Текст книги "Гибель Высоцкого. Правда и домыслы"

Иногда завистливые «высоцкобрехи» проговариваются: вот, мол, Перевозчиков нашел «благодатную» тему – писал о наркотиках… Перевозчиков о наркотиках не писал! Если уж быть по-высоцковедчески точным, он записывал слова тех, кто об этом говорил! И у него хватило мудрости опубликовать все это без излишних субъективных комментариев.

Сказать по правде, в большинстве своем именно из текстов, интервью, сделанных Перевозчиковым, «биографы» и компилируют свои «биографии». Именно на его материалах часто и акцентируют свое внимание все, кто занимается так называемым «высоцковедением». В 90-х годах уже прошлого столетия книги Перевозчикова издавались стотысячными тиражами. Скажу по совести, и я начал писать о Высоцком, искать людей, знающих что-то о нем, именно благодаря книгам Валерия Кузьмича. Больше, лучше этого специалиста никто ничего в книжной «высоцкиане» не сделал. И, думаю, не сделает уже никогда.

Павел Рудич. Складывается впечатление, что журналист Перевозчиков мог быть ангажирован…

Автор. Ну зачем же так прямолинейно… Хотя по некоторым странным проговоркам можно сделать и такое предположение-вывод. Даже по этим словам, приведенным выше: «Конечно, что-то должно остаться тайной, что-то забыться. В этом наша ответственность перед Высоцким».

При всем при том Перевозчиков не гнушается поведать миру такую вот свою субъективную правду:

«Для явления такого масштаба – Владимир ВЫСОЦКИЙ! – важно все: и сохранение творческого наследия, и накопление биографических материалов, и фиксация всех легенд и даже слухов, связанных с его жизнью».

«…и даже слухов»?..

Но где, в каких его произведениях можно найти фиксацию или разделение одного от другого? В смысле – легенд и слухов? Это только сам автор может знать, где он нагородил! Только автор может помнить-знать, в каких местах повествования герои противоречат друг другу, или факты не соответствуют действительности.

Какая ангажированность? Можно ли нанять журналиста, заставить его писать то, с чем он сам не согласен? В таких вопросах, как жизнь и смерть Высоцкого?.. Верится с трудом.

Ни в одной из своих книг Перевозчиков не выступает в роли эдакого ментора от высоцковедения. Если собеседнику и задаются вопросы, то в исключительно корректной форме. И максимально короткие. Скромность? И такт.

Ни разу не слышал от него каких-то унизительно-оскорбительных выпадов в адрес друзей Высоцкого. Даже намеков на это нет. Не занимается он и обсуждением-нагнетанием слухов, домыслов… И в Интернете в том числе.

Иногда влияние близких к Высоцкому людей, к примеру, Янкловича, чувствуется в текстах Перевозчикова очень-очень. Но это как раз и неплохо. Потому что правдивые факты часто всплывают. Вот пример:

«6 января Высоцкий играет Гамлета. В театре никто ничего не знает ни о следствиях, ни о полковниках и подполковниках. Высоцкий уже очень далек от своих бывших друзей по театру, которые потом написали о нем статьи и книги… Достаточно сказать, что в последние годы никто из них ни разу не бывал в его доме на Малой Грузинской, за исключением И. Бортника. Вообще – это большая и особая тема: статус В.В. в Театре на Таганке, диапазон отношения к нему: от любви и восхищения до зависти и даже ненависти».

Видите, в небольшом отдельном кусочке текста появляется словосочетание – «бывшие друзья по театру». Ну какой же биограф-компилятор на такие слова отважится-решится? Это ж надо доказывать на примерах. На каких? На словах этих самых «бывших друзей», скомпилированных из книг того же Перевозчикова?

