Текст книги "Гарем"

Часть III
Кадина
1501–1520

Глава 22

Наступила осень. На вершинах гор появился снег, но с моря дул все еще теплый ветерок. Налились урожаем виноградники и фруктовые сады, и воздух был напоен нежно-сладким ароматом их плодов.

Над последними в этом году цветками роились ленивые пчелы, а из сада дворца Лунного света доносились веселые детские голоса. Шестеро маленьких мальчиков от семи до двух лет устроили между собой настоящую свалку.

– Сулейман! – позвала старшего красивая рыжеволосая женщина. – Береги младших братьев. Не забывай, мой львенок, они еще совсем маленькие.

– Хорошо, мама, – ответил ей высокий для своего возраста худенький темноволосый мальчик.

Сайра вновь обернулась к своим подругам.

– Порой он забывает, что Абдуле и Мураду всего два и три годика, – заметила она.

Зулейка рассмеялась.

– Абдула сам о себе позаботится, – сказала она. – Он такой толстый. Удивительно, как они до сих пор не догадались использовать его в своих играх вместо мяча.

– Мурад толще, – ответила Сайра. – Он даже не видит собственных ног. Не то что наши девочки, правда, Фирузи?

– Да, они просто красавицы. – Она с любовью оглянулась на своих дочерей, которым было по два года и которые как две капли воды походили на белокурую мать. Они сидели и играли тут же в траве. – Хорошо, что они двойняшки, – продолжала Фирузи. – Если бы родилась одна девочка, ей было бы одиноко. Мне кажется, Селим очень обрадовался им после шести сыновей.

– Конечно, – заверила ее Сайра. – Он их так балует.

Три молодые женщины переглянулись, и лица их осветили улыбки. Восемь лет уже прошло со времени их знакомства, и с тех пор они мало изменились. Впрочем, из робких тоненьких девушек они уже давно превратились в зрелых молодых женщин. Но ни одна из них не растолстела, несмотря на то что для турецких гаремов это было обычным явлением. А лица их будто стали еще краше, если это только было возможно, ибо они и раньше считались эталоном женской красоты и совершенства. Объяснение крылось в том, что все они нашли свое счастье.

Зулейку с детства учили, что она не будет единственной женой у своего мужа, а Фирузи и Сайра были так рано оторваны от своих семей, что довольно легко перенесли смену образа жизни и мировоззрения с европейского на восточное. И вот они сидели сейчас в саду перед собственным дворцом, вышивали, переговаривались, вокруг них играли их дети – идиллическая картина.

Драматические события произошли с тех пор, как они впервые приехали во дворец Лунного света. Две девушки гарема покинули своих подруг на черном верблюде смерти. У Ирис родился мертвый ребенок, и она не пережила родов, а Амара скончалась во вторую зиму от сильной простуды. Хрупкая индианка так и не смогла приспособиться к турецкому климату.

Радость же и счастье остальных омрачались, пожалуй, лишь тем обстоятельством, что у их общей подруги Сарины, которая отличалась острым языком и вместе с тем открытостью сердца, до сих пор не было детей. Она нередко делила ложе со своим господином, но никак не могла забеременеть. Все дети обожали ее, и она любила и баловала их в ответ. Ей было уже двадцать четыре года, но надежды стать матерью еще оставались.

– Отец! Отец! – закричали вдруг мальчишки, увидев Селима, который широким шагом направлялся к ним через лужайку.

Сыновья тут же обступили его со всех сторон. Младших он гладил по голове, старших легонько шлепал. Маленькие Гузель и Хале не могли пробиться к отцу сквозь толпу братьев, но принц Селим сам их заметил и поднял на руки.

– Ну как вы поживаете, мои маленькие гурии? – спросил он.

Девочки широко заулыбались и закрыли лица руками, робко глядя на отца в просветы между маленькими пальчиками. Подойдя к женам, Селим опустил девочек на землю.

– Они растут не по дням, а по часам и становятся все больше похожими на их соблазнительную мать.

Фирузи покраснела.

Принц повернулся к старшему сыну:

– Сулейман, поди сыщи тетю Сарину и скажи, чтобы она шла сюда. А потом возвращайся к занятиям.

