Текст книги "Америка выбирает: от Трумэна до Трампа. Президентские выборы в США с 1948 г. Книга 1. Выборы 1948–1956 гг"

10 ноября формироваться стал настоящий политический проект по привлечению генерала на арену президентской гонки – «Проект Эйзенхауэр». Проект этот имел серьезную основу – и не только финансовую. Экс-лидер республиканцев и двукратный кандидат в президенты Томас Дьюи, очевидно, не хотел выставляться снова и обратился к Айку. К себе в Нью-Йорк он пригласил близкого к генералу человека, Льюиса Клея, и тот прибыл на встречу с Дьюи и руководством его штаба в 1948 г. Присутствовал экс-глава штаба Герберт Браунелл, крупный нью-йоркский юрист, и Габриель Ходж, советник Дьюи по экономике. Приглашен был также умеренный республиканец, сенатор от Массачусетса Генри Кэбот Лодж, показавший себя активнейшим сторонником идеи привлечь генерала в политику. На встрече губернатор Нью-Йорка всецело поддержал возможную кандидатуру генерала и обязался предоставить в его распоряжение всю свою бывшую команду. Решено было, что Лодж с 17 ноября займется координацией будущей (все еще только возможной!) избирательной кампании Эйзенхауэра. Лодж не был человеком Дьюи, и 4 года назад вообще поддерживал такого же, как он, умеренного республиканца Ванденберга, но теперь ему уже вполне доверяли – Лодж покорил всех своим неподдельным энтузиазмом по поводу кандидатуры Айка. В завершении встречи Дьюи сказал: «Не забудьте, что надо собрать чертову уйму денег»³⁷⁵.

Между тем, поле кандидатов постепенно расширялось: 14 ноября свою кандидатуру вот уже второй раз подряд выставил сверхпопулярный у себя в штате губернатор Калифорнии Эрл Уоррен. Правда, он сразу дал понять, что не намерен участвовать в кампании по всей стране, но на своей вотчине он был несомненным «любимчиком».

16 ноября рейтинг президента, согласно Gallup, опустился до 22 %, что стало самой низшей точкой его популярности. Непосредственным поводом для такой реакции общественности был полный провал мирных переговоров в Кэсоне и возобновление войны. В прессе появились даже полубредовые предположения о возможном советском ядерном ударе по США! На Капитолийском холме весьма болезненно реагировали на это. Например, молодой сенатор от Техаса Линдон Джонсон говорил о советском участии в Корее как об… «агрессии по отношению к США» и грозил советским представителям в ООН: «Следующая агрессия будет последней… Мы нанесем ответный удар, и не только по вашим сателлитам, но и по вам… со всей ужасающей мощью, которой мы располагаем, и это будет сокрушающий удар»³⁷⁶. К слову, примерно тогда же полностью готовые к применению атомные бомбы были доставлены на американскую авиабазу на о. Гуам в Тихом океане.

Вскоре Эйзенхауэру доложили о встрече «его людей» в штабе у Дьюи в Нью-Йорке, на что он ответил, что в принципе согласен выдвигаться – но только, если «выдвижение будет честным», при этом сам он ничего делать для «продвижения» своей кандидатуры не будет, но помощь движения «Граждане за Эйзенхауэра» все-таки примет. В письмах же друзьям он все еще сетовал на то, что устал от уговоров, так как совсем не горел желанием стать президентом³⁷⁷…

Уговоры, однако, продолжались. Друзья просили позволить им объявить общественности, что «генерал – республиканец», пока было еще на поздно, поскольку Тафт все время призывал партию сплотиться вокруг него самого, ведь неясно же было, к какой партии принадлежит Эйзенхауэр. Айк уступил части уговоров и в общем-то разрешил младшему брату Милтону, который тогда был президентом Пенсильванского университета, публично заявить, что в семье Эйзенхауэра «всегда голосовали за республиканцев». Это было пока единственное, на что был согласен генерал. В его ближнем кругу уверяли, что в это время в нем росло чувство отвращения к политике. Из Парижа он писал: «Каждый новый день лишь еще больше отвращает меня от личного участия в любой политической деятельности»³⁷⁸.

Неясность в результате только росла. Автомагнат и бывший глава ЕСА (Управления экономического сотрудничества) Пол Хоффман писал Эйзенхауэру в Париж 5 декабря: «Хотите вы того или нет, но вам придется считаться с тем фактом, что вы единственный сегодня, кто способен: во-первых, спасти Республиканскую партию, во-вторых, установить в Соединенных Штатах вместо царящей ныне атмосферы страха и ненависти атмосферу доброжелательства и уверенности, и, в-третьих, повести страну по дороге к миру»³⁷⁹.

