Текст книги "Америка выбирает: от Трумэна до Трампа. Президентские выборы в США с 1948 г. Книга 1. Выборы 1948–1956 гг"

Но что же дал Америке новый демократический Конгресс? Увы, в целом он оказался сплошным разочарованием для либерального лагеря – и прежде всего, в вопросах внутренней политики, то есть там, где больше всего надежд на него и возлагалось³⁴⁷. Вначале, впрочем, Конгресс действовал смело – он одобрил предложенный Белым домом долгосрочный Законопроект о жилье, предусматривающий расширенные федеральных программ по очистке трущоб, строительству государственного жилья и благоустройству ферм. Президент Трумэн подписал этот Законопроект 15 июля 1949 г. «с чувством глубокого удовлетворения». Администрация также одержала важную победу в принятии Закона о расширении соцобеспечения 1950 г. и частичную победу в проведении повышения минимума зарплаты в 1949 г.

Но в остальном широкая программа «Справедливого курса» натолкнулась на серьезные препятствия – и опять в лице консервативной коалиции республиканцев и демократов-южан. Администрации удалось вырвать у Конгресса 300 млн долл. дополнительной федеральной помощи приходским школам. Президентский план введения по всей стране обязательного медицинского страхования не прошел ни в одной из палат дальше профильных комитетов! План президента по созданию нового Департамента здравоохранения, образования и соцслужб был отклонен Сенатом уже в 1949 г., причем, против голосовали все демократы-южане! После повторного представления законопроекта в 1950 г. его отклонила уже Палата представителей – и опять с помощью южан, скооперировавшихся с республиканцами. Администрации не удалось добиться исполнения и одного из самых заветных своих желаний – отмены скандального Закона Тафта – Хартли. «План Бреннана» относительно повышенных прямых бюджетных субсидий фермерам, разработанный секретарем сельского хозяйства США Чарльзом Ф. Бреннаном, также был отклонен (в Конгрессе сослались на его чрезмерно высокую стоимость, к тому же против него выступили крупные фермеры).

Политика интеграции тоже заглохла – смелые законопроекты о создании Комиссии по добросовестной практике трудоустройства и об отмене избирательных налогов были приняты в Палате после ожесточенных споров и даже вопреки сопротивлению многих южан, но не прошли в Сенате благодаря «стараниям» Тафта и тех же «диксикратов» с Юга…

Наоборот, законодательство о продолжении «Плана Маршалла», оказании военной помощи дружественным иностранным государствам и продление еще на 2 года действия Закона о торговле получило в Конгрессе определенную двухпартийную поддержку. Сенат, например, 21 июля 1949 г. ратифицировал Североатлантический договор со значительным перевесом (к слову, Тафт, ставший снова лидером изоляционистов, демонстративно голосовал против).

Важные шаги по упорядочению работы исполнительной ветви власти были сделаны в Законе о реорганизации правительства 1949 г., основанном главным образом на рекомендациях, представленных Комиссией во главе с бывшим президентом США Гербертом Гувером. Примерно половина предложений Комиссии Гувера была введена в действие уже к концу 1950 г.

Сторонники высокой фиксированной ценовой поддержки фермерам все же одержали некоторую победу и нашли понимание в Конгрессе, который принял 31 октября предложенный Белым домом новый Закон о сельском хозяйстве. Вместо перехода на гибкую ценовую поддержку, как и было запланировано в Законе о сельском хозяйстве 1948 г., Закон 1949 г. продлил высокую ценовую поддержку еще на 1 год на основные сельхозтовары – 90 % паритета на 1950 г. и 80–90 % – на 1951 г.

23 ноября вышел и первый после выборов 1948 г. опрос Gallup о наиболее популярных политиках-демократах. В целом по стране рейтинг Трумэна опускался уже ниже 49 %, а среди демократов ему поддержку оказать были, согласно этому опросу, 44 % – больше, чем было у кого бы то ни было еще. Вторым с 22 % шел Франклин Д. Рузвельт-младший, один из сыновей ФДР, юрист и бизнесмен, избранный в 1948 г. конгрессменом от Нью-Йорка. Далее шел, что примечательно, вице-президент Олбен Баркли с 12 %, а по 3 % было у верховного судьи Уильяма Дугласа и его начальника – председателя Верховного суда США Фреда Винсона. Далее шли сенатор от Иллинойса Скотт Лукас и губернатор Коннектикута Честер Боулз – по 2 %. Секретарь обороны Луис Джонсон, губернатор Огайо Фрэнк Лоуш и секретарь сельского хозяйства Чарльз Бреннан имели по 1 %. А 14 % респондентов не определились с мнением.

