Текст книги "Гибель Высоцкого. Правда и домыслы"

Но мы отвлеклись… Так вот через некоторое время рядом почти всегда оказывался Анатолий Федотов и другие знакомые Володе помощники. Причем эти люди работали с ним постоянно довольно долгое время. Даже ездили вместе на гастроли.

– Возможно, рядом с таким больным человеком и должен находиться специалист, подобный Федотову, – преданный, терпеливый, решительный.

– … Каждый из нас выбирает свой путь. Человек не может запланировать свою жизнь, судьбу. Скажете – банальность? Но как можно помочь человеку, который этого не хочет? Высоцкий был достаточно закрытым человеком. И чтобы его правильно и умно лечить, нужно было знать о таком пациенте все-все-все до мелочей. И еще должно быть огромное доверие между ним и врачом.

Но возможно ли вообще подобное?..

Почему мы тогда не забрали его 23-го… Оправдываться не стану. Потому что прекрасно понимаю меру своей ответственности. Да, мы поступили именно так, а не иначе в силу тех обстоятельств, которые складывались вокруг. Вот и весь ответ. Но у меня нет уверенности в том, что если бы и сделали по-другому, Володина жизнь была бы спасена…

«Или я скоро умру, или на полгода уеду в Америку…»

– Сам я узнал, вернее, догадался о том, что Высоцкий, как ни прискорбно это звучит, – наркоман, лишь в 1979 году. Болезнь уже зашла слишком далеко. Так сложилось, что серьезно, откровенно мы разговаривали с ним всего один раз. Из того разговора стало понятно, что почти все его переживания, страдания, если хотите, даже какие-то капризы в первую очередь были связаны именно с тяжелым заболеванием. Для Володи это было мучительно. Судя по тому, как Высоцкий торопился жить, он понимал, нет, скорее, предчувствовал, что вырваться из лап смерти вряд ли удастся… Тем более он знал по рассказам друзей, консультировавшихся у серьезных специалистов, что дела его куда как плохи.

… Федотов, видимо, делал все, что мог. Но в такой ситуации какие бы действия врач ни предпринял, все оказалось бы в результате бессмысленным, бесполезным. Потому что лечить такую болезнь нужно кардинально и в других условиях. Боязнь врачей взять на себя ответственность и отправить Высоцкого лечиться в стационар проявилась не от того, что они трусили, а потому, что не было условий, из-за которых это должно было произойти вовремя. Поэтому Федотов вынужден был просто тянуть время… И подобное случалось не один раз.

На что мог надеяться Высоцкий? Сложно сказать… Возможно, на американских врачей. Для этого, скорее всего, и в Америку собирался.

От автора

В реальности Высоцкий каким-то чудесным образом умел внушать окружавшим его людям (похоже, и специалистам-медикам в том числе?), что может справиться с зависимостью собственного организма от разного рода излишеств самостоятельно!

Следует ли отдавать должное псевдовысоцковедам, выставившим в Сети вот это? Насколько достоверна инфо, сказать сложно… «Высоцковедческие» опросы подчиняются только одному закону – субъективизму оценок того, кто спрашивает. Если переклинит-недоклинит, может и обратное написать:

«… я был дружен с профессором Бадаляном, лечившим Высоцкого. Мы дважды принимали участие в том, чтобы вывести Володю из запоя. За оба раза я потом расплачивался его гневом. Так вот, Бадалян убедил меня, что Володя полностью здоров, что он сам регулирует свое состояние. У него свои связи с Богом и с богом своего таланта. Ему нужна сперва абсолютная чистота, а потом ему надо подпитаться, разгуляться, разогнаться, совершить безрассудство, из которого потом он сам находит выход. Это так же, как у Лотмана отмечено насчет Пушкина, что он был сам драматургом сюжета своей жизни. То же и у Высоцкого. Он был структуроноситель, сочинитель собственной судьбы. Он относился к себе, как к персонажу своих произведений. Вот это мне нравится. Я, кстати, успел это сказать Лотману, когда выступал в Тарту после смерти Высоцкого.

Володя был человек очень сильного контроля, я настаиваю на этом».