Тафт тем временем начал поездки по стране, чтобы привлечь на свою сторону как можно больше местных парторганизаций. На счету была теперь каждая неделя, если не день, думали сторонники Айка. 8 декабря к Эйзенхауэру обратился Лодж, ставший настоятельно советовать генералу, ни много ни мало, вернуться в США и срочно вступать в гонку, иначе будет поздно, и Республиканская партия «сдрейфует» в сторону консерватизма и изоляционизма. Такие метания были вызваны заметным ростом популярности Тафта среди республиканцев. Опытный политик, он уже начинал серьезную кампанию, и в начале декабря их разница в рейтингах с Эйзенхауэром составляла уже всего 2 %! Тафт получил 28 %, в то время как у Айка было всего 30 %. На третье место неожиданно вышел спутавший все карты в раскладе республиканцев генерал Макартур – 14 % (впору было говорить о появлении целого «фактора генералов» в американской политике), следом шел набиравший ход «любимчик» Калифорнии, губернатор Уоррен – 11 %.

В письмах друзьям в США Эйзенхауэр ответил отказом, подчеркнув, что вообще-то он находится на действительной военной службе, а потому его вступление в гонку «будет означать неисполнение воинского долга – и чуть ли не нарушение присяги»³⁸⁰. На этот раз генерал был предельно строг: он дал ясно понять, что намерен сосредоточиться на работе в военной структуре НАТО, и даже организация «Граждане за Эйзенхауэра» должна быть распущена. Никаких политических заявлений он сам делать не может, заверил он, пока не пройдет заседание Совета НАТО в Лиссабоне в конце февраля, или пока он не выступит с годовым отчетом в апреле 1952 г. Соратников же он успокоил тем, что после этих сроков, вероятно, примет иное решение. Пока же ни до каких дебатов с Тафтом он «снизойти» не может…

Зимой Корейская война фактически зашла в тупик. Хотя переговоры уже были запущены, но проходили они медленно и крайне тяжело, и постоянно прерывались. Еще 27 ноября 1951 г. обе стороны договорились о проведении демаркационной линии по 38-й параллели. В декабре военные операции практически затихли. Зато нарастали массированные авиабомбардировки Северной Кореи, которыми США планировали вынудить коммунистов скорее пойти на мир и обмен пленными.

О президенте Трумэне, которого поддерживало меньше четверти населения, говорили теперь открыто как о самом непопулярном президенте (с начала составления регулярных рейтингов в 1936 г.). Даже в Белом доме всерьез теперь подумывали о некоем «спасителе» для демократов. Таким «спасителем» часть истеблишмента также видела Эйзенхауэра. «Зондаж» его возможной кандидатуры вновь решил предпринять сам президент – Трумэн захотел раз и навсегда удостовериться, будет ли генерал баллотироваться от Демократической партии, или нет? Трумэн написал Эйзенхауэру официальное письмо в декабре, спрашивая прямо: «Я хотел бы, чтобы вы сообщили мне, что вы намерены делать с выборами президента?» На что Эйзенхауэр ответил: «Я не чувствую, что у меня есть какая-либо обязанность добиваться своей кандидатуры»³⁸¹.

Середина декабря преподнесла, согласно опросу Gallup, некоторую неожиданность: у республиканцев вперед вышел Тафт, единственный из всех кандидатов ведущий настоящую кампанию. Он получил уверенные 34 %. Макартур получил 21 %, а Уоррен – 19 %. Загвоздка была в том, что это был особенный опрос: в нем специально оговаривалось, что он учитывает рейтинг политиков-республиканцев без Эйзенхауэра. Рождественский опрос Gallup все расставил на свои места: Айк снова был лидером с 35 %, но Тафт буквально дышал в спину с 32 %.

27 декабря в приближающейся президентской гонке появился еще один кандидат – либеральный республиканец и ярый антикоммунист Гарольд Стассен выдвинулся вновь. Скептицизма относительно его кандидатуры на этот раз добавляла его явная непопулярность, ведь в декабре рейтинг Стассена составлял всего от 3 до 6 %.