Мальчик торжественно поклонился отцу и, преисполненный осознания важности поручения, бросился исполнять его.

– Мариан, – позвал Селим, и откуда ни возьмись перед ним оказалась служанка. – Забери детей в дом и передай учителям, чтобы они их пока не выпускали.

Женщина повиновалась. Селим слыл добрым хозяином, но и он мог рассердиться, если видел, что его приказы исполняются с опозданием.

Тем временем к трем кадинам присоединилась Сарина, и Селим заговорил:

– До нас дошел слух, что Бесме наконец удалось достичь первой своей цели. Мой брат Ахмед вернулся в Константинополь, и отец обещал больше не отпускать его от себя. Ему отвели большую часть дворца под собственный двор и подарили двенадцать девственниц из султанского гарема.

– Двенадцать! – пораженно воскликнула Сайра.

– Да, это камешек в мой огород, любовь моя. Мне как младшему сыну разрешили взять только шесть, а Ахмед все-таки наследник и потому получил целых двенадцать.

– Да поможет им Аллах… – пробормотала Зулейка.

– Верно, моя восточная роза. Помощь Всевышнего им не помешает, но я пришел сказать не только об этом. Завтра вечером сюда приедет Ахмед. Пока рабочие переделывают его покои в Эски-серале, он решил нанести мне короткий визит.

– Кого мы должны благодарить за то, что нам ниспослано это великое счастье? – кривя губы, спросила Сайра.

– Бесму, разумеется. Она, верно, хочет пробудить в своем сыне зависть ко мне. Для того и присылает, чтобы он увидел, как мы тут живем, чтобы посмотрел на моих сыновей, каждый из которых будет иметь в будущем преимущество перед теми детьми, которые, возможно, еще появятся у Ахмеда. По праву старшинства.

– Что нам делать, мой господин?

– Ничего, Сайра. Не надо ничего менять из-за этого визита. Ахмед всегда мне завидовал. Помню, однажды он отнял у меня игрушку, которую подарил мне отец, хотя к тому времени он уже вышел из того возраста, когда играют в игрушки. Он будет завидовать мне в любом случае, что бы вы ни делали и как бы себя ни повели. Об одном прошу: постарайтесь поменьше попадаться ему на глаза. А при неизбежных встречах будьте с ним приветливы.

Кадины и Сарина согласно кивнули принцу.

– У него будет право свободно перемещаться по дворцу, мой господин?

– Да, но вход в гарем будет для него закрыт, Сайра.

– У Сулеймана и Мухаммеда уже свои собственные покои. Не причинит ли Ахмед им вреда? Всем известно, какое пристрастие он питает к маленьким мальчикам.

– Все будет хорошо, любовь моя. Я уже наказал Арслану охранять твоего сына и сына Фирузи. И вообще всей страже строго наказано не терять бдительности во время визита моего братца.

– Благодарим тебя, наш господин.

– У вас много дел. Приготовьте дворец к приему высокого гостя и выберите себе соответствующие наряды.

Поклонившись принцу, они оставили его в саду одного.

– Ну что ж, каша, похоже, начинает завариваться… – задумчиво проговорил Селим. – Посмотрим, кто из нас окажется более ловким поваром, братец. Пока наслаждайся моим гостеприимством. Придет время, когда я угощу тебя своим мечом.

На следующий день во дворец Селима прибыл наследник со свитой. Внешне отношения между братьями всегда были сердечны. Бесма неустанно нашептывала на ухо сыну клеветнические измышления в адрес Селима, но Ахмед все же был не дурак. Селим ни разу не демонстрировал открыто своих честолюбивых замыслов и враждебного отношения к старшему брату. И когда Ахмеду удавалось на время отделаться от матери, он чувствовал, что Селим ему даже нравится. Со своей стороны, младший брат прилагал все усилия к тому, чтобы старший ничего не заподозрил.