Откуда, из каких-таких неведомых источников могла появиться такая информация? Только от близких к Высоцкому людей. Скорее всего, от Янкловича или Туманова. Но расписывать детали «диапазона отношений» к Высоцкому «друзей»-коллег по театру Перевозчиков не особо торопится. Чуть позже, не называя источников появления информации, кое-что он все же прописывает:

«Тесные дружеские отношения с Золотухиным закончились в 75-м году, примерно в этом году – ссора с Дыховичным, точнее, резкий уход Дыховичного, со Смеховым отношений никаких… Остается Иван Бортник, но с ним ссора в последний год…»

Свои короткие вставки в общую канву повествования, без какой-либо привязки ко времени и смыслу, автор делает вполне себе произвольно. Как бы давая волю фантазиям будущих «биографов» и подготовленным читателям. Сами решайте, делайте выводы, господа, зачем, к чему я это написал? То есть автор не анализирует, почему именно произошел разрыв отношений. Хотя без слов понятно, что причины прекрасно знает.

Вот чего не хватает в его книгах, так это эмоций, живых авторских впечатлений! Позиционируя свои издания как литературно-художественные, Валерий Кузьмич явно проигрывает в этом компоненте всякого рода скандально-популистским интернет-версиям. И некоторым одиозным личностям от «высоцковедения».

Иногда от непрописанности в его текстах какой-то конкретики возникает впечатление от своего рода недосказанности. Часто тексты эти идут, как правило, не от автора. Но бывает, как в последнем примере, как раз от него.

Такова уж субъективная позиция Валерия Кузьмича.

Ответственность перед Высоцким? Звучит, конечно же, пафосно! Но вполне достойно, искренне. Слышать такие слова после всего, что о нем сказано-написано самыми-пресамыми близкими ему людьми? Хотя ответственность перед Высоцким у журналиста может быть только одна – писать о нем ПРАВДУ! Отвечать за эту правду действительно нужно перед конкретными живыми людьми. Значит, и перед законом.

А вот какие обязательства (и есть ли они?) у Перевозчикова перед семьей Высоцкого, никто не знает. Хотя вот эти слова говорят о многом: «Даю тебе, Валерка, благословение на эту работу. Пиши правду и только правду». Знаете, кто это сказал? Семен Владимирович Высоцкий 4 ноября 1987 года. Вот такая у Перевозчикова мера ответственности…

Не случайно же он пишет в своей последней книге, изданной, кстати, довольно давно, в 2003 году:

«По-видимому, у каждого есть своя вина перед Высоцким и каждому есть что скрывать… Время все расставит на свои места, и останется только правда – неприглаженная и неприукрашенная. Для того и написана эта принципиально незавершенная книга».

Почему незавершенная, понять можно. Но почему – принципиально? В этом случае принципиально звучит примерно как сознательно. Тут можно только предполагать: автор ждет, что наступит время, когда можно полностью опубликовать, завершить эту книгу. А такое время может наступить, если кто-то из друзей-свидетелей жизни Высоцкого, у которых Валерий мог брать интервью, не дай Бог, помрет.

У любого журналиста случаются конфликтные ситуации. К сожалению или нет, но это обычная практика действующего профессионала. Правда, детали внутренней «кухни» своего ремесла как-то не очень принято выносить на всеобщее обозрение. Тем более если разбором твоих полетов занимается человек, дающий тебе же интервью. Зачем уж так прямолинейно самого себя высекать?

Никита Владимирович Высоцкий в беседе с Перевозчиковым заявляет: «Люди, которые давали вам интервью (дело даже не в том, что они – участники событий и невольно „покрывают“ себя), всегда в чем-то необъективны. Ведь они выдали информацию, которая, если хотите, является медицинской тайной. Они поступили по отношению к своему товарищу нехорошо. Я думаю, что будь Высоцкий жив и услышав то, что они наговорили… Я даже не знаю, что бы он сделал… Но вот вопрос уже к вам: многие из них говорили мне, что они общались с вами, но рассказывали все это не для печати. А вы это опубликовали. Но это уже другой разговор».

Попробуйте сделать выводы из написанного.

