колготки как-то в гармошку собраны, платьице на два размера больше, на вырост, панамка уродливая натянута на уши… Я и сама в гимнастерке с медалями ходила, перешитой из дедушкиной – и стреляными гильзами украсила бабушка мой вязаный жилетик – но это не сиротство. Оно другое. Некрасивый ребёнок без мамы, бледный и косички остригли – короткий ёжик под панамкой. Некогда заплетать. И мы с Леной играли, что я – её мама. И я ругала её, руководила, читала нотации и заставляла понарошку есть суп из одуванчиков – ешь немедленно! А то не встанешь из-за стола! А Лена разбила об асфальт найденный трансформатор и сделала мне из фольги волшебный шлейф – я была мама-волшебница. И ещё я гладила её по голове за хорошее поведение – так мама делала. Едва встретимся, Лена снимает панамку и подставляет «ежик» – гладь меня за хорошее поведение! Вы живите долго. Нельзя ребёнку без мамы. Он бледный, запущенный и читать не умеет. Даже взрослому без мамы невыносимо иногда – живите долго. И гладьте по голове. И суп заставляйте есть. А Лену я встретила сегодня во дворе, у тех же качелей. С двумя внуками, и ещё два есть. И детей четверо. И она сама – мама и бабушка. Но я её все равно по голове погладила – за хорошее поведение. А она меня обняла и пожалела, что теперь не найти трансформатор и не разбить его об асфальт – для фольги серебристой. Чтобы сделать плащ мамы-волшебницы. Потому что по маме она так и тоскует – всю жизнь. Такое оно, сиротство. Так что постараемся прожить как можно дольше – ради детей.

Люди-ангелы

на ангелов совсем непохожи. Но появляются именно в нужный момент и спасают. Иногда и сами не догадываются, что спасли. Спасут – и снова принимаются яму в песочнице копать, как Игорь Груздев с синдромом Дауна. Он обычно рыл яму в песочнице, упорно, как бульдозер. А маленький мальчик вырвался у папы и прямо под машину побежал! Этот Игорь прыгнул, как лев, схватил мальчика за шиворот и гневно закричал на него. «Ы-ы-ы!». В смысле, надо слушаться папу! И снова пошёл копать. Этот папа осыпал Игоря дарами и мороженым, но спаситель скромно взял только совок и занялся любимым делом. Или вот совершенно пьяный мужчина сделал на улице умирающему искусственное дыхание и «Скорую» вызвал – «Скорая» приехала, потому что он сам был врач со «Скорой». Хотя и сильно пьяный. А на мои благодарности только и мог механически делать жест рукой и повторять: «Это мой долг!». От пьянства, кстати, он избавился – мой папа помог. Это тоже был его долг. А спасённая бабушка осыпала его дарами – но он удивился и ничего не взял вообще. Кроме банки грибов – очень грибы любил. Или вот пришёл ко мне опасный сумасшедший. И в ту же минуту пришёл милиционер в форме – он не успел переодеться. И сумасшедший мгновенно смекнул, что к чему – иногда опасные субъекты очень понятливы. И сбежал. А милиционер не мог взять в толк, чего я так ему радуюсь и готова за мороженым бежать. И называю спасителем… Люди-ангелы даже не понимают иногда, что кого-то спасли, так, походя, совершенно без умысла. И не всегда они на ангелов похожи. А может, их к нам посылают – оттуда, сверху. Пришли, спасли, сделали жест рукой и сказали: это мой долг! Спасибо. Может, и мы так кого-то спасли и даже не заметили. Выполнили долг. Или – вернули должок. Не знаю точно, но все равно – это очень хорошо!