В то же время у республиканцев в лидеры вышел генерал Эйзенхауэр – 25 %. Стассен шел следом с 19 %. Сенатор Тафт получил 15 %, Дьюи – 12 %, Уоррен – 10 %. Артур Ванденберг получил 6 %, сенатор от Массачусетса и республиканский «кнут» фракции меньшинства Леверетт Солтонстолл – 3 %, сенатор Джон Брикер – 3 %, а 6 % не определились. Генерал Макартур не был включен в опрос.

Экономические итоги 1949 г. можно было в целом назвать противоречивыми: хотя администрация Трумэна, по сравнению с 1948 г. сильно нарастила расходы – ровно на 9 млрд долл. (до 38,8 млрд), что почти съело весь профицит прошлого года, и он сократился в итоге всего до 600 млн долл., зато побеждена была (как оказалось, ненадолго) инфляция, главная проблема 1948 г., – и в 1949 г. цены упали на 2,1 %! Особенно подешевела одежда (на 7,4 %) и еда (на 4 %), бензин подорожал всего на 1,6 %. Происходило это на фоне (точнее говоря, ценой) роста безработицы на 2,1 % (до 5,9 % от всей рабочей силы страны) и спада ВВП (на 0,6 %)³⁴⁸.

В начале нового 1950 г. рейтинг президента опустился до 44 %. Все общественное внимание занимали вопросы внешней угрозы и развития новых видов вооружений. Именно 31 января Трумэн анонсировал разработку Соединенными Штатами нового сверхмощного оружия – водородной или термоядерной бомбы (как ее стали называть, H-bomb). По прогнозам Белого дома, такая новая бомба должна была быть испытана максимум через 2 года, поскольку, как сказано было, «подобными же исследованиями занимаются и Советы». Сказано это было как раз тогда, когда коммунисты в Китае праздновали свою полную победу. Разгромленный Гоминьдан спасся на Тайвани, удержав еще и два крохотных прибрежных островка Куэмой и Мацу – их-то и стали постоянно с наступлением нового года обстреливать тяжелой артиллерией с берега Китая силы НОАК. В Вашингтоне встал вопрос: что делать в связи с этим? Следует ли продолжать оказывать помощь Чану Кайши, видя при этом как стремительно новый коммунистический Китай идет на сближение с СССР?

Тему внешней «красной угрозы» с внутренней увязал в своей речи 9 февраля в Уилинге, Западная Вирджиния, малоизвестный сенатор-республиканец от Висконсина Джозеф Маккарти³⁴⁹. Речь приурочена была ко дню рождения Авраама Линкольна, но сенатор говорил вовсе не об американской истории, а всецело о «мировом коммунистическом заговоре против Америки». «Холодная война», по мнению Маккарти, превращалась в нечто большее, нежели просто противостояние экономических систем – в священную войну за веру, в «крестовый поход».

«Наибо́льшая разница между нашим западным христианским миром и атеистическим коммунистическим миром не политическая, господа, а моральная. Например, марксистская идея захватывать землю и фабрики и управлять всей экономикой как единым предприятием является тут ключевой. Так же, как и изобретение Лениным однопартийного полицейского государства как способа заставить идею Маркса работать.

Разумеется, решительное использование Сталиным этих двух идей сделало многое для разделения мира. Однако только с этими различиями Восток и Запад наверняка могли бы жить в мире.

Однако настоящее отличие заключается в той религии аморальности, что изобрел Маркс, лихорадочно проповедовал Ленин и довел до невообразимой крайности Сталин. Эта религия аморальности, если победит «красная половина мира» – и, вполне возможно, господа, – эта религия аморальности нанесет бо́льший ущерб человечеству, чем любая мыслимая экономическая или политическая система.

Карл Маркс отверг Бога как обман, а Ленин и Сталин, очевидно, выразили свою решимость в том, что ни одна нация, ни люди, которые верят в Бога, не могут существовать бок о бок с их коммунистическим государством.