Вывод напрашивается один – зачем о таких личностных разборках знать читателю? Значит, смысл (или какие-то обязательства) со стороны Перевозчикова и сына Высоцкого в это все же вложены…

«Только через тайну человеческих отношений можно приблизиться к истине». Слова, сказанные Перевозчиковым, золотые! Для журналиста, для исследователя. Но сказанные, скорее, от слабости. От понимания того, что сделать такое нереально. Тайну человеческих отношений невозможно постичь путем сравнения, анализа того, что кто-то о ком-то что-то сказал в интервью. Тайна сия так тайной и останется… На века! Потому что жизнь богаче, мудрее любого-любого сказанного человеком слова…

Продолжение разговора

Павел Рудич. Получается, что ничему, написанному о Высоцком, верить нельзя?

Автор. Верить можно во что угодно! Вы же не только верите, не только предполагаете, но открыто и вполне утвердительно пишете об этом. Значит, претендуете на свою правду.

Но поверить в «желание» и тем более «просьбу» самого Высоцкого на «золотой укол» невозможно даже теоретически, зная (разумеется, по рассказам друзей и близких поэта) силу его характера. Тем более он сознавал, что рядом находится любимая женщина…

А вот совершить подобное без «желания и просьбы» больного – в это почему-то, хотя и с трудом, но поверить можно. Врач, понимающий всю тяжесть положения Высоцкого, идет на крайний шаг, избавляет его от дальнейших страданий и возможной скорой мучительной смерти. А потом решается взять на себя ответственность за содеянное таким образом – обнародовать, что «проспал» пациента. Ну, проспал, – мол, что с меня возьмешь…

О том, что он упустил Высоцкого, доктор заявил сразу. В этом была не уязвимость, как считает доктор Рудич, а его правда-сила, на которую он и опирался. Такое признание дорогого стоит. А ведь Федотов мог ничего такого и не заявлять… В момент смерти Высоцкого рядом с ним и Федотовым никого не было. То есть свидетелей не было… Измученная Оксана Афанасьева спала в другой комнате.

Любой профессиональный специалист, находясь рядом с больным человеком, не руководствуется только его желаниями. Он может лишь направить, посоветовать, помочь, ввести нужные лекарства, обезболить и т. д. Но кардинальные решения по своему здоровью все равно принимает сам больной. Если, конечно, в состоянии это осмыслить…

Понятно же, что «золотой укол», сделанный врачом без согласия больного, можно приравнять к самому настоящему убийству. Попробуйте сознательно совершить такой жуткий акт и остаться, как говорится, в человеческом строю-среде? Это какая ж сила духа и мера аморальной ответственности должна быть у такого человека? Кто усомнится в предполагаемом актерствовании Анатолия Федотова, совершившего убийство друга? И каким-то чудесным образом нашедшего в себе силы молчать об этом все двенадцать лет, вплоть до своей кончины! Не исключено, он заплатил за такой поступок собственной смертью. Если бы это было точно известно.

Поэтому версия Рудича так версией и остается. Причем крайне субъективно-радикальной…

«Возможно, что и Высоцкого он спас».

Мысль крайне интересная.

От чего спас?

В принципе намек автора понятен: в первую очередь Федотов спас Высоцкого от посмертного диагноза, который мог легко замкнуться на наркозависимость. Из чего органично вытекает дремучий общественный позор для поэта сразу стать официально признанным наркоманом, пусть и после смерти. Спас и от возможных последствий, связанных с тем же позором. Взять хотя бы разрешение похоронить на престижном кладбище. Хотя противников в среде партийно-городских чинуш и без того хватало. И, наконец, влияние на посмертную судьбу, в смысле общественного признания после смерти. Имеется в виду и публикации стихов, книг и многое другое. Вплоть до создания музея его имени. Тот факт, что Высоцкий страдал наркозависимостью, впервые был обнародован лишь через восемь лет после его смерти в книге Марины Влади «Владимир, или Прерванный полет»…

Но есть и другая сторона такого «спасения»: если обнаружилось, что Высоцкий был наркоманом, полетела бы не одна голова с плеч. И это могли быть не только близкие друзья, но и врачи.