Про крохоборов

Это вчера вслед мне сказали в мебельном отделе. Потому что я выбирала самый дешёвый диван – надо на чем-то спать, а папину спальню я закрыла пока. А диван совсем плох. И надо ремонт начинать, жалко дорогой диван – вдруг испачкается. И одета я в пуховичок и джинсики – бедно. И продавец меня пристыдила и заругала: нечего нищим ходить по мебельным магазинам. А спать можно в спальном мешке, например. И вместе со мной выгнали ещё одну нищенку – старушку в беретике, которая на диван присела. И этим могла его испортить. Нищие всегда все портят. А диван 10 тысяч стоит, между прочим! И ушли мы, гонимые, униженные и оскорбленные. И с горя я зашла в салон дорогой иностранной мебели, просто поглядеть и пережить унижение. Здесь больше нет мебельных. И старушка в беретике была уже там. И держала в руках пачку крупных банкнот, требуя итальянское витражное стекло в витрине буфета. Ей надо именно такое, чтобы с дверями сочеталось – сын двери поставил, а буфет она сама выбирает. И спальню ещё. Старушка меня узнала, хихикнула так по-молодому и предложила отдать мне свой диван, если надо. У неё шесть диванов в коттедже. И она вполне может поделиться. А продавщица в том отделе – дура. Так и сказала весёлая старушка. Я тоже засмеялась к своему стыду и пошла – потом диван куплю, делов-то. Или спальный мешок. Или спальню отопру, в конце концов. И ремонт потихоньку сделаем. Настроение улучшилось. Хорошая, поучительная старушка. И беретик красненький, славный.

О подвешенном состоянии

Самое трудное и тяжёлое – это когда вас держат в подвешенном состоянии. Не говорят ни «да», ни «нет». Думают вроде бы про что-то своё, показывают занятость и полную увлеченность своей жизнью. И делают вид, что ничего не происходит. А на отчаянные или робкие вопросы удивлённо отвечают, что все нормально. Или просто молчат. Но мы же чувствуем, как отдаляется человек! Мы ощущаем его изменившееся отношение. И тайные помыслы сердцем чувствуем. И снова спрашиваем: ты хочешь меня бросить? Вы хотите меня уволить? Я вас чем-то разгневал? «Ну что ты придумываешь!»; «с чего вы это взяли? Все нормально!» – и сказать больше нечего. Только ещё больше убеждаешься, что что-то нехорошее происходит, но нам об этом не говорят. Как хозяин, который решил избавиться от собаки; смотрит на неё задумчиво, что-то решает в уме, гладит иногда так отстранённо… Замыслил недоброе, вот почему он так себя ведёт. И не хочет брать ответственность на себя – ждёт, пока вы дадите повод. Ошибку совершите, сорвётесь или хлопнете дверью – но сами. Или собака убежит на прогулке. Сама. В подвешенном состоянии для этого и держат – чтобы перенести ответственность на вас. И ничего не решать пока. И ещё есть время для манёвра, скорее всего. Но утешать себя тем, что вы с ума сошли, и вам все это кажется – тоже не надо. Так и есть. И надо действовать в поиске решения, а не задавать бесполезные вопросы. И не ждать пощады – обычно те, кто держат нас в подвешенном состоянии, не склонны щадить. Жестокие это люди все же…

Про воспитание

Надо любить ребенка. И, наверное, надо правильно воспитывать – это бесспорно. Но мне вот с детства внушал ужас рассказ Толстого про сливы. Все помнят: на блюде лежали сливы. Мальчик одну тайком съел. Мать сливы пересчитала, хвать – а одной-то нету! И она рассказала ужасную историю про смерть одного мальчика, который косточку заглотил. И съевший сливу ребенок зарыдал, и сказал, что косточку выплюнул. Так его и разоблачили публично, перед всей семьей. Ну ее, такую семью и такое воспитание. Мне было страшно: мать сливы пересчитывает. Я никогда в жизни не считала ни сливы, ни виноградины. Есть, правда, заболевание, при котором даже колбасу линейкой меряют, чтобы никто не отрезал. Но это – болезнь. И зачем выкладывать сливы на блюдо, как приманку, а потом – считать? И история про смерть мальчика – ужасная. И способ, с помощью которого разоблачили воришку – тоже изуверский. И то, что при всех – позор и унижение. И ребенок, видимо, слив вдосталь никогда не видел, раз одну стащил. И вообще – воровство ли это, если сливу съешь с блюда? Забыв, что в доме все пересчитывают? Поэтому я не сторонник правильного воспитания, научного. Мне все эта жуткая история вспоминается. Пусть ребенок ест сливы, помыв тщательно. И не до расстройства желудка, понятное дело. И вишни еще ему надо купить, и виноград, и яблоки. И игрушки. И на каруселях покатать – тем более, это выгодно – можно и самой кататься, тщательно скрывая удовольствие. И можно гулять за ручку в зоопарке и глядеть на зверей. А можно – пойти в аквапарк или в кафе-мороженое. А вечером – читать сказки или мультики смотреть. И обнимать, и валяться в постели, и щекотать, и строить из «лего» что-нибудь. И вырезать снежинки, сложив бумагу, или хороводы водить. А если он игрушки не убирает специально, и вы поссорились – можно помириться и крепко обняться потом. Вот мои взгляды на воспитание, неправильные и ненаучные. Но позволю себе их изложить, потому что с детьми я не работаю. И на прием прошу не брать, потому что мне со взрослыми сразу неинтересно разговаривать. И я тайком смотрю на свои игрушки, они на шкафу стоят с книжками. Под видом сувениров и статуэток. Слонов, ежиков и бегемотов… И ребенок смотрит туда же, понятное дело. И конец работе! Не вышло из меня Песталоцци и Ушинского. Мне Януш Корчак ближе всех. Просто потому что он так любил детей, что и погиб вместе с ними…