Карл Маркс, например, исключал из своей Коммунистической партии за любое упоминание таких вещей, как любовь, справедливость, человечность или мораль. Он назвал это «душевным бредом» и «ненужной сентиментальностью»…

Сегодня мы участвуем в окончательной и тотальной битве между коммунистическим атеизмом и христианством…

Чтобы не было никаких сомнений в том, что время (для битвы) уже выбрано, давайте обратимся непосредственно к сегодняшнему лидеру коммунизма – Иосифу Сталину. Вот что он сказал – не в 1928 г., не до войны, не во время войны, а через 2 года после окончания последней войны: «Думать, что коммунистическая революция может быть осуществлена мирно, в рамках христианской жизни и демократии, означает, что человек (который так думает) либо сошел с ума и потерял всякое нормальное понимание (вещей), либо прямо и открыто отвергает коммунистическую революцию»…

Дамы и господа, может ли кто-нибудь сегодня настолько ослепнуть, чтобы сказать, что война еще не началась? Может ли кто-нибудь еще не осознать, что коммунистический мир прямо заявил нам: время для войны настало?.. Что настало время для битвы между демократическим христианским миром и коммунистическим атеистическим миром?

Если мы не признаем этот факт, мы заплатим цену, которую должны будут заплатить те, кто ждет слишком долго.

Шесть лет назад в орбите советского влияния находилось 180 млн человек. В то время в мире насчитывалось примерно 1 млрд 625 млн человек. Сегодня, всего 6 лет спустя, 800 млн человек находятся под абсолютным господством Советской России – рост более чем на 400 %. С нашей стороны эта цифра сократилась до 500 млн человек. Другими словами, менее чем за 6 лет шансы изменились с 9 к 1 в нашу пользу до 8 к 5 против нас.

Это говорит о стремительности роста числа коммунистических побед и американских поражений в «Холодной войне». Как однажды сказала одна из наших выдающихся исторических личностей: «Когда рухнет великая демократия, она рухнет не от врагов внешних, а скорее всего, от врагов внутренних»³⁵⁰…

Причина, по которой мы оказываемся в состоянии неспособности (отразить удар), не в том, что наш единственный могучий потенциальный враг выслал людей для вторжения на наши берега, а скорее из-за предательских действий тех, к кому эта нация относилась так хорошо. Это не были менее удачливые представители меньшинств, а скорее те, кто имел все преимущества, которые только могла предложить самая богатая нация на земле – лучшие дома, лучшее образование в колледже и лучшие рабочие места в правительстве, которые только мы можем дать.

Это явно верно относительно Госдепартамента. Там блестящие молодые люди, родившиеся в рубашке, и оказались теми самыми предателями…

У меня тут список из 205 имен, которые известны и государственному секретарю как члены Коммунистической партии, и которые, тем не менее, все еще работают в Госдепартаменте и формируют политику Государственного департамента…

Как вы знаете, совсем недавно госсекретарь выразил свою лояльность человеку, виновному в том, что всегда считалось самым отвратительным из всех преступлений, – предательстве людей, оказавших ему большое доверие, – а это государственная измена…

Он (госсекретарь Ачесон – Д.О.) зажег пламя, которое приведет к моральному восстанию и закончит полыхать только тогда, когда весь этот ужасный хаос из лживых и ложных мыслителей будет сметен с национальной сцены, чтобы у нас в правительстве смогла родиться новая честь и порядочность»³⁵¹, – заявил сенатор.

Позднее сенатор обрушился на главу Госдепартамента Дина Ачесона лично и за его якобы «провальную политику в Китае». Обвинения эти звучали тем весомее, что еще 5 декабря 1945 г. бывший (до 26 ноября 1945 г.) посол США в Китае Патрик Джей Харли провел пресс-конференцию, где уже тогда признал, что коммунисты в Китае стали непобедимы, и «все напрасно», а все его (Харли) усилия как посла по помощи Гоминьдану «саботировались… про-коммунистически настроенными сотрудниками Госдепартамента». Тогда об этом много писали, но до какого-либо серьезного разбирательства дело не дошло, и спецпосланник президента генерал Джордж Маршалл был направлен в Китай для дачи своей оценки ситуации. Как известно, в своем докладе Маршалл, наоборот, признал бесперспективность борьбы Национального правительства и сам обрушился с критикой на режим Чана Кайши…