Если итоги 1951 г. в общественной среде оказались удручающими, то в экономике – наоборот, довольно успешными. ВВП США вырос на 8 % (второй год подряд – после 8,7 % в 1950 г., что давало весьма внушительный показатель в 16,7 % роста всего за 2 года!), а безработица по сравнению с 1950 г. сократилась на 2 %, составив всего 3,3 %. К тому же, наряду со столь впечатляющим ростом экономики, администрации удалось не просто сбалансировать госбюджет, но и вновь добиться профицита – в 6,1 млрд долл. Несмотря на войну и колоссальный рост военных расходов, социальные расходы в бюджете удвоились – с 800 млн до 1,6 млрд долл.! Белый дом пытался называть «успехом» и то, что инфляция осталась на том же уровне, что и годом ранее – 6 %. Но общество это никаким «успехом» не считало. Так, цены на продовольствие выросли на 7,1 %, медобслуживание подорожало на 5,8 %! Бензин подорожал на 2 %³⁸².

Эти последние два показателя, а вместе с ними еще и довольно низкий уровень средней оплаты труда рабочих и составили причину значительного общего недовольства, накопившегося в американском обществе к зиме с 1951 на 1952 гг. Атмосфера в обществе оставляла желать лучшего. В своей вышедшей в конце года статье «Пропаганда и массовая неуверенность»³⁸³ известный публицист и, к слову, бывший разведчик, Гарольд Лассвел рисовал, подводя итоги 1951 г. в США, гнетущую атмосферу тревоги, всеобщей подозрительности и неуверенности американцев. «Средний американец запуган до того, что стал бояться покупать даже либеральные журналы; он даже боится, как бы на его лице не прочли каких-нибудь “опасных мыслей”», – писал он.

В прессе на волне коррупционных скандалов в администрации и неудачной войны в Корее писали о некоей всеохватной «зиме недовольства», которая обязательно скажется уже очень скоро – в следующем году, году всеобщих выборов…

С самого начала нового года сторонники Айка работали без устали. 4 января Лодж пошел на большой для себя репутационный риск и решил действовать даже без прямого одобрения Эйзенхауэра. Он сделал публичное заявление о том, что генерал – республиканец, и что его имя внесут заочно после предоставления нужного числа подписей и всех необходимых бумаг в бюллетень для республиканских праймериз в Нью-Гемпшире этой весной. Заявление Лоджа оказалось настолько громким и резонансным, что ему даже поначалу не поверили, сочтя дешевой «уткой»! От журналистов он отбивался в стиле: «Спросите Эйзенхауэра сами…»

Шумиху было уже не унять, и на следующий день, 5 января, Эйзенхауэр весьма неохотно одобрил действия Лоджа, но сам, тем не менее, уклонился от прямого ответа на вопрос, будет ли он выдвигаться, или нет? В этом же заявлении он не одобрил деятельности «Граждан за Эйзенхауэра», хотя и подчеркнул, что все американцы свободны «объединяться в поисках общности взглядов». «Ни при каких обстоятельствах не попрошу я освободить меня от занимаемого ныне поста, чтобы добиваться выдвижения на политический пост, и не приму участия в предсъездовской работе», – довольно категорично отрезал генерал.

8 января его заявление полностью напечатала у себя «The New York Times», явно благоволившая Айку. Статья была выдержана в хвалебных тонах, и вся сопровождалась намеками на то, что Республиканская партия наконец-то «обрела настоящего лидера». Весь январь признание, что «Эйзенхауэр – республиканец», было главной политической новостью в США. Демократы были явно обескуражены, ведь их перспективы заметно стали тускнеть – им оставалось теперь только надеяться, что генерал все же останется верным присяге верховному главнокомандующему – президенту-демократу, и не покинет Париж. Но до лета, когда партии должны были выдвинуть своих кандидатов, еще оставалось очень много времени.

Пока же Тафт собирал вокруг себя всех консервативных республиканцев. Уже было ясно, что наибольшая поддержка у него была на Среднем Западе и в некоторых частях Большого Юга – в сумме это были сотни потенциальных делегатов на съезде партии. Штаты Среднего Запада издавна считались оплотом консерватизма – причем, в обеих партиях. К тому же, местные республиканцы еще и стояли со времен ФДР на изоляционистских позициях и отличались неприязнью к Европе, в частности, к Великобритании. Местные крупные фермеры и жители городов «приграничных штатов», например, вполне обычным для себя образом прямо заявляли, что британцы, по их мнению, манипулировали внешней политикой США и стремились уступить Советскому Союзу. Молодежь Среднего Запада была более либеральна, но среди нее было много ветеранов Второй мировой войны, теперь еще и ушедших воевать в Корею, а потому не питавших симпатий к СССР. На эти категории избирателей и была нацелена кампания Тафта. Сенатор был очень амбициозен. Нельзя забывать, что он уже безуспешно добивался своего выдвижения от республиканцев и в 1940 г., и в 1948 г., оба раза проиграв умеренным…