Чьи слова, догадаться несложно. Проявив когда-то пару раз личную инициативу в лечении друга, окончившихся неудачно, Вениамин Борисович Смехов не раз проговаривался на столь сложную тему, как болезнь Высоцкого. Правда, фамилия известного невропатолога, доктора медицинских наук, профессора Левона Оганесовича Бадаляна при этом звучала не всегда. Видимо, по разумению Смехова, широкой публике вовсе не обязательно знать, как он будто бы «самостоятельно» дошел до таких выводов? О чем, не мудрствуя лукаво, и пишет от первого лица в своей последней книге «Здравствуй, однако…»:

«Я не сразу понял, что Володя был и невыводим, и неспасаем. Только сам: если решил – выходил. Выводов из моего горького опыта два:

1) он никогда не был ни зависимым алкоголиком, ни наркоманом, он был во всем самоуправляем и болезненно свободолюбив. Когда хотел – делал, когда хотел – останавливался.

2) я был и остался виновным перед ним, незнание мое не освобождает от вины…»

Естественно, у любого творческого человека свои собственные связи с миром, с мирами. И с Богом и с чертом…

Но зачем же, делая такие категоричные выводы, подменять физику на лирику?.. Зачем, уповая на «очень сильный контроль» человека про фамилии Высоцкий, Смехов не удосуживается поинтересоваться у сведущих специалистов, что «самому регулировать свое состояние» больному наркоманией невозможно!

Все эти вышеприведенные абстрактные словесные экзерсисы лишь оправдание-прикрытие тяжелых заболеваний Высоцкого и смеховской некомпетенции в этих вопросах. Или, не дай Бог, его лукавства… Ведь можно понимать и так: величина Высоцкого как творца могла оправдываться-подчиняться особенностям его организма – зависимостью от психоактивных веществ. Допустим, сам Бадалян (если он действительно высказывал Смехову такие мысли-предположения), скорее всего, руководствовался лишь желанием как-то реабилитировать Высоцкого в глаза его друга-коллеги. Как врач он наверняка понимал всю неподъемную тяжесть фактически неизлечимой болезни, которую нес-испытывал на себе организм поэта.

Но умозрительные разборки сказанному или написанному когда-то делать крайне сложно. Во-первых, впрямую никто из умных профессиональных врачей не станет говорить, что, как и почему болит у его пациента. То есть не будет разглашать диагноз его заболевания.

Но логику некоторых высказываний прочувствовать все же можно…

Вроде бы все понятно.

Вернемся к Леониду Сульповару.

Как быть вот с этим его высказыванием:

«Около пяти утра 25 июля мне позвонил Володя Коган, наш фельдшер с реанимобиля: „Умер Володя Высоцкий“. Ночью, сразу же после смерти, кто-то из квартиры на Малой Грузинской вызвал туда реанимобиль: уже не на помощь, а, скорее, на констатацию смерти. Не помню, во сколько они приехали. По-моему, около пяти утра – это можно установить по записи в журнале „Реанимобиль“ отделения реанимации СКЛИФа. Смерть, как сказали ребята, ездившие на вызов, наступила гораздо раньше.

Я долго расспрашивал Рюрика Какубаву, реаниматолога, ездившего на Малую Грузинскую, что он увидел по приезде. По его словам, Володя лежал на кровати ничком, признаков асфиксии не было».

Как это понимать теперь по прошествии стольких лет? Кто-то вызвал реанимобиль? Да еще на констатацию смерти? Или это глупость или некомпетентность. Реанимобиль просто так ни на какие вызовы из СКЛИФа вряд ли поедет. На констатацию смерти – тем более. Но есть еще и другое подтверждение появления этого реанимобиля на Малой Грузинской. Об этом рассказывает Валерий Янклович:

«Я приехал домой, отключил телефон, прилег. У меня уже сил не было: все это длилось уже почти неделю. Но вдруг меня как будто дернули – я вскочил и включил телефон. Сразу же раздался звонок. Сколько времени прошло с момента моего возвращения домой, не знаю. Схватил трубку, звонил Толя Федотов – врач, который остался с Володей в квартире:

– Валера, срочно приезжай! Володя умер!