Тот же Валерий Янклович вовсе не случайно обронил фразу: «Он умер вовремя…» Видимо, прекрасно понимая, что продолжение такой жизни должно было быть связано для Высоцкого с гораздо бОльшими трудностями, чем те, которые он испытывал до смерти. И касалось это не только его здоровья.

Игра в жизнь на смерть…

… Эвтаназия (а речь все же идет о ней, хотя само слово и не называется) была запрещена и во времена Высоцкого. И кто, какой отчаянно-отмороженный врач мог тогда дерзко решиться на подобный шаг?

На столь закрытую тему разговоры даже не велись. В прессе уж точно. Возможно, и были какие-то единичные случаи (без огласки, естественно) по договоренности между родственниками совсем уж безнадежных больных и врачами…

Хотя, кто оказывается правым или виноватым, когда игра в жизнь на смерть заканчивается таким вот образом?..

Но в живых уже нет тех, кто смог бы ответить, что же реально случилось той ночью-утром с 24-го на 25-е июля 1980 года в Москве в квартире номер 30 дома номер 28 по Малой Грузинской улице.

Вспоминает Юрий Емельяненко:

… Толя Федотов пил беспробудно и на похоронах, и на девять дней, и на сорок. Он считал себя виновным в смерти Володи: вроде как он заснул…

Ведь Володя настолько верил в него, настолько демонстрировал это и говорил всем, что это его личный врач… Толя Федотов кидался с балкона и его задержал кто-то. Вроде Валерка Янклович мне говорил, что Федотов был уже на той стороне и что он его за штанину или за пиджак задержал и перетянул…

Никто из ребят не считал его виновным, нет, Боже упаси, никто и никогда, что вы! Никто этого не показывал, наоборот, его подбадривали, поддерживали, как могли. А он растаял, расплылся полностью… совершенно… все время пытался оправдываться, вешался на всех, плакал беспрерывно. Как только кто чего спросит, так и… Все сорок дней так…

Емельяненко так передает рассказ Анатолия Федотова:

«Я подошел к Володе, что-то ему дурно было, взял пульс – бешеный. Я сел на пол рядом с ним и, держа его руку в своей, так вот и уснул…»

Врач Олег Филатов о Федотове:

«… Зря он себя так казнил. Володя сам себя износил: и свой организм, и свой мозг…»

… Прах покойного Анатолия Федотова покоится на Измайловском кладбище столицы. Документов на могилу не сохранилось. Их уничтожил пожар, случившийся здесь несколько лет назад.

Убийство Высоцкого

Объективно: по беспредельному информационному рынку гуляет-бродит не такое уж и великое количество версий смерти Высоцкого. И умышленных-преднамеренных в первую очередь. Как погиб?.. Последние день-ночь жизни… Виновен ли кто-то конкретный в том, что человек так трагически-нелепо ушел?.. Не было ли каких закулисных интересов у лечивших его врачей?..

Подобраться к такой теме вплотную практически невозможно. Все вроде расписано, снято… Рассказы живых свидетелей той трагедии давным-давно опубликованы. И все же… Со дня смерти Владимира Семеновича Высоцкого прошло больше 38-ми лет. Неужели за это время не появилось ничего нового в этом сверхделикатном деле?..

Сосед Высоцкого по дому на Малой Грузинской улице Валерий Нисанов когда-то откровенно сказал мне: «Все мои мысли почему-то сводятся к одному – Володя был умерщвлен. Утверждение не категоричное. Прямых доказательств нет. Но все предпосылки говорят именно об этом. Федотов подмешал в шампанское бром. А что там было на самом деле… Встречаясь с друзьями, откровенно говорю: „Федотов мог убить Володю по заказу моей любимой Родины!“»

Нисанов говорил это не только мне. Странная какая-то осведомленность для человека, приятельствовавшего с Высоцким, бывшего свидетелем последних дней его жизни. Читая такое, люди начинают задумываться – неужели это правда? Кто ответит?.. А может, это пустая болтовня или еще хуже – сведение счетов с людьми из окружения Высоцкого, которых уже нет в живых?..