11 февраля Маккарти отправил президенту Трумэну официальное письмо со списком «предателей в Госдепартаменте», правда, в списке том было уже всего 57 «коммунистов», и, надо сказать, что никого конкретно по имени Маккарти из этого списка так и не назвал, что дало повод некоторым проницательным наблюдателям заподозрить сенатора в откровенной и наглой демагогии. Но демагогия у Маккарти была не простая – она била прямо в точку, центр напряжения общества, – его страх перед «мировым коммунизмом», который носил иррациональный характер. А потому страху нагнать на общество у сенатора поучилось. С этого времени в США берет свое начало весьма интересный культурный и социологический феномен, известный как Маккартизм. При нем «шельмование красных» перейдет на новую стадию в стране и приобретет характер некоей повсеместной и тотальной «охоты на ведьм», скоро ставшей фоном для внутренней политики и выборов.

После 14 февраля внимание на сенатора обратили даже на ТВ: словно бы подтверждались его худшие прогнозы – мировой коммунизм в лице двух крупнейших коммунистических держав мира оформлялся в блок, когда в Москве между Мао Цзэдуном и Сталиным был подписан Советско-китайский договор о дружбе и сотрудничестве, предполагавший в том числе и оказание друг другу военной помощи. С тех пор обвинения администрации Трумэна, его самого и ее ведущих членов в «оставлении Китая» (напомним, что об этом же говорил еще во время предвыборной кампании в 1948 г. и Томас Дьюи) будут неизменно раздаваться не только их уст правых и всевозможных «ястребов», но даже и из среды вполне умеренных демократов. Сенатор же Маккарти буквально от месяца к месяцу станет набирать политический вес и уверенность, переросшую вскоре в самоуверенность, которая наряду с его колоссальным самомнением и наглостью оказалась способной в прямом смысле запугать целую страну.

Обвинения Маккарти в адрес Госдепартамента США прозвучали столь серьезно, что на них не могли не отреагировать в Сенате – там единогласно проголосовали за проведение специального расследования в иностранном ведомстве. Для этого в структуре постоянного сенатского Комитета по международным делам тогда же, в феврале 1950 г., для проведения «полного и всестороннего изучения и расследования того, являются ли лица, нелояльные Соединенным Штатам, сотрудниками Государственного департамента», был создан особый Подкомитет по расследованиям (лояльности служащих Госдепартамента). Демократы получили там большинство, а возглавил его сенатор-демократ из Мэриленда Миллард Тайдингс, явный скептик относительно нападок Маккарти. Вообще же, демократы в Сенате, конечно же, не могли не воспринимать нападки Маккарти и на свой счет, следовательно, были возмущены подобными обвинениями в адрес Государственного департамента действующей демократической администрации! Уже тогда многие члены Подкомитета надеялись использовать предстоящие слушания, чтобы дискредитировать Маккарти. Сам Тайдингс как-то однажды сказал: «Дайте мне Маккарти хотя бы на 3 дня публичных слушаний, и он уже никогда больше не покажет свое лицо в Сенате»³⁵².

На самих же слушаниях Маккарти уже было не остановить: он перешел от безымянных обвинений к личным, указав на 9 конкретных лиц – профессиональных дипломатов, некоторые из которых, правда, уже не работали в Госдепартаменте или вообще никогда там не служили… Все они ранее уже были объектами различных расследований по трумэновской Программе лояльности. Впрочем, на протяжении всех слушаний Маккарти, хоть и использовал красочную и явно демагогическую риторику, но так и не представил никаких существенных доказательств в поддержку своих обвинений, к тому же настроил против себя всех коллег-демократов из Подкомитета. С самого начала его работа отмечалась жестким партийным противостоянием. В заключительном докладе, представленном демократическим большинством Подкомитета, содержался четкий вывод о том, что «лица, фигурирующие в «списке Маккарти», не являются ни коммунистами, ни про-коммунистически настроенными», а также, что «в Государственном департаменте имеется собственная эффективная программа лояльности сотрудников и безопасности информации». Тайдингс, представляя этот доклад, тоже за словом в карман не полез, и обрушился лично на Маккарти, заявив, что его обвинения – «не более, чем мошенничество и обман», а результатом действий Маккарти было «запутать и разделить американский народ… до степени, намного превосходящей надежды самих коммунистов». Многие газеты с восторгом восприняли выводы Подкомитета Тайдингса, напрасно считая все нападки на Госдепартамент оконченными. Напротив, слушания только накалили отношения между демократами и республиканцами, вдруг на удивление дружно горой вставшими за своего коллегу-однопартийца из Висконсина.