О сильных женщинах

Я прекрасно знаю, что значит «сильная женщина». И всегда с подозрением отношусь к тем мужчинам, которые сильными женщинами восхищаются. Есть у меня основания. Я знаю, как женщины становятся сильными. В детстве мы с друзьями, Владиком и Костей, выкопали в лесу землянку. Для штаба, понятное дело. Там сосну подмыло ручьем, образовалась такая берложка, мы ее расширили и вышла землянка. Месяц копали. И, шатаясь от усталости, шли вечером домой. Это на даче было. Засыпали мертвым сном, а утром снова шли как бы гулять. Копать дальше. И уже почти все было готово для штаба. Но мы пришли – а в землянке два дядьки в татуировках. С очень короткими прическами. Сидят и курят. И разговаривают так своеобразно. Это были беглые зэки, как потом выяснилось. Нам не понравилось, конечно, что в нашем штабе дядьки сидят. Мальчики прямо возмутились. И вытолкали меня вперед, назначив командиром – чтобы я дядькам достойно и внятно разъяснила, что они заняли чужое помещение. Я юбочку одернула и сказала ясным пионерским голосом: «Товарищи! Это наш штаб. Это наша землянка. Давайте разберемся по справедливости. Мы будем здесь играть днем, а вы можете приходить и играть вечером. Так будет честно и все будут довольны!». Дядьки заулыбались железными зубами, закивали и ушли по делам. Грабить деревенский магазин. А мы залезли в землянку. И Владик с Костей очень меня хвалили и жали руку. И называли командиром партизанского отряда. Хотя во время моей речи трусливо мялись где-то вдалеке, готовые дать стрекача… Я все понимала. Но принимала хвалу, что же делать. Я же командир. А дядьки вечером не пришли – их прямо в магазине взяли с поличным и вели через весь поселок. И дядьки с восхищением на меня смотрели и улыбались железными зубами. Один даже выкрикнул, что вернется и женится на мне после возвращения из санатория. Девочка-командир! Ну-ну. Дедушка так и не понял смысла обещания – он никогда не узнал про землянку и знакомство с зэками. И поведение моих друзей. И так и считал меня маленькой слабой девочкой. И помогал, и заботился, и защищал; и не было никакой необходимости быть сильной. Пока он был рядом. Вот что такое сильная женщина, которая обо всех заботится и всех защищает. Очень часто это происходит потому, что ее просто толкают вперед. И никого нет рядом, кто мог бы ее защитить и поддержать…