Да, создано несколько документальных фильмов, в которых делается попытка через друзей Высоцкого узнать, понять, что же произошло в те трагические, последние для поэта дни.

Натолкнула меня на практические действия глава из книги Валерия Перевозчикова «Правда смертного часа. Посмертная судьба» под названием «Последний следователь». От того же Перевозчикова известны высказывания людей, бывших с Высоцким в ту его последнюю ночь в квартире на Малой Грузинской. Имена их хорошо известны. По всем признакам они являются не только прямыми свидетелями произошедшей трагедии, но и ее участниками. Вряд ли случайными… Возможно, заинтересованными… В чем? Как показала жизнь, скорее всего в сокрытии своей виновности.

В этой же своей книге Перевозчиков пишет:

«(Перед самым выходом этой книги работник аппарата Министерства внутренних дел России сообщил, что в августе – октябре 1980 года проводилось предварительное расследование „О неумышленном убийстве Высоцкого“, причем выдвигалась совершенно другая версия его смерти. – В.П.)»

Какой работник аппарата? Расследование? Но почему-то смущало слово – предварительное. Какая «совершенно другая версия смерти»? В каком направлении двигаться дальше?

Вот и глава от Перевозчикова. Все шрифтовые особенности и авторская стилистика сохранены:

Последний следователь.

(Работник аппарата МВД – Павел Павлович Н-ев)

«Побудьте день вы в милицейской шкуре…» (В. Высоцкий).

Я вам расскажу о вещах, которые были известны очень узкому кругу людей, да и то не в полном объеме…

В 1980 году я работал участковым милиционером в районе Малой Грузинской и, естественно, знал Владимира Семеновича Высоцкого. Бывал у него дома… И, знаете, у меня осталось впечатление, что он, ну, не очень хороший человек. В 1979 году в этом доме была совершена кража. Там жили два участника квартета «Аккорд». Однажды они приехали после гастролей, и во время выгрузки аппаратуры у них украли две колонки… В это время мимо проходило всего несколько человек, в том числе и Высоцкий. Естественно, я должен был всех опросить…

Поднимаюсь на его этаж, звоню. Высоцкий подошел к двери, но не открывает. Я говорю:

– Долго будем молчать?.. Я оставлю вам повестку, и если не явитесь в отделение, то будет привод.

Открывает дверь.

– А в чем дело?

– Мне нужно вас опросить по такому-то делу…

Он к телефону.

– Никаким свидетелем я быть не желаю… Если будете настаивать, позвоню Щелокову…

Вообще говоря, это был сложный участок: актеры, художники, генералитет… И я условно делил всех на две категории: на тех, кто хватается за телефон, и тех, кто нет.

Потом Высоцкий говорит:

– А чего вы хотите?

– Владимир Семенович, вы такие гражданские песни пишете, а долг гражданина выполнить не хотите. Мне нужен рапорт по беседе…

Ну, разобрались.

Следующий раз… Уже прошла информация о том, что Высоцкий употребляет наркотики… Должна приехать Марина Влади – надо проверить обстановку… Звоню. Высоцкий сразу открывает дверь.

– Да-да, проходите… Что? К какому преступлению я имею отношение?

И предлагает присесть на пуфик, такой высокий пуфик… И предлагает очень настойчиво. Стоит, сложил руки на груди и внимательно смотрит… А пуфики эти очень неустойчивы, в любой момент могут перевернуться. В общем, устроил что-то вроде проверки… Ну, я присел, хотя, по сути, держусь на ногах. А мог бы и упасть… По-моему, Высоцкий хотел увидеть мою беззащитность…

Присел я и объясняю, что к чему. Что приезжает иностранка – Марина Влади. Что я обязан навестить…

После этого всегда здоровался первым:

– Здравствуйте, Пал Палыч! Участковому – привет!

А если с ним кто-то был, то обязательно говорил:

– Это Пал Палыч – мой участковый.