Я в шоке выскочил из дома, сразу же поймал такси:

– В Склифосовского!

Побежал в реанимационную, испуганный таксист – за мной. Меня било, как в лихорадке, там мне сделали какой-то укол… Врачи сразу же сказали:

– Мы едем за тобой!

Я – на такси, они – на реанимационной машине. Входим в дом, там уже Вадим Туманов с сыном».

Но слова врача-реаниматора, что Высоцкий лежал ничком на кровати, как понимать? По его словам – признаков асфиксии не было?

Валерий Перевозчиков:

«Из врачей Высоцкий полностью доверяет двум: Анатолию Федотову и Игорю Годяеву, они часто бывают у него дома. Гораздо реже бывают, но тоже пользуются большим доверием и авторитетом Леонид Сульповар и Олег Филатов…»

Валерий Янклович:

«И может быть, только с Федотовым он мог почувствовать себя свободным…»

Золотой укол для кумира?

«Золотой укол» – так называют в среде наркоманов укол с большой дозой наркотического вещества. Чаще всего это героин, либо кустарно изготовленная «ширка». Проще говоря – самоубийство посредством передозировки.

Можно ли допустить, что с Высоцким произошло именно так? Можно.

И такую версию отважился обнародовать умный, вполне себе трезво-скептически настроенный к жизни человек, профессиональный врач-нейрохирург из Курска Павел Рудич. Родился он, кстати, 25 июля…

Вот она экстраординарная версия смерти Высоцкого.

Последние дни Высоцкого

Читать сейчас об обстоятельствах смерти Владимира Семеновича Высоцкого – тяжело.

Любимый всей страною человек, имеющий сотни влиятельных друзей, умирал в Москве, в месте тогдашнего сосредоточения современной советской медицины, умирал «на дому», как престарелый инвалид, которому отказала в госпитализации «скорая помощь».

Правильная медицинская помощь ему не оказывалась и это – еще один парадокс: Высоцкому НЕ ОКАЗАЛИ помощь врачи-реаниматологи, которые прекрасно знали все о его болезнях прошлых и тяжелой последней – наркомании.

Сейчас эти врачи много говорят разного, но что бы они ни говорили, истина в том, что они просто испугались лечить Высоцкого.

Высоцкий пел о мужестве, дружбе, смелости.

Но когда к нему пришла беда, оказалось, что все это он пел трусам, которых не накормишь «баснями».

На фоне этих «нерешительных» врачей выделяется один – доктор Анатолий Федотов.

Кандидат медицинских наук, реаниматолог, Анатолий Федотов долгое время был единственным человеком, с которым В.В. мог откровенно говорить о своей болезни и которому полностью доверял.

Высоцкий мог позвонить Федотову в 4 утра, и Анатолий Павлович тут же мчался помогать.

Это Федотов спас Высоцкого, когда он впал в «клиническую смерть».

Вероятнее всего, никакой смерти не было, но легенда – красивая и Федотов ее поддерживал.

Думаю, что ему можно простить эту маленькую неправду: любому нормальному врачу приятно ощущать себя спасителем. Тем более – спасителем кумира!

Это Федотов вечером 24 июля 1980 года открыто предложил: «Я знаю одно место, где можно достать наркотики» (это могло, по его мнению, Высоцкого спасти, или, по крайней мере, отодвинуть его смерть).

А с наркотиками в олимпийской Москве было очень трудно!

Но (по одной из версий) близкие Высоцкому люди вмешались и от введения ему наркотиков отказались.

По другой версии (эта версия кажется мне наиболее обоснованной), наркотики все-таки были приобретены.

Еще одна черта А. Федотова, о которой говорят все, хорошо знавшие его люди: он был очень уверен в себе и в своих методиках лечения: «Все будет хорошо, все будет нормально…» Федотов действительно спас очень многих людей.

Возможно, что и Высоцкого он спас.

В девяностые годы и много позже наши реаниматологи неплохо зарабатывали на лечении наркоманов.