Про конфетки

На день рождения в садик все приносили конфетки. И угощали других детей. Именинника выводили на середину группы, и он из кулечка раздавал всем конфетки. Кто победнее – карамельки. Кто побогаче – шоколадные. Это был очень важный и приятный момент – всем раздать конфетки. Вот я и шла в садик с таким бумажным фунтиком – тогда в них конфетки развешивали. Потому что у меня был день рождения – пять лет. Я одна ходила в садик – он был рядом, во дворе. И подбежали плохие мальчишки, кулечек стали вырывать – я крепко держала. Но все равно он разорвался и конфетки все упали – некоторые в лужу. А некоторые конфетки мальчишки схватили и убежали, смеясь. Я так растерялась. А потом горько заплакала и стала собирать конфетки «Золотой петушок». Они испачкались и промокли. И их мало стало – не хватит! Я положила в карманчики то, что собрала. И в руки еще взяла. И пришла в садик, рыдая. Я плакала не из-за того, что с конфетками такое случилось. А из-за того, что я не смогу всех угостить. Все знают, что у меня – день рождения. И все будут ждать конфеток: и Вова, и Галя, и Элечка, и Люда… А у меня так мало, и все – грязные, испачканные. В общем, я так отчаянно плакала, что у меня голова затряслась и меня водой отпаивали. И я до сих пор помню этот случай. И в мемуарах одного блокадника прочитала, как он из садика нес маме кусочек хлеба. Сам не съел, а нес маме домой, чтобы мама не умерла. И грабитель спросил: «Что это у тебя в кулачке, мальчик?». Он доверчиво показал хлеб, а грабитель его схватил и убежал. И мальчик ужасно плакал – не из-за того, что сам хотел съесть хлеб. А из-за того, что он нес маме. И не донес. И на всю жизнь запомнил… Это разные случаи, конечно. Но главное – встреча со злым человеком отнимает у нас то, что мы несем любимым людям. Злой человек не просто нам причиняет боль и отнимает энергию – он нас грабит. Он забирает то, что мы хотели отдать ребенку, мужу, маме, друзьям – и мы идем с пустыми руками, плача. Так, незаметно плача. И приходим горестные и утомленные, ограбленные и униженные. Вот чем опасен злой человек. Вот почему так больно и тоскливо бывает после встречи с ним – нам нечего дать близким. Пусть идет стороной плохой человек. А если встретится на пути – так мы уже не дети. Я буду крепко держать фунтик с конфетками – они не для меня лично. Они для вас. И истории – для вас. И хорошее настроение – для вас. И вы не плачьте, а защищайте то, что несете любимым – здоровье, счастье, хорошее настроение и любовь. Близким это очень нужно. А плохие мальчишки как-нибудь обойдутся. Могли бы ведь и попросить, правда?

О самообвинении

Мне в юности старенький профессор логики рассказал вот такую историю. Капитан военного корабля пил чай. И поставил чашечку на стол. Раздался выстрел. Он встревожился, но продолжил пить чай. Отхлебнул и снова чашечку на стол поставил. И снова выстрел раздался. И еще раз такое случилось. И капитан решил, что эти события связаны. И ужасно испугался, что каким-то неведомым образом развязал ядерную войну. С помощью чашечки. Его потом долго лечили внушением и разубеждением в специальной клинике. Это просто его не предупредили о начале учений. Это называется – «ошибка атрибуции». Нам кажется, что что-то плохое случилось из-за нашего поступка или наших «плохих мыслей». Не уделили человеку внимание – он заболел. Не сдержались, закричали – готово дело, опять заболел. Пожалели денег – на семью свалился период безденежья. Или опять кто-то заболел. Ясное дело, это мы виноваты, кто же еще! И в проблемах фирмы вы виноваты – вот же, начальник твердо это сказал. И в курсе валют. И в плохой погоде. И в том, что мы слишком много едим, а дети Африки голодают. И в том, что мы здоровы, а кто-то – болен. Это как-то мы повлияли. Так вот преуспевающий хирург Рединг решил, что это он виноват в осложнении после операции у одного пациента. Пошел в гараж и покончил с собой. Хотя потом даже пациент уверял, что у него и в мыслях не было обвинять доктора. Это доктор себя обвинил и вынес себе приговор. Самообвинения – это болезнь; так и называется – «болезнь совести». И этим состоянием успешно пользуются люди, у которых нет болезни совести. И совести нет. Так что желающих нас обвинить – немало. Не стоит к ним присоединяться. Не стоит быть себе судьей и палачом – их и без нас достаточно. Лучше всего стать себе другом. И добродушно к себе относиться. Зло творят умышленно и сознательно, как правило. А небольшие ошибки мы все совершаем – на то мы и люди. И плохие события случаются вовсе не из-за того, что мы поставили на стол чашечку или выругались… Они просто случаются. И надо стараться, чтобы пореже плохое случалось – с нами. Беречь себя, уважать и защищать. И по мере сил помогать другим. Этого достаточно, полагаю…