Повторяю, что я уже знал, что Высоцкий – наркоман. А ведь в те годы все было очень строго. На каждый выезд за рубеж нужна была характеристика по месту жительства. А если наркоман – уже невыездной. Но руководство, по-моему, не хотело связываться – Марина Влади, поездки во Францию…

А в каком состоянии он водил машину?! Это теперь подается как смелость и прочее… А это было безрассудство! И это еще мягко сказано. В таком состоянии просто нельзя было садиться за руль! Вот мне говорят, что все великие пили и пьют… Но алкоголь не только не помогает в творчестве, а часто убивает талант…

Ну а теперь главное… 25 июля. Умирает Высоцкий. Честно говоря, я тогда подумал, что его просто убрали. Я знал, что накануне Олимпиады его вызывали в Комитет (КГБ). Вызывали по неизвестной причине… Вы знаете, конечно, что в Театре на Таганке были секретные сотрудники Комитета. И я совершенно не исключаю, что и в ближайшем окружении Высоцкого был сотрудник КГБ.

Может быть, Высоцкий и сказал что-нибудь резкое в этом последнем разговоре, типа: «Я все скажу!» А они такого не забывают… В то время (перед смертью. – В.П.) он, по-моему, выходил из запоя и вдруг снова запил. А если на стадии выхода человек опять запьет, то все возможно. И может быть, его и довели до такого опасного состояния.

А потом я точно узнал, что 24 июля в 23.00 Высоцкого связали простынями. Знал, что в квартире выпивали. И четко знал, что спохватились они – их было четверо на тот момент – часа в три-четыре ночи. Рядом с домом Высоцкого общежитие консерватории – «объект Олимпиады», там был комсомольский оперативный отряд. И часть ребят этого отряда рванула в квартиру той ночью. Они тоже кое-что рассказали мне…

Когда в квартире поняли, что Высоцкий мертв, они позвонили матери, в КГБ и в УВД. Оттуда приехали бригады на уровне полковников, они все описали и описания увезли с собой – я к ним доступа не имел. И только в одиннадцать часов были допущены сотрудники милиции…

Протокол осмотра мертвого тела заполнял дежурный оперативный работник нашего отделения милиции… Дня через четыре этот протокол поступил ко мне. Нужно было сделать «материал по факту смерти»… Я позвонил Нине Максимовне Высоцкой, она отказалась со мной беседовать. А настаивать после смерти сына, ну, сами понимаете… Я поехал в театр, но разговор с его руководством не получился, хотя я приезжал несколько раз… Я вышел на В. П. Янкловича, он сказал: «Нас опрашивали в КГБ – не чета вам…»

Тогда в театре я вышел на 2–3 круг – бухгалтерия, билетеры, рабочие сцены, – с артистами принципиально не стал говорить… Вот там и были люди, обиженные на Высоцкого. Ну, вначале все говорили, что о мертвом или хорошо, или ничего… А потом… И мне рассказали, как из него качали деньги, как он пел в ресторанах… Мало кто говорил доброе о нем… И сразу же всплыло имя этого импресарио – Янкловича…

Некоторые говорили: да, Высоцкий был сложным человеком, и уходили от дальнейшего разговора. Ну а в разговорах с другими было достаточно «гнили». Я прекрасно понимал, что это были люди 2–3 ряда, но, по-моему, именно там была правда отношения к нему… Я все записывал – получился вот такой толстый том.

Ну а главное – это связывание… Он же наркоман, и сосуды у него, сами понимаете, хрупкие. А тем более связать «в ломке»! Здорового человека связывают у нас – знают, что не умрет, но все равно обязаны наблюдать… А там же люди были в подпитии. Высоцкий же мог все разорвать в себе!