Клиентов поставляли наркологи.

Методика была проста: на время «ломки» больных погружали в наркоз.

В первые три дня – с применением ИВЛ (искусственная вентиляция легких). Через пять суток – медленно выводили пациента из наркоза.

Если явления абстиненции сохранялись – продлевали наркоз еще на три дня.

Но, чаще всего, пяти дней вполне хватало на выведение больных из острого синдрома отмены.

Параллельно компенсировали водно-солевой обмен, налаживали питание через зонд и парентерально, вводили витамины, при необходимости – сердечные препараты и гепатопротекторы.

С психической зависимостью затем боролись наркологи, психологи и несчастные родители.

В дальнейшем, стараниями властей и с появлением наркоконтроля, все эти попытки лечения наркоманов были похерены.

Следователи стали таскать врачей на допросы, а от чуть пришедших в себя пациентов требовали адреса и явки наркобарыг: топали ножонками, угрожали сроками и т. д.

Результат: наркоманы стали бояться лечиться, врачи – лечить, наркосистема ушла в ещё более глухое подполье.

Количество наркоманов стало расти в геометрической прогрессии.

Так вот: доктор Федотов тоже пытался лечить Высоцкого погружением в подобие наркоза.

Но без ИВЛ, которого он на дому, естественно, не мог ему обеспечить.

Для «наркоза» Федотов использовал, в основном, инъекции седуксена и (по свидетельству некоторых близких Высоцкому людей) – оксибутират натрия.

В последние дни жизни Высоцкого Федотов вводил ему еще и хлоралгидрат.

Для введения соответствующих препаратов он использовал подключичную вену, что по тем временам было большим новаторством в России.

В период острой «ломки» Федотов не мог обойтись без введения Высоцкому морфинов.

В перерывах между периодами седаций Федотов давал Высоцкому некие активирующие препараты. Какие – неизвестно.

Да, многие упрекали Федотова в том, что он снабжал Высоцкого наркотиками. Но, к сожалению, были такие ситуации, когда без этого нельзя было обойтись, когда наркотик является единственным препаратом, который может спасти абстинента.

Последние месяцы жизни Высоцкий мог играть на сцене, давать концерты только на фоне постоянного употребления морфинов.

Болезнь «наркомания» не делается легче от того, что она приобретена добровольно.

Мне вообще непонятно брезгливое отношение к наркоманам и алкоголикам нашего «правильного» народа.

И особенно неприятно агрессивное отношение к этим людям коллег-врачей. «Что их лечить?!», «Сами этого хотели, так – получайте!» и т. д. – обычные доводы врачей-чистоплюев.

Кстати, не хотят они лечить еще и бомжей, бичей, старух и стариков, детей, неудачливых самоубийц, вздорных жалобщиков, коллег, запущенных больных, больных, обращающихся со всякой «ерундой», «чересчур умных» больных и больных глупых…. Казалась бы, таким врачам – прямая дорога в патологоанатомы. Но трупами они брезгуют не меньше, чем живыми больными.

23 июля 1980 года, менее чем за два дня до его смерти, Высоцкого осмотрели реаниматологи из «СКЛИФа» Л. Сульповар и С. Щербаков.

Они увидели, что Высоцкий, находящийся в глубоком медикаментозном сне, – плохо дышит: язык «запал», храп, лицо и губы – цианотичные.

Сульповар в интервью говорил, что им сразу стало понятно, что больного надо переводить на искусственную вентиляцию легких. Но, мол, родственники и друзья не дали увезти Высоцкого в больницу. Дескать, они испугались, что при интубации могут быть повреждены голосовые связки артиста.

Читая и слушая воспоминания об этом дне Л. Сульповара и С. Щербакова, создается впечатление, что доктора искали причины, по которым Высоцкого нельзя везти в больницу.

И начальство будет против, и, мол, те же наркотики надо будет применять при переводе Высоцкого на ИВЛ (хотя это – совершенно не обязательно!), и наркомания Высоцкого станет явной, и… масса других отговорок.

Когда хотят что-то сделать – ищут возможности, когда не хотят – ищут причины.