Вечером братья сидели в ярко освещенном обеденном зале дворца Лунного света, красоту которого подчеркивали куполовидный потолок и колонны. Медный, до блеска начищенный очаг, топившийся углем, быстро разогнал сентябрьскую прохладу. В углу зала уселись музыканты и тихо наигрывали веселую мелодию. В центре на мраморном полу исполняла красивый танец юная танцовщица. Сидя на мягких подушках за невысоким столиком, принц Селим вовсю развлекал старшего брата. Вместе с ними была госпожа Рефет. Она заслужила право находиться рядом с принцами – всем была известна ее преданность.

Танцовщица исполнила танец, низко поклонилась и выбежала из зала. Рабы убрали последние блюда со стола и принесли братьям кальяны.

– Ты показал себя воистину гостеприимным хозяином, дорогой Селим, но я все еще не лицезрел твоего гарема, который, говорят, наполнен редкими красавицами.

– Сладости, мой дорогой брат, всегда подаются после еды.

Принц Ахмед рассмеялся:

– Неплохо сказано, Селим! Упрек твой понял, и он вполне заслужен. Вот всегда я тороплюсь. Мать говорит, что у меня дурные манеры.

Селим кивнул евнуху и обернулся к брату:

– Пойдем на возвышение, Ахмед, и я покажу тебе своих женщин.

Они пересели на мраморное возвышение, устланное подушками. Госпожа Рефет опустилась чуть в стороне на обтянутый кожей низкий стульчик. Вскоре двери в зал распахнулись, и на пороге появилась закрытая вуалью женщина в расшитом золотом салатовом шерстяном кафтане, сопровождаемая двумя рабами. Она, будто лебедь, подплыла к возвышению, где один из рабов снял с ее плеч кафтан. Шаровары ее были украшены широкими золотистыми и зелеными лентами, золотистый лиф закрывал прозрачную белую блузу, а ноги были обуты в зеленые шелковые туфельки. Золотисто-рыжие волосы струились по плечам и спине, они излучали блеск и буквально горели на свету огнем. На шее у нее красовалось изумрудное ожерелье, а в ушах поблескивали изумрудные сережки. Упав перед Селимом на колени, она приложила полу его халата сначала ко лбу, а затем к губам.

– Поднимись, – приказал он. – Ахмед, это моя бас-кадина госпожа Сайра. Ты можешь снять свою вуаль перед моим братом, любовь моя.

Тонкая рука, увенчанная перстнями, изящно подняла вуаль с лица.

– Добро пожаловать во дворец Лунного света, принц Ахмед. Желаю тебе приятно провести время.

Ахмед долго смотрел в холодные и неподвижные зеленые глаза молодой женщины, затем медленно оглядел ее всю с ног до головы.

– Брат Селим… я отдал бы все свое наследство за то, чтобы провести с ней ночь.

Селим весело рассмеялся.

– Спасибо за предложение, брат Ахмед, – сказал он, – но я вполне доволен своим положением. Твоему трону ничто не угрожает. Сядь рядом, Сайра.

Тем временем на пороге зала показалась еще одна стройная фигура. На женщине тоже был расшитый золотом шерстяной кафтан, но не салатовый, а синий. Когда раб снял его с нее, Селим увидел, что ее костюм идентичен наряду Сайры, только цвета были другие – золотистый и синий. Серебристо-светлые волосы, собранные на затылке в высокой прическе, делали их обладательницу выше ростом. На ней было ожерелье из сапфиров. Опустившись перед возвышением на колени, она поцеловала полу халата своего господина и очаровательно улыбнулась принцу Ахмеду.

– Моя вторая кадина госпожа Фирузи.

– Она прелестна, – пробормотал принц-наследник.

Фирузи опустилась рядом с Сайрой, а в это время в зале показалась Зулейка. Остановившись перед возвышением, она дала рабу снять с нее расшитый золотом алый шерстяной кафтан. На ней были золотисто-алые шаровары, украшенный золотым шитьем лиф, прозрачная белая блуза и алые шелковые туфельки. Редкой красоты ожерелье из горящих на свету рубинов покоилось на тонкой шее. Блестящие иссиня-черные волосы были заплетены в толстую и длинную косу, спускавшуюся по спине.

Селим еще раз оглядел наряды всех своих трех жен и усмехнулся:

– Моя третья кадина госпожа Зулейка.