Вот вы говорите – его привязывали мягко, даже «обвязывали»… Но я думаю, что в том состоянии обвязать мягко было невозможно. А тем более Федотов – медик…

И вот наступил момент, когда надо дать заключение: либо рапорт на возбуждение уголовного дела, либо – нет, тогда материал сдается в архив… А мало кто знает, что в таких ситуациях приходится осуществлять и дознание, и следственные действия… Я собрал всю информацию, сведения, полученные от врачей: слабые сосуды, заболевание сердца… И поставил перед судмедэкспертом несколько вопросов:

– Отчего могла произойти смерть?

– Роль связывания простынями…

Он дал заключение: связывание могло привести к смерти. И я решил возбудить уголовное дело о неосторожном убийстве… Послал повестки Федотову и Янкловичу – они сразу же приехали. Приехали с таким гонором: мы будем с вами разговаривать в другом месте!

Тут я и говорю:

– Вы совершили неосторожное убийство.

Лоск сразу спал. Я говорю, что умысла, конечно, не было, но имело место неосторожное убийство… Умысел – это в голове, а я в мозг залезть не могу. Для них это был шок. Я же видел их бледность, растерянность. Я задаю вопрос, они начинают юлить… В общем, я их испугал. И я же вижу, что что-то не то. Наверняка знают правду, а сказать не хотят.

Потом они начали звонить по своим каналам… И на меня пошли звонки: «Надо встретиться, поговорить…»

А время шло, меня вызывало руководство:

– Что ты тянешь!

Я брал отсрочку – 2–3 недели…. Потому что чувствовал: привлекать надо, а суд бы уж решил… Даже если он сам задохнулся – запал язык, – а почему? Все равно кто-то должен был отвечать. Неосторожность просто «висела» там… Даже если «передозировка», как у наркоманов, – тоже неосторожное убийство… И вскрытие – это совершенно нормальный ход вещей… А тут – все концы в могилу.

В общем, в конце октября 1980 года я собрал материал о передаче дела в следственные органы. По-моему, аргументов «за» было больше.

Меня снова вызывают… На столе лежат две стопки листов. Одна стопка – для отказа в возбуждении уголовного дела, другая – за возбуждение. Стопка для отказа – раза в два толще. Вот и все…

Да, существует определенная практика прохождения такого материала: проверка прокуратурой, руководством… Это неделя, две… А этот материал был проверен за один день. И списан в архив. А хранятся такие дела недолго – в первое же уничтожение оно было сожжено. А что остается от отказанного материала по факту смерти? В лучшем случае листок, что было такое дело и тогда-то оно было уничтожено. Вот такой листок в папке, а потом уничтожается и папка…

Я тогда был моложе и резче, и у меня была такая установка: правда – несмотря ни на что. Даже если эта правда заденет очень известных людей… Вот Высоцкий – и писал очень хорошо, и владел умами, – а кого держал рядом?! И умер так рано. А раз человек умер, люди, естественно, хотят знать правду… Вот почему я откровенно вам все рассказал…

От автора

«Правда – несмотря ни на что…»

С обманчивой высоты сегодняшнего дня все может показаться как бы простым – ткни пальцем в Интернет, и выплывут эти известные широкому кругу сведения. Такова реальность.

Кроме Валерия Кузьмича Перевозчикова никто из пишущей-снимающей братии не шелохнулся на предмет изучения-исследования последних дней, минут жизни великого человека. Почему?..

Следует признать, что материал, опубликованный в книге Перевозчикова, выходил когда-то в газете «Совершенно секретно» в № 6–12 1996 года. Но фамилии Пал Палыча в тексте под рубрикой «Особое мнение» там вообще нет. Таинственное буквосочетание Н-ев появилось только в книге «Правда смертного часа. Посмертная судьба», вышедшей в издательстве «Вагриус» в 2003 году.

В том же году в «Аргументах и фактах» опубликован комментарий Дмитрия Быкова, в котором есть такая странная фраза: «Если кто знает, „Совсекретно“ – это то самое издание, которое, почти не скрываясь, выступает апологетом спецслужб и проводником их политики…» Ну, тут можно судить и рядить сколько угодно… Вплоть до предположительных связей с органами президента издательского холдинга «Совершенно секретно» Артема Боровика, погибшего в авиационной катастрофе в марте 2000 года.