Причин не везти Высоцкого в больницу у Сульповара и Щербакова оказалось достаточно.

А чего, казалось бы, проще: есть умирающий больной и есть безусловные показания к его лечению в условиях реанимации.

Есть реаниматологи. Транспорт – не проблема.

Больной – без сознания и его согласия на госпитализацию не требуются.

Да похер все эти нетрезвые друзья и отсутствующие родственники!

Морду – лопатой, прикрикнуть, мобилизовать окружающих на переноску больного, больного – на носилки, в машину и – вперед, в Склифосовского!

Но у присутствующих при этом эпизоде (В. Янклович, Оксана Афанасьева) сложилось твердое убеждение, что врачи просто испугались и отложили решение вопроса о лечении Высоцкого на 25 июля 1980 года, т. е., как мы теперь знаем, на день его смерти.

Два реаниматолога ограничились тем, что уложить Высоцкого на бок, чтобы язык не западал! То есть выполнили работу квалифицированной медсестры.

А потом предались любимому занятию медиков – покатили бочку на коллегу, который в самом деле помогал Высоцкому: стали обвинять доктора Федотова в том, что он «ухайдокал мужика».

Забегая вперед: когда Высоцкий умер, доктор Щербаков стал требовать от патологоанатомов, которые, предположительно, должны были вскрывать умершего, взять образцы тканей для химического исследования на «все яды».

Уж очень ему хотелось повесить все на Федотова.

Что произошло в ночь с 24 на 25 июля?

В квартире в это время были только Оксана Афанасьева и доктор Анатолий Федотов.

Оксана – спала.

Федотов – после ночного дежурства в больнице, находился у постели Высоцкого.

Со слов Федотова, он ввел Высоцкому снотворные и Владимир Семенович уснул.

Сам Федотов выпил водки и задремал. Минут через сорок – час, как он утверждает, Федотов проснулся и увидел, что Высоцкий – мертв.

Никаких реанимационных мероприятий он не проводил (с его слов). Считал, что это уже бесполезно.

Странное поведение!

Не один десяток лет мне приходится дежурить в больнице по ночам.

Столько же лет слушаю отчеты коллег о таких дежурствах.

НО не могу я представить случая, при котором дежурный врач открыто, на всю больницу признавался бы, что «проспал» больного!

А Федотов не коллегам признался, что Высоцкий умер во время его пьяного сна, а признался в этом всей стране.

И о чьей смерти? Не слесаря Васи и не пенсионерки Клавы, а смерти кумира всего советского народа!

Значит, было что-то, что надо было скрыть таким признанием.

Но что?

У меня сложилась твердая убежденность в том, что Федотов просто ввел Высоцкому «золотую дозу» морфинов.

И вероятнее всего, по желанию и просьбе самого Высоцкого.

И доктор и его больной лучше других понимали, что хороших перспектив для Высоцкого в сложившейся ситуации – нет.

Это во многом объясняет поведение Федотова после смерти Высоцкого.

Федотов помчался в поликлинику и добился того, чтобы справку о смерти Высоцкого выдали без вскрытия.

О том, чтобы вскрытия не производили, Федотов особо хлопотал и нашел в этом себе союзников – мать и отца Высоцкого.

По его же собственным воспоминаниям, Федотов тщательно очистил квартиру Высоцкого от пустых ампул.

Чего он боялся?

При вскрытии патологоанатому в голову не пришло бы определять наличие и количество хлоралгидрата и седуксена в крови, в передозировке которых некоторые обвиняли Федотова.

Не входят эти исследования в стандарт!

А вот количественный и качественный анализ на содержание морфинов в крови умершего – точно бы сделали.

Думаю, что именно этого и боялся Федотов.

Еще одно.

За два дня до смерти у Высоцкого на руках была внушительная сумма денег.

После его смерти деньги эти найти не смогли.

По мнению В. Янкловича, который почти постоянно был рядом с Высоцким и Федотовым, последний купил на эти деньги большое количество наркотиков.

Они-то и были, по всей видимости, введены Высоцкому в качестве «золотого укола».

После смерти Высоцкого Федотов страшно пил.

Со слов многих, знавших его, Федотов сам стал употреблять наркотики, якобы для того, чтобы потом на себе испытать собственный метод лечения наркомании.

По официальной версии, Федотов Анатолий Павлович покончил жизнь самоубийством в 1992 году.

От автора

Вот такая экстремально-запредельная сила слова! Это вам не «высоцковедческие» бездушные шпаргалки! То, что вы прочитали, вовсе не бред сумасшедшего. «Золотой укол», конечно же, версия жуткая. Но эмоционально-парадоксально сильнейшая! По-своему логически выверенная. Сразу отсекается все остальное напридуманное о смерти Высоцкого. И, что немаловажно, написано без политического ангажирования-подоплеки. И, главное, – профессиональным врачом. Но как и что тут можно точно сказать-доказать? Или реально проверить?

«За два дня до смерти у Высоцкого на руках была внушительная сумма денег, – пишет Рудич. – После его смерти деньги эти найти не смогли».

Наличие большой суммы денег ни о чем не говорит. Какая – внушительная? Откуда сведения? Даже если и была? Деньги были потрачены на приобретение наркотиков для «золотого укола»? Вовсе не факт.

За что, за какие факты цепляться?..

Музыкант Анатолий Бальчев (Кипа) утверждает, что в ресторане ВТО, где они встречались 23 июля поздно вечером (время, называемое им, от 22.00 до 23.00), у Высоцкого было с собой много денег:

«Еще я хорошо запомнил, что у него с собой было много денег – целая пачка. И мне показалось, что он от них хотел избавиться, пытался их отдать… Как будто предчувствовал…»

– Анатолий, – спрашиваю у Бальчева, – вспомни, сколько, ну хотя бы примерно, могло быть в той пачке?

– Сказать очень сложно. Пачка толстая такая. В каких купюрах? Не помню уже… По двадцать пять, кажется… Наверняка несколько тысяч там было. А зачем тебе? Действительно это было 23 июля, вечером. Высоцкого, Ксению и актера Владимира Дружникова я отвез к нему домой на его же машине.

«После его смерти деньги эти найти не смогли». Интересно, а кто у кого искал?

Перевозчиков все же попытался «разыскать» след этих денег:

«Высоцкий в эти последние дни разыскивает по телефону Артура Макарова… Звонит одной девушке – Ирине Ш. Просит, чтобы она приехала… (Рассказы Ирины положены в основу „Романа о девочках“.)

Она вспоминает: „Я приехала. Они сидели у Нисанова. Я давно не видела Володю, он выглядел просто ужасно. Пришел Федотов, принес ключи, мы спустились в Володину квартиру…

А до этого он «выбивал» мне квартиру… Спрашивает:

– Ну как с квартирой? Все в порядке?

– Да. Но у меня нет денег…

Володя открыл ящик:

– Возьми, сколько тебе надо…“

В. Янклович: „За несколько дней до смерти Володя отдает эти деньги – шесть тысяч рублей – двум девушкам, перед которыми у него были какие-то моральные обязательства. Это была его воля…“

„Потом об этих шести тысячах – Высоцкий получил их за концерты в Калининграде – было много разговоров… После смерти В.В. остались долги, их надо было отдавать…“»

Вот, оказывается, и все «расследование»…

Причем Валерий Кузьмич и здесь не отступает от каких-то своих тайных принципов: не называет, к примеру, фамилию некой Ирины Ш. Видимо, боится чем-то ей навредить… А может, таким образом напрягает будущих биографов: захотите узнать, кто эта девушка, – сами, мол, поищите. Главное, есть, как он выражается, «маячки»: имя точное, начальная буква фамилии – тоже. Хотя фамилия этой женщины никакого особого секрета не представляет.

Таких странных загадок, кстати, в книгах Перевозчикова не так и много. Почему появились эти журналистские экивоки, может знать только автор книг.

Но вернемся к Рудичу.

В его версии, казалось бы, есть все, чтоб поверить в нее безапелляционно. Кроме некоторых моментов…

«У меня сложилась твердая убежденность в том, что Федотов просто ввел Высоцкому „золотую дозу“ морфинов. И вероятнее всего, по желанию и просьбе самого Высоцкого», – пишет Рудич.

На основании чего у Рудича могла сложиться «твердая убежденность»? На основании того, ЧТО об этом написано в книгах? Спросим у самого медика.

Павел Рудич. Поведение Федотова после смерти Высоцкого говорит о том, что именно он пытался скрыть следы того, что произошло. Почему именно он так старался?

Автор. Такое впечатление действительно может сложиться от написанного в книгах Перевозчикова. В большинстве его повествовательных историй живая речь героев часто приводится без особых авторских акцентов-комментариев. Читатели, мол, разберутся. Вот вы по-своему и «разобрались».

«Издание же новых биографических материалов, на мой взгляд, насущная необходимость – для того, чтобы потомки сами смогли разобраться в загадках и тайнах жизни В.В.». Видите, как скромно говорит Валерий Перевозчиков. Поскольку сам себя к биографам Высоцкого он не относит.

Читатели сами вряд ли когда разберутся. А если и будут делать попытки, то примерно такие, как ваши. Строить догадки…

Есть, правда, и такие читатели, которые и сами вполне себе писатели. Как только Перевозчиков начал выпускать свои первые книги, на него обрушился вал недоброжелательного критиканства. А какими могут быть такие наезды? Правильно – субъективными, вкусовыми. Хорошо, если доброжелательными… Но у этих критиканов, пишущих, что «о творчестве Высоцкого у Перевозчикова почти ничего…», о Высоцком вообще ничего нет!

Можно, конечно, обойтись традиционным посылом «У каждого свой Высоцкий». Что в принципе обозначает: у каждого свои вкусы. Перевозчиков нашел такие форму повествования, уважительную степень тональности разговоров, что его с удовольствием читают все – и рядовые любители творчества кумира, и «профессиональные» «высоцкоманы». Скажу больше, Перевозчиков почти не дает никаких комментариев к словам, мнениям, даже поступкам героев своих текстов. Почему? Вот как раз потому, что считает это не своим делом:

«Я не биограф и не исследователь творчества Владимира Высоцкого – я из тех, кто готовит почву, – скромно говорит он. – Материалы для биографии, сведения для будущих – пространных – комментариев к текстам… Это моя работа, работа журналиста».

Жаль только, биографов таких еще не нашлось. А может, никогда и не найдется. А те «биографы», кто пытается что-то анализировать-обобщать, пользуясь его наработками, еще и умудряются обвинять автора в какой-то нечистоплотности. Правда, делают это не впрямую, часто не своими словами, а устами тех «обиженных» персон, у которых Перевозчиков когда-то брал интервью.

Да, с Валерием Кузьмичом мы из одного «болота». Хорошо, что не лягушками родились… Караван Перевозчикова спокойно идет вперед. Особо не заботясь, как о нем подумают-напишут какие-нито «электроноведы». За ним, недобро ухмыляясь, уныло плетется жидкое псевдобиографическое охвостье.

Про смайлики, надеюсь, вы все помните…

Продолжение диалога с Павлом Рудичем

Автор. Врачам, которые были рядом с Высоцким, было лучше многих понятно, что в его организме столько всего понамешано! И скрыть это от общественности после смерти поэта входило в задачу не только одного Федотова. Все окружение поэта этим занималось. Друзья-врачи, конечно же, в первую очередь. Потому что понимали: правдивый диагноз моментально ударит по ним самим. Вряд ли кто-то думал о «посмертной жизни» Высоцкого. Или о родственниках…

Павел Рудич. А Перевозчиков мог насочинять-напридумывать за всех своих героев? Нестыковки, недоговоренности, многоточия особенно заметны по последней его книге «Правда смертного часа».

Автор. Насочинять ЗА героев? Логичнее было бы утверждать, что ВМЕСТЕ с ними. У всех у них, кроме Оксаны Афанасьевой, есть своя вполне объяснимая, что скрывать, корысть, свои акценты-мотивы говорить умышленную неправду, то есть, извините, врать. В некоторых деталях, подробностях, разумеется. Особенно последних дней, часов жизни Высоцкого. Называется это все, мягко говоря, приукрашиванием действительности. Те, у кого брал интервью Перевозчиков, «в показаниях» явно путались. Кто знает, возможно, и неумышленно. Хотя нельзя исключить, что и сам интервьюер что-то недоговаривает… У него (по его же словам), хранится много нерасшифрованных пленок с записями разговоров с тем же Федотовым… Сам Перевозчиков говорит, что книга «Правда смертного часа» в полном объеме еще не выходила. «… книга вышла в двух издательствах, правда, по требованию некоторых друзей В.В., – с изъятием нескольких „острых“ мест». Это информация от него самого.

Кроме того, Перевозчиков открыто дает понять, «что о каких-то важных моментах его жизни мы уже не узнаем никогда». Очень странный посыл. Будто бы моменты эти обозначены, но не раскрыты.

Но если автор прописывает ситуации так, что остаются вопросы, то либо делает это сознательно, либо не имеет должной информации, чтобы таких вопросов у читателей не возникало. И если он это понимает и оставляет все, как есть, без каких-либо оговорок, значит, так именно им и было задумано.

Целью Перевозчикова, который и без того сделал крайне много, скорее всего было не анализирование, а сбор как можно большего материала по теме. Потому что время уходило (оно постоянно уходит), ситуация менялась достаточно быстро, и нужные люди могли вообще ничего не сказать.

Отсюда и впечатление от какой-то недоговоренности, будто не все точки-акценты расставлены. Сплошные многоточия…

Не исключаю, что Валерий Кузьмич вполне сознательно мог даже опускать какую-то конкретику. Считая нецелесообразным, чтобы о ней знали: «Конечно, что-то должно остаться тайной, что-то забыться. В этом наша ответственность перед Высоцким».

Можно вполне допустить, что и нерасшифрованные и неопубликованные материалы являются частью каких-то договорных обязательств между ним и интервьюируемыми. Или родственниками поэта.

Книга Перевозчикова о последних шести месяцах барда появилась ценой немалых усилий. Прежде всего некоторых друзей Высоцкого. И членов его семьи – тоже. Поскольку они все были вовлечены в работу. Случилось это примерно лет через десять после выхода в нашей стране книги Марины Влади «Владимир, или Прерванный полет». В принципе можно даже сказать, что это был своего рода ответ Марине. Честный, правдивый, возможно, не такой агрессивный и более детальный, что ли. То есть информационно, смыслово и стилистически как бы точнее-правильней.

Павел Рудич. И что же мешало Перевозчикову сделать объемный и более точный материал о последних днях Высоцкого?

Автор. Как что? Наверняка – сопротивление материала! Вы думаете, все опрашиваемые кидались к нему в объятия, что ли? Только бы рассказать всю правду? Некоторые, к примеру, Вадим Иванович Туманов, до сих пор не хотят появления на свет своих интервью. Хотя запись их существует. Не хотят, и все. Потому что правда там не только о Высоцком, но и о других людях. О живых, здравствующих людях.

Но мы вторгаемся уже в сферу чисто индивидуальных-личностных интересов. После смерти Высоцкого его родственники (отец Семен Владимирович, в частности) тоже много чего наговорили в прессе. Даже ругались друг с другом из-за этого крепко… При желании все эти публикации можно отыскать в архивах.

У самого Перевозчикова, как и любого нормального человека и профессионала, наверняка есть вопросы к самому себе. Которые он иногда проговаривает даже в своих книгах: «Поэт после смерти должен принадлежать всем? Если – да, то только творчество или вся жизнь?» Или: «Но где предел нормальному человеческому любопытству? Чем и как оно ограничивается? Разумеется, не только естественной деликатностью, но и правом: строгими законами, которые – как известно – возвышают нравы. Агрессивная неправда, оскорбление памяти должны быть наказуемы не только силой общественного мнения, но и судебными приговорами». Да, когда ты знаком-вхож в ближний круг друзей Высоцкого, то писать правду, не задевая этих самых друзей, гораздо сложнее…