Зулейка открыла свое лицо, холодно взглянула на Ахмеда и заняла свое место рядом с Сайрой и Фирузи.

– Первые три жены просто ослепительны, брат. Если остальные три столь же прекрасны, я буду мучиться завистью.

– У меня только три кадины и одна икбал, брат Ахмед. Остальные две девушки умерли.

В это время в зал вошла четвертая женщина в расшитом золотом белом шерстяном кафтане.

– А, Сарина, подойди сюда.

Селим не удивился, когда обнаружил под ее кафтаном такой же, как и у других жен, костюм, только тут преобладал белый цвет. На ней были простые золотые украшения, ибо ожерелья с драгоценными камнями на Сайре, Фирузи и Зулейке были подарками Селима к рождению сыновей. Сарина опустилась на колени, и ее роскошные каштановые волосы красиво заструились по лицу и плечам. Потом она поднялась и открыла лицо.

– Моя икбал госпожа Сарина.

– Почему ты к простой икбал обращаешься «госпожа», брат Селим? Разве так принято? – удивился Ахмед.

– Да, брат, у нас так принято, – несколько резковато ответил Селим. – И хотя Аллах пока не осчастливил ее ребенком, Сарина незаменима. Без нее мое счастье нельзя было бы назвать полным.

Сарина бросила на своего господина взгляд, исполненный горячей благодарности и любви, и отошла к остальным.

– Когда завтра ты посетишь мой сад, вспомни о Сарине, брат мой, – продолжал Селим. – Это она растила его с того самого времени, как мы только приехали сюда. Мой сад ныне гордость всей провинции.

– Скажи, как далеко простираются границы твоего невиданного гостеприимства, брат Селим? Может быть, ты пришлешь одну из этих жемчужин сегодня ночью ко мне, чтобы согреть мое ложе?

На лице госпожи Рефет отразились смятение и шок. Жены Селима также были потрясены наглостью этой просьбы. При этом от внимания Сайры не укрылось, как на лице ее господина промелькнула на мгновение темная недобрая тень. Но он тут же взял себя в руки и, улыбнувшись, проговорил:

– Ты, конечно, шутишь, брат Ахмед. Как будущий султан, ты не можешь не знать, что по законам Ислама подобное невозможно. Однако я позаботился о том, чтобы ты хорошо провел у меня время, и попросил Хаджи-бея прислать из Константинополя трех твоих девственниц. Они ждут тебя в твоих покоях, и ты увидишь их, как только придешь туда.

– Ты так предусмотрителен, брат Селим! У меня просто нет слов!

Тот криво усмехнулся.

– Но прежде чем мы удалимся на покой, брат, я хотел бы, чтобы ты познакомился со своими племянниками и племянницами.

С этими словами принц Селим подал знак старшему евнуху, который удалился из зала через боковую дверь и уже через минуту вернулся, ведя за собой восьмерых детей.

Приблизившись к возвышению, они низко поклонились отцу и своим матерям. Мальчики были одеты в длинные желтые халаты принцев, а на девочках были маленькие зеленые кафтанчики. Они выстроились перед Селимом в ряд по старшинству.

– Старший сын моей бас-кадины Сулейман, ему семь лет.

– Ага… – буркнул Ахмед. – Мой наследник. Тебе известно, племянник, что однажды ты будешь султаном?

– На все воля Аллаха, мой господин, да продлятся твои славные дни тысячу лет!

Ахмед с любопытством уставился на мальчика. Сулейман не моргнув глазом выдержал взгляд.

– Мой второй сын, Мухаммед. Он от Фирузи. Ему шесть с половиной. – Мальчик поклонился. – Сын Зулейки Омар, ему пять. А эта маленькая вертлявая обезьянка – сын Сайры Казим, ему четыре года. Второй сын Зулейки, трехлетний Абдула, и, наконец, мой самый младший, Мурад, третий сын Сайры, ему всего два годика.

– Твой выводок произвел на меня глубокое впечатление, брат Селим. У тебя очень красивые сыновья, и я рад сознавать, что славная династия Османов не прервется. – Ахмед повернулся к девочкам-двойняшкам. – А это что за красавицы?