Но как это понимать в связи с публикацией «интервью» с неизвестным Пал Палычем? Ни на что не намекаю. Просто пытаюсь свести концы с концами. И по возможности проследить логическую цепочку событий.

Ведь вопросов накопилось немало. И самый первый: КТО же этот загадочный работник аппарата МВД – Павел Павлович Н-ев?

Существует ли он в реальности? И почему автор той публикации не стал озвучивать полную фамилию этого человека?

По всему чувствовалось: что-то здесь не так. Уж больно много недоговоренностей в тексте. А его непонятная обрывочность…

Ведь тема очень больная. Исходя из основной мысли материала и интервьюируемого, Высоцкий был убит по неосторожности. Но ведь именно детали, подробности здесь как раз и важны…

Надо сказать, что Валерий Перевозчиков, с которым некоторое время мы находились в переписке, на мои вопросы отреагировал так: «У меня есть определенные обязательства перед некоторыми людьми… Пал Палыч Н-ев – в то время участковый уполномоченный в том районе, где Малая Грузинская. Это реальная запись разговора. Но фамилию он просил не называть».

И все. Опять странные, крайне категоричные обрывочные фразы… Почему до сих пор по прошествии стольких лет такая глухая завеса «секретности»?..

И буквально перед самым выходом книги в свет на все мои ненавязчивые вопросы Перевозчиков коротко ответил: «Разговаривал с ним я…»

У меня нет оснований не верить человеку, который когда-то черным по белому написал: «Главное – не сочинять и не воспроизводить сочиненное. Каждый новый – установленный! – факт (дословно! – Б.К.) должен что-то добавить, уточнить или опровергнуть в его биографии. Любая мелочь со временем может стать бесценной». Это уж точно! Если учесть, что почти все опубликованное Перевозчиковым находилось под жестким прессом, контролем со стороны родственников Высоцкого и его друзей, то, что это вообще прошло в печать, делает честь автору!

Можно, конечно, предположить, что Перевозчикову позволили-разрешили написать именно те факты, которые и изложены в его книгах. Кто позволил? Семья Высоцкого, некоторые его друзья? Или какие-то другие люди? Хотя верится в это с трудом…

Нужно сказать, что Валерий Кузьмич звонил мне несколько раз. Его почему-то очень интересовали наши отношения с Всеволодом Абдуловым. В разговорах Перевозчиков все время намекал, повторял мысль о том, что нужно быть осторожным со всем, что связано с Высоцким. Мол, он может ответить… Звучало это чуть ли не как скрытая угроза.

Но нужно двигаться вперед. Думаем. Ищем.

Есть же имя и отчество: Пал Палыч. Значит, Павел Павлович.

А фамилия? Н-ев. Николаев?

Неужели фамилия так просто расшифровывается?

Возрастных Пал Палычей даже в аппарате МВД не так и много. Но пришлось изрядно потрудиться, обзвонить немало пунктов охраны общественного порядка. И разыскать людей, которые знают этого самого «работника аппарата МВД Павла Павловича Н-ева».

Так я нашел Павла Павловича Николаева. Да, он по-прежнему живет и трудится в Москве, в том же самом аппарате МВД. Хотя слово аппарат настолько обширное, что начинаешь понимать: не зря, видимо, Пал Палыча так зашифровали…

Кстати, на вопрос, когда, при каких обстоятельствах он встречался с Перевозчиковым, Николаев ответил, что никогда не видел этого человека.

Странно, подумалось мне. Откуда же тогда материал появился-взялся в «Сов. секретно», а позже в книге? Николаев заметил, что интервью в своей жизни он никогда никому не давал. Правда, вспомнил, что давным-давно, еще в 80-годы, к нему на встречу напросился какой-то военный в звании майора. Представился человеком, якобы стоящим у истоков создания музея Высоцкого. И они разговаривали о Высоцком. Без записи. Туманная, в общем, история…