Теперь же Тафту было уже 63 года, и он чувствовал, что в 1952 г. настал его последний шанс попытаться стать президентом, поэтому его штаб, и он сам приложили все возможные усилия, чтобы добиться победы. Координаторы Тафта активно занимались сбором денег, а сам он поехал по стране со «свисточным туром» на поезде. Он много говорил на тему внешней политики и «красной угрозы», показав себя жесточайшим «ястребом». 21 января Тафт высказался по спорному вопросу Маккартизма и заявил, что «прокоммунистическая политика Госдепартамента полностью оправдала» обвинения Маккарти, высказанные в адрес этого учреждения.

Демократы же тем временем получили своего первого официального кандидата. 23 января на пресс-конференции в Вашингтоне, прямо в зале Сената о своем выдвижении заявил Истес Кефовер. Так что прогнозы многих журналистов на его счет совершенно оправдались. Сенатор в частности заявил, что он «гордится» достижениями Демократической партии во внешней политике и «экономическими и социальными ее успехами», но администрация Трумэна при этом «сделала недостаточно для искоренения коррупции в правительстве». Свою кампанию сенатор был намерен строить на теме борьбы с коррупцией, что было актуально, и к тому же нравилось простым американцам. Также Кефовер заявил, что будет искать поддержки делегатов, участвуя в максимальном числе праймериз того года.

Январь года выборов заставил Трумэна как президента-демократа, то есть формального лидера своей партии, срочно думать о ее политическом будущем и даже о выживании. Прекрасно видя свою непопулярность, и исключив кандидатуру Эйзенхауэра, он, конечно же, еще не решил сам выходить из гонки, но оценивал свои шансы низко, – а потому следовало спешно найти наиболее подходящего кандидата, который бы не расколол партию, как это сделал он сам в 1948 г. Очевидно, что складывающееся к тому времени неофициальное поле потенциальных кандидатов от Демократической партии (а пока выдвинулся только один Кефовер) не могло устроить президента – среди участников опросов не было ни одного серьезного политика, способного претендовать на победу на общенациональном уровне, считал Трумэн.

Возможность же выдвижения Айка от GOP по-настоящему пугала, потому что не трудно было догадаться, что такая популярная в стране фигура, как генерал Эйзенхауэр, вполне себе способна выиграть выборы – но тогда бы к власти приходила другая партия, притом жестко оппозиционная. В конце января Белый дом решил проводить негласные частные консультации с возможными кандидатами-демократами. Выбор Трумэна пал на прогрессивного и довольно популярного у себя в штате губернатора Иллинойса, 52-летнего Эдлая Стивенсона. Он проработал во множестве федеральных агентств во времена рузвельтовской политики «Нового курса» и считался притом совершенно умеренной фигурой в болезненном для Юга вопросе «прав штатов». Главное же, Стивенсон зарекомендовал себя лоялистом Демократической партии, но вместе с тем и борцом с коррупцией – а это могло очень сильно пригодиться в предстоящей борьбе.

Вернувшись с закрытой встречи с Трумэном, Стивенсон рассказал знакомому журналисту: «Я только что вернулся из Белого дома. Президент хочет, чтобы я спас мир от Дуайта Эйзенхауэра»³⁸⁴. Точное содержание беседы в Овальном кабинете не известно: свидетельства самих участников разнятся. Так, например, Стивенсон вспоминал, что президент настоятельно пытался убедить его выдвинуть свою кандидатуру на пост президента, но он отказался, заявив, что хочет баллотироваться в губернаторы еще раз. Сам же Трумэн говорил, что Стивенсон был буквально поражен сделанным ему предложением, и не дал определенного ответа: будет ли он кандидатом, или нет.