Эта борьба в последующем только усилится и отразится напрямую на грядущих президентских выборах. В защиту Маккарти тогда же яростно выступил сенатор Уильям Дженнер из Индианы, заявив, что Тайдингс сам виновен в «самом наглом обелении крупнейшего изменнического заговора в нашей истории»³⁵³. Сенат потом трижды голосовал за то, принимать отчет Подкомитета к сведению или нет, и каждый раз голосование жестко было разделено по партийным линиям. В виду такой неопределенности некоторая тень сомнений в глазах американских обывателей нависла над Госдепартаментом и всей демократической администрацией Трумэна…

Gallup 5 апреля представил новый рейтинг республиканских политиков, продемонстрировавший уверенное единоличное лидерство Эйзенхауэра – 37 %. Далее шли Тафт – 17 %, Дьюи – 15 %, Стассен – 12 %, Уоррен – 5 %, Ванденберг – 5 %, Брикер – 3 % и другие – 1 %, а 8 % не определились. В то же время вышедший вслед опрос популярности демократов показал сверхуверенное лидерство президента Трумэна – 45 %. Вторым с большим отрывом шел верный ему лоялист Баркли – 14 %. Франклин Рузвельт-мл. имел 13 %. Новым именем в списке оказался бывший член Кабинета, экс-генеральный почтмейстер США Джеймс Фарли из Нью-Йорка – 6 %.

Весной перед президентом в виду очевидного успеха коммунизма в Китае, а потому и в мире, учитывая людские ресурсы этой страны и ее влияние в регионе Восточной Азии, встал вопрос возможной актуализации или даже корректировки всей американской доктрины сдерживания. Необходимо было также спешно просчитать новые возможности СССР в плане наращивания его ядерной мощи. Госдепартаменту и Пентагону поручено было тщательно проверить и вновь сформулировать цели США в области мира и войны, и четче прописать характер влияния этих целей на стратегические планы США – причем, на все будущие годы. Для решения этих задач была создана специальная аналитическая группа во главе с преемником Кеннана в Отделе по планированию Госдепартамента, даровитым стратегом Полом Нитце³⁵⁴. Его начальник Дин Ачесон также принимал участие в работе. Оба они были убежденными «ястребами», а Нитце, в отличие от Кеннана, говорил уже не о «сдерживании», а об «откате» коммунизма (что позднее выразилось в концепции «отбрасывания»). Такие подходы подразумевали более агрессивную стратегию и, в первую очередь, необходимость ведения самой настоящей гонки вооружений, прием не только ядерных и термоядерных – по сути, это была концепция настоящего «балансирования на грани войны»³⁵⁵. 7 апреля 1950 г. группа Ачесона и Нитце представила президенту сверхсекретный (top secret) отчет, обозначенный как «Директива Совету нацбезопасности № 68» (СНБ-68 / NSC-68)³⁵⁶. Трумэн же передал документ в СНБ для дальнейшего рассмотрения 12 апреля.

Главной мыслью Директивы – буквально рефреном проходящей через весь этот многостраничный документ – было то, что те ограничения, которые президент ранее устанавливал для расходов на оборону США, были слишком жесткими, а потому необходимо было наращивать оборонную мощь всецело. СНБ-68 прямо призывала утроить военные расходы до 40 или 50 млрд долл. в год! А все потому, что у США теперь были, как считали авторы Директивы (главным образом Нитце) куда как более глобальные цели – не просто сдерживать мировой коммунизм, а стараться «вызвать коренные изменения в характере советской системы, сорвать планы Кремля».

«Простого отслеживания планов Кремля уже недостаточно, так как отсутствие порядка в международных отношениях приобретает форму, с которой уже нельзя не считаться. Этот факт накладывает на нас, что к тому же в наших же собственных интересах, обязательства мирового лидерства. А это требует от нас усилий, подразумевающих соответствующие риски…», – гласил документ.

Под рисками подразумевалось наращивание, прежде всего, ядерного потенциала, а также всех видов вооружений, включая авиацию, системы ПВО и ВМФ. С учетом ядерной гонки США необходимо было также, подчеркивалось в Директиве, срочно создавать собственную эффективную национальную систему гражданской обороны. Оценки перспектив наращивания СССР ядерной мощи, содержащиеся в СНБ-68, были просто пугающими. Так, в Директиве говорилось со ссылкой на ЦРУ, Госдепартамент, разведки армейских, военно-морских, военно-воздушных ведомств, а также данные Комиссии по атомной энергии, что Советский Союз будто бы располагает производственными мощностями, которые позволят ему иметь к середине 1950 г. 10–20 атомных бомб, в 1951 г. – 25–45; 1952 г. – 45–90 и к 1954 г. выйти на уровень в 200 бомб. Более того, «со временем атомный потенциал СССР увеличится до такой степени, что при условии внезапности и не более эффективного противодействия, чем то, которое нами сейчас планируется, нельзя будет исключать возможности нанесения превентивного удара». Одним словом, в документе прямо не исключался факт развязывания Соединенными Штатами ядерной войны против СССР. И это притом, что в действительности Советы располагали в том же 1950 г. всего лишь… 5 бомбами!

Необходимость участия в термоядерной гонке также указывалась прямо: «Если СССР разработает термоядерное оружие раньше Соединенных Штатов, то это приведет к значительному увеличению рисков, связанных с усилением давления со стороны СССР на свободный мир, а также риск нападения на США. Если США разработают термоядерное оружие раньше Советского Союза, они смогут в течение какого-то времени оказывать усиленное давление на СССР». Риски колоссального увеличения в стране военных расходов при этом назывались «оправданными и необходимыми».

Следует сказать, что даже представители Пентагона в СНБ первоначально были просто шокированы подобными указаниями и прямо воспротивились предложениям Директивы, которые превысили бы существующий потолок расходов на оборону в 12,5 млрд долл. Сам Трумэн не поддерживал СНБ-68 именно по той же причине – Директива прямо призывала вогнать страну в гонку вооружений таких масштабов, что это вызвало бы риск новой войны, то есть «Холодная война» стала бы «горячей», и притом – ядерной (впрочем, дорогостоящая программа создания в США водородной бомбы и соответствующих испытаний была уже тогда запущена – ранее, чем была сформулирована Директива). Президент полагал, что документ слишком туманный и не содержит определенных программ, к тому же он очень гордился предыдущим своим ограничением расходов на оборону и послевоенной реконверсией. Трумэн отправил документ обратно в Госдепартамент для дальнейшего рассмотрения. Тем не менее, сверхсекретная Директива прописывала новые основания для стратегии Америки в «Холодной войне». И если эту стратегию не утвердили тогда же, это еще на значило, что ее совсем отвергали на высшем уровне – в любой момент рекомендациям СНБ-68 мог быть дан ход.

Пока же на публике президент защищался от нападок в «мягкости по отношению к коммунизму», пытаясь одновременно сохранить свой образ прогрессиста и либерала. Например, 24 апреля, выступая в отеле «Statler» в Вашингтоне на вечере Федеральной ассоциации юристов, Трумэн под бурю оваций заявил, заочно отвечая в том числе и самому Джо Маккарти:

«Теперь я расскажу вам, как мы не будем бороться с коммунизмом. Мы не собираемся превращать наше прекрасное ФБР в тайную полицию, типа Гестапо. А это как раз то, что хотели бы сделать некоторые люди. Мы не будем пытаться контролировать, что наши люди читают, говорят, и о чем думают. Мы не собираемся превращать Соединенные Штаты в правую тоталитарную страну, чтобы противостоять левой тоталитарной угрозе.

Короче говоря, мы не собираемся покончить с демократией. Мы собираемся сохранить Билль о правах. Мы собираемся сохранить те старинные, с таким трудом добытые свободы – свободы, для сохранения и защиты которых вы, господа юристы, так много сделали!»³⁵⁷