– Дочери Фирузи Хале и Гузель.

– Хале – значит «нимб вокруг Луны», а Гузель – «красивая». Прелестно… – пробормотал Ахмед. – Подите сюда, малышки. Посидите у своего дяди на коленях.

Хале топнула маленькой ножкой и крикнула:

– Нет!

К счастью, Ахмед не обиделся. После сытного обеда он находился в прекрасном расположении духа.

– Меня отвергли, брат Селим! Твоя маленькая дочурка ранила меня в самое сердце. Что ж, удаляюсь с позором. – С этими словами он тяжело поднялся со своего места, поклонился госпоже Рефет, гарему своего брата и в сопровождении личных рабов покинул зал.

Хале взобралась к отцу на колени и устроилась поудобнее.

– Мне не нравится дядя Ахмед, – объявила она. – Он противный.

Глава 23

К тайной радости Селима и всего его семейства, визит принца Ахмеда во дворец Лунного света был непродолжителен. Уже через несколько дней из Константинополя прибыл гонец с известием, что покои, отведенные для султанского наследника в Эски-серале, готовы, и Ахмед уехал. После этого еще примерно год обитатели крымского дворца жили в относительном спокойствии: столичные придворные интриги не касались их. К сожалению, это длилось недолго.

Покои, отданные принцу Ахмеду в Эски-серале, быстро утратили свой блеск и вскоре превратились в настоящий свинарник. Султанский наследник еще не имел сыновей. Мертворожденные младенцы, выкидыши и хилые девочки – таков был удел его икбал. Из-за этого Ахмед никак не мог взять себе жену-кадину, и поэтому в гареме все женщины были между собой относительно равны. Фаворитки менялись едва ли не еженощно, в зависимости от его настроения, а это, в свою очередь, порождало конфликты. Икбал Ахмеда только тем и занимались, что беспрестанно строили друг против друга козни за право распоряжаться рабами, служившими у Ахмеда. Сам же принц, стремясь выйти из-под влияния матери, не разрешал Бесме командовать своими слугами. В результате последние окончательно разленились, не имея над собой фактически никакого начальства. В покоях наследника все пребывало в беспорядке, здесь перестали убирать.

Хаджи-бею ситуация была хорошо известна, но он помалкивал о ней перед султаном. Зато активно распространял слухи о неряшливости наследника по всей империи. Порой ага кизляру даже приходила в голову мысль, что при удачном стечении обстоятельств не исключено, что его протеже Селиму, преданному мусульманину и счастливому отцу шестерых крепких сыновей, удастся заступить на трон Баязета без войны и большого кровопролития.

Осознавая, что с каждым днем сравнение между двумя принцами становится все больше не в пользу развращенного Ахмеда и что на его фоне красивый сын ненавистной соперницы выглядит в глазах народа все лучше и лучше, Бесма решила наконец нанести визит в покои своего отпрыска.

Войдя в них, она с гримасой отвращения увидела на полу мусор, разбросанную одежду, гниющие надкусанные фрукты в вазах и вдобавок учуяла стойкий запах мочи. Прямо на полу храпел один из рабов. Приблизившись, Бесма сильно пнула его ногой, тот вскочил.

– Где твой господин?

Раб дрожащим пальцем показал в сад, залитый ярким солнцем. Бесма твердым шагом направилась туда. Задержавшись на минуту в тени колонны и ничем не обнаруживая своего присутствия, она принялась внимательно наблюдать за открывшейся ей сценой.

Голый по пояс сын развалился на диване у кромки бассейна, в котором плескались несколько обнаженных девушек и мальчиков. С годами Ахмед внешне сильно изменился. Он всегда был невысокого роста и страдал от липшего веса, но многочисленные пороки – чревоугодие стояло отнюдь не на последнем месте – превратили его в настоящего жирного борова. Огромные груди и круглый живот дряблыми складками нависали на пояс шаровар. Несмотря на то что по законам Корана пить вино правоверным строго запрещалось, он тайно выпивал, и последствия этого были написаны на лице. Маленькие и блестящие, словно буравчики, глаза налились кровью, а некогда прямой, орлиный, как и у Селима, нос распух и был изрезан тонкими синими венами лопнувших сосудов. Седеющие волосы и борода имели неряшливый вид и явно нуждались в гребне и ножницах брадобрея.

Бесма перевела взгляд, исполненный брезгливости, с сына на тех, кто окружал его. Позы их были откровенны и омерзительны. Ахмед подозвал к себе какого-то мальчишку, который тут же подбежал, сластолюбиво улыбаясь, будто шлюха.

Не выдержав, Бесма вышла из своего укрытия. Поприветствовав Ахмеда коротким кивком, она обернулась к остальным.

– Вон отсюда! – приказала женщина. – Я хочу поговорить с сыном.

Те остолбенело уставились на нее.

– Я сказала: вон отсюда! – взвизгнула Бесма.

Свитские ретировались.

– Ты забываешься, мать. Я здесь хозяин!

– Нет, это ты забываешься, сын. Хозяином этого дома, равно как и всей империи, является султан Баязет. И ты поступишь очень хорошо, если крепко зарубишь себе это на носу.

– Что тебе нужно? – грубо бросил Ахмед.

– Поговорить с тобой о твоем поведении. И, судя по той сцене, которая мне здесь открылась, я пришла вовремя. В твоих покоях повсюду грязь и мусор! Рабы храпят среди бела дня прямо на полу, а женщины и прочие твои любимцы ведут себя просто омерзительно! Уже к ночи об этой оргии будет знать весь Константинополь. И учти: по мере того как твоя репутация в народе продолжает падать, репутация Селима растет. Ты открыто нарушаешь наши законы, валяешься в грязи, путаешься с мальчиками, не умеешь обращаться со своими женщинами! А Селим регулярно ходит в мечеть, дом его – райский уголок, где царят мир, счастье и покой. Вдобавок он гордится сыновьями, имя которым – легион! Можно подумать, что он – султанский наследник!

– Я – наследник! Я буду править империей после отца, а Селим всего лишь младший сын.

– Селим – любимец толпы, болван! Стоит ему только показаться в городе, как народ безумеет от счастья. Недавно он приезжал сюда с тремя своими старшими сыновьями, среди которых был наследник Сулейман, а также принцы Мухаммед и Омар. Надо было видеть, что творилось на улицах, какое всеобщее ликование! Между прочим, что тебе мешало хоть на минутку выбраться из своего свинарника, чтобы посмотреть на это?

– Я – наследник, – угрюмо повторил Ахмед.

– Ба! – фыркнула его мать. – Да ты никогда не поднимешься на отцовский трон, если не изменишь образ жизни, который ведешь! Еще неизвестно, кстати, переживешь ли ты Баязета, учитывая все твои пороки. Но даже если переживешь, позволят ли тебе твои младшие братья править?

Лицо Ахмеда скривилось.

– Но что мне делать, мама? – заныл он. – Я – наследник!

– Ты исполнишь все, что я тебе скажу? – жестко спросила Бесма.

Ахмед утвердительно кивнул.

– Завтра я пришлю сюда из Шатра стареющих женщин экономку, которая возьмет руководство над всеми рабами. По крайней мере она приведет твое жилище в порядок. Дальше: ты должен перестать пить! Что касается разврата, которому ты предаешься, то хотя бы знай меру. У ага кизляра везде есть свои глаза и уши, а он нам враг. Между прочим, как только ты станешь султаном, я в первый же день потребую, чтобы ты велел отрубить ему голову.

– И это все?

– Нет, не все! Я намереваюсь убедить Баязета, чтобы он заставил Селима перевезти четырех своих старших сыновей в Эски-сераль. Сулейману уже девять, а четвертому, Казиму, шесть. Как твои наследники, они должны поступить под султанскую опеку и жить рядом с дедом, а не носиться по горам, как крестьяне. На следующий год мы заполучим и Абдулу, еще через год – Мурада. Это касается и всех других сыновей, какие могут у него родиться. По достижении шестилетнего возраста все они будут приезжать сюда. А здесь уж мы сами возьмемся за их воспитание!

– Но отпустит ли их Селим?

Бесма осклабилась.

– У него не будет выбора, – сказала она. – Если он не выполнит волю отца, они поссорятся. А ссора с султаном – это фактически уже измена. Так что Селим у нас в руках.

Хаджи-бей прознал об этом разговоре Бесмы с сыном уже через несколько минут после его завершения. Внедрить своего соглядатая в свиту Ахмеда, учитывая то, как дурно принц обращался со своими слугами, оказалось плевым делом. Ага кизляр решил нанести упреждающий удар. Перво-наперво он продиктовал своему секретарю записку, зашил ее в маленькую капсулу, привязал к лапке голубя и пустил птицу во дворец Лунного света. Затем позаботился о том, чтобы султан не допускал к себе Бесму в течение по крайней мере нескольких дней.

Вскоре в Константинополь пожаловал принц Селим со своим старшим сыном Сулейманом. Едва они въехали во дворец, как были тут же встречены ага кизляром, которому уже удалось договориться об аудиенции у султана. Сделать это было легко, ибо Баязет не видел своего старшего внука с самого священного обряда обрезания. И вот теперь он с доброй улыбкой лицезрел перед собой крепкого и румяного юношу.

Сулейман был высок для своих лет и очень строен. Однако, несмотря на молодые годы и тонкую кость, он хорошо натренировал тело. У него были серо-зеленые глаза, ровный загар и вьющиеся темные волосы. Перед султаном стоял настоящий осман, и Баязету внук очень понравился.

На Сулеймане были желтые шаровары, красные сафьяновые сапоги, белая рубашка, расшитая зеленым шелком руками матери, и зеленый шерстяной халат. Из-за широкого кушака выглядывал небольшой кинжал в золотых ножнах, украшенных полудрагоценными камнями. Юноша приветствовал султана низким поклоном:

– Да продлит Аллах твои годы на десять тысячелетий, великий султан всего мира!

Видя, что внук нравится деду, Селим тут же заговорил:

– Я приехал с приглашением, мой господин. До сих пор ты так ни разу и не побывал у нас в гостях. У меня шестеро сыновей, но только один из них пока получил возможность увидеть своего великого деда. Жены жалуются на то, что мое гостеприимство, мол, напоминает гостеприимство скорее нищего, чем принца. И им очень хочется, чтобы мой отец наконец откушал со мной горячий плов под крышей моего дома. Неужели империя не может отпустить тебя, мой господин, в гости к младшему сыну на несколько дней?

– О да, дедушка! – взволнованно воскликнул Сулейман. – Приезжай! Я возьму тебя с собой на охоту!

– Так ты уже охотишься, сорванец? И что тебе удалось поймать?

– Вот, мой господин. – Он разложил перед Баязетом шесть безупречных шкурок белого горностая. – Отец брал меня с собой на охоту в горы прошлой зимой. Я сам расставил на них силки. Это мой подарок тебе, дедушка.

Султан мягко тронул рукой мех, но не увидел следов капкана. Он улыбнулся своему внуку:

– Значит, ты хочешь, Сулейман, чтобы я приехал к вам в гости?

– Да! Да! – энергично закивал юный принц.

– Ну, будь по-твоему, – сказал Баязет. – Я поеду с вами сегодня же.

Спустившись с возвышения, султан взял внука под руку и удалился с ним из тронного зала.

Поначалу султан думал погостить во дворце Лунного света с неделю, но в самом конце этого срока Сарина, которой за девять месяцев до этого наконец удалось зачать ребенка, родила крепкого мальчугана. С позволения гордого деда младенца назвали Баязетом, и султан по этому случаю решил задержаться у младшего сына.

Однажды Селим повстречался с отцом, когда тот выходил из покоев новой кадины сына:

– Пойдем погуляем в саду, отец. Я хочу поговорить с тобой, а там нас никто не сможет подслушать.

– Что беспокоит тебя, сын мой?

– Я хотел посоветоваться насчет Сулеймана и тех его братьев, которым уже больше шести. По нашим законам, как наследники твоего престола, они должны переехать в столицу под султанскую опеку. Я думаю, нам стоит решить этот вопрос до твоего возвращения в Константинополь.

Баязет оглянулся по сторонам. Под тенистыми деревьями сидели три кадины Селима. Возле них возились шесть внуков Баязета, и тут же играли внучки Хале и Гузель. Бас-кадина Сайра качала люльку со своей девятимесячной дочерью Нилюфер. И хотя султану очень хотелось бы видеть старших внуков возле себя, он прекрасно осознавал всю степень риска, которому они подвергнутся, переехав жить в столицу.

– Нет, – проговорил он, – они не поедут в Константинополь. Султанская опека придумана не зря, и это очень разумная вещь, но я вижу, что здесь твои дети счастливы и здоровы. Они живут на лоне природы и словно повторяют образ существования наших предков, которые кочевали по азиатским степям. Чем дальше они будут находиться от города, тем более сильными и крепкими мужчинами вырастут. С помощью всемогущего Аллаха я надеюсь еще долго править империей и не собираюсь в ближайшие годы уступать трон своим преемникам. Так что давай подождем, пока твои сыновья еще подрастут, а потом, может быть, вернемся к этому вопросу.

– Прости, что противоречу тебе, отец. Твои слова исполнены душевной щедрости и великодушия, но наши обычаи требуют, чтобы Сулейман, Мухаммед, Омар и Казим покинули отчий дом. Что скажут люди, если этого не произойдет? Вся критика обрушится на тебя за твою же доброту, а я не могу допустить этого.

Баязет пристально взглянул на сына. Этот разговор был чем-то вроде игры между ними. Селим, естественно, не хотел отпускать своих сыновей в Константинополь, и султану это было хорошо видно. Просто принц лишний раз хотел доказать отцу свою преданность. Поэтому Баязет сказал, прокашлявшись:

– Люди могут говорить, что я старый сентиментальный болван и что годы подточили мой разум. Пожалуйста. Но никто не посмеет сказать, что я уже не султан. Согласно нашим законам престолонаследования, твои сыновья получат преимущество перед любыми сыновьями этого дурака Ахмеда, если, конечно, у него родится хоть один сын. В любом случае пороки, которым вовсю предается этот развратник, разрушают его здоровье, и я не думаю, что он будет сидеть на троне долго. Если вообще когда-нибудь на него сядет.

Таким образом, между тобой и троном фактически стоит только принц Коркут. Пока это никому не известно, но я скажу тебе по секрету, сын мой, что он никогда не будет править империей. Коркут не хочет взваливать на себя такую ответственность. Итак, ты, Селим, однажды станешь султаном и поднимешься на трон, который по праву принадлежал твоему старшему брату Мустафе. Ты будешь сильным правителем, я знаю. А после тебя султаном станет Сулейман, который, возможно, добьется на этом поприще еще большего. Живя при дворе, он не будет знать той свободы, какую имеет здесь. Юноша затоскует, и это подточит его силы, чего мы не можем допустить. Поэтому я хочу, чтобы он остался во дворце Лунного света, и это – мое последнее слово.

Селим упал на колени перед отцом и, склонив голову, коснулся лбом султанского сапога:

– Я твой вечный и преданный раб, мой господин. И я люблю тебя всем сердцем. Спасибо.

Слезы навернулись на глаза Баязету. Быстро смахнув их рукавом, он заставил сына подняться. С минуту они молча смотрели друг на друга. Затем султан проговорил:

– Не Ахмед, а ты должен бы быть моим наследником.

С этими словами он резко развернулся и ушел в дом, оставив ошарашенного этим признанием Селима в одиночестве.

Спустя несколько дней султан Баязет неохотно попрощался с младшим сыном и всем его семейством и тронулся в путь. Дела звали в столицу. Едва он вернулся в Константинополь, как к нему тут же пробилась Бесма.

– Как тебе понравилось во дворце Лунного света, мой господин? – спросила она, удобно устроившись на низком диванчике. – Ты задержался там дольше, чем предполагал поначалу, и мы успели соскучиться по тебе.

– Я прекрасно провел время.

– Как принц Селим? Как его родные?