На том встреча и кончилась, так и не внеся никакой ясности. Но, так или иначе, в прессе что-то «пронюхали» на сей счет, и 28 января был организован настоящий «слив» информации, когда популярный журнал «Time» вышел со Стивенсоном на обложке, а это что-то значит! В статье губернатор Иллинойса был романтично назван «Сэром Галахадом», «рыцарем без страха и упрека», но пока еще не кандидатом. Примечательно, что за спиной у Стивенсона был изображен силуэт штата Иллинойс и метла как символ борьбы с коррупцией…

Попытки воздействия на главкома НАТО так и не стихали – «наступление» на генерала вели как многочисленные друзья, так и всевозможные политики, действующие, и отставные. В ход шли самые разные аргументы, в том числе и то, что якобы сам американский народ желает видеть именно его, Дуайта Эйзенхауэра, сначала кандидатом, а потом и… главой государства. Этот аргумент был самым сильным. В конце концов именно он и сработал. Случилось это 11 февраля, когда в Париже генерал получил целый ворох свидетельств, говорящих о его неподдельной популярности в США. Так, 24 общенациональных и региональных издания, включая «The New York Times», официально поддержали Эйзенхауэра, а сенатор-демократ из Иллинойса Пол Дуглас даже предложил обеим партиям выбрать в особом порядке Эйзенхауэра кандидатом в вице-президенты на предстоящих выборах. В тот день в гости к Айку в Париж прилетела Жаклин Кохрейн, супруга крупного финансиста и донора Республиканской партии Флойда Одлума. С собой у нее был особый подарок генералу с родины – 2-часовой фильм «Серенада Айку», представлявший собой кинохронику митинга в поддержку Эйзенхауэра в Мэдисон-сквер-гарден в Нью-Йорке. Митинг этот был организован местным активом «Граждан за Эйзенхауэра» при участии людей губернатора Дьюи. Изначально организаторами на мероприятие было заявлено 16 тыс. человек зрителей, но на митинг пришло более 25 тыс. человек – весь огромный зал и галерея были заполнены под завязку. Мобилизована была полиция Нью-Йорка и пожарные…

На кадрах фильма хорошо был виден огромный и неподдельный энтузиазм толпы сторонников Айка. Они распевали песню про то, как все «они любят Айка» (в словах был использован неофициальный слоган «Я люблю Айка!» / «I like Ike!»), кричали, а в роли конферансье на митинге был сам Кларк Гейбл, звезда Голливуда! Как вспоминала Кохрейн, по окончании просмотра фильма Эйзенхауэр предложил ей выпить. Все были в приподнятом настроении, и тогда она не смогла удержаться и предложила недвусмысленный тост: «За президента!» По ее воспоминаниям, у генерала в этот момент «слезы хлынули из глаз, а сам он был так потрясен…» Тогда же участники встречи сошлись на том, что Эйзенхауэр должен как можно скорее публично заявить о своем согласии баллотироваться и возвращаться в США. Кохрейн прямо сказала Айку: «Если вы не сделаете заявления, кандидатом станет Тафт». В свою очередь Эйзенхауэр попросил ее по возвращении в Нью-Йорк передать своему помощнику Клею, что он (Эйзенхауэр) ждет его для разговора. В конце он добавил, как бы между прочим: «Можете сказать Биллу Андерсону (одному из создателей и активистов «Проекта Эйзенхауэр» – Д.О.), что я намерен выставить свою кандидатуру…»³⁸⁵ Это был поворотный момент!

Сам же Тафт проводил кампанию в Нью-Гемпшире, где скоро должны были пройти первые праймериз. Свою речь 12 февраля он посвятил внешней политике. «Последний шанс удержать Сталина от захвата всей Азии при его планах по подготовке к нападению непосредственно на США состоит в том, чтобы США вооружили националистические силы Чана Кайши для их вторжения на материк», – в привычном жестком стиле заявил сенатор.

Опрос Gallup того же дня показал: у Айка и у Тафта был равный рейтинг – 33 %, что было расценено как опасная для генерала тенденция. 14 % имел генерал Макартур, 8 % было у Уоррена, а Стассен имел только 5 %. Но у демократов неожиданность была не меньшая: Трумэн все еще лидировал с 36 %, но в спину ему дышал новичок на политической арене, к тому же, уже выставивший свою кандидатуру – сенатор Кефовер, который имел уже 21 % популярности! Вице-президент Баркли получил 17 %, а следом шли два южанина-сегрегациониста, сенатор Ричард Рассел из Джорджии – 8 % и вирджинец Гарри Бёрд – 7 %. Председатель Верховного суда США Винсон имел 6 %.

Примечательно, что вскоре, 28 февраля, сенатор Ричард Рассел, видимо, помня свой относительный успех на съезде 1948 г., сам официально выставил свою кандидатуру в президенты от Демократической партии. Президентская гонка медленно, но неуклонно набирала ход.