Текст книги "Морф"

Глава 11. Спокойствие

Казалось бы, все хорошо: королевские гончие отстали, словно канули в никуда, погода стояла вполне сносная, а свежая сорочка, привезенная Штойцем, напомнила о тех золотых деньках, когда лекарь Виаро был уважаемым в Талье человеком, по утрам кушал гренки с сыром и раз в неделю заходил в уютный кабачок пропустить стаканчик-другой. Но разум, взбудораженный погоней, начал выкидывать странные шуточки: Шерхему время от времени казалось, что за ним кто-то наблюдает. Чувство слежки было так сильно, что порой он даже ощущал покалывание меж лопаток, как будто неведомый соглядатай решил пробуравить там дырку. А однажды Шерхем вдруг проснулся среди ночи, и где-то на самой границе зрения метнулась в заросли расплывчатая тень. Он вскочил, выхватил из костра пылающее полено и бросился следом за лазутчиком, но не нашел даже и намека на то, что к нему кто-то приближался.

Оно попробовал использовать простую, лекарскую магию – но ничего человеческого поблизости тоже не обнаружил.

А если предположить, что шел за ним нечеловек, то… Шерхем не совсем понимал, отчего тот тащится следом так долго и до сих пор не напал, не проломил череп, не выпил, в конце концов, мозг…

Поразмыслив над этой одновременно и печальной, и смешной ситуацией, Шерхем пришел к выводу, что на состоянии его рассудка начинает сказываться бесконечное бегство в лесной глуши. Подумав еще чуть-чуть, лекарь развернул на траве затертую до дыр карту королевства Веранту.

На сей раз гончие загнали его непозволительно близко к замку Штойца. Это, конечно, было плохо: не хватало еще и Арниса впутывать в это безнадежное противостояние мага, короля, а заодно и магического конклава. С другой стороны, некромант подбросил немного провианта, чистой одежды и даже кусок лавандового мыла. К хорошему быстро привыкаешь, и Шерхему вдруг захотелось как можно чаще купаться и менять белье, но роскошь сия оставалась доступна исключительно на расстоянии дня пути от замка повелителя зомби. Дальше Арнис просто не стал бы гнать коня – даже для того, чтобы поддержать давнего приятеля.

Шерхем взвесил все «за» и «против», а потом кусочком графита обвел в кружок поселение чуть западнее владений некроманта, означенное на карте как Малые коряги. Больших коряг в пределах Веранту не наблюдалось, но Шерхема это не смутило. Он свернул карту, сунул в дорожную сумку и пошел, продолжая ощущать на себе чей-то тяжелый взгляд. Нет, все-таки с такими симптомами лучше некоторое пожить с людьми. Даже Роф, шагай он рядом, не исправил бы положения – у здоровяка наблюдался один огромный недостаток: он был зомби.

Шерхем достиг цели своего путешествия к концу второго дня. Местность вполне оправдывала название: когда-то буря повалила здесь изрядное количество елей, вывороченные из земли корни поросли мхом, напоминая дохлых мохнатых пауков. Перебираться через всю эту красоту было непросто, Шерхем ругался сквозь зубы, порвал штанину и вышел к Малым корягам злой как собака. Деревня встретила его настороженным молчанием: видать, путники здесь были настолько редким явлением, что даже дворовые псы озадаченно примолкли, размышляя – то ли дремать дальше, то ли поднять шум. Оглядевшись, он подсчитал количество дворов – пять штук, коров – две, козы – четыре, питейное заведение – одно, да и то с заколоченными окнами. Наверняка раньше близ Малых коряг пролегала какая-нибудь приличная дорога, тогда и трактир не пустовал, а потом… наверное что-то изменилось, и деревенька начала медленно сползать в пропасть забвения.

Шерхем прислушался к себе: невидимый соглядатай отстал, смятый свежими впечатлениями. Лекарь воспрянул духом и зашагал к первому двору. Вот оно, лекарство от сумасшествия! Всего-то добраться до людей. Вряд ли они тут же побегут сдавать его гончим, в таких глухих и далеких от столицы местах народ простой, и преданных слуг его величества не очень-то жалует.

Затявкала собачонка размером не больше курицы. Из-за плетня высунулась белобрысая голова мальчугана, по самые глаза вымазавшегося вишневым соком. Он поморгал, глядя на Шерхема как на неведомую зверушку, а потом метнулся куда-то вглубь двора, вереща и вопя. Спустя несколько минут из калитки высунулась его мать. Или сестра – тут уж Шерхем не разбирался, да и к чему? Она была молодая, румяная и очень белокожая, даже слишком белокожая для простой крестьянки. Голову венчало подобие короны из льняных, выгоревших на солнце кос, шея была повязана черным платком.

– Чего надо? – спросила женщина и окинула Шерхема подозрительным взглядом.

Выглядел он, конечно, не лучшим образом. Но, во-первых, уже очень давно ему было плевать на свой внешний вид, а во-вторых, путешествие сквозь коряги никому не добавляет шарма и очарования.

– Я лекарь, – сказал он, – хочу попроситься на постой.

– Ой, да какой ты лекарь! Лекари – господа знатные, в каретах разъезжают. А на тебя посмотришь, так вылитый лихой молодец. Шел бы ты отсюда… пока собак не спустила.

Шерхем и ухом не повел.

– А что, трактир не работает? – поинтересовался он, кивнув в сторону заведения с забитыми окнами.

– Ты мне зубы не заговаривай! Катись-ка отсюда… Не то пойду сейчас мужа позову.

– Ну, позови. С мужиком я куда быстрее договорюсь, – Шерхем улыбнулся. Понятное дело, что никто никого звать не собирался. Да и мужа у этой женщины не было, на что весьма прозрачно намекал «вдовий» черный платок.

– Уходи, откуда пришел, – она сердито поджала губы, – тебе не надо здесь останавливаться.

– Как скажешь, – Шерхем пожал плечами и медленно побрел к следующему двору.

Встречают по одежке, тут и удивляться нечего. Невидимый попутчик возвращался, между лопаток начало покалывать. Резко обернулся – ну, конечно же, никого. Позади пустая дорога, и коза объедает чью-то выбившуюся за ограду фасоль.

– Определенно, мне стоит здесь задержаться, – пробормотал Шерхем и постучался в тусклое, затянутое пузырем оконце следующей халупы.

Здесь все повторилось, с той лишь разницей, что вышел к плетню здоровенный детина. Он и выходил боком, протискиваясь в узкую дверь. Не пустишь ли постояльца, добрый человек? Нет, нам здесь чужие не нужны. И даже те, кто называет себя лекарем. Да и какой из тебя лекарь? Господа маги совсем, совсем не так выглядят…

Шерхем пожал плечами и поплелся дальше. Он не торопился уйти из Малых коряг, все еще теплилась надежда, что найдется и здесь какой-нибудь здравомыслящий субъект. Хотя – нет. Наоборот. Как раз все они здесь чересчур здраво мыслят: только дурак пустит к себе домой такую оборванную личность, как нынешний Шерхем Айлан Виаро. В душе проклюнулся первый росток злости, на себя прежде всего, а потом и на весь мир впридачу. На эльфов, провались они к Охру. Ведь если бы не тот бледный, почти прозрачный эльфик под Снулле, то все было бы по-иному.

«Но тогда бы и тебя здесь не было», – подумалось лекарю, – «все бы полегли под Снулле… А чем твое сейчас отличается от того, что было бы? Да ничем. И тогда не было бы жизни, и теперь ее нет».

Он вздрогнул от неожиданности, когда его окликнули со стороны заколоченного трактира. Оказывается, заведение не было окончательно заброшено: на пороге, прислонившись к притолоке и скрестив на груди волосатые руки мясника, стоял смуглый мужик. Лица его было не рассмотреть: почти от самых глаз росла пышная борода, немытые непослушные вихры падали на лоб. Портрет завершали бордовый камзол без рукавов, одетый на голое тело, и непонятной расцветки штаны.

– Что тебе, человече? – пророкотал басом житель Малых коряг, – ищешь кого, или что?

Шерхем усмехнулся. В том, что перед ним рядовой бандит, сомневаться не приходилось; ничего не будет удивительного в том, если у этого милого человека в трактире сложены топор, кистень и удавка. Может быть, он даже скромно коллекционирует золотые зубы, выдернутые у убитых им людей, а по вечерам пересматривает их и прячет в расписную коробочку.

– Ищу место для постоя, – ответил он, чуть помедлив.

– Для постоя, значит, – мужик сплюнул себе под ноги, – а монета у тебя имеется? У нас, знаешь ли, деревня бедная, задарма никого не пустим.

Вместо ответа Шерхем похлопал по кошельку на поясе. Бандит алчно сглотнул.

– Ну, заходи тогда, будет тебе постой.

– Спасибо, мил человек, – Шерхем чуть заметно поклонился.

Мужик скрылся в темном провале двери, и лекарю ничего не оставалось, как последовать за ним.

Дальше произошло примерно то, что и ожидалось: стоило шагнуть в тень, как на шею набросили шелковый шнурок. Молча, без единого звука. Шерхем едва не рассмеялся: ох, какие же они предсказуемые. Не то, что…

Брошенное заклятье, короткий и острый, как бритва, мыслепоток уложил смельчака, и уже в следующее мгновение лекарь смог глубоко вздохнуть. Глаза постепенно привыкали к темноте, он заметил, как к нему метнулись еще двое, но, не добежав, сложились пополам и задергались на дощатом полу, подвывая от боли. Он остановился посреди обеденного зала и осмотрелся: его недавний знакомый в камзоле испуганно жался к стене. Еще шестеро окружили некое подобие трона, где, положив подбородок на широкий кулак, сидел атаман, который, надо отдать должное, не выглядел чересчур испуганным. Или лекарские фокусы его не слишком впечатлили, или он просто хорошо владел собой.

– Это за твою голову король назначил награду? – голос атамана даже не дрогнул.

– Вы решили проверить, правду ли обо мне говорят? – Шерхем кивнул в сторону двоих счастливчиков. Они уже не выли, а, пыхтя, медленно поднимались на ноги. Третий, что с удавкой, неподвижно валялся у дверей. С ними, конечно, все будет хорошо – но исключительно потому, что он, Шерхем Виаро, старался не убивать без лишней на то надобности.

– Мы видим, на что ты способен, лекарь, – атаман резко поднялся, разбойники прянули в разные стороны, освобождая дорогу.

Человек, который держал в повиновении шайку, оказался все-таки нечеловеком. Орочьего в нем было совсем мало, но кровь не вода – и Шерхем ясно увидел в грубом овале лица и слегка заостренных ушах дикий оскал зеленокожего воина.

– Если бы на твоем месте был кто-то другой, то мы бы уже скормили труп свиньям, – сказал он, – что ты здесь делаешь, лекарь? Зачем сюда пришел? Ты приведешь за собой гончих, а нам это ни к чему. Давай-ка лучше договоримся, а? Мы тебя отпускаем, и ты уходишь. Просто уходишь. Идет?

– Нет.

Разумеется, это было почти безумием, спорить с полуорком на виду у всей его банды. Разумеется, ни одно лекарское заклятье не защитит от умело брошенного ножа или метко пущенной стрелы. Но возвращаться в лес? Снова бродить кругами, постоянно ощущая на себе пристальный взгляд подкрадывающегося безумия?

«Хайо, ну как объяснить им, что мне просто… просто надо пожить среди людей?»

– Тогда чего ты хочешь? – хриплый голос атамана сделался сладким как патока, – денег? Но мы не можем дать тебе много, наши дела и без того плохи.

– Я уже сказал, чего хочу, – огрызнулся Шерхем и кивнул в сторону бородача в бордовом камзоле, – вот ему сказал. Я хочу здесь пожить. Все. Больше мне ничего ни от кого не надо.

Полуорк уперся руками в бока и проворчал – но не злобно, скорее задумчиво.

– За тобой рано или поздно придут гончие.

– Тогда я уйду, – Шерхем пожал плечами, – в свою очередь, я могу и вам… кое-что предложить.

– И что же? – атаман сделал удивленное лицо, хотя наверняка уже обо все догадался.

– Свои услуги, мил человек, – Шерхем ухмыльнулся, – пока я здесь, буду штопать твоих людей. Пока я здесь, ни один из них не сдохнет от кровопотери или от заражения крови.

Атаман провел огромной лапой по жестким, остриженным щеткой волосам. Расправил плечи, поиграл мускулами на обнаженной груди.

– Хорошо, лекарь. Оставайся.

Разбойники одобрительно загудели. Лекарь в шайке – это не просто хорошо, это отлично. Даже странно, что атаман так долго размышлял, но страх перед королевскими гончими велик, простолюдины склонны преувеличивать их возможности…

– Айк, отведи его к Милаведе в хату, – пророкотал полукровка, – пусть погостит у нас… пока что.

***

Айком оказался все тот же обладатель камзола без рукавов. Метко сплюнув себе меж носков давно нечищеных сапог, он почесал бороду.

– Ну что, пойдем, лекарь?

Слово «лекарь» прозвучало уважительно, почти с придыханием – видать фокусы Шерхема все же впечатляли. Странно, почему: кто еще, как не лекари, знает, куда надо надавить, чтобы человеку стало плохо? Ну, разве что некроманты, но те работают с неживой материей. Куда как удивительней другое – почему-то редко кому в голову приходит, что истинный лекарь может применить свои знания во вред пациенту. А когда это случается, как, например, полчаса назад, зрители выглядят так, будто их чем по голове огрели.

– Пойдем, – Шерхем коротко поклонился атаману и вновь вынырнул на солнечный свет.

– Далеко идти?

Айк, со знанием дела почесываясь, кивнул головой в сторону окраины Малых коряг.

– Да туда, откуда ты и пришел. У Милаведы дом первый от леса, откуда ты вылез.

Ага, понятно. Видели, знаем.

– Только ты того… Осторожнее с ней, – продолжал напутствовать Айк, – она баба бешеная, никого не боится, и атаман ей не указ… Слушает она его, конечно, но огрызается как собака, того и гляди покусает.

– Что так? – они уже шли по дороге, пыль желтыми облачками клубилась под ногами, а вдоль плетней все было золотым от одуванчиков.

– Сестра она ему, – негромко пояснил разбойник.

– Да ну, – Шерхем нахмурился. В той молодой женщине он не заметил ни капли орочьей крови. Только кожа белая, даже слишком для Малых коряг, таким лицом можно было и в Карьене щеголять.

– Сводная, говорят.

– Понятно.

Так, перебрасываясь короткими фразами, они добрались до крайнего сруба. А там их уже ждала и хозяйка, за подол которой цеплялся белобрысый мальчишка. Взгляд ее голубых глаз показался Шерхему острее бритвы.

– Что, привел? – прошипела Милаведа, – на кой ты мне его привел, а? Что мне, делать больше нечего? Только и осталось, как чужих мужиков ублажать?!!

Она стояла за плетнем, такая маленькая, что Айк по сравнению с ней казался медведем – и, тем не менее, подался под ее напором, покраснел – это было видно даже под бородой – и начал неразборчиво бубнить о том, что, мол, приказ Эрда. Милаведу это ничуть не смутило, она отодрала сына от юбки и, легонько шлепнув его по тощему заду, отправила в сад.

– Передай Эрду, что я ему не прислуга, – сварливо сказала женщина, уперев руки в бока, – ишь, нашел гостиницу!

– Милаведа, – у голосе Айка послышались умоляющие нотки, – ну, не позорь ты перед людьми, а? Не стыдно? Господин лекарь устал с дороги, отдохнуть хочет…

– Да? – голос Милаведы упал до шепота, – а куда мне его укладывать? Об этом Эрд не подумал? Кровать он мне принес? Или мне… вот его… сразу рядом с собой полагается?

Шерхем вздохнул и мысленно обратился к небесному лику Хайо, чтобы тот ниспослал ему толику терпения – хотя бы до тех пор, пока Айк умаслит Милаведу, и та согласится его пустить. Усталость, бесконечная усталость уже вцепилась когтями в плечи, заставляя сутулиться, гнуть спину. Хорошо бы закончить все это… даже не перепалку разбойника и сестрицы атамана, а вообще. Все это.

Милаведа вдруг умолкла, точно язык проглотила; она несколько бесконечно долгих мгновений пристально вглядывалась в лицо Шерхему, а затем резко дернула на себя калитку.

– А, ну тебя к Охру. Входи. Только смотри, если моего парня обидишь, живым отсюда уже не уйдешь, и плевала я на Эрда… И, слышь, Айк, кровать принесите мне. И еще…

Что там еще, Шерхем уже не слушал. Он осторожно, упаси Хайо задеть, протиснулся между распахнутой калиткой и Милаведой и побрел… не в дом, в сад. Затявкала рыженькая шавка, звеня цепью, где-то за спиной совсем по-мужски ругнулась хозяйка. Шерхем дошел до раскидистой яблони, сбросил ставший вдруг неподъемным мешок, и с размаху уселся в траву, откинулся на ствол. Хайо, как же мало надо человеку для счастья!

Он прищурился на нависшую над ним Милаведу.

– Ну, и что ты здесь расселся? В дом иди.

– Это необязательно, – прошептал он. Двигаться не хотелось, совсем. Вот так бы закрыть глаза и сидеть, не шевелясь… неделю, не меньше.

– Здрасьте, – Милаведа не сдавалась, – а что я скажу братцу дорогому? Что оставила гостя подыхать в саду?

– Да я же не собираюсь…

– А то по роже твоей не видно, да? – Шерхем вздрогнул, когда не по-женски сильные пальцы вцепились ему в руку, – давай, поднимайся, ну?

Лицо у Милаведы сделалось злым и некрасивым, а лекарь как-то отстраненно подумал о том, что – нет, она могла быть и не сводной сестрой полуорка. Просто… у кого-то темная кровь на виду, а у кого-то и внутри.

– Я к тебе в дом не напрашивался, – он вывернулся из железной хватки. – А ночевать и под деревом могу, привык уже.

– Ну, хорошо, хорошо, – Милаведа сдула со лба выбившуюся из прически льняную прядь, – иди хотя бы пообедай. В дом.

Шерхем усмехнулся.

– Подавай на стол, хозяйка. Сейчас буду.

Она ушла, шелестя по траве длинным подолом, а Шерхем снова откинулся спиной на ствол старой яблони и закрыл глаза. Шумели над головой листья, но не так, как в лесу – а особенно, по-домашнему. Неподалеку кудахтали куры, тявкала рыжая собачонка, гремела горшками сестрица атамана. Интересно, куда ее мальчонка убежал? Снова на вишню забрался? Ох уж это орочье отродье… Шерхем начинал проваливаться в воспоминания, как в трясину. Орки. Там, где они, всегда беда. А когда орочья кровь мешается с человеческой – еще хуже. Полукровка никогда не придет в согласие с самим собой, вроде как Милаведа – сперва разве что скалкой не гонит, а потом пускает, да еще пытается заботу проявлять. Охр, если бы не поганое чувство слежки, ни минуты бы здесь не задержался… Проклятые орки. Далеко они тогда зашли на земли Веранту, Снулле в окружение попал. Хайо, да за что ж мне все это, а? Старался не для себя. Если бы не три мага, Снулле с землей сравняли бы, непременно. И если бы не тот эльфик у костра…

***

…Эльф ушел, утонув в промозглой ночи как размокший бумажный кораблик в луже. Шерхем только головой покачал и вяло удивился тому, что у него не осталось даже сил на то, чтобы вскочить, погнаться за пресветлым, выяснить, наконец, каким образом ему удалось просочиться сквозь осаду. Он обхватил себя руками за плечи и уставился на багровые угли в сердце костра. На самом деле положение у отряда было не то что незавидное – оно было попросту безнадежным. Снулле – старый и плохо укрепленный замок на холме, помимо гарнизона сюда сбежались еще и жители окрестных деревушек, зря сбежались, потому что орки скоро сравняют с землей эти и без того рассыпающиеся сооружения, а уж что тогда говорить о людях? Но кроме того Снулле прикрывает широкий купеческий тракт, ведущий прямехонько к Карьену, и поэтому является важным стратегическим объектом в наступлении зеленокожих. Подкрепления ждать не приходится, орков слишком много – в темноте их костры горят тысячами разгневанных звезд. А еще их мертвые на следующее утро идут сражаться вместе с живыми, и остается только диву даваться, насколько велика мощь их шамана. Н-да. Как подвывал вчера молоденький рядовой, которому Шерхем был вынужден ампутировать то, что осталось от ноги, – все мы тут сдохнем, все. И никакой камень с шеи шамана не поможет, да и как его добыть? Жалко, что сын вырастет беззащитным сиротой и не будет помнить отца. Неизмеримо жаль, что Луиза останется одна. И от этих мыслей становится так больно, что хочется и самому завыть в темное небо – Хайо, куда ж ты смотришь, если допускаешь такое?!!

Хрустнула ветка под тяжелым сапогом. Шерхем, не шевелясь, покосился на прибывшего. Им оказался некромант, которого незадолго до осады прислали из Карьена, молодой, ровесник самого Шерхема. Он после выпуска предпочел остаться в стенах академии и дальше исследовать такой занятный феномен, как смерть, а вот Шерхем сразу отправился практикующим лекарем в Талью.

Арнис Штойц привычным жестом поправил когда-то щегольский, а нынче обратившийся в грязные лохмотья плащ, подбитый волчьим мехом. Уселся рядом на деревянный чурбачок, почесал заросший подбородок.

– Ну, что?

Шерхем пожал плечами и неохотно ответил:

– Да ничего. Ничего нового.

Не то, чтобы он недолюбливал Арниса. Просто не понимал, какого охра тот вообще приперся в Снулле как раз за пару дней до осады. Штойц сразу сказал, что его сюда отрядили из академии якобы для исследования магии зеленокожих, не верить ему не было причин. Понятно, что теперь, когда всем обитателям Снулле остались считанные деньки, сам Штойц был уже не в восторге от своего местонахождения, и потому сделался раздражительным и недовольным.

– А спать чего не идешь? – спросил некромант, – завтра тебе еще веселый денек предстоит.

– Успею выспаться, – Шерхем усмехнулся, – скоро все выспимся.

Они помолчали. Потом Шерхем тихо спросил:

– Уже и не рад, что тебя сюда прислали?

– А ты бы радовался на моем месте? – Штойц приподнял красиво очерченные аристократические брови. Даже сейчас, грязный и оборванный, он являл собой образец породистого мага из старой и всеми уважаемой семьи.

В голове у Шерхема всплыл образ эльфика. Камень на шее у шамана, как же… Но Штойц – он все-таки был некромантом, а поэтому должен был чувствовать, что происходит на самом деле.

– Шаман их… Арнис, он так легко водит в бой мертвых из-за того талисмана, что у него на шее?

– А то, – мрачно буркнул маг.

– И что ж ты молчал?

Тут Арнис Штойц напустил на себя изумление, которое можно было бы счесть за совершенно искреннее.

– А то вы не знали!

– Не знали, – Шерхем покачал головой, – здесь магов-то всего ты да я. Мне сила некромантов недоступна.

– Хм, – неопределенно промычал Арнис.

– То есть… если мы заберем эту штуку у шамана, он уже не сможет с такой легкостью водить в бой тех, кто должен лежать в земле?

Штойц задумался, прикрыв глаза. Он вытянул перемазанные глиной сапоги к огню и замер.

– Думаю, он сможет поднимать мертвых, – наконец прошептал маг, – но, разумеется, уже не в таком количестве и не с такой легкостью. То, что у него болтается на шее, удесятеряет его собственную мощь и, кроме того… Оно само может поддерживать мертвое тело.

– Как это?

– Я не могу тебе объяснить, – Арнис скривился, – это слишком сложно. Меня, собственно, и отрядили сюда для того, чтобы я попробовал накопать чего-нибудь свеженького.

– И? – Шерхем даже привстал.

– Да ничего такого, о чем наши мэтры не знали бы раньше, – сердито буркнул Штойц, – слушай, Шер, ты бы все-таки поспал, что ли. Нет, я тебе, конечно, не мамочка, но завтра…

– Надо забрать у шамана тот камень.

– И как ты это собираешься сделать? – Арнис развел руками, – порталы мы открывать не умеем, в лагерь к зеленым не проберешься… Эх, Шер, Шер… Только и осталось, что мечтать.

Он вздохнул. А потом вдруг резко вскочил со своего импровизированного стула. В голубых глаза появился нездоровый блеск.

– Слуша-ай, Шерхем, – загадочно протянул Арнис, – кажется, ты прав. И, кажется, я знаю, кто нам может помочь.

Некромант быстро огляделся и, убедившись, что их никто не слушает, наклонился к сидящему Шерхему, прошептал торопливо:

– Улли Валески.

– Это кто еще такой?

– А-а, да ты его и не знаешь, – Штойц хмыкнул, – даром что земляки! Он тоже из Тальи, но хитрый паренек, помалкивает о себе. Его поставили на кухне работать, он и работает, в бой не рвется. А на самом деле… Ну, я его застал за одним любопытным занятием. Улли этот – вышивальщик, причем неплохой вышивальщик. А еще, видимо, просто изготавливает талисманы из подручных материалов. И он…

– Он может нам сделать талисманы для отвода глаз, – заключил Шерхем, – только вот захочет ли?

– Не говори ерунды, – Штойц беспечно махнул холеной, но очень давно немытой рукой, – жить-то всем хочется.

– Так он и сам уйти может. Что ему? Талисман на шею – и вперед.

– Э, нет, – на губах Арниса появилась самодовольная улыбка, – ты, видимо, забыл, что на самих вышивальщиков их талисманы не действуют? Забыл, да?

– Идем к нему, – Шерхем поднялся, – после того, как мы устраним шамана, у Снулле появятся шансы выстоять.

Упомянутый Улли Валески спал прямо на кухне, прижавшись спиной к еще теплой печи. Щуплый рыжий паренек, ногти обломаны, белые запястья тонкие как у девицы. Арнис наклонился к нему, встряхнул за плечо – Улли мгновенно проснулся, уставился мутными со сна глазами на незваных гостей.

– Доброй ночи, – усмехнулся Шерхем, – извини, но раньше не было времени с тобой поболтать, я был слишком занят целительством.

– Что вам надо?

Голос юного мага дрожал, да и его самого била крупная дрожь. Кому ж понравится, когда среди ночи являются люди, один из которых знает о твоем маленьком секрете?

– Арнис сказал, что ты вышивальщик, – напрямую сказал лекарь, – скажи, ты можешь вышить два талисмана, которые бы позволили нам пройти сквозь кольцо орков?

– Могу, – Улли внезапно усмехнулся, – а что, сбежать решили, господа маги? У меня вот уже есть два готовых талисманчика-то, как раз для отвода глаз… И на орков подействует…

– Для себя шил? – съязвил Шерхем, вновь забывая о досадной особенности дара вышивальщиков.

– Не-е, – парень вдруг поник, – мне начальник гарнизона, господин граф заказал. Для себя и для жены. Когда совсем туго станет, то они – фьюить! – и нету их.

– Какой дивный здесь начальник гарнизона, – прокомментировал Арнис, – слушай, Улли, отдай их нам. С возвратом. Шерхем, я так понял, ты хочешь сам туда отправиться?

– Ну да… наверное…

– Правильно, орочий камешек никому, кроме как нам, и не нужен. Никто с ним не сладит. Я с тобой прогуляюсь. Все-таки магия орков, магия смерти. Будет, что мэтрам показать.

– Мы хотим добраться до шамана и отправить его на покой, – пояснил Шерхем, – тогда он уже не сможет поднимать мертвых воинов, и тогда, может быть, твои талисманы не понадобятся даже начальнику гарнизона.

– Мертвых-то у них много, а живых еще больше, – пробормотал Улли в нерешительности, – слушайте, парни… господа маги… а я вот тут на досуге, пока кашу варил, мозгами пораскинул. Я давно почуял, что камешек у орков знатный имеется. А что, если мы его сами используем?

– Поднимать своих? – Шерхем с силой провел пальцами по лицу, – ты это имел в виду?

– Зачем же? – Улли пожал хрупкими плечами, – я ж вышивальщик. Я чую, какой камешек на шее у шамана. Далеко он, конечно, от меня… Но я его нутром чую. Мы сможем сделать так, что от армии Орикарта ничего не останется. Ничего.

– Ты сможешь? – уточнил Арнис.

– Нет, мы все. Тут умения господина лекаря пригодятся, без них никак. Ну и я, конечно, в академиях не учился, но папка говорил, что дар у меня нешуточный, да и мозги имеются.

– Ага, – задумчиво выдохнул Шерхем, – вот что значит на пару часов отвлечься от работы. Столько любопытного сразу выясняется…

***

Он резко открыл глаза и несколько мгновений испуганно вглядывался в кромешную темноту, судорожно соображая, как сюда попал и куда бежать. Потом глубоко вдохнул-выдохнул и тихо рассмеялся: над головой шелестела листва, а сквозь прореху в рыхлом листвяном покрове виднелся клочок неба, самого обыкновенного ночного неба, усыпанного веснушками звезд. Шерхем вздохнул. Нет, ну вы только посмотрите: присел отдохнуть под дерево и заснул. Казалось ведь, что глаза на минутку прикрыл, а уже и ночь наступила. Проспал весь день, совершенно не думая ни о идущих по следу гончих, ни о том, что милые друзья-разбойнички могли глотку перерезать во сне. Идиот, да и только.

Шерхем пошевелился, нащупал шерстяное одеяло, которым его заботливо укутали. Спина затекла от неудобной позы, шея ныла. А в доме светились оконца, и ночью сруб отчего-то походил на детский фонарик, внутри которого зажигают свечу. И – Хайо, да когда ж это все закончится? – снова ощущение слежки. Шерхем выругался, потянулся; в этот миг со скрипом отворилась дверь, и из дому вышли две фигуры. Одна могла принадлежать хозяйке, вторая – только ее братцу. Потому как даже в потемках сложно с кем-то спутать полуорка.

…– Что это он так свалился? Может, болен чем? – донесся гулкий бас атамана.

– Не знаю, – сухо ответила Милаведа, – ох, не нравится он мне, Эрд. Как бы беду не накликал, честное слово… Тень над ним.

– Если бы поблизости шастали гончие, я бы знал. А ты того… будь с ним поласковее.

– Ты за кого боишься, а? – взвилась Милаведа, – за себя? Или за меня? Эрд, нутром чую, за ним идет смерть. Я не хочу, чтобы он привел беду сюда. Не себя, сына жалею, хоть это ты в состоянии понять?

«За ним идет смерть», – повторил про себя Шерхем, ежась. Он и сам об этом знал, и точно также знал, что когда-нибудь она его настигнет. А все попытки обмануть и нанести удар первым… Что ж, никому не ведомо грядущее, но пока что преуспели только Арис на пару с Улли.

Брат и сестра приблизились и, остановившись на расстоянии нескольких шагов, принялись о чем-то шептаться. Потом Эрд все-таки подошел ближе и осторожно позвал:

– Эй, лекарь. Просыпайся, что ли? Хорош под деревом сидеть, еще застудишься.

– Привык уже, – отозвался Шерхем, – который год в бегах.

– Не надоело по лесам шастать? – вмешалась женщина, – иди в дом, ужин на столе. Я уж не знала, что и думать, то ли будить сразу, то ли дожидаться, пока сам проснешься.

Шерхем кое-как отодрался от яблоневого ствола, начал складывать одеяло, но Милаведа быстро взяла инициативу в свои руки, одеяло отобрала и ткнула братца локтем в бок – мол, проводи гостя к столу.

– Ладно тебе, – проворчал Эрд. Бросил на Шехема задумчивый взгляд, – идем, лекарь. Сеструха моя – просто зверь-баба, ты это знай.

– Уже знаю, можно и не напоминать, – Шерхем обогнул полукровку, которому при своем высоком росте доставал макушкой до уха.

А сам, все еще находясь во власти воспоминаний, вдруг вспомнил про вышивальщика, но только уже не про Улли Валески.

«Ты бесчувственный чурбан и дурак, господин Виаро», – пронеслось в голове, – «ты слишком занят собой и чересчур себя жалеешь, в то время как существо, которого ты не отпустил на небеса, застряло между жизнью и смертью. Ей тяжело, очень. И, наверное, одиноко».

Стоило только начать вспоминать, как все опять закрутилось цветной круговертью. Он снова увидел себя стоящим на коленях перед начавшим остывать телом, ощутил приятный холодок скальпеля в одной руке и тяжесть талисмана в другой… Имел ли он право так поступить с человеком, который его пожалел когда-то? Имел ли право давать пустую надежду на воскрешение? Или просто… оказался обычным трусом, побоявшись оставить все, как есть? Эх, если бы только у Арниса хватило ума как-нибудь ее утешить. Или занять чем-нибудь интересным, чтобы она коротала свои дни, не замечая того, что уже перестала быть живым человеком.

И вдруг Шерхем покрылся ледяным потом. Он застыл на пороге дома, не видя ни накрытого стола, ни белобрысого, но уже отмытого от вишневого сока мальчишки. По воздуху медленно плыл, переливаясь всеми цветами радуги, большой мыльный